"Жизненная сила" - читать интересную книгу автора (Рид Роберт)

Глава вторая


Реморы трудились без устали, стремясь заставить Миоцен почувствовать себя слабой, но, естественно, все их усилия оказались тщетными.

Сегодняшняя попытка не представляла собой ничего экстраординарного. Вице-премьер совершала один из своих ритуальных туров по внешней стороне Корабля. Ее гид, сверкающий очарованием и важностью старец по имени Орлеан, вел катер вдоль носовой части Корабля, стараясь охватить по пути столько достопримечательностей, монументов и небольших мемориалов, сколько было физически возможно. И делал он это без всяких извинений и острот. На губах застыла ехидная улыбка превосходства над Вице-премьером, рука в перчатке указывала то на одну, то на другую сторону, а низкий важный голос сообщал, сколько народу здесь умерло и сколько из них являлось его друзьями или членами его колоссальной сварливой семейки. Миоцен молчала.

Ее замкнутое лицо несло на себе выражение, не предполагающее сочувствия, а мысли вертелись вокруг дел, которые непременно нужно было выполнить.

- Здесь умерло двенадцать, а здесь пятнадцать реморов, включая, между прочим, моего внука, - сообщил Орлеан.

Миоцен была не глупа и знала, что реморы живут тяжелой жизнью. Порой она даже испытывала некое сочувствие к их бедам. Но сейчас имелось много веских причин не терять времени на скорбь по поводу этих кандидатов в герои.

- Здесь Черная туманность поглотила целых три команды! И всего за один год погибло пятьдесят три ремора! - протрубил Орлеан.

Поверхность под ними находилась в хорошем состоянии. Широкие полосы свежей гиперфибры создавали яркую, почти зеркальную плоскость, отражающую переливающий свет защитных полей. Три мемориала цвета слоновой кости поднимались не больше чем на двадцать метров. Все они мгновенно исчезали из вида, едва только шатл пролетал мимо.

- Мы подошли к туманности слишком близко, - сообщил Орлеан.

Вместо ответа Миоцен прикрыла глаза. Наглый, как все реморы, гид проигнорировал ее предупреждение.

- И знаю почему, - проворчал он. - Рядом с этой туманностью и прямо в ней есть уйма нормальных миров. Нужно подойти как можно ближе, чтобы заманить новых посетителей. Ведь наши эллинги пусты и квоты не используются…

- Нет,- оборвала его Миоцен и, медленно открыв глаза, со вздохом посмотрела на Орлеана. - У нас нет такой гадости, как квоты. Не существует ни официально, ни каким-нибудь другим образом.

- Ошибся. Прошу прощения, - признал Орлеан. И все-таки он сомневался.

Более того, он презирал.

Но что вообще представляет собой лицо ремора? Находящаяся перед ней физиономия выглядела жутковато; широкий лоб восковой белизны с ровными рядами больших капель жира. В ответ на ее взгляд на нее глянула пара выемок, заполненных волосками. Каждый волосок был фоточувствителен, а все вместе они образовывали нечто вроде сложного глаза. Нос, если и имелся, то был спрятан. Зато рот был всегда хищно распахнут, поскольку вообще не имел возможности закрываться плотно. Вот и сейчас он был раскрыт настолько широко, что Миоцен вполне могла сосчитать крупные псевдозубы и два синих языка. В глубине же этой распахнутой пасти отчетливо просматривались кости белого черепа, весьма похожего на человеческий.

Остальное тело ремора пряталось под скафандром и таким образом, представлялось загадкой без разгадки. Реморы никогда не снимали своих костюмов, даже когда были наедине друг с другом.

И все же, несмотря на это, Орлеан был живым. А значит, по всем законам, и полноценным членом команды. Более того, в повседневной жизни Корабля мужчинам-реморам поручалась работа, требующая отменных навыков и недюжинной самоотверженности.

И снова она напомнила своему подчиненному, что Корабле нет никаких квот.

- Виноват. Полностью и всегда, - снова признал он Огромная пасть, видимо, силилась улыбнуться. Или это

было лишь движением зубов?

- К тому же на карту поставлено будущее. Так что небольшая опасность в данный момент лучше, чем неопределенность в будущем. Разве ты не согласен? - продолжила Вице-премьер.

Волоски в глазах сжались, словно прищурились, и низкий голос ответил:

- Если честно, то нет, не согласен. Миоцен помолчала, подождала.

- Лучшим для нас было бы вообще вырваться из этой спиральной хватки галактики и валить прочь отсюда. Вот что было бы лучше всего, мадам. Если вы, конечно, прислушиваетесь к моим словам.

Она, конечно, не прислушивалась. По определению подобные шумам звуки вообще можно было игнорировать.

Но этот ремор давил на нее больше, чем позволяла традиция - и больше, чем могла вынести ее натура. Она посмотрела на гладкий ландшафт гиперфибры, на ясно вырисовывающийся отдаленный горизонт, на небо, все в сполохах пурпурного и лиловато-малинового - случайных вспышках лазерного света, видимого при прохождении через защитные поля. А затем с тихим, хорошо рассчитанным гневом сказала ремору то, что он знал и так.

- Жить здесь - твой личный выбор, обусловленный твоим желанием и твоей культурой. Насколько я помню, ты сам захотел стать ремором, и если теперь не хочешь отвечать за свои решения, то, возможно, я возьму на себя ответственность и за твою жизнь. Ты этого хочешь, Орлеан?

Волосатые глаза собрались в жесткие маленькие пучки, и мрачный голос поинтересовался:

- А что будет, если я позволю вам это, мадам? Что вы со мной сделаете?

- Для начала стащу тебя вниз и вырежу из твоего скафандра. Затем восстановлю твое тело и изуродованную генетику, изменив тебя до состояния нормального человека. А потом, чтобы особенно подчеркнуть твое ничтожество, сделаю капитаном. Дам свою форму, власть - и мои тяжкие обязанности в придачу. Включая и эти туры по поверхности.

Страшное и без того лицо изобразило ярость, а оскорбленный голос проворчал, что окружающие правы и что у нее самая уродливая душа из всех.

- Довольно! - с тихой злобой произнесла Миоцен. - Этот тур окончен. Отвези меня в порт Эрайнайдай и на этот раз по прямой, понял? Если я увижу еще хотя бы один мемориал, то обещаю, что выковырну тебя из скафандра лично. Прямо здесь и сейчас.

По странному стечению обстоятельств реморы были созданиями самой Миоцен.

Столетия назад, когда Великий Корабль достиг пыльного края Млечного Пути, настала критическая нужда восстановить износившуюся поверхность Корабля и защитить ее от дальнейших столкновений. Это требовало доставки туда механизмов, как уже имевшихся на судне, так и построенных людьми. И мысль послать на поверхность человеческую команду принадлежала именно Миоцен. Правда,

опасность была, опасность всякая - и явная, и скрытая. После миллиардов лет бездействия электромагнитные поля и лазеры пришли в негодность. Ремонтной команде пришлось бы работать без защиты от неожиданных внешних столкновений и других неприятностей. Но Миоцен создала систему, в которой никому не приходилось рисковать больше, чем остальным. Талантливые инженеры и высшей пробы капитаны отбывали там положенное время и погибали с похвальной регулярностью. А она уже мечтала пробраться в глубочайшие кратеры единым кавалерийским наскоком, чтобы затем оставшиеся в живых инженеры автоматизировали все системы, сделав так, чтобы у людей не было больше нужды вообще выходить на поверхность.

Но человеческая природа разрушила этот великолепно продуманный механизм.

Началось с того, что нижние чины команды, получавшие плохие оценки за свою работу, не важно, в чем это выражалось: в малейшем нарушении формы или субординации, - отправлялись наверх. Их наказывали более длительным пребыванием на поверхности, дабы таким, и только таким образом они могли заслужить прощение. Непреклонная Миоцен с легкой душой посыла наверх сотни людей. В результате некоторые капитаны скоро привыкли смешивать исполнение обязанностей с наказанием, и спустя несколько веков тысячи их подчиненных отправлялись на поверхность даже за произнесенное в одиночестве угрюмое слово.

Но вот появилась некая женщина, странная душа по имени Вьюн, которая, однажды выйдя на поверхность, там и осталась. Она не только приняла эти свои обязанности как должное, но и полюбила их. Больше того, эта женщина утверждала, что живет высокоморальной, чистой жизнью полной размышлений и настоящей работы. Обладая немалым талантом пророка и умением манипулировать людьми, она быстро нашла последователей своей новой веры, и эти неофиты стали небольшим, но очень сплоченным народцем философов, отказывающихся покидать поверхность.

Таким образом, реморы возникли как реакция на произвол капитанов, то есть система наказаний породила целую своеобразную культуру, давшую своим последователям собственное имя.

Реморы никогда не снимали своих скафандров. По идее до момента естественной смерти они представляли собой самодостаточный мирок, утонченную рециркулирующую систему, дававшую им воду, питание и свежий кислород. Их костюм сросся с их телом, а генетика постоянно подзаряжалась бесконечным источником радиации, имевшейся на поверхности. Мутации, неизбежные в таком случае, поддерживались. Более того, настоящий ремор научился управлять этими мутациями, действуя в нужном направлении. Они быстро выработали новый тип зрения, органов дыхания и обзавелись ртами, напоминавшими пасти чудовищ из ночных кошмаров.

Вьюн умерла скоро и героически.

Но вера ее осталась и породила тысячи новых приверженцев. Они изыскивали всевозможные пути, и постепенно количество их дошло до миллионов. Реморы построили собственные города, создали свои произведения искусства, свою этику и, как предполагала Миоцен, свои странные мечты. Некоторым образом ей даже нравилась эта культура, если бы не отдельные ее представители. И, наблюдая, как Орлеан ведет свой катер, она в очередной раз задумалась над тем, насколько упрямы эти люди и как именно можно было бы заставить их служить на пользу Кораблю, применив при этом как можно меньше насилия.

Именно об этом думала Миоцен, когда пришло закодированное письмо.

Они по-прежнему находились в тысяче километров от порта Эрайнайдай, и послание не могло быть ни чем иным, кроме как проверкой. Черный уровень? Протоколы Альфа? Разумеется, проверка!

И все-таки она поступила так, как требовали эти древние протоколы. Не говоря ни слова, оставила Орлеана, зашла в кабину и, прикрыв двери туалета, просканировала стены, потолок, пол и все имевшиеся там предметы, дабы убедиться, что поблизости нет ни одного, даже молекулярного уха.

Через связь, вмонтированную в сознание, Миоцен приняла это короткое послание и внутренним взглядом перевела его. Но никакие чувства не отразились на ее бесстрастном лице. Или, вернее, она не позволила им отразиться. Однако руки ее уперлись в стройные колени, будучи не в силах справиться с охватившей тело дрожью.


Ремор доставил ее в порт.

Чувствуя важность момента, Миоцен даже постаралась напоследок ободрить Орлеана несколькими добрыми словами.

- Я виновата,- солгала она и положила руку на серый скафандр; его псевдонейроны передали тепло ее руки странной плоти под ним. Миоцен помолчала, а потом спокойно и твердо добавила: - Ты сделал ценные наблюдения. В следующий раз, когда я окажусь за столом у Премьера, я сообщу о нашем сегодняшнем разговоре. Это я тебе обещаю.

- Но соответствуют ли слова делу? - произнесли синие языки и хищный рот.

Вот же дерьмо.

И все-таки Миоцен слегка и чуть насмешливо поклонилась ремору, а потом спокойно нырнула в привычную суету порта.

Пассажиры катили в высоких капсулообразных карах. Судя по их оснащенным колесами скафандрам, каждый размером с хорошую комнату, это были чужие, привыкшие к существованию в условиях низкой гравитации. Она едва не поинтересовалась через передатчик, что это за гости, но вместо этого, опустив глаза, шагнула в узкое пространство, образовавшееся между двумя капсулами. Там женщина услышала едва различимые голоса, напоминавшие звук большой массы воды, прокачиваемой через узкое отверстие.

- Вице-премьер! - произнес имплантированный переводчик.

- Гляди-ка, гляди!

- Смотрите, какая ловкая!

- А какая важная!

- Гляди-ка, гляди!

Личная машина Миоцен ждала ее неподалеку, но она прошла мимо и села в один из общественных каров, которые подвозили чужих к порту Эрайнайдай. Это были отличные просторные машины. Миоцен всегда высоко оценивала их возможности. Как только кар сдвинулся с места, Миоцен сняла фуражку и зеркальную форму, по привычке положив рядом на мягкое сиденье, и какое-то время не могла оторваться от своего отражения на поверхности ткани, в котором ее лицо и длинная шея покрывались складками и морщинами одежды.

- Гляди-ка, гляди! - прошептала она. Затем отдала несколько команд, известных только ей одной. Послушная машина обладала множеством тайных приспособлений и возможностей совершать различные действия. В одной из ее стен оказался небольшой гардероб с невзрачными одеждами, время которых, вероятно, все-таки наступило. В течение следующего часа, проехав несколько тысяч километров, Миоцен вытащила еще два запечатанных пакета. В первом лежало небольшое состояние из кредитных карточек на предъявителя, а в другом - похожий на скорпиона робот, свободный от каких бы то ни было заводских кодов и официальных удостоверений личности.

Робот подскочил перед единственным пассажиром. Умный кар немедленно отреагировал:

- Что-то случилось, мадам? Нужна помощь?

- Нет-нет, - ответила Миоцен, стараясь лежать спокойно на длинном сиденье.

Скорпион добрался до ее рта и толчком, способным расколоть любую кость, ввел в него хвост. Ее обнаженное тело вытянулось в шоке, и на какое-то время в самом полном смысле слова Вице-премьер умерла. Затем клетки ее мозга проснулись, надежно и точно зафиксировали поражение, после чего кость и различные нейронные связи восстановились. Но связь, вмонтированная в мозг Миоцен, вот уж более сотни тысяч лет составлявшая его неотделимую часть, была выдернута титановыми крючками этого хитроумно сконструированного робота.

Робот съел крошечный прибор связи, переварив его в плазменной домне своего желудка.

Эта же участь постигла и зеркальную форму Вице-премьера.

Затем домна свернулась и прекратила работу, вспыхнув напоследок красно-белым светом, что говорило о превращении металла в холодный пепел, от которого еще долго шел неприятный запах.

Были сожжены и несколько капель крови, пролившихся при операции. Миоцен облачилась в простое коричневое платье, которое могло принадлежать любому из обыкновенных человеческих туристов и, холодными пальцами вытащив из специального пакета кусочки фальшивой плоти, точными движениями изменила свое значительное и гордое лицо.

Три раза останавливался кар по требованию своего странного пассажира.

Сначала он остановился на главной станции одного из путепроводов, потом в центре пещеры, заросшей низкорослыми желтоватыми деревьями, среди которых постоянно гулял ветер. В третий раз он встал по соседству с богатыми кварталами, где останавливались наиболее состоятельные гости из всей галактики, обладавшие, по крайней мере, кубическим километром Великого Корабля.

Где вылез странный пассажир, кар не помнил; это мало его заботило.

После этого он поспешил вперед, уверенной рукой посланный по какому-то странному маршруту. Все происшедшее являлось абсурдом, а следовать по ничего не значащему маршруту - безрассудным актом. Пустой и оскорбленный кар вырвался на самую длинную, самую просторную трассу - там царил жесткий вакуум, позволявший развивать любую скорость - и остановился лишь тогда, когда ему наперерез вышла команда безопасности, угрожающая оружием. Тогда, готовый ко всему, кроме пустоты и бессмысленности, он самоуничтожился.


Неделю спустя, сидя за завтраком и глядя в окно, Миоцен вдруг спросила себя, почему оказалось столь важным исчезнуть именно сейчас.

Каковы намерения Премьера? Основной ее план древен, как мир, и так же безжалостен. После войны с фениксоподобными Премьер приказала всем капитанам научиться исчезать и становиться анонимными. Если Корабль будет когда-нибудь захвачен, то враги первым делом, разумеется, постараются взять в плен его командиров и, возможно, даже убить их. Но если каждый капитан будет располагать возможностью в любой момент исчезнуть неизвестно куда никому неведомым образом - включая и самого Премьера, - тогда, можно надеяться, лучшие особи Великого Корабля не пострадают и впоследствии смогут организовать борьбу так, что судно снова окажется в их власти.

- Отчаянная предусмотрительность, - вздохнула Премьер, утверждая этот план.

Позже, когда жизнь на Корабле вошла в привычную колею, возможность ухода была зарезервирована для всяких других, не столь экстренных случаев.

Например, в качестве проверки.

Молодым, неопытным капитанам приходило письмо прямо из штаба Премьера, чем проверялась их готовность исполнить самые сложные приказы. Знают ли они судно настолько хорошо, чтобы суметь исчезнуть в нем на месяцы и даже годы? Больше того, исчезнув, смогут ли продолжать действовать так же ответственно, как полагается настоящим капитанам?

Другой причиной, по которой этот план продолжал существовать, являлась простая бюрократическая инерция. Однажды заведенная кем-то машина продолжала функционировать сама собой. Каждый год Миоцен сама посвящала несколько минут поддержанию этого плана и, возможно, была более сведуща в нем, чем большинство подчиненных.

И еще одна причина заключалась в непредвиденности. Со времен фениксоподобных никто не пытался завоевать Великий Корабль. Но во время движения вокруг Млечного Пути неожиданностей могло быть немало…

Сидя в крошечном кафе, Миоцен вдруг обратила внимание на дюжину одетых в черное офицеров службы безопасности, которые наблюдали за движением на улице. Обычное дело в этом районе. Однако офицеры невольно заставили ее задуматься об остальных капитанах. Сколько их было где-то поблизости, вызванных приказом Премьера?

Был соблазн воспользоваться должостным положением, и подсчитать отсутствующих, но эти попытки могли быть замечены и отслежены - опасность попасться в чью-нибудь дурацкую сеть слишком велика.

Часть команды службы безопасности работала уже прямо перед кафе. Они находились приблизительно в двухстах метрах. Оставив недоеденным чизкейк и недопитым кофе-гляссе, Миоцен поднялась с привычной грацией и ускользнула в самом неопределенном направлении. В этом районе каждая улица имела более сотни километров в длину, тысячу в ширину и десять тысяч в высоту. И таких улиц были тысячи, прорубленных в местных скалах и выровненных в ряд с геометрической точностью.

Оригинальная догадка, сформулированная еще первыми командами выживания, заключалась в утверждении, что такая геометрическая точность полна смысла. Строители Корабля были ничуть не глупее тех, кто его открыл, и точная карта расположения каждого помещения, улицы, топливного бункера и ракетного сопла открывала бездну математических ключей. Возможно, в этих совершенных пропорциях был зашифрован утонченный язык… Иными словами, Великий Корабль предлагал некое собственное объяснение… если только к решению этой удивительной и усложненной обманчивой очевидностью проблемы будет приложено достаточное количество информации и не менее - проницательности.

Но Миоцен очень сомневалась в этом.

Ум - не всегда наилучший дар. Она верила, что воображение есть нечто, что может одурачить своего владельца иллюзиями, и всегда тратила много времени на вычленение из общего потока мышления конкретных фактов. Именно благодаря этой своей постоянной практике она уже давным-давно утверждала, что ни люди, ни чужие, ни вообще какие-либо наделенные чувствительностью души не найдут для себя в архитектуре Корабля ничего по-настоящему важного. Это был именно тот случай, когда лень и глупость обеспечивают наилучшие ответы. Тысячи улиц, как и любая из иных пустот внутри Великого Корабля, созданы свободными от всевозможных иллюзий машинами, выполнявшими не менее технологичные планы. Это вполне объясняло появление повторяющихся, напоминавших города насекомых строений. И что более важно, давало объяснение тому, почему ни одна экспедиция никогда не находила ни малейшего следа существовавшей здесь когда-либо жизни.

Даже каких угодно чужих.

И неизвестных микроорганизмов.

Или молекулярных частиц, бывших когда-то чьими-то протеинами.

Там, где воображение рисовало тайну, Миоцен видела обнаженную простоту. Совершенно ясно, что этот Корабль построен не для того, чтобы путешествовать к звездам, а для того, чтобы перебираться от галактики к галактике. Те, кто его создал, кем бы они ни были, использовали на каждой стадии строительства простые и понятные механизмы. А затем по неизвестным причинам создатели никогда не поднялись снова на борт своего, творения.

Простая логика говорила, что причиной тому явилась какая-нибудь неожиданно разразившаяся естественная катастрофа. И, скорее всего, катастрофа эта была ужасной и опустошающей.

Когда универсум был молод и менее плотен, галактики имели вредную привычку взрываться. Квазары. Череда взрывов серии суперновых звезд. Все это симптомы опасной юности. Существовали прямые доказательства, что и Млечный Путь имел подобную же историю. Жизнь, зародившаяся в недрах галактики, возможно была уничтожена влиянием гамма-радиации не раз, не два и не тысячу раз.

Наиболее здравые специалисты предполагали - и этому Миоцен верила теперь совершенно, - что разумные существа зародились в прошлом где-то в мирных и крайне отдаленных глубинах вод. Они предвидели грядущую катастрофу. Программа создания самовоспроизводящихся механизмов была отослана к мирам, находившимся внутри пылевой туманности, далеким от любых солнц. И, повинуясь этой простой, напоминающей рефлексы насекомых программе, материя этих миров воссоздала необходимые для строительства механизмы. А водородная атмосфера сгорела, чтобы придать первичное ускорение. Однако когда пришло время возвращаться обратно, в живых уже никого не осталось. Пустые улицы ждали гуманоидов, уже убитых огнем Сейферта, и все последующие несколько миллиардов лет Корабль ждал, пустой и безжизненный, идя слепым курсом между галактик и медленно деградируя, но стараясь сохранить себя в целости до прибытия к Млечному Пути.

Еще никому не удавалось определить галактику, породившую это сооружение.

Отслеживая в обратном отсчете траекторию Корабля, ни один исследователь не мог найти туманную галактику-карлик, которая могла бы быть его колыбелью.

И это порождало также наболевшую проблему о возрасте Корабля.

Официальный вердикт определял его в пять миллиардов лет. Громоздкая платформа, но платформа удобная, не требующая переписывания ранней человеческой истории.

Неудобство заключалось в том, что родительские скалы могли иметь возраст больше, чем пять миллиардов лет. Для вычисления возраста гранит и базальт были подвергнуты тщательному изучению. Оказалось, что контрольные радионуклиды были изъяты каким-то суперэффективным способом. Для чего? Кто-то хотел замаскировать возраст? Или имелись какие-то другие, конспиративные цели? В любом случае это сделало скалы холодными и твердыми, и строители Корабля задали нынешним его ученым обитателям неразрешимую загадку.

Серьезные люди, обладавшие богатым воображением, накачанные коктейлями и наркотиками, любили утверждать, что восемь или десять, или даже двенадцать миллиардов лет - гораздо более подходящий возраст для их Корабля. Да и двенадцать миллиардов лет тоже не предел. Радуясь неведомому, они доказывали, что этот реликт прибыл из той отдаленной россыпи маленьких голубых галактик, которые покрывают самые отдаленные небеса, рожденные в самом начале всех времен. Вопрос о том, каким образом в те отдаленные времена могли существовать гуманоиды или кто-то там еще, оставался без ответа. И постепенно эта тайна все более и более становилась их страстью, пока не дошло до того, что они стали находить попытки ее разгадать более опьяняющим времяпровождением, нежели выпивка.

Миоцен никогда не радовалась пустым вопросам и нелепым ответам, да к тому же еще и никому не нужным.

Она видела, что есть абсолютно простое объяснение: пять миллиардов лет назад Корабль был молод, и где-то между галактик, Возможно, вскоре после его рождения, его путь пересекла невидимая черная дыра или некая не помеченная на карте масса темной материи. Это объясняло, почему судно было сиротой во всех отношениях. Рассуждать на эту тему далее значило предаваться суемыслию и отнюдь не в нужном направлении.

Корабль был реликтом и сиротой, пока его не нашли люди.

И теперь он принадлежал им. По крайней мере, отчасти.


Идя по этой бесконечной улице, Миоцен ощущала присутствие сотен миров. Гуманоиды и чужие всяческих видов наслаждались фальшивым голубым небом, а еще больше друг другом. Она слышала слова и песни, вдыхая властный запах феромонов, и случайно, следуя непонятной причуде настроения, зашла в один из маленьких магазинчиков.

Нет, она не обладала столь развитым воображением, как иные.

В большинстве случаев Миоцен призналась бы в этом без колебаний. И все сразу же за этим признанием она бы добавила, что ее воображения хватает для того, чтобы наслаждаться величием Корабля и его космополитизмом, а также своей способностью помогать управлению его весьма оригинальным и непростым сообществом.

И, испытывая вполне заслуженную гордость, она шествовала вдоль улицы.

Товаров чужих всегда было больше даже в человеческих магазинах. Заходя в любой из них, Миоцен всегда ожидала, что ее заметят и узнают. Но теперь этого не происходило, каждый раз напоминая, что она больше не Вице-премьер. Без формы, без ответственности. Собственная анонимность удивляла Миоцен постоянно и бесконечно.

Из огромного количества литературы о механическом разуме она. выбрала энциклопедию, полностью посвященную Великому Кораблю.

А уж заодно в крошечной зеленной купила и несуразное местное яблоко, чьи протеины и странного привкуса сладость были вполне приемлемы для человеческого желудка.

Поедая одно приобретение, она углубилась во второе.

Это было издание объемом около ста тетрабитов. Миоцен прочитывала ее небольшими отрывками, часто улыбаясь и мысленно делая замечания по поводу не менее полусотни утверждений, над которыми автору неплохо бы еще поработать.

Потом у обезьяноподобного клерка йик-йик она взяла немного мягкого наркотика.

Позже, отказавшись от подобного времяпрепровождения, она с выгодой перепродала его человеческому мужчине, обращавшемуся к ней как к «леди» и подарившего ей мудрый совет:

- Вы плохо выглядите. Расслабьтесь и позвольте себе, наконец, как следует выспаться.

Кажется, он предлагал в последнем предприятии свою непосредственную помощь, Миоцен предпочла отказаться.

После всех этих приключений она увидела вторую команду безопасности. Люди и представители других цивилизаций проверяли пассажиров. Казалось, ничто не может укрыться от глаз офицеров-контролеров. Однако никто из них не заметил, как Миоцен проскользнула в один из самых узких, самых темных проходов, ведущих на параллельную улицу.

Тело начало покрываться гусиной кожей, ибо она оказалась в местечке с более холодным климатом; повсюду в воздухе явственно чувствовалось дыхание гор.

Здесь она нашла автомат, предоставляющий всякому желающему сны и помещения, где можно ими воспользоваться. Миоцен приобрела, не глядя, один и крепко проспала двенадцать часов, видя во сне Корабль во времена первой поры его освоения, когда он был еще пуст. Сон вел ее вдоль темных улиц с гладкими стенами оливкового цвета, которым вскоре предстояло быть изрезанными всевозможными жилыми помещениями и процветающими магазинчиками.

Но это был покупной сон.

Скоро в действие вступили и ее собственные воспоминания. Сколько туннелей и залов видела она? Сколько их было вообще? Этого не знал никто. Ни автор энциклопедии, ни она сама. И это почему-то развеселило Миоцен и вызвало на ее губах улыбку, не сходившую с них даже наутро, когда она запивала толстые сэндвичи своим любимым кофе-гляссе.

Секретные приказы включали и место назначения.

И даже время на застолье.

Вероятно, все ее вопросы будут разрешены. Но порой, особенно в такие моменты абсолютного счастья, как сейчас, Миоцен казалось, что ее задание есть не что иное, как просто мудрый ход, найденный Премьером, чтобы дать возможность своему любимому Вице-премьеру просто хорошенько отдохнуть. И выспаться.

Каникулы - вот и все исчерпывающие объяснения.

Каникулы в приказном порядке.

Конечно, каникулы!

Миоцен поднялась, неуловимая в своей изменчивости, и бросилась на охоту за вчерашним молодым человеком.

Первые каникулы за тысячу столетий преданности. Почему бы и нет?