"Нарушители" - читать интересную книгу автора (Белецкая Екатерина, Ченина Анжела)

Глава 6

Очень давно Нарелину не приходилось сидеть вот так, у пылающего камина. С Нарготронда, с покинутой родины... Может быть, поэтому сейчас все казалось почти нереальным. Гостиная в доме Встречающих была большой, и хотя в ней сейчас собрались все, и хозяева, и гости — кроме детей, их забрала Рино — все равно в ней было просторно. Эльфы держались вместе, устроившись на диване. Лин, конечно, уверен в том не был, но ему казалось, что им все-таки пока еще не по себе, неспокойно, тревожно. Вон какие лица напряженные... Ну еще бы — такие встряски в один день. Ренни и рыжий устроились в креслах. А сам Нарелин угнездился на полу, у камина, стащив с дивана меховой плед — и удобно, и тепло. За окном тихо шумел дождь. От этого звука становилось по-особенному уютно, словно дождевые облака закрыли этот мирок не только от здешнего солнца, но и от всех невзгод и опасностей сразу. В самом деле, разве может случиться что-то плохое, когда за окном, в вечерних сумерках, по листьям барабанят капли воды?

В гостиной висела неловкая тишина. Нарелин подтянул к себе плед, и сказал:

— А у нас в такую погоду варили глинтвейн. Когда по-настоящему готовишь, на огне — гораздо лучше выходит...

В гостиной висела неловкая тишина. Нарелин подтянул к себе плед, и сказал:

— А у нас в такую погоду варили глинтвейн. Когда по-настоящему готовишь, на огне — гораздо лучше выходит...

— У нас тоже, в Борнее обалденный глинтвейн варили французы, — кивнул Пятый. Он стоял подле окна и смотрел куда-то в подступающую ночь. — Рыжий, помнишь?

— Помню, помню, — рассмеялся тот. — Как нас после первого знакомства с этим напитком в эллинг не пустили…

— Или чай еще в такую погоду пить — неплохо тоже ... — Лин мечтательно вздохнул. — А может быть, сделать, а? У меня же синтезатор с собой, там в программе чего только нет! С жасмином, к примеру... И чтобы в красивых белых чашках!

— Не надо, Рауль, не утруждайтесь. Сейчас будет чай, причем настоящий, — Ренни встал с кресла, потянулся. — А глинтвейна не будет. И стаута этого вашего не будет. Вообще, Рауль, как вы можете пользоваться синтезом для того, чтобы делать еду?.. Может быть, я не прав, но, думается мне, лучше купить что-то более дорогое, но натуральное.

Ох, что же он в присутствии эльфов назвал имя Рауля!.. Рассекретил... Нарелин кинул взгляд на сородичей — как они, дошло до них, или пропустили мимо ушей? Нет, пока вроде не поняли, или виду не подали.

— Иногда выбирать не приходится, Ренни. К тому же, и дома у нас очень мало настоящих продуктов, в основном вся пища — синтетика. Планета мертвая, доставка дорогая, что ж вы хотите... Все привыкли.

— Это плохо, — заметил Ренни. — Впрочем, человек… да и не человек, кстати, тоже… адаптируется к самым разным условиям. Сколько у вас в среднем живут люди?

— Обычные люди — лет семьдесят, восемьдесят. Для блонди вообще практиковалась эвтаназия. А монгрелы, изгои, редко доживали до тридцати. В Федерации — где как, там живут дольше...

Нарелин смолк. Вспомнился старый седой судья-федерал, что вел процесс по делу амойского бунта. У него была взрослая дочь, причем, оказалось — поклонница линовых песен. Как это было смешно и нелепо — человек, приговоривший его, Лина, к смерти, пришел к нему же в камеру, чтобы просить автограф для дочки. Нарелин тогда торопился, записывал песни — все подряд, какие знал — до казни было две недели, и нужно было все успеть, ему разрешили писать песни, даже аппаратуру выдали — ну еще бы, ведь это такой материал для коммерции... и было очень страшно, что не хватит времени. Он тогда еще спел для судьи любимую песню — про волчонка, кошку и клевер...

В комнате темным облаком повисло молчание.

— Сколько — ты сказал?.. — оторопело спросил Ренни. — Восемьдесят лет?..

— Он сказал — тридцать, — поправил Пятый. — Рауль… ммм…. Прости, Нарелин, то, о чем ты сейчас подумал… Что с тобой произошло дальше? Как ты сумел выжить?

Нарелин вздрогнул и напрягся.

— Ты же говорил — вы не читаете мыслей, Пятый!

— Обычно — нет, — подтвердил тот. — Но иногда изменяем этому «обычно». Прости, но ты сейчас настолько сильно выдал это всё, что не поймать было невозможно.

— Вот черт... Пятый, я... Не особо приятно об этом рассказывать, понимаешь…

— Понимаю. Давай так — откровенность за откровенность. Ты отвечаешь сейчас, а потом — спрашиваешь сам. И я отвечаю — в любом случае, даже если вопрос крайне неприятен, — Пятый отошел от окна и сел на ручку кресла, в котором сидел Рыжий. — Ну так что?

— У нас обычно принято — если человек хочет рассказать, он сам расскажет, по своей инициативе, а расспрашивать — неэтично, — Нарелин улыбнулся, но улыбка получилась грустноватой. — В общем, так было дело: приговорить-то меня приговорили, но казнь была инсценировкой... мне, конечно, о том не доложили. Знаешь, Пятый, вроде не сказать, чтобы я трус, но одно дело — в бою или в драке, или хоть на свободе, а когда сидишь в полной беспомощности, и ждешь, когда тебя, как барана, поведут на бойню, и вдобавок еще из этого сделают шоу... Вон, они должны понимать, наверное, — Лин кивнул на эльфов. — Там, Пятый, были сложные игры. И амойцы, и федералы видели во мне возможное средство к бессмертию. Я узнал подробности лишь гораздо позднее — когда сам влез в шкуру Рауля. По всем законам я, как гражданин Амои, подлежал амойской юрисдикции; но нам приписали вину в огромном ущербе Федерации, вину за убийства их граждан, ну и прочее, многое... это было подстроено специально, как повод выдать им меня. Меня не собирались убивать так скоро. Там, знаешь, стояло такое устройство... хреновина... кровь выкачивает, а вместо нее вводит яд... на самом деле это был не яд, а модификация того же летаргена... А потом — сунули в анабиоз и повезли на исследовательскую базу. Меня Клео отбил, — вот тут Лин улыбнулся уже искренне. — Когда федералы узнали, кто меня спер из их лап — его самого за эту акцию чуть в тюрьму не упекли. Понимаешь теперь, почему я ну не могу просто так смотреть на этот далиарский беспредел с Посвящением?

— Понимаю, — кивнул Пятый в ответ. — Еще как понимаю. Мы тоже были в свое время пешками в чужой игре… впрочем, потом выяснилось, что пешками были вовсе и не мы. Но выяснилось после того, как менять что-то стало уже слишком поздно. Думаю, мы знаем не хуже тебя, что это такое — умирать. И причины нашего желания вернуться на Теокт-Эорн и прекратить это безобразие имеют похожие корни. Меня, правда, ни разу не топили, но вешать — вешали.

— Теперь твоя очередь откровенничать, Пятый, — напомнил Нарелин. — Тон что-то упоминала про вас, но так мало, что я ничего и не понял... Что это за годы, проведенные в рабстве? Что с вами случилось?

По лицу Пятого было понятно, что он и сам не рад тому, что начал этот разговор — но деваться было некуда. Рыжий Лин упорно молчал и встревать не собирался. Сидел, курил и ждал. В глазах его появилось какое-то необычное выражение — ехидная грусть. «Сам начал, сам и расхлебывай».

— Мы попали на Землю совсем молодыми… Ты говорил о Терре, думаю, что речь идет об одном и том же мире, но ты был в двадцать восьмом веке, а мы — в середине двадцатого. Тогда там только начинался процесс зонирования, на планете шла вторичная экспансия, был лагерь эмиссаров формации Кинстрей. С Окиста нас выслали… обвинение было ложным, но что мы об этом знали на тот момент? Да ничего… И мы девятнадцать лет прожили в рабстве у лэре-Кинстрея, очень им от нас хотелось получить информацию по технологиям, которые используются на Окисте.

Пятый замолчал. Тоже вытащил из пачки сигарету, прикурил, глубоко затянулся, закашлялся. У него дрожали руки. Он отдал сигарету Лину. Тот молча загасил ее в пепельнице и посмотрел на Ренни.

— А мы их эти девятнадцать лет искали, — Ренни пришел другу на помощь. — И то, что мы забрали наконец… Прости, Пятый, но сейчас ты нечто иное, нежели тот парень, с которым мы когда-то пили вино, и которому я постоянно проигрывал пари. За те девятнадцать лет их искалечили так, что… опустим подробности, Рауль, но даже теперь, спустя двести лет, мы до сих пор не можем до конца устранить все последствия.

Нарелин молчал. Ему было жутковато.

— Знаете, — сказал он, наконец, — мне казалось, что я до конца увидел всю дрянь, которую измыслил человек. Не на себе испытал, нет, но, по крайней мере, знал о ее существовании.А, похоже, не только люди соревнуются в умении нагадить ближнему. Кинстрей, надо же... Они — Индиго, да?

— Да, это Индиго, — подтвердил Пятый. — Раса, кстати, похожа на людей, по крайней мере — генетически. Внешне… да ничего особенного, вариация на тему. А вот гадить… их тоже можно понять. Они просто хотели жить. А мы решили им в этом не помогать…

— А вот как мне понимать, почему у тебя трансплантаты больше двадцати лет не живут, я не знаю, — заметил Ренни. — Ну невозможно сделать что-то, что соответствовало вашей генетической цепочке. Кто только не бился!.. Что только не делали… А проходит двадцать лет — и начинается отторжение.

Нарелин добавил:

— Ты говоришь, Пятый — они просто хотели жить. Но через мучительство не получается жизни, а получается одна только новая смерть. Я в этом очень хорошо убедился... Не верю я, что счастье можно строить на чужой крови.

— Не думай, что вся Индиго-сеть такая, миров, в которых всё в порядке, гораздо больше, — успокаивающе сказал Лин. — Кинстрею с экспансией в тот раз не повезло. Пришел конклав раз в сто сильнее, и благополучно ассимилировал и Кинстрей, и объект, на котором они работали. Финита ла комедиа…

— Я так про всю Индиго и не думаю, Лин... Везде есть хорошие люди, а есть откровенные сволочи... таких, кстати, обычно совсем мало... Гораздо чаще — кто ожесточился, кто — ради большой цели, кто искренне думает, что прав... Вон, у меня однажды получилось — когда я с человеком познакомился — считал его мерзавцем. А теперь он мой лучший друг. И так тоже бывает…

Нарелин замолк на полуслове, ощутив какое-то секундное неудобство. Один из эльфов, Деорн, вдруг тихо, совсем по-мальчишески ойкнул и указал пальцем в сторону Нарелина. Глаза у него сделались круглыми, как будто увидел он, минимум, гадюку.

— Ты что? — Нарелин оглянулся, в поисках того, что могло испугать парня. — Что такое?

— Э...этот... — Деорн даже заикаться стал. — Меховой... смотри! Ползет...

Все уставились на плед. От неожиданности Нарелин отпустил его край. Секунду мех оставался неподвижным, а потом медленно пополз прямо на Деорна. Как он это делает, было совершенно непонятно — на вид мех оставался шкура шкурой. Однако кромка его явственно шевелилась, и двигался вперед он всё быстрее и целеустремленнее.

Пару секунд Нарелин сидел неподвижно, а потом среагировал, и мигом ухватил шкуру и дернул обратно.

— А ну стой! Куда! Сидеть, я сказал!!!

Мех противно зашипел, извернулся, пытаясь вырваться. Подчиняться он явно не собрался. Эльфы, до того сидевшие рядком на диване, мигом оказались возле дверей. Лина от смеха согнуло в кресле пополам, того и гляди свалится на пол. Пятый созерцал картину с саркастической ухмылкой, потом подошел и аккуратно наступил на мех с противоположной от Нарелина стороны.

Мех оказался в сложном положении. С одной стороны его крепко держал Нарелин, с другой он оказался прижат к полу ботинком Пятого. Он дернулся сильнее. Нарелин ухватил покрепче.

— Блин, ребята, что это такое?!

— Фиске хочет на своё место, — заметил Ренни. — А ты его не пускаешь. Зря. Он ведь кусается.

— Это Фиске, — объяснил с пола Лин. — Вариация на тему кота… Вы с ним так хорошо обнимались, что я подумал…

— Какого кота? Это же плед!

— Это кот… у Пятого спроси, откуда он его привез… ох, не могу… я подумал, тебе нравится… И он вроде был не против… — Лин заполз обратно в кресло. — Обычно он вцепляется сразу…

— Ну ни черта себе... А по виду плед и плед... Фиске, да? Фиске, не уходи, посиди со мной... — Нарелин подобрался к «пледу» и осторожно его погладил. — Кусается, говорите? Где ж у него зубы-то? Фиске, кис-кис-кис... Иди ко мне...

Лучше бы он этого не делал. Плед в мгновение ока обвился вокруг Нарелиновой руки, и в следующий момент тот заорал благим матом, пытаясь его стряхнуть.

Общими усилиями руку Нарелина освободили, Пятый как-то по-хитрому подхватил Фиске, вышвырнул в открытое окно, и быстро это окно закрыл.

— Пусть проветрится, — сказал он, садясь на освободившийся диван. — Обнаглел совсем…

Нарелин сидел на полу и здоровой рукой зажимал себе рот, пытаясь сдержать истерический смех. На другой руке красовались несколько свежих царапин.

— Господи, ну надо же... бывает же такое... Ну и котик... Мне бы такого... Он не того?.. Не ядовитый?..

— Нет, — успокоил Пятый. — Ты видел где-то ядовитых котов?..

— Ползающих пледов я тоже нигде не видел! И вообще! — Нарелин поднялся и пересел в одно из свободных кресел, предварительно проведя рукой по обивке — не укусит ли? — А может, мы все-таки сделаем чай?

Ренни открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут в комнату вошла Тон. На ее руках сидела маленькая собачка, на вид совершенно обычная. Тон спустила собачку на пол, и спросила:

— Кто из вас Фиске под дождь отправил, негодяи?

— Так, я за чаем, — отрапортовал Ренни и тут же ретировался.

Тон обвела негодующим взглядом присутствующих. Лин старательно делал вид, который назывался «а я тут ни при чем», Пятый, посвистывая, листал какой-то толстый фолиант, поспешно вытащенный с полки, Нарелин задумчиво рассматривал люстру, эльфы в углу изображали сцену «хор в греческой трагедии ожидает своего выхода».

— Я повторяю — кто это сделал? — снова спросил Тон.

— Ну, я, — пожал плечами Пятый. — Ну и что?

— Ах, «ну и что»?! Значит, сегодня он спит с тобой. Как есть — насквозь мокрый и грязный. Ему теперь вылизываться сутки надо, чтобы себя в порядок привести…

— Эээ... Тон... видишь ли... — Нарелину стало совестно. — Я думал, это плед, погладил... а он в меня как вцепится! Ну, Пятый его отодрал и за окно... Так что он не виноват.

В доказательство Нарелин показал исцарапанную руку.

— Подумал, что это плед, и погладил, — язвительно сказала Тон. — Оказывается, пледы гладят. Не знала. Всю жизнь думала, что под ними спят. Пятый, учти, как только Фиске вернется — он твой.

— Ладно, ладно, — проворчал Пятый. — Вымою… В первый раз, что ли.

— Я им накрывался... А он убежал, — примирительно сказал Нарелин.

— А ты бы не сбежал, если бы тобой накрывались? — справедливо заметила Тон и снова подхватила на руки собачку. — Кстати, познакомься. Это копия твоего Зверика.

Тон снова подхватила собачку..

— Вы сегодня меня решили совсем шокировать, — сокрушенно сказал Нарелин. — Как тебе удалось его в такую шкурку запихнуть? Он же в свободном состоянии всю жизнь был медуза медузой. А тут на тебе! Собачка! Да, такой вид, конечно, приятнее... Ну, здравствуй, Зверик.

— Не мне удалось, а мы с ним так договорились, — Тон пересадила собачку ему на руки. — Это же неудобно — медуза… О, а вот и чай! Ренни, мне красный, пожалуйста…

Смесь английского файв-о-клока и китайской чайной церемонии, раннего ужина и позднего обеда, подумалось Нарелину. Да еще и что-то совсем не земное — такой посуды на Земле никогда не было.

— Вам помочь? — спросила до этого момента молчавшая Таэни.

— Помоги, — кивнул Ренни. — А то нас много…

Нарелин гладил копию Зверика. Тот поднял к нему мордочку и смотрел доверчиво, словно бы узнавал, или помнил все, что видел Зверик-основной. Вот сейчас, кажется, возьмет да и лизнет прямо в нос...

И ведь лизнул. Собачка как собачка, маленькая, бело-рыжая, с пушистыми треугольными ушками и умными глазами.

— Тон, а он меня помнит? — неуверенно спросил Нарелин.

— Помнит, конечно, — подтвердила та. — А как же. Мы с ним решили, что он пока что девочка. Мой, не твой. А твой Зверик — как с ним договоришься.

— Обалдеть можно, — искренне произнес Нарелин. — А как же он... она... ну... если обратно вживиться надо?

— Мы тебе утром покажем, хорошо? — попросила Тон. — А то ребят напугаем.

— Ладно... Ишь, глазенки какие... Хороший мой... — Лин машинально начал разговаривать со Звериком. — Не то что злой кот Фиске, правда? Ты ласковый... ласковая, то есть...

Говоря честно, появление Зверика в облике собачки шокировало сильнее, чем все катера Сэфес, вместе взятые. Как-то свыкся Нарелин за эти годы, что Зверик — он внутри, безликий и почти невещественный.

— Ты расстроился? — спросила Тон. — Ну что ты… Ради Бога, не надо. Давайте-ка, дорогие мои, всем чай — и спать. Нарелин, тебе какой?

— А какой есть? — он осторожно посадил Зверика на пол. — Я жасминовый люблю...

— Я тоже, — засмеялась Тон. — Он в синем чайнике.

За чаем они засиделись. Слегка пришедшие в себя эльфы отважились, наконец, хоть о чем-то расспрашивать, и беседа затянулась далеко за полночь. Спать эльфы ушли значительно повеселевшими. Тон отвела их куда-то вглубь дома, а Нарелину объяснила, как пройти в приготовленную для него комнату.

Нарелин понял, что к пледам он теперь еще долго будет относиться с опаской. Поэтому, прежде чем снять покрывало с кровати (вишневого цвета, слегка пушистое), он осторожно тыкнул его пальцем — не зашевелится? Нет, не шевелилось. Лин с облегчением упал на кровать, стянул с себя сапоги (хоть и удобные, из натуральной кожи, но весь день в сапогах бегать — приятного мало) и забрался на постель с ногами.

Комната была интересной. В по стене, ближе к верху, бегали мерцающие огоньки. Они гипнотизировали, их хотелось разглядывать, следить за кутерьмой. Как же здесь все-таки хорошо... чувствуется — живут здесь люди, действительно живут, а не просто приходят, чтобы, погрузившись в сон, восстановить силы для очередного рабочего дня — как дроид на подзарядку... Комната, конечно, крошечная в сравнении с гигантскими жилищами Эос. Но толку с этих просторов, если от них душе ни капли тепла? Была бы его воля — давно бы Нарелин переделал свой жилой блок, роскошные апартаменты Первого Консула во что-то, более подобающее живой сути. Но тут уже вставали вопросы престижа и норм: подобного делать было, увы, нельзя, никто бы такого не понял...Зато теперь Лин, можно сказать, кайфовал, растянувшись на мягкой кровати.

За дверью раздались шаги, потом — вежливый стук, дверь приоткрылась, и Тон тихонечко спросила:

— Устроился? Можно войти?

— А? Тон, это ты? — Лин приподнялся на локте. — Входи, конечно...

— Я на секунду, хотела узнать, всё ли в порядке, — Тон подошла к нему, огоньки тут же сорвались со стен и образовали над изголовьем кровати мягко светящуюся сферу. Тон щелкнула пальцами, перед ней в воздухе повисли уже знакомые Нарелину неровные ромбики — панель состояния. Большая часть их оказалась нейтрально синей, но с десяток отсвечивали малиновым, и это явно не понравилось Тон. — Всё, да не всё…

— А что? — Лин послушно замер, когда Тон присматривалась к данным панели. — Я же в вашей технике не разбираюсь. Фиговые показатели, да?

— Нет, ничего фигового… — Тон задумчиво передвинула несколько ромбиков. — Не считая того, что ты… скажем так, всё время во взведенном состоянии. Это понятно, после всех событий. Ну и ранки пока что себя проявляют, хотя, думаю, к утру уже не будет следов. Не от Фиске царапины, конечно, а от ножа, которым тебя били монахи... В общем и целом — всё хорошо.

Лин вздохнул с облегчением.

— Ну и слава небесам... Как там эльфы? Вы их где устроили?

— В большой гостиной, им лучше быть вместе, спокойнее. Смешные мальчишки — подслушала, как они шепотом обсуждали, кто первый «будет сторожить», — засмеялась Тон. Она села рядом с Нарелином и, как днем, положила ладошку ему на грудь. — Давай-ка я ранки уберу прямо сейчас, это минута... По-моему, они больше всех нас, вместе взятых, боятся Фиске.

— Я его тоже боюсь, — признался Лин. — Кусающийся плед — это, знаешь... для меня совсем из области фантастики... куда там ваши катера! Им, главное, накрылись, а он как цапнет! Так и заикой сделаться недолго.

В груди разлилось тепло, дышать стало легче, свободнее.

— Спасибо, Тон...

— Не за что, — китаянка убрала ладошку. — Фиске — существо мирное, он как плед обычно и работает… в той части Сети, откуда он родом, этих котов выводили не одну тысячу лет. Эксклюзивное диванное украшение, кроме шуток. И, самое смешное, генетически это действительно кот. Всё него есть — и лапы, и хвост, и ушки… только весной с ним трудно, сам понимаешь…

Лин зафыркал от смеха.

— И не дай бог при нем пролить валерьянку, верно?

— Да, эффект потрясающий. Лин уже проверял, лет тридцать назад. Ну, стекла он потом делал сам, и в окна их вставлял тоже сам… А так — почти без разрушений. Но в каком восторге были дети, ты бы видел!..

— Плед, который прыгает по потолку и по стенам... да, кошмар!

— Забавно… Так, мне уже надо бежать, — Тон встала, светильник над кроватью тут же распался, огоньки втянулись в стену и снова начали свое броуновское движение под потолком. — Ложись. И пусть дорога будет интересной и приятной…

— Дорога? — через пару секунд до Лина дошло, что это, наверное, такое символическое пожелание. — А, да… Спасибо... И тебе тоже...

Тон улыбнулась и вышла.

Нарелин остался в одиночестве. Минут пятнадцать он отрешенно любовался на огоньки, потом ощутил, что начала накатывать какая-то неестественная сонливость. Лин тут же сообразил, что это, наверное, Тон специально так настроила здешний медкомплекс. Забота о здоровье — это все хорошо, однако же... Он вскочил с постели, потряс головой, прогоняя непрошенное ощущение.

Не давали покоя эльфы. До операции с выкупом перестарков оставался всего один день, а эти четверо эльфов... точнее, шестеро — с Таэни и Таори — были единственными, кто мог послужить в качестве «группы приема» в лагере (которого Лин так пока и не увидел) — встретить новичков, успокоить, убедить... Пойти, что ли, посмотреть, как они там? Может, тоже не спят?

Он потихоньку, неслышно, вышел в коридор. Сапоги остались валяться у кровати...

Лин еще не совсем разобрался, где тут что. Переходов в этом доме было — море, и точного пути в гостиную он не знал — пришлось идти наугад. Коридор освещался скудно, такими же скоплениями огоньков, что были и в комнате. При его приближении они начинали концентрироваться в похожие сферы, но стоило только подумать, что свет не нужен — тут же возвращались на стены. В коридор выходило не меньше десятка дверей, ведущих во внешние и внутренние помещения этого странного дома. Потом этот коридор пересек другой, потом появилось боковое ответвление... И через несколько минут Нарелин понял, что заблудился основательно. Ну и домище!.. И ведь это только первый этаж, а всего, по словам Ренни, их тут четыре — два наземных, и два подземных. Похоже, изнутри дом раз в пять больше, чем снаружи.

«Мысли здесь распознаются, — подумал Лин с удовлетворением. — Эх, хороша техника... Не может быть, чтобы среди всех здешних наворотов не было банальной, примитивной карты... А ну-ка, попробуем...»

Он отчетливо и с максимальной ясностью сформулировал запрос неизвестно к чему — что откликнется: покажите мне дорогу в ту гостиную, где сейчас находятся эльфы.

Перед ним в воздухе повисла светящаяся схема дома, на ней мигнули две точки. Спустя секунду схема превратилась в узенькую зеленую стрелку. Стрелка эта метнулась к ближайшей стене и растаяла в ней. Лин попробовал еще раз, и теперь стрелка просто поплыла перед ним в воздухе. Скорее всего, первая попытка была схемы была призывом попасть в нужную точку с помощью прохода через стены, но Лин не рискнул этой возможностью воспользоваться.

Очередной поворот вывел его к неплотно прикрытой двери, за которой разговаривали. Он остановился, прислушиваясь. Говорили очень тихо, поэтому до Лина долетали лишь короткие обрывки фраз.

—…тогда разделение. Тон, я всё понимаю, но не могу позволить…

—…чтобы такое говорить!.. Ты… такое вообще думать!..

— Что у меня на руках… я просто рассчитываю, что нам придется делать, если…

—…Ренни, но он может и выдержать…

—…что говоришь… о чем речь, милая моя, это его убьет моментом… талант попадать в истории… и потом, почему с Лином ты до сих пор не…

—…потому что иди, и с этими проблемами разбирайся сам!.. я предупредила сразу, что я не…

—…конечно, а мне на это всё смотреть и искать нужные симуляторы… вот спасибо… ненавижу…

—…а я не выношу… потому что я…

—… поэтому я на тебе и женился…

За дверью раздался приглушенный смех.

—…пойду, посижу, что смогу, то и…

—…я сменю… у меня, к счастью, всё неприятнее, но проще…

Это они насчет Сэфес обсуждают, видимо, — понял Нарелин. Он поспешно шарахнулся в сторону — а вдруг оттуда выйдет Тон и, на правах медика, отправит его обратно в комнату? Нет уж, лучше с нею не пересекаться... Стрелка послушно указывала направление; Лин пошел вперед, надеясь все-таки достичь своей цели.

Наконец-то он сориентировался, и вскоре стрелка стала не нужна. После библиотеки была дверь в столовую, а дальше — как раз находилась гостиная, в которую вела даже не дверь, а целый арочный проем, отделанный темным дубом. В гостиной царила темнота. Обычная ночь для эльфов была густым сумраком; но тут, видимо, и темнота была не совсем обычной... надо же, какая кромешная темень... Лин на цыпочках подошел к арке и прислушался. Спят? Если так, то будить не надо...

— Эй, — шепотом позвал он, вглядываясь в темноту, — вы спите?

— Нет, — так же шепотом отозвался Таори. — Нарелин, ты?

— Это я, да... Можно? А то я не хотел мешать, если вы спите...

Лин шагнул в темноту. Мысленно сформулировал: сделать обычный сумрак, а не эту темнотищу невозможную. Ага, отлично — темнота слегка рассеялась.

— Ну как вы тут? Освоились? Все нормально?

— Как же нормально, когда эта тварь по дому бродит? — с отчаянием ответил Таори. — Шипит, багровый его подери… Женщина заходила, сказала, что он не страшный, но всё равно… не по себе как-то…

— Это вы про Фиске, что ли? — удивился Нарелин. — Да бросьте вы, он не опаснее обычного кота... Просто зверек такой необычный, вот и все. Ну, бывают же звери иноземные, вы же не станете их до такой степени бояться? К тому же, он небось давно уже дрыхнет в обнимку с Пятым.

— С Пятым тут уже четыре человека по очереди сидят, они же тут близко, нам всё слышно, — отрапортовал из другого угла необъятной гостиной Деорн. — А этот — где-то ходит… как он тебя, а!..

Лин аккуратно сел на пол у кровати Таори.

— Ну, кот есть кот, царапучий... мы ж его ногами, вот он и озлился... Да бог с ним, с пледом, я не о том хотел. Вам ведь Таэни, наверное, рассказывала, что и как? Ну, про нас всех?

— Рассказала… немножко, — прошептал Деорн. Таори кивнул. — Только я не понял, почему тебя эти Раулем называли? — он махнул рукой в сторону комнат, в которых сейчас находились Сэфес.

— Потому что я и есть Рауль, — даром что Лин и так говорил шепотом, а тут еще понизил голос. — Я не хотел, чтобы вы знали — мало ли что... Но раз уж Ренни меня выдал, то скрывать смысла нету. Оборотень я, понимаете? Я сюда эльфом попал, меня к Высочайшим хотели забрать за осквернение храма, повесить грозились... я сбежал и принял облик Рауля. Понимаете?

— Ух ты!.. — восхищенно сказал Таори. — Ты и этот высокий… одно и то же?!

Лин кивнул. Эльфы смотрели недоверчиво.

— Ребята, это все мелочи, не в том самое важное... Вы же знаете — тут у вас постоянно эльфов убивают. Я попытался хоть что-то своими силами сделать... вы же слышали, что Рауль скупил всех перестарков? Так вот послезавтра нам их передадут; а там почти двести эльфов... И нужно будет их встретить в нашем специальном месте, успокоить, объяснить, что к чему... Потому что сами посудите — мы же не можем сказать вашим властям, что уводим их, чтобы освободить?

— Так это правда… — потрясенно сказал из своего угла Деорн. — Я не верил… Ты правда хочешь всех освободить…

— Они не дадут, — грустно сказал Таори. — Высочайшие не дадут… Рауль… то есть Лин… а куда ты хочешь вести тех, кого купил?

— Мы нашли место, в горах, — пояснил Нарелин. — Этого хватит, чтобы перетянуть первое время. Потом... ребята обещают, что смогут помочь по-настоящему: я еще сам не понял, как именно, но результат должен сказаться на всех эльфах вообще; они очень многое могут, Лин и Пятый... Ты не волнуйся, Таори, мы не дадим Высочайшим никого убивать. Больше мы не будем никого покупать; мы будем вытаскивать так же, как вытащили вас, — Нарелин кивнул в сторону Деорна, — и Высочайшие ничего не заподозрят, и нам легче. Но я как представлю, что мы увидим послезавтра — мне плохо делается. Вы представьте, в каком состоянии гильдийцы их доставят… И что сами эльфы думают про эту покупку...

— Думают, что ты большое Посвящение устроить решил, на море… — тихо ответил Деорн.

Проснувшийся Ил добавил:

— Я тоже про это слышал. Знаешь, Нарелин, они даже идти сами не смогут… если ты по пять монет покупал…

— Я всех покупал, — тихо сказал Лин. — Всех, и кто по пять монет, и кто совсем почти задаром... Это ничего, вылечим, главное — уйти так, чтобы никто из местных не следил... Это самое противное и сложное будет. Ведь наверняка соглядатаи будут следить — куда мы их повезли, как с ними обращались... Нам придется в это время изображать таких же, как... обычные люди, понимаете? Равнодушных... Кто совсем калеки — на телегу, и... Как у вас эльфов перевозят? Ну, когда помногу и далеко?

— Если кто идти не может, то да, на телеге… если не совсем еще калека, и за него заплачено, — ответил Таори. — А когда совсем…

Он не договорил. Что происходит, когда «совсем», было ясно без слов. Удручающе ясно.

— Мы можем помочь чем-то? — спросил Деорн.

— Можете, — кивнул Лин. — Подготовить лагерь, а когда мы доведем их — постараться сделать так, чтобы они поверили, что им ничего не угрожает. Да, а как вы думаете, они по дороге могут напасть на... ну, на охрану?

Таори криво ухмыльнулся. Деорн еле слышно засмеялся.

— Если они такие, как говорили в Охранительном, то ты не сможешь с ними пройти даже мили, — сказал Таори. — И как бы тебе не пришлось везти на телегах их всех…

— Это не беда, купим телеги... послушайте, а вам самим не приходилось бывать в том, ну... месте... лагере... даже не знаю, как это назвать — куда свозят эльфов перед тем, как... Посвятить?

— Ну, оттуда же не всех на Посвящение вывозят… Рабский рынок — там всё вместе, — нахмурился Таори. — Я там был… один раз.

— Понимаешь, Таори, при желании мы можем даже подсмотреть все, что там происходит... но ведь это — внешнее. А вот что творится в душе у тех, кто... туда попадает — этого так не узнаешь, а ведь это самое важное. С отчаянием труднее всего бороться...

Таори хмыкнул — ему-то как раз было отлично известно, что творится в душе у тех, кто стоит на помосте рабского рынка. Отчаяние — нет. Страх. И еще (в этом Таори никогда никому не признавался) тяжесть цепей и глухой металлический лязг, ненавистный звук… Нет, не отчаяние. Отчаяние свойственно лишь свободным…

— В душе у всех по-разному, — рассудительно сказал Таори, — а вот пить рабам надо давать всегда вовремя.

— Ну, это не только рабам, тем более, у вас тут днем такая жара... А что, Таори, бывало так, чтобы эльфам-перестаркам удавалось бежать?

— Редко. Это мы для них перестарки, — Таори неопределенно махнул рукой. — А на самом-то деле…

Мимо проема кто-то быстро пробежал, в некотором отдалении раздался шелест — открылась дверь.

— Опять ходят, — проворчал Таори.

— Да бог с ними... — Лин подался к Таори поближе. — Что на самом деле-то?

— На самом деле сто пятьдесят лет — это мы еще молодые, — ответил Таори. — Доктор Николт говорил, что мы вообще бессмертные, но я ему не верил… Таэ тоже.

— Странное имя у этого вашего Николта... — проговорил Лин задумчиво. — Каких только чудных отражений не встретишь! А он правда был лекарь?

— Ну да, и лекарь тоже, — кивнул Таори. — Он был очень светлый человек, как небо. И умел очень многое.

— Не удивляюсь... Интересно, откуда он знал про эльфов правду, если у вас здесь, по сути дела, нет ни одного взрослого эльфа, одни только подростки?

Таори улыбнулся.

— Когда доктор был совсем молодым, он ходил в плавание на корабле Охранительного ведомства, — начал он. — Он очень много про это рассказывал нам с Таэ, когда мы были маленькие, и очень гордился тем, что сделал это — многие хотели, да не многих брали. И когда они были в Каменном море, он услышал Откровение…

— Это как? — удивился Нарелин. — Прямо-таки откровение?

Таори обиделся. Он засопел, совсем по-мальчишески, и стал раздраженно накручивать прядку волос на палец.

— Я же не он, — сердито сказал Таори, подумав. — Он рассказал, я тебе говорю. Откуда я знаю? Я там не был.

— Нет, я как раз верю... иначе откуда бы ему знать столько подробностей. Таэни мне рассказывала об этом... Понимаешь, Таори, я ведь сам родом из Арды — из той Арды, правильной, какой она должна быть...

— И что, эльфы все правда… бессмертные? — спросил Таори.

— Святая правда... если не убить, конечно. Вернее, не совсем так: эльфы живут вместе с Ардой до конца ее дней. Но когдааа еще наступит тот конец... Во всяком случае, так — с эльфами в правильной Арде. А если эльфа убить, — добавил Лин, — то Намо Мандос призывает его в свои чертоги... а потом, когда душа эльфа исцелена, он возрождается в земле Амана.

— Так!.. Нарелин Эльве, что ты тут делаешь?! — в проеме появилась слегка запыхавшаяся Вэн Тон. — Я сейчас тоже эльфа убью, причем не одного, а сразу несколько!.. И никто не возродится в землях Амана, потому что я не шутки шучу! А ну-ка спать всем немедленно!

Лин только и успел, что вздрогнуть. Но еще попытался спорить.

— Вэн, да ладно тебе... Ну что нам, поболтать нельзя?

— Раз я — Вэн, ты будешь Эльве! Болтают они… Как у нас дома весело! Один решил немножко поумирать, другой — что ему для счастья чего-то не хватает, эти треплются в три часа ночи черти о чем, причем один порезанный, другой побитый, а я — разорвись? И, Нарелин, Бога ради, меня зовут Тон!

Лин поднялся.

— Прости, пожалуйста, Тон, я просто путаю с непривычки. Все, извините, ребята... — он развел руками, — с целителем не спорят, сами понимаете... Спокойной ночи!

Но в коридоре Лин удержал китаянку за рукав.

— Тон, погоди... А что там с Пятым? Эльфы говорили, вы с ним чуть ли не дежурите...

— Уже ничего, — ответила та.

— А что было? Что с ними обоими?

— Лин, вы по утрам умываетесь? — спросила, прищурившись, Тон.

— Ну... — Лин чуть растерялся от неожиданного вопроса, — Да, разумеется... а что?

— А ты можешь на секунду поверить в то, что бывают люди, которые из принципиальных соображений не умываются? Вообще.

Лин молчал, наверное, целую минуту.

— С трудом что-то верится.

— Хочешь живой пример увидеть? — ехидно спросила Тон. — Пока еще живой, потому что никто не гарантирует, что будет потом.

— Имеется в виду Пятый, что ли? — уточнил Лин. — Я уже всему готов поверить.

— Отлично, просмотр откладывается до утра, — облегченно вздохнула Тон. — Помнишь свои ромбики… ну, индикацию? Панельку? Вот у тебя было десять штук малиновых, а у него — пара тысяч, фактически все. Красивая такая картинка, но слышал бы ты моего мужа, когда он ее увидел. Кстати, тебе велено передать, что тебя утром возьмут с собой в Странный Дом. Это от Пятого.

— Это что за Странный Дом?

— Завтра увидишь. Иди спать, а то я в самом деле рассержусь.

До обещанного «странного дома» летели довольно долго. Нарелин удивился — если можно легко ходить через стены, то почему они на этот раз выбрали столь странный способ передвижения?

Однако полетели на катере, причем не той красивой машине, что Сэфес подарили Раулю. Этот катер был совсем крошечный, метров шесть длиной, корпус у него оказался статичным, весьма и весьма потрепанным, на ощупь он напоминал теплый металл. Каюта внутри была тесная, странно уютная, заваленная кучей каких-то мелочей; в углу донельзя удивленный Нарелин обнаружил черную узкогрифую гитару немного непривычной вытянутой формы, но решил пока что не торопить события — Сэфес сейчас было явно недо музыки. После бессонной ночи они выглядели странно притихшими, отрешенными, словно бы чем-то подавленными.

Катер неспешно шел над лесом, огромным, нескончаемым. Лишь один-единственный раз под ним мелькнула группа строений, а потом, на сотни километров — снова и снова тянулся лес. Дождь и унылый пейзаж в небольшом обзорном окне навевали скуку. Нарелин поймал себя на том, что вот-вот уснёт. Сэфес молчали, словно оба набрали в рот воды. Даже Рыжий, и тот, после того, как Нарелин утром спросил «как дела?» — рассеяно кивнул и тут же отвернулся.

Наконец лес кончился, под катером потянулась береговая полоса. Каменистая, неровная. На этой высоте хорошо был слышен голос моря — длинное, бесконечное, печальное «охххх», вода пыталась размыть камень, а камень стоял незыблемо — как тому и должно было быть.

«В странный мы попали сюжет, — думал Пятый. — Сюжет, в котором нет сюжета, как такового, сюжет, который, вероятно, слаб, потому что сюжет — это всё-таки квест, а мы не хотим в квест, мы хотим просто жить, не мучаясь и не таясь, пить свой стаут или водку, говорить вечерами с тем, кто нам дорог и интересен; мы не хотим видеть в своем сюжете вероятность смерти, мы просто хотим жить, а это, наверное, слишком много… много ли в жизни квестов? Их там почти не бывает. И то, что сейчас происходит, тоже вовсе не квест... это просто случай. Бывали и хуже, что говорить… Чего сейчас терзаться попусту?..»

Катер описал плавную дугу, и сменил траекторию полета. Все тот же лес и дождь…

«Он не поймет, пока сам не увидит, — утешал себя Пятый. — Я виноват, дурак… дурак и трус… нет, подыхать никому неохота, но… надо было объяснить и показать. Чего бы мне это не стоило, я это сделаю. Жаль, отсюда нельзя… Что ж, потерпим до вечера».

Наконец Лин посадил катер. Сохраняя молчание, они вышли из машины, и Нарелин увидел, что они стоят рядом с полуразрушенным, очень старым каменным домом. Оконные рамы были пусты, крыша еле держалась, кажется — подуй ветер посильнее, и ее сорвет, останутся только стены из отшлифованных морским ветром обтесанных блоков. Дом был относительно невелик, по крайней мере, на первый взгляд — комнат десять, на больше.

— Окна на море, окна в степь, правый берег, левый берег, земля и небо… — пробормотал Лин, переступая через порог. — Мы тут пятнадцать лет прожили…

— Тогда тут было примерно так же, — прибавил Пятый. — А теперь стекла выбил ветер.

Нарелин тоже вошел вслед за ними в дом, оглянулся. На стене, прямо напротив двери, он заметил строчки, словно выжженные в камне очень тонким лучом.

Под надписью стоял маленький столик на изящных кованых ножках, его мраморная столешница был покрыта тонким слоем серой пыли. Пятый рукавом стер ее, вынул из кармана что-то слабо звякнувшее, и положил на столешницу. Парфорс. Строгий ошейник. Металлический, никелированный…

— Откуда это? — спросил Нарелин. — И стихи…

— Рдес и Реас, — ответил Пятый. — Наши учителя. Бывшие, — подумав, добавил он.

— Они Сихес, уже давно, — уточнил Лин. — Ушли в Сеть полторы сотни лет назад.

— Если встретишь в Сети охотника с собакой, то это они, — кивнул Пятый. — И кто-то из них очень не любит носить ошейник.

— Они по очереди собака, — покивал Лин. — А ошейник не любит всё-таки Реас…

— Не будем спорить, — примирительно сказал Пятый. — Я думаю, что Рдес.

— В общем, они его теряют, — подытожил Лин. — И мы всякий раз привозим новый. С Земли. Настоящий. Всё должно быть настоящим, иначе хорошая игра лишается всякого смысла. Они… понимаешь, они очень любили собак… И тут жили до того, как не умер последний их пес… ждали… И теперь…

— Пошли дальше, ребята. Время, — поторопил Пятый.

По каменной, сильно истертой лестнице они поднялись наверх. Комнаты выглядели совершенно заброшенными, но всё же получше, чем внизу. Лин и Пятый уверенно направились в сторону ванной, Нарелин последовал за ними.

В ванной комнате явно чего-то не хватало. А именно — самой ванной.

— Ну вот, — огорченно сказал Лин. — Так… я сейчас.

Он скрылся в стене из красного кирпича. Пятый набрал в невесть откуда взявшееся помятое ведро воды из раковины, одиноко висящей на кронштейне... и, к удивлению Нарелина, окатил этой водой ту самую стену, где скрылся Рыжий. Потом присел на корточки у противоположной стены и стал чего-то ждать. Через несколько минут в дверях показался Лин, который толкал перед собой здоровенную чугунную ванну, объемистую, вместительную. В дверь она, однако, прошла легко, и так же легко умостилась на полу, крепко встав на массивные звериные лапы.

— Отлично, — одобрил Пятый. — Теперь ждем. Нарелин, не удивляйся, на этой планете нормальных нет…

Нарелин деловито покивал. Он уже и сам это понял.

А вот того, что случилось дальше — не ждал совершенно. Стены ванной комнаты словно раздвинулись, потолок ушел ввысь, и все они очутились в коридоре из красного кирпича. Нарелин опустил глаза и увидел, что стоят они вовсе не на полу, а на воде, самой что ни на есть обычной воде… в которой, ко всему прочему, еще и плавает что-то живое!..

— Молчи, ради всего святого молчи, — услышал он шепот Пятого. — Чудо, что нас сюда вообще допустили…

— Отвратительно!.. Столько ждать!.. Ну вот сколько можно ждать!.. Нет, ты поворачивай, поворачивай!.. ну куда ты, а?.. Сюда поворачивай!.. — голос был еле различим. Откуда-то из дальней части коридора раздавался плеск и шум бегущей воды.

— Щас нам врежут, — задумчиво сказал Пятый. — Знать бы только, за что...

Лин осторожно сел на поверхность, запустил под воду руку. Лицо его приобрело мечтательное выражение, он замер, выжидая, и вдруг попытался что-то схватить — там, под водой — но ничего не вышло. Вода заволновалась, крупная серая тень метнулась Нарелину под ноги — и все затихло.

— Ничего, в следующий раз точно словлю, — пообещал Лин. — Проворные, заразы.

— А что это? — спросил Нарелин. — Или кто?

— Понятия не имею, — признался Лин. — Самому интересно…

— Да… — протянул Пятый. — Мы, знаешь ли, годны только для утилитарных целей… Нас в гости не зовут… мы, понимаешь ли, нужны становимся только тогда, когда…

Он не договорил. Из-за поворота коридора выплыла ржавая ванна, точная копия той, что сейчас притащил Лин. Она сидела в воде слишком глубоко и двигалась плохо, с трудом.

В ванне помещались двое, одетые в какие-то пестрые тряпки. Один из них был большой, толстый и лысый. Другой — маленький, тощий и кудрявый. Из душа, под которым сидел толстый, текла вода, залившая ванну уже больше, чем наполовину — наверное, слив забился. Толстый держал под мышкой дырявый зеленый зонт.

— Привезли?! — тощий приподнялся над краем ванны. — Я мокрый весь!..

Толстый безразлично смотрел прямо перед собой.

— Да, уже на месте стоит, — кивнул Лин, поднимаясь с колен.

— Хоть какой-то толк, — проворчал тощий.

У него из уха показалась маленькая голова, точная копия его же нормальной головы и добавила:

— Думаешь, они просто так?! Они спрашивать пришли!.. И чего им стоит оставить нас в покое?..

— Один вопрос — какая раса была первой? — спросил Пятый.

— А что было первое? — спросил Футари. — Ты умный, ты и спроси у девочки, что было первое — яйцо или курица.

Вторая его голова высунулась из подмышки и добавила:

— Разговаривать с тобой… бе-е-е-е-е… рыжий мне нравится больше! Он хотя бы причесан!..

Сморщилась и показала язык.

Толстый, до сих пор молчавший, флегматично заметил:

— Что ты хочешь, он одного от двух не отличает.

— Вот!.. Вот точно!.. Вот это сколько пальцев? — Футари показал Пятому один замызганный палец.

— Один, — покорно ответил Пятый.

— А вот так? — Футари повернул ладонь боком, и поднял два пальца. Из ладони высунулась вторая голова Футари и громко прошептала:

— Теперь дв…

— Не подсказывай!

— Теперь два, — ответил Пятый.

— Отличает, — признал Камманна. — Ты боком показал?

— Боком, боком!..

— И боком отличает.

— А непохоже…

— Да отличаю я!.. — сказал Пятый.

— Тогда чего дурацкие вопросы задаешь? — ощерился Футари. — Давай, давай, эта утонет сейчас!..

Ванна вплыла в стену коридора, и через секунду вернулась… э, нет, это уже не та, понял Нарелин. Это новая, та самая, которую приволок Рыжий. Она покачивалась на волнах, даже и не думая тонуть. Над головой толстого шумел душ — в старой ванне он был сломан, в новой — работал. Толстый раскрыл зонтик, повернул лейку душа наружу, ванна развернулась и медленно поплыла по коридору прочь.

— Заходите! — крикнул Футари, когда ванна доплыла до поворота. — Только считать нормально научись!..

— Пока, — флегматично сказал Камманна. — Дети…

— Я же говорил, что врежут, — сказал Пятый. — Вот и врезали…

— Господи... — пораженно пробормотал Нарелин. — Ребята, ЧТО ЭТО БЫЛО? Точнее — кто это был?!

— Это Сихес, — объяснил Лин. — Футари и Камманна. Чего тут непонятного?

— А вот это все... — Нарелин имел в виду коридор из красного кирпича, воду под ногами, — ванная, душ... это что у них, игра такая?

— Мммм… — Пятый поморщился. — Я не знаю, если честно. Для кого как. Для них реальность, наверное. Понимаешь, Нарелин… Сихес — это бывшие Сэфес. То, что мы видим как коридор… или не как коридор… неважно. Это то, как они сейчас видят Сеть. Она ни для них, ни для нас не опасна — но оперировать ей они уже не могут. Только жить. Это, как бы правильно сказать, одна из возможных форм существования того, чем мы являемся.

— Не совсем понимаю... — признался Нарелин. — Как же это? Но это все... вода, коридор... ну и все прочее... оно как-то соотносится с той реальностью, которая Сеть?

— В некотором смысле это она и есть, — ответил Лин, прикуривая.

Они снова сидели в катере, стоящем подле дома под проливным дождем. Пятый отрешенно вертел в руках тонкий и, судя по всему, довольно острый нож, Лин курил, уставившись в продолговатое окошко. В катере было тепло, дождь убаюкивал.

— Я с вами себя совсем дураком чувствую, — сказал Нарелин. — Сеть — это звезды, миры... галактики... Пусть оно видится в таком вот чокнутом виде. Но должно же оно отражать реальность? Иначе это не Сеть будет, а индивидуальная такая виртуалка для психов.

— А кто тебе сказал, что оно в таком виде не отражает?.. — спросил Пятый. — В мире всё настолько относительно… нельзя ко всему относиться серьезно. И воспринимать всё то, что сразу не понял, как проявление ненормальности — тоже нельзя… Сколько существует миров? Ровно столько, сколько глаза способны увидеть. Ты сегодня видел Сеть глазами одного из лучших за последние полмиллиона лет экипажей этой зоны. Уже больше двух тысяч лет они — Сихес. Могут они иметь свои маленькие слабости?

— Да конечно, понятно... — Нарелин покусал палец. — Просто странно очень.

— Ты еще хорошо держался, — заметил Пятый. — У меня в первый раз чуть истерика не началась… Захожу я, значит, утром умыться — а там…

— А гитара вот эта — ваша? — спросил Нарелин. — Там, в доме на стене, стихи — мне показалось, что это песня... Вы играете сами?

— Моя, — ответил Пятый. — Играем… редко, правда. А ты?

— Я тоже... редко. Раньше я часто играл — когда был самим собой... А теперь не получается. Не положено мне на гитаре играть...

Нарелин взял гитару, провел пальцами по струнам... взял несколько аккордов, потом принялся наигрывать какую-то печальную тихую мелодию. Она выходила живой, и словно картинка вставала перед глазами: струи воды в реке, и в ней колышутся травы...

— Там, дома, у меня есть арфа... маленькая, знаете — с Терры заказывали специально... Но я почти никогда не играю, боюсь, что меня заметят за этим занятием. Считается, что ее хранит Клео в память о бывшем партнере... обо мне, то есть.

— Печально, — заметил Лин. — И забавно. А спой что-нибудь!

— Спеть? — Нарелин перестал играть на пару мгновений. — Знаете, а мне кажется, что я разучился...

— Это как кататься на велосипеде, — подбодрил Лин. — Ты только начни — и все вспомнишь.

— Простите, ребята... не поется мне что-то.

— Почему? — спросил Пятый. — Эй, ты чего?..

— Нечем петь, Пятый... — Нарелин отставил гитару в сторону. — Вытравил в себе душу, понимаешь?

— Не совсем.

— Ну как тебе обьяснить... Я вот сейчас смотрю на себя — кем я стал за эти годы? Я уже не человек, я функция системы!.. Чувства — лишнее, мусор, нужно отсечь... Подлость ведь знаете в чем? Все это — не против моей воли. Я так хотел вытащить этот мир из задницы! Думал, все будет просто... Как бы не так! Столько лет уже долгая, тяжелая работа, и ведь есть же сдвиги, планета стала похожей на место, где можно жить. И я знаю, что не уйду по своей воле, потому что это будет предательство: за что же тогда погибали мои друзья? Да, они были люмпенами, грубыми и грязными, с ножом вместо слова... их всю жизнь делали такими, система не оставила выбора — но когда пришел момент, они захотели быть людьми, а не баранами на бойне!.. Легко быть свободным, когда тебя с детства учат им быть; и совсем другое — когда тебя с детства учили быть рабом. Ты понимаешь, что это очень важно — пусть сдохнуть, но остаться свободным?

Нарелин перевел дыхание и продолжил:

— Только оказалось, что за все нужно платить. Своей душой я уже заплатил, ладно, кому она нужна, моя душа... а на подходе другая плата, еще страшнее — когда начнут умирать друзья. Вначале Клео, потом — остальные... и что тогда мне делать? Биться головой о стенку в приемном зале Юпитер? Запереться там и рыдать в объятьях ее голограммы, чтобы она гладила меня по плечам, как некогда гладил Клео? Или колоться блокатором круглые сутки, превращая себя в живую машину? Что будет со мной лет через десять, я даже подумать боюсь. А ты говоришь — спой...

Нарелин замолчал.

— Прости, — Пятый взял гитару и поставил ее обратно в угол. — Никогда не надо настаивать. Я не хотел сделать тебе больно.

Он сел рядом с Нарелином.

— Это очень знакомый страх, — едва слышно сказал Пятый. — И бороться с ним бесполезно. Если мы хоть чем-то сможем тебе помочь — поможем. Найдем способ, чтобы ты любимого человека не потерял, обещаю. Воссоздание пройдет, хватит у нас денег купить ему пару сотен жизней, а то и больше… Не надо постоянно про это думать, с ума сойдешь. Ну и загнал ты себя...

— Настаивать не надо. Разве что водку на перце, — заметил Лин. — Она хорошо помогает, когда что-то рвется внутри, а, Пятый? Ты сам сколько лет не пел? А не жил?..

— Много, — ответил тот. — Ты прав, очень много…

— Нельзя быть бессмертными вдвоем, когда все вокруг смертны, — глухо проговорил Нарелин. Он смотрел в пол, хотя хотелось взглянуть Пятому в лицо, поймать участливый взгляд. — Тем более за чужой счет, когда другие — умирают... Это нечестно и подло, Пятый. У нас ведь тоже есть способы продлить жизнь, пусть не такие простые, как ваши... Но это путь не для нас. Разве только у меня есть близкие люди? Разве у других они не умирают? Чем я лучше прочих, что мне будет такая возможность — а у них — нет? Как мы потом людям в глаза смотреть будем? Нет, Пятый, долгая жизнь — или всем, или никому...

— Тогда что? — жестко спросил Лин. Пятый поднял было руку, останавливая, но Лин досадливо тряхнул головой и спросил: — Какой лично ты в этом случае видишь выход? И кто, прости, предлагал тебе жить за чужой счет?

— Прости, друг, а помнишь ли ты, как сам рвал себе вены на руках зубами? — вкрадчиво сказал Пятый. — Никто и никогда не был лучше или хуже. Этот мир смертен, и это надо понимать и принимать. Ты принял условия игры, но ты пока что видишь себя в этой игре чужаком… из-за этого и мучаешься.

— Ничего. Пройдет. Это от... от блокатора, наверное... допрыгался, идиот, со своей химией... Простите, ребята. Я даже тогда, давно, все чужое пел... Что я могу? Я же просто эльф... у нас все так умели играть... я не виноват, что людям это казалось красивым.

— А нечего было от Вэн Тон ночью бегать, — проворчал Лин. — С химией ты действительно допрыгался, это уже серьезно. И с переутомлением. И нервами, которые у тебя сейчас на веревку натянутую похожи…

— Кстати!.. — оживился Пятый. — А не походить ли нам?.. Слушайте, Лины, это же мысль… У нас почти два часа.

— Можно, — Рыжий сразу стал подтянут и деловит. — Тряпки с веревками тут?

— А то!.. Я их не вынимал с прошлого раза.

— Отлично! Нарелин, ты когда-нибудь ходил на яхте?

— Нет, — эльф чуть повеселел и даже улыбнулся. — Не приходилось ни разу.

— Вот сейчас и походишь. Надо же когда-то начинать? — Лин вскочил на ноги. — Так… Где у нас тут море?

Пятый страдальчески поднял глаза и указал пальцем куда-то вниз. Катер свечкой взмыл вверх, потом сделал какую-то немыслимую фигуру в воздухе — и сел на воду, метрах в двухстах от берега.

Каюта начала стремительно меняться. Кормовая ее часть пошла вниз, образуя кокпит, над бортами поднялись тонкие леера, из крыши каюты показалась стремительно вырастающая мачта, от которой после отделился гик. Ох, и не прост, оказывается, этот потрепанный маленький катер!.. Крыша стремительно преобразовывалась, меняла форму. Через минуту на волнах покачивалась вполне нормальная аккуратная одномачтовая яхта.

— Генуэзский стаксель где? — Пятый что-то разыскивал в здоровенном ящике.

— Там же, где и грот… Нарелин, помоги, подержи парус…

Парус оказался тяжелым, Нарелин немного удивился. И еще ему никогда и в голову не приходило, что в паруса, оказывается, зачем-то вставляют деревянные пластины.

Он старательно выполнял все указания. Так уж получилось — никогда еще он не ходил на яхтах. В Арде, в Нарготронде, о море и кораблях и мечтать не приходилось; какое там море? Да, конечно, на побережье были поселения эльфов, но до побережья было так далеко, а у него — пещерный город... Первый раз настоящее живое море Лин увидел не на Амои даже, а на Данаэ — планете-курорте, где они отдыхали с Клео. Там были подобия яхт, только Лин так и не сподобился разобраться в тонкостях управления; свободное время он проводил, гоняя в воздухе на всем, что попадалось — от спортивных, супертехнологичных аэрокаров до дельтапланов, и море с яхтами было далеко внизу...

Через тридцать минут Нарелин уже знал, что пластины в парусах называются латами, нашивки, куда они закладываются — лат-карманами, что передний парус называется стаксель, а тот, который висит на мачте — грот, и что для грамотного управления яхтой необходимо уметь виртуозно ругаться матом. Но уж это Нарелин умел виртуозно — еще неизвестно, кто кому дал бы фору в этом искусстве. А еще он понял, что если Лин громко орет «К повороту! Поворот!» лучше сразу пригнуться, потому что яхта, как объяснил Пятый, маленькая, и гик у нее ходит низко, поэтому получить по башке… «К повороту!» Упс… Да, действительно легко…

Впрочем, что-то в этом было. Неуловимое что-то. Это был полет, какая-то его ипостась, совершенно незнакомая Нарелину. Разобравшись с парусами и встав на острый курс, уводивший судно в открытое море, они перестали ругаться, снова притихли, как утром. Пятый придерживал шкот стакселя, перекинутый через лебедку, Лин, зафиксировав руль, по чуть-чуть стравливал грот…

— Как хорошо-то... А воздух какой, обалдеть.... Я и не знал, что это так здорово!

Ветер с брызгами бил прямо в лицо.

— Нравится? — спросил Пятый.

— Еще бы не нравилось! Здорово! Свобода...

— Да, свобода, — эхом отозвался Лин. — Жаль, в этот раз ненадолго. Но ничего. Вот разберемся с делами, и махнем куда-нибудь на месяц-другой… Составишь компанию?

— Только если разберемся со временем, — ответил Нарелин, продолжая щуриться от удовольствия. — Это сейчас я гуляю сколько хочу, потому что мой Клео сидит с настройкой синхронизации, и сколько бы я здесь ни шлялся — все равно вернусь в ту же ночь, что ушел. Но если специально этим не озаботиться... какое там месячишко-другой! И на день-то не всегда отлучишься…

— Это нехорошо, но мы что-нибудь придумаем, — пообещал Лин. — А твой партнер — он кто? Блонди?

— Блонди, — кивнул Нарелин. — Глава госбезопасности Амои... Жуткая личность!

— Мой тоже жуткая личность, — пожаловался Лин и тут же получил шкотом по ноге. — Немотивированная агрессия, психозы, шизофр… блин. Больно же!..

— Сам же сказал, — пожал плечами Пятый. — Агрессия у меня сейчас. И психоз. Всё вместе.

Нарелин радостно засмеялся, словно в этом сообщении был некий кайф.

— По-моему, все ваши Сэфес, Сихес... и кто там еще — жуткие личности... Чокнутые как минимум!

— Чокнешься с вами, — проворчал Пятый. — Рыжий, время. Майнай грот, пора уже.

— Десять минут, — попросил Лин. — Успеем.

— Ладно, — легко согласился Пятый. — Десять так десять…

— Чего успеем-то? — забеспокоился Нарелин. — И вообще — мы с вами плаваем, а дела, между прочим, ждут! Там у меня лагерь толком не подготовлен, а осталось уже меньше суток до эльфов...

— Вот поэтому я и говорю — десять минут, — ответил Пятый. — А на яхте не плавают, а ходят. Это тебе так, информация на будущее…

— Ладно, разворчались… Всё, майнаем паруса — и полетели. Нарелин, помоги Пятому со стакселем, — приказал Лин.

Дважды просить о помощи не пришлось. Нет, конечно, море, паруса — это здорово, но внутри сидела прежняя заноза: и лагерь еще не готов... и с группами Ренни не связывался... делать дело надо, делать дело...

Через две минуты катер взмыл в воздух, и, набирая скорость, понесся к еле видному вдали берегу. А море шлифовало то место, где только что была маленькая яхта, море не знало покоя, вода желала оставаться тем же, чем была миллион лет назад и чем она остается в любом мире — вечным движением, которое готово на всё, лишь бы остаться собой.