"Всё к лучшему" - читать интересную книгу автора (Юрьевич Ступников Александр)

СОБАКИ

Она всегда боялась собак и переходила на другую сторону улицы, если впереди появлялась даже зачуханная дворняга. Для нее не имело значения, большое это животное, бойцовское или маленькая болонка. Даже щенок.

Само понятие «собака» было чем-то враждебным и опасным. И ничего хорошего она от них не ожидала. Как, впрочем, и от людей.

Но людей еще можно было предсказать и обезопасить себя. А с собакой она чувствовала беззащитность, как ребенок перед неуправляемым животным, у которого черт его знает что варится в голове. Но уж точно не любовь к ближнему. Так ей казалось.

Она не застала еще моду на домашних собак. В ее времена люди жили небогато, но тянулись друг к другу. После работы сидели во дворах, играли в домино или шахматы, пили вместе, сообща гуляли на свадьбах и на похоронах.

Тогда жили плохо, поэтому много встречались, ходили в кружки в какие-то Дома культуры, пели хором или шили группами, принимали гостей и сами охотно ходили к соседям.

И им не нужны были собаки.

У них и так было с кем поговорить.

Поэтому она нечасто встречалась с собаками, только на улице, но там, как я уже сказал, можно было их обойти или отогнать, закричав как можно громче.

В июне 1941 года, когда началась та страшная война, ей было семь лет и она жила в Бобруйске, маленьком белорусском городке. Чистеньком и тенистом, словно их дом, который соседи разграбили сразу же, как только он опустел.

Немцы взяли Бобруйск спустя несколько дней после начала войны. Но она с девятилетней сестрой и беременной, почти на сносях, мамой, бежали на восток. Все равно какой дорогой, но на восток, куда уже отступали потрепанные советские части и тысячные рваные колонны таких же, как они, горемык-беженцев.

Ее отец, парикмахер, никогда не державший в руках оружие, сразу после объявления войны взял чемоданчик со сменой белья и пошел добровольно в военкомат за винтовкой, чтобы защищать ее, сестру, жену и Родину.

Больше они о нем не слышали. Но, собираясь, почти не глядя, словно стесняясь, он сказал, чтобы они уходили, бросив дом, все нажитое, и бежали.

Отец говорил, что немцев, если не он, то другие остановят, но только непонятно, когда. Понятно, что где-то на востоке. И они снова встретятся дома.

И ушел на фронт. И они пошли. И немецкие самолеты летали над дорогой, забитой беженцами и военными, и стреляли по ним сверху, как в кино. Но в жизни люди прятались по кюветам и затем, торопливо закопав убитых, если это были близкие, шли дальше.

Солдаты, угрюмые и уставшие, подвозили временами ее и беременную мать на телегах вместе с ранеными. Они не разговаривали даже друг с другом, но всегда давали сухари и что-нибудь поесть. Солдат она запомнила с благодарностью – на всю жизнь.

А ее сестра, на два года постарше, просто бежала, держась, за телегу, и почти никогда не ехала. Но и не плакала. Вокруг происходило что-то страшное, и надо было просто идти, чтобы выжить. И ни о чем не думать, кроме дороги и еды.

Так они шли и шли несколько дней подряд. У ее матери совсем опухли ноги, и большой живот уже не давал возможности двигаться.

А тот июнь был сухой и жаркий. И однажды мать почти свалилась без сил, и они с сестрой положили ее, пузатую, у дерева и пошли в какой-то хутор или в деревню неподалеку. То ли белорусскую, то ли уже русскую, кто там разберет. Да никто и не разбирался.

Они хотели принести матери воды, а может, если повезет, немного еды. Но главным в жару и в пути все-таки была вода.

Они зашли в крайнюю хату и постучались. На крыльцо почти сразу вышла босая, крупная, как им тогда показалось снизу, довольно молодая женщина с большими и красными ногами.

– Что? – закричала женщина на них, усталых, замученных дорогой и, наверное, грязных детей, семи и девяти лет от роду. – Что, воды захотели? Идите отсюда, жидовки, вам Гитлер подаст.

И спустила дворовых собак. И те сразу бросились, лая.

Собаки как люди, им только дай команду.

И дети бежали, шалея от страха и беззащитности, обратно к дороге, где умирала их мать и пыльные, в обмотках, уставшие красноармейцы плелись куда глаза глядят. На восток.

И с тех пор она всегда боялась собак.

И я – тоже.

Потому что матери передают нам не только свою любовь, но и свои страхи.