"Поступь Повелителя" - читать интересную книгу автора (Панкеева Оксана Петровна)

Глава 17

– Ну, как спалось? – Усталая улыбка Мыша предстала перед заспанными глазами Жака, едва он успел оные продрать, и вызвала нехорошее подозрение, что маг сидел у постели обморочного товарища, терпеливо дожидаясь его пробуждения.

– А я спал? – Жак растерянно огляделся и обнаружил, что валяется на соломенной подстилке, накрытой застиранной холстиной, а в затылок ему колет набитая той же соломой подушка. Все тело немилосердно ломило, как, впрочем, каждое утро последние три недели – он так и не привык спать на всевозможных жестких поверхностях, а в последние дни еще и переутомил непривычные к экстремальным нагрузкам мышцы.

– Да ты двое суток продрых, – опять улыбнулся маг, и что-то в его плутоватом взгляде намекало, что такой долгий сон вряд ли объяснялся лишь естественными причинами. – Почти.

– Это ты меня усыпил?

– Частично, – не стал отрицать благодетель. – Тебе надо было отдохнуть, а помочь ты мне все равно ничем не мог. Надеюсь, хоть на этот раз ты выспался? Как ты себя чувствуешь?

– Как будто после грандиозной пьянки уснул на коврике под дверью… – определил Жак, выбираясь из-под одеяла. В голове действительно было мутно, как с перепою, – наверное, спать по двое суток тоже как-то не слишком полезно. – А где это мы?

– В той же деревне. А ты не помнишь, как тебя укладывали? Мне показалось, ты приходил в себя.

– Не помню…

– Ну, это не столь важно. Когда мы подъехали, тут нас ждали еще две машины с бандитами, так что пришлось немного повоевать, а после этого деревенская площадь имела такой вид, что, право, будить тебя не стоило… А потом селяне на радостях резали поросенка… Тебе бы тоже не понравилось: мало того, что разделка мяса сама по себе зрелище неприятное, так еще и поросенок был больше похож на калечного плюта. Наверное, его зарезали, чтобы не успел сдохнуть сам.

– А на вкус он как? – живо поинтересовался Жак, ощутив зверский аппетит, на который никак не влияли ни болезненные ощущения в районе поясницы, ни описания «как выглядела еда при жизни». – Там еще осталось хоть что-нибудь?

– Конечно, осталось. Пойдем, я покажу тебе, где умыться, а потом позавтракаем – и в путь.

Наверное, на лице Жака так быстро и красочно отразились его впечатления от последних слов, что Мыш рассмеялся и поспешил утешить:

– Да не хнычь заранее, я бензин достал.

– Бензин – это хорошо… – согласился Жак, но идея отправляться в путь сразу после завтрака его совсем не вдохновляла. – И умыться – тоже, но как насчет помыться полностью? И покрышки постирать?

– В чем проблема? Стирай. Я тебе их за пять минут высушу, и для этого не нужно оставаться в деревне лишние сутки. За завтраком обговорим наши дальнейшие планы.

– А они что, изменились? – Жак настороженно уставился на невинное лицо мэтра, пытаясь различить там какие-то признаки грядущих испытаний.

– Нет, не очень… Но ты не задерживайся, лучше действительно поговорим за завтраком.

Все гигиенические процедуры, как то: омовение, стирка и мытье посуды – производились местным населением прямо в реке, вдоль которой и лепились несуразные хижины, больше похожие на кучки строительного мусора. Основным строительным материалом на Каппе уже много лет были и оставались обломки прежней цивилизации, и, спускаясь к реке, Жак смог в полной мере насладиться архитектурным разнообразием деревни и подивиться изобретательности ее жителей. Последние, в свою очередь, получили аналогичное удовольствие от бесплатного стриптиза – несколько местных дам различных возрастов, полоскавших в реке белье, все время исподтишка поглядывали на купание новенького неизученного мужчины с тем же любопытством и азартом, с каким юный Мафей в свое время настраивал зеркало на спальню кузена. Такое внимание слегка нервировало, что немедленно сказалось на качестве стирки – под изучающими взглядами женщин Жак невольно заторопился поскорее одеться, прополоскал одежду кое-как, утопил мыло и едва дождался, когда Мыш закончит обещанную сушку.

– Они что, мужика в жизни не видели? – пожаловался он, нетерпеливо переступая по мокрому песку в ожидании хотя бы трусов и не зная, какой стороной повернуться.

– О, ты бы знал, каково было их огорчение, когда я сказал, что ты страдаешь бесплодием, – хихикнул маг, ловко направляя струи горячего ветра на увешанный одеждой куст.

– А на фига ты им такое сказал?

– А ты что, хотел бы им оставить на память пару-тройку детей? Знаешь, как живо они этим вопросом интересовались! Здоровые производители здесь ценнее бензина!

– А сам как отмазался? – не удержался от любопытства Жак. – Сразу два одинаково негодящих производителя не показались им подозрительными?

– О, насчет себя я им такого порассказал… – Мыш грустно оглянулся на хихикающих женщин. – Что якобы мои дети непременно унаследуют магические способности и в первые же месяцы жизни без должного контроля либо спалят им деревню, либо сгорят сами. А своего мага, необходимого для правильного взращивания таких детей, у них нет. Но самое неизгладимое впечатление на них произвело не это живописное вранье, а чистая правда о моем истинном возрасте.

– Эй, погоди… – Жак вдруг спохватился, сообразив наконец, что его так настораживает в рассказе почтенного мэтра. – Ты что, надо мной стебешься? Как ты мог им столько наговорить, если языка не знаешь?

– Представь себе, смог. – Мыш опять улыбнулся, но без обычной хитринки, а знакомой отеческой улыбкой старого придворного мага. – Это просто чудо какое-то, или боги действительно существуют и очень хотят нам помочь. У нас теперь есть переводчик.

– Кто? – От потрясения Жак даже забыл о назойливых зрительницах. – Переселенец какой-то?

– Представь себе, нет. Я сам опешил от изумления, когда здесь, в этих проклятых и забытых всеми богами землях, со мной вдруг заговорили на чистом эльфийском. Помнишь ту девушку-кентавра? То есть она, разумеется, не имеет к кентаврам никакого отношения, ее четыре ноги – врожденная патология развития, вроде сросшихся близнецов. Не будь вся здешняя земля пронизана порчей Сияющей Пещеры, это были бы две одинаково милых девушки…

– Мыш, не надо только переключаться на лекцию по медицине, а то я все понял, кроме того, откуда она знает эльфийский…

– Вот не перебивай! Я сам знаю, что бываю порой зануден, но, во-первых, личность меняется не так быстро и радикально, как внешность, а во-вторых, все следует рассказывать по порядку. Ллит – это ее так зовут – не просто девушка из заброшенной деревни. И тут даже не в четырех ногах дело. Она – правнучка Бессмертной Нарны… Ах да, ты о ней не слышал, я тебе потом поведаю за завтраком, чтобы сейчас не отвлекаться. Родители Ллит откочевали сюда после того, как земли их племени захватил Повелитель. Она не застала в живых свою знаменитую прабабку и никогда с ней не общалась, но унаследовала некоторые ее способности. Ясновидение, прорицание и… кажется, способность к астральным контактам или нечто вроде того. У нее бывают видения, в которых к ней приходит некий божественный посланник – судя по описанию, самый обыкновенный эльф – и ведет с ней просветительские беседы, заодно обучая божественному, как она думает, языку. О механизме подобного явления спроси кого-нибудь другого, мне это объяснить не под силу. Но факт есть факт – девушка почти без ошибок изъясняется на речи дивного народа… Вот, лови.

Жак попытался на лету поймать брошенные трусы, промахнулся и, похоже, резко упал в глазах зрительниц. Во всяком случае их хихиканье стало не столь смущенным, сколь насмешливым. Как тут было в отместку за поношение не поддеть досточтимого мэтра?

– Подозреваю, объяснить ей, что ты не божий посланник, было сложнее, чем отмазаться от почетной должности элитного осеменителя?

– Это ты верно угадал, – ничуть не обиделся Мыш. – Пришлось немного разочаровать бедняжку, разъяснив ей кое-что о носителях языка.

– А мне? Может, я тоже чего-то не знаю об эльфах?

– Вряд ли то, что я скажу, будет для тебя новостью, но кто знает, ты всегда был так ленив… Ты когда-нибудь слышал об эльфийских богах? Не в книжных фантазиях людей, а в реальной жизни?

Жак напряг память, уже жалея, что влез. Вот сейчас он непременно ляпнет что-то не то, и Мыш начнет его долго и нудно просвещать, тем самым давно знакомым менторским тоном мэтра Истрана, от которого зубы сводит…

– Нет, – честно признался он, тщательно перелопатив закрома своей памяти (на которую до сих пор не имел оснований жаловаться). – Не слышал.

– Вот именно. Потому что их нет. Эльфы сами по себе настолько близки к первичному мирозданию, что им не требуются посредники. Они могут из чистого любопытства сунуться в человеческие религии, но обычно интерес эльфов к запутанным отношениям людей и их богов ограничивается пассивным наблюдением. За всю свою жизнь я встретил только одно исключение, но этот эльф, как ты знаешь, давно мертв. Словом, история странная и запутанная, и я очень жалею, что с нами нет мэтра Максимильяно. Возможно, ему удалось бы посетить загадочные сны этой девочки и разобраться, чего от нее хочет мистический гость и зачем вообще является.

– А что, ей он не говорит, чего хочет? Вы же сами сказали – просветительские беседы ведет. И что он ей в этих беседах втирает?

– Я бы сказал, ничего плохого, но для этого мира подобные убеждения не совсем подходят и, будучи применены на практике, станут скорей препятствовать выживанию, чем способствовать. Идеи гуманизма возникают в обществе на определенном этапе развития, когда у людей отпадает необходимость загрызть соседа, чтобы не умереть с голоду. Здешнее общество, как мне кажется, к этому пока не готово. Взять хотя бы твой последний обморок…

– Да я-то тут при чем? – недовольно проворчал Жак, снимая с куста высохшую одежду.

– Да ты ни при чем, я о самой ситуации. На первый взгляд Хаким поступил жестоко. Вчера он даже ругался со старейшиной по этому поводу – тот высказал сожаление, что, дескать, несколько здоровых мужчин пригодились бы деревне. Но при первой же возможности они бы сбежали. А потом вернулись бы с подкреплением и на этот раз не ограничились грабежом, а сровняли бы деревню с землей, не оставив в живых никого. Удручающее впечатление производит на меня этот мир, наш так не выглядел даже во времена моей юности… Но вернемся к нашей очаровательной Ллит. Это невинное дитя со своей верой во вселенское добро не проживет и дня за воротами своей деревни. Святые люди поразительно беззащитны, им всегда необходимы менее щепетильные спутники, которые бы их защищали. А нам как раз нужен переводчик. Поэтому она едет с нами.

– Погоди, а ей-то зачем переться невесть куда, если у нее тут есть и дом, и защитники? Или в деревне ее не любят?

– Почему же, ее очень любят и именно поэтому за нее опасаются. Ходят слухи, будто потомками Нарны заинтересовался Повелитель. Будто дошло до него некое новое пророчество касательно этих самых потомков, и теперь ходят по заброшенным селениям шпионы, расспрашивают, разнюхивают – то ли уточнить хотят пророчество, то ли избежать, то ли Повелитель всего лишь рассчитывает запасы Силы пополнить. Насколько я могу догадываться, его стараниями в этом мире уже не осталось магически одаренных женщин. А из нашего он натащить не успел. А Сила, таким образом полученная, не вечна – со временем рассеивается. Кроме того, девушка хочет повидать мир. И, вообрази себе, прежде всего – тот самый Пятый оазис. На днях заезжий торговец принес подозрительную сплетню, будто бы там, в Пятом, некий местный житель прячет у себя дома мутанта неизвестного пола, но красоты неописуемой. Описать эту самую дивную красоту торговец действительно не осилил в силу ограниченного запаса слов, но вот уши описал достоверно, хотя сам и не видел. Старейшина говорил, когда Ллит услышала про эти уши, ее всей деревней держали за подол и уговаривали никуда не ходить и не губить свою жизнь молодую…

Жак запихнул за голенище концы слишком длинных шнурков и выпрямился.

– Постой, Мыш, но что может здесь делать эльф? И как обычный горожанин, ни разу не маг, мог бы удерживать его здесь насильно?

– На второй вопрос у меня тоже нет вразумительного ответа, – согласился Мыш, жестом указывая путь к предстоящему завтраку. – А вот на первый – сколько угодно. Может быть, это и есть тот самый завсегдатай снов Ллит; тогда понятно, что он здесь делает. А может быть, это мой непослушный ученик, и в этом случае вопрос «что он здесь делает?» не стоит вообще. Нам же в этом случае стоит поторопиться, пока он не успел «наделать» ничего непоправимого.

– Ух ты! Думаешь, Мафей здесь и ищет нас?

– Вполне возможно. И хорошо, если он ищет только нас. У него хватит ума и Повелителя поискать. Поэтому сейчас быстро завтракаем, садимся в наш родной грузовик, который я забрал, чуть при этом не надорвавшись – большой он все-таки! – и отправляемся в Пятый оазис. Все-таки какая жалость, что в этой деревушке нет ни одного большого и целого зеркала. Насколько все было бы проще…

Кангрем грустно рассматривал последствия вчерашнего инцидента, сидя на прилавке в полнейшей апатии. Если подумать, причин горевать у него не было, напротив – следовало бы воздать достойную хвалу богам за то, что в Пятом оазисе разумный и здравомыслящий убас. В Двенадцатом, например, по одному лишь подозрению в шпионаже могли поставить к стенке, не особо разбираясь, есть ли хоть какое-то основание для обвинений и наблюдается ли в них хоть какая-то логика и правдоподобность. Просто так люди говорить не будут, а доказательства и выбить можно…

Убас Кетмень, несмотря на военное прошлое, бездумным служакой не был и работать умел не только дубинкой, но и мозгами. Если подчиненные утверждают, что вот только что в комнате находился мутант, который исчез у них на глазах, а между тем в комнате никого нет, а выйти незаметно оттуда никто не мог, поскольку единственный выход перекрывали все те же два болвана, застрявших в дверях, – следовательно, что-то не то у них с глазами. А если при этом они стоят столбами не в состоянии пошевелиться – то явно не только с глазами, но и со всем организмом. И не зря обвиняемый, вместо того чтобы доказывать преданность Конфедерации, ревностно божится, что «эту дурь они купили не у меня, клянусь, они уже пришли немного не в себе, вы же знаете, я отродясь наркотиками не торговал!»

Можно, конечно, предположить, что мутант сделался невидимым или ушел сквозь стену, как и предположил старейшина Хтын, но дремучий материалист Кетмень не верил в чудеса. Всякие россказни о «позитивных мутациях», дающих людям сверхъестественные способности, он считал сказками, порожденными народной безграмотностью. Лично он видел на своем долгом веку всяких мутантов – и полностью нежизнеспособных, и неизлечимо больных, и с разнообразными врожденными уродствами. А вот умеющих исчезать и ходить сквозь стены не встречал ни разу. Посему разумное объяснение произошедшему у него нашлось только одно: видеть то, чего нет, здоровый человек может только под воздействием алкоголя или наркотика. Тем более что убас лично знал всех участников недоразумения, и версия «Хок и Тофи занялись вымогательством, предварительно накачавшись какой-то дрянью» казалась значительно правдоподобнее версии «Морковка шпионит на Повелителя, а в комнате у него живет мутант, который исчезает и ходит сквозь стены».

Так что Витьку помурыжили ночку для порядку и выпустили. Действительно фантастически легко отделался. Посещают даже некие возвышенные мысли, что все прежние годы беспросветного невезения были не напрасны, что, согласно тому высшему равновесию, о котором любит толковать Дэн, это все была предоплата за сегодняшнее чудесное спасение. И сам цел, и лавка в относительном порядке, ничего вроде не сперли, только натоптали, как стадо свиней, да опрокинули одну полку с товарами, когда потерпевших выносили. Прибрать это все заняло бы не более получаса, но почему-то о каком либо полезном труде тошно было даже думать.

Будь Витька чуть поболее оптимистом, подумал бы, что теперь его вечное невезение закончится и баланс радостей и неприятностей в жизни как-то восстановится. Но оптимистом он быть давно разучился, да и очередная квитанция на штраф, по которой нагло разгуливал здоровенный черный таракан, явственно подтверждала незыблемость некоторых вещей в этом мире.

За окном уже давно рассвело. Скоро потянутся покупатели… А сегодня они точно потянутся – интересно же, что тут было и чем все кончилось, ради такого можно и купить что-нибудь… Надо все-таки встать, прибраться и открыть магазин. Нерабочее настроение и бессонная ночь – еще не причина упускать грядущую небывалую выручку. Особенно в его положении, когда денег нет ни хрена, да еще и штраф опять платить надо. Давай, Витек, поднял задницу, взял веник… Вон уже даже стучит какой-то нахал, не может подождать до открытия!

– Закрыто! Повылазило, что ли? – рявкнул Кангрем, сползая со стойки. Сначала надо, пожалуй, написать на дверях, во сколько магазин откроется, а то так и будут соло на барабанах тут исполнять все утро…

Прихватив из-под прилавка кусок угля, которым он обычно писал на дверях всякие «закрыто до» и «откроется в», он отпер дверь и столкнулся нос к носу с назойливым стучальщиком, который никуда не ушел, а терпеливо ждал на крыльце ответа на свои старания. Эх, видать, рано размечтался агент Кангрем о спокойной жизни. Нет на свете никакого, на хрен, равновесия!

– Ты что, уснул? – спокойно поинтересовался убас Кетмень, переступая порог.

– Ну что еще? – измученно простонал Витька, пропуская господина начальника. А что он еще мог сделать? Выгнать, что ли?

– Закройся и напиши, чтоб не стучали. Поговорить надо. С глазу на глаз.

Кангрем обреченно кивнул, уже понимая, к чему идет.

Кетмень действительно умный мужик. Если он не поверил двум раздолбаям, это еще не значит, что он поверил подозрительному мутанту Морковке. Да, он понял, что никаким шпионажем тут и не пахнет, но так же верно понял и то, что тут пахнет чем-то другим. И очень хочет разобраться, чем именно.

Он уже один раз приходил вот так, в одиночку, «поговорить с глазу на глаз», когда Витькину лавочку посетил Повелитель. Но тогда разговора не получилось, да и не потребовалось – в помещении стоял полный тарарам, воняло свечами и ладаном, бегал, ахая и цокая языком, Бродяга Шварт и расхаживал полутрезвый Жан, оглашая дом сей очищающими молитвами, а сам Витька наблюдал за действом квадратными глазами – словом, было без всяких слов ясно, что хозяин вчерашним визитом удивлен и напуган.

На этот раз все-таки придется объясняться. И если Кетмень не поверил в загадочных родственников, которые якобы забрали то, что видел док Шакериф… что ему тогда сказать?

Убас уверенно прошествовал в комнату – то ли не желая вести важные разговоры в таком свинарнике, то ли стремясь к максимальному уединению. Грузно опустился на единственный стул, предоставив Витьке моститься на лежанке и смотреть на начальство снизу вверх. Неторопливо чиркнул спичкой, закуривая, и столь же неторопливо и обстоятельно перешел к делу.

– Морковка, мы оба взрослые люди, и, надеюсь, ты не считаешь меня дураком, как и я тебя. Если я замял это непонятное дело и отпустил тебя, нарвавшись на конфликт с Хтыном, это не значит, что я тебе поверил. Это лишь значит, что я хочу знать правду.

– А чего ж тогда отпустили? – вздохнул Кангрем.

– Потому что правда заключается вовсе не в том, что ты шпион. Все-таки я не первый день тебя знаю и даже специально за тобой наблюдал одно время, потому как странный ты малость. Так вот, шпион из тебя, как из дерьма пуля, зато подобрать в пустошах калечного мутанта и приволочь в город – это для тебя запросто. И если тебе некуда его пристроить, ты обязательно оставишь его у себя, начхав на то, что это запрещено. Жалостливый ты не в меру, не иначе твои дружки-сектанты на тебя дурно влияют.

– Ну так я ж не отрицаю, что мутант был… – начал Витька, и его тут же перебили на полуслове.

– Ты сказал, что его уж неделю как нет. А это, приятель, вранье было, причем бесстыжее и нескладное. Я ж не только тебя знаю, я и своих ребят всех как облупленных… Тофи – парень трусоватый, стоило его прижать – и он тут же выложил все как есть. И о том, как они хотели твоим мутантом попользоваться, и как они про этот шпионаж тут же выдумали. Но вот что касается ерунды с исчезновением – тут он ни от одного слова не отказался. И наркотики ребята не принимали. Вот как ты думаешь, Морковка, за что бы им больше попало: за вымогательство и оговор или за неведомую дурь, от которой можно к тому же легко отвертеться – дескать, подсыпал кто-то, а мы и не знали?

– Так что, – устало уточнил Кангрем, – вы теперь верите, что исчезающие на глазах люди существуют?

– Я верю, что любое якобы чудо можно объяснить с точки зрения науки и здравого смысла. Существует гипноз, в конце концов. Морковка, не морочь мне голову. Ведь мутант у тебя здесь был. Его видел Шакериф, причем его описание совпадает со словами патрульных. Постель, на которой ты сейчас сидишь, была еще теплая, когда я вошел. И еще кое-какие мелочи я приметил. Здесь совершенно точно кто-то был меньше чем за полминуты до того, как мы вошли. Куда он девался? И как он это сделал, что у свидетелей осталась уверенность, будто он просто исчез в сером тумане? Кстати, что-то похожее на серый туман я тоже заметил, но подумал сначала, что здесь просто накурено.

И что ему, такому умному, на это сказать? Правду – так не поверит. Отпираться бессмысленно, паразит даже постель успел пощупать, и никто не заметил! Прикинуться мебелью и сказать, что сам не понимаю, как?

Убас вдруг вскинулся и быстро приложил палец к губам. Кангрем чуть повернул голову, проследив за его взглядом, и безучастно уставился на знакомый серый туман, из которого доносилась невнятная ругань на смеси двух языков.

– Вот сами у него и спросите… – проворчал он в надежде, что мальчишка все-таки расслышит его слова и поймет, что он здесь не один и появляться не следует. Но как раз в тот момент, когда он говорил, в сером тумане что-то громко зашипело и оттуда вылетела обледеневшая тушка жвальника, плюхнувшись прямо под ноги господину начальнику.

А затем появилось кресло, в котором сидел юный эльф, похожий на маленького вьючного ослика. Одной рукой он прижимал к себе большое зеркало, а другой, продолжая вполголоса ругаться, выбирал из волос подозрительного цвета ледышки.

– Эффектно, – произнес убас, демонстрируя великолепную выдержку. – Он что, нас слышал?

Эльф приостановился, перевел взгляд с одного на другого и виновато приподнял брови.

– Извини… кажется, я не вовремя… мне исчезнуть?

– Поздно… – уныло пожал плечами Кангрем. – Познакомься с нашим убасом. И прекрати кидать мне на пол всякие насекомые потроха! Они ж сейчас растают!

– Тогда подержи зеркало. Я их уберу. Хотя не сказал бы, что твой пол станет от этого намного чище. Ты серьезно насчет познакомиться или так, фиалки суешь? Если что, я могу его… ну, как-нибудь устранить. Например, обездвижить и телепортировать. Или его искать станут?

– Да нет, я серьезно… – Кангрем осторожно взял зеркало и положил на шкаф. – Это наш убас… как бы тебе понятнее объяснить… шериф… или шеф местной полиции… начальник стражи… хрен знает, как это у вас называется… В общем, он хотел с тобой поговорить.

– А разве он знал, что я сейчас прибуду? Он что, ясновидящий?

– Да он считал, что ты вообще никуда не исчезал и где-то здесь прячешься. Что это за тюки у тебя? Их на пол можно?

– На твой пол? Лучше не надо. А вот это – на стол. Это еда.

– Морковка… – Голос убаса остался спокойным и твердым, но во взгляде промелькнула некоторая растерянность. – Вы обо мне не забыли? И как, граки меня раздери, вы понимаете друг друга?

– Сам не знаю, – пожал плечами Кангрем. – Он это как-то делает…

– Как насчет меня?

– Нет, больше одного человека он не потянет. Я буду переводить. Сейчас, один момент, мы тут немного приберем… рассядемся…

Мальчишка вытряхнул из волос оставшийся мусор – это действительно были останки еще одного жвальника, разбитого в замороженном виде, – после чего без всякого предупреждения воздел руки и с силой тряхнул ими, сопровождая этот короткий жест несколькими словами. Кажется, на эльфийском.

…Потом они дружно втроем гасили загоревшийся половик, потом собирали с пола воду, ругаясь друг на дружку, потом Витьке пришлось-таки этот пол вымыть, а оба зрителя независимо друг от друга над ним потешались, предполагая, что, если б не пожар, этот пол не мыли бы еще лет пять. Потом мужчины двигали мебель, а мальчишка, чтобы им не мешать, висел в воздухе, даже не замечая, как шокирует своим поведением бедного убаса. На широком смуглом лице старика Кетменя застыло выражение недоверчивого интереса, а руки так и тянулись проверить, не протянуты ли где скрытые веревочки. К тому моменту, когда дело дошло до корзинки, убас был близок к тому, чтобы поверить в чудеса, но слабая надежда на какое-нибудь научное объяснение все еще его не покидала.

– Ну теперь-то вы мне объясните хоть что-нибудь? – наконец спросил он, когда все трое разместились вокруг стола. С появлением в доме кресла проблема «куда посадить гостей?» частично отпала.

– С чего начать? – промычал Кангрем, торопливо прожевывая то, что успел откусить.

– Для начала откуда ты взял этого мутанта?

– Ну, для начала он не мутант.

– То есть?

– Он просто не человек. Все странности, что мы в нем видим – от формы ушей до способности летать, исчезать и устраивать пожары, – это не мутация, а норма. Для его… хм… вида.

– Хорошо, откуда ты взял этого… это существо? Что оно такое, как называется, где водится?

– Я его в пустошах машиной сбил.

– И приволок домой.

– А что, надо было там бросить? – сердито огрызнулся Витька.

– Эх, Морковка, твоя доброта тебя погубит когда-нибудь. Если будешь тащить в город всех мутантов, которых тебе станет жалко, тебя в конце концов самого выселят. И рассказывай потом, что это не мутант.

– А вы вымрете, к шестиногим крокодилам, – с неожиданной даже для себя злостью посулил Витька, откладывая надкушенный бутерброд. – Можно что угодно оправдывать высокими целями, но общество, в котором считается нормой бросить в пустошах искалеченного ребенка только потому, что у него не той формы уши, обречено на вымирание. Как ни крути.

– Мы гораздо вернее вымрем, если будем расходовать на каждого ущербного ограниченные ресурсы, которых и здоровым не хватает! – так же сердито отозвался Кетмень.

– А переводить ты будешь? – напомнил мальчишка, внимательно изучая обоих, как будто впервые увидел.

– А, это у нас с господином убасом давняя полемика о пределах этики и здравого смысла… не обращай внимания, мы всякий раз об этом спорим, как заходит речь о некоторых законах Конфедерации. Собственно, сначала он спросил, что ты такое. Как мне ему это объяснить?

– Я же тебе объяснил.

Пожалуй, объяснить убасу, что такое эльф, будет проще, чем объяснить эльфу, как может человек не верить в магию.

– Эти существа живут в другом мире…

– Постой-постой… Ты что, хочешь сказать, что существуют какие-то «другие миры»?

– Почему нет?

– Это он тебе сказал?

– А что вас смущает? Если вы их не видели, это не значит, что их нет.

– А ты вообще знаешь, что это одна из самых ходовых агиток Повелителя? «Новый мир», который он всем обещает и на который уже куча идиотов купилась?

– Да при чем тут Повелитель? Миры существуют совершенно независимо от него и его желаний!

– Что? Что ты сказал? – вдруг заверещал юный эльф, в мгновение ока утратив человеческий… эльфийский облик. Он взлетел с лежанки, стиснув кулачки и зверски оскалившись, так что даже убас Кетмень невольно шарахнулся и схватился за оружие, и срывающимся голосом прокричал: – Это и есть тот мир, где живет Повелитель? Эта ходячая облезлая мумия, которой служит демон с разными глазами? Это здесь? И ты об этом знал? И ничего мне не сказал?

– Да тебе-то какое дело до этого ублюдка? С чего я должен был тебе докладываться?

– Я его уже полгода ищу! А ты молчал! Или ты тоже думал, что я с ним не справлюсь, потому что еще маленький?

– Да откуда я-то знал, что он тебе так нужен? Ну, не упоминал, просто к слову не приходилось. А что тебе от него надо?

Пояснение было столь же кратким, сколь и выразительным, и сопровождалось такими недвусмысленными жестами, что даже убас понял все без перевода.

– Постой-постой, – вмешался он, мигом смекнув, что из этого «мутанта» с его кровожадными намерениями можно попытаться извлечь практическую пользу. – А ну скажи ему, чтоб прекратил вопить и летать, да рассказал все внятно, по порядку.

В ответ на честно переведенную просьбу мальчишка послушно вернулся на свое место, пару раз глубоко вдохнул, словно собрался произнести долгую и важную речь, но не знает как начать, и неожиданно разрыдался – совершенно по-детски, в голос, всхлипывая, захлебываясь и растирая по щекам обильные потоки соленой влаги.

После тяжких раздумий и долгих совещаний продолжать путь решили все же на грузовике. Хотя этот гроб на колесах жрал прорву бесценного бензина и управлять им было тяжелее, чем бандитским внедорожником, у грузовика все же имелось одно преимущество, которое перевесило все недостатки. Он был закрытый, что в полных опасностей пустошах могло оказаться вопросом жизни и смерти. Мыш долго ходил вокруг трофейного «скорпа», присматриваясь и так, и этак, но в конце концов вынужден был смириться с тем, что на такой «открытой всем ветрам колеснице» можно ездить только боевой группой, в которой не менее трех стрелков прикрывают водителя, внимательно просматривая одновременно все направления, включая небо и землю под колесами. А с такой командой, как у них – один боеспособный страж на две потенциальных жертвы, – лучше спрятаться под относительно надежную крышу кабины, пусть даже это и будет стоить лишних кварт бензина.

Кроме того, легкие открытые «скорпы» встречались чаще, чем тентованные грузовики, что имело большое значение для селян, остающихся в деревне. Исправную машину можно перекрасить, поменять колеса, перетянуть сиденья, и прежний владелец ее нипочем не опознает. Неисправную (ну то есть то, что от нее осталось после огненного шара девятого уровня) можно тихо разобрать на запчасти и растолкать приезжим торговцам. А с громоздким и весьма приметным грузовиком проблем получится полный кузов. Пока найдешь на него покупателя – хоть целиком, хоть по частям, – обязательно заинтересуются либо шпионы Повелителя, либо патрули Конфедерации. А заинтересованные люди не поленятся поскрести свежую краску, отыскать под ней намалеванную под трафарет белую лошадку и тщательно разузнать: откуда у простых бедных дикарей техника из гаражей Повелителя?

Жак не преминул напомнить, что тот же вопрос запросто могут задать им самим, и хорошо еще, если конфедераты, увидев на пустой дороге машину с вражескими опознавательными знаками, вообще снизойдут до каких-то разговоров. Мыш только ухмыльнулся и предложил выглянуть в окно. И не воображать, будто без мудрейшего мэтра Жака никто бы до такой гениальной мысли не додумался.

Увиденное утешило Жака процентов на шестьдесят, но ничего умнее он не придумал и теперь уныло крутил баранку, пытаясь просчитать реакцию дорожных патрулей и охраны Оазиса на грузовик, украшенный гербами королевского дома Ортана. Под которыми, опять же если поскрести…

Мыш, с трудом втиснувшись на одно сиденье с пассажиркой, чирикал что-то глубоко эльфийское и всякими глупостями голову себе не забивал. Гранда пяти стихий не интересовали мучающие Жака вопросы вроде «а если остановят?», «а если поскребут?», «а если спросят?», «а если не поверят?» и тому подобные глупости. Он не сомневался, что сам кого хочешь и остановит, и поскребет, если потребуется…

Машина опять дернулась, ощутимо тряхнув путешественников и стукнув при этом Мыша головой о дверцу, а водителя – грудью о руль. Жак в очередной раз ругнулся и вернул в нужное положение рычаг переключения передач, а лапочка Ллит в очередной же раз виновато прощебетала тысячу первое извинение. Как бы ни была эта девушка очаровательна в своей верхней части, ее заточенная под четыре ноги задница не умещалась не то что на половине, а даже на двух третях сиденья и постоянно сползала, задевая злосчастный рычаг. Как они с Мышом размещали свои шесть ног на пространстве, предназначенном для двух, описанию вообще не поддавалось.

– Может, вам местами поменяться, или я не знаю… – Жак обреченно покосился на объект своих сомнений и терзаний и все же рискнул высказать вслух: – Она же его свернет или сломает!

– Тебе будет легче, если его сломаю я? – уныло отозвался Мыш. – От того, что мы поменяемся, мы не станем занимать меньше места.

– Тогда что делать?

– Молча ехать дальше.

– Ну да, сами болтаете, а мне только и остается молча ехать… Хоть бы рассказал, о чем вы там трепались все это время. Полезное что-то узнал?

– Не ворчи, – наставительно заметил маг. – Ллит тебя не понимает, но твой недовольный тон слышит и страшно из-за этого переживает. Она ведь не виновата, что нам пришлось втиснуться втроем в кабину.

«И в том, что родилась с двойным тазом», – мысленно вздохнул Жак, но вслух этого говорить не стал. Толку-то, все равно Мыш прав – все проблемы от тесноты, а разделиться никак нельзя. Мыш у них один и в случае какой-либо опасности не сможет защитить одновременно и кабину, и кузов, куда его ни посади.

– А узнал я очень много интересного, – продолжал мэтр. Видимо, решил утешить спутника, восполнив недостаток общения. – Прежде всего, выяснилось, что знаменитая прабабушка Ллит, известная в этих краях как Бессмертная Нарна, происходила из тех самых куфти, которым я собираюсь нанести визит. Чем и объясняются магические способности в их семье.

Жак, который уже слышал от Мыша историю условно бессмертной прабабушки, заинтересованно стрельнул глазами на виновато притихшую девушку.

– А что, она тоже?..

– Да, есть немного, причем Сила очень близка к классической. Настолько, что я бы, пожалуй, попробовал показать ей что-нибудь несложное… Наверное, сегодня вечером и попробую, а ты присмотришься, не спровоцирует ли моя педагогическая деятельность новых неувязок с возрастом. Итак, что мы узнали о загадочном народе куфти. Как ты сам заметил, до катастрофы эта цивилизация была технической, как и твоя. Однако любой человеческий мир неоднороден, и здесь также сосуществовали более развитые государства, менее развитые, совсем отсталые и сверхдержавы, которые вершили судьбы мира. Собственно, уничтожившая прежнюю цивилизацию война произошла именно из-за того, что сверхдержавы не поделили сферы влияния и применили друг против друга оружие, которое, на мой взгляд, им лучше было бы вовсе не изобретать. В те времена куфти обитали где-то в глубинке, вдали от больших городов и развитых стран, в отдаленной и малонаселенной местности, отчего и уцелели. Жили они уединенно и обособленно, вливаться в мировое сообщество не стремились, хотя возможность такую наверняка имели. Их замкнутый образ жизни и очень незначительное взаимодействие с остальными культурами привели к тому, что народ куфти оказался единственным, где до наших дней сохранились магические знания. Как получилось, что Повелитель завязал с ними столь тесные отношения и почему Нарна, в свою очередь, оказалась так далеко от родных мест, – этого в памяти потомков не сохранилось. Есть версия, что все это было еще до Падения, как здесь говорят. Например, любознательная одаренная девушка уехала в крупный город, чтобы получить образование. Или просто решила повидать мир. Или была послана старейшинами для сбора сведений. Ну а Скаррон, как я полагаю, искал хоть каких-нибудь других магов, с которыми он мог бы общаться, зная, что его понимают, и не опасаясь, что его примут за сумасшедшего. Как он заставил их работать на себя и на каких условиях они сейчас сотрудничают – этого, увы, не знает ни сама Ллит, ни ее односельчане. Нарну она не помнит совсем, но, скорее всего, старушка тоже не знала, иначе эти сведения дошли бы до наших дней.

– Ой, Мыш, ну что ты в самом деле… – не утерпел Жак. – Они же тут поголовно неграмотные, даже если она что-то и записывала…

– Ничегошеньки ты не понимаешь в простой первобытной жизни, дитя цивилизации, – насмешливо прищурился Мыш. – Ну кто бы стал записывать свои мудрые мысли для неграмотных сородичей? Все, что пророчица считала нужным передать потомкам, заучивалось на память и передавалось из уст в уста, как народные сказки. Единственное, что до нас не дошло, – это то самое последнее пророчество, вокруг которого было столько шуму и которое я бы и сам не прочь услышать в исходном, неискаженном виде. Кстати, что забавнее всего, как раз этот текст она все-таки записала, так как никто не гарантировал, что в нужный момент рядом окажутся слушатели с хорошей памятью, а произносить его вслух до срока не следовало. Какие-то магические ограничения, вроде бы из-за того, что оно получилось совмещенным с проклятием, но точно уже никто не скажет. И что ты думаешь, получилось как раз наоборот – слушатель все-таки нашелся и даже по какому-то чудесному стечению обстоятельств сумел выжить, вырваться на волю и донести людям слова Нарны, как он их запомнил. А точный текст, собственноручно ею записанный, разини-наследнички «где-то потеряли» в лучших традициях моих учеников.

– Это наша переводчица потеряла или еще ее родители?

– Даже не родители, а дедушка, – уточнил Мыш. – Однако устные тексты он прилежно передал по наследству ее матери, а та честно пыталась передать Ллит, но, к сожалению, девочка была еще слишком мала, а мать уже смертельно больна, и большая часть архива бессмертной Нарны оказалась утрачена. Сохранилось только то, что запомнила сама Ллит, и то, что запомнили ее соседи. Они тоже очень старались, но у кого-то хватало иных забот, кроме как хранить в голове непонятные рассказки, у кого-то оказалась дырявая память, кто-то и сам успел умереть… Впоследствии к ним забрел какой-то образованный господин, который несколько лет учил детей грамоте. Ллит оказалась весьма способной ученицей и успела овладеть чтением и письмом в совершенстве, прежде чем наставника свел в могилу нелеченный туберкулез. Так что все, что удалось восстановить из бабушкиного архива, она записала, вот только нам с тобой от этого никакой пользы. Как раз когда ты нас перебил, Ллит собиралась пересказать мне все это устно, в собственном переводе на эльфийский.

– Так ты бы и мне заодно переводил.

– Лучше я перескажу тебе все вечером, когда ты не будешь править машиной. А пока тебе не стоит отвлекаться, ты и так вынужден следить одновременно за дорогой и за этим столь неудачно расположенным рычагом.

За свою недолгую, но бурную карьеру Харгану неоднократно доводилось лично наказывать провинившихся подчиненных, причем не только по морде, а и казнить без долгих разбирательств. И сожаления о своих поступках посещали его лишь в тех редких случаях, когда его решительность не совпадала с рассудительностью наставника. То есть когда Повелитель желал лично побеседовать с покойным, а стараниями любимого ученика это оказывалось невозможным даже для магистра некромантии.

Однако сейчас Харган почему-то испытывал именно сожаление.

Во-первых, за непростительную потерю контроля над своими демонскими инстинктами, который так долго и старательно вырабатывал в нем учитель. Такие приступы свободного полета диких эмоций хороши в постели с Камиллой или в бою, но в нормальной жизни, когда нужно соображать, что делаешь, они неуместны и даже вредны. Да и само ощущение временного помешательства – вещь неприятная. Наставник не раз повторял, что способность мыслить есть то самое, что отличает разумное существо от животного, и крайне неприятно сознавать себя таким вот животным, пусть даже и на короткое время.

Во-вторых, наместник обнаружил, что успел привыкнуть к постоянному присутствию советника Шеллара и теперь ему недостает этого зануды с его вечными нотациями, советами и доходчивыми разъяснениями «что это такое и что из этого может получиться».

Если бы Харган хоть раз внял совету брата Шеллара и попробовал проанализировать собственные неосознанные стремления, он бы разобрался, что эта странная привязанность понятна и легко объяснима. Он привык всегда получать от наставника указания, инструкции, разъяснения и ответы на любой вопрос, какой взбредет в увенчанную гребнями голову ученика. Сейчас, будучи лишен возможности общаться с Повелителем, он, сам того не сознавая, инстинктивно нашел ему замену, при этом столь же безотчетно перенес на советника некоторые особенности своего отношения к наставнику. Большей частью из-за того, что никто, кроме советника Шеллара, не говорил с ним так же, как учитель, – спокойно и доброжелательно, но без подобострастия. Да что там подобострастие – при всей его вежливости Шеллар ухитрялся поставить себя так, что не воспринимался даже как подчиненный. Харган отдавал ему приказы, советник почтительно склонял голову и произносил привычное «будет выполнено», но при всем том загадочным образом сохранял некое неуловимое достоинство, делающее его не подчиненным, но равным.

Однако анализировать свои помыслы наместнику было по-прежнему недосуг, поэтому о причинах своей симпатии к советнику он не догадывался, лишь отмечал про себя, что из-за собственной вспыльчивости вынужден теперь делать кучу чужой работы, и это не считая еще одной кучи, которую некому поручить, и еще одной маленькой кучки, которую вообще нельзя начать, предварительно не посоветовавшись.

Все же нельзя сказать, что печальный случай с Шелларом никому не принес пользы. Например, несколько нерадивых подданных, повинных в наглом бегстве Одноглазого Астуриаса от заслуженной кары, должны были воздать хвалу божественному Повелителю и ежедневно приходить на поклон к постели болящего брата Шеллара с цветами и песнопениями, ибо только инцидент с побитым советником удержал Харгана от раздачи зуботычин и освежения вампирьего меню. Если подумать трезво, главным виновником был как раз сам наместник, который не спешил обнародовать факт кончины мастера Ступеней, ограничившись очень, просто чрезвычайно узким кругом соратников. Ни рядовые стражники во дворце, ни конюхи на конюшне понятия не имели, что происходит, кто тут зачем и кого куда. Арест наместник хотел провести быстро и тихо. В Мистралию послал телепортиста, а сам намеревался ждать с десятком солдат, давно знакомых и проверенных не в одной заварушке. Но, как назло, когда он вел свою группу захвата к гостевой комнате, по дороге попался прибывший из храма целитель с вопросом, зачем его позвали. И получилось, что в тот момент, когда вернулся телепортист с Астуриасом, наместник этажом ниже как раз орал на мистика, рассказывая, что сделает с ним и со всеми его собратьями-коновалами, если советник не поправится максимум к послезавтрашнему утру. Как Астуриас почуял подвох – непонятно. Вернее, непонятно, почему он, зная, что его ждет, все же не удрал сразу, а отправился в Ортан и только по прибытии вдруг передумал. Если он надеялся как-то выкрутиться, что за эти короткие мгновения заставило его пересмотреть планы? Выражение лица телепортиста? Воровской нюх? Или что-то еще, не доступное для понимания простого демона-мутанта?

Или же он просто побоялся оказывать сопротивление магу и терпеливо ждал момента, когда тот повернется спиной?

Как бы то ни было, обнаружив, что в комнате никто их не ждет, телепортист сориентировался в обстановке и подумал: если просто стоять и ждать – это будет выглядеть подозрительно. Естественным было бы либо проводить гостя самому, либо уйти докладывать, а его оставить ждать. Бросать опасного преступника без присмотра маг не рискнул, решил завести в какое-нибудь охраняемое помещение и уже там оставить. Он сделал вид, что собирается проводить, пригласил следовать за собой, и вот тут-то недотепа неосмотрительно повернулся к Астуриасу спиной.

Там же и нашла его через несколько минут подоспевшая группа захвата во главе с Харганом. Жить, конечно, будет, но потерять телепортиста даже на пару недель – само по себе неприятно…

Как выяснилось еще пятью минутами позже, по части наглости одноглазый мистралиец мог запросто потягаться с советником Шелларом, и еще неизвестно, кто бы победил. Ни от кого не прячась и не ускоряя шага сверх того, что приличествовало крайне озабоченной и чрезвычайно занятой персоне, он прошествовал в направлении конюшни, и никому даже в голову не взбрело мерзавца остановить. Конюхи тоже не стали выяснять подробностей, когда он от имени самого наместника потребовал самого быстрого коня для спешного дела, по которому его этот самый наместник якобы послал. Ну а стража на воротах и вовсе стояла в основном для того, чтобы не впускать посторонних внутрь, а выехать с территории дворца под предлогом «наместник послал» не составило проблемы. Словом, преступник испарился, и поиски продолжались до сих пор, с каждым часом становясь все безуспешнее.

Да, конечно, если подумать трезво, никто, кроме самого наместника, в этом не виноват – разве что телепортист, не уберегший спину. Но не пребывай Харган в тот момент под впечатлением последствий собственного припадка ярости, грака линялого стал бы он разбираться, кто там насколько виноват. Так что, выходит, получил Шеллар за себя и еще за десяток разинь… Уж лучше бы все вышло наоборот! Всякие там рядовые и подсобные легко заменимы, таких талантов в каждой деревне набрать можно, а вот советник – он один такой… и без него уже как-то и непривычно… Вот, например, что делать с этим жутким косноязычным творением брата Чи, в котором он на сорока листах излагает свои «Придлажения и рикаминдации касатильно васпитание к Истинной Вере дитей и юношыству»? Выкинуть, не рассматривая, – нельзя, вдруг «придлажения» разумные и толковые; читать это… эту великую битву старого хина с ортанской грамматикой – пусть избавит Повелитель… А что ответить неутомимому брату Павсанию, который вдруг задался вопросом единого законодательства для всей территории Ордена? Шеллар свой проект накропал на основе ортанского свода законов, а эгинцев с их разрешенным рабовладением это не устраивает, и они предлагают – чем запрещать, лучше узаконить повсеместно. Вроде предложение стоящее, но не скрывается ли в нем какой подвох, вроде как в прошлый раз с запретом Больших Игрищ? И не будет ли проблем в остальных трех регионах? Вот спросить бы Шеллара, а он как раз…

«Стоп, – сам себя остановил замороченный наместник. – А что мешает его спросить? Кажется, еще вчера лекарь доложил, что советник пришел в себя, способен разговаривать и адекватно воспринимает действительность. То есть с головой у него все в порядке. Так что, простое заклинание телепорта вдруг стало вызывать какие-то сложности? Да еще вчера надо было самому наведаться и посмотреть, насколько плох побитый советник и нельзя ли его привлечь к какой-нибудь несложной сидячей работе. И почему я этого до сих пор не сделал?»

Однако, подбодрив себя этой энергичной речью, Харган почему-то не бросился сразу же в телепорт, а принялся перекладывать на столе бумаги, хотя нужные давно были отложены на дальний угол в ожидании Шеллара.

Перелистав сегодняшнюю папку в третий раз, он наконец сердито швырнул ее на стол и с неохотой сам себе признался, что не желает советника видеть. Не потому, что до сих пор на него зол, а потому, что есть вот такое магическое предчувствие: ничего хорошего от этой встречи ждать не стоит. Нет, конечно, Шеллар не откажется поработать на благо Ордена, даже если действительно плохо себя чувствует. Но как он при этом посмотрит…

«Это что же, – вскипел раздражительный демон, поняв, что именно так отвращало его от свидания с хворающим советником, – я боюсь посмотреть в глаза своему же подчиненному, которого сам же наказал, да к тому же за дело? И за такое дело, за которое и смерть не была бы чрезмерным наказанием! Да что я могу там увидеть такого, чтобы вот так мяться и уклоняться от этого взгляда, как трус от битвы?»

Он решительно схватил со стола стопку отложенных для Шеллара бумаг и немного резче, чем требуется, очертил полукруг телепорта. Демоны – существа стихийных эмоций, и даже нечистокровному демону проще почувствовать, чем объяснить словами, пусть даже самому себе, что именно так опасался он увидеть в глазах советника. Может быть, страх. Может, обиду. Или, что хуже всего, тот особенный безукоризненно вежливый холодок, который яснее всяких слов устанавливал между Шелларом и его собеседником стену, столь же непробиваемую, сколь и невидимую.

И никогда в жизни не смог бы Харган облечь в слова свою боязнь потерять единственного человека из близкого окружения, с кем он мог просто поговорить.

В библиотеке, на той самой лестнице, с которой неделю назад сверзился советник, сидели под самым потолком ученики мастера Ступеней, листая какую-то книгу. Вид у обоих был неприкаянный и растерянный, словно они не знали, чем заняться, и только поэтому посвятили свое свободное время то ли разглядыванию картинок, то ли поиску знакомых рун.

При виде разгневанного наместника парни испуганно притихли и нестройным дуэтом поздоровались, поглядывая на начальство с боязливым ожиданием – не влетит ли?

– Вы что тут делаете? – не преминул спросить раздраженный Харган. Пусть и сердился он сейчас только на самого себя, построить бездельников никогда не лишне. – Повышаете свои скудные знания ортанского языка?

– Указание господина советника: принесите мне книгу почитать, – пояснил хин. – Мы в поиске.

– Тут что, книг мало, что вы на самый верх залезли? Свалиться хотите? Мало мне свалившегося советника?

– Самую именно книгу, – попытался высказаться его товарищ.

– Не стихи, – подхватил бойкий хин. – Синяя. Название «Старинные сказания семмов», рисунок – пустыня и башня…

Судя по ходу поисков, прочесть названия добытчики не осилили и искали подходящую картинку на обложке. На всякий случай просматривая заодно и картинки под обложками. И хорошо еще, если они правильно поняли, что такое «пустыня» и «башня».

– Продолжайте, – бросил наместник и направился к двери в гостиную. Конечно, эти два недоделка будут искать требуемую книгу еще сутки, но не станет же правая рука Повелителя лично рыться в этой огромной библиотеке! Тем более что скучающему советнику и без того сейчас будет что почитать. Один только монументальный труд брата Чи можно разбирать хоть до завтра…

Захлопнув за собой дверь и оказавшись один в пустой гостиной, Харган вновь ощутил желание убраться отсюда и подождать, пока Шеллар сам не явится на работу, и это так его разозлило, что уже назло себе он взбежал по лестнице, прыгая через две ступеньки, и рванул дверь.

Первый взгляд в глаза советника оказался холостым выстрелом, так как ближайший глаз был полностью скрыт огромным отеком всевозможных багрово-фиолетовых оттенков.

– Молодые люди, – с едва уловимой добродушной иронией прогундосил Шеллар, – я боюсь предполагать, до каких неизведанных окраин континента вам пришлось добежать в поисках этой книги. Мне уже начинает казаться, что ее проще было написать…

– Ты их переоцениваешь, – язвительно фыркнул Харган. – Они еще только одну стену просмотрели.

Советник повернулся в кресле, явив посетителю перебинтованный нос и второй глаз, к счастью, зрячий и здоровый.

– О, простите, господин наместник, я полагал, это вернулись мои сиделки… Что-то случилось?

Глаз смотрел с обычной серьезной невозмутимостью, и в голосе тоже не улавливалось ни страха, ни обиды, ни прохладного отчуждения, которого так опасался Харган.

– Я просто так зашел, – отрывисто произнес демон, безжалостно подавляя желание отвести взгляд. Он обошел кресло, чтобы избавить собеседника от необходимости сворачивать шею, и, придвинув ногой ближайший стул, уселся на него верхом. – Посмотреть, как ты тут… скоро ли сможешь вернуться к работе…

На лице советника мелькнула чуть заметная понимающая полуулыбка.

– Благодарю вас, господин наместник. Не будучи специалистом в медицине, я не возьмусь давать какие-либо прогнозы, однако если какое-либо срочное дело требует моего участия и, в свою очередь, не требует беготни и прочих физических нагрузок, я к вашим услугам. Однако хотел бы на будущее дать вам один полезный совет. При том, что я полностью разделяю вашу точку зрения касательно действенности и необходимости телесных наказаний, все же осмелюсь обратить ваше внимание: подобные наказания следует разумно дозировать, дабы соблюсти баланс между болезненностью и влиянием на работоспособность, ибо…

Харган вдруг поймал себя на том, что его пасть сама по себе растягивается в улыбке, а на душе становится легко и весело, невзирая на очередную нудную нотацию, затеянную советником.

– Брат Шеллар, – произнес он сквозь смех, безуспешно стараясь, чтобы это не прозвучало радостно, – я тебя очень ценю как работника и даже подозреваю, что ты вовсе незаменим, но если ты опять начнешь занудствовать, я огрею тебя вот этими «придлажениями и рикаминдацыями» без всякого баланса!