"Гибель веры" - читать интересную книгу автора (Леон Донна)

Глава 10

За пределами кабинета Брунетти застал синьорину Элеттру за молчаливыми переговорами с компьютером. Она повернулась и одарила его улыбкой, когда он появился, — явное молчаливое прощение за коварные замечания о секретных швейцарских счетах.

— Ну и?…

— Ну и… я веду шефа полиции Берна на экскурсию по городу. Мне повезло — не попросили забрать его погостить домой.

— Чего он хочет от вас с этим шефом?

— Понятия не имею. Покажу ему город, подержу его здесь, дам оглядеться. Может, позволю полюбоваться на очередь перед Уффичо Страниери — за видом на жительство.

Неприятно это ощущать, но Брунетти не удавалось полностью освободиться от растущего беспокойства: толпы народа выстраиваются каждое утро в эту длинную очередь. Все почти — молодежь мужского пола и прибыли из стран, не связанных с европейской культурой. Когда он ловил себя на таких мыслях, драпируя их замысловатыми выражениями, — понимал ясно, что лежит в их основе. Те же настроения формируют базу для самых диких образцов ксенофобского бреда: члены всяческих лиг, которые обещают вернуть Италию к этнической и культурной чистоте.

Синьорина Элеттра вторглась в эти мрачные размышления:

— Может, не так все и плохо, Dottore. Швейцарцы были нам в прошлом очень полезны.

— Возможно, вам удастся выпытать у него какие-нибудь пароли для компьютера, синьорина, — улыбнулся он.

— Ой, не уверена, что нам это надо, синьор. Полицейские коды очень просто достать. Но по-настоящему полезные, те, что для банков, — ну, даже я не стала бы тратить время, пытаясь их взломать.

Не осознав, откуда взялась эта идея, Брунетти сказал:

— Синьорина, я хотел бы, чтобы вы кое-что сделали для меня.

— Да, синьор. — И взяла ручку, как будто он никогда и не шутил по поводу счетов в швейцарских банках.

— В Сан-Поло есть такой священник, отец Лючано какой-то, — не помню его фамилии. У меня просьба к вам — поищите, не было ли с ним каких-то неприятностей.

— Неприятностей, синьор?

— Был ли он когда-нибудь арестован или обвинен за что-нибудь. Или, например, его часто переводили с места на место. Правда, посмотрите — вдруг вам удастся установить, где был его последний приход и почему его послали сюда.

Почти беззвучно она произнесла:

— Швейцарский банк — проще.

— Извините?…

— Это очень трудно — добыть информацию такого рода.

— Но если его арестовывали?

— Подобные вещи каким-то образом исчезают, синьор.

— Какие «подобные»? — Брунетти заинтересовал ее вкрадчивый тон.

— Вроде арестов священников. Или если что-то попадает на глаза публике. Вспомните только ту дублинскую сауну — с какой скоростью она пропала из газет?

Брунетти вспомнил историю, появившуюся в прошлом году, и то лишь в газетах «Манифесто» и «Унита», про ирландского священника: умер от сердечного приступа в гей-сауне в Дублине, а соборовали его два других священника, оказавшихся там же в то же время. История эта — она вызывала у Паолы эдакий вой удовольствия — исчезла через день, и это из наилевейшей прессы.

— Но полицейские файлы — это другое дело! — заявил он.

Она подняла глаза и наградила его улыбкой сочувствия, очень похожей на ту, что использовала как аргумент Паола.

— Я найду фамилию и посмотрю, синьор. — И обратилась к новой странице. — Еще что-нибудь?

— Нет, пожалуй, ничего.

Брунетти покинул ее кабинет и не торопясь вернулся в свой.

За два года, что синьорина Элеттра проработала в квестуре, Брунетти успел ознакомиться с такой ее чертой, как ироничность, но иной раз она выдавала такое, что он пребывал в совершенной озадаченности. Однако был при этом слишком обескуражен, чтобы просить о пояснении, — вот как только что, в разговоре о священниках. Он никогда не обсуждал с синьориной Элеттрой религию или церковь, но, если подумать, ее мнение, он уверен, почти совпадает с мнением Паолы.

Вернувшись к себе в кабинет, он выкинул из головы мысли о синьорине Элеттре и святой матери церкви и потянулся к телефону. Набрал номер Леле Бортолуцци, художник ответил после второго гудка, и Брунетти сказал ему, что опять звонит по поводу доктора Мессини.

— Как ты узнал, что я вернулся, Гвидо?

— Откуда?

— Из Англии. У меня была выставка в Лондоне, приехал только вчера днем. Собирался тебе сегодня звонить.

— Насчет чего? — Брунетти, слишком заинтересованный, не стал размениваться на вежливые вопросы о выставке Леле и о ее успехе.

— Кажется, Фабио Мессини — любитель дам.

— В отличие от тех из нас, кто таковыми не являются, да, Леле?

Художник, чья далеко в этом смысле не безупречная со времен его юности репутация была хорошо известна в городе, — засмеялся в ответ.

— Нет, я имею в виду — любит компанию молодых женщин и готов за это платить. И похоже, у него их две.

— Две?

— Две. Одна — здесь, в городе, в квартире, за которую он платит, четырехкомнатная, около Сан-Марко, другая — на Лидо. Обе не работают, но обе очень хорошо одеваются.

— Он единственный?

— Единственный, который… что?…

— Их посещает. — Комиссар употребил эвфемизм.

— Гм, не догадался об этом спросить. — В голосе Леле прозвучало сожаление об упущенном. — Говорят, обе очень красивые.

— Да ну? И кто это говорит?

— Друзья, — неопределенно отвечал Леле.

— И что еще они говорят?

— Что он посещает каждую два-три раза в неделю.

— Сколько ему лет, ты сказал?

— Я не говорил, но он моего возраста.

— Ну и ну. — Брунетти произнес это без всякого выражения, потом замолчал.

— А эти твои друзья случайно ничего не говорили о доме престарелых?

— Домах, — поправил его Леле.

— И много их?

— Похоже, сейчас пять: один — здесь и четыре — на континенте.

После долгой паузы Леле наконец не выдержал:

— Гвидо, ты еще здесь?

— Да-да, Леле. — Комиссар еще чуточку подумал. — Твои друзья еще что-нибудь знают о домах престарелых?

— Нет, только, что в них во всех работает один и тот же религиозный орден.

— Сестры Святого Креста? — назвал он орден, который управлял домом престарелых, где находилась его мать, и в котором больше не состояла Мария Теста.

— Да, во всех пяти.

— Как же он ими владеет?

— Я этого не говорил. Не знаю, владеет ли ими орден на самом деле или только управляет. Но правит всеми.

— Понятно. — Брунетти уже планировал в уме, что предпринять дальше. — Спасибо, Леле. Они больше ничего не говорили?

— Нет, — сухо откликнулся Леле. — Могу ли я как-то иначе быть полезен, комиссар?

— Леле, я не хотел быть грубым. Извини, ты меня знаешь.

Леле знал Брунетти с рождения, — понял, конечно.

— Забудь, Гвидо. Заходи как-нибудь, ладно?

Брунетти обещал — обязательно, тепло попрощался, положил трубку, тут же забыл про обещание, опять снял ее, попросил полицейского оператора найти номер и соединить его с casa di cura Сан-Леонардо, где-то за Оспедале-Чивиле.

Через несколько минут он говорил с секретарем доктора Мессини, директора дома престарелых, назначил встречу на сегодня в четыре, чтобы обсудить перевод своей матери, Регины Брунетти, в этот филиал.