"Котт в сапогах. Поспорить с судьбой" - читать интересную книгу автора (Ковалев Сергей)
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, повествующая о встрече со старыми друзьями, приятность которой была нежданно прервана появлением других старых друзей, а также одного беспокойного духа, который хоть другом и не являлся, но все равно появился
Запись в дневнике Конрада фон Котта от 27 января
16… года от P. X.
Будучи человеком крайне прагматичным, никогда не доверял я всяким колдунам, знахарям, провидцам и прочим шарлатанам. Провидению было угодно столкнуть меня с настоящим колдовством, дабы я, уподобившись Фоме неверующему, мог убедиться в его существовании, так сказать, собственными органами чувств. Несмотря на сей болезненный опыт, отношение мое к провидцам не изменилось — не укладывалось в моей голове, как можно прозревать будущее, которого еще нет. Провидению угодно было вновь предоставить мне возможность все познать на собственной шкуре.
Примечание на полях. Право слово, Провидению, видимо, больше заняться нечем, как только издеваться надо мной!
Придерживаясь все того же правила — двигаться только в светлое время суток от одного постоялого двора к другому, мы потратили на дорогу до Либерхоффе почти месяц. Никто нас не преследовал и не разыскивал. То ли Анна остыла и взяла себя в руки, то ли наш след окончательно затерялся. Хотя в последнее я не очень-то верил. Конечно, у Пусия лучшая разведка в Европе, но и Ле Мортэ не зря свой хлеб ест. Наверняка у него при дворе Пусия тоже есть шпион и про наш скандальный визит в Куаферштадт королеве доложили давным-давно. А значит, догадаться, куда мы направляемся, было совсем не трудно. Отсутствие погони свидетельствовало о другом — Анна отказалась от мысли вернуть Андрэ силой. Она будет ждать, пока блудный король сам приползет на коленях и будет просить прощения… Вот только какое она примет решение тогда?
Эти мысли не давали мне покоя всю дорогу до Либерхоффе.
Эти мысли, да еще мерзкий навязчивый сон. Тот самый, что приснился мне в первую ночь нашего с Андрэ путешествия. Вернее, это было продолжением того сна. Неведомая опасность с каждым разом становилась все ближе, но так до сих пор и не оформилась во что-то конкретное. Это была просто безликая тьма, надвигавшаяся откуда-то извне… возможно — из самой преисподней. Если поначалу еще можно было надеяться, что мне приснился обычный дурной сон, то теперь сомнений быть не могло — это было явное предостережение. Непонятно только, от чего меня предостерегали. Право слово, эти высшие силы (или кто там заведует вещими снами) могли бы быть более конкретны в своих предостережениях.
После моего предыдущего визита в Либерхоффе со мной произошло столько всяких событий, что казалось — прошло несколько долгих лет, и я в глубине души ожидал каких-то изменений хотя бы во внешнем облике городка. Мои ожидания разбились о суровую непоколебимость провинциального уклада жизни. По-прежнему невысоки были крепостные стены, служившие Либерхоффе чисто символической защитой от неведомого противника. По-прежнему пуст был ров, по случаю зимы превратившийся в две великолепные горки, с которых с радостными воплями и смехом скатывались на санках и прочих подручных средствах (а то и просто на собственном седалище) дети. По-прежнему вместо ворот дорогу перегораживала оглобля, у которой приплясывали два стражника с синими от холода носами и ушами. Рождественские ярмарки давно отшумели, до следующих праздников было еще далеко, потому к воротам вело мало следов, — похоже, у стражи сегодня был голодный день. Увидев нас, бедолаги так откровенно обрадовались, что я по совестился торговаться с ними и даже присовокупил к положенной мзде фляжку с перцовой настойкой — вспомнились мне долгие бессмысленные караулы в зимнее время, проснулась некстати ностальгия.
Провожаемые самыми искренними добрыми напутствиями оживившихся стражников, мы с Андрэ доехали до центральной площади, свернули на улицу Портных и далее, знакомым мне маршрутом, до улицы Маргариток. Иголка сама деловито протопала к знакомому дому, выкрашенному веселой желтой краской. Я ободряюще кивнул Андрэ:
— Фредерик и Мэрион живут здесь. Постучись — мне до молотка не дотянуться.
Гигант смущенно замялся:
— А вдруг они нам не обрадуются? Господин капитан, они про нас уж и забыли, поди! Сидят, чай пьют с пряниками или еще как культурно отдыхают, а тут — вот те нате — явились гости незваные.
Эх! Все-таки если кто с рождения не рос в знатной семье, потом хоть трижды королем стань, все равно той уверенности в собственной всегдашней правоте, что свойственна знати, не приобретет. Вот ведь стоит на крыльце законный монарх пусть маленькой, но очень гордой европейской державы. На крыльце, замечу, дома самых обыкновенных горожан.
И боится, что ему будут не рады.
И, возможно даже, прогонят прочь.
Иезус, Мария и все двенадцать апостолов в придачу!
Я не успел высказать все эти мысли вслух, как дверь внезапно открылась и Андрэ окатил поток грязной и, судя по густому пару, горячей воды.
— Я же говорил! — печально донеслось из облака пара. — Нам здесь не обрадуются.
— Ой! Вы кто?! — Выронив от неожиданности ведро, Мэрион застыла соляным столбом.
— Привет, Мэрион! — помахал я лапой, очень довольный, что нахожусь на спине Иголки. — Ты неподражаема! Ошпарить помоями монарха соседнего государства — вот это по-нашему!
— Конрад?! — Ведьма всплеснула руками. — Ты?!
— Собственной персоной! — Я залихватски подкрутил ус, принимая наиболее красивую позу, но в следующий момент оказался заключен в объятия и прижат к отнюдь не маленькой груди ведьмы. Проклятье! Ну почему я кот?! — Мэрион… ты… меня… задушишь…
— Паршивец! Ты почему за целый год даже весточки не прислал?! Мы с Риком уже не знали, что и думать! Ох, подожди, вот он услышит…
— Что я услышу? — пророкотал знакомый, профессионально поставленный баритон, и на крыльце показался Фредерик. — С кем ты разговариваешь, Мэри?
— Не узнаешь? — Мэрион бесцеремонно схватила меня за шкирку и выставила перед собой.
Брови бывшего паяца взлетели к начавшей редеть шевелюре.
— Конрад?! Паршивец! Ты почему…
— …за целый год даже весточки не прислал? — закончил я за него. — Глядя на вас, убеждаюсь в справедливости пословицы «Муж да жена — одна сатана»!
— П-п-простите великодушно, — прервал нас жалобный голос из продолжающей парить лужи. — Но н-н-не могли бы вы меня пустить в дом, хотя бы в сени. Вода очень быстро остывает, и мне х-х-х-холодно…
— Самсон?.. Тьфу! То есть Булыга! То есть, простите, ваше величество!
— Ан-н-ндр-р-р-рэ меня зов-в-вут, — пролязгал зубами король, на голове которого уже образовалась символическая корона из заледеневших волос. — П-п-пожалуйста, м-м-можно м-м-мне в-н-нутрь?!
— Конечно же! Заходите, ваше вел… э-э-э… Андрэ, заходи! И ты, Конрад! Проходите же! Мэри, проводи их, а я пока лошадь в конюшне устрою!
Если бы в прошлое мое посещение мне сказали, что дом ведьмы может быть еще уютнее, я не поверил бы. Тем не менее именно это ощущение возникло первым, стоило мне переступить порог. Мэрион обладала волшебным талантом доводить простые вещи до совершенства. Относилось это и к простеньким, но очень уместным цветочным обоям прихожей, и к домотканому половику на полу, и к теплым домашним туфлям, которые нам выдали немедленно, чтобы согреть ноги. Единственное поражение, которое претерпела Мэрион, — в ее запасах не нашлось подходящего халата для Андрэ. Фредерик, хоть и отличался завидной солидностью (а если уж без обиняков — изрядной толщиной), тем не менее в росте и в плечах уступал Андрэ. Так что пришлось моему государю кутаться в одеяло, пока его одежда сохла у камина. Впрочем, получив бокал с подогретым вином и кунжутное печенье к нему, Андрэ сразу забыл о неприятном приключении и впал в эйфорию.
Надо сказать, к тому моменту, как Фредерик вернулся из конюшни, я тоже пребывал в не менее блаженном состоянии от тепла и чашки горячего молока с румяной пенкой. И вот скажите мне — откуда человеческой женщине знать, что более всего любит обращенный в кота человек? Одно слово — ведьма!
— Ну про то, что ты стал королем Гремзольда, у нас только ленивый не знает, — хмыкнул Фредерик, окончательно утратив пиетет перед коронованной особой. Да и как, скажите на милость, не утратить его — пиетет этот самый, — когда «коронованная особа» сидит перед тобой, завернувшись в одеяло, и трескает печенье под горячий кагор? Вот так и уходит из мира трепетное отношение к власти… впрочем, может быть, и слава богу, что уходит!
— Смеялся весь Либерхоффе, — поддержала мужа Мэрион. — Но не со зла…
— Не со зла, — подтвердил Фредерик. — Просто уж больно забавно вышло. Вчерашний циркач и вдруг — король. Многие либерхоффские дамочки даже слезу пустили — те, которые помнят твои выступления у синьора Сароза.
Андрэ густо покраснел и поспешно набил рот печеньем. Да уж, синьор Сароз прекрасно разбирался в людях и недаром выпускал гиганта жонглировать гирями и рвать цепи в одних кальсес, да еще на три размера меньше, чем того требовала природа. Благодаря этому нехитрому трюку хозяин цирка неизменно имел аншлаг — дамы шли смотреть на «riesig Samson» — великана Самсона — по второму, и третьему, и даже пятому разу.
— А вот что было после — того мы и не знаем, — развел руками Фредерик. — До нашей глубинки все новости доходят с опозданием, да притом так перевираются, что не знаешь, чему и верить. Рассказывали, будто бы король Гремзольда отправился в Америку искать какие-то сокровища, а возвращаясь назад через Испанию, превратил великого инквизитора в свинью. Не то чтобы мы тут так сильно расстроились из-за этого, скорее не поверили.
— И правильно сделали, — хмыкнул я. — Чего только люди не выдумают! Это Коллет — та самая ведьма, что меня заколдовала, — превратила членов городского совета Кадиса в свиней. Да и то не совсем. Так — морок навела. В воспитательных целях. Но в Америке мы действительно побывали! Преудивительная, скажу я вам, страна…
Я рассказывал о наших приключениях в Южной Америке до глубокой ночи. Под конец, несмотря на захватывающее повествование, и Фредерик, и Мэрион стали клевать носами. Да и сам я начал путаться и повторяться, с большим трудом заставляя себя держать глаза открытыми. Что до Андрэ, то он давным-давно уснул в кресле, создавая замысловатым сопением и храпом фон моему рассказу. Поймав себя на повторенной в третий раз фразе «И в этот решающий момент, милые дамы и добрые господа…», я понял, что пора перестать мучить и себя, и гостеприимных хозяев. Мэрион отвела меня в комнату для гостей. Отчаянная попытка Фредерика перетащить туда же Андрэ не увенчалась успехом, как и все старания разбудить монарха, так что его величество решили оставить спать в гостиной. Да уж, Андрэ отличается завидной способностью безмятежно спать в любом месте и в любом положении.
Мысль об этом была последней, перед тем как я свернулся на мягчайшей пуховой перине и провалился в глубокий сон…
— Конрад!.. Конрад!.. Что с тобой?!
Я выдрался из липкого кошмара, словно из бочки со смолой, увидел перед собой испуганное, искаженное болью лицо Мэрион и не менее испуганное лицо Фредерика. Выдохнул. Спрятал когти. Ведьма поморщилась, разглядывая окровавленную руку.
— Ох! Мэри, прости ради бога!
— Пустяки, я же ведьма — к утру и следов не останется, — успокоила меня Мэрион. — Ты скажи лучше, что с тобой происходит?
— Сон… — Получилось глупо, и я поспешил объяснить: — Кошмар. Повторяется. Уже месяц, как началось. И ведь что обиднее всего — ничего страшного-то в нем нет! Просто ощущение приближающейся опасности.
— Это не кошмар, — покачала головой ведьма. — Во всяком случае, не просто кошмар. Я тоже сегодня видела твой сон и чувствовала силу, стоящую за ним. Ты в настоящей опасности, Конрад!
— Час от часу не легче! Ты… ты уверена?
— Ну что ты глупые вопросы задаешь? — возмутилась Мэрион. — Конечно, не уверена! Предсказания никогда не бывают точными.
— Да-а-а? — разочарованно протянул я. — Жаль. Я надеялся, ты что-то определенное скажешь.
— Куда определеннее? Ты в опасности — этого тебе мало?
— Ну жизнь она как бы вообще штука опасная. Одно дело, если это я предчувствую убийцу, уже затаившегося в ближайшей подворотне. И совсем другое, если этот кошмар предупреждает меня о том, что лет через двадцать я подверну ногу, поскользнувшись на свежевымытом полу.
— Не обольщайся, — хмыкнула Мэрион. — Из-за пустяков ТАКИЕ сны не снятся. Я не знаю, что за опасность тебя подстерегает, но это что-то очень и очень серьезное. Ну-ка одевайся и спускайся в гостиную. Я сейчас руку перевяжу, и мы на тебя погадаем — надо же понять, что за беда тебе грозит.
Андрэ по-прежнему безмятежно дрых в кресле, выводя замысловатые рулады носом. Ни мои вопли, ни последовавшая затем суета его ничуть не побеспокоили.
Мэрион деловито протерла стол полотенцем, постелила чистую белую скатерть и стала расставлять принадлежности своего тайного искусства. Сказать по правде, мне до сих пор не доводилось пользоваться услугами гадалок, если не считать пронырливых цыганок, неизменно следовавших вместе с обозами тех армий, в которых мне довелось служить. Но те гадалки обходились минимумом реквизита — обычно для предсказания будущего хватало линий на руке, максимум колоды потрепанных карт. Да и результат гадания я мог предсказать не хуже гадалки — стремительно опустевший кошель облапошенного сослуживца. Но Мэрион была настоящей ведьмой и готовилась основательно, ни дать ни взять ученый-алхимик, собирающийся изготовить золото.
— Ну что же… — окинув придирчивым взглядом разложенный на столе колдовской инструментарий, проворчала Мэрион. — Пожалуй, приступим.
— Э-э… мм… что мне надо делать?
— Сидеть тихо и не мешать мне! Я попытаюсь вызвать духа и заставить его рассказать про твое будущее.
Ведьма расставила по углам стола зажженные свечи, возложила руки на старый, отполированный до блеска череп и принялась что-то тихо напевать. Признаться, я раньше относился к колдовству и прочей чертовщине крайне скептически. Как-то не доводилось мне за всю свою долгую жизнь сталкиваться с чем-то сверхъестественным. Встреча с Коллет и последовавшие за этим неприятности изрядно поубавили во мне скептицизма, но даже сейчас я не мог серьезно относиться к тому, что делала Мэрион. Тем более что, несмотря на серьезную подготовку и внушающий уважение реквизит вроде того же черепа, вещий дух никак не желал явиться на зов ведьмы. Только дружеское расположение к Мэрион удерживало меня от язвительных замечаний. Однако и продолжать этот нелепый спектакль я был не в настроении, а потому встал из-за стола и как можно непринужденнее сказал:
— Ладно, Мэри, похоже, сегодня твоего загробного осведомителя нет дома. Давай отложим до завтра…
Воздух над столом неожиданно пошел рябью, словно вода, и из этой ряби показалась мутная фигура.
— Или не отложим, — вздохнул я. — Смотри, Мэри, явился-таки.
Ведьма прекратила напевать заклинания и приоткрыла глаза. Мне показалось, что ее лицо выражало скорее удивление, чем удовлетворение от хорошо сделанной работы. В следующее мгновение рябь успокоилась, и фигура стала отчетливее…
— Демон! — взвизгнула ведьма и, прежде чем я успел ее остановить, весьма точно метнула в гостя череп. Костяной «снаряд» ударил того прямо в середину лба и разлетелся мелкими осколками.
— Уй, блин! — завопил «демон», хватаясь за разбитый лоб. — За что?!
Я запрыгнул на стол и заслонил его от Мэрион, уже нацелившейся запустить в неожиданного гостя увесистым подсвечником.
— Стой! Мэри, хватит! Это не демон!
— Ты уверен? А с виду — натуральный бес.
Справедливости ради замечу — так оно и было. Выглядел мэтр Бахус — бывший придворный маг Пусия, а ныне свободный философ — не лучшим образом. То есть, я хочу сказать, он и вообще-то выглядит не очень презентабельно, а сейчас пребывал явно в состоянии беспощадного похмелья и человека незнакомого вполне мог испугать. Да, похоже, и не только человека — не случайно же вызываемый Мэрион дух так и не появился.
— Здравствуйте, мэтр! Извините за недоразумение…
Маг опасливо приоткрыл один глаз и попытался сфокусировать на мне мутный взгляд.
— Недоразумение? Ничего себе — недоразумение! Чуть голову мне не раскололи! Вот и помогай после этого людям! Коллет, иди сюда — я его нашел.
Признаюсь честно — была у меня мысль быстро воспользоваться особенностями местного рельефа и произвести скрытный маневр на заранее подготовленные позиции. Проще говоря — юркнуть под стол и ползком ретироваться на конюшню. Остановило меня от постыдного бегства только осознание его бесполезности. Раз уж Коллет взялась за меня так серьезно, ее ничто не собьет со следа. Да и тащить за собой продолжающего храпеть Андрэ было бы затруднительно. К тому же без оставшихся в комнате денег приятное путешествие опять превратилось бы в мучение. Оставалось сделать хорошую мину при плохих картах и притвориться, что ничего особенного не произошло. Надеюсь, Коллет не начнет метать молнии сразу…
— Конрад!
Я обреченно закрыл глаза.
— Слава богу! Ты жив!
— Э? — Глаза у меня сами собой открылись и, кажется, стали раза в два больше отведенного им природой размера. Такого начала объяснений с ведьмой я ожидал меньше всего. — А что, не должен был?
— Идиот! Тупица! Солдафон!
— О! Вот это уже больше похоже на то, что я ожидал…
— Бессовестный кот! Ты знаешь, что я за это время пережила?!
— Да что случилось-то?! — проняло наконец и меня. — Я, конечно, свинья — уехал без предупреждения, — но…
— То, что ты умер!
— Я?! Да с чего ты взяла?!
— Андрэ… рассказал… — Тут взгляд Коллет остановился на спящем в кресле Андрэ, и ее глаза тоже стали округляться. — Это… это…
— Ну да, это его величество Андрэ Первый Могучий. В своем обычном состоянии, как можешь видеть. И, замечу, сейчас находящийся за много миль от Бублинга.
— Но тогда кто же… Андрэ!
— А?
Я обернулся, но Андрэ в кресле продолжал спать. Да и знакомый возглас раздался не из его угла, а… а откуда-то из-за спины Коллет. Потом в висящем в воздухе овале появилась физиономия… Андрэ. Физиономия уставилась на меня, после чего лохматые брови двойника Андрэ полезли вверх. Вдруг глаза его закатились, и лицо из овала исчезло, а внутри невидимой отсюда комнаты раздался грохот падения.
— Иезус Мария! Это кто? Это Андрэ? Но… тогда…
— Стоп! — Коллет поднесла пальцы к вискам и на мгновение сосредоточенно уставилась в пол. Потом подняла на меня полный ужаса взгляд. — Я поняла! Какой сейчас день?!
— Э-э-э… двадцать седьмое января, — промямлил я, тоже догадываясь, что произошло.
— Странно. Правильно, двадцать седьмое января. Значит, Бахус не ошибся… но тогда я ничего не понимаю! Андрэ вернулся неделю назад и рассказал, что ты погиб — свалился в пропасть, такую глубокую, что он не смог достать твое тело. Мы с мэтром Бахусом всю неделю пытались найти тебя, чтобы похоронить по-христиански…
— Ну-ну, успокойся. — Я отвел глаза, чтобы не смущать Коллет. Она терпеть не может, чтобы кто-то видел ее слабой. — Я жив-здоров, и никаких пропастей рядом нет. Да их в Либерхоффе и сроду не было…
— Так ты в Либерхоффе? Подожди, как ты там оказался?
— Ну, собственно, я здесь первый день… точнее, первую ночь. Извини, что обманул тебя с Германией. Надеюсь, ты уже остыла и прекрасно понимаешь — увезти на время Андрэ было наилучшим решением. Вот… Я сразу решил ехать в Либерхоффе — у меня тут друзья, которых я давно обещал навестить. Ну про скандал во дворце Пусия ты наверняка знаешь. А оттуда мы прямиком направились в Либерхоффе…
— Скандал во дворце у Пусия?..
— Не знаешь? Значит, я переоценил подчиненных Лe Мортэ. Будет повод подколоть его при встрече. Впрочем, не беспокойся — ничего серьезного не произошло, Андрэ всего лишь принял коллекцию древних ваз за ночные горшки.
Я осекся, увидев, как лицо Коллет становится белым.
— Я знаю про этот скандал, — помертвевшим голосом произнесла Коллет. — У Ле Мортэ хорошо поставлена служба. Скандал случился в начале января. Год назад.
— Что? — До меня постепенно дошел смысл сказанных ею слов. Проклятый пьяница все-таки ошибся. Только не с днем и не с месяцем, а с годом. И это означало… означало…
— Ты все-таки погиб! — всхлипнула Коллет.
— Иезус Мария!
Надо сказать, я вспоминаю тот момент с законной гордостью. Ведь несмотря на весь ужас свалившейся на мою голову новости, я повел себя достойно семи поколений благородных предков. Не каждый, знаете ли, день случается услышать, что ты давно погиб, и при этом — погиб в будущем… Ох! Да тут у кого угодно ум за разум зайдет! Но я не поддался панике и воспринял известие со всем доступным мне хладнокровием.
— Конрад, прекрати истерику! — Мэрион в конце концов поймала меня за шиворот и сильно встряхнула. — Вопя и заламывая руки… лапы, беде не поможешь!
— В тебе нет ни капли деликатности, Мэрион! — укорил я ее. — Я только что узнал, что мне осталось жить меньше года! Да еще такая ужасная, мерзкая смерть — упасть в пропасть! Сначала долгое падение, когда ты понимаешь, что приближается твоя смерть и ничего — ничего! — не можешь сделать! А потом падение на камни, страшная боль и… и, возможно, я еще долго лежал там, умирая… Ай! Не смей дергать за хвост!
— А ты не смей вести себя так! — парировала Мэрион. — Ты же ландскнехт! А развесил сопли хуже иной белошвейки! Позорище!
Я пристыжен но затих.
Действительно, что такого ужасного я узнал? Что погибну через год? Так ведь жизнь человеческая тем и отличается, что никто своего срока не знает. И уж тем более — жизнь солдата. Меня никогда особо не пугала вполне реальная возможность погибнуть в любом из сражений, которых на моей памяти прошел я не меньше сотни, если не считать мелких стычек и дуэлей. Правда, сейчас ситуация была несколько иной — в бою у тебя есть шанс остаться в живых, а вот когда точно известно, что погибнешь и ничего не можешь изменить… Или все-таки?..
— Коллет, а ну-ка посторонись! — Я шагнул к висящему в воздухе «окну». — Сейчас мы все исправим.
— Что ты хочешь…
— Иезус Мария! — Я потер ушибленный о невидимую преграду нос. — Что за напасть? Не пускает.
— И не пустит, — сварливо прогундел из-за спины ведьмы Бахус. — Ишь какой прыткий нашелся! Было бы так легко изменить прошлое, все только и прыгали бы туда-сюда.
— Так я не прошлое хочу изменить, а будущее!
— Это оно для тебя будущее, а для нас — прошлое. Ты хоть что-нибудь помнишь из того, что я тебе объяснял про Ткань Мироздания? События, которые уже произошли, невозможно изменить.
— Но для меня-то они еще не произошли! Я еще не погиб! Вот же он я — стою перед вами живой!
— Это еще не аргумент. Хотя… — Мэтр задумчиво потер подбородок. — Это удивительный парадокс. Никогда не думал о такой возможности и… и… даже не знаю, чем это может обернуться. Ты прав — у тебя есть шанс.
— Тогда ну-ка быстро расскажите мне, что произошло и как я погиб…
— Нет-нет-нет! — поспешно замахал руками Бахус. — Если мы начнем рассказывать тебе твое будущее, Ткань Мироздания начнет уплотняться, и тебе все сложнее будет преодолевать ее сопротивление… я так думаю… Проклятье! Я даже не знаю, погиб ты потому, что я рассказал тебе твое будущее, или, наоборот, потому что не рассказал! Насколько я помню, ты вернулся в Бублинг и ничего про эту встречу не сказал. Значит, ее не было! Но она же произошла?! Возможно, ты решил не говорить нам… Нет, так не пойдет. Если рассуждать с точки зрения логики…
Коллет оттеснила перешедшего на невнятное бормотание мага и попыталась протянуть ко мне руку. Невидимая преграда не позволила ей это сделать, и рука замерла, упираясь в воздух. Я поднес свою лапу, но ничего не почувствовал — преграда оставалась невидимой, но абсолютно непроницаемой.
— Конрад… Мэтр, наверное, прав. Мы ничего не должны тебе рассказывать. Боюсь, ты и так уже знаешь о своем будущем слишком много. Нам надо закрыть портал, пока не стало еще хуже, но кое-что ты должен знать: твоя смерть связана с твоими поисками. Прощай. Пожалуйста, постарайся изменить свою судьбу. Я буду ждать. Мэтр, закрывайте портал.
Мне показалось, что по щеке Коллет скатилась слеза, но из-за вновь набежавшей ряби я не мог быть уверен в этом. А когда рябь схлынула, вместе с ней исчезло и «окно» в будущее.
— М-да… — нарушил молчание Фредерик. — Ничего себе кульбит! Я бы даже сказал — сальто-мортале!
— Помолчи уж! — Мэрион вздохнула. — Обмануть судьбу — кому такое удавалось? Я что-то и не припомню.
Я поежился от этих слов ведьмы. Да уж. Если вспомнить все сказки, что довелось слышать мне в детстве, все истории, что рассказывают в кругу солдат у костра, все баллады, что поют менестрели, — везде человек беспомощен перед судьбой. И даже герои склоняются перед неумолимым роком. А я совсем не герой.
Гм…
Но помирать совсем не хотелось.
Тем более что одна сказка, известная мне с детства, все-таки давала надежду. Сказка про двух лягушек, упавших в кувшин с молоком. Так уж получилось, что на гербе рода фон Коттов изображены две лягушки: одна — покорно следовавшая судьбе и утонувшая. И вторая — барахтавшаяся до конца и сбившая молоко в масло. Я всегда жил согласно лозунгу, начертанному на нашем гербе: «Никогда не сдаваться!»
Посмотрим, так ли уж необорима судьба!
— Мэрион, Фредерик, спасибо вам за гостеприимство. Я надеялся погостить у вас некоторое время, но — сами видите — я должен спешить. Надеюсь, еще настанут хорошие времена и я вас обязательно навещу!
— И куда же ты путь свой намерен держать?
— Для начала — вернусь в Бублинг… Иезус Мария! Кто это спросил?!
— Я…
— Да кто — «я»?!
— Сеньор Хосе Альфонсо Фигейро да Бухоралес, к вашим услугам!
— Похоже, это дух, которого я вызывала, — пояснила Мэрион. — И давно ты здесь?
— Почти что с самого начала, — раздалось откуда-то из-под потолка. — С почтенным мудрецом, способным бросить взгляд сквозь время, и той прелестной дамой, чье сердце бьется ради бравого солдата, явились мы на зов колдуньи в одночасье…
— Иезус Мария! Мэри, ты что, вызвала дух поэта?!
— Похоже на то, — развела руками Мэрион. — Знаешь, выбор у меня невелик — кто отзовется с той стороны, тому и рада. А тебе не все равно, с кем говорить?
— Да поэты все бестолковые! Умучаемся, пока что-нибудь из него вытянем!
— Скорблю всем сердцем, внемля сим словам жестоким!
— Вот видишь?!
— Давай все-таки сначала побеседуем с ним, — возразила Мэрион. — Дух, знаешь ли ты, для чего я вызвала тебя?
— Вопрос — глупее не бывает! Зачем же духов вызывают? Узнать ты будущее хочешь или за прошлое хлопочешь.
Ведьма досадливо поморщилась, но допрос не остановила.
— Дух, ответствуй! Что за кошмар мучает этого человека?
— То не кошмар, то вещий сон. Опасность предвещает он.
— Это понятно, что опасность. Даже я из другой комнаты почувствовала, как нечто приближается к этому миру из самой преисподней. И даже уловила слово «посланец». Но что все это значит?
— Из преисподней начал путь посланец. О пощаде позабудь!
— Посланец из преисподней? Посланец дьявола, что ли? Что за бред?! — Я стукнул лапой по столу. — Я же говорил — все поэты бестолковые. Как понимать эту рифмованную чушь? Кто такой этот «посланец из преисподней»?
— Ну… — протянула Мэрион. — Может, действительно посланец дьявола?
— В каком смысле? — опешил я.
— Я почувствовала невероятную силу в том, что приближалось к тебе в кошмаре. Это явно не какой-то обычный враг. Возможно, речь духа следует понимать буквально?
— А?.. — Сообразив, что Мэри говорит вполне серьезно, я расхохотался. — Да ну, не выдумывай! Какое дело самому дьяволу до меня?!
— Кто знает? — развела руками ведьма. — Вдруг тебе в будущем предстоит совершить нечто, чего дьяволу очень не хотелось бы. Или — помешать чему-то.
— Бред! — коротко резюмировал я, стараясь не обращать внимания на вставшую дыбом шерсть. — Просто дурацкий поэтический образ. Эй, дух! Объясни нормальными словами, кто такой этот посланец?!
— Не желаю! — раздалось из-под потолка обиженное фырканье. — К волшебной Музе кто не проявил почтенья, поэта недостоин уваженья!
— Эй, рифмоплет, не заносись! Марго, ты ведь можешь заставить его отвечать?
— Вообще-то… нет. Я когда черепом в мэтра Бахуса запустила, то разрушила нити, связывающие духа. Он теперь свободен — может делать, что захочет.
— Волшебница права, свободен я теперь! Прощайте! Ухожу! И не нужна мне дверь!
— Иезус Мария! Стой, дух! Не уходи! Давай поговорим сначала о посланце преисподней! Не уходи! Я люблю стихи!
— Бесполезно. Я его не чувствую. Видимо, уже сбежал.
— Вот зараза! — Я вернулся в кресло. — Не сказал бы, что ситуация сильно прояснилась.
— Ну кое-что мы теперь знаем точно, — возразил Фредерик. — По твою душу объявился какой-то «посланец преисподней». От дьявола ли он или просто сам по себе, но не верится, что он тебя ищет, чтобы поздравить с Рождеством.
— Это верно, — хмыкнул я. — И времени у меня до встречи с ним не так чтобы много. К следующей зиме нужно быть во всеоружии. То есть прежде всего вернуть человеческий облик. А для этого мне нужно вернуться в Бублинг и организовать экспедицию в этот город с непроизносимым названием.
Мэрион согласно кивнула.
— Ну что же, я думаю — медлить не стоит. Рик, иди оседлай его лошадку. Я пойду завтрак вам приготовлю, а вы с его величеством пока собирайтесь…