"Период распада (Третья мировая война) Часть 1" - читать интересную книгу автора (Маркьянов Александр В.)

15 мая 2012 года Северный Ирак, южнее Киркука Капитан Абдалла Гуль

Реальность имеет мало общего с выдумкой.

Есть книги, в которых процесс инфильтрации, то есть внедрения боевой группы на территорию противника описывается максимально красочно. То доблестные спецназовцы едут на мотоциклах, автомобилях или пустынных багги через всю пустыню, страдая от жажды — но стойко переносят тяготы и лишения, так сказать. То прячутся в кузове трейлера, отделенные от таможенников коробками с товаром — а водитель трейлера дает взятки и нервно щупает в кармане пистолет. То и вовсе — парашютный прыжок или высадка с вертолеты, проникшего на территорию интересующей страны ночью на предельно малых высотах.

Капитан спецназа Генерального штаба вооруженных сил Турецкой республики Абдалла Гуль находился в Ираке совершенно легально и оружие носил тоже легально, равно как и DOD-baige, официально полученный в соответствующем отделе штаба коалиционных сил. Имел он аккредитацию и при министерстве внутренних дел нового, пока еще единого Ирака. Капитан Гуль совершенно не опасался того, что к нему подойдут, попросят документы, сверят их со списками и узнают, что такие документы были утеряны или вообще не выдавались, и его люди тоже этого не опасались. Просто — все надо делать с умом.

Абдалла Гуль и его люди работали на какую-то не пойми какую фирму, в названии которой были слова «risk management», которая была зарегистрирована на Британских Виргинских островах в двух тысяч четвертом году и которая не платила налоги. Это была обычная помойка, через которую набирали ландскнехтов двадцать первого века, наемников желающих за солидную плату (от пятидесяти до двух тысяч долларов в сутки) рискнуть своей жизнью и своим здоровьем в большой песочнице.[94] Таких ландскнехтов требовалось с каждым днем все больше и больше, ибо американский контингент в Ираке сократился уже до двадцати тысяч человек и свелся в основном к авиационной компоненте — а спокойнее не становилось, и людей, способных и готовых удерживать эту зыбкую видимость мира требовалось все больше и больше. Их вербовали в основном в странах бывшего Восточного блока, потому что американцев, британцев и прочих жителей свободного мира уже не хватало. У американцев на шее висел Афганистан, висел Йемен, висело Сомали и еще куча мест, где надо было быть и обеспечивать какое-то подобие порядка и гражданского мира. А в Ираке в прошлом году убили всего тридцать два американца — поэтому межнациональная коалиция посчитала свою задачу почти выполненной и завершила вывод большей части своих сил, оставив только те, которые должны были остаться в Ираке на постоянной основе. Основная их часть базировалась на крупную базу Кэмп Балад, крупнейшую базу ВС США в этом регионе, были и несколько других баз. Однако, правительство Ирака, неустойчивое и сверстанное из людей, которые люто ненавидели друг друга, сильно опасалось за судьбу своей страны и не желала оставаться в кипящем котле без хоть какого-то подобия плота. Исламская милиция, сверстанная в центральных регионах страны и получившая значительную долю техники от выводимого американского контингента такую роль играть не могла и организация Бадр, фактически часть Иранских вооруженных сил главенствующая в шиитских районах — тоже. А деньги на плот были — несмотря на постоянные террористические акты, Ирак увеличил добычу нефти и сейчас вкладывался в ее переработку. Вот такие люди как капитан Гуль — и были тем самым плотом, которые получали нефтеденежки и обеспечивали хоть какую-то устойчивость страны.

Это в теории.

Капитан Гуль присутствовал здесь под настоящим именем: в спецназе Генерального штаба у всех сотрудников изначально легендированная биография и ни у одного из них в личном деле не написано, что он служит в спецназе. Капитан Гуль по документам служил в пограничных войсках, откуда был изгнан с позором за то, что ударил офицера. В прошлом до перехода в спецназ Генштаба он и в самом деле там служил, и мог достоверно рассказать, где и как они служили, какие традиции есть у пограничников, кто и кем командует. Нашлись бы и люди, которые вспомнили, как капитан Гуль ударил офицера — это и в самом деле было так, и курировала все это военная разведка потому что нужен был повод, чтобы перевести капитана Гуля из его части. Вот и перевели, создали повод и перевели. Поводы были самые разные, например лежащий в засаде со снайперской винтовкой капитан Эрим раньше служил в разведке горно-егерского полка и был изгнан оттуда за то, что утаил трофейное оружие, взятое в одном из тайников курдских собак, и продал его бандитам на базаре. Из тех, кто сейчас находился под командой капитана Гуля — все были изгнаны из турецкой армии с позором по дискредитирующим основаниям.

Потому что так было надо.

Дальнейшее было проще простого. Все они устроились на работу в одну из фирм, в ту, в которую им сказали, оформили документы и попали в Ирак. Они не знали, принадлежит ли эта фирма государству Турция или просто у ее владельцев какие-то секретные договоренности с Турцией, да им и наплевать было на это. Возможно: наплевать было и хозяевам фирмы: в тренировочном лагере в Польше, созданном на территории одной из бывших советских частей, нанятые турки показали вполне достойные навыки (капитан Гуль перед лагерем собрал всех своих и строго-настрого приказал работать вполсилы и не стрелять особенно точно чтобы не вызывать подозрений) и согласились работать за скромный для этого уровня гонорар — сам Гуль получал всего четыреста долларов в сутки. Сейчас, капитан Гуль и его люди работали в качестве гардов на одну из транспортных фирм, по странному стечению обстоятельств транспортирующей в Ирак грузы преимущественно из Турции. Верней — кто-то работал, а кто-то занимался тем, чем они занимаются в данный момент. Саботажем и подрывной деятельностью.

В отличие от Соединенных штатов Америки, по глупости заваривших всю эту крутую кашу — Турции было крайне выгодно то что здесь происходит и турецкое правительство всеми силами — а кроме капитана Гуля здесь было еще немало таких же, дискредитировавших воинское звание, водителей, сотрудников гуманитарных организаций и прочих — вело дело к дальнейшей дестабилизации и развалу Ирака. В те времена, когда был жив усатый диктатор Саддам — Турция постоянно ощущала угрозу с южного направления и была вынуждена держать на нем значительные силы. После Бури в пустыне турки совместно с американцами сделали немало рейдов за тридцать третью параллель[95] и даже предприняли наземное вторжение. После начала операции «Свобода Ираку» американцы постепенно сами отдали в руки турков все северное направление, дав им там полную свободу действий. Однако, несмотря на все усилия турецкой дипломатии, доказывающей в Вашингтоне и в Брюсселе, в штаб-квартире НАТО что так будет правильно — американцы все же не дали добро на отсоединение населенных горными турками[96] территорий Ирака с признанием независимости новообразованного государства и последующим началом его реинтерграции в состав государства Турция. И это при том, что Турция, как правопреемница Великой Османской империи имеет историческое право на весь (!!!) Ирак.

Не дают добро — и не надо. Возьмем сами.

В Северном Ираке турков привлекал Киркук — район, о котором они при Саддаме и подумать не смели. В Киркуке была нефть, богатые нефтяные поля, остро необходимые турецкому государству, если оно хочет развиваться и дальше, превращаясь в Османскую империю. Нефти в мире становилось все меньше, экономическая ситуация становилась все хуже и цена на нефть то стремительно пикировала вниз — то зловеще взлетала вверх. Проблема была даже не в цене на нефть — а в том, что не стало некоего единого эквивалента цены. Евро стремительно спикировал вниз и так и оставался внизу после ряда последовавших один за другим дефолтов европейских стран. Из последних сил держался доллар, хотя было понятно что и его дни — сочтены. Юань был крепче — но отсутствовала инфраструктура для работы с ним, а самые прозорливые экономисты предупреждали, что юань намертво привязан к доллару и долговой дефолт США будет неминуемо означать крах китайской, экспортно-ориентированной экономики, при том что казначейство Китая напокупало американских долговых обязательств на два с лишним триллиона долларов. В таких условиях можно было предположить, что при крахе международной системы платежей и обмена на первый план выйдет не покупка нефти и других природных ресурсов — а их силовой захват и удержание. И та страна, которая хочет пережить двадцать первый век — должна иметь свои нефтяные и газовые скважины ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ. Вот эту цену и платил сейчас капитан Гуль и его люди.

Самое интересное было в том, что нефтяные поля Киркука были расположены на стыке зоны расселения горно-турецкой и суннитской общин Ирака и совсем рядом с шиитской зоной влияния. Жирный кусок, расположенный на равном расстоянии от трех собачьих стай — разве можно предполагать, что за него не будет схватки? А будет — так это и хорошо. Пусть хоть до последнего человека перебьют друг друга.

Отвлекшись от мыслей — все-таки они на работе — капитан Гуль снова уделил внимание большому прибору наблюдения, похожему на бинокль, только большой…

Это была классическая снайперская засада. Ну, или почти классическая. Их машина — большой «Шевроле Субурбан» с бронекапсулой внутри, стоял в паре километров от них, на обочине второстепенной дороги, которая отходила от большой, бетонной, построенной при Хусейне магистрали и вела к нескольким небольшим селениям. Субурбан «сломался» — об этом неопровержимо свидетельствовал поднятый капот и что-то делающий в моторе старший лейтенант Шенкал. Еще один офицер сидел в бронированной, кондиционированной прохладе салона, вел общее наблюдение и корректировал ход операции. Машина стояла на холме, через который шла дорога, и с занятого ими места было все видно в радиусе нескольких километров. На переднем сидении спал еще один офицер — сменщик. Наконец — больше чем в километре от Субурбана в «чистом поле» занял позицию Эрим, вооруженный снайперской винтовкой калибра.338. Рядом с ним в снайперском гнезде находился капитан Гуль, он работал корректировщиком огня, работа не менее важная, чем работа самого снайпера. Половина точного выстрела зависела от работы корректировщика, он должен был «выдать» цель, то есть найти ее и сообщить поправки, необходимые для точного выстрела.

До цели было примерно тысяча триста метров…

В Курдистане почти никогда не было американских солдат. Они были в самом начале вторжения, когда наступали со стороны Турции, заходя в тыл Саддаму — на случай, если с фронта развернутся тяжелые бои. Однако — грозный некогда режим рассыпался при приближении американских дивизий как карточный домик, американцы прошли дальше — и оставили эту землю курдам, строить здесь первую в истории их народа государственность. Потом тут встали британцы — но их было немного, и они почти ничего здесь не делали. Сопротивление было южнее, здесь иногда месяцами ничего не происходило…

Тем удивительнее было видеть свернувшую с дороги колонну американской бронетехники, состоящей из тяжелобронированного Хаммера и автомобиля MRAP, трехосного, уродливого и похожего на бульдога. Эта колонна ехала по шоссе, турки даже не обратили на нее особого внимания — как вдруг головная машина резко вывернула с трассы и, скатившись под откос, пересекла небольшую канавку, выезжая на ту же дорогу, на которой стоял и Субурбан. До него было не меньше трех миль…

Первым заметил опасность старший лейтенант Шенкал — не закончив «ремонт», он соскочил с таранного бампера, захлопнув крышку капота, в одно мгновение ввалился на водительское сидение, готовый к действию.

— Наблюдаю колонну, две машины с тыла.

Офицер — координатор опустил бинокль, оглянулся. Через затемненные стекла Субурбана ничего не было видно…

— Что за машины?

— Американские. Хамви и большая.

Черт…

— Бер-главный, молния для Бера-один.[97]

Рация, как это и полагалось была у корректировщика — у капитана Гуля. Снайпера ничего не должно было отвлекать от его работы. Услышав «молния» экстренный вызов — капитан нахмурился…

— Бер-один — Беру главному, принимаю отчетливо…

— Бер-один, возможная опасность с тыла — колонна, две машины, бронированные, опознанные как американские.

— Бер-главный, принял. Наши действия?

— Бер-один, затаиться и ждать! В случае чрезвычайной ситуации — уходите самостоятельно.

— Бер-главный принял.

Капитан мрачно оглянулся по сторонам, пытаясь оценить маскировочные свойства их убежища. Свойства эти были хреновыми — более чем. Если в горах Турции, лесистых холмах Ичкерии или Крыма снайпер может спрятаться так, что не найдешь пока не наступишь — то здесь, на иссушенной солнцем земле плоскогорья спрятаться почти невозможно. Ночью они выкопали стрелковую ячейку для двоих, накрыли все это маскировочной сетью, и больше ничего сделать было нельзя. Такая позиция невидима метров с четырехсот, но не более, и если начнется прочесывание, то их несомненно обнаружат. Если уходить… тут на несколько километров ни одного мало-мальски пригодного укрытия. А на американских машинах — пулеметы. Крупнокалиберные. Что пуля такого пулемета делает с телом человека — капитан Гуль знал и на себе все это проверять не собирался. И отбиться при помощи снайперской винтовки — не удастся, машины бронированные. Остается только сдаваться, пока что они ничего не сделали, и максимум что могут сделать американцы — это отобрать оружие и вышибить из страны с волчьим билетом. Ну и… задание провалится. Не хотелось бы.

— Что там? — снайпер оторвался от прицела повернулся боком, достал из нагрудного кармана маленький пузырек, чтобы закапать себе в глаза лекарство, помогающее от усталости глаз.

— Американцы… Принес черт.

Эрим заморгал усиленно глазами — то ли от лекарства, то ли от удивления

— Им то что тут надо.

— Вот у них и спросишь.

— Мы что — собираемся сдаваться?

— Если хочешь — можешь повоевать, там две бронемашины. А я предпочитаю сдаться…

Американские автомобили — на каждом была башенка с пулеметом — затормозили очень грамотно, одна чуть в удалении, чтобы прикрыть огнем, а вторая — съехала с дороги и остановилась в двадцати пяти метрах от Субурбана, чтобы не перекрывать линию огня первой, и чтобы не попасть под удар если Субурбан окажется заминированным. Ганнер в Хамви целился точно в незнакомую машину, его не было видно в массивной, уродливой бронированной надстройке на крыше Хамви — но ствол пулемета был нацелен точно на чужую машину…

— Что им надо…

— Машина исправна? — вопросом на вопрос ответил координатор, известный участникам операции не по имени, а по многозначительной кличке «Забит».[98] Он не был офицером спецназа, все его знали только как «Забита», без должности и без звания. Однако, не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться в каких структурах служит Забит. МИТ, Милли Истихбарат Тескилати, турецкая внешняя разведка.

— Исправна, только завестись нам могут не дать…

Забиту внезапно пришло в голову, что это могут быть и бандиты. Американцев здесь не было уже давно, на их бронемашинах ездили представители иракской центральной власти, здесь не имеющей почти никакого авторитета. Среди тех, кого навербовали в новую «Республиканскую гвардию» — было полно откровенных бандитов, тем более что большая часть архивов перед падением режима были сожжены, а одним из последних распоряжений Саддама на посту главы государства было — выпустить из тюрем всех уголовников. Усугубили и американцы — достаточно было прийти к ним и заявить, что ты сидел в тюрьме по политическим мотивам — чтобы получить новый паспорт и место в полиции или армии нового Ирака. Проникшие в силовые структуры бандиты сбивались в преступные группировки, грабили на дорогах, крышевали бизнес, который тут еще остался. Американцы еще пытались это сдерживать, когда по-настоящему тут присутствовали — но когда вывод временно расквартированных частей был завершен, центральная власть тайно дала бандитам свободу. Те, кто сидел во Дворце Республики в Багдаде — отчетливо понимали, что никакой опоры в стране кроме этих вооруженных и натренированных американцами вооруженных формирований нет, и если они будут запрещать полиции и армии «зарабатывать деньги» — те просто устроят государственный переворот и скинут их. А бандиты, чувствуя безнаказанность, наглели день ото дня.

Человек, известный под оперативным псевдонимом «Забит» занимал в МИТ довольно высокое положение, по армейским меркам должность была полковничьей, в течение ближайших месяцев он рассчитывал на повышение и генеральскую должность. Он был большим специалистом по арабскому Востоку, свободно говорил на семи иностранных языках, не считая турецкого и курдского, и был активным, очень высокопоставленным членом «Серых волков». Сейчас, глядя на угрожающе направленный в его сторону ствол крупнокалиберного пулемета, он подумал, что все таки они правы, готовясь сделать то, что давно следовало сделать. Вся эта земля… американцы и британцы здесь ни черта не понимали, но они сделали доброе дело — расчистили дорогу для них. Здесь, в этих местах начнется возрождение Великой Османской Империи — Турана, который раскинется в будущем от Тигра до Волги, и который будет диктовать свою волю всему миру. И в Туране уж точно не будет бандитов, от имени власти грабящих людей и набивающий свой карман.

— Что нам делать, Забит-бей?[99]

Спецслужбист отложил в сторону бинокль, огладил рукой иракскую армейскую форму — у него были документы на майора полиции, подлинные.

— Не стрелять без команды. И вообще — не делать резких движений. Порой слово бьет точнее пули…

Один из сидевших в Хамви людей в форме офицера американской армии вздрогнул, увидев того, кто вышел из машины. Он всмотрелся, думая что это какая-то ошибка, что это — просто похожий человек — но человек шел навстречу их Хамви, шел медленно держа руки на виду, и это действительно был он. Круглое лиц, короткая, тронутая сединой стрижка, крючковатый нос и круглые, совиные, холодные как осколки льда глаза. Они учились вместе, а потом их пути не раз пересекались в призрачном мире разведопераций. Это и в самом деле был он.

— Стоять! — ганнер подкрепил свой крик одиночным выстрелом, он грохнул по дороге совсем рядом с идущим, подняв целый фонтан земли. Человек остановился — но было видно, что выстрел его не испугал.

— Не стрелять! — офицер ткнул кулаком по ноге ганнера, чтобы быстрее дошло — ты что, что с тобой происходит!?

— По инструкции к машинам нельзя приближаться.

— Это свой! Не стрелять!

Забит молча ждал, когда открылась дверь Хамви, и наружу выбрался человек в американской военной форме. Забит тоже его узнал, сразу — вместе учились в Тель-Авиве, в академии. Тогда его, в числе лучших отправили учиться искусству шпионажа у израильтян, настоящих мастеров в этом деле. Пять лет он прожил в Тель-Авиве, учась в месте, которое называли «институт». Тот, кто сейчас приближался к нему, хоть и одет был в американскую военную форму, на деле был израильтянином, учившимся вместе с ним в одной группе.

— Что ты здесь делаешь? — не здороваясь спросил подошедший израильтянин

— А ты? — вопрос на вопрос ответил турок

— Вообще то отвечать вопросом на вопрос — это наша привычка.

— У меня были хорошие учителя…

Каждый из разведчиков смотрел в глаза другому, и каждый знал, что ничего лишнего тот кто стоит напротив не скажет — ни единого слова. Даже сейчас, когда отношения Израиля и Турции, сильно подмоченные в период правления премьера-исламиста Эрдогана стали дружественными и откровенно союзническими, а союз двух сильнейших неисламских держав региона — пугал как соседние державы: Иран, Ирак, Сирию, Иорданию — так и Соединенные штаты Америки. США давно теряли здесь влияние, экономические проблемы крупнейшей экономики мира были подобно дырам ниже ватерлинии, в которые вода поступала быстрее, чем ее успевали откачивать. Американцы, в период своего расцвета присутствием здесь обеспечивали ключевые вещи: свободную торговлю сырьем и приемлемые цены на него. Сейчас сил не хватало, цен, приемлемых для дышащей на ладан мировой экономики уже не было — а потому ненефтяные державы вооружались, чтобы взять силой нефтяные поля, а нефтяные — вооружались чтобы этого не допустить. Встреча офицеров разведки Израиля и Турции в этом иракском захолустье была хоть и неожиданной для обеих сторон — но вполне закономерной.

«Прав» был турок. По неофициальным, нигде не зафиксированным договоренностям — это была турецкая сфера интересов и израильтянам здесь было делать совершенно нечего.

— Здесь… опасно?

— Опасно — кивнул турок — на твоем месте я бы выбрал другое место для пикника.

Вместо ответа, израильтянин повернулся и пошел к своей машине, на ходу очертив рукой круг над головой — уходим, обычный, пришедший из американской армии знак. Турок внимательно наблюдал за там, как Хамви, а затем и МРАП разворачиваются на пустынной дороге…

В то, что его израильский контрагент это так просто оставит — он не верил, но сделать с этим ничего не мог. На самом деле он проиграл — потому что израильтянин теперь кое-что знал точно — а вот он мог только догадываться, что понадобилось в северном Ираке высокопоставленному офицеру МОССАД, раскатывающему на американской технике и в американской военной форме. И хотя Израиль был дружественной страной — все могло в любой момент измениться, а у Израиля были свои интересы, равно как и у Турции — свои.

Сидевший на заднем сидении Хамви офицер похлопал по плечу водителя.

— Останавливайся, где сможешь.

Просто так на дороге останавливаться было нельзя, это могло вызвать осложнения вплоть до обстрела — но судя по карте впереди, меньше чем в двух милях был «карман» — площадка для стоянки транспорта. Израильская рекогносцировочная группа остановилась именно там — на большой, вытоптанной тысячами колес площадке для грузовиков.

Офицер МОССАД неспешно вышел, огляделся по сторонам. Все — как и на обычной иракской трассе. Большая площадка для стоянки машин, заполненная старыми и не очень грузовиками — от популярного на Востоке старого «носатого» Мерседеса еще семидесятых годов выпуска — до новейших турецких BMC и шведских Вольво. Вся площадка была забита грузовиками, часто поставленными как попало. Вдали, у края площадки предприимчивые люди построили нечто вроде придорожного кафе из… плит американского чек-пойнта! Все просто — чек-пойнт сняли, предприимчивые люди купили плиты, перевезли их сюда, смонтировали, где надо — доделали, привели в божеский вид — и вот тебе целое здание, закусочная, наверное на втором этаже либо сам хозяин живет, либо номера сдают. Тут же, на открытом воздухе, немного в стороне, на кострах жарят мясо и еще стоят какие-то большие котлы. В Ираке такого ты не увидишь, там мало деревьев и дерево на вес золота, никто не будет так расточительно его расходовать, сжигая в костре. Но тут, в Курдистане, деревьев уже больше, есть целые леса — и поэтому сбоку от здания весело горели костры, ярко-желтые языки пламени лизали закопченные бока больших двухведерных котлов, а усатый, в грязной камуфляжной куртке с оторванными рукавами повар бегал от одного костра к другому. Где-то попробует, где-то что-то подсыплет…

Прямо у машин, недалеко от того места где остановилась американская броня, разбирались между собой водители, причем судя по плескающим через край эмоциям разговор вот-вот должен был перейти в мордобитие. Но увидев пристально смотрящего на них американского офицера, драчуны свернули свои разборки и поспешили убраться восвояси…

Порыв ветра донес до офицера вкусный дымок очага — и он непроизвольно сглотнул слюну. По Ираку он колесил уже шесть суток, и все это время питался не то что не кошерной — а порой опасной для здоровья, приготовленной непонятно из чего пищей. Ему то еще можно, он не особо верующий — а вот двое из его группы были хасидами,[100] можно было только представить себе, как маются здесь они. Еще один страдал животом, пил только воду и на каждой остановке бегал в туалет…

По разрешающему жесту из машин полезли люди, тоже все как один в американской военной форме, хотя ни одного американца среди них не было.

— Ави… — не оборачиваясь сказал офицер — иди, купи острых лепешек. Но не мяса, острых лепешек и зелени.

— А сыра?

— Не надо. Купи что сказал.

Что с мясом, что с сыром — в таких странах вообще не стоило связываться с чем-то, что при хранении требует холода. Иначе рано или поздно отравишься до смерти…

— Разворачиваемся. Выпускайте птичку полетать.

Птичкой называли «Ларк», жаворонка. Израиль оспаривал у США первое место в мире по разработке различных беспилотных систем, гражданских и военных, разведывательных и ударных. Первый раз они были массированно применены в восемьдесят втором, во время войны в Ливане, став фактором, переломившим ситуацию в воздухе в пользу израильтян. Сейчас израильская военная промышленность выпускала самые разные беспилотники, от машин размером с небольшой самолет до таких, которые запускались с руки. У них на группу было два разных аппарата оба малого класса, предназначенных для разведки местности в интересах роты — отделения. Один запускался с земли другой и вовсе — с руки. Для того, что они задумали сейчас, достаточно было самого маленького аппарата.

Алев достал из машины огромный кейс армейского образца — в таких перевозят крупногабаритные предметы, требующие осторожности при перемещении, например снайперские винтовки — и открыл его. Но вместо серого поролона с профилированным углублением под «изделие» — там был большой экран, клавиатура и управляющий механизм аппарата — похожие на компьютерный игровой джойстик. Поставив открытый кейс на капот машины, Алев достал небольшую, похожую на спутниковую складную антенну, поставил ее на крыше, развернул ее и подключил проводом к пульту управления. Запустил программу самотестирования, чтобы проверить исправность.

— Беньямин что там у тебя?

— Пара минут…

Беньямин, техник, достал из точно такого же чемодана фюзеляж аппарата, сноровисто присоединил к нему крылья, залил из пластиковой бутылки из под Колы топливо, затем поднял птицу над головой, а Алев начал проверять исправность рулей направления, высоты…

— Киш мир тохес![101]

Беньямин достал отвертку, маленькую, с тонким крестообразным жалом, открутил несколько маленьких винтиков, снял верхнюю панель плоскости…

— Давай!

Алев снова заколдовал над пультом управления, Беньямин внимательно смотрел за тем, как работает система управления беспилотником.

— Подожди… давай снова… есть!

Неисправность было устранена, плоскость собрана заново.

— Еще раз… вот так, есть!

Беньямин повернулся, объектив камеры «жаворонка», направил его на офицера, «командовавшего парадом».

— Биби, тебя снимают…

Принесли лепешки с пылу с жару

— Пока не запустишь — жрать не получишь.

С этими словами офицер взял одну из лепешек — она здесь готовилась тонкой как блин, начинка не наваливалась в нее, а как бы припекалась к ней — и вцепился в нее зубами. Техник посмотрел на командира глазами голодной собаки.

— Проверяем еще раз… направление… высота… готово!

— Так запускайте, раз готово.

— Та-ак… двигатель!

— Есть двигатель.

— Отпускаешь по команде, направление — юго-восток… есть рабочий режим… закрылки… давай!

Техник метнул птицу — и та, весело жужжа мотором и поймав воздушный поток понеслась в ту сторону, откуда они только что приехали. После этого Беньямин получил свою заслуженную лепешку, а вот Алеву лепешку оставили — он не мог оторваться от управления небольшим, похожим на птицу аппаратом.

— Внимание… кажется есть. Готовность — два.

— Есть готовность — два — тихо отозвался лежащий рядом снайпер, принимая положение для стрельбы, до этого он не напрягался, просто лежал, стараясь как можно меньше двигаться и придерживал винтовку.

— Цели… двадцать вправо от ориентира «красный автомобиль».

— Есть… четыре цели… жду идентификации.

Четыре цели. То что называлось четырьмя целями… это были люди, гражданские. Гражданские по западным меркам, по меркам шариата это были законные цели для уничтожения. Ведь еще Ибн Абдул-Барр, да смилуется над ним Аллах, сказал в книге «аль-Истисхар»: «Ученые не разошлись во мнении относительно тех женщин и стариков, которые принимают участие в сражении, и позволительно убивать их. Это же касается и детей, способных сражаться, и делающих это, их тоже разрешено убивать». Вторая иджма на этот счет была передана ибн Кудамой, да смилуется над ним Аллах, относительно убийства женщин, детей и стариков, если они помогают бойцам. Абдул-Барр, да смилуется над ним Аллах, сказал: «И они согласились относительно убийства Пророком Дурайда ибн ас-Сумма в день Хунайна, поскольку он был стратегом войны и оказывал поддержку мнением. И если кто из стариков подобен ему, то согласно всеобщему мнению позволительно убить его». И ан-Навави, да смилуется над ним Аллах, сказал в объяснение «Книги Джихада», что в Сахихе Муслима, что есть иджма относительно убийства стариков, если они оказывают поддерживающие действия врагам Ислама. А ибн Кассим, да смилуется над ним Аллах, передал в книге «аль-Хашиййя» изречение: «И они сошлись во мнении относительно того, что суждение в отношении поддерживающего и помощника такое же, как и в отношении того, кто принимает непосредственное участие в боевых действиях». Те, кто воевал здесь, на этой залитой кровью земле по пять раз в день вставали на намаз, славя Аллаха и соизмеряли свою жизнь и жизнь своей общины по законам шариата — но они никогда не думали и не предполагали, что законы шариата будут обращены против них самих. В их понимании кафиры были слабыми, мягкотелыми, не способными жестоко и расчетливо убивать гражданских для достижения своей цели.

Что ж, воины Турана,[102] будущей великой империи докажут, что это не так.

Первым шел старик. Высокий, благообразный старик с длинной седой бородой и в белой галабии[103] неторопливо и важно шествовал по иссушенной яростным южным солнцем иракской земле. Он что-то доказывал второму — намного ниже его ростом, положе — но не молодому, с окладистой черной бородой, отстававшему от старика на шаг. Приотставая от них еще на несколько шагов, их сопровождали пехлеваны[104] — молодые, с оливкового цвета лицами, черными как речной голыш глазами, они были в полицейской форме и небрежно держали в руках короткоствольные американские автоматы. Это и в самом деле были полицейские, просто начальник полиции округа откомандировал их охранять одного особо важного человека. Важным он был не потому, что был богословом, совершившим хадж — хаджи, о чем свидетельствовала ленточка в чалме — но и сыном одного из командиров исламского сопротивления, боевых отрядов «Аль-Каиды междуречья». От него во многом зависели мир и спокойствие в провинции… и потому его охраняли.

— Дальность…

— Один-два-девять-один — ответил капитан, смотря на зеленые цифры в экране лазерного дальномера

— Ветер.

— Ровный. Два влево.

Самым сложным было — понять ветер. При стрельбе на такие данные дистанции ветер — самая непредсказуемая переменная в уравнении точного выстрела. Еще десять лет назад выстрел на такую дистанцию был уделом немногочисленных асов, которых в мире — на пальцах пересчитать. Теперь, с распространением тяжелых снайперских винтовок, пущенные из которых пули сохраняют сверхзвуковую скорость и на полутора тысячах метров, с распространением лазерных дальномеров позволяющих определить точность до метра, метеорологических станций берущих данные напрямую со спутника, баллистических калькуляторов, позволяющих рассчитать десятки параметров выстрела — такая дальность стала вполне доступной рядовому, пусть и хорошо подготовленному и оснащенному снайперу.

— Я готов.

Капитан Гуль последний раз вгляделся в лицо идущего по пыльной улице старика — скорее всего в мечеть или в мадафу[105] направляется. Очень удобно идет — перпендикулярно им, боковую поправку на движение цели почти не нужно рассчитывать, а проблема вертикальной — сильно упрощается. Да, это он — сомнений быть не может.

— Подтверждаю, огонь по готовности.

Все замерло — небо, земля, миллионы и миллиарды расселенных Богом на ней живых существ. Остались только винтовка, пуля, ждущая своего часа да неспешно бредущий по улице высокий, седой старик…

Выстрел громыхнул подобно салюту — вблизи выстрел из этой винтовки был очень громким — когда капитан уже подумал, что все, сейчас они свернут и добыча уйдет. От громыхнувшего рядом выстрела он вздрогнул, но начал считать.

— Раз-два…

Не успел он сказать «два» — как невидимая рука швырнула старика на землю, со стороны это выглядело именно так, не падение, и не как в голливудском кино — когда человека на несколько метров пулей отбрасывает — а так, как будто кто-то невидимый аккуратно хлопнул ладонью, и человек распластался на земле, даже не пытаясь цепляться за моментально отнятую у него жизнь.

— Контроль.

— Есть попадание. Кажется, чисто.

Реакция троих других — собеседника и двух пехлеванов — была диаметрально противоположной. Один из пехлеванов бухнулся на землю и стал стрелять посылая в противоположную от них сторону длинные, бестолковые очереди, второй бросился бежать, автомат колотился у него по боку, он бежал из всех ног, стараясь скрыться, прежде чем на улице окажется толпа. Собеседник сначала бестолково бухнулся в пыль, потом попытался встать, перевернул уже покойного моулави на спину — и воздел руки к небу, творя молитву под стрекот автоматных очередей…

А второй охранник уже скрылся за финиковыми пальмами, растущими здесь на поливаемых землях. Вообще он был прав, этот пехлеван-беглец, он справедливо рассудил — если его поставили охранять такого уважаемого человека, а он не сохранил ему жизнь — за это он должен расплатиться своею. А учитывая то, чьим отцом был погибший моулави[106] — на легкую смерть тут рассчитывать не приходилось. В лучшем случае — спутают ноги, обольют бензином и подожгут — почему то сейчас в Ираке был популярен именно этот вид казни, сотни и тысячи людей собирались на площадях и жадно смотрели как корчатся в огне, пытаются бежать несчастные. А если под рукой окажется опытный резчик скота — то амер поступил еще хуже: приколотят вниз головой за щиколотки на воротах дома покойного моулави — ворота у него были деревянные, что было в этих краях редкостью, дерево было дорогое — и снимут заживо кожу, нарезая ее на полоски и посыпая обнаженное, сочащнееся кровью и сукровицей мясо — солью. Опытный палач может сделать так, что жертва с которой медленно снимают кожу будет умирать несколько часов… и поэтому — лучше бежать, а если настигнут — умереть как мужчине с оружием в руках, отстреливаясь от единоверцев. Он был прав, беглец, еще несколько минут назад бывший членом общины и воином — но он забыл одно, забыл что все судьбы в руках Аллаха, и только Ему решать — кому жить, а кому умирать. В неизречимой мудрости своей Аллах решил оставить сегодня жизнь этому несчастному — а вот множество других людей должны были вскоре умереть…