"Вопрос частоты" - читать интересную книгу автора (Тенн Уильям)Уильям Тенн Вопрос частотыДоктор Амадей Баллихок с гордостью указал пальцем через весь огромный кампус Университета Мег, Беш и Хэл Турман. — Вот, — выдохнул он, обращаясь к взволнованно внимавшей ему группе, — вот это совершенное, обтекаемой формы здание, украшенное диагональными полосами. Гордость Университета и последнее дополнение к нашим великолепным образовательным возможностям. Дименокоммунаплекс! — Целое здание, — с благоговением, греющим душу любого мужчины, воскликнула молодая женщина справа от него, — для одного только прибора! Президент университета любезно улыбнулся ей и перевел взгляд на остальных посетителей. Его широкая грудь под сшитой дорогим портным рубашкой из чистого стекла прямо на глазах раздувалась от гордости. — Да. Одна машина. — Один только вопрос, сэр, — неуверенно сказал очень красивый молодой человек, сотрудник иллюстрированного журнала «Телевидение во вторник». — Меня немного смущает только один момент, доктор: ведь Дименокоммунаплекс вряд ли можно считать образовательным прибором. Я хочу сказать... Его ведь не будут использовать для обучения? Он предназначен для исследований, верно? Для какого-нибудь сумаса? При этих словах все остальные журналисты явно задумались и принялись чесать в отмытых дорогими шампунями затылках тщательно наманикюренными пальцами. — Знаешь, Стив, — медленно проговорила хорошенькая девушка. — Я думаю, в твоих словах что-то есть. Если этот прибор для какого-нибудь сумаса, он не может быть полезен для образования. Это уже относится к фигне типа «Открытие новых границ» или чего-то в том же духе. А за такой материал не захочет платить ни один спонсор. Если дело касается сумаса, необходимо все записывать, потому что возникает куча технических подробностей. А раз приходится делать записи, что происходит с непосредственностью хорошего телевизионного журналиста? — Непосредственность бесследно улетучивается, Лаура, — кивнул ей молодой человек, — откуда ей взяться, если тебе придется читать свои записи, чтобы объяснить все, что происходит. Я имею в виду, кого все это заинтересует? С таким же успехом можно вернуться к тем сухим, как пыль, газетным отчетам, какие писали когда-то в старину. — В дни сумасов, — добавил кто-то из группы, — в двадцатом веке. Вся группа в ужасе содрогнулась. — Вовсе нет, — резко вмешался в обсуждение доктор Баллихок. Все обернулись, и он вновь громко повторил самым убедительным тоном: — Вовсе нет! Ничего подобного! — Что вы имеете в виду, сэр? — спросил Стив. — Любой прибор под названием Дименокоммунаплекс, уж конечно, является проектом какого-нибудь сумаса. — Разумеется. Но, во-первых, мой дорогой, тот сумас, который участвует в этом проекте, находится под охраной и самым внимательным надзором некоторых наших беднейших умов. Кстати, разрешите мне с законной, отеческой гордостью сообщить вам, что он находится под надзором нашего факультета и студенческого коллектива, который в этом году обладает в среднем самым низким коэффициентом интеллекта среди всех колледжей всей страны. — Да что вы говорите?! — воскликнула Лаура, с энтузиазмом оглядываясь по сторонам. — Это стоит вставить в мое шоу. Я люблю рассказывать о прогрессе и таким образом внушать своей аудитории, что мы продвигаемся вперед... ну или что-то в этом роде. Вы меня понимаете? — Конечно, понимаю, — заверил ее доктор Баллихок; тепло улыбаясь девушке, он с удовольствием разглядывал приятные изгибы ее тела, отчетливо просвечивающие сквозь прозрачное, с зеленым оттенком, платье. — Вам, журналистам, не понадобится делать какие бы то ни было заметки по поводу Дименокоммунаплекса по той простой, но весьма существенной причине, что никому из вас не удастся даже приблизиться к пониманию принципов его функционирования. Этот проект был отдан на разработку исключительно сумасам, и только самые деградировавшие из них могут сообразить, как он работает. Люди, такие, как вы, или я, или ваши телезрители, способны разве что описать его действия и производимый эффект — если он возникнет. Раздался общий вздох облегчения. Стив вышел вперед и протянул руку. — Примите мои извинения, доктор. Я на самом деле не имел в виду, не намекал на... на... ну, вы понимаете... Доктор Баллихок кивнул. — Вполне. Журналист, который появляется на миллионах экранов, просто обязан проявлять крайнюю осторожность. В этой стране и без того достаточно сумасов и их идей! Теперь, когда мы убедились в полном взаимопонимании, могу я попросить вас набраться терпения: все объяснения по поводу образовательного значения Дименокоммунаплекса вы получите после того, как мы отправимся туда на своих скутерах. Эксперимент должен начаться ровно в четыре тридцать. И нас ожидает встреча с весьма нестабильным индивидуумом. Они вновь взобрались в весело разрисованные скутеры, потянули за украшенные лентами рычаги рулевого управления и взмыли вверх под приятный аккомпанемент крошечных серебряных колокольчиков, укрепленных на миниатюрных задних бамперах. — Каково же образовательное значение Дименокоммунаплекса? — вновь принялся ораторствовать президент университета, устроившись на своем месте в ведущем скутере. — Ну, во-первых, существует чисто визуальный интерес студентов к столь сложной технике. Мы будем всячески поощрять учащихся за каждый час, проведенный в здании за созерцанием аппарата. Конечно, это ни в коем случае не является неприятным или — могу ли я употребить это слово? — «сумасбродным» способом проводить время, отведенное для обязательных занятий в колледже. Разумеется, та группа, которая посещает здание Арифметики, предпочтет провести час здесь, чем тратить его, как они это обязаны делать сейчас, на деление в столбик или десятичные дроби. Эти молодые люди могут впоследствии получить докторскую степень в области администрирования, как я, например; тогда они вынуждены будут управлять и нести ответственность за опасную умственную энергию от десяти до сотни сумасов. Когда еще они найдут лучшую возможность наблюдать за этими созданиями, как не на первых курсах колледжа? — А оставшаяся часть образовательного аспекта — коммуникация, — заметила Лаура. — По крайней мере, в университетском рекламном буклете, присланном в мою студию, написано: «Пространственная коммуникация». Что это такое? — Это выражение сумасов, — пожал плечами доктор Баллихок, — вот сумасы пусть его и объясняют. Счастлив сообщить, что мой коэффициент интеллекта гораздо ниже опасной отметки сто двадцать баллов. Пространственная коммуникация? Казалось бы, должна подразумеваться коммуникация между разными измерениями. Какая от этого польза — понятия не имею. Но, как со всеми разработками сумасов, никогда ничего нельзя знать наверняка. Это может привести к чему угодно. Например, скутеры, на которых мы сейчас передвигаемся, приводятся в движение некоей излучаемой энергией, открытой сумасом-астрономом, — он валял дурака с какими-то космическими лучами. Другой, менее деградировавший сумас — на самом деле почти нормальный человек, — применил открытие в инженерном проекте, относящемся к средствам передвижения, и это дало возможность нормальным людям-техникам производить скутеры для нас. Вот почему все расходы, которые мы несем, заботясь о сумасах и предоставляя им пищу, совершенно необходимы. Никогда нельзя знать заранее, когда тот или иной их приступ прикладной науки — или даже припадок совершенно теоретической — приведет к чему-нибудь полезному. — Или опасному! — вступила в разговор молодая матрона, до сих пор державшаяся в стороне. — Вспомните атомные бомбы, динамит — все эти ужасные веши, которые сумасы, бывало, делали в старину, их философию... — Она содрогнулась и плотнее запахнула розовый жакет из стекловидного материала. — В старину. В том-то и все дело. Вспомните, пожалуйста, историю, — наставительно сказал доктор Баллихок. — Первый человек приручил жизнь в форме низшего животного, чтобы обеспечить себя пищей. Затем он приручил материю в форме машин, чтобы они работали за него. А затем произошло самое главное, последнее событие! Человек приручил ум в виде сумасов, чтобы они думали за него! Они прибыли к полосатому зданию со стреловидными опорами и сошли на землю. Стив указал на несколько располагавшихся прямо за новым зданием низких старомодных кирпичных строений, окруженных колючей проволокой. — Это школа сумасов, доктор? Я знаю, что такая школа есть в вашем кампусе, и три года назад даже делал о ней краткое сообщение для тех людей, которых это могло заинтересовать. — Да. Пожалуйста, не расстраивайтесь так, леди. Эти создания присутствуют здесь отнюдь не в опасных количествах и под строжайшей охраной. Наши законы в области государственного образования по-прежнему требуют, чтобы университеты содержали как минимум по одному колледжу — с отдельным, но адекватным остальному оборудованием — для тех, кто обладает душераздирающе высоким коэффициентом интеллекта. Однако я надеюсь, что недалек тот день, когда ради всеобщей безопасности их будут содержать отдельно — как уже произошло с большинством этих несчастных — в надежных, с прочными стенами учреждениях под неусыпным надзором специалистов по сумасам. По знаку доктора Баллихока охранник отодвинул тяжелый дверной засов. Внутри здания располагалось одно-единственное помещение, занятое под электронную машину. Впечатление было такое, будто паук сплел в этих стенах свой проволочный шедевр. Ряды трансформаторов застыли в ожидании энергии, которая хлынет в их компактные стержни. Электронные лампы, разбросанные, словно капли дождя, по огромной металлической пластине в центре комнаты, оставались пока обесточенными и слепо таращились на вошедших. Возле металлической пластины находилась приборная доска со множеством индикаторов, рядом с которой стоял человек весьма неряшливого вида, волосатый и хмурый. Тонкие металлические нити охватывали обе его лодыжки и исчезали в отверстии в полу, где, судя по всему, были намотаны на катушку, что позволяло человеку передвигаться в случае необходимости. Когда он возвращался на прежнее место, избыток нити втягивался обратно. Рядом постоянно находились два охранника: тот, что стоял справа, был вооружен весьма эффективным небольшим бластером; второй держал в руках крошечный радиопульт, управлявший работой металлических нитей. — Дамы и господа, — обратился к телевизионщикам президент, — перед вами сумас-физик под номером 6Б 306, или, как записано в его свидетельстве о рождении, Реймонд Дж. Тинздейл. Его абсолютно нормальные родители даже не подозревали об умственных дефектах своего отпрыска до тех пор, пока целый ряд толковых изобретений ребенка не заставил их обратиться к администратору по детскому тестированию, который и открыл им правду. — Какой ужас! — простонала Лаура. — Да после этого и детей иметь не захочешь — ведь такое может случиться с каждым! Доктор Баллихок мрачно кивнул. — Может. Утешением тут может послужить только тот факт, что об уродце будут заботиться до конца его дней — родителям больше никогда не придется его видеть. И конечно, мы используем их для осуществления трудотерапии в отношении таких же несчастных, как они сами. — Зоопарк, — с горечью заметил сумас-физик 6Б 306. — Передвижной зоопарк прибыл поглазеть на людей. А теперь они захотят, чтобы их развлекали. Кого волнует, что мое оборудование еще не отлажено?! — Ну-ну-ну... — предостерегающе произнес президент. — Не стоит впадать в буйство, иначе мы будем вынуждены лишить вас оборудования и книг на неделю. Пожалуйста, объясните, что это такое. Ах да, охранник! Заставьте его надеть рубашку — здесь же присутствуют дамы! Охранник натянул на сумаса рубашку, и тот раздраженно помотал головой. — Сама атмосфера кондиционирована, сезоны контролируются, каждое треклятое одеяние полностью прозрачное... И в то же время нельзя и шага свободно сделать — ни на метр, ни на секунду! Что за мир! — Он ударил кулаком по раскрытой ладони и вздохнул. — Ну, ладно. Мы называем этот агрегат Дименокоммунаплекс. Не потому, что мы так хотим, но потому, что надо же как-то его называть, а Джоджо тут подумал, что нам бы следовало окрестить его Баллихокером. Итак, это Дименокоммунаплекс. Он предназначен для межпространственных коммуникаций. — Таких, как четвертое измерение? — предположил Стив. — Нет, не таких, как четвертое. Существует бесконечное количество вселенных, сосуществующих с нами, но в ином времени и пространстве. Они прилегают к нам по градиенту энтропии. Раздался ропот непонимания и недовольства. — Ох уж мне эти бредни сумасов — энтропия! — пробормотал кто-то. — Градиент энтропии! Надо же! Пусть лучше начинает демонстрацию. — Энтропию можно определить как повышающуюся хаотичность энергии, — быстро продолжал сумас-физик 6Б 306, пытаясь игнорировать сигналы доктора Баллихока. — Это темп, которым наша Вселенная движется к собственной пространственно-временной гибели. Вселенная, чей градиент энтропии круче, останется невосприимчивой к нашему разуму и нашим приборам. Более того, любое излучение в ней действует на гораздо более высокой частоте, чем у нас. Степень различия мы можем оценить только приблизительно. А так как это коммуникативный... — Пожалуйста, начинайте, — приказал президент. — Мы нормальные люди и интересуемся результатом, а не объяснениями. Теория может подождать. — Проблема коммуникации с такой смежной вселенной, — дерзко продолжал человек, не глядя на охранников, — в основном состоит в том, чтобы найти правильную частоту, на которой существует их эквивалент модели, скажем, электромагнитных или радиоволн. Поднимаясь выше наших самых высоких частот с помощью моего внутрипространственного трансляционного прибора, мы можем заполнить пространство лишь тепловыми волнами. Приближение — это все, чего мы пока способны достигнуть. Постоянные и тщательно продуманные эксперименты должны продолжаться. Если же допустить наличие разумных существ в смежной вселенной, то их проблема будет состоять в том, чтобы найти достаточно низкую частоту (в их пределах), которая позволит им войти в контакт с нами. Кроме того, им следовало бы... — Я ровным счетом ничего не понимаю! — жалобно воскликнула Лаура. — Заставьте его начать опыт. Доктор Баллихок подал знак, и охранник многозначительно потянулся к радиопульту. Сумас-физик 6Б 306 закусил губу и подошел к приборной доске. Он передвинул крохотный рычажок на одно деление, тем самым приведя в действие маленькое автоматическое устройство, которое издало два гудка, затем четыре, затем восемь... Пауза — и оно прогудело три раза, девять раз и двадцать семь раз. — Правильный контроль — вот ответ на все проблемы, — самодовольно заметил президент университета. — Тогда, в старину, создания, подобные этому, жили вместе со всеми нормальными людьми и наносили чудовищный вред постоянными дискомфортными изменениями и странными идеями, которые безостановочно приходили им в голову. Прогресс начался с назначения общественных комиссий для надзора за наукой, но предстояло пройти еще долгий путь, прежде чем мы достигли нынешней совершенной стадии управления и контроля. Сегодня, точно так же как мы применяем различные агрегаты для проверки других агрегатов или поручаем собакам пасти овец, мы используем один вид сумасов для управления другими их видами. Например, с помощью тестов, составленных сумасом-психологом, мы периодически проверяем этот экземпляр, дабы убедиться, что он не замышляет ничего опасного. А сумас, работающий в инженерно-техническом направлении, придумал самонаматывающуюся катушку, чтобы... — Он закончил эксперимент? — перебила президента Лаура. — Да, эксперимент закончен, — ответил ей сумас-физик 6Б 306. — Мы передали сигнал, и любые разумные организмы в смежной вселенной, которым удастся его принять, поймут, что он произведен математически развитыми существами. Теперь нам следует подождать возможного ответа. На самом деле он может прийти на любой радиочастоте. А поскольку создания, передающие нам сигнал, будут приближаться к нашему гораздо более низкому градиенту энтропии, он может прийти в форме звука. Мы должны быть внимательны... — Не думаю, что это кому-то интересно, — опять вмешалась Лаура. — Ни один человек не заинтересуется этой штуковиной, подающей гудки. И почему вы повернули рычажок только на крошечную черточку? — Эта штуковина, подающая гудки, — ответил сумас с тем непоколебимым терпением, которое все сумасы проявляли в разговоре с нормальными людьми, — сообщает квадратную и кубическую степень от двух и трех соответственно, а этот факт, вероятно, является постоянным для любого пространства и времени. Я передвинул только один рычажок, и только на одно деление, так как нам неизвестно, какова коммуникационная частота в той вселенной, куда попадет сигнал, а мы стремимся максимально снизить риск нанесения какого-либо вреда. Через неделю, если ответа не последует, мы попробуем другую частоту, затем еще одну... — и так, пока не добьемся результата. — Ну надо же! Да если бы вы рассказали мне все это раньше, я бы наверняка смогла помочь вам! У вас здесь проблема с коммуникацией, а это как раз моя область, — сияя улыбкой, сообщила Лаура. — Пожалуйста, отойдите в сторонку, чтобы я смогла... Когда она шагнула к нему, сумас бешено замахал руками, его лицо исказилось. — Нет! — завопил он. — Вы... Доктор Баллихок щелкнул пальцами. Невооруженный охранник сделал какое-то быстрое движение. Раздался щелчок, по всей длине металлической нити пробежала сверкающая искра, и сумас со стоном упал на пол около отверстия, в которое уходила нить. Его ступни судорожно подергивались. — Вы должны понимать, — мягко втолковывал ему добрый доктор, — что наука служит человечеству, а не наоборот. Лаура Биссельроуд — одно из самых известных и популярных лиц на нашем телевидении, она — ведущая программы «Воскресное приложение». Возможно, ей удастся не только пробудить интерес аудитории к вашему эксперименту, но и помочь вам в решении проблемы. Сумас-физик 6Б 306 уткнулся лицом в пол и застонал от отчаяния. — Ну, во-первых, — радостно объясняла Лаура, — я поверну все оставшиеся рычажки. Следует в полной мере задействовать имеющуюся в наличии сеть. Мы можем с тем же успехом использовать все эти... как их... частоты. Человек у ее ног начал биться головой об пол. — Затем... — как ни в чем не бывало продолжала журналистка. — Вместо этой противной старой штуковины, подающей гудки, я бы использовала мой очаровательный, хорошо поставленный голос, который обожает весь народ. Фактор человеческого интереса... — вот о чем нам постоянно твердили в школе телевещания. Помнишь, Стив? — Конечно! — подтвердил Стив. — Интересы людей важнее, чем интересы телевидения! — Всем привет! — кокетливо замурлыкала девушка в микрофон. — Говорит Лаура Биссельроуд с другого конца градиента энтропии. У нас тут маленькая вселенная, точно такая, как ваша маленькая вселенная, и мы хотели бы — если вас это, конечно, не затруднит — попросить вас отложить на минуточку свои дела и в нескольких словах рассказать нам, как вы ощущаете... Она открыла рот, собираясь завизжать, запнулась и... словно вдруг растворилась. А вместе с ней в неожиданно образовавшейся в земле воронке исчезли все остальные люди, невероятный агрегат и даже само здание. Перевернутый вверх тормашками кампус университета, строения, студенты — все утонуло в пузырящейся почве. По всей планете кренились и падали горы, затвердевали и выкипали моря. Воздух мутнел и взвихривался, рождая невообразимой силы ураганы. За краткий миг коммуникации свершилось нечто умопомрачительное. И наконец странно изменившаяся Земля замерла — полностью лишенный жизни мир принял стабильную форму. Теперь планету опоясывала, словно экватор, странная извивающаяся лента, проходившая по дну того, что некогда называлось океаном, и волнообразно изгибавшаяся у подножия того, что было горами. Волнистая линия несла сообщение на языке, которого никогда раньше не видывали во Вселенной. Оно было написано гигантскими буквами, созданными из молекул веществ. Дело в том, что его авторы в спешке весьма приблизительно вычислили частоту. Вот примерный перевод сообщения: «Не будете ли вы любезны немедленно прекратить передачу эквивалента зудения? Оно вызывает у нас эквивалент сильнейшей головной боли». |
|
|