"Золото Маккенны" - читать интересную книгу автора (Уилл Генри)

КУКУРУЗНАЯ КАША И ЖАРКОЕ ИЗ МЯСА МУЛА

Проснувшись на следующее утро, Маккенна увидел, что проспал все на свете. Лагерь словно вымер, лишь старуха варила на костре кашу-размазню, которая, судя по омерзительному запаху, была основательно сдобрена мульим мясом. Маккенна содрогнулся и от запаха, и от вида самой поварихи, точно зная, что ей обязательно захочется накормить его своей отравой. Чтобы предотвратить беду и попытаться установить местонахождение отсутствующих бандитов, старатель решил пустить в ход свое неотразимое обаяние.

— Доброе утро, матушка, — ласково начал он. — Красота наступающего дня может сравниться разве что с твоим очарованием. Сантисима! Что это так пахнет? Пиньоль? Замечательно! Прекрасное утро, грациозная женщина и вкусная горячая пища. Айе де ми! Чего еще может желать человек?

Старуха выпрямилась. Она смотрела на белого с любопытством песчаной гадюки, наблюдающей за приближающейся мышью. Наконец, ответно кивнула.

— По крайней мере, — сказала индианка, — эта штуковина должна удержать тебя от необдуманных действий. Не вздумай шутки шутить.

И подняла лежавший рядом с костром раздолбанный винчестер. Маккенна, притворно ужаснувшись, вскинул руки вверх.

— Матушка, у меня и в мыслях не было ничего дурного! Ты ж понимаешь. Я просто слушаю пение птиц! Вдыхаю запах хвои! Внимаю призывному кличу ручья! Смотрю, как он вспыхивает на солнце, когда струится, журчит по лугу и когда целует каждый камешек и обломок гранита! Разве это не прекрасно?

Старуха подозрительно уставилась на Маккенну. Она подошла к дереву, к которому он был прикован, склонила голову: в покрытых пленкой змеиных глазках засветилось нечто похожее на любопытство.

— Так говорят индейцы, — прокаркала она. — Белым плевать на птиц, ручьи и траву.

— А белому, которого ты видишь перед собой, — нет. Я, матушка, люблю эту землю.

— Врешь, ты любишь золото, что в ней лежит. А без него эта земля тебе ни к чему.

— Не правда, — насупился Маккенна. — Я ищу золото для того, чтобы оставаться и жить здесь. Чтобы покупать еду, одеяла, амуницию и иногда — немного виски.

— У тебя белый язык, — сказала старуха.

— Нет, — улыбнулся Маккенна, высовывая предмет спора. — Как видишь — красный. Как и твой.

Индианка сделала еще пару шагов вперед, пристальнее вглядываясь в старателя.

— Белый, — повторила она. — Его корень посередине, а не внизу, поэтому он может двигаться в разные стороны.

Маккенна развел руками, грациозно признав неумолимость апачской логики.

— Правду говоришь, матушка. Мой народ частенько вас обманывал. Но прикинь: разве в этом моя вина? Разве я предавал апачей? Меня зовут Маккенна. Ты обо мне слышала. Скажи: я когда-нибудь лгал?

Старуха сразу же разозлилась. Как и большинство индейцев, она не знала, что делать, повстречавшись с хорошим белым. Ее опыт был иного качества. Ну и что с того, что этот рыжеволосый, рыжебородый, сладкоголосый старатель хороший человек? Ее это только еще больше бесило, потому что было правдой и потому что, напомнив об этом, он ее смутил.

— Будь ты проклят! — прошипела она. — Так нечестно! У тебя, действительно, неплохая репутация, и апачи тебе верят. Иначе как бы ты мог остаться в живых, повстречавшись с Пелоном? Но вынуждая меня признать, что не лжешь и не мошенничаешь с моим народом, ты связываешь меня по рукам и ногам. Проклятье! Это подло!

— Эй-эй, мамаша, — с опаской произнес Маккенна. — Мне вовсе не хочется в столь чудесное утро знакомиться с твоим ружьецом. Ты уж извини…

Но тут, что было совершенно непоследовательно, старуха внезапно заулыбалась.

— Эх! — воскликнула она. — Чего уж тут. Мне так же хочется ломать тебе голову, как тебе — мое ружье. Маккенна, видимо все дело в этой ярко-рыжей бороде и голубых глазах. Ты здорово научился находить тропки к сердцам женщин. Но-но! Я заметила твою ухмылку. Думаешь, она, мол, чересчур стара, да? Осторожнее, а то запросто можешь получить прикладом по башке.

— Да я бы с кем угодно побился об заклад на то, что ты походя разобьешь любое мужское сердце, — галантно откликнулся Маккенна. Но с чего ты взяла, маманя, будто я усомнился в твоей женственности? Чем дальше в лес, тем слаще фрукт, не так ли, мучача?

— Хи-хи-хи! — Сморщенная скво показала пеньки оставшихся зубов и, словно хорошую собаку, погладила Маккенну по голове. — Ане, ты совершенно прав, хихо! Сейчас угощу тебя пиньолем! А потом поболтаем. Я тебе могу рассказать то, чего не договаривает Пелон. Давай-ка разомкнем эту чертову цепь…

— Мамаша, — сказал Маккенна, вытаскивая из «браслета» занемевшую ногу, — если бы я был на десять, а ты на двадцать лет моложе, то спускать меня с поводка было бы ох как опасно!..

— Чушь! — фыркнула старуха, но было видно, что ей приятно.

Присев к огоньку, Маккенна понял, что отступать некуда, впихнул в себя кашу, и чтобы не потерять то расположение, которое только что завоевал, принялся смачно облизываться и рыгать, показывая, что старая корова не только симпатичнейшая из женщин, но и великолепнейшая из поварих.

Подавившись последней влезшей ложкой, Маккенна помог старухе сделать уборку. Ему пришлось здорово попотеть, потому что четырехфутовое сосновое бревно, к которому приковала его индианка, походило то ли на местного рода якорь, то ли на медвежью западню. Правда, его начальница чуть в обморок не грохнулась, увидев, что мужчина оказывается может выполнять домашнюю работу. Взамен за доставленную возможность поглазеть на столь редкое зрелище, бабуся поведала Маккенне детали его пребывания здесь, в горном оазисе под названием «Нежданный Привал».

Так как это его сильно интересовало, Маккенна позволил старухе болтать, сколько вздумается. Он вставлял в ее длинную речь, то тут, то там, вопрос или замечание, чтобы направить стремительный словесный поток в нужное ему русло, хотя в основном индианка в управлении не нуждалась. Ведь в ее жилах текла кровь настоящих, чистокровных апачей. Она видела сотни белых, сидящих на том месте, на котором сейчас находился Глен Маккенна, и знала, о чем именно думал белый, который с нехорошими предчувствиями ожидал возвращения бандитов. Как и полагалось человеку, знавшему индейские и, в частности, апачские традиции, он думал только о двух вещах, а фантастические видения близкого освобождения или хотя бы помилования оставлял несмышленым дилетантам. Когда все сказано и сделано, истинное значение имеют: во-первых, жизнь, а во-вторых, смерть. Натуральменте.