"Высокий, сильный, опасный" - читать интересную книгу автора (Грэм Хизер)Глава 1Если рано утром раздавался стук в дверь, Дженнифер знала, что принесли сценарий, вернее, очередную сцену. Странно, ведь сегодня пятница, а пятница была исключением. Возможно, в текст сцены, которую предстояло снять сегодня, внесли какие-то изменения? Ничего удивительного, подобные переделки встречались на каждом шагу. Она открыла дверь своей гримерной. Тонкий белый конверт лежал на полу, на нем не было ничего, кроме ее имени. Она выглянула в холл – ни души. Странное ощущение. Казалось, весь пятый этаж огромного здания абсолютно пуст. Почему-то ей стало не по себе. В конце концов, это просто смешно, подумала она. Хотя обычно она приходила раньше других актеров, вполне возможно, что кто-то из съемочной группы пришел так же рано, как и она. Собственно, до съемки оставалось немногим более часа. А ведь нужно еще загримироваться и надеть костюм, поразмыслить, что к чему… Словом, приготовиться. И все-таки… Она вернулась назад в гримерную, закрыла дверь и заперла ее на ключ. Опустившись на стул, она открыла конверт, все еще удивляясь, почему ей так не по себе. Внутри оказалась короткая записка: «Джен, пожалуйста, прими к сведению, что ты нужна нам для ночной съемки в следующую пятницу. Снимем коротенькую сцену после индивидуальной репетиции. Сугубо между нами. Невероятный поворот в сюжете, но, ради Бога, никому ни слова! Люблю и целую, твой преданный продюсер, Энди Ларкин». В следующую пятницу… ночью. Великолепно. Энди, очевидно, считает, что у нее нет никакой личной жизни. Что ж, придется признать, он близок к истине. Вряд ли она могла бы что-то возразить. Сейчас чем больше работы, тем лучше. Лишь бы оттянуть возвращение домой. Она так глубоко ушла в свои мысли, что почти подпрыгнула, когда раздался очередной стук. И рассмеялась. «Идиотка, кто-то стучит! Какого черта я так нервничаю? Я устала и измотана, только и всего». – Джен? Джен, ты здесь? – Она услышала знакомый голос Дага Хенсона, который нетерпеливо тряс дверь. Она вскочила и повернула ключ. – Привет, красотка! – От такого же слышу. Он действительно был потрясающе красив. Высокий голубоглазый блондин, над которым любовно потрудилось щедрое калифорнийское солнце. Его красота так бросалась в глаза, что просто просилась на экран. Но увы, он стал не актером, а сценаристом. Правда, несколько раз его пытались уговорить принять участие в съемках, и, несмотря на свою нелюбовь к актерской профессии, однажды он все же согласился. Ничего серьезного. Снимали сцену на пляже, где понадобилось, чтобы кто-то просто красиво постоял в кадре. А вот что касается своего дела, то он, безусловно, был ему предан. «Мыльные оперы» порой доводили его до исступления. По десять раз на дню приходилось переписывать сцену в зависимости от желания режиссера, продюсера или актеров. Но этот заработок давал ему возможность в свободное время работать над своим «великим» романом. – Что происходит, Даг? Почему я снимаюсь в следующую пятницу? – Изменения в сценарии, – кратко ответил он. – Разумеется, изменения… А что именно? – Не знаю. – Как не знаешь? – сказала она, наблюдая, как он подошел к столу и взял ее кружку. – Ведь твои сцены всегда лучше, чем у других. – Тебе с корицей? С орехами? – Он глубоко вздохнул. – Лесной орех и чуть-чуть корицы, – поспешила ответить она, возвращая его к начатой теме. – Даг, не темни! – Ты что, забыла, – проговорил он, протягивая ей кружку кофе, – наше «мыло» пишут восемь сценаристов. – Да, но предполагается, что каждый из вас представляет, что делает другой. Иначе содержание потеряет всякий смысл. Он вздохнул, опустился на маленький диванчик напротив ее гримировального стола и взъерошил светлые волосы. – Любовь моя, когда ты видела, чтобы в сериалах был какой-то смысл? Сама подумай. Год назад бедняга Рэнди Рок сгорел во время пожара, а на прошлой неделе объявился как ни в чем не бывало. – Ну и что? – возразила Дженнифер. – Это вполне допустимо. Ведь труп не был опознан, может, сгорел какой-то другой несчастный… – Да? А как тебе то, что дальше… Он потерял память, но это не помешало ему пуститься во все тяжкие. Возможно, он даже настрогал полдюжины ребятишек, мне еще не рассказали, и появился вновь, разительно изменившись после пластической операции. – Такое случается. – Наверное, но только в «Долине Валентайнов», то же самое говорят наши промоутеры. – А что будет потом? – А черт его знает! – пробормотал Даг. Он откинулся назад с театральным вздохом. – Героя Энди Ларкина сбросили с утеса в Тихий океан, где его сожрала акула. И… он вернулся. – Это уже было в «Пиноккио». – Там кит, а здесь акула. Как это ее огромные белые зубки его упустили? Она рассмеялась. – Это ведь ты написал сцену его возвращения! – И между прочим, совсем неплохо, – гордо произнес Даг и скорчил гримасу. – Все сходится. Он вернулся, потому что они думали, что его съела акула, которая действительно сожрала трех бедолаг в Тихом океане, а наш герой с ней даже не встречался. Он выплыл на берег, и его подобрало другое судно… – И там он влюбился и тоже страдал амнезией? – Естественно. А как же без романа? – Вот видишь, все правильно, потому что на самом деле акула его вовсе не съела, – сказала Дженнифер. – И все же, Даг, – начала она, сменив тон, – скажи мне, что происходит. Тебе не отделаться шуточками, и хватит насмехаться над нами. Он открыл глаза, уселся попрямее и виновато посмотрел на нее. – Прости, Джен. Я не собираюсь ни над кем смеяться. Твои ребята – лучшие актеры и актрисы, о каких только можно мечтать. А ты заставляешь людей поверить во всю эту чепуху. И слава Богу, вы делаете все с одного дубля. На днях я был в новой студии, где снимают психологический триллер, и ты не поверишь… Потребовалось пятнадцать дублей, чтобы толково сделать одну маленькую сцену! Представляешь? – Спасибо за доверие. Я ценю это, – сказала она, многозначительно улыбаясь. К звездам «мыльных опер» привыкли относиться с некоторым пренебрежительным высокомерием. Но они много работали, и поэтому ей приятно было услышать комплимент. – Похоже, будет неплохое кино. Но очень жуткое. – Правда? – пробормотала она. Сердце Джен дрогнуло. Ей предлагали роль в этом фильме. «Маленькая, но важная» – сказал ее агент. По-видимому, предложение все еще оставалось в стадии обсуждения. – Режиссер – тот парень, – продолжал Даг, – который делал в прошлом году малобюджетный сериал для тинейджеров, получилось неплохо. Он большой поклонник Хичкока и уверен, что психология страха выглядит на экране намного интереснее, чем куча кишок и лужи крови. – Я думаю, он прав. Это Хью Таненбаум? Я угадала? – Угу. – И они хорошие друзья с Джимом Новаком? – Джим был одним из режиссеров их сериала «Долина Валентайнов». – Да, именно поэтому я и ездил туда. Джим хотел, чтобы я посмотрел, что они там делают. – Зачем? – Наверное, чтобы я поучился, как передать на экране ту самую психологию страха. – Но ты пишешь «мыло»… – Уверяю тебя, – возразил он с достоинством, – я писатель, а не сочинитель «мыла». И давай обойдемся без ярлыков. – Прошу прощения, – торопливо извинилась Джен, пряча улыбку. Даг всегда так серьезно относился к своей работе! – Ты писатель, замечательный писатель. Но я все никак не пойму, и, боюсь, никто не стремится, чтобы я поняла: сюжет хотят изменить, придав ему характер психологического триллера? – Я не знаю. – Даг! Ты прекратишь наконец издеваться и скажешь правду? – Джен, я на самом деле не знаю. Нахмурившись, Дженнифер молча изучала его лицо. – Правда? Он кивнул: – Честное слово. – Ты хочешь сказать, что не ты писал сцену? Почему? Ведь тебе принадлежит большинство моих сцен… – Так и есть. Но я не могу сказать тебе, что пишу. Это секрет. – Послушай, Даг. Даже мы, глупые актеры, знаем, что существует сюжетная структура по крайней мере на год вперед и сценаристы пишут сцены на каждую новую неделю, опираясь на определенную канву, заданную с самого начала. Он утвердительно кивнул: – В сценарии сказано: «Сюжет сгущается, ужасная опасность нависла над семейством Валентайнов». Детали будут уточняться по ходу съемок. Она испуганно смотрела на него. Он говорил правду. – Послушай, Джен, это то, с чем мы сталкиваемся каждый день. Они не могут допустить утечки и не позволяют ничего рассказывать. – Он терпеливо вздохнул. – Я старше тебя. И замечу, что я на этом деле собаку съел. – Он усмехнулся. – Но поверь, для тебя сейчас хорошее время. Ты слишком молода, чтобы помнить прошлые времена, а я помню. Когда-то не существовало многоканального телевидения, «мыльные оперы» не ругали. Теперь у людей огромный выбор. Сидя в своем кресле перед телевизором, они могут нажать кнопку пульта и смотреть все, что их душе угодно: наш сериал, а может быть, кулинарный канал, или они захотят послушать, как сделать ремонт в своей квартире, или что и когда сажать в саду, или… учить французский. Конкуренция огромная, и мы должны выстоять, а для этого необходимо сохранить сюжет в тайне. Как сторожевые псы, мы должны встать на защиту интриги, которая движет наш сериал. Это и есть не что иное, как борьба за выживание. – Ты увиливаешь, потому что обещал не рассказывать, что пишешь? – с улыбкой спросила Дженнифер. Даг усмехнулся в ответ: – Вот увидишь, ты еще поблагодаришь нас за это. Шикарная сцена. Ты в состоянии поверить, черт возьми? Они мне не доверяют. – Возможно, они боятся, что твои подружки-актрисы замучают тебя расспросами? Даг пожал плечами: – Кто знает. – Он внезапно повеселел. – Я могу рассказать тебе, что будет сниматься на следующей неделе, не все, разумеется. – «Я могу рассказать тебе, что будет сниматься на следующей неделе», – состроив гримасу, передразнила она. – Ах, дорогая, увы, – рассмеялся он, но его голос стал более глубоким. – Мне кажется, тебя что-то огорчает? – С чего ты взял? Вовсе нет, – солгала Дженнифер. Отвернувшись, она притворилась, что проверяет грим на своем столе. – И все-таки… – Его голос звучал напряженно. – Ты так волнуешься из-за того, что мы пригласили Конара Маркема? Его талант и имя нам не помешают, уверяю тебя. – Это не мое дело, – возразила Джен. – А я думал иначе. – Ты ошибаешься… – Он собирается остановиться в Грейнджер-Хаусе, то есть в твоем доме. – Это не мой дом, это дом моей матери. – Незначительная деталь, – заметил Даг, и она, глядя в зеркало, видела, как он сделал неопределенный жест рукой. Он подвинулся к ней, словно кто-то мог подслушать их разговор. – Скажи честно, тебя тошнит, когда ты слышишь, какой он замечательный, этот мистер Маркем? Джен повернулась к нему. Его глаза светились таким озорным лукавством, что она не могла не рассмеяться. – Я откажусь в ту же минуту, если, увидев его, почувствую отвращение, – заметила она, и Даг зашелся раскатистым смехом. Затем смех затих, но изумление во взгляде осталось. – Конечно, вокруг этого много разговоров. Но не расстраивайся. Я знаю, это Эбби пригласила его… Его голос улетел куда-то далеко-далеко… – Я и не думаю расстраиваться, – солгала Дженнифер. Ее жизнь всегда была полна странностей, да и чего можно ожидать, если вас угораздило родиться в семье живой легенды? Ее мать получила двух «Оскаров», трижды будучи номинанткой, и до сих пор считалась одной из самых блистательных женщин Голливуда. Добрую половину своей жизни Дженнифер мечтала покинуть Калифорнию и, окончив школу, меньше всего хотела стать актрисой. Рядом со своей матерью она чувствовала себя гадким утенком, испытывала комплексы и изо всех сил старалась стать другой. Для Эбби Сойер дочь значила очень много, можно сказать, она жила ради нее. Слава, будущие роли, обязательства – все отступало, когда дело касалось дочери. Пока Дженнифер взрослела, она всегда была для матери на первом месте. И потребовалось не так уж много времени, чтобы Джен поняла, как сильно обижали мать ее бунтарство и отчужденность. У Эбби развивалась болезнь Паркинсона. Долгое время ей удавалось это скрывать. Слишком долгое, думала Дженнифер. Теперь ей уже не помочь. – Тебе действительно неприятен его приезд? – спросил Даг. Дженнифер покачала головой: – Он долгое время жил рядом с Эбби. Они и потом всегда поддерживали отношения. – И ты не возражала. Она усмехнулась: – Ведь он ее пасынок… Боюсь, я была скверным ребенком. – Она подняла руки, предупреждая возможные возражения. – Именно так. Наглая девчонка. Держалась вызывающе, часто обижала мать, а теперь очень сожалею об этом… – Она тебя обожает. – Знаю, – мягко сказала Дженнифер. Снова раздался осторожный стук, и они оба уставились на дверь. – Дженнифер, на грим! – послышался голос Торна Маккея. – Вау-у, – протянул Даг, – посмотри-ка, который час? Тебе пора. А мне нужно встретиться с нашими боссами. Но послушай, я забыл сказать, зачем пришел на самом деле. – Что? – удивилась Дженнифер. – Как насчет приглашения? – Ты о чем? – Уик-энд в Грейнджер-Хаусе. Она колебалась. В глубине души она была расстроена тем фактом, что приехал Конар Маркем. Эбби вела себя… странно в последнее время. Да, именно так, Дженнифер огорчилась. Почему матери вдруг понадобился Конар? Она ее дочь, она переехала в этот дом, чтобы жить с ней, – неужели ей этого мало? – Послушай, детка, я к тебе обращаюсь, – напомнил Даг. – Даг, ты знаешь, у меня есть своя собственная квартира, и если бы я жила там, ты мог бы приехать в любое время. Но сейчас… Не забывай, Грейнджер-Хаус не мой дом. Я сама там гость. Это дом моей матери, а она не в лучшей форме. – Тебе необходима моральная поддержка. Положись на меня. Я тебе нужен. – Я уже не маленькая девочка, Даг. – И все же я нужен тебе. – Я уже взрослая и вполне могу отвечать за свои поступки. – Никакая ты не взрослая. Я понимаю, ты вправе обижаться на этого парня. Даже мне обидно, что он появился здесь, а я не актер и Эбби не моя мать. Видишь, какой я хороший друг, я даже чувствую то же, что и ты. – Даг, уверяю тебя, я в порядке. – И если всего этого недостаточно, – сказал он, не обращая внимания на ее заверения и подойдя ближе, – ходят слухи, что у тебя завтра вечером вечеринка с коктейлями, дабы приветствовать возвращение домой героя, увенчанного славой. Она вздохнула. Мать что-то говорила о вечеринке. Скромной. Импровизированной. Только добрые старые друзья и несколько человек, занятых в сериале. Но Грейнджер-Хаус так же легендарен, как и Эбби, по крайней мере в этой части света. Предвидя нашествие гостей, Джен сомневалась, в состоянии ли мать это выдержать. Несмотря на все лекарства, трудно было предположить, когда случится очередной приступ. – Дженнифер! – Теперь Торн Маккей просто барабанил в дверь. – Я должен сделать из тебя красавицу, дорогуша, но я всего лишь гример, а не волшебник. – Я вернусь к концу съемки. Удачи. Ухожу, ухожу… – Подняв руки вверх, Даг попятился к выходу. Ей ничего не оставалось, как рассмеяться. Возможно, она и вправду нуждалась в моральной поддержке? Даг любил ее мать, а мать любила Дага. Он будет очень кстати, когда соберутся гости и стресс окажется непосильным для Эбби. – О’кей. Давай договорим, когда отснимут мои сцены. – Идет. Он открыл дверь, и Торн почти влетел в комнату. Остановившись, он подозрительно посмотрел на обоих. – Я не помешал? – Помешал, – усмехнулся Даг. Торн указал на него пальцем: – Но ты же голубой. – Все в наших руках. В жизни всегда есть место для эксперимента, – язвительно отозвался Даг и вышел. Застыв на месте, Торн растерянно смотрел на Дженнифер. Она старалась сохранить серьезное лицо, но его глаза стали такими огромными, почти выкатились из орбит! Вид был настолько потешный, что она не могла не рассмеяться, и по его взгляду сообразила, что он понимает, что это шутка. Назад в Лос-Анджелес! Благословенная земля, окутанная романтической дымкой несбыточных надежд и обещаний, подумал Конар Маркем. Он и предположить не мог, что когда-нибудь вернется сюда, во всяком случае, в ближайшее время. И хотя он слышал, что у Эбби Сойер не все в порядке с головой, он был перед ней в долгу. И он любил ее. И поэтому возвращался назад. Он искренне удивился, увидев репортеров, поджидавших его у трапа. Несмотря на свою самоуверенность, он все же привык трезво смотреть на вещи. В течение последних двух лет он отошел от кино и работал в театральных проектах, а это совсем иной мир, чем «фабрика грез», где миллионы людей видели его лицо на экране и даже пустяковый фильм приносил большую известность, чем самая лучшая пьеса. – Вон он! – послышался чей-то крик, и в следующую секунду его уже окружили репортеры. Щелкали фотокамеры, слепили вспышки. Наглый молодой человек схватил его за руку, а другой, протиснувшись через толпу, подсунул к лицу микрофон. – Конар! Конар Маркем! Добро пожаловать назад в Лос-Анджелес! Невероятно, мы все так взволнованы. «Всегда будь учтивым с прессой, Конар. Ты никогда не знаешь, во что они могут тебя превратить». Так учила его Эбби. Вспомнив ее слова, он постарался изобразить приветливую улыбку. Придется смириться, думал Конар, но когда увидел наманикюренные пальчики, вцепившиеся в рукав его пиджака, не выдержал и вежливо поинтересовался: – Мы разве знакомы? Девушка с выразительными карими глазами, типичной для журналистки мальчишеской стрижкой и безукоризненным маникюром смущенно порозовела, манипулируя микрофоном. – Нет, мы еще не встречались. Я Вики Уоррен из «Фильм ТВ», нового кабельного канала, который специализируется на развлекательных и коммерческих программах. Его улыбка стала шире. – Рад познакомиться с вами, Вики, – сказал он. – Так хорошо снова вернуться домой! – продолжил Конар, поближе притягивая к себе микрофон, который она держала. – Я люблю Нью-Йорк, люблю Бродвей, но, черт возьми, я калифорнийский парень, и это здорово, что я снова дома. Он почувствовал и ее страх, и ее неуверенность. Наверняка это одно из первых ответственных заданий. Неудивительно, что она пребывала в некотором оцепенении, пытаясь побороть его наглостью, и поэтому сейчас была искренне благодарна Конару. Эбби могла им гордиться. Наклонив голову и продолжая улыбаться, он стал пробираться через толпу, запрудившую аэропорт. Репортеры, операторы, фотографы и просто зеваки следовали за ним по пятам. Протискивались, толкая друг друга, со своими магнитофонами и блокнотами, микрофонами и камерами. Операторы щелкали на ходу. – Мистер Маркем! – произнес мужчина в мятом деловом костюме. – Это правда, что вы собираетесь получить беспрецедентную сумму за участие в «Долине Валентайнов»? Он ждал подобного вопроса. – Так говорят, – приветливо ответил он. – И сколько же это? – поинтересовался худощавый блондин. Он возвышался позади толпы с видом охотничьего терьера, напавшего на след. – Послушайте, друзья, я не вправе отвечать на этот вопрос, – отрезал Конар, продолжая улыбаться. И пошел вперед, он не хотел задерживаться. Все потянулись за ним, и со стороны, видимо, это выглядело довольно комично. – Вы боитесь, что обидятся другие актеры, занятые в сериале? – спросила Вики, и ее темные глаза еще больше потемнели. – Надеюсь, этого не произойдет, – ответил он. – А как насчет вашей сводной сестры? – послышался мужской голос. Он не ответил, спрашивая себя, не стоит ли ему просто сказать, что он встречал свою сводную сестру всего лишь несколько раз в жизни и толком не знает, чем она живет и о чем думает, кроме того, что ее мать больна, и она, по-видимому, очень беспокоится о ее здоровье. – Ну а теперь прошу меня извинить. Полет был довольно утомительный, и я тороплюсь домой… – «Домой»… вы имеете в виду дом Эбби Сойер? Вы хотите остановиться там? – спросила Вики. – Она действительно так больна, как говорят? – поинтересовалась другая журналистка. – Она собирается вернуться в кино? – Она умирает? – тихо спросила Вики Уоррен. – Я слышал, у нее болезнь Альцгеймера? – предположил пожилой оператор. – Она не умирает, и у нее нет болезни Альцгеймера. Эбби чувствует себя превосходно! – услышал он свой собственный голос. – Она по-прежнему дарит нам свою любовь. Вы знаете, как она всегда доброжелательна к прессе. А теперь, если вы будете столь добры… – Вы не думаете, что то, что она живет в Грейнджер-Хаусе, действует на ее психику? – не отступала Вики. – Говорят, что Эбби немного не в себе и что это началось, когда она купила Грейнджер-Хаус, – проговорил молодой парень с выбеленными волосами и колечком в носу. – И что она заболела, когда переехала в этот дом. «Неправда. Эбби переехала в этот дом, когда уже знала о своей болезни», – подумал Конар, но не сказал этого вслух. – Вы слишком серьезно воспринимаете все эти истории, – мягко заметил он. – Эбби в полном порядке. Она одна из умнейших женщин, с которыми я имел честь общаться. А что касается дома, послушайте, друзья! Многие местечки в этой округе полнятся самыми невероятными слухами и легендами. На то и Голливуд, земля несбыточных надежд и утраченных иллюзий. Впрочем, все бывает. Все случается, как и повсюду. Грейнджер-Хаус просто-напросто дом, очень красивый дом, – подытожил он. – И вы не боитесь останавливаться там, мистер Конар? – спросил молоденький репортер. – Лично я – нет! Я люблю это место… Особняк на самом деле очень красивый и невероятно удобный. Не боюсь ни капельки. – Там живет Эбби, и, говорят, Дженнифер Коннолли тоже сейчас там, – заметила Вики. – Да, но все-таки… – перебил молодой человек с колечком в носу. – Что верно, то верно, об этом месте рассказывают столько всяких историй, – встряла в разговор молчавшая до этого пожилая журналистка. Возможно, но он не собирался углубляться в них. – Думаю, о половине особняков Лос-Анджелеса, как, впрочем, и о Белом доме, складывают потрясающие небылицы, – нетерпеливо сказал Конар. – А теперь, если вы не возражаете, я немного устал. Он ускорил шаг, стараясь от них оторваться. Репортеры следовали за ним по пятам, как свора голодных псов за добычей. Стаккато женских каблучков вписывалось в поспешное шуршание мужских шагов. К счастью, вскоре он увидел, как Эдгар Торнби, самый что ни на есть настоящий английский дворецкий Эбби Сойер, с обеспокоенным видом спешит к нему навстречу. – Мистер Маркем, сэр, простите меня. – Лицо у Эдгара было удлиненное, седые волосы тщательно зачесаны назад. Их оставалось маловато в его шестьдесят два года, и на макушке проглядывала намечающаяся лысина. Глядя на костюм дворецкого, можно было предположить, что он отутюжен прямо на его теле. – Ваш самолет прибыл раньше, чем ожидалось, сэр. – На целых двадцать минут, – кивнул Конар. – Ничего страшного, Эдгар. – Сэр, мне следовало позаботиться о том, чтобы оградить вас от этих голодных волков. – Эдгар, я уже не мальчик. И, как говорит Эбби, без этих волков у нас бы не было работы. – Но вы ведь устали. – Надеюсь, я это переживу. Я чувствую себя нормально. Скажите лучше, как Эбби? Длинное лицо старого слуги еще больше вытянулось. – Ах, Эбби. – Он сокрушенно вздохнул. – Ей хуже? – Она порой, как бы это сказать… впадает в детство, сэр. Ну, вы понимаете… – Конечно, но ведь она еще не так стара. Обычно это случается в более преклонном возрасте. И потом, есть лекарства… – Его голос затих. – Эдгар, это не влияет на ее умственные способности? Дворецкий медлил с ответом. – Давайте получим багаж, сэр, и выйдем отсюда. Автомобиль у выхода. Папарацци все еще идут за нами. Мне не хотелось бы, чтобы они слышали наш разговор. Думаю, вы не против, сэр? – Разумеется, нет, Эдгар. Если только вы не прекратите называть меня «сэр» на каждом шагу. – Да, сэр. Хорошо, сэр. Конар вздохнул. – Там мои сумки, Эдгар. Возьмите ту, что поменьше. – Но, сэр… – И прекратите… – …называть вас сэр? Хорошо, сэр. Он покосился на Эдгара. Старый дворецкий не заметил. Покачав головой, он подхватил сумку, и они направились из помещения аэропорта к машине. Они уже ехали по шоссе, когда Эдгар запоздало ответил: – Это все ее пилюли, сэр. – Не понял, что? – Пилюли, которые она принимает. Ее лекарство. Стоит ей принять их, и она не в состоянии ясно видеть и думать. Она разговаривает с призраками. – Но когда она не принимает лекарства, ум ясен? Эдгар не торопился с ответом. – Думаю, да, сэр. – Вы думаете? – Да, по-моему, иногда, когда она находится под действием транквилизаторов, ей кажется, что она слышит голоса и видит кого-то… и потом эти видения преследуют ее, внедряясь в сознание. Вы понимаете? – Не совсем. Эдгар посмотрел на него через зеркало заднего вида. – Ей кажется… что кто-то хочет убить Дженнифер. Конар не спешил с ответом, потом произнес: – Значит, она и вам говорила, что кто-то пытается убить ее дочь? – А вы поэтому и приехали, не так ли? – Мне предложили интересную работу. – Да, разумеется. Это версия для Дженнифер. – Мне никоим образом не известно, что думает на этот счет Дженнифер, – сказал Конар, глядя прямо перед собой на дорогу. – Я ведь едва знаком с ней. – Я думаю, как бы она не рассердилась, узнав правду, – пробурчал Эдгар больше себе, чем Конару. Тот ответил первое, что пришло ему в голову: – Возможно. Я видел ее всего пару раз и не берусь судить. Но скажите мне, вы действительно думаете, что Эбби… – он колебался, затем продолжил: – несколько повредилась в уме? Эдгар медленно залился краской. – Большую часть времени она в порядке. – Но ее видения? Даже ее голос звучит… по-разному. – Кто знает… – Бросьте, Эдгар. Вы рядом с Эбби долгие годы. С тех пор, как она купила этот дом, вернее, еще до того, как она переехала сюда. Вы были всегда очень близки к ней, она доверяла вам больше, чем любому из своих мужей. Так что выкладывайте, что вы думаете? Настороженность на лице дворецкого внезапно сменилась мукой. В его глазах светилась искренняя печаль. – Я редко оставляю ее. Она настаивает, чтобы я брал выходной, но я часто остаюсь в Грейнджер-Хаусе, притворясь, что уехал. А когда действительно уезжаю, всегда стараюсь убедиться, что с ней остается одна из горничных. Вы спрашиваете, что я думаю? Я думаю, что она не заслуживает этого. Болезнь ужасна и жестока, бесчеловечна, и она не заслуживает таких мучений. – Но она действительно теряет рассудок? – Не знаю, – сказал Эдгар, и это прозвучало, как стон. – Не знаю, что вам сказать. Вы сами должны ее увидеть. Конар впал в задумчивость. – Странно, она всегда была веселой женщиной. Лекарства, случается, воздействуют на людей, но она выглядела совершенно здоровой, когда в прошлом году вы приезжали в Нью-Йорк. – Изменения происходят постоянно, – тихо произнес Эдгар. – И вы думаете, что причина в этом доме? – В доме? – Ну да, всем известна его репутация. – Эбби любит Грейнджер-Хаус. – Я знаю. – Дом не может сам по себе источать зло. – Я и не говорил ничего подобного. Думаю, это превосходный, исключительно красивый дом, но, к сожалению, его история немножко печальна. – При чем тут дом? – не выдержал Эдгар, вкладывая в слова больше страсти, чем за весь период разговора. – Я живу в нем и работаю на Эбби уже не один год! – Я сам обожаю это место, – заверил Конар. Но казалось, его заверений недостаточно. – Разумеется, с людьми порой случаются странные, нехорошие вещи, но при чем тут дом? – Конечно, ни при чем. Эдгар повернулся к нему с изменившимся выражением лица. – А вот в людях, мистер Маркем, в них может быть сколько угодно зла! Люди подчас очень жестоки, сэр. |
||
|