"Звезда" - читать интересную книгу автора (Первушин Антон Иванович)

Многие люди наивно думают, что попасть в Отряд космонавтов просто. И что главная трудность — добиться разрешения руководителей отрасли. Но на самом деле это не так. Чтобы попасть хотя бы в число кандидатов, нужно пройти систему проверок, на любом из этапов которого вылететь в «брак» проще простого.

Сначала — первичный отбор. Он проводится сотрудниками Центрального научно-исследовательского авиационного госпиталя в специализированной поликлинике. К такому осмотру пилоты привыкли — получив медицинскую карточку, они обходят кабинет за кабинетом, в каждом не задерживаясь больше чем на десять минут. Врачи практически не останавливают внимание на деталях, зная, что направленным к ним летчикам еще предстоит не раз и не два стоять голышом перед специалистами. Здесь отбирают по внешним данным: рост, вес, наличие или отсутствие патологий в физическом развитии. Дольше всех Юрия Москаленко продержал хирург, обнаруживший шрам под коленной чашечкой — рана, полученная еще в детстве, — но и он записал в карточку: «Годен!»

На втором этапе — амбулаторное обследование в стационаре госпиталя. Это уже не на одну неделю. Москаленко получил койко-место, листок с перечнем процедур и включился в цикл испытаний на прочность. Разумеется, в самом начале длинного пути пришлось сдать анализы: кровь, мочу, кал. Затем пришлось опять пройти специалистов общего профиля: хирурга, окулиста, невролога, венеролога, психиатра — но теперь осмотры были продолжительнее, выглядели как настоящее научное исследование.

Пройдя и этот отбор, Москаленко попал в руки к «мучителям» — специалистам по пробам-нагрузкам. В ходе проб воспроизводятся отдельные факторы космического полета. Например, на центрифуге имитируются перегрузки, которые действуют на космонавта в процессе запуска ракеты и при торможении в атмосфере. В барокамере испытывается способность пилота переносить резкие перепады давлений и кислородное голодание. Для проверки вестибулярного аппарата используются два простых, но надежных приспособления: кресло Барани и качели Хилова. Кресло Барани — это обычное вращающееся кресло, но попробуй усиди в нем и встань нормально, когда тебя вертят минуту за минутой. А качели Хилова — это широкие качели, на которых тебя раскачивают десять-двадцать-тридцать минут, пока содержимое желудка не начнет проситься на волю. Есть еще испытания в термокамере, на вращающемся столе, на велоэргометре, проба длительного стояния, проба с воздействием отрицательного давления на нижнюю часть тела — всего 25 пунктов! Но Юрий Москаленко все эти испытания прошел без сучка без задоринки, лишний раз убедившись, какой крепкий организм ему достался от родителей.

Самым тяжелым для него, как ни странно, стало психологическое обследование. Москаленко, честно говоря, не любил и не привык, когда ему лезли в душу. Потрепаться на отвлеченные темы, выступить за космонавтику или внешнюю политику СССР — это всегда пожалуйста. Но расспросы о том, как он переживал плохие отметки в школе и ладилось ли у него с одноклассницами, утомляли — хотелось нагрубить спрашивающему, встать и уйти. Юрий тогда еще не догадывался, что это тоже проба — на эмоциональную устойчивость.

Но вот все подписи и печати в медицинской карте собраны. Оставалась еще неделя до получения результата. Ее Юрий Москаленко провел у себя дома, на квартире в Новогиреево. Старший брат был несказанно рад приезду младшего, но Юрий все предложения отметить это дело твердо отклонил — он опасался, что в любой день его могут вызвать для прохождения какого-нибудь дополнительного теста, а он окажется к этому не готов, будучи пьяным или страдая от похмелья. У каждого опытного летчика припасены на такой случай житейские хитрости, но Москаленко решил не рисковать — пройдя «мучителей», грешно провалить дело из-за глупого желания повеселиться.

Брат Сергей, увидев настрой Юрия, спросил только:

— Неужели?

— Шансы велики!

— Тогда потом отметим, — сказал Сергей, нисколько не обидевшись. — Какой повод, черт возьми!

Чтобы как-то скрасить вынужденное безделье, Юрий съездил к матери. Летом она выбиралась на дачу — так они по традиции называли небольшой дом-пятистенок, который купил Сергей в области, в часе езды на электричке. Места там были обжитые, хотя еще и не слишком захламленные цивилизацией: озеро, лес, грибы, живность всякая, рыбалка. Чтобы оставаться на связи — вдруг госпиталь вызовет, — Москаленко подумал и купил радиотелефон производства компании «Радиотехника». Это была довольно дорогая и массивная игрушка (в карман не спрячешь!), однако средства позволяли, а плюсы этой новинки советской торговли были очевидны: теперь Юрий мог звонить и принимать звонки в любом месте и в любое время, не бегая в поисках будки с телефоном-автоматом.

На даче он неплохо отдохнул, развеялся и вернулся в столицу к началу работы Мандатной комиссии, которая, проанализировав информацию о кандидатах, должна была определить, кто из них попадет в Отряд космонавтов и переедет на ближайшие годы в Звездный городок, а кто отправится восвояси.

И вот наконец-то — решающий день. В просторном помещении госпиталя собрались высшие офицеры Авиакосмических войск, занимавшиеся вопросами формирования Отряда космонавтов. Приехал и сам Дудаев, недавно получивший звание маршала. Заседание продолжалось четыре часа, затем начали приглашать кандидатов. Вошел по приглашению и Юрий Москаленко. Маршал сидел вполоборота к входящим и просматривал какие-то бумаги. Незнакомый Юрию полковник задал несколько вопросов, в частности, поинтересовался, не собирается ли Москаленко жениться в ближайшее время, а, получив отрицательный ответ, благосклонно покивал. Наконец-то Дудаев завершил чтение, повернулся к Юрию, встал и объявил:

— Старший лейтенант Москаленко, вы зачислены слушателем в Отряд космонавтов Авиакосмических войск!

Юрий так долго шел к этому, что воспринял объявление как должное. Вздохнул, улыбнулся и сказал просто:

— Спасибо, товарищ маршал!

Если он думал, что всё самое трудное позади, то ошибался. Теперь за него взялись всерьез специалисты из Центра подготовки космонавтов имени Юрия Гагарина.

В первую очередь необходимо было одолеть курсы общей подготовки, включавшие восемь дисциплин: теория полета космических аппаратов, космическая навигация, системы управления пилотируемых космических аппаратов, основы вычислительной техники, ракеты-носители, пилотируемые космические аппараты и орбитальные станции, основы наук исследования Земли из космоса и проведения экспериментов в космических полетах, бортовые системы пилотируемых космических аппаратов и орбитальных станций, стартовый комплекс. Каждый курс состоял из цикла лекций, практикумов, индивидуальных занятий, работы с литературой и просмотра учебных фильмов. Объем информации, которую предстояло усвоить, поражал воображение. Сильно помогало то, что Москаленко пришел в Отряд не с пустой, как у студента первого курса, головой, а обладая некоторым запасом знаний по космической тематике. Оказалось, что он неплохо разбирается и в космической баллистике, и в навигации. Хуже обстояло дело с вычислительной техникой и стартовым комплексом, — но эти дисциплины Москаленко быстро наверстывал, вспоминая беседы в электронной сети.

Помимо теоретической подготовки, слушателей Отряда постоянно испытывали на многочисленных тренажерах, повышая их устойчивость к возможным космическим нагрузкам и стрессам. Кандидаты крутились на центрифугах, сидели в термокамере и барокамере. Состояние невесомости имитировалось во время полетов на специальном самолете «Ил-76», в гидробассейне и на подвесках.

На этом этапе труднее всего Юрию далась сурдокамера. Он привык всегда быть с людьми и в непрерывном контакте с ними — жил в семье, потом в училище, в авиаполку ему тоже не приходилось скучать. А тут на целый месяц его закрыли в изолированном от всех звуков помещении и даже радио не давали слушать. Считается, что так, через сурдокамеру, у будущего космонавта вырабатывается сопротивляемость к клаустрофобии, к изоляции в условиях космического пространства, которое, как известно, не проводит шумы. Многие из кандидатов, честно говоря, считали это глупостью и перестраховкой — ведь человек на борту космического корабля не находится в изоляции, он постоянно общается с Центром управления полетами, с десятками специалистов, которые сменяют друг друга на постах круглые сутки. Кроме того, на кораблях и орбитальной станции работают десятки устройств — одна только система принудительной вентиляции шумит так, что в прошлые времена это считалось куда большей проблемой, чем изоляция, — но тоже как-то обошлось без серьезных эксцессов.

К числу тех, кто считал сурдокамеру перестраховкой, относился и Москаленко. При этом он полагал, что в самом испытании нет ничего страшного — наоборот, сплошные плюсы: вырвать из плотного графика подготовки неделю-другую, посидеть, почитать в полной тишине, осмыслить свой новый статус. Но оказалось, что всё не так просто. Первые два дня в тишине прошли вполне нормально, а потом Москаленко начал понимать, почему сурдокамеру в Звездном называют «комнатой психов». Самое ужасное, что врачи настаивали: никаких книг, только блокнот для записей. Впору было задуматься, но Москаленко решил, что переживет. А потом начались ягодки — его ввели в так называемый «перевернутый» график работы, когда день начинался в 23 по Москве, а заканчивался в 13 часов следующего дня. При этом работа сводилась к тому, что он готовил себе обеды, клеил на себя медицинские датчики и разглядывал свою обрастающую щетиной физиономию в зеркале. На третий день Москаленко понял, что сходит с ума. Он, конечно же, преувеличивал — медики не отмечали каких-либо значительных сдвигов в его психофизиологическом состоянии. Но сам он чувствовал себя всё хуже и хуже. Он действительно привык к тому, что его постоянно окружают люди, что он получает информацию извне. Больше всего в ситуации с сурдокамерой его бесило, что он не может работать, — таким образом, время пропадало зря.

В конце концов он нашел себе занятие, блокнот просился в руку, и Москаленко начал писать... роман о полете советских космонавтов на Марс. Он никогда не думал, что когда-нибудь напишет художественное произведение, это казалось ему бессмысленным, — но теперь от безделья затея не выглядела слишком нелепой. Ему даже показалось, что он сумел придумать оригинальный сюжет: экспедиция к Марсу готовится втайне, но не потому, что советские конструкторы хотят что-то скрыть от мировой общественности, а потому, что сделано страшное открытие: на марсианском спутнике Фобос начались извержения метана (откуда он там взялся, автор скромно умолчал), маленькая планетка тормозится и вскоре упадет на Марс, нанеся катастрофические разрушения; от этого удара кора Марса треснет, и Солнечная система наполнится огромными каменюками, которые не только затруднят космические полеты на много столетий, но и будут угрожать Земле. Поэтому по договоренности с другими державами СССР готовит экспедицию спасения Фобоса, а в тайне она проводится для того, чтобы не вызвать панику во всемирном масштабе, которая может помешать постройке межпланетного корабля, а главное — особого двигателя для разворота и поднятия марсианского спутника на более высокую орбиту. Чтобы сделать сюжет более динамичным, Москаленко ввел в повествование могущественную организацию нацистов, которая пытается помешать осуществлению экспедиции в надежде, что хаос на Земле даст ей возможность захватить власть и возродить Третий рейх.

Создание романа оказало положительный терапевтический эффект — Москаленко сразу успокоился, а эпизоды с описаниями этапов подготовки и осуществления фантастической экспедиции помогли ему разобраться в новой, полученной в Звездном городке, информации, систематизируя ее и очертив два круга вопросов: на которые он уже получил ответы и на которые еще собирался получить.

Получившийся текст даже на взгляд неискушенного в литературный делах человека не дотягивал до права на публикацию и заинтересовал только врачей, которые всё это время вели за Юрием наблюдение и даже просили его зачитывать по внутренней связи особо значимые, на его взгляд, фрагменты.

Если же подвести итог, то можно сказать, что и это испытание Москаленко с честью прошел, определив для себя раз и навсегда, что будет делать, оказавшись в ситуации изоляции от окружающего мира, — а будет он писать романы, без надежды на публикацию, плохие и графоманские, но оказывающие, как выяснилось, столь благотворное влияние на психику.

Помимо тренажеров, развивающих устойчивость к стрессам космического полета (их, кстати, называют «экзогенными»), Москаленко и другие слушатели много работали на тренажерах, созданных для отработки профессиональных навыков управления космическими аппаратами. Фактически — это были макеты кабин реальных космических кораблей серии «Союз», подключенные к ЭВМ, имитирующей работу систем при выходе на орбиту, в космосе и при возвращении на Землю. Понятно, что процедуры отрабатывались до полного автоматизма, — при этом учитывались не только штатные, но и всевозможные аварийные ситуации.

Разумеется, хватало и чисто летной подготовки. Снова понадобилось сдавать зачеты по парашютным прыжкам — по обычным, по затяжным, на точность приземления. Входили в программу обучения и основы высшего пилотажа на реактивном самолете, но для пилотов, решивших стать космонавтами, это было настолько привычным делом, что не стоит о нем и говорить.

В ходе подготовки в Звездном городке Москаленко познакомился со многими интересными людьми.

Ему, например, особенно импонировал Сергей Константинович Крикалев — глава отряда Авиакосмических войск. Он уже побывал на станции «Мир» и участвовал в первом пилотируемом полете «Бурана» в качестве гражданского специалиста. Потом перешел в АКВ, его попросили возглавить военный отряд — была идея, что опытный гражданский космонавт справится с группой бывших офицеров ВВС лучше, чем их коллега. И Крикалев справлялся блестяще. Москаленко видел, что Сергей Константинович — настоящий «зубр» во всем, что касается космоса. А кроме того — прекрасный спортсмен, пилот экстра-класса, полиглот. При этом Крикалев никогда не кичился, не изображал перед подопечными какого-то особенного гения, которому одному только доступна наука полета в космос. Хвалил, когда мог похвалить. Ругал, когда был повод отругать. Решал по мере необходимости и житейские проблемы, возникающие у слушателей Отряда. Однако всегда соблюдал дистанцию, показывая, что он всё-таки начальник и по статусу не может вести себя панибратски с нижестоящими чинами. А то появятся любимчики, закадычные друзья и — пиши пропало, ровные отношения между всеми сменятся перетягиванием каната, и заложником в этой борьбе станет он сам, Крикалев. Словом, идеальный командир.

Вообще было очень интересно учиться и жить в городке, где живут и работают такие знаменитости. Действующие космонавты приезжали сюда часто, трудились на тренажерах, проходили положенные тесты. Периодически устраивались небольшие конференции, на которых члены и слушатели Отряда обсуждали с учеными перспективы лунной и марсианской программ, приводили свои расчеты, спорили до хрипоты о «весах» и «энергетике». Именно на конференциях Москаленко впервые услышал, что Марс — это не столь отдаленная цель, как полагают дилетанты и американцы. Собрать блоки межпланетного корабля на орбите с использованием ракеты «Энергия» можно хоть завтра, однако есть серьезная проблема: советский космонавт еще ни разу не был на поверхности чужой планеты. Значит, нужно сначала слетать на Луну, но пока к этому не были готовы. Хоть тресни, а не были готовы! Чудеса случаются только в сказках, а в реальности необходимо создать специальный посадочный корабль, который способен доставить космонавта с орбиты на поверхность, а потом вернуть его обратно. И не только создать, но испытать в деле. И как раз проверенного в деле посадочного корабля у СССР не было.

Попадались среди молодых спецов и «горячие головы», которые предлагали обойтись без промежуточного полета на Луну, а сразу отправить экспедицию к Марсу. По их плану, межпланетный корабль должен был стать долгоживущей обитаемой станцией на околомарсианской орбите; три космонавта вели бы с нее наблюдения за поверхностью, а также управляли бы армией роботов, непосредственно изучающих красную планету. Станцию можно было бы снабжать, запуская к ней небольшие ракеты с грузом. План обещал большую перспективу — кроме научных данных, Советский Союз завоевывал приоритеты по целому ряду направлений, ведь на фоне такой экспедиции полет американцев на Луну выглядел бы жалкой прогулкой во дворе собственного дома. Но и этот проект не получил одобрения со стороны старших товарищей из Научно-производственного объединения «Энергия», конструкторы которого как раз и занимались проработкой элементов будущей марсианской экспедиции. Они на цифрах демонстрировали, что в целом он окажется дороже двухэтапной программы, когда сначала осуществляется высадка на Луну, а затем, после обретения опыта, — на Марс. Средства будут затрачены огромные, а результат получится сомнительным. Западные критики сразу скажут, что если высадки на красную планету не было, то и приоритеты не имеют существенного значения. Больше того, все приоритеты будут утрачены в тот самый момент, когда американский астронавт (достаточно одного!) ступит на Марс...

Таким образом, жизнь Москаленко была более чем насыщенной. И он всё больше замечал, что не успевает следить за текущими событиями, отставая от общества и эпохи. Сначала Юрий не придавал этому значения, но когда подошел к концу второй год обучения в Звездном, он забеспокоился. Командование тянуло с решением о переводе слушателей в число космонавтов, пошли разговоры о том, что грядет новая реформа и структуру Отряда будут менять, отдавая большую часть вакансий гражданским специалистам. Москаленко не сомневался в том, что может стать прекрасным космонавтом, но теперь от него совсем ничего не зависело, и он мог оказаться за воротами Центра подготовки в любой момент и без объяснения причин. Такое в Отряде случалось. Редко, но случалось. И отчисленный кандидат потом долго и мучительно пытался сообразить, что же пошло не так. А Москаленко понимал, что окажись он в такой ситуации, за воротами, то будет выброшен не просто из Отряда, а за борт самой жизни — у него почти совсем не было привязанностей в большом мире, а жить без привязанностей и цели, поднявшись однажды на самую вершину, казалось нелепым. А действительно — зачем тогда жить?..

И снова судьба (или нечто большее, чем просто судьба?) оказалась к нему милостива. В течение нескольких дней с ним произошли события, которые изменили жизнь Юрия в гораздо большей степени, чем даже зачисление в Отряд космонавтов.