Глава IV Студент видит во сне трех красавиц, Юйин вовлекает его в блуд в собственном доме

Волею обстоятельств расставшись с Айюэ, студент был безутешен и горевал беспрестанно. Так безрадостно прожил он до зимы. Наконец наступил Новый год. В его доме по-прежнему царили гробовая тишина и безмолвие. И вот тут-то он вспомнил, что в Лояне проживает его тетка. И хотя он не знал о ней ничего, решил отправиться в Лоян и разыскать ее.

А тем временем Чжэньнян, покинутая мужем, печалилась и горько вздыхала. Ее сестры Юйнян и Яонян жалели ее и старались помочь. И вот однажды они сказали ей:

— Старшая сестрица брошена и одиноко блюдет обет верности за спальным пологом. Она еще надеется, что ее блудный муж вернется?

— Сестрички мои милые! — ответила им Чжэньнян. — Вы так юны, что даже грамоты не знаете. Душой и телом чисты, словно нефрит. Нет у вас ни пороков, ни душевных изъянов. Я же словно цветок с опавшими лепестками, луна на ущербе, тень без предмета, который ее отбрасывает, лук без стрелы. Аромат мой иссяк, и, похоже, вековать мне весь век одной. — Слезы заструились по ее лицу.

Сестры принялись утешать ее. Та долго была безрадостна. Уже стемнело, и она незаметно для себя заснула. И вот во сне привиделось ей, будто она на горе Ушань — Шаманской горе. И вдруг с небес к ее ногам упал шэнхуан[22] — губной органчик. Она взяла его в намерении сыграть что-нибудь, но вспомнила, что никогда не училась и не знает ни одной мелодии. Но едва она поднесла его к губам, как из него сам собой полился дивный напев. Он играл и играл, охваченный радостью и восторгом. В тот миг в ее комнату вошли сестры. Они заспорили, кому держать органчик, и в конце концов каждая приложила к нему уста, и органчик зазвучал веселее и затейливее. В тот миг, когда все трое были увлечены этим занятием, увидали молодого и пригожего собой юношу. Он был в необыкновенном нарядном и светлом платье. По лицу, похоже, неординарный человек и держался с достоинством. Сестры, увидев незнакомого, хотели было спрятаться, но не успели. А тем временем он подошел к ним и молвил: «Я не чужой вам, пришел навестить вас». Сказал так и вдруг обнял Чжэньнян и крепко прижал к груди. Стал склонять ее к «облакам и дождям», иначе сказать, к любовным ласкам. В тот же миг Чжэньнян пробудилась. Отряхнув сон и окончательно придя в себя, она все еще чувствовала на себе дыхание его страсти. Что значил этот органчик, подаренный ей кем-то в лунном сиянии? В ушах ее еще звучала та мелодия, которую она слышала во сне. И что могло означать появление молодого человека, который так настоятельно побуждал ее к ласкам? Сон волновал ее воображение. Чжэньнян подумала: «Откуда снизошел на меня этот дивный сон и что он сулит мне?» Тут послышался голос служанки, зовущий ее. Она быстро поднялась, но к пудре, что лежала на туалетном столике, не притронулась.

Тем временем студент ехал в Лоян. Следом за ним шел слуга, нагруженный корзинами и мешками. Дорога петляла, как говорится, то на запад, то на восток, и никто не мог сказать, где они находятся, ибо прохожие были редки. Путники миновали несколько деревень, но так и не добрались до постоялого двора. Вечерело. На небе заблистали звезды. Куда ни кинь взгляд, простирались горы, покрытые цветами. Казалось, что эти бесчисленные головки цветов таили улыбку, обращая их к заходящему солнцу. В траве пели и без умолку трещали цикады. Алели купы цветов персика, уже сбрызнутые вечерней росой и туманом, который еще не успел разогнать свежий ночной вечер. Поддерживая и помогая друг другу, хозяин и слуга наконец добрались до постоялого двора, что в местечке Баньцяочжэнь, иначе сказать «поселке у моста Баня».

Студент спешился и вошел на постоялый двор. Слуга принялся развьючивать поклажу. Маленькая служанка вышла к ним и пригласила:

— Прошу почтенных господ войти. У нас всякому гостю покойно.

Студент вошел в помещение небольшой гостиницы. Сел. Служанка спросила:

— Желаете откушать рису или же блинов со сладкими фруктами?

— Живу одиноко, к разносолам не привык, потому — что есть, то и неси.

Она поставила на стол большую миску риса, принесла блинчики, несколько ломтиков говядины, рыбный фарш и другие блюда. Хозяин и слуга скоро отдали должное внимание простому, но обильному угощению. Потом студент взял со стола лампу и ушел в комнату для приезжих. Он проехал за день немало и потому был изрядно утомлен. И едва он склонился к изголовью и смежил веки, тотчас погрузился в сон. Душа его унеслась в неведомые земли, как это некогда случалось с правителем Нанькэ.[23] Снилось ему, что он в саду. Одет нарядным женихом. Идет он по саду, в коем соперничая друг с другом в блеске и красоте, распустились все цветы, какие только есть на свете. Золотые иволги мелькали среди кружевной зелени ивовых ветвей, пурпурные ласточки выглядывали из-под резных стропил. Идя по цветущему и благоухающему саду, он прошел мимо ширмы, изукрашенной цветами персика, составленными из камешков голубой бирюзы. Потом углубился в гущу цветущих деревьев и подошел к виноградной лозе, широко раскинувшейся на опорах, и хотел было уже идти дальше, как вдруг услыхал милые голоса и смех. Тут неподалеку увидел он трех пригожих девиц, которые играли в мяч в беседке, выстроенной из душистого дерева алоэ. Он вгляделся в лица девиц, перед ним были дивные красавицы.

Увидев красавиц, студент взыграл духом и воспылал страстью как сумасшедший. Он бросился к девицам, но девушки застыдились и отвесили ему чопорный поклон. Та, что была в узорной расшитой юбке, спросила его: «Какое дело привело господина сюда?» Та, что была в юбке темного цвета, в свой черед поинтересовалась: «Зачем пожаловал к нам учитель?» А самая молоденькая, что была в голубой плахте, напомнила девицам: «Сестрицы! Не должно нам показывать лица молодым людям. Потому какой прок задавать ему вопросы? Если матушка прознает, не избежать позора!» И с этими словами она стукнула ножкой по мячу, и тот угодил студенту прямо в лицо. От неожиданности студент упал. И в тот же миг он пробудился. С Башни дровосека, что у городской стены, доносилась дробь барабана — шла третья стража.[24] Оказывается, то был лишь сон. «Странный сон, — подумал студент. — Все в нем было удивительно! А какие красавицы были эти девы — даже сравнение со знаменитыми прелестницами древности, такими, как та, что из царства Го, не посрамили бы их блистающей прелести. И как всколыхнули они мне душу! Теперь не будет ей покоя».

Студент долго еще ворочался, но сон не шел. Вот уже и петух пропел, возвещая рассвет. Студент услыхал, как поднялся хозяин и принялся разводить огонь в очаге — готовить постояльцам еду. Скоро был накрыт стол и выставлено вино. Потом поднялся его слуга и принялся потихоньку упаковывать поклажу. Скоро и он ушел кормить коня. Студент полежал еще немного, потом поднялся. Ополоснул лицо, причесался и вышел из комнаты. В столовой его уже ждал завтрак. Он и слуга быстро откушали, заплатили за постой и двинулись в путь. Не прошло и дня, как их взорам открылась панорама Лояна. Когда путники подходили к городским воротам, солнце висело над самым горизонтом, но войти в город путники не смогли — ворота были уже на запоре. Пришлось приютиться на постоялом дворе. Студент спешился и вошел в харчевню. Фынлу остался во дворе развьючивать коня.

Хозяина постоялого двора звали Люй, имя Жун. И хотя лет ему было около пятидесяти, кроме жены у него были еще две наложницы. Старшая, урожденная Минь, по имени Цяонян, была неграмотна и вдова. Поскольку по смерти мужа она не получила наследства, ее отдали в наложницы. Младшая наложница носила фамилию Бянь, имя Юйин. От рождения она была остра умом и отличалась благородством манер. Это о ней сказано: «Бросит взгляд — душой истаешь». Всякий, кто хотя бы раз видел ее, долго не мог позабыть. У хозяина постоялого двора не было наследников, так что домом управляли эти две наложницы. Если случалось забрести на подворье повесе с хорошими манерами, наложницы тотчас начинали крутить с постояльцем любовь.

Была пора третьей луны, канун праздника Поминовения,[25] когда в обычае обметать могилы и вывешивать на воротах скорбные поминальные листки. Когда студент подъезжал к харчевне, Бянь Юйин как раз вывешивала их на воротах. Едва конь студента вступил во двор, Бянь Юйин, окинув всадника взглядом, мелкими шажками плавно прошествовала мимо. В тот миг она была необычайно привлекательна, равно как спереди, так и сзади. Ее тонкая талия походила на гибкую иву, готовую вот-вот надломиться, а лицо можно было уподобить разве что белому грушевому цвету. Студент мельком скользнул по ней взглядом: на какое-то мгновение ему почудилось, что перед ним Мяонян. Юйин задержалась у порога на несколько мгновений, а потом, выразительно посмотрев на студента, с улыбкой исчезла в дверном проеме. Эта плутовка сразу полюбилась студенту. Как сказал бы поэт с чувствительным сердцем: «Плоть его еще пребывала в сем бренном мире, душой он уже возносился к небесам». Эта улыбка не бог весть какая уловка, а уже крепко повязала студента и начисто лишила его разумения. Тут как раз в комнату вошел слуга, неся поднос с чайным прибором.

— Господин, откушайте чаю.

Студент поднялся, взял с подноса чашку. Начал пить чай, но мысли его были о другом.

— Какие будут распоряжения господина? — спросил слуга.

— Сегодня вечером здесь поужинаем, а утром двинемся в город.

— Раз мы здесь, к чему спешить? Не лучше ли будет, если завтра я первым поеду в город и разыщу вашу тетку. Вернусь за вами, и поедем вместе.

— Ладно, давай так и сделаем, — согласился студент. Обсуждать дела было в обычае между студентом и слугой. А тем временем Юйин возгорелась желанием разделить со студентом ложе. И то сказать, давно была открыта харчевня, а еще не появлялся здесь подобный красавец. Сегодня само небо послало ей этого пригожего юношу. «А если он гуляка и повеса, — размышляла она, — то и лучше, ибо весело проведем время. Да и старшая сестрица будет ублаготворена, ибо для нее это большая удача».

Быстро поужинав, она пошла искать старшую наложницу Цяонян. Цяонян была недурна собой. Добрая и милая, она была несколько медлительна, мужчин влекли к ней теплота и доброта в обращении. Если кто-либо из гостей домогался ее, ее наперсницей всегда была Юйин. А надо сказать, что, прежде чем приниматься за подобные дела, они всегда советовались, потому что боялись жены хозяина. Юйин тихонько подошла к Цяонян и с улыбкой заметила:

— Видела нашего гостя? Того, что только что был в комнате для приезжих?

Цяонян покраснела и с досадой ответила:

— Уже поддела его. Этот красавец перевернул мне душу и разбередил сердце. Вот послушай, как бьется, похоже, выскочит.

Юйин хмыкнула:

— Пойдешь со мной поглядеть на этого красавца?

— Если сбудутся твои чаяния, ты уж не забудь меня.

— Это уж конечно.

И с этими словами Юйин пошла кружить по комнатам для гостей. Увидев слугу Юэшэна, который вертелся около лошадей, кокетливым голосом подозвала его:

— Подойдите ко мне, старший братец! — сказала и махнула ему рукой.

Тот обернулся, увидев перед собой этакую красотку, удивился. Посмотрел по сторонам, ибо опасался, что она морочит его, но, убедившись, что вокруг нет людей, он еще раз потер себе нос и подумал: «Может, мерещится и зовет она вовсе не меня?» Но Юйин, не скрывая к нему расположения, снова позвала его. Она дразнила и смеялась над ним, а потом, дернув в его сторону крохотной ножкой, сказала:

— Тебя, тебя зову. Подойди.

— Хозяин меня зовет, что ли?

— Нет. Это я хочу поговорить с тобой.

— Слуга бросил лошадей и подошел к ней.

— Хочу спросить, из каких мест будете? Надолго ли предполагаете остаться у нас?

— Мой господин и я — уроженцы Вэйяна. Вот прибыли в ваши места. Сегодня отдохнем, а завтра утром двинемся в город.

Юйин вытащила из кошелька сто монет.

— Это тебе на выпивку, — сказала она ему. — Я ведь тоже из тех мест. Когда твой господин пойдет в спальню, скажи ему, что хочу поговорить с ним на его родном наречии.

— Денег мне не надо, — отказался слуга. — Лучше пойду и скажу о вашей просьбе хозяину.

— Не будь тупицей. Завтра еще добавлю тебе. Да беги ты быстрее к хозяину.

Со словами благодарности слуга спрятал деньги и пошел доложить. Пока он разыскивал хозяина, одна мысль беспокоила его и вызывала недоумение: «Как это девица, говоря на чистейшем северном диалекте, утверждает, будто она уроженка Цзяннани?[26] Вот уж странное дело!» Он нашел Юэшэна в отведенной ему комнате. Вошел и почтительно доложил:

— Господин! Сейчас приходила какая-то девица. Хочет поговорить с вами в спальне.

Студент остолбенел:

— А что ей надо?

— Она говорит, что из одних мест с вами, однако говорит на северном диалекте.

Студент с удивлением уставился на слугу.

— По моему слабому разумению, она положила на господина глаз, — сказал слуга и захихикал.

— Не говори чепухи! — выбранил его студент. Однако про себя принял к сведению его слова.

Едва слуга ушел, Юэшэн надел шапку, оправил платье и буквально полетел в спальную комнату. Юйин уже ждала его подле дверей. Увидев студента, она пошла ему навстречу, тысячу раз твердя слова благодарности.

— Хотела бы, чтобы господин согласился исполнить мое желание, — сказала она.

— Я только что прибыл в ваше драгоценное заведение и не предполагал заниматься здесь супружескими делами. Если я выйду из харчевни ночью, опасаюсь, подниму переполох. Да и не очень уютно во дворе.

Юйин поняла, что студент боится хозяина.

Он был, конечно, не очень храброго десятка, но ведь и камнями могут закидать. Потому решил предложение наложницы отклонить. Но разве может мужчина устоять перед чарами женщины? Никогда!

— Хозяина нет дома, — успокоила его Юйин. — В жилых покоях ни души. Не волнуйтесь! — И с этими словами она, взяв студента за руку, потащила его за собой. Студент упирался, но все же шел следом. Она привела его в свою комнату. Плотно прикрыла полог и кокетливо сказала:

— Вот мы и одни. Дорогой господин! Давайте к полному нашему удовольствию разделим ложе любви!

И с этими словами она стала быстро стягивать с себя юбку. Быстро разделась и легла под одеяло. Студент решил выждать и не приставать к ней, опасаясь совершить промах. Да и не хотел показаться ей развратником. Но разве может остановить мужчину вид обнаженного тела женщины? Никогда! Студент вытащил заветные пилюли, положил на язык, и огонь страсти запылал в нем с неудержимой силой. Он снял платье и тоже полез на кровать, как говорится, с пикой наизготове. Юйин сунула руку под одеяло, надеясь там найти то, что должно доставить ей некоторое удовольствие. Но когда ее рука обрела нечто твердое, точно закаленный металл, она поспешила развести ноги. Студент скользнул рукой по ее животу, потом спустил руку ниже и ощутил нежную, лишенную растительности кожу. «Как мила и как нежны эти врата рая!» — подумал он с восторгом. Он приник к ней, коснулся мягкой груди и погрузил в нее свой посох. Ему казалось, что он делит ложе с девственницей, так нежна и тепла была девушка. Ничего подобного ему еще не приходилось испытывать в жизни.

— Господин постоялец! Где это вы приобрели столь славную для любви вещь? И как счастливо мы встретились! Раньше мне казалось, что эта штука годится лишь для того, чтобы протыкать меня насквозь. Никакого удовольствия. Но сегодня все по-другому!

Студент разок повернул в ней посохом, и она тотчас обмякла. Руки и ноги онемели. Она едва ли не потонула во влаге любви.

— Уж более месяца не имел ни с кем дело, — сказал студент. — Сегодня встретил тебя, и для меня это поистине подарок небес.

Любезные читательницы! Вот где считаю уместным сказать так:

А тем временем вновь и вновь любовники скрещивались телами и совершали слияние инь и ян — мужской и женской субстанции бытия. Студент не раз запирал в себе дух, и тогда его, светлому нефриту подобный, жезл заполнял ее цветочные чертоги. Юйин переживала ту полноту чувств, которую уже невозможно сдерживать. Она то погружалась в небытие, то возвращалась к жизни вновь. Проиграв с ней ночь, студент наконец вытащил свой посох. Юйин взяла его в ладошку и прижалась у нему щекой:

— Скажите, как ваше имя, драгоценный гость? Говорю к тому, что хотела бы еще раз увидеться с вами.

— Ваш слуга родом из Янчжоу. Принадлежу к роду Фын, имя Юэшэн. Приехал в город в намерении повидать тетку.

— Уж не тетушку ли Лань? — быстро переспросила Юйин.

— Как ты догадалась? — удивился студент. — Точно, тетушку Лань.

— А вы сказали, что родом из Янчжоу и что фамилия ваша Фын. Потому и подумала, что вы, должно быть, родственник тетушке Лань. Ее девичья фамилия тоже Фын. Не раз она говорила, что у нее есть племянник, который живет в Янчжоу и которого она многие годы не видела. Господин, теперь вы обрели трех сестер, во много раз красивее, чем я. Однако старшую, Чжэньнян, уже выдали за господина Фу. Лишь две младшие — Юйнян и Яонян — пока не замужем.

— А как тебя зовут? — спросил студент.

— Фамилия вашей рабыни Бянь, имя Юйин. Хотела бы совершить поклон перед вашей тетей и просить ее взять меня под свое покровительство. — Потом она сообщила, что тетке Лань пошел шестой десяток и как раз через два дня у нее день рождения. — Я собираюсь пойти поздравить ее и пожелать долголетия. А разве вы не пойдете к ним с поздравлениями? — спросила она.

Студент про себя подумал: «Если бы я не встретился с ней, то как бы узнал о дне рождения тетки? Еще ребенком я расстался с ней, а сегодня вдруг узнаю о ее дне рождения». И он торопливо ответил:

— Конечно. Пробуду здесь день, а потом отправлюсь в город. Как раз попаду на церемонию поздравления.

— Я тоже хочу, чтобы вы остались у нас на день, другой. Предадимся страсти до конца. Послезавтра еще раз увидимся в доме вашей тети, а представится случай — и поговорим. Меж нами не иначе как старая нить судьбы! — И с этими словами она слезла с кровати и стала одеваться.

— Ты куда? — остановил ее студент. — Небеса еще не посветлели, зачем нам расставаться?

Юйин улыбнулась:

— Подождите, схожу за старшей сестрицей. Пусть вместо меня поиграет с вами в любовь. — И, сказав так, она вышла из комнаты.

А скоро действительно перед его тахтой уже стояли две красавицы.

Юйин представила свою спутницу:

— Господин Фын! Перед вами старшая сестрица, урожденная Минь. — И, замолчав, обе стали снимать с себя все то, что на них было надето.

Студент заключил девушек в объятия. Они наперебой затарахтели, и Цяонян сказала:

— Сестричка Юйин полагает, что ложе лучше всего делить втроем.

— Сделаем по ее слову, — ответил студент и взгромоздился на Цяонян.

Он прильнул к ее груди, коснулся сосков. Цяонян высоко воздела «золотые лотосы», развела их и зацепила за спиной студента, скрестив их наподобие крюка. Студент тотчас погрузился в нее со всем своим снаряжением. Этот жест разгорячил ее, с губ ее стали срываться бранные слова:

— Ненасытный! Ненасытная скотина! — говорила она, дрожа всем телом.

Студент принялся колотить ее своим вальком, метя то правее, то левее. Скоро он дошел до грани вожделения. Цяонян едва ли не онемела, язык присох к гортани, руки и ноги похолодели. Ни разу в жизни ей еще не приходилось встречать столь упорного молодца. В ее утробе что-то булькало. Из нее струйкой изливался секрет, увлажняя и пачкая одеяло. Студенту пришла мысль еще раз пройтись по ее цветущему лугу. Цяонян приподняла таз и вновь распахнула перед ним свои ворота. Она вопила:

— Никогда прежде не встречала столь доброго посоха! А уж как тверд в бою! И как горяч! Вот-вот умру! — долго она бранилась, потом обхватила студента за талию. Студент, добрый вояка, приумножил усилия, и чем более он сражался, тем более прибывало у него сил. И как ни странно, именно эта неудержимость придала порядком утомленной Цяонян новую энергию. Но вот наконец он выпустил ее из рук.

— Юйин! — позвала Цяонян приятельницу. — Поиграй его вальком. Только смотри, чтобы этой штуковиной он тебя не испортил!

Юйин изъявила великую радость и вновь вверила себя студенту. Всю ночь красавицы услаждали его любовью. И только когда побелело на востоке, все трое поднялись. Студент вернулся в комнату для приезжих. Здесь напомню тебе, читатель, одно присловие:

Проведя на подворье еще один день, студент в прекрасном настроении отбыл в город, где занялся подарками для тетки. Он приказал слуге Фынлу сопровождать его, и тот, нагруженный коробками, пришел прямо в усадьбу госпожи Лань. Он передал ее секретарю список подарков, и тот сразу ушел во внутренние покои с докладом. Сказав на словах о деле, он передал ей список. Госпожа Лань развернула и прочла: «Племянник — господин Фын низко кланяется любезной тетушке». Список удивил госпожу Лань обилием ценных и дорогих вещей. Она велела отпереть парадную залу и просить туда посланца господина Фына. Когда все прошли в залу, пригласили слугу Юэшэна войти. Увидев перед собой женщину почтенных лет, слуга догадался, что она и есть госпожа Лань. Поклонился ей и сказал:

— Госпожа Лань! Ничтожный слуга по имени Фынлу бьет челом.

— Из каких мест прибыли твой господин и ты?

— Ваш ничтожный слуга и его господин прибыли из Янчжоу с намерением поздравить почтенную госпожу с днем рождения.

— Много лет назад я покинула родовое гнездо и не помню, к какой ветви рода принадлежит твой господин?

— В нежном младенчестве кормилица звала его именем Силан.

— Так это мой племянник! Где же он?

— Сей миг, он за воротами, прибыл к вам вместе со мной.

— Так попросите господина Силана войти, — обратилась она к секретарю. — Идите, да быстрее.

Скоро секретарь вернулся со студентом. Он ввел его в залу через большие парадные двери. Госпожа Лань с первого взгляда признала в студенте большого повесу: «Хорош, словно нефрит! И похоже, большой любитель «прогулок при луне», да и душу готов утопить в вине».

— Вот как оказалось: вы — мой племянник, — сказала она ему. — Извините, что затруднила вас дальней дорогой.

— Это матушка-покойница, пребывающая на небесах, направила мои стопы к вам с поклоном. Eе духовным велением прибыл. Не посчитал за даль длинный и тяжелый путь. Простите мне мой промах, что не мог ранним утром прибыть с поздравлениями! — И, сказав так, он грохнулся перед ней оземь.

— Поднимитесь! — сказала ему госпожа Лань. — Вы выказали столь глубокое уважение к обряду и проявили такое предельное почтение к старшим, что по одному этому уже можно заключить, что вы за человек!

Студент поднялся с колен. Госпожа Лань послала служанку Гуйпин за дочерьми, чтобы те представились племяннику. Скоро девушки мелкими шажками прошествовали в залу: бряцают подвески, вьются широкие пояса, мелькают из-под юбок прелестные ножки. Студент онемел от восторга. Поистине перед ним были небожительницы, сошедшие с небес! Разум его помутился, душа всколыхнулась, и он уже был едва ли властен над собой. Соблюдая чин, девушки встали справа и слева от матери. Каждая отвесила студенту церемонный поклон. Студент ответил им таким же глубоким поклоном. Только тут он вполне разглядел, что лица их схожи с нефритом, а глаза — точно осенние волны, талии тонки, как гибкие ветви ивы, а ножки — едва ли более цуня.

Между тем Гуйпин принесла чай. Матушка и девушки взяли чашки и принялись неторопливо пить чай. Вот где, читатель, позволю себе заметить:

ибо разве кто знал, что именно в этом доме студент встретит свою любовь, судьбу свою?

После чаю Гуйпин подала вино. Гость и хозяева стали медленно вкушать душистый и густой нектар. Студент искоса бросил взгляд на дочерей госпожи Лань. «Сколь хороши! И что за счастье было бы узнать их любовь! Старшая, похоже, испытывает ко мне интерес, а младшие еще юны и неопытны, не ведают «ни об облаках, ни о теплом дожде». Но какой редкостной красотой сияют все три мои сестры — они точно цветы из небесного сада!» — так думал он, не догадываясь, что сердце его уже возжелало этой любви.

Тем временем Чжэньнян украдкой разглядывала новоявленного братца: «Этот братец красотой подобен ценному нефриту! По виду — большой любитель любовных услад. А как держится! Словно наделен всеми конфуцианскими добродетелями!» — И, сказав себе так, она еще подумала, что земля, в коей рожден этот нефрит, должна быть цветущей и благодатной. А по тому, как цедит вино и смакует его, этот молодой человек в любви, похоже, не промах!

Юные сестры тоже с интересом взирали на студента. Младшая Яонян размышляла о том, что хорошо бы выйти замуж за старшего брата, такого ладного и красивого, ибо красота редка в подлунном мире. И пока каждая из сестер была занята своими мыслями, госпожа Лань приказала дочери:

— Чжэньнян! Поднеси брату бокал вина!

Сияя от удовольствия, та с готовностью исполнила повеление матушки. И вот уже ее ручки, что были схожи разве что с побегами молодого бамбука, протягивают его бокал. Она поклонилась и с чинным видом передала ему вино. Так же поступили Юйнян и Яонян, досадуя про себя, что не она одна удостоилась подобной чести. Студент поднялся, чинно принял от каждой бокал и тотчас осушил до дна. Он собрался было ответить им таким же жестом, но госпожа Лань остановила его:

— Не делайте этого! Дочери не имеют особой склонности к винопитию.

— Простите мне мой промах! — извинился студент. — В моем лице вы имеете человека, готового вам услужить. Утомился в пути и потому не смог сопроводить свой визит с большим толком.

— А кто ведет у вас домашние дела? — поинтересовалась госпожа Лань. — И кто ваша уважаемая супруга? Как справляется с обязанностями? Какого она роду и как зовут ее?

— Не смогу удовлетворить госпожу ответом, — молвил студент, — ибо не женат. Ваш племянник живет один, точно евнух. Имею немного золота — тысяч десять осталось от родителей, и пока запас не иссяк. К несчастью, родители не так давно оставили белый свет, и лишь прошлым летом я снял траурное платье.

Стоящая рядом Юйнян подумала: «Братец одинок, живет без родительской опеки и, по всему видно, стал ходоком по питейным и прочим заведениям. А сейчас старшую сестру он просто ест глазами».

Но вот уже солнце начало клониться к западу, и серебряные звезды повисли на небосклоне. Студент поднялся, намереваясь откланяться. Но госпожа Лань предложила студенту остаться у них и отвела ему библиотеку, куда тотчас приказала отнести спальные принадлежности. Девушки удалились в женскую половину дома, а студент, допив вино, пошел в библиотеку. Он долго лежал без сна, предаваясь размышлениям, что дочери тетки, точно небожительницы. И на редкость хороши.

Тем временем в усадьбу прибыли соседские девушки — Пань Жолань и Бянь Юйин из харчевни. Они присоединились к дочерям госпожи Лань и принялись болтать. Скоро Пань Жолань ушла домой, а Бянь Юйин решила остаться ночевать. Все разошлись по спальням: госпожа Лань удалилась к себе, Юйнян и Яонян, которые спали в одной комнате, забрались в одну постель и завели разговор о брате. Точно такой же разговор произошел между Чжэньнян и Юйин, которые вообще любили говорить о сердечных делах. Они давно были дружны и давно поверяли друг другу все тайны и секреты.

— Сестрица! — спросила Юйин Чжэньнян. — За то время, пока мы не виделись, встретила ли ты человека себе по сердцу?

— Расскажу тебе о недавнем любовном приключении, а ты догадайся, кто он.

— У вас на подворье бывает несчетное множество гостей. Где уж мне догадаться!

— Что правда, то правда, есть резон в твоих словах. Позавчера к нам на подворье пришли двое: хозяин и слуга. Один из них, тот, что был хозяином, собой хорош и по виду элегантен, точно конфуцианский книжник. Нечасто такие встречаются в Поднебесной, может, один на тысячу. Я с ним спозналась, а после я передала его старшей наложнице Цяонян, чтобы и та вкусила любви. Внешность его я не буду описывать, но вот то, что у него было наидрагоценнейшее, не сравнится ни с чем подобным во всей Поднебесной! Ибо точно знаю, что мало кто обладает подобным орудием любви. Может, он вообще один на всем белом свете! — И, дойдя до этого места, она вдруг остановилась и замолкла.

Чжэньнян сгорала от нетерпения услышать продолжение.

— Так кто же он? — спросила она.

— Сестрица! Соверши предо мною поклон, тогда скажу.

— А просто так не скажешь?

— Ну, не хочешь кланяться, тогда не скажу. — И с этими словами они пошли спать.

Здесь надобно заметить, что Чжэньнян, оказавшись в положении брошенной супруги, горько переживала безрадостную участь одинокой женщины. И сейчас, размышляя о жизни, она пришла к мысли, что нужно иногда рассеиваться, и потому сказала Юйин:

— Сестрица! Доскажи мне свою историю. А если будет в ней речь о самом интересном, то я поклонюсь тебе и не один раз.

И Юйин продолжила свой рассказ:

— Согласна, ибо не боюсь наскучить тебе. Так вот, в ту ночь, когда появился этот гость у нас, я увела его к себе в спальню. Мы разделись и забрались в кровать. Я запустила руку под одеяло и нашла у него меж чресел такое орудие, что ахнула от удивления и едва не подпрыгнула, ибо оное было не только прямостоящим, но еще и непомерных размеров и пылало как добрый факел на ветру. А когда он поместил его в меня, то заполнил утробу до предела Я испытывала такое удовольствие, что размякла. Казалось, даже кости мои стали как воск. Ну как? Интересно я расписываю своего постояльца?

— Самое удивительное, что действительно интересно. Я вся дрожу, точно охвачена недугом.

— Скажу больше: я просто уверена, что другого такого удилища в мире нет. И едва оное оказалось во мне, все во мне запылало, точно внизу живота у меня была жаровня. И чем дольше он пребывал во мне, тем больше удовольствия я испытывала. Он был неутомим, и так мы скрещивались телами не раз и не два, а может, сто раз, а он все тыкал в меня и тыкал, то кидал вверх, то подминал под себя, то грыз, а то будто откусывал.

— Бывает же такое! А что еще замечательного было в твоем госте?

— А то, что, лежа на мне, этот красавец на мне не дрыгался. А между тем его орудие мужской силы было будто живое. Когда он двигался во мне, он как будто высекал из меня искры, а стоило ему замереть, на меня точно накатывалась волна неги. А как он меня буравил! Точно железным прутом. Так мы забавлялись любовью две ночи кряду. И до того он заиграл меня, что мне казалось, что я вот-вот уйду к Желтым истокам. Старшая наложница тоже слюбилась с ним разок. Он ее так отделал, что она после сладких утех походила на солдата, израненного в тяжком бою. Едва ли не дошла до помрачения рассудка.

— Ты утверждаешь, что в мире есть подобные орудия мужской силы? Сознайся честно, что все это ты сочинила?

Рассказ маленькой наложницы подействовал на Чжэньнян, как масло на огонь. Она возгорелась страстным желанием любви. Лоно ее наполнилось и засочилось влагой естества. Ей захотелось узнать имя того человека, с которым Юйин провела ночь. Но та не называла его. В свой черед воспоминание о прошедшей ночи возбудило Юйин, и она была готова сей же миг бежать к студенту в библиотеку.

— Боги небесные! — сказала Чжэньнян. — Поистине тебе посчастливилось вкусить редкостный аромат, а моя доля — печаль да страдания одиночества. И никакой любви, и никаких чувств! Как возбудила ты меня своим рассказом, просто душу перевернула! И до чего же шебутная ты!

— Давай потешим себя, — предложила Юйин. И, сказав так, она поднялась с постели и, подойдя к Чжэньнян, взгромоздилась на нее.

Чжэньнян раскинулась на кровати, широко раздвинула ноги и сказала ей, не таясь:

— Иди на меня, а я — на тебя.

Обе взыграли чувствами и принялись гладить и щипать друг друга. Они кряхтели, стонали, визжали, целовались и в конце концов завозились так, что постель была сбита и перевернута. Нескоро утомились, но в конце концов заснули в обнимку.

А тем временем младшие сестры завели разговор о студенте.

— Яо, ты слышала, как старший братец говорил, что он живет точно евнух! А что, если, прихватив золото, бежать с ним? Похоже, он неплохой любовник. Наверное, и певички-блудницы за ним бегают.

— По-твоему, Юй, братец — человек, вовсе лишенный достоинств? Точно гуй — голодный дух бродячий? Заметила, как он зыркал глазищами по сторонам? То на старшую сестрицу, то на Пань Жолань. Да и на нас с тобой тоже смотрел с любопытством. А для гостя это вовсе непристойно.

— Мы с тобой теремные затворницы, нам неведомы эти мужские спальные дела. Поживет у нас день-другой и воротится домой.

Юйнян не ответила сестре. Скоро обе заснули. Но в эту ночь сердца четырех девиц бились в унисон и хотели одного — любви.

Прошла беспокойная ночь, и засияло утро. Первой поднялась госпожа Лань и тотчас занялась домашними делами. Она велела секретарю открыть средние ворота, ведущие на жилую половину. Около того же времени встал студент. Завершив туалет, он пошел на жилую половину дома справиться о здоровье тети и спросить, как прошла ночь. Бянь Юйин и Чжэньнян тоже поднялись и уже крутились у туалетного столика, подрисовывая брови и накладывая румяна на щечки. Высоко взбив волосы, насурьмив брови и изрядно выбелив лица, девушки оделись в самые цветастые и нарядные платья и всем скопом вышли в залу. Все, кроме Чжэньнян, были веселы и оживлены. Только Чжэньнян была безрадостна — грустила, что не знает супружеских радостей. Муж покинул ее уже с полгода и ничуть не был обеспокоен ее одиночеством. И все печали, что накопились в ее сердце, некому было рассеять.

Читатель! То, о чем она думала, я перескажу здесь мерной прозой: «Завидую я названой сестре, ее любовным сладостным утехам. Хотела бы быть там, где три весны цвели одновременно. Там, где пышно расцветала ива и раскрывал цветок бутон навстречу солнцу. Те трое, точно ласточки, щебетали над одним гнездом, смыкая круг объятий. Я, одинокая кукушка, всегда одна. Увянет скоро красота лица, когда печаль с тоскою сводит брови. Как долги ночи и как скучно быть одной под одеялом. Хотела бы я заменить сестру и роль исполнить ту же — возлечь на ложе с красавцем-братом. Ведь талант и красота способны вместе вознестись высоко. Рассказ сестры лишь умножил мои страдания. Но то, что братец прибыл к нам издалека, — не знак ли связей судеб наших? Хотела бы я провести с ним ночь и даже светлый день готова с ним делить. Тогда сумею я избыть тоску. Ведь чувства горькие не так легко рассеять». Потом она взяла кисть, лист бумаги и завершила свои размышления стихами:

Она спрятала письмо в рукав и вышла в залу, где вся семья уже ждала ее к завтраку. Младшие сестры внесли чай. Потом поговорили о том о сем, а когда завтрак кончился, Чжэньнян пошла проводить Юйин. И тут листок со стихами выпал из рукава. Студент, которому случилось идти следом, подобрал его. Прочел и узнал, что таит Чжэньнян на сердце. Вот где к месту вспомнить одно речение:

Между тем Юйин села в паланкин и, бросив на студента выразительный взгляд, отбыла.