"Русалки — оборотни" - читать интересную книгу автора (Клименкова Антонина)

Глава 17

Только далеко за полночь, когда разъехались по домам припозднившиеся гости, а господа удалились отдыхать, Игорь Сидорович смог вздохнуть свободно и заняться личными делами. Захватив с кухни едва початую бутылку доброй мадеры, он отправился на конюшню. Помощника конюха, громко храпевшего тут же в углу на охапке сена, управляющий будить не стал, бедняга тоже нынче умаялся. Антипов сам оседлал своего конька, вывел под уздцы со двора, под купол звездного неба.

Ночь стояла ясная, почти сказочная, трава звенела сверчками, в зарослях подмигивали, мерцали светлячки. Конь быстро нашел знакомую тропку, уверенно потрусил вперед.

Когда обогнули спящее село, направились по краю поля, через перелесок, Антипов заметил увязавшуюся следом собаку. Пес бежал сзади, соблюдая почтительное расстояние. Но поняв, что его заметили, приветственно замахал хвостом и, припустив, поравнялся с всадником.

Антипов присвистнул — такой собаки он раньше не видал ни при усадьбе, ни на селе. Пес оказался здоровым, размером с матерого волка, с пушистой шубой светло-песочного цвета. Может, и волкодав, предположил Игорь Сидорович, который, впрочем, в породах особо не разбирался.

Собака будто по собственному усмотрению решила сопровождать всадника, не отставая, трусила рядом, ни разу больше не оглянувшись на человека.

Впереди блеснула река. Не нуждаясь в указаниях, конь свернул с тропы и пошел вдоль берега. Из-за деревьев показались дома, крыши сараев, заборы. А через луг от деревни навстречу ему шла она…

Антипов улыбнулся — он не чувствовал себя таким влюбленным, как нынче, пожалуй, даже в годы юности. Да что тут думать — впервые в жизни он готов спешить на свидание в любой час дня и ночи, мается, мечтает сбежать со службы, будто школяр с уроков, чтоб разделить с ней краткие мгновения счастья. А она — она не сетует на долгие часы ожидания. Утомившись нетерпением, вышла встречать, зная, что он непременно будет.

Антипов подстегнул коня, подлетел вихрем, закружился вокруг залившейся смехом подруги, спрыгнул в высокую некошеную траву, заключил желанную в объятия.

— Ах, Игорь Сидорович! Что вы делаете? Полно, поставьте меня на землю! — засмеялась Полина Кондратьевна, меж тем сама обвив руками шею. — Право, вы как мальчик!..

— Ничего не могу с собой поделать! — ответил тот, не отпуская. — Уж извините, соскучился! Думал, вовсе вырваться не удастся…

— Ох, а что это с вами за зверь ужасный? — спросила она, обернувшись и с полупритворным испугом указав на пса.

Тот уселся у ног лошади и внимательно разглядывал пару.

— Ах этот. — Игорь Сидорович выпустил подругу и тоже повернулся к состроившему кислую мину зверю. — Вот, увязался за мной, точно хвост. Думаю, его кто-нибудь из гостей оставил, привез зачем-то с собой и забыл. Ничего, завтра разыщу растяпу… Эй, псина! — окликнул Антипов пса, тотчас навострившего треугольные меховые уши. — Как тебя — Полкан, Тузик? Ну-ка, стоять! — Пес послушно поднял пушистый зад из травы, помотал хвостом. — Ишь ты, видать, ученый. А теперь сядь! — Пес сел. — А будь любезен, голос?

Пес наклонил голову набок и, не раскрывая пасти, издал вопросительно-невнятное «мм».

— Вот видите, Полина Кондратьевна, совершенно безобидный зверек.

Идти до дома Яминой было далеко, да и не хотелось. Она с улыбкой потянула его за руку к стоявшему на отшибе сараю. Хозяева очень кстати забыли его запереть. Правда, прятать там было особенно нечего — разве что свежее душистое сено, разваленное досушиваться на чердаке под крышей.

Привязав лошадь внизу, забрались наверх по приставной лесенке. Разворошили шуршащую «перину», зашептались, захихикали.

Пес улегся прямо на пороге. Положил голову на лапы, не спуская глаз с щербатых досок настила.

— Так, говоришь, у вас был сегодня бал? — приглушенно донеслось сверху.

— Званый ужин с театральным представлением.

— Даже так?

— Угу-с. Все итальянец затеял. Господа, как обычно, остались в полнейшем восторге.

— Любопытный он у вас тип.

— Да-с, занятный, — согласился Антипов. — Ну что такое?

— Милый, я не могу. Он на нас смотрит.

— Кто?!

— Да Тузик твой!

Послышалось усиленное шебуршание. В полумгле над лестницей показалась растрепанная голова.

— Эй, собака! — громким шепотом позвал Игорь Сидорович. — Ты чего тут разлегся? Иди-ка погуляй! — и в пса полетел сапог. — Давай-давай! Иди отсюда.

Пес проследил взглядом за полетом обуви, рухнувшей на пыльный земляной пол в аршине от него. Неспешно поднялся на мускулистые лапы, подошел, понюхал и, презрительно развернувшись, задрал заднюю конечность. После шаркнул лапами в сторону расплывшейся лужицы — и вышел из сарая, гордо подняв голову.

Полина Кондратьевна прыснула в ладошку и увлекла хмурого друга в глубь сеновала.

Через некоторое время, глотнув терпкого вина из горлышка уж вполовину опустевшей бутылки, задумчиво разглядывая перекрестья балок, Антипов спросил подругу, теребившую в пальцах головку клевера, найденную среди сухой травы и ничуть не увядшую:

— Тебе когда-нибудь было так хорошо?

— Никогда.

— Даже в молодости?

— Моя молодость началась только сейчас, с тобой. А те годы я с радостью вычеркнула из памяти. Ах, кабы можно было повернуть время вспять. Если б можно было навсегда остаться такой, как нынче…

— Это невозможно.

— Я знаю… Но скажи, ты будешь любить меня также горячо, когда я превращусь в старушку?

— Конечно же нет!

— Что?!

— Все силы молодецкие я растрачу здесь и сейчас — и помру во цвете лет! А ты будешь меня оплакивать, пойдешь в монастырь?

— Вот еще! Найду себе другого — помоложе да покрасивей. Вон как ваш итальянец. Он, говорят, у вас вампир — знать, бессмертный, как Кощей, вдовой не оставит.

— Что за глупости? Что ты имеешь в виду?

Между тем на другом конце деревни тоже не спали.

Сомневаясь в Глашиной догадке, Серафим Степанович все ж решил, что береженого бог бережет, и на всякий случай назначил Глафире нынче ночевать у Яминой. А Феликс отправился караулить ее избушку — чем черт не шутит, вдруг упырь опять нагрянет в гости да станет искать приглянувшуюся девицу.

Едва он успел дважды обойти с дозором вокруг двора, глядит — а на крылечке в темноте уж чья-то фигура маячит.

— Что вы здесь делаете, Глафира? Вам же сказано оставаться у госпожи Яминой.

— Ой, напугали, Феликс Тимофеевич! А вы где, что-то я вас не вижу? — И любопытная девица перегнулась через перила крыльца, вглядываясь во мрак меж кустами крыжовника.

С другой стороны, от тени забора отделился темный силуэт:

— Глафира, вы же взрослый человек, должны понимать, что если действительно встретили вампира, то находиться вам здесь очень и очень опасно.

— Ой, да знаю! — легкомысленно отмахнулась девица, — Серафим Степанович мне уж все подробненько разъяснил. Только я уж лучше тут посижу тихонечко, мне тут спокойней будет. Серафим Степанович говорит — спать ложитесь, а как уснешь, когда вы тут, может, один на один с таким чудовищем? — продолжала она, усаживаясь на верхнюю ступеньку крылечка. — Тут уж чего только перед глазами не примерещится, каких только ужасов не представится. Я уж пять чашек чаю выпила, да все без толку, все беспокойно на душе. И словом перемолвиться не с кем — Полина Кондратьевна давно ушла спать, а Серафим Степанович в книги уткнулся да дремлет над ними. А здесь, если что, я и помощь кликнуть успею. И упырю в обиду вы ж меня не дадите.

— Думаю, до этого дело не дойдет, — усмехнулся Феликс.

Вообще-то ему и в голову не пришло бы вступить в единоборство с упырем. Самое большее, присмотреться к «загробному» гостю, проследить за ним — и то если свидетельство девушки окажется правдивым.

— Признайтесь честно, вам просто стало скучно? — сказал он, подойдя к крыльцу сбоку и, взявшись за точеные балясины, взглянул на девушку снизу вверх.

— А коли и так? Что ж теперь, прогоните от родимого дома?

— В таком случае — если, конечно, поверю в существование вампиров, — быть вам запертой в родимом подполе. Для сохранности.

— Ну это мы еще посмотрим! — заявила бесстрашная девица. — Ах! — воскликнула она вдруг, устремив взгляд в темноту. — Там кто-то есть! Я слышала шорох… Нет, не надо! Не ходите туда, Феликс! Это может быть он…

За стеной кустарника его встретила большая собака. Пес приветливо замотал хвостом, подошел, обнюхал руку, ткнувшись влажным носом в ладонь. Феликс потрепал лохматый загривок, мягкая шелковистая шерсть отливала в полутьме золотистой парчой. Хвост замотался еще пуще.

— Вот он, ваш кровожадный призрак, — представил Феликс последовавшего за ним зверя.

Тот уселся перед крыльцом спелым снопиком соломы, внимательно поглядывая то на одного, то на другую.

— Не знаю, чей такой, — сказала Глаша, опасливо подобрав ноги и прикрыв носки башмачков подолом сарафана, — Первый раз вижу. Надо будет у Аришки спросить, она каждую собаку в округе в морду знает.

Пес оглянулся на Феликса, фыркнул, потер нос лапой и, поднявшись, потрусил прочь, по своим собачьим делам.

Примерно через час, донельзя утомленный пустыми разговорами, Феликс решил еще раз пройтись вокруг. Глафиру покинул в одиночестве, уверенный, что при малейшем намеке на опасность она поднимет такой крик, от которого сбежится вся деревня, а сам упырь, чего доброго, еще раз околеет.

По небосводу разлилась прозрачная бирюза, звезды потускнели. Освежающий ветерок с реки, влажная прохлада навевали не летние мысли о чем-нибудь теплом или даже горячем…

Идя вдоль берега, Феликс с досадой отпихнул попавшийся под ноги камушек. Все это время, проведенное здесь, его не оставляло странное чувство, что кто-то водит его за нос, пытается заморочить, точно мальчишку на посылках, заставляет гоняться за пустыми химерами. Сейчас он был готов поспорить, что гадание свое Глафира просто выдумала, не видела она никакого вампира, а на иностранца указала без причины. Но как же тогда красноглазое чудовище? Тоже плод фантазии? Кто-то из жителей развлекается? Пугает соседей, чтоб отвести след от русалок? Какой-то заговор получается…

Глафира на крылечке спала — обхватив колени руками, уронив голову на скрещенные локти. Мирно посапывала. Длинная косалежала на ступеньке, завернувшись кольцом.

Даже не проснулась, когда Феликс взял ее на руки, чтоб внести в дом. Только положила голову ему на плечо и почмокала губами.

Оставив девушку в сладких объятиях Морфея, Феликс вышел и запер дверь снаружи.

Столь бесполезно проведенную ночь он хотел потратить на блуждающие огоньки. Нужно было наконец выяснить природу этого загадочного явления, попробовать подобраться к ним как можно ближе.

Феликс вновь вышел к реке, с кручи оглядел горизонт, поискал их глазами, вглядываясь в темную линию берега поверх стелющейся над водой белесой дымки тумана. Огоньков уже нигде не было. Конечно, как им и положено, заслышав первых петухов, поспешили убраться в свое болото, растворились, исчезли…

— Ухты! — восхитилась Ариша и в порыве любопытства склонилась так низко, точно собиралась нырнуть в яму. — Так вот ты какой, клад!

— Ага, сокровища, — гордо кивнули Прошка с Тишкой. — Всю ночь откапывали.

— Клад, да не тот, — хмуро ответил Винченце.

Он спрыгнул в яму и легко вытащил наверх сундук, казавшийся юным кладоискателям вовсе неподъемным. Вылез обратно, отряхнулся.

— Как это не тот? — опешил Прохор, а Тихон от удивления вытаращил глаза.

Винченце не ответил. Вытащил нож, поддел лезвием крышку. Замок не поддался, а вот петли вырвались из прогнившего дерева. Сундук открылся — правда, задом наперед.

Пахнуло тлением, сыростью, но ребята все равно поспешили сунуть внутрь носы.

— А-а!! Челвяк! — завопила Ариша, отскочив назад и тыча пальцем в чернеющее нутро ящика.

— Оглушила, — хмыкнул Прошка. — Скажи спасибо, что не «мелтвяк» какой-нибудь.

Винченце меж тем быстро осмотрел содержимое клада. Пара собольих полушубков, превратившихся в труху, три такие же шапки, женское платье, богато расшитое бисером и жемчугами, прогрызенное насекомыми, два кожаных мешочка с потемневшими от времени золотыми украшениями и поставок с серебряными монетами. Ребята взирали на добытые сокровища раскрыв рты, боясь даже прикоснуться.

Пустое дно сундука подверглось тщательному осмотру, его даже простучали, проверяя, не скрывается ли под двойной доской тайник.

— Как договаривались, все ценное поделите между собой, — сказал Винченце, запихнув вещи назад. — Но поиски вы должны продолжать. Найдите мне мой ларец, и тогда получите гораздо больше, чем это старье.

— А чего с сундуком делать? — спросил Прошка, сглотнув.

— Предлагаю пока спрятать в надежном месте, а там сами решите, — пожал плечами Винченце.

Подумав, все пришли к выводу, что самым укромным местом в деревне является старая часовня. Туда и так никто не заходит, а уж в подвал лезть подавно никому в голову не придет. Сундук взгромоздили на лошадь итальянца, приторочив к седлу, рядом для равновесия взобралась Ариша. Так и отправились: впереди Винченце вел под уздцы коня, Ариша, сидя на крупе, приглядывала за качающейся поклажей, Прошка с Тишкой, взвалив лопаты на плечо, точно часовые ружья, шагали следом.

Начинало светать, следовало поторопиться.

— Синьол Викентий, а плавда, что вы вампил? — спросила Ариша, отпинываясь босыми ногами от проплывающих мимо высоких соцветий иван-чая.

— Кто я? — переспросил Винченце.

— Ну вампил, упыль. Говолят, вы по ночам плиходите к нам в делевню кловь сосать.

— А-а, — усмехнулся итальянец. — Ну да, правда. Особенно я люблю кусать маленьких детишек, которые капризничают и не слушаются старших. Разве не похоже?

— Не-а, — подумав, ответила малышка. — Не похоз. У того вампила глазищи огнем голят, зубы зелезные, зуткие. А вы не стлашный совсем.

— А ты сама-то его видела?

— Я — нет. Но говолят, вчела плиходил. Колову покусал. И еще дядьку одного, только его не залко.

Между прочим, любопытные сведения. Но Винченце слушал девочку вполуха — еще у реки, издали что-то приметил и по пути часто оглядывался в ту сторону. Когда окольными тропками наконец добрались до часовенки, велел ребятам поспешить. Помог спустить сундук к дыре полстеной, ведущей прямиком в подвал, но больше задерживаться не стал. Сказал только, чтоб отвели лошадь к колодцу, что за околицей стоит.

После полудня, как обычно, к центральному колодцу пришли три старушки, на лавочке посидеть, посудачить.

— О-хо-хонюшки! — зевнула одна из старушек.

Следом принялась зевать другая. Третья же, с трудом подавив зевок, ехидно осведомилась:

— Опять бессонница замучила?

— Да где ж тут уснешь, — посетовала первая, вновь принимаясь за штопку, — коли народ вовсе чумным сделался. Всю ночь ходют и бродют. Туды-сюды, туды-сюды…

— Ой, не говори! — вздохнула вторая, починяя внучкину рубашонку. — А то им все дня мало. Никакой помощи по хозяйству — только дрыхнут целыми днями. А только стемнеет — шмыг со двора, и до зари!

— Какая тут помощь! — махнула рукой другая. — Убытки одни! Прошка мой все свечки из подпола по одной растащил. Да вечно по уши в грязи, точно по болотам шастал. А спрашиваешь — где ты, мил-человек, одежу всю по лоскутику рвешь? Так отвечает — я, ба, сказывать права не имею, я клятву страшную дал.

— Придумали ведь забаву! Соберутся всей гурьбой и бродят в потемках с лопатами. Вон, весь берег ямами изрыли, кроты.

— Да мне-то что, мне не жалко. Пускай себе играются. Только не спокойно все ж, чудища какие-то вот объявились…

— Не боись, будто не знаем мы этих чудищ! — хихикнула другая. — Его поймают скоро, изверга. Недолго ему гулять, людей пугать. Слыхали, может? Глашенька вчера ловить того чудо-юду собралась, решила силушкой богатырской помериться с супостатом. А монашек-то ее взял да запер. А отпереть забыл — так и пришлось ей по утречку из окошка на волю выбираться.

— Не забыл, — поправила соседку первая. — Чудище его ночью самого поймало, да в колодец засунуло.

— Батюшки светы! Утонул?

— Живехонек. Колодец же высох давно.

— Это который у околицы, что ль?

— Он самый.

— Гляньте, девоньки, легок на помине, сокол ясный.

— И старый сыч с ним, проветриться вышел.

— Ох ты, бедняга! Фонарь-то какой под глазом, аж синий…

Этого никто не видел. Деревня еще крепко спала. Над горизонтом едва засветлел полоской нежный, золотистый румянец зари.

Вампир возник перед ним вдруг, будто ниоткуда, словно проявившись из серебристых теней.

— Ну здравствуй! — сказал он приветливо.

Но с ласковым голосом не вязался холодный взгляд прищуренных глаз.

От неожиданности Феликс отпрянул, отступил на узкой тропинке на шаг назад. Но Винченце приблизился на два, остановился на расстоянии вытянутой руки:

— Кто вы такой? Опять дозорный на мою голову? Сколько же вас здесь?

— А вы? — в ответ спросил Феликс, выдержав колючий взгляд. — Иностранец или все-таки упырь?

Винченце усмехнулся:

— О, да вы шутить изволите, синьор? Жаль, пора мне, спешу, не то б поболтали…

И молниеносным, почти неуловимым для глаза рубящим движением выбросил вперед руку, намереваясь попасть в ключицу. Но Феликс успел отшатнуться, отведя удар локтем.

— Даже так? — удивился маркиз. — Отлично!

И удары посыпались градом — руками, ногами, справа, слева, — Феликс едва успевал уворачиваться, защищаться и то вскоре почувствовал себя тараканом, угодившим меж шестеренок часового механизма. Оступившись, упал, ломая высокие перья папоротника.

— Реакция хорошая, — отметил Винченце, кажется, ничуть не утомившись и даже не сбив дыхание. — Но школа ужасная, скажу больше, никакая.

Он выхватил противника из зарослей и почти за шиворот вытолкал за деревья, из перелеска на луг.

— Эй, ну что ты, как барышня! — воскликнул Винченце, поманив к себе, приглашая к нападению. — Вас в дозоре совсем ничему не учат, что ли? Как же вы границы свои охраняете?

— В каком дозоре? — выдохнул Феликс, рванувшись вперед, чтоб наградить наконец наглого упыря ответным ударом — которого тот, впрочем, легко избежал.

— Э-э, синьор, вы, гляжу, совсем и не в курсе дела, — произнес Винченце.

Шаг назад, пропустил мимо, будто танцуя, поймал втесные объятия. Обхватив шею, крепко зажав локтем, развернул к себе спиной. Не обращая внимания на попытки вырваться, рванул ворот, так что пуговицы брызнули в траву. Никакого клейма на груди противника не оказалось.

— Что ж я, ошибся? — пробормотал Винченце, чуть ослабив хватку. — Прошу прощения, синьор, видимо, я обознался. Ладно, живи пока, а там посмотрим…

Феликс ощутил короткий тычок. Будто горячие искры пробежали по телу, ноги подогнулись, в глазах разлилась темнота. Больше он ничего не помнил.

Очнулся на дне колодца. Из далекого квадрата наверху лился яркий утренний свет. Над головой на ржавой цепи висело ведро с пробитым дном, покачивалось.

Он не стал звать на помощь. Рискуя сорваться, оборвать ненадежную цепь, крошащуюся в руках рыжим песком, Феликс полез вверх, карабкаясь по закаменевшему, черному от древнего ила срубу. Хоть в голове гудел целый полковой оркестр.