"Полукровка" - читать интересную книгу автора (Гореликова Алла)

11. ТЬМА И ЗВЕЗДЫ

В шлюзе холодно.

Мы сидим на полу спина к спине, скованные друг с другом за руки парными браслетами.

Мне холодно, а Алик и вовсе дрожит крупной дрожью, с его-то человечьей чувствительностью; и через эту дрожь я всей спиной ощущаю, как стучат его зубы. Впрочем, Аликова спина хоть немного меня греет. Моя, наверное, греет его сильнее.

— Я дарю вам эту ночь, — сказал вечером светлейший илловский главарь, капитан захватившей нас «гадюки». — Думайте. Утром, если надумаете, дайте себе труд попросить пощады до укола. Потом будет поздно.

С каким удовольствием я... ой, нет! Не надо. Проклятые браслеты, и помечтать не дадут!

Светлейший командир и медик-ксенозоолог. Вот именно, зоолог! Ладно, я не буду думать, как хочется мне с вами расправиться. Вы славно поизмывались над нами. Но найдется управа и на вас.

Пол рядом с нами медленно покрывается инеем. Интересно, сколько времени прошло? Мне кажется, что ночь уже на исходе.

— Как думаешь, долго еще? — спрашиваю я Алика. — Прошло десять часов?

— Часа три, не больше, — клацает зубами Алик. — Через десять я в сосульку превращусь.

Мы снова замолкаем.

Я занимаю немножко времени, детально завидуя Алику: он и впрямь к утру замерзнет так, что потеряет всякую чувствительность. И, может быть, приготовленная для нас смерть покажется ему естественным продолжением этой ночи. Счастливчик, он всю дорогу вырубался первым. Слабым достается меньше, делаю я вывод, но им самим так не кажется, так что завидовать глупо. Алик, может, завидует сейчас мне. А конец один.

— Альо, — шепчет вдруг Алик. — Альо, ты слышишь?

— Куда ж я денусь.

— Альо, прости меня.

— За что?

— За то, что я сейчас решил. Мне рано умирать.

Забывшись, я пытаюсь повернуться. О браслетах напоминает толчок боли и придушенный стон Алика. Жаль. В лицо бы взглянуть.

— Альо, ведь тебе тоже страшно, я знаю, — шепчет Алик. — Тебе тоже рано умирать. Давай останемся вдвоем, а, кошка?

Первый мой порыв — вцепиться подлецу в морду — к сожалению, неосуществим. Второй — напомнить ему, как человеку, чем расплачиваться придется, — я отметаю по той простой причине, что он и сам должен понимать такие элементарные вещи. И я цежу сквозь зубы, превозмогая все усиливающуюся боль:

— Заткнись.

И приказываю себе успокоиться.

И думаю: теперь мне будет страшнее. Это тоже, наверное, подло, но мне легче думать о смерти рядом с Аликом. Мне страшно ждать одной. У людей это называется моральной гибкостью, думаю я. Алик у нас получается гибкий, а я упрямая. Упёртая, говорит он. Но на самом деле я просто боюсь иллов. Боюсь больше, чем смерти. Даже больше, чем обещанной нам «не-совсем-смерти» — в которую, кстати, я не очень-то верю. У каждого свой страх, приходит не моя какая-то, слишком гибкая для меня мысль. Я делаю попытку думать по-человечьи: вот я, человек, морально гибкий, но честный (Алик честен), я ненавижу иллов (уж Алик их ненавидит, это точно), но я не хочу умирать... нет, не то! Не так! Алик не настолько трус, я знаю! Может быть: я не хочу умирать без пользы? Но если так...

— Алик?

— У? — вопросительно мычит он, а я спохватываюсь: что я хочу сказать? Учитывая, что меня услышит не только Алик?

— Прости, — говорю я.

— За что? — хмыкает мой товарищ по этой ночи, по плену, по неудавшейся попытке прорваться к Нейтралу... мой товарищ Алик, который счел, что ему рано умирать.

— За упертость, — сердито отвечаю я. Может, он поймет. Может, и он гадает сейчас с надеждой: пойму ли я. Если я не ошиблась, конечно.

— Каждый выбирает за себя, — бормочет Алик. — Жаль.

И мы молчим дальше. Теперь уже до утра. Мы так же прижимаемся друг к другу спинами, экономя последние крохи тепла. Не знаю, о чем думает Алик, а я стараюсь не думать вообще. Изо всех сил стараюсь. Мне страшно, очень страшно. Я боюсь, что изощренные иллы придумают для меня что-нибудь новенькое. Что на самом деле назначенная на утро казнь — блеф, затеянный ради одного — этой жуткой ночи ожидания. И утром вместо короткого ритуала, за которым — тьма, меня ждет... Я мотаю головой. Я изо всех сил стараюсь не думать, но — не получается.

Тогда я начинаю думать о том, чего хотят иллы. Места? — им хватит места в родной системе лет на тысячу. А ведь есть еще колония на Аливаре, да и на планете, отведенной под резервацию, они тоже могли бы жить сами... кстати, они называют ее Полигон, вот, и в плену можно узнать что-то, к чему только. Пищи, ресурсов? — была б у них нехватка, на Нейтрале бы знали. Биржевики такие вещи отслеживают четко. Зачем еще можно воевать? Их никто не притесняет, им совершенно не с чего беспокоиться о будущем. Процветающая раса. Гады. Ненависть топорщит шерсть на загривке. Бессильная, горькая ненависть. Спокойно, Альо, спокойно. Помни о браслетах, кошка.

— Ты не передумала? — спрашивает вдруг Алик.

— Нечего мне с ними делать.

— Дура.

— Знаю.

— Кошка упёртая. Подохнешь ни за что.

— Заткнись.

Вот и кончилась ночь.

Всё проходит тихо и по-деловому. Охрана вытягивается вдоль стен. Медик-ксенозоолог снимает с нас браслеты и, отступив на шаг, показывает две ампулы. Самые обычные пластиковые ампулы. Главный ценитель действа, светлейший командир светлого воинства, издевательски вежливо спрашивает:

— Последнее слово будет?

— Да, — почти выкрикивает Алик. — Я согласен, я всё расскажу и всё сделаю, что скажете, клянусь!

Мы теперь свободны, и вряд ли охрана успеет помешать мне, но я ничего не делаю. Только поворачиваюсь и смотрю — наконец-то! — в его глаза. Обыкновенные глаза, и ничего по ним не прочитаешь. А запах... тоже не поймешь, слишком много всего намешано. Права я или ошибаюсь? Может, я дура, но я верю Алику. Просто потому, что очень хочу верить. Я могла бы тоже рискнуть... но я боюсь. Не та у меня хватка для двойной игры. Поэтому я молчу. Одна ампула возвращается иллу в карман, Алика отводят в сторонку. Ассистент гада-«зоолога» цепко берет меня за плечо и загривок, подставляя под укол артерию. Я и не думаю сопротивляться. Удар впрыскивателя, короткая тягучая боль. Тонкий, неуловимо прозрачный звон в ушах.

Легкий толчок в спину. Вместо люка уже мерцает мембрана. Значит, всё — правда. Значит, всё. Конец.

Зачем-то я считаю шаги. Два, четыре, шесть, восемь... на девятом я прохожу сквозь мембрану. К тьме и звездам.

К тьме и звездам, что ждали меня все это время...

Я не чувствую ни холода, ни боли. Вообще ничего. Вокруг — тьма, и далекие звезды, и уходящий корабль иллов, «гадюка» слишком знакомой уже мне модификации. Это — смерть? Я осознаю себя, я вижу, я думаю; я не могу шевельнуться, ни малейшего движения, даже глазами, но я не боюсь, я так спокойна, будто плавать в пустоте космоса, видеть, думать, ничего не чувствовать — мое естественное состояние. Это — смерть? Вряд ли. Но кто скажет, что это — жизнь?! Все мое существо противится такой жизни, но протест этот, и ужас, и горечь — всё тонет в царящем вокруг и внутри меня покое. И я смотрю на звезды — и думаю о звездах. Эта тема куда больше подходит для неспешных размышлений, чем иллы, война, Алик, разведка Конгломерата и мое позорное поражение. Это — вечность.

Корабль разворачивается медленно и осторожно. Корабль мне знаком. Модифицированная «гадюка» иллов. Может, даже та, что оставила меня здесь.

Я должна бы испугаться. Иллы, чего мне ждать от них! Но я не боюсь. Я смотрю на илловскую «гадюку» со спокойным равнодушием вечности. Тьма и звезды сделали меня выше высшей расы. Тьма, растворявшая меня в себе, звезды, растворявшиеся во мне. Все это время. Все время «не-совсем-смерти». То, что иллы считают самой страшной угрозой, оказалось совсем не страшным. Даже наоборот. После всего, что было со мной, разве может оказаться страшным кусочек покоя?!

«Гадюка» закончила разворот, против меня замерцала мембрана. Совсем близко. Не удивлюсь, если они привезли кого-то составить мне компанию. Это достойно илловской изощренности.

Но нет, выплывшая из люка фигурка — в скафандре. За мной, значит?

Я не чувствую прикосновения, но движение чувствую... или осознаю? Мы вплываем в гадючий шлюз, я еще успеваю подумать, что увижу сейчас, кто прилетел за мной: скафандр-то был человечий! — и тут... неужели воздух, нормальный воздух, может так обжигать?! Нет, хочу крикнуть я, не надо, пустите меня обратно... к тьме и звездам... но тьма, та тьма, что обрушивается на меня вместе с раскаленным, выжигающим легкие воздухом, без единой звезды. Без единого лучика света.

Тьма и звезды, и я во тьме среди звезд, и музыка, как удивительно подходит она... музыка? Ну да, я же слушаю музыку. Я слушаю музыку, лежа на чем-то мягком и уютном, в тепле и покое. И тьма — потому только, что глаза закрыты, а открывать их не хочется, слишком много сил уйдет. И шевелиться сил нет, зато музыка заставляет сердце биться в своем ритме, и это нравится мне. И музыка нравится, человечья явно, вот только слов не разобрать, хоть и попадаются вроде знакомые, а смысл ускользает.

Да что ж это? Чтобы я не поняла людской язык?!

Но эта музыка... человечья-то она человечья, вот только раньше я такой не слыхала. Ну не такая музыка у людей в моде была! Совсем даже не такая!

Сколько же времени прошло?

Я понимаю вдруг, что там, среди тьмы и звезд, времени не было для меня. Только вечность. Не-совсем-смерть, не-совсем-жизнь... сколько же лет утекло мимо меня?!

В какой мир я вернулась?

Разлепляю глаза. С трудом, словно тьма, из которой я выбираюсь, вся из смоляного клея. Звезды плывут передо мной. Звезды в бархатной тьме, сквозь сиреневый полумрак безжизненного корабельного воздуха; и привычное напряжение работающих на номинале гравитационников... летим. Обзорный экран во всю стену, невероятно уютная лежанка. Кораблик явно классом повыше тех, на которых случалось летать раньше. Или хозяин с запросами, тоже бывает. Подумаешь. Зато живая, живая, живая!

Медленно, осторожно поворачиваю голову. Наверное, хорошо сидеть вот так вот, с прикрытыми глазами в мягком кресле, с мечтательной улыбкой слушать музыку... ждать, пока я очухаюсь? Эх, Алик...

Я ухожу обратно в черный смоляной клей. Красивая музыка. Не надо торопиться, успею еще открыть глаза. Лучше расслаблюсь и получу удовольствие. Пока никто не пришел по мою душу.

Красивая музыка. Альо, ты же верила ему? А, кошка? Верила? Что ж у тебя кошки на душе заскребли? Думаешь, иллы слушают человечью музыку?

Уж очень она изменилась! Не такая была человечья музыка.

Почему они пришли за мной? Зачем?

— Эй, заснул ты, что ли?

— Заслушался. Классная у тебя коллекция. Я перепишу потом себе, ладно?

— Два рубля пятьдесят центов, и я сам тебе перепишу. Жалко мне, что ли, для хорошего человека.

Он-то что здесь делает?!

— Мурлыка! Хватит спать! Быстро открывай свои нахальные глаза, а то за усы дергать начну!

— Ты?! — я выдралась из расслабляющего сумрака сумасшедшим рывком. Все силы, кажется, ушли на то, чтобы сесть. — Ты!

— Ну да, я, — Блондин Вики плюхнулся рядом со мной. — Может, правда тебя за усы дернуть? Так на меня смотришь, словно это я, а не ты, вчера еще без скафандра за бортом гулял.

— А ты что здесь делаешь? — подозрительно спросила я.

— То же, что и ты, — ухмыльнулся Блонди, — лечу на Землю. Только ты пассажиром, а я, представь себе, капитан призовой команды.

— Ого, — напряжение неизвестности отпустило меня, я засмеялась и сказала: — Ну, поздравляю!

— Было б с чем, — скривился Вик. — Чего не люблю, так это отвечать за других. А все потому, что корабля у меня опять нет.

— Опять без корабля? Это что, шутка такая? Не в твоем стиле, капитан Блонди. Или у тебя теперь новая привычка?

— Если и шутка, то не моя, — буркнул Блонди. — Ты же помнишь тот хлам бэушный?

— Раздолбал?

— Да и черт с ним, — отмахнулся Вик.

— А новый? Ты же, как я помню, заказал себе что-то суперсовременное?

— Ну да. Только на Земле. Вот-вот готов будет. Теперь понимаешь, какой леший занес меня на имперское корыто?

Я кивнула. Встала. Подошла к Алику.

Он поднялся мне навстречу.

— Сколько времени прошло? — спросила я.

— Пара недель, — пожал плечами Алик. — Приблизительно.

— И как все это было?

— Альо, — Алик посмотрел мне в глаза, быстро и мимолетно, и тут же отвел взгляд. Вспомнил, как нельзя с ханнами говорить? Или... люди тоже, бывает, в глаза друг другу не смотрят. — Меня одна мысль грызла все это время: ты поняла?

— Меня она тоже грызла. Та же самая. Поняла я или нет? Не знаю, Алик. Я ведь еще не слышала твоих объяснений.

— Мне идея в голову пришла. Наплести, будто я знаю одного типа на Ссс, который сделал сканер инфоносителей. Ну, знаешь, как для космоса, но...

— Алик, что за бред?!

— Прям тебе, бред! Как по маслу прокатило. Я сказал, что мы знать не знаем, кто и куда унес эту долбаную запись, но можно найти.

— Но почему на Ссс?! Это их планета!!! Почему не на Землю?

— Ну да, так бы они и дернули на Землю. Ежу понятно, если я называю Землю, значит, хочу или сбежать, или на них кого натравить. А Ссс — цивилизованная планета, таможня, представительства, мало ли какой случай подвернется...

Ох, Алик... я-то думала, ему невесть какая хитрость в умную голову пришла, а парень просто побарахтаться решил!

— Наивный, — хмыкнул Блонди.

— Ну, — мрачно подтвердил Алик. — А самое противное, прилетим, а мне ведь сказать нечего будет. В общем, отсрочка и ничего больше. Ну, прилетаем, суют мне карту под нос: показывай. Ну, я и ткнул куда придется.

Алик замолчал.

Придурок. Представляю, куда он мог ткнуть...

— Дальше, — поторопил Вик. Странно, он что, до сих пор не затребовал с Алика подробного отчета? Хотя что я говорю, до сих пор, может, у него всего и было свободного времени, что сунуть спасенному пацану свою коллекцию, чтоб не скучал. Да самое основное выслушать: про Полигон. Да меня из космоса выловить.

— А что дальше, — понурился Алик. — Мыло-мочало, начинай сначала, вот что дальше. Не хватило у меня мозгов полноценную лапшу светлейшему гаду навешать. Сначала хотел, как Альо... а потом говорит: в поселок ваш отвезу. А там уж позабавимся. Знаешь, кошка, он так это сказал...

— Представляю, — фыркнула я. — Ты сразу пожалел, что считал себя слишком умным, что поперся зачем-то в космос, причем именно на «Киото», и вообще, что мамочка тебя на свет родила.

— Ага. Правда, пытался утешаться тем, что заставил их лишний раз смотаться к ящерам, все хоть горючего расход... только, знаешь, утешение слабенькое оказалось. А потом мне повезло. Просто повезло. Случайность из тех, что оправдывают барахтанье до конца. В общем, если коротко, вмазались они на перемене курса в драконий склеп. А рядом случился земной эсминец.

— Ты же знаешь капитана Чернова, Альо, — встрял Блонди. — Его ж от вида иллов перемыкает напрочь. А тут такой повод: злостное нарушение, понимаешь ли, конвенции о невмешательстве в верования. В общем, что было, не передать словами! Мы досмотра требуем, илл протестует, драконий склеп вопит о повреждении...

Я невольно расплылась в улыбке. Да, представляю картинку! Чернов, потерявший из-за иллов сына и ненавидящий их так знакомой мне теперь ненавистью бессилия. Хищный прищур углядевшего шанс Блонди — он тоже не жалует иллов, уж я-то знаю. Алик, вконец измученный браслетами и ожиданием, но не потерявший чисто человечью надежду на чудо. И — скрипящий зубами от злости светлейший илл. Драконьи склепы глушат телепатию, да еще столкновение... да, в добрый час встретил капитан Чернов эту «гадюку»!

— Тебе повезло, — сказала я Алику. — Они должны были убить тебя, когда поняли, что от Чернова им не отделаться.

— Везет тому, кто сам везет, — хмыкнул Алик. — Там такой толчок был, ты не представляешь! В общем, мне оставалось тихо и спокойно подобрать пистолет, а уж дальше дело техники.

— Да, он там поработал, — усмехнулся Вик. — Нам осталось только пленных упаковать. А настырный же! Пока с починкой возились, всех достал вашим Полигоном. Ну и на тебя навел.

— Я знал, что тебя можно оживить, — объяснил Алик. — Он грозился прихватить и тебя на обратном пути. Чтобы вдвоем... в поселке...

Меня передернуло.

— Спасибо, — от души сказала я.

— Кому спасибо? — пожал плечами Вик. — Разве что судьбе. В общем, Чернов дал приказ найти тебя и двигать к Земле на максимальной скорости. Поскольку сведения, сама понимаешь! «Киото», между прочим, до сих пор ищут.

— Алик, а про запись ты сказал?

— А что я про нее знаю? Решил, сама расскажешь. Все равно единственное место, где еще можно ее раздобыть — Полигон. Твой-то кораблик, если и найдем, все равно... сама же стерла.

— Копия в тайнике вполне могла уцелеть, — я затосковала: тайник-то иллам не найти, а и найдут, не вскроют, но что они с кораблем сделали? — Вот корабль... его и сжечь могли. Попросту.

— Погоди, он же на Нейтрале, — вмешался Блонди. — В целости и сохранности. Поскольку официально ты считалась пропавшей на территории мегаполиса, наше представительство на Ссс вызвало агента с Нейтрала, и он успел воспрепятствовать конфискации.

Я вздохнула с облегчением.

— Думала, пока спохватитесь, «Мурлыки» и следа не останется.

— Они сильно ошиблись, казнив Сэйко сразу после твоего исчезновения, да еще и в городке космопорта. — Блонди помрачнел. Однажды они с отцом чуть не кончили так же, подумала я. И, может быть, они остались живы потому только, что иллы взялись за ящеров чуть позже? — Но Никольский не нашел там ничего. Ни малейшей зацепки. Мы так и не поняли, что с тобой случилось. Что за запись?

— Запись не на «Мурлыке», — собравшись с силами, выговорила я. — Вик, мы нашли «Три Звездочки». Там, на Полигоне. Отец вез запись с Иллувина. Теперь я знаю, как он погиб...

— Включишь в отчет, — жестко сказал Блонди. — И будь уверена, иллам это зачтется.

— Ты так и думал, да? — я вскинулась. Друг еще называется, знал и молчал! — Ты знал, что это иллы?

— Я же в курсе был, куда он полетел. И зачем. Прости, девочка. К чему тебе был этот груз?

— Я всегда считала, что лучше знать точно!

— Ну, если бы я знал точно... ладно. Это эмоции. Чуть погодя разведу вас по разным каютам и засажу за воспоминания. Все подробности. Как попали на Полигон, как жили там, что видели, с кем встречались, как попытались удрать, что было потом. Все, что можете вспомнить, до последней мелочи.

— Вик, я тебя придушу, — взвыла я. — Тебе нужны подробности допросов? Что, это очень важно: знать, как именно они над нами поизмывались? У СБ нет сведений, как иллы обходятся с пленными?

— Представь себе, нет. Альо, пойми, от них не возвращаются. А кто возвращается... это уже не те люди. Вообще не люди!

— Прах из праха, — тихо сказал Алик. — Я понимаю. Я много таких видел. И сам таким был. Об этом тяжело говорить вслух, капитан Блонди, но я постараюсь.

— А я все равно считаю, что это лишнее! — По хребту побежали холодные мурашки, но не страхом же отговариваться. — Вик, ты не представляешь! Они получают удовольствие от нашей беспомощности. Физическое удовольствие! Страшно — вкусно, и больно — вкусно, а понимаешь, как все безнадежно — еще вкуснее, а ненавидишь и мучаешься своим бессилием — самый смак, вот так! Мало тебе этого?

— Мне — достаточно, — Блонди подошел ко мне вплотную, взял за плечи. Как отец. Да, он помнит, как со мной надо обращаться! Я вывернулась и показала клыки. — Альо, прости. Я знаю, как это... словно душу наизнанку. Но не нам судить, какая мелочь окажется важной.

— Я слишком хорошо все помню, — прошептала я. — Память, наверное, драконья стала, все дословно, все до мелочей, до оттенка, до запаха... тебе не понять, Вик, ты не ощущаешь мир так, как я. Вик, я боюсь белого света. Знаешь, яркий белый свет, какой бывает в ваших больницах и в лабораториях. Это — илл, браслеты на руках, Вик, ты знаешь, как больно, когда эти браслеты и ненавидишь?! А я помню, я все могу сказать, что говорил он тогда мне, но это только сказать, а я помню — как он говорил. Там, на Полигоне... Вик, он отнял у меня память, Алик тебе не говорил? Я не помнила ничего. Это... нет, я даже не знаю! Тогда я знала, как больно — не помнить. Теперь я не знаю, что больнее!

— Альо, надо, — прервал мою истерику Блонди. — Надо, девочка. Вспомни, у нас уже был такой разговор. После ханнов.

— Вик, ханны против иллов дети! Глупые дети, верящие в закон! А иллы... потому и высшая раса... выше законов...

— Ох, да хватит! — Алик вскочил, развернул Блонди лицом к себе. — Разве мало одного свидетеля? Нельзя же так!

— Мне можно, — отрезал Вики. — Мы с ней жизнью повязаны. И отца ее я иллам еще припомню. Рано вам умников из себя строить. Сопляки еще оба! Значит, Альо! Рассказываешь мне любой эпизод. Какой хочешь. Самый незначительный. Пустяк. И я тебе клянусь, что ни слова больше от тебя не потребую, если не смогу доказать, что ты рассказала что-то важное. Идет? А ты, студент, помолчи пока.

Я вдохнула. Сосчитала до десяти. Выдохнула сквозь зубы.

— Хорошо. Вот, например... это говорил медик-ксенозоолог, тот, который... ну, в основном с нами работал, так скажем. Помягче. А то я взбешусь... ладно! Значит, так...

Я прикрыла глаза. Вот уж вправду, память стала... бедные драконы! Что-то иногда нужно и забывать. Достаточно вспомнить голос, эти издевательски любезные интонации, полупридавленные серебристые смешки — и вместе с голосом возникают браслеты, и сумасшедшее желание сдержаться, остаться спокойной, спокойной, спокойной... Алик вон ругнулся сквозь зубы и получил, видно... не получается у парня сдерживаться. Вон и охранник у двери ухмыляется, гад... спокойно... черта с два я покажу, что и меня достало, они уже не могут копаться у нас в мозгах, не полакомиться ему моей болью... и моим страхом... и безнадежностью...

«Я потратил много времени, изучая ваши книги. Старые земные книги, вы не представляете, какое это удовольствие. Так вот, по этим книгам я реставрировал некоторые виды пыток. Пыток, я правильно сказал? Да, вижу, человек меня понял. Я знаю, из тех же книг, что это весьма ненадежный способ добывания правды. Да, ненадежный... но, я бы добавил, интересный. Забавный, ты понимаешь, ханна?»

Алик вздохнул. Сквозь зубы, и я сразу вспомнила, как... нет, я не хочу! Хватит!

— Хватит! — выкрикнула я. — Не могу я... Вик, правда... как второй раз все.

— Ты тоже? — спросил Вик Алика.

— Я выдержу, — сердито ответил Алик. — Ну, если что не выдержу, ничего. Потом все равно довспоминаю. Правда, капитан Блонди, тяжело. Память очень четкая. Если не думать об этом, ничего. А вспомнишь... один маленький кусочек, и все остальное за него цепляется.

— Получается, я садюга не хуже иллов. Ну надо, ребята! Альо, ты разве не знаешь — художественные книги доконтактных времен, список «А», подразделы «история», «фантастика», «детектив» запрещены к вывозу с Земли и ознакомлению с ними представителей иных рас. Как и некоторая учебная литература, но речь, как я понимаю, шла не об учебниках.

— Нет, — прошептала я. — То есть... конечно, в таможенных... Вик, прости! Я тупица!

— Почему? — возопил Алик.

— Ну гляди же: он изучал земные книги, а ваша таможня не даст их вывезти так просто! Тут два варианта, оба не в пользу Земли: либо иллы обошли таможню, либо провернули всю работу на Земле и их агент вернулся с подробным устным докладом.

— Да нет! Это я понимаю, но почему книги под запретом?

— А ты читал? — спросил Блонди. — Доконтактную фантастику?

— Читал кое-что. Интересная.

— Может, безобидная попалась, — хмыкнул Вики. — Или ты не понимаешь. У каждого из нас есть за душой что-то не для показа. Что-то, чего и сам устыдишься, если осознаешь до конца. У каждого. И у всех нас вместе. Прилетим, дам тебе один образчик. Из тех, что сразу поймешь.

— Что пойму? — озверелым немножко голосом переспросил Алик.

— Что могут подумать о нас, прочитав... ну, те же трилы. Пещерники. Или... да что я тебе объясняю! Вот решили иллы о пытках разузнать. Ноу проблемс! Посидел невидимка пару недель в читальном зале... или даже в зале ожидания у сетевого дисплея. Тоже, кстати, идиотизм чистейшей пробы — запрещать вывоз, когда их не так уж трудно прочитать на Земле. Психологию вон догадались засекретить, из сетей постирали напрочь — что нашли, конечно. Печатные учебники студентам под расписку о неразглашении выдают. Психологию, фармакологию, еще что-то... Информация о сильных и слабых сторонах расы... Альо, ну ты-то должна понимать!

— Я понимаю. Я просто с книгами не связала. Что я о книгах знаю...

— Да, — хмыкнул Блонди. — Пробел в образовании, это верно. Рано тебе работать, киска! В университет тебя загнать! Вон, с Аликом вместе. Ладно. Мы с вами, я думаю, договорились. В качестве утешительного приза и моральной разгрузки сначала предлагаю пообедать.

— Я бы лучше сразу, — чуть слышно сказал Алик. — Отстреляться...

— А я есть хочу, — виновато призналась я. — Зверски.

— И все равно сразу не отстреляешься, — хмыкнул Вики, — Сколько ты там жил... между прочим, в качестве прикрытия эта посудина везла полуфабрикаты для ресторана «Ита-динга». Знаете?

Еще бы!

— Так вот почему ты согласился пойти в призовые капитаны, — фыркнула я. — Обжора.

— Не обжора, а гурман, — отпарировал Вики. — Чего и вам желаю. Когда еще придется.

Он включил снова свою странную музыку и принялся собирать на стол.

— Ты заранее перетаскал сюда все самое вкусное? — съехидничала я.

— Пилот с навигатором в рубке, боевой расчет в готовности раз, а мой пост здесь, — серьезно ответил Блонди. — По большому счету, капитану на илловском корабле и делать-то нечего. А с информацией разбираться надо. Аналитикам надолго хватит, но самое важное должен вычленить я. На Земле времени не терять... так, прошу к столу! Альо, как тебе музыка? Моя гордость!

— Меломан гребаный! Мне из-за твоей музыки знаешь, что в голову полезло, когда проснулась? Что невесть сколько лет прошло. Или Империя вас всех уже подмяла. Что, на Земле опять новый стиль в моде?

— Наоборот, — Блонди мечтательно прищурился и выдержал паузу, смакуя иллувинский деликатес. — Это земная, да, только старинная. Чуть ли не докосмической эпохи.

— Ничего себе! — Я проглотила растаявший во рту кусочек и сочла, что Вик заслуживает похвалы. — Это ж когда было...

— Двадцатый — двадцать первый век по христианскому календарю. Мое хобби. Тогда писали уже на лазерных дисках, через компьютеры, так что восстановить запись не проблема. Вот найти... черт, это еще что?!

— Что? — растерянно переспросил Алик.

— Меняем курс, — ответила я. — Блонди, ты... эй, Блонди! Вик!

Вик сидел, бессмысленно уставясь в одну точку.

— Видали мы такое, — нервно буркнул Алик. — Ты сможешь вести этот корабль?

— Конечно. — Я внимательно оглядела каюту. Где-то здесь...

— Так чего сидишь? — взвился Алик. — Не наелась? Айда в рубку!

— Не суетись, — глаза мои еще шарили по каюте, но я поняла уже, что так просто не найду... — Алик, в рубке двое или трое. С оружием, ведь это команда с эсминца. Под илловским контролем. Что мы там забыли? В капитанской каюте должно быть дублирующее управление. Приоритетное! Это же илловский корабль! — Одну за другой я проверила три двери: санузел, коридор, шкаф. — Я только сообразить не могу, где...

Алик нахмурился:

— Погоди, я ж тут был... сразу, как тебя... здесь! — он ткнул пальцем в обзорный экран.

— Здесь? А, ну конечно! Совсем поглупела, — я плюхнулась в кресло и скомандовала: — Пульт, капитанский доступ.

Ничего.

Что не так?

Что не так?! Черт! Вляпались как миленькие, всё снова... спокойно, спокойно... СПОКОЙНО, АЛЬО! Прыжок, короткий... куда? ДУМАЙ! Иллы ведь не признают паролей, так что же... черт, ну конечно. Ильвинг. Ну я и тупица!

— ПУЛЬТ, ПРИОРИТЕТНЫЙ ДОСТУП! — рявкнула я. На ильвинге.

Подействовало.

Алик облапил меня с диким ликующим воплем:

— Есть! Ну, кошка!

Я дернула плечом. Не до студента, успеть бы разобраться. Ведь в последний момент, может, и поздно уже! Затянутая серыми облаками планета медленно наплывает на экран, вон разворачивается ханнский транспортник, а та черточка на самом краю видимости, кажется, «анаконда»... а вон идет на посадку земной эсминец, оставляя в серой пелене рваный след, и имперский курьер-блюдце держится рядом... и возле нас такой же.

— Повелители, — прошептал Блонди. И закричал чужим каким-то, мертвым голосом: — Не трогать управление! Запрещено!

— Алик, — быстро сказала я.

— Понял, — еще быстрее ответил Алик.

Я не оглянулась на возню за спиной.

— Начинаем посадку, — сообщил корабль. — Ведет рубка.

Как я могла думать, что не боюсь их?!

Сейчас мы сядем, и...

— Приостановка посадочного протокола, — сглотнув, скомандовала я. — Оценка ситуации.

Я почувствовала, как изменилось напряжение на посадочных движках. Как вздрогинула громада «гадюки», зависая над бугристой облачной равниной. Низко-низко...

Что тут оценивать, и так все ясно. Там, над защитной дымкой атмосферного щита, меня хорошо встретили в прошлый раз. А внизу...

Вдох... выдох... сейчас курьер должен замедлиться тоже... и... давай же, ну!

Я отдала команду на прыжок. Замерла в жутком миге ожидания: послушается ли? Послушался. Курьеру крышка, злорадно подумала я. А эсминец... ну, эсминец тяжелый, сядет. Три секунды, выход, снова прыжок, короткий, наугад, запутать направление. Эсминец сядет... капитан Чернов, который ненавидит иллов. Экипаж... они сейчас не люди. Но им можно помочь. Если успеем. Выход... чисто. Ну, с Богом, что ли. Вектор к Земле. На максимум. Два часа.

Всего два часа!

Так близко!

Ну, люди... такое гнездо под носом проворонили... гнать в шею половину СБ!

Напряжение отпускало медленно, неохотно, сквозь звон в ушах и бешеный стук сердца. Как там Вик? Я оглянулась. Дышит вроде... но и только.

— Всё путем, — Алик поморщился, растер запястье. — Оглушил и прикрутил к креслу. Перегрузки выдержит. Кстати, я рад отметить, что в моем хорошем самочувствии ты не сомневалась. И скажи, пожалуйста, мы ушли или еще не очень?

— Не очень. Дверь заблокируй.

— Уже, — ответил Алик, — не дурак. Кошка, нас ведь на Полигон сажали. Я видел.

— До Земли два часа, — выдала я ему. — Кстати, если ты подумал, что мы могли спуститься и забрать оттуда кого-нибудь, забудь. Не могли. Сами бы там остались.

— Я понимаю, — выдохнул Алик, — просто... ну, так... представилось.

— Мне тоже представилось. Какая там внизу ждет нас торжественная встреча. Конкретно нас с тобой.

Студент передернулся: тоже с воображением все в порядке.

— И на этот раз ты стартовала из атмосферы?

— Да. — Я помолчала и честно добавила: — Самым подлым образом. Но второй раз попадаться...

— Лично я самым смелым бываю, когда здорово струшу, — серьезно сказал Алик.

Между тем команда подала вдруг признаки жизни. По коридору кто-то пробежал, постучали в дверь. Сначала тихо, потом громче.

— Что делать? — шепотом почему-то спросил Алик.

Я пожала плечами. Лично я ничего делать не собиралась. Хотя нет... вооруженные люди, это серьезно. Даже если без илловского контроля.

Пришлось поднапрячь память. И, уже вспомнив нужную фразу на ильвинге и отдав команду на полную боевую блокировку, я сообразила, что у Блонди может быть разговорник. Что ж, Алик от страха смелеет, а я, видно, тупею.

Боевая блокировка включает внутреннее наблюдение. Забавно... Рубка, боевые посты... а вот и коридор перед нашей дверью. Двое. Это еще не тревога, наверное. Пришли за какой-то надобностью... но до тревоги теперь недолго.

— Капитан Блонди, — кричали за дверью, — капитан, отзовитесь!

Я все-таки пошарила у Вика по карманам и нашла разговорник. Вывела команды на ильвинге. Сверилась с пультом. Ого... похоже, имперские капитаны готовы драться не только с врагом.

— Алик, я могу их усыпить. Или парализовать. Или убить. Без проблем, простой командой на пульт. Здесь все предусмотрено.

— Ты с ума сошла!

— Нет. Просто я хочу, чтобы ты с ними поговорил. Ты человек и они люди. Скажи им, что бессмысленно размахивать оружием. До нас они не доберутся. Здесь такая блокировка! Скажи... хотя это без толку, конечно, о чем с ними можно говорить сейчас. Наверняка от контроля не очухались.

— Я попробую. Куда говорить?

Если бы я знала...

Но тут те двое развернулись и убежали.

— За подмогой, — хмыкнул Алик.

— На пульт, отследить, — выпалила команду.

— Между прочим, это не матросня с эсминца, а космодесантники, — проинформировал меня Алик. — Вполне могут снять твою блокировку.

— Сомневаюсь. Хотя буду рада, если ты окажешься прав. Теоретически, исходя из того, что это все-таки вражеский корабль.

Алик поежился. Представил, видно, действия снявших блокировку двери десантников: капитан привязан к креслу в бессознательном состоянии, а распоряжаются кораблем сомнительные пассажиры. Да еще и на ильвинге, с приоритетного пульта! Я мстительно добавила:

— Кстати, ты в самом деле думаешь, что свободный капитан не отличит космодесантников от матросов? Без разницы, люди это, ханны или имперцы?

Десантники тем временем добежали до рубки. Ха! Гнать в шею из десанта! И тех, кто их учил, тоже. Один должен был остаться в коридоре.

— Внешняя блокировка рубки, отключение управления, усыпляющий газ.

— Зачем?! — возмущенно заорал Алик. — Это же наши! Люди!

— Вот именно: наши. Иначе я б другой газ пустила. А так всего лишь поспят до Земли. И голова болеть не будет. У тебя же не болела? Кстати, Алик... если хочешь добраться до Земли, хоть ты не создавай мне проблем, ладно? Честное слово, это трудно, справляться в одиночку с «гадюкой».

Алик умолк, и я сосредоточилась на управлении.

Хотя как раз сейчас с управлением прекрасно справлялся автопилот. Проблемы мои начнутся после выхода из прыжка.

В имперских навигационных справочниках я не разобралась бы даже с разговорником. Но светлейший капитан тоже, видно, не слишком в них понимал; во всяком случае, после какого-то получаса мучений я набрела на изумительно простую шпаргалку вероятных точек выхода. Где указывались, как ни странно, и выходы к Земле. Хотя что уж тут странного.

В любой системе не так много точек, где можно безопасно выйти из прыжка, а в системе типа Солнечной и вовсе... да и те на месте не стоят. Куда безопасней было бы вынырнуть за границей системы и добираться до места тихим ходом. Но я сочла наше дело достаточно спешным для риска. И выбрала ближайший к Земле выход.

Хотя Телла сказал бы, наверное, что чем больше риск, тем меньше толку получится от спешки.

Нам повезло: вышли нормально. Я включила связь, не тратя времени на обзор. Аварийный передатчик. Полный диапазон, минимальная мощность. Где-то поблизости обязан болтаться дозор. Услышат. Все лучше, чем пользоваться стандартной имперской связью. Мало ли...

— Капитан Три Звездочки требует связь с СБ, — четко и медленно выговаривала я. — Чрезвычайное сообщение. На борту опасная ситуация. Повторяю, на борту опасная ситуация, требуется связь с любым подразделением СБ Конгломерата.

— Теперь кто успеет первым, — хмыкнул Алик. — СБ твое или...

— Здесь СБ, — отозвался передатчик. — Дозорный крейсер «Печенег», дежурный оператор Новицкий. Перейдите на видео.

Ага! Щас ему видео! И трансляцию на пол-Галактики. СБ! Трила им в боссы!

— Говорю с аварийного передатчика. Рубка заблокирована, не отвечает, веду корабль с резервного пульта. Прошу посадку в карантинной зоне. Как понял, Новицкий?

— Поясните, Три Звездочки. Вы на чьем корабле? Кто в рубке? Что за опасная ситуация?

— Новицкий, у меня чрезвычайное сообщение! Ты кто, шеф сектора? Дай мне посадку и встречу. У меня имперцы на хвосте и полон борт ваших десантников после ментоатаки.

Этого хватило. С лихвой. Меня быстро и аккуратно вывели на Платформу — закрытый спецкосмодром СБ. «Печенег» плотно шел рядом до самой атмосферы, Новицкий со связи не уходил, хотя расспрашивать больше не пытался. А потом он передал меня диспетчеру Платформы, и под брюхом «гадюки» засверкал ослепительно голубой океан, я в жизни не видела столько голубизны. И наше защитное поле отшвыривало в стороны нахальных белых птиц.

— Чайки, — прошептал Алик. — Господи, чайки!

«Галюка» опускалась на удивление послушно. Чайки горланили и отлетали прочь. Платформа надвигалась все ближе, на ней суетились знаменитые «голубые береты», и я буркнула:

— Встречают правильно. Алик, сядь плотней, садимся.

— Земля, — шептал Алик. — Господи, Земля... добрались...

Я села не очень чисто. Что ж, чужой корабль, да и тяжелее насколько... села, и ладно. Главное, вообще довела. Вон и Вик зашевелился, чертыхнулся, просипел:

— Что за?..

— Алик, развяжи, — попросила я.

— Может, не стоит?

— Отмена боевой блокировки, — скомандовала я вместо ответа. — Отмена блокады рубки, продув. Боевые посты отключить, главный люк открыть. Наблюдение оставить.

Устала... ильвинг этот...

— Где мы? — хрипло спросил Вик.

— На Земле.

Я вдруг вспомнила: когда летели на Землю с отцом, мне так понравилась она, бело-голубая в черноте космоса. «До дыр бортжурнал засмотришь», — смеялся отец. Сейчас и не поглядела. Не до того.

— На Земле, — повторил Вик. И оторопело уставился на ворвавшихся в каюту десантников: — А почему вдруг «голубые береты»?

— Потому что ты нас чуть на Полигон не завез, — фыркнула я. — Не помнишь? Доверяй таким трофейные «гадюки»!

Блонди потер лоб.

— Не помню. Ничего после... курс когда...

— Кому корабль сдавать? — спросила я десантников.

— Вы идите, — ответили мне. — Снаружи встретят. Помощь нужна?

— Там разберемся, — буркнула я. Что ж... сама просила встретить.