"Гамма времени" - читать интересную книгу автора (Абрамов Александр, Абрамив Сергей)

ЛЯ

Я очнулся, стоя у стены под навесом. По-прежнему шумел проливной дождь, и все окружающее теряло очертания в густой водяной сетке. Голова болела, я с трудом услышал конец фразы стоявшего рядом Лещицкого: «…а такси нет».

Такси действительно не было. И я не помнил, как давно мы его ждали. Я вообще ничего не помнил. На темени под волосами вздулась огромная, как опухоль, шишка. Будто что-то обрушилось мне на голову. Когда и где? Я силился вспомнить и не мог. Вдруг всплывало в памяти нечто знакомое, искажалось, и мутнело, и лопалось, как пузырьки болотного газа. Какие-то лица, имена, автомобили, «скорая помощь», желтый «плимут»… Я всмотрелся и вдруг увидел его воочию. Он стоял на противоположном углу у такого же фонаря, как и наш. Даже дождливая муть не размыла его ядовито-желтого цвета.

— Вы видите? — спросил я Лещицкого. — Может быть, довезет?

— А ты шофера его видишь?

Тот только что вышел из машины с какой-то палкой или трубкой и прошел под навес над подъездом.

— Зачем ему палка? — удивился я. — Хромой он, что ли?

— Это автомат, а не палка. Говори тише, — предупредил Лещицкий.

И я вдруг вспомнил и этот подъезд, и слепого Жигу, и мертвых автоматчиков. А живой стоял у подъезда и ждал, когда дверь откроется. Она действительно открылась, и трое в мокрых плащах вынесли что-то похожее на скрученный валиком ковер, завернутый в простыню. Шофер с автоматом открыл дверцу машины. Я было устремился к ним.

— Куда?! — прошипел Лещицкий, хватая меня за рукав.

— Помочь же надо…

— Кому? Ты уверен, что это человек, а не труп? А есть оружие? У них автоматы, а у тебя? Где же ваша пресловутая осторожность, пан Ламанчский!

В эту минуту ветер донес к нам их голоса сквозь сумрак и дождь.

— Это книжка. В руках у него была.

— Потряси, может, что выпадет.

— Трясу. Ничего нет.

— Так брось. Читать ему уже некогда.

Кто-то швырнул из-за машины мелькнувшую на свету книжку. Когда кругом уже никого не было и я поднял ее, она намокла только снаружи. Толстый переплет с барельефом Мицкевича предохранил ее от дождя. Но я узнал ее не только по переплету. Часть страниц слиплась и склеилась в плотную пачку, и я знал, что в ней скрывалось. Каюсь, я больше всего пожалел Мицкевича. Интересно, сколько стихов погибло в мусоропроводе вместе с вырезанными страницами?

Под проливным дождем нельзя рассматривать книги. Я положил Мицкевича в карман пиджака, потому что плащ уже промок.

— Насквозь, — сказал я, вернувшись к Лещицкому. — Как вы думаете, что здесь произошло?

Он не ответил. Что-то вдруг сместилось — свет ли, дождь ли или облака, налитые тоннами теплой воды. Может быть, время?