"Сны" - читать интересную книгу автора (Вячеславович Хватов Вячеслав)

6-00,

Она зевнула и. отодвинув занавеску, взглянула на градусник.

Ни фига себе! Минус три. И правда минус. Вон на луже возле качелей корка льда образовалась. Мда.

Вера растолкала мужа и вытащила из-под кровати три теплых шерстяных пледа, которые они заказали по Интернету прошлой аномально теплой зимой, да та даже и не сняли с них полиэтиленовую упаковку.

Теперь вот понадобились. И хотя за окном всего минус три - по ощущениям все минус двадцать. Просто сквозь не утепленные окна сифонит дико холодный ветер. И откуда его только принесло?

Она снова зевнула и, подоткнув по краям плед, наброшенный на свернувшегося калачиком пашку-младшего, вернулась в спальню и с удовольствием нырнула под клетчатого спасителя из чьей-то там шерсти.

Разбудил ее радостный лай их добермана Стикса. Паша-старший вошел в комнату, растирая покрасневшие ладони. По всему от холода.

– Ну и погодка! - он плюхнулся в кресло, - в такую добры хозяин и собаку во двор не выгонит.

– Нашего Стикса никакая погода не остановит. Он и ночевать во дворе готов.

– Э-э, не скажи. Не в этот раз. Знаешь там какой ветрюган ледяной? Этот обормот сделал все свои дела по-быстрому и бежать к подъезду.

– Хм. Что-то это не похоже на Сти. Ну, ладно, - Вера сунула в тапки озябшие не смотря на то, что они были укутаны пледом, ноги. - пойду воду на чай поставлю. Погреемся.

– А где у нас скотч? Пора нам, мать, утеплять свое жилище, - Паша-старший с сожалением поднялся из кресла. Не хотелось ему заниматься в субботнее утро всяческими хозяйственными делами, - чувствую, что вся эта мутатень на долго.

– На антресоли посмотри, - крикнула Вера из кухни.

Пашку-младшего они будить пока не стали. Пусть себе поспит подольше, все равно запланированная поездка на дачу судя по сему срывается.

Закончив с окнами Паша-старший переместился на кухню, где было уже относительно тепло - Вера оставила на плите включенными все четыре комфорки.

Там за столом, уже сидел Пашка-младший, умытый и переодетый из пижамы в теплый спортивный костюм. Он с удовольствием уплетал сою любимую манную кашу. Горячая, она была как нельзя к месту.

– Пойду-ка посмотрю, что по ящику обо всем этом говорят, - Павел-старший взял чашку с чаем и переместился в кресло у телевизора.

По НТВ весело размахивая руками, так же как и обычно сыпал своими плоскими шуточками профессор от метеорологии, не менее известный, чем иные поп-дивы.

В студии РТР сидел весь какой-то помятый и не выспавшийся ученый климатолог.

– Как вы считаете, Сергей Федорович, насколько опасно такое резкое похолодание, и насколько долго оно продлится? - гламурный ведущий переплетя тонкие пальцы, наклонился над столом.

– Арктика теряет свой лёд так быстро, как никогда ещё не было на нашей памяти, - климатоог отхлебнул воды из одного из стаканов, и на его лбу выступила испарина. - Неподалеку от Гренландии, у полярного круга неимоверные массы воды срываются вниз на глубину около двух километров, образуя так называемый 'конвейерный ремень', а попросту гигантский подводный водопад, который дает импульс всем океанским подводным рекам, как мы называем систему глубоководных и поверхностных течений. И вот пресная вода от тающих ледников попадает в океан и возможно именно это останавливает например Гольфстрим, который является частью этой системы. Но Гольфстримом дело наверняка не ограничивается. Все гораздо серьезнее.

Павел старший забыл о своем давно остывшем чае. Когда ведущий распростившись со своим гостем, начал лепетать что-то о показе мод, запланированном в бывшем Кремлевском дворце Советов, глав семьи принялся переключать каналы и наткнулся ещ на один сюжет о внезапном похолодании.

От REN-ТВ всегда отдавало желтизной. Вот и в этот раз респектабельный господин из какого-то прифондованного института страшно загадочным голосом сообщал воистину сенсационные новости, не отличающиеся от пересказа содержания фильма-ужастика.

– В первую же ледниковую зиму холод погубит миллионы англичан и финнов, немцев и поляков, жителей Северной и Центральной России, Белоруссии, Урала, северных штатов США… Кто не погибнет от мороза, умрет от голода: после ужасной зимы придет холодное снежно-дождливое лето. Потом наступающий ледник покроет безжизненным панцирем огромные пространства.

– Пошел на хер, - Павел-старший взял в руки пульт дистанционного управления.

По ТВЦ выступал один из более менее вменяемых ученых - Хабиб Абдусаидов. Заведующий сектором космических исследований Главной (Пулковской) обсерватории Российской академии наук говорил осторожно, но от его сов веяло ледяным холодом.

– Мы сделали вывод, что сейчас на Земле вследствие существенного уменьшения потока солнечного излучения происходит глобальное понижение температуры до состояния глубокого похолодания, - сказал Абдусаидов, - уже на следующей неделе температура в средней полосе России температура может опуститься до минус шестидесяти пяти градусов.

– Что это, начало нового ледникового периода?

– Я бы не стал так говорить, но подобная температура может продержаться лет пятьдесят-шестьдесят. Кроме того, она может опуститься и ниже.

Кто в что горазд!

Павел-старший раздраженно щелкнул пультом. По пятой показывали мультик 'Ледниковый период-2'.

Нет, ну все-таки на телевидении сидят идиоты. Им бы только в струю попасть.

Его слова подтвердила бойкая журналистка. Не смотря на то, что изо рта у нее валом валил пар, а нос грозил поменять свой радикально красный цвет на синий - она в легкой модной дубленочке и совершенно без шапки переминалась с ноги на ногу возле композиции ледяных скульптур и задавала вопросы какому-то прохожему, закутанному в шарф по самое немогу. Прохожий спеша отделаться от шальной журналистки что-то буркнул и едва ли не бегом пересек проезжую часть, по которой ползли редкие автомобили.

Да, не многим в это утро удалось завести свое средство передвижения.

А на одном из каналов спутникового ТВ вообще показывали каких-то отмороженных в прямом и переносном смысле американцев из небольшого городка на Аляске. Те крутились возле огромного термометра и радостно жестикулировали. Ага, как же, попали в книгу рекордов Гинесса с самой низкой температурой. Вон и профессор с НТВ опять там о рекордах за последние сто лет талдычит.

– Ну что, совсем хреново? - Вера подошла и посмотрела на оконное стекло, покрытое коркой льда, - пошли на кухню, там теплее.

– Я наверное сейчас в магазин сгоняю, - Павел поднялся с кресла, они могут на долго закрыться.

Выскочив из подъезда, он тут же пожалел, что не купил в сое время перчатки. Металлическая дверная ручка больно обожгла ладонь. Задержи Павел руку на ней подольше, и пришлось бы отскребать пальцы вместе с кожей.

Редкие прохожие семенили по скользким, в кои-то веки не посыпанным оранжевой дрянью, тротуарам. Дворники решили видать, что они ничуть не хуже школьников, которых в такую погоду обычно распускают по домам.

Он тоже прибавил шагу. Пронизывающий ветер забирался под воротник дорогой дубленки.

Надо бы что-то потеплее одеть. А что? Вся старая теплая одежда осталась на дче. Разве что тот тулупчик на антресоли, который они с Верой все собирались выбросить, да так и не выбросили.

Только как он будет выглядеть в этой одежке времен первой мировой?

Где-то на полпути к магазину Павлу было совершенно наплевать, как бы он выглядел, а в предбанник супермаркета, где гудела тепловая завеса, он ввалился не жив не мертв от холода.

– Ух, - Павел растирая онемевшие уши, протолкнулся сквозь толпу граждан, греющихся перед очередным рывком по улице.

В магазине, где он ожидал увидеть толпу народу, запасающуюся на 'черный день', было неожиданно пусто. Работала всего лишь одна касса, а половина торгового зала была не освещена и перегорожена пустыми тележками.

Павел кинул предусмотрительно прихваченный из дому рюкзачок в одну из ячеек и, подхватив тележку, отправился на заготовку провианта.

Обратная дорога далась ему еще тяжелее. Тем более, что он заглянул по пути в аптеку и купил мазь от обморожения.

Гром грянул, а перекрестился пока, похоже, он один. Может, это на него так повлияли параноидальные заклинания Константина Жирвинского - этого очумелого климатолога с REN ТВ?

– Отопление включили! - радостно сообщила ему с порога жена.

– Слава те господи, - Павел кинул на пол рюкзак и принялся дуть на пальцы.

Засыпали под треск отходящих от бетонных стен обоев. Пару раз издалека донеслась тревожная сирена. Толи милицейская, то ли скорой помощи.

На следующий день машин на улице стало еще меньше. Людей было тоже не много, а те кто отважился выбраться на сорока пяти градусный мороз, были одеты в во что-то невообразимое. Например по той стороне семенил мужичек в пушистой женской шубе. А Павел еще своего тулупчика стеснялся!

К вечеру батареи были уже не такими горячими как вчера, а четыре синих цветка на подавали последние признаки жизни.

В эту ночь легли спать втроем, запихнув капризничающего пашку-младшего между собой. Укрылись двумя одеялами и положили тот самый тулуп в ноги. Обогреватель возле тумбочки, похоже, грел только самого себя. Батареи скромно потрескивали у окна и тоже не спешили делиться теплом.

– Как бы не разорвало их, - забеспокоилась Вера.

– При плюсовой не разорвет.

– А ты уверен, что у нас плюсовая?

– Вода вазе из-под цветов не замерзла - значит плюсовая.

– Пойду попробую раздобыть походную печку, работающую на бензине, - прохрипел Павел-старший, - видел такие в магазине 'Охотник'.

– Может не надо? До 'Охотника два квартала!

Ничего, дойду потихоньку.

– Телефон возьми.

Павел достал из ящика мобильный.

Телефон был мертв.

– Я быстро, - он одел тулуп, замотал лицо шарфом и, еле натянув перчатки жены, вышел из квартиры.

Нос, даже под шарфом, сразу прихватило морозной прищепкой, глаза заслезились, пальцы в тонких перчатках свело.

Ветер на этот раз не просто стремился забраться под одежду. Он просто валил с ног.

Павел развернулся и, вжав голову в плечи, пошел боком.

Хорошо сейчас еще снега не было. А вот ночью-то, видать, была сильная метель.

Скамейки в соседнем сквере, кусты и брошенные машины превратились в сугробы. Даже пятьдесят девятый трамвай находился в плену у снега, скрипящего под ногами, словно битое стекло. Только рога и торчат.

Идти очень трудно.

Рано он радовался отсутствию снега. Несущаяся с первой космической поземка швыряла колкую снежную пыль в глаза.

До перекрестка дошел на автопилоте. Впереди замаячил зеленый крест аптеки, в которой Павел вчера покупал мазь от обморожения.

Надо было рожу салом натереть, щеки сейчас отвалятся.

Аптека была закрыта. Прикрывая лицо ладонью, он подошел к стеклопластиковой двери.

Оглянулся.

Никого.

Превратившаяся из прозрачной в матовую поверхность на удивление легко уступила треноге передвижного рекламного щита, выдернутого Павлом из ближайшего сугроба.

От неожиданности он не удержался на ногах и завалился вслед за треногой в образовавшуюся брешь.

– Марадерничаем, - услышал Павел из-за спины скрипучий голос, - да ладно, ладно. Не боись. Все мы человеки. Дед с вертикалкой на одном плече и мешком на другом отпихнул его и пролез во вовнутрь.

Павел встал с коленей и, оглянувшись, последовал за ним.

– Только чур все спиртное за мной,- пробубнил старик.

Крепко стянутые уши от шапки-ушанки сжимали его подбородок, и оттого и так скрипучий голос старика, становился совсем уж смешным. Только Павлу было не до смеха. Он развязал тесемки от рюкзака, открыл клапан и принялся сгребать все подряд с заиндевевшей полки с табличкой 'средства от простуды'. За антибиотиками, анальгетиками и жаропонижающим последовали лечебные сборы трав в коробочках, гематоген, витамины и кремы. Последнее сперва показалось лишним, но ничего, дома разберется. Запихав поверх всех трофеев штук десять маленьких баночек с медом, Павел уже было собрался выйти на улицу и оставить деда копошиться между прилавков дальше, но вдруг осмелев, подошел к нему.

– Чего тебе?

– Вы случайно в магазине 'Охотник' сегодня не были? - Павел покосился на двухстволку.

– Случайно я оттуда, а что?

– Да вот бензиновая печка…

– Хе, спохватился. Да там пыжа драного не осталось! Я сегодня вон дробины из рассыпанной коробки по полу собирал, - дед похлопал себя по карману - а ты печка. У нас там и аптеки все расхерачили - потому я и здесь. У вас тут район какой-то интеллигентский, все по домам жмутся. - Старик закашлялся. - Ладно, хорош на морозе трепаться. Мой тебе совет паря: возьми посудину, слей с брошенной тачки бензин, если еще найдешь и жги дома мебель. Лучше в брошенных квартирах насобирай. А вообще из города дергать надо. Я вот ща затарюсь, положу шмотье на самодельные сани и до хаты в Соловичах. Там меня моя старуха дожидается.

– Спасибо, - Павел закинул рюкзак за спину.

– Да. И еще. Оделся бы ты получше что ли. Околеешь. Вон магазинов с одежей полно.

Натянув на себя прямо в 'Фамилии' две лыжные шапочки, в которых он предварительно сделал дырки для глаз, Павел водрузил поверх всего этого здоровую шапку-ушанку. На теплый свитер он надел тонкую просторную дубленку, а прямо на нее натянул дорогой пуховик на гагачьем пуху.

Рюкзак распирало от детских вещей и вещей для Веры.

В соседнем 'Спортмастере' Павел разжился вязанкой из шести пар взрослых и одних детских лыж, тремя горнолыжными очками. Фонарики с батарейками, еле влезли в карманы разбухшего рюкзака, а сверху он еще приторочил рулон с тремя спальными мешками и ковриками к ним. Палатку ему было уже не поднять. Да и врядли пригодится она.

Эх, до дома бы все это дотащить. Вон ветер какой в витрину шибает.

Всю прелесть горнолыжных очков он оценил сразу. Широкие, они прикрывали от ветра сразу пол-лица.

За то время, как он отоваривался, мороз, кажется еще усилился. Ветер, так, усилился точно.

Дойти бы до дома! Дойти бы до дома!

Надо дойти! Там вера, Пашка.

Под дверь от подъезда намело порядочно снега. Видно на улицу из их 'интеллигентского' дома никто не выходил. Сидят и ждут, когда их спасут, мать твою через коромысло!

Открыв дверь Павел втащил тяжеленый рюкзак в прихожую и закашлялся.

Плохо дело. Не хватало ему еще заболеть. Нужно еще столько сделать!

– Вера, Павлик!

– Ой, а мы и не слышали, как ты вошел, из-под груды одеял высунулась нечесанная голова жены, - что это на тебе?

– Очки. Все, хватит бездельничать, - не гнущимися пальцами Павел принялся отвязывать от рюкзака спальники, - принимайте обновки.

– Папа, папа, а мы что, в поход пойдем? - Пашка-младший оседлал скрученные в рулон туристические коврики.

– Пойдем, пойдем, - глава семьи забрал из коридора прислоненную к стенке вязанку лыж и закрыл дверь.

– У-у, а ты ведь щеки отморозил, - Вера коснулась пальцами его лица.

– Ай, - Павел-старший отстранился, - Ничего, сейчас мазью помажу и все заживет, как на собаке.

Услышав знакомое слово, радостно тявкнул Стикс. Подкатившись под ноги толкущимся в прихожей людям, он лишь обозначил интерес к трофеям и, куснув кончик лыжи, потопал прямиком к холодильнику.

– Я смотрю вы даже пса не покормили. Нельзя так раскисать.

– Хо-о-о-лодно, - Вера повисла у него на шее, виновато пряча лицо в складках теплого свитера.

– Нечего, нечего, - Павел-старший взял жену за плечи, - сейчас я схожу за бензином, а вы тут, приоденьтесь и рюкзак разберите, - он полез на антресоль за канистрой, с которой веще в далекой юности ходил за пивом.

Бензин удалось найти лишь в третьей по счету машине. Наполнив канистру, Павел поспешил домой. Очень уж хотелось получить толику тепла, погреть руки над огнем и попить горячего чайку.

Поднимаясь по лестнице, на четвертом этаже он заметил приоткрытую дверь одной из квартир. Только сейчас Павлу пришло в голову, что за все это время он практически не встретил ни одного соседа. В зимнюю спячку они все в своих квартирах впали что ли? Или, может, как советовал тот дед из аптеки, все давно уже за городом, на теплых печках греются.

У них с Верой зимнего дома не было, но в такой ситуации Олег, брат жены, думается не отказал бы им в приюте.

По ногам потянуло холодом, и дверь бесхозной квартиры сначала захлопнулась, а потом опять приоткрылась.

То, что она бесхозная, Павел понял сразу. Прямо на пороге, в прихожей бесформенной кучей валялись книги, какая-то летняя одежда и мелкий мусор.

Не было бы чего похуже.

Павел осторожно заглянул в дверной проем.

– Эй, хозяева.

Тишина.

На крохотной кухне, в комнате напротив входной двери - никого. Пусто было и в большой комнате.

Что же, теперь, по крайней мере ясно куда можно пойти за дровами.

Он затащил канистру к себе на шестой и вернулся обратно. Когда павел миновал площадку между пятым и четвертым этажами, где-то наверху послышался звон разбитого стекла, потом еще.

Сердце защемило.

Он оттолкнулся от перил и в два прыжка оказался на пятом. В ста одежках бежать по тесной лестнице было не удобно. Шапка-ушанка сужала обзор.

На шестом в их коридоре все было спокойно. Павел стянул рукавицу и достал ключи.

– Ты чего? - Вера мастерила вертел и теперь стояла в дверях с железной перекладиной из платяного шкафа.

– Да так, показалось. Где-то стекла бьют.

– Мне тоже показалось.

– Ага. Ну я сейчас за дровишками схожу. Никому не открывайте.

Весело потрескивали ножки от стула, воняло паленым кожезаменителем. Костер решили развести в коридоре. Компромиссный вариант. Обогревать лестницу бесполезно, а в квартире бы они просто угорели.

Когда стулья закончились, Павел-старший допил чай и вооружившись инструментом, снова отправился на заготовку. Он взял с собой Пашку-младшего. Тот был просто в восторге и даже отковырнул монтировкой одну паркетину. Потом подставив руки под охапку мелких обломков некогда шикарного полированного паркета, пацан бодро зашагал вверх по ступеням.

– Под ноги смотри! - отец еле поспевал за своим отпрыском.

Сынишку предостерег, а сам едва не навернулся, споткнувшись о чью-то ногу,перегородившую пол коридора.

– Кто это?

– Это соседи, - Вера перехватила полный удивления взгляд мужа, - у них ветром стекла вышибло. Я решила, почему бы им здесь не погреться?

В узком бетонном пенале собралось ни много ни мало половина шестого этажа. А именно, все те жильцы, окна которых выходили на север.

Повылазили. И главное, никто из них сам не догадался наломать мебели и развести костер. Привыкли, во всем всегда полагаться на дядю: на ЖЭ, на мэрию, на государство, на Господа Бога, наконец. Только нет никого. ЖЭКовские работники наверняка сейчас тоже жмутся где-то по углам своих квартир в ожидании когда, наконец, горячая вода забулькает в давно остывших радиатора, или оживет комфорка, другая на плите на кухне.

Мэрия.

– Хм.

Мэрия если и в состоянии о ком-то позаботиться, то только о себе, любимой. Наверняка еще дня три-четыре назад подогнали штуки три автономных дизель-генератора, но скорее всего все чиновники уже давно за городом, по своим коттеджам ныкаются. Вот только их упакованность могла сыграть с ними злую шутку.

Если у народа попроще что-то и есть, то это скромный домик в деревне с обязательной русской печкой или, на худой конец с буржуйкой. А худой конец вот он, как и предупреждали подобрался незаметно. И теперь все эти рыцари пресспапье и чернильницы в лучшем случае дожигают последнее топливо в своих комбинированных дорогостоящих французских и немецких котлах, а в худшем, рясут над ухом сдошей мобилой, в надежде, что прилетит в голубом вертолете человечек из сервисного центра и отогреет горелкой замерзшие газопроводы и подлатает порванные трубы.

Государство. А где оно? Радио молчит уже третий день. Если где и идет эвакуация, то никому из обитающих в ближайших домах об этом не известно. Где так необходимое сейчас МЧС? Где армия с ее полевыми кухнями?

Да они наверняка сейчас спасают свои геройские задницы, улепетывая в теплых кунгах куда-нибудь на юг.

Интересно намного ли там теплее?

О милиции лучше вообще не заикаться. Помянешь в суе - придут и последнее отберут.

А Бог? Он-то куда смотрит? Еще неделя-другая и от тварей, созданных им останутся вмерзшие во вселенский ледник тушки, которые через пару десятков веков откопают какие-нибудь разумные мамонты.

В стекло у мусоропровода, завывающего как Иерихонская труба, яростно ударил новый порыв ветра.

Хорошо еще, что окна лестничной площадки выходят на юг, а то и их бы повышибало подобно соседским, и весь подъезд выстудило бы в считанные секунды.

Хотя рано или поздно это все равно произойдет.

Пророком оказался товарищь Жирвинский.

Словно подтверждая его мысли с улицы донесся низкий рокот мощного дизельного движка.

Надо бы посмотреть, что это там такое, но покидать насиженное место не хотелось. А ведь придется. Те обломки серванта, что он приволок в последнюю ходку, уже подходили к концу. Да и бензина в канистре осталось совсем чуть-чуть. Надо как-то расшевелить это сонное царство, а то он и сам уже начинает впадать в медвежью спячку.

– Эй, Юрьич! Хорош спать, - Павел толкнул в плечо соседа из тридцать пятой. На топор, иди в двадцать шестую. Там еще круглый стол и шкаф-купе в прихожей. И Игоряшу с собой бери. А мы с Витькой за бензинчиком.

Сергей Юрьевич - любитель стащить из почтового ящика журнал и потом шумно обсудить статью из него с хозяином уворованного, совсем забыв у кого и что стащил. Сейчас он был не такой шумный. Судьбы стран и народов сейчас интересовали его в последнюю очередь. Впрочем, похоже, собственная судьба его тоже не волновала.

– Куда я пойду-то в такую холодрыгу?

– А что, шкаф сам к тебе придет на ножках, как умывальник мойдодыр? - И уже обращаясь ко всем, - Я никого заставлять не буду. Нах мне комиссарить? Я запрусь в своей квартире и там буду костер жечь.

Сергей Юрьевич закряхтел и, закинув на плечо длиннющий шарф, обвел взглядом коридор, словно ища поддержки. Но люди молча отводили глаза. Лишь Игоряша - юный хакер, поднялся с места. Зато Витек уткнулся носом в верхнюю пуговицу пуховика иделал вид, что все происходящее его не касается.

– ну что, идем,- Павел открыл дверь на лестницу и посмотрел на Юрьича.

Сосед нехотя встал и, пропустив вперед Игоряшу, поплелся за ним следом. А Витек только натянул воротник на уши.

Ну и черт с ним.

Интересно, что они собираются есть? В магазин, понятно, никто из них не ходил. Надеются на бесплатную раздачу плюшек?

Перед Павлом во весь рост вставал неприятный вопрос: что делать со своими припасами? Накормить всех страждущих и обречь тем самым себя и, главное, свою семью на неопределенное темное будущее, или укрыться в холодной квартире и хомячить в три рыла?

Ладно, это он решит потом. Сейчас главное добраться до того 'Ниссана', с которого он давеча слил канистру бензина.

От мощного рыка дизеля вновь задрожали стекла, покрытые толстой коркой льда.

Он спустился вниз, снял рукавицу и поскреб ледяную поверхность. Далеко, возле перекрестка маячили габаритные огни армейского вездехода. Такие морозы эта техника все еще была способна выдержать. А собственно какие?

Последний раз, когда Павел смотрел на градусник, подкрашенный спирт в его жиле уполз за последнее деление с цифрой пятьдесят.

Вездеход скрылся за поворотом. Он был словно последняя весельная шлюпка, отплывающая от тонущего Титаника. Словно последний самолет из фильма 'Экипаж', отрывающийся от взлетной полосы раздираемого землетрясением острова.

Павел махнул рукой в сторону приоткрытой двери двадцать шестой квартиры и продолжил спускаться вниз.

Как действовать дальше он решил уже на первом этаже. Пикник отменяется для всех. Он должен прежде всего подумать о своих. Хрен с ними, с этими домоседами. Кто не работает, тот не ест.

Поколдовав у 'Ниссана', который к слову пришлось отрывать заново, Павел ретировался обратно в подъезд. Целая канистра теперь ему уже была не нужна, так что можно считать эту вылазку последним благим делом в отношении соседей.

Отлив пару литров топлива в пластиковую бутылку, Павел занялся изготовлением чудо-саней. Несколько лыж и замысловатую конструкцию из ящиков письменного стола он скрепил шурупами и бечевкой. Получились самодельные нарты с высокими бортами.

Намазав себе и Пашке-младшему шею, лицо и руки растопленным на костре салом, Вера передала чашку мужу. Ну вроде все. Горнолыжные очки они оденут на первом этаже.

Сани оказались сами по себе даже легче, чем он предполагал. Когда свежеиспеченный конструктор тащил свое детище по коридору, дремавшие до этого соседи оживились. Одетые кто во что попало люди бросали на него из-под лобья такие взгляды, что ему даже стало страшно оставлять своих там на верху.

Поставив сани возле лифтов на первом этаже, он, несмотря на трехслойную одежду, вихрем взлетел обратно на шестой.

Но обошлось. На этот раз обошлось.

К тому же всеобщее внимание уже было приковано к толстощекому мальчишке из квартиры напротив, отогревавшему остатки докторской колбасы под мышкой, и время от времени откусывавшему от нее по куску.

– Папа, я есть хочу, - Пашка-младший состроил плаксивую рожицу.

– Держи, - отец извлек откуда-то задубевший сникерс, - а я покурю напоследок.

Надо же. Это его первая сигарета за последние несколько дней. А ведь раньше уходили почти две пачки в день. Теперь же курить не было желания даже дома. Маленький столбик сигареты неприятно холодил пальцы, а от вдыхаемого через табак и фильтр морозного воздуха сводило зубы.

– Пошли - Павел-старший бросил недокуренную сигарету и, надев рукавицы, открыл входную дверь.

Ветер вроде стал даже поменьше, и понять, усилился ли еше за ти несколько часов мороз, было не возможно.

Говорят, что разницу между пятьюдесятью и шестьюдесятью не особо замечаешь. Одинаково херово.

Пластиковые полозья самодельных саней весело скрипнули на блестящем на солнце снегу. Если бы не моментально онемевшие ноги, можно было бы представить, что они собрались в какой-нибудь поход, с финальным пикником с шашлычками и водочкой.

На самом деле настроение было не ахти. Все-таки почти как в отрытый космос выходили.

Оглянувшись в последний раз на дом, Павел-старший потянул лямку саней.

Относительно дальнейшей судьбы соседей он не питал никаких иллюзий, но и угрызений совести не испытывал. Единственное, было жалко Игоряшу. Хороший парень пропадет. Но помочь всем Павел просто физически не смог бы. Самим бы до братовой дачи добраться. Еще не известно, учитывая новые обстоятельства, как их там встретят.

Шли в таком порядке: сначала вера на лыжах, потом пашка-младший, тоже на маленьких детских 'кохах', а замыкал экспедицию Павел-старший. Лыжи он одевать не стал. Иначе тяжелогруженные сани просто не сдвинуть с места.

Сложнее всего было со Стиксом. Его засунули в переноску, выложенную изнутри ватином и оставили лишь маленькое отверстие для дыхания.

Через пару километров Пашка-младший начал волочить ноги и спотыкаться, и отец посадил его на сани.

Из боковых улочек, то тут то там, выходили люди. Были они налегке и из города уходить явно не собирались. Просто спешили куда-о по своим делам скорбным. Надеятся, видно, отсидеться в своих насквозь промерзших квартирах. Зря! Вон когда они ходили, на одной из стен в детской выступил иней. Еще немного и их жилище превратиться в ледяную избушку.

Ближе к окраине людей стало меньше. Но когда они втроем поднялись на небольшую возвышенность, весь проспект перед ними оказался как на ладони. Прямо по середине проезжей части,более менее свободной от машин, и, поэтому, свободной от сугробов, растянулась длиннющая цепочка покидающих город, подпитываемая на перекрестках тоненькими людскими ручейками.

Исход.

На выходе из города их обогнало четверо бодро шагающих молодых людей с огромными рюкзаками. В том, как они шли, как обменивались знаками, как были экипированы, чувствовалось их армейское прошлое или настоящее.

Проводив их взглядом, Павел оглянулся. Метрах в ста позади ковыляла еще одна семья. Шли они без лыж, одежда никакая, вместо рюкзаков - спортивные сумки. Дите болталось в за отцом на пластмассовых санках, а у матери в руках было по объемистой авоське. Ни дать не взять на загородную прогулку отправились.

Не жильцы.

Пронеслось в голове.

Далеко не уйдут.

К вечеру вошли в какой-то поселок. Названия на заиндевевшем дорожном указателе было не разобрать. Вроде бы это должно быть Степашино.

Плохо. Вот о чем, а о карте он не подумал.

Павел огляделся по сторонам. Пора было выбирать место для ночевки.

В нескольких домах деревенского типа, судя по всему, теплилась жизнь. Из-за плотных штор едва пробивался тусклый свет. Панельные же пятиэтажки были полностью погружены во тьму и напоминали гигантские плиты надгробий.

За одним из таких в глубине небольшого парка стояло трехэтажное здание поселковой школы.

Они остановились у подъезда. В здании явно никого не было. На всех окнах первого этажа были решетки, а на входной двери висел навесной замок.

Его-то Павел и сбил топором, перед этим по привычке посмотрев по сторонам.

Ага, сейчас кто-нибудь милицию вызовет.

Им повезло, что двустворчатые двери не были закрыты изнутри на засов. А то какой-нибудь добросовестный сторож вполне мог им устроить такую подлянку, выйдя через черный ход. А дверь черного хода по закону подлости могла оказаться и металлической.

Эту счастливую оплошность сторожа Павел старший тотчас исправил, использовав вместо засова обыкновенную швабру.

Теперь надо было выбрать подходящее помещение.

Стикс выскочивший из своего уютного гнездышка, облаяв веник и устремился к дверям столовой, не забыв по пути пристроится к основанию школьной вешалки.

Пошли за ним и они.

Вот все-таки умная псина. Через столовую она рвнула прямо на кухню. Небольшое помещение проще отопить, чем здоровые классы с большими окнами.

По дороге Павел заглянул в Учительскую. Там он подошел к столу и, открыв ящик, достал классный журнал.

На титульном листе было написано: 'Школа?1 поселка городского типа Степашино. Небелинского района Чернорецкой области. 5 А класс.'

Не промахнулись значит.

Парты из ДСП и классная доска, покрытая стеклоэмалью горели плохо, а ломались еще хуже. К тому же от ДСП прет ядовитый вонючий дым. Стульев на долго не хватило и пришлось жечь учебники.

– Я просто себя каким-то Геббельсом чувствую, - Павел отодрал обложку от Физики для старших классов и, подкинув изуродованный учебник в костер, потянулся за следующим.

Вера копалась в пожитках, отбирая в продукты, которые могли испортиться на морозе. Их надо было съесть в первую очередь.

– Ну что, отморозки, ужинать будем? - Павел-старший посмотрел на домочадцев, у которых начали розоветь щеки и заблестели глаза.

– Гав, - Стикс уселся поближе к костру и принялся нетерпеливо перебирать передними лапами, косясь на банку тушенки, которую глава семьи поставил прямо на угли.

Спали они с Верой по очереди, ведь костер нужно было подкармливать обломками мебели на протяжении всей ночи.

Первым дежурил глава семьи. Вера с пашкой-младшим залезли в спальные мешки и через несколько минут уж крепко спали. В пять утра Павел разбудил жену. Поменялись.

Проснулся он от стука. Вера в коридоре неумело расчленяла очередную столешницу.

Позавтракали.

Покидать уютное, теплое помещение решительно не хотелось. Стикс, почувствовав к чему идет дело, бегал по Учительской, не желая залезать в свою тесную переноску.

Все то время, что дежурил Павел, за окном свирепствовала вьюга, и теперь все школьное крыльцо было укрыто толстым снежным ковром.

Павел проверил походную амуницию сына и жены. Где надо подтянул и подоткнул, где надо ослабил и 'полярная экспедиция' отправилась в путь.

Из-за неослабевающего ветра идти было гораздо труднее, и глава семьи на этот раз занял место во главе каравана.

Последние строения поселка уже остались позади, когда Павел заметил впереди что-то чернеющее в сугробе рядом с опорой ЛЭП.

Подошли поближе.

Привалившись спиной к опоре, чуть откинувшись назад, сидел полный пожилой мужчина. Казалось он просто отдыхает. И если бы не снег на его повернутом в сторону от поселка лице, можно было подумать, что вот он сейчас встанет и попросит у Павла закурить.

Вот и первый труп!

Павел-старший посмотрел на Веру и кивнул в сторону сына. Вера все поняла бз слов и тотчас встала между пашкой-младшим и окоченевшим трупом. Так они и двинулись дальше.

К обеду процессия вышла к железнодорожному переезду, и тут Павел, к своему удивлению заметил настоящий паровоз, медленно идущий по ближайшей к ним колее.

Возле шлагбаума уже стояли несколько человек. Все это выглядело так, словно народ, возвращающийся домой с работы стоит на остановке и ждет маршрутку.

– Вон еще трое, - худощавый парень с чумазым лицом спрыгнул на землю и развязал тесемки простого холщового мешка, - больше никого ждать не будем.

Молодая женщина в ватных штанах и валенках подошла к чумазому, сунула ему какой-то сверток и поспешила к маленькому вагону, прицепленному к паровозу. Следом за ней отправились двое парней, закутанных во что-то похожее на женские платки. Они тоже не забыли чем-то поделится с чумазым.

Павел положил лямки на сани и подошел к машинисту.

– До Усачева полкило, до Дегтярева килограмм, дальше договоримся, - сообщил тот.

М-м-м… - потенциальный пассажир задумался.

От Усачева до Борисово, где находился дом Вериного брата, было почти столько же сколько и отсюда. Ну, может быть, немного поближе. Дегтяево же вообще в другой стороне.

– Полкило всего?

– С каждого, недовольно ответил парень. Видя что клиенты в сомнении, он уже начинал терять терпение. Да и на дворе не месяц май. Мороз уже начал медленно забирать тепло, запасенное у паровозной топки.

– Спасибо мы пешком.

– Дело ваше, - чумазый резко развернулся и, пробежавшись, прыгнул на подножку паровоза.

К вечеру температура заметно понизилась. Все, что они на себя напялили уже практически не держало тепло. Пальцы ног, рук, щеки - все задубело до бесчувственного состояния. Икры и плечи сводило. По спине струился холод, пробирающийся через швы одежды.

Дотянуть бы до Карсино. Там они отогреются.

Вот уже среди деревьев замелькали убеленные снегом крыши домов. Павел упал, поднялся и снова упал.

Вера попыталась подтолкнуть сани сзади, лыжи у нее разъехались в стороны и одна нога неестественно вывернулась.

– А-а-а! - крик боли моментально утонул в снежной пелене. Пашка-младший заплакал, заскулил Стикс.

На окраину села они вползли на четвереньках.

Левее водонапорной башни, между церковь и березовой рощей в небо поднимался толстый белый столб дыма.

Люди!

Это была Карсинская районная больница - последняя надежда уцелевших.

В первые дни сюда свозили всех обмороженных. Теперь они лежали в местном морге, а их место в палатах занимали добравшиеся сюда каким-то чудом жители окрестных домов. Больше всего здесь было стариков из местного дома престарелых. Жизнь и до этого не была к ним благосклонна, научив обходиться тем, что есть. Поэтому-то та жалкая пайка, что определило им местное начальство была им не в диковинку.

Верховодил тут всем зав отделения хирургии вместе с двумя своими помощниками: капитан-артиллерист, отставший от своей колонны и какой-то бывший партийный деятель.

Его-то первым и увидел Павел, когда они втроем из последних сил тащились вдоль больничного забора.

– Макаров, тут еще новенькие. Принимай. - Мужчина в тулупе и валенках с интересом посмотрел на их самодельные сани, - людей в левое крыло к перспективным, вещи на склад.

Павел хотел возразить, но сил сопротивляться у него уже не осталось.

Их потащили мимо почти засыпанного снегом Урала, из-за заднего борта которого торчала рука. Будто кто-то тянул ее из последних сил в немой просьбе о помощи.

Стараясь на поскользнуться на обледенелом линолеуме, Павел покрепче ухватил за шею одного из сопровождающих. Сквозь приоткрытые двери палат были видны укрытые с головой тела. Их было много.

К ночи, им, отогревшимся у большого костра в просторной палате, принесли одну на троих лоханку с пшенной кашей из ихних же запасов.

Поставили на довольствие значит. Хорошо еще одежду в общий колхозный фонд не взяли. Все, что было на них не тронули, а вот спальники и лыжи экспроприировали вместе со всем остальным.

Утром получив очередную пайку из бывших своих продуктов, Павел-старший, чтобы не остыла, засунул ее за пазуху и поспешил к своим.

Вера выглядела неважно. Обмотав поверх шапки-ушанки шаль, она сидела в углу, чуть по-отдаль от костра. ЕЕ трясло. Пашка-младший выглядел не многим лучше. Павел снял с углей большую кружку с кипятком и, вынув из-за пазухи кастрюльку с кашей, принялся кормить обоих с ложки. Потом доел остатки.

Уже соскребая со дна пригоревшие шкварки, он вспомнил о Стиксе. Вчера, когда Веру, Пашку-младшего и его в полуобморочном состоянии притащили в жилую палату, никто из них не подумал о псе.

Окоченевший собачий трупик он нашел справа от крыльца. Видно разбирая их вещи, кто-то просто вышвырнул псину на улицу. Собак здесь еще не ели.

На третьи сутки пайка уменьшилась в два раза. Из неполного котла на кухне в его кастрюльку перекочевало пару половников. И все.

Надо уходить отсюда. Да куда же теперь они пойдут без тех продуктов и вещей, которые он с таким трудом добыл в городе?

Еще вчера Павел попробовал заявить о своем праве на содержимое саней, но подойдя к складским помещениям, где окопался бывший капитан с сослуживцами, он уткнулся в дуло автомата Калашникова. Вопросы сами собой отпали.

На пятый день Вера окончательно слегла. Ночью Павел несколько раз просыпался, когда его жена что-то вскрикивала в бреду и твердо решил утром идти к капитану и выбить из него хотябы какие-то из своих лекарств. В последний раз, уже утром, он проснулся уже не от криков, а от выстрелов.

Несколько коротких очередей, в углу палаты разлетелось стекло, с потолка посыпалась штукатурка.

Выждав какое-то время, Павел осторожно выглянул в коридор. Больше никто из присутствующих интереса к происходящему снаружи не проявил. Несколько стариков и старух, на которых он раньше не обращал внимания, вообще не шевелились. Они так и лежали, свернувшись клубком возле стен.

Неужели им там не холодно? Почему не переместятся ближе к костру?

Первым он обнаружил позавчерашнего охранника с автоматом. Вернее уже без оного. Молодой срочник лежал в гардеробе, уткнувшись лицом в поваленную вешалку с каким-то летним тряпьем.

Еще двое лежали у крыльца. Они буквально вмерзли в кровавые ледяные пятна.

Капитан сидел возле стены внутри складской. Над его головой вся стена была раскрашена густыми красными разводами. Ноги капитана покоились в куче пшена перемешанного с кровью.

Взять в складской комнате было нечего, и Павел вернулся на улицу. Там у ворот четыре человека в странных комбинезонах, унтах, в масках, похожих на кислородные альпинистские, голубыми баллонами на спинах и короткими автоматами на перевес, заканчивали грузить мешки в отсек выкрашенного белой краской МЛТБ.

Павел глубоко вздохнул от возмущения и тут же закашлялся. Морозный воздух несмотря на несколько слоев из лыжных шапок и шарфа, обжег горло и ворвался в легкие, едва не разорвав их изнутри.

Один из налетчиков повел стволом в сторону кашляющего, но видимо передумав тратить патроны на доходягу, продолжил заниматься своим делом.

И в этот момент Павел увидел в руках у одного из 'альпинистов', как он назвал их для себя, свой оранжевый рюкзачок с лекарствами

– Пожалуйста, -подбежав к 'альпинисту', Павел вцепился в руку с рюкзаком.

Откуда только силы взялись?

Ни говоря ни слова, 'альпинист' ударил его откидным прикладом в лицо.

Клацнули зубы. Павел завалился в сугроб. Там он и сидел, провожая взглядом отъезжающий армейский вездеход.

Вернулся в складскую. Насобирал несколько растоптанных, но не испачканных кровью галет.

Дальше что?

Вся жизнь в больнице переместилась на кухню, поближе действующей еще печке. Или это была такая плита? Павел в этом не разбирался.

Лежащие у стен старики, так там и остались. Оказывается они околели еще два дня назад. Просто никто, так же как и Павел не обращал на них внимания.

Вообще народу заметно поубавилось. Со всей больницы на кухню сползлось полтора десятка человек. Туда же он перенес находящуюся в беспамятстве Веру.

Пашка-младший поскуливая поплелся за ним сам.

Два дня глава семьи кормил жену с ложечки остатками каши, а сына размоченными в кипятке галетами. Сам он за это время съел только засохшую горбушку хлеба, найденную в кармане одного из трупов.

На следующий день кончились дрова. Вернее в больнице не осталось больше ничего, что можно было сжечь. Еды тоже больше не было.

Павел оглядел присутствующих. Сегодня утром не проснулись еще трое: восьмидесятилетний дед, молодая женщина и маленькая девочка.

Один из оставшихся в живых солдат - совсем молоденький паренек не говоря ни слова, взял огромный двуручный топор, закинул автомат на плечо и посмотрел на Павла.

На выходе из больницы их нагнал профессор-этнолог с которым как-то в одно из дежурств Павел разговорился о том, о сем. В основном о безрадостном будущем.

Вера открыла глаза. Возле нее сидел незнакомый мальчик. У него на коленях лежал Пашка и что-то бормотал, уткнувшись мальчику в живот.

– Павел? - прохрипела она.

– Они ушли за дровами и едой, - тихо сказал мальчик.

– Когда?

– Два дня назад, или три. Я не знаю. Потом ушли еще двое, потом баба Поля с тетенькой. Никого больше нет, - мальчик покосился на лежащий рядом труп.

Вера приподнялась на локте и вынув руку из варежки, засунула ладонь под шарф на Пашкином лице. Лоб был ледяной. У себя под боком она обнаружила кухонный нож. Наверное Павел оставил.

– Как тебя зовут?

– Таня.

Вот как! Мальчик, у которого и видны были лишь глаза, оказался девчонкой.

– Еды совсем нет?

Таня помотала головой.

– А вода?

Девочка протянула Вере комок снега.

Вера остановилась. В за спиной заворочался Пашка, обернутый в снятую с мертвого старика дубленку.

– Потерпи, потерпи, еще немного. Еще немного и дойдем до дяди Володи, а там поедим, погреемся.

Через час, а может быть через шесть часов она все еще шла по дороге, как ей казалось, по направлению к Борисово. Метрах в десяти впереди, за поворотом показалось что-то еще не засыпанное снегом.

Павел…

Он лежал на спине выставив перед собой обе руки, в одной из которых была зажата собачья голень.

На лице снег.

– У-у-у, - Вера завыла и упала на колени. Лицо Павла было все в застывших сгустках крови. Она и узнала-то его по треснувшим таким же как и у нее горнолыжным очкам и измазанному в крови синему пуховику.

Голень примерзла к ладони. Наверное из-за нее Павлика, ее Павлика и убили, а отодрать голень от скрюченных рук не смогли. Зато сняли со второй руки рукавицу, а с ног валенки и даже шерстяные носки.

Слезы катились по щекам и моментально превращались в льдинки.

Кусок собаки так примерз к руке, что образовал единое целое с ладонью и пропитанной кровью рукавицей.

Вера достала нож. Ей надо было накормить Пашку, ее сына. У нее в кармане осталась коробка спичек. Сейчас они дойдут до какой-нибудь деревни, найдут заброшенный дом, разведут костер из хозяйской мебели и поедят.

Уже стемнело, а деревни все не было и не было. Вера упорно переставляла ноги. У нее за спиной давно затих маленький Пашка. Его закостеневшая ножка больно упиралась в поясницу.

– Сейчас, сейчас. Еще немного. Подожди маленький, - Вера сделала еще шаг и осела в сугроб.

Нельзя спать, нельзя…

Веки, такие тяжелые веки. Не поднять.

Ей вдруг стало как-то легко и даже тепло. Перестало ломить руки и ноги. Мороз отступил.

Сугроб и стоящий рядом покосившийся столб остались где-то внизу. Вера в последний раз посмотрела на себя, растянувшуюся во весь рост и на сына, и легкий ветерок понес ее в сторону деревни, которая была так недалеко.

Внизу проплывали дома без единого намека на дымок. Потом деревня осталась позади. Впереди же она увидела белый вездеход с заглохшим двигателем. Чуть дальше на дороге цепочкой лежало несколько фигур в странных комбинезонах с голубыми баллонами за спиной. Последняя из них застыла с вытянутой рукой, в которой была прозрачная маска.

Вот и Борисово. Вот обгоревшие бревна Володиного дома и белеющие посреди углей человеческие кости.

Порывом ветра ее развернуло вправо и понесло вдоль железной дороги. Промелькнул железнодорожный мост. Какая-то военная часть с взорвавшимся котлом в котельной и несколькими десятками солдат, навсегда уснувшими на своих кроватях под покрытыми сизым инеем одеялами. Военный городок быстро скрылся из виду. Показался остывший паровоз с мертвым машинистом в кабине.

Одетая в белый саван земля, все больше и больше отдалялась. Костлявая лапа смерти сжала все видимые окрестности своей беспощадно крепкой хваткой.

Но ей было не холодно и не страшно. Было хорошо.

Что-то мокрое ткнулось ей в щеку.

– Гав, - Стикс отскочил от кровати, повилял хвостом и присев, запрыгнул Вере на живот, подобрался поближе к лицу и принялся лизать прямо в нос. Она зевнула и потерла глаза.

– Что-то ты красная какая-то, - перед ней с дымящейся чашкой кофе стоял Павел-старший, - заболела. А я думал мы сегодня на дачу поедем. Погода-то какая - бабье лето.