"Решения принимались на земле" - читать интересную книгу автора (Гречко Степан Наумович)

Кавказский заслон

В Краснодаре у С. М. Буденного. — Формирование 5-й воздушной армии. Помощь защитникам Севастополя. — Кавказский заслон

Вторая половина мая 1942 года. Наш штаб только что перебазировался в станицу Крымская. Мне приказано срочно вылететь в Краснодар, чтобы доложить генерал-майору авиации С. К. Горюнову о составе и размещении авиационных частей, выведенных с Керченского полуострова на Таманский.

— Не исключено, что вам вместе с генералом Горюновым придется встретиться с командующим войсками Северо-Кавказского направления Маршалом Советского Союза Буденным, — добавил Е. М. Николаенко.

Все это было настолько неожиданно, что сразу подумалось: "А почему не летит в Краснодар сам командующий ВВС фронта? Кто такой генерал Горюнов? Почему командование даже на встречу с маршалом Буденным посылает меня, капитана, начальника оперативного отдела?"

Осторожно попытался выяснить причину такого ненормального, на мой взгляд, положения, так как еще не знал о полученной часа два назад телеграмме из Москвы об отстранении генерала Николаенко от занимаемой должности. На мой вопрос, почему командующий не летит в Краснодар на встречу с маршалом Буденным сам, Николаенко ответил не сразу. С минуту тер пальцами сильно поседевшие за последние дни виски, потом как бы нехотя выдавил:

— Меня, военкома Иванова и комбрига Савельева отзывают в Москву. Обвиняют в том, что не сумели организовать отпор вражеской авиации на Керченском полуострове.

— А кто же будет командовать авиацией? — вырвалось у меня.

— Вероятно, генерал. Горюнов, раз интересуется данными, — буркнул Николаенко и, попрощавшись, вышел на свежий воздух.

Ночь за подготовкой материалов к докладу, казалось, пролетела мгновенно. Не удалось вздремнуть и в самолете. Не давали покоя мысли о последних событиях. Из задумчивого состояния меня вывел голос штурмана: "Под нами Краснодар". Самолет шел на посадку.

В огромном здании, где размещался штаб Северо-Кавказского направления, разыскивать генерала Горюнова пришлось совсем недолго. Мне указали комнату, в которую он только что вошел. И вот я перед новым начальством. Представился. Здороваясь, Сергей Кондратьевич посмотрел на часы:

— Я вас заждался, капитан. Ровно в десять нужно быть у маршала Буденного. А сейчас коротко доложите мне все по порядку. Знаете, что докладывать?

— Да. Генерал Николаенко дал необходимые указания.

В ходе доклада Сергей Кондратьевич задавал много вопросов, подробно расспрашивал о командирах авиаполков Павле Коробкове, Александре Осипове, Павле Данкевиче, Ибрагиме Дзусове и других. Потом поинтересовался, живы ли генералы Белецкий и Нанейшвили.

— Живы и здоровы, — ответил я. — Только у Нанейшвили неприятность. Его парадный мундир со Звездой Героя остался в Марфовке, куда внезапно на рассвете ворвались гитлеровцы.

— Был бы сам живой, а мундир пошьет новый, — широко улыбнулся Горюнов. — Надо полагать, выдадут и дубликат Золотой Звезды. А как там группа Белецкого? Я доложил, что группа в последних боях действовала смело и решительно. Положил перед генералом справку-доклад, в котором сообщалось о боевых делах истребительной авиации на Крымском фронте.

Позвонили от С. М. Буденного. Мы поспешили на прием к маршалу.

Семен Михайлович тепло поздоровался с генералом Горюновым, пожал руку мне.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — пригласил он.

— Этот командир оттуда? — кивнув в мою сторону, спросил он у генерала.

— Начальник оперативного отдела штаба ВВС фронта. Беседа началась с разговора о последних событиях, о неудаче наших войск в Керченской операции. Маршал сказал, что он еще в апреле предупреждал командующего фронтом генерала Д. Т. Козлова о необходимости создать надежную оборону на рубеже Турецкого вала, но его указание осталось невыполненным. Командование фронта не сумело справиться с этой задачей в после того, как 10 мая Ставка приказала отвести войска на позиции Турецкого вала и организовать там оборону.

Настоящая трагедия, — негромко произнес Семей Михайлович, после чего, как бы между прочим, добавил:

— Знаете, я тоже еле унес ноги с Аджимушкая.

Видимо взволнованный этим воспоминанием (за время боев на Керченском полуострове он дважды побывал у нас на КП фронта), маршал встал из-за стола, успокаивая себя, несколько раз прошелся по комнате от стены к стене. Мрачно пошутил насчет кавалерийской дивизии генерала В. Н. Книги, от которой, по его словам, после боев на Керченском полуострове осталась одна обложка.

Успокоившись, Буденный опять сел за стол, с обычной для него твердостью сообщил, что вновь создаваемому Северо-Кавказскому фронту товарищ Сталин поставил задачу — обеспечить надежный заслон против врага по реке Дон и по восточному побережью Азовского моря. В выполнении этой задачи, как указал маршал, исключительно важная роль должна принадлежать авиации. Личный состав авиационных частей должен быть готов к трудным боям. Это надо хорошо объяснить каждому летчику, каждому командиру.

Горюнов, слушая маршала, с едва заметным нетерпением двигал широкими плечами, машинально приглаживал правой рукой гладко причесанные на пробор, не очень густые, каштанового цвета волосы, время от вромени поворачивал голову в мою сторону, словно приказывая: слушай, мол, и запоминай.

Высказав все, что считал необходимым, Буденный выразительно посмотрел на Горюнова, видимо ожидая от него заверения в том, что авиаторы приложат все силы для достижения поставленной цели. Однако Сергей Кондратьевич просто сказал, что видит свою главную задачу на ближайший период в объединении всей авиации, базирующейся на аэродромах Краснодарского края, в одну воздушную армию, после чего гораздо легче будет создать воздушный заслон врагу и выполнить приказ Верховного Главнокомандования.

Термин "воздушная армия" тогда только входил в употребление и, как я заметил, непривычно резанул слух Семена Михайловича.

— Воздушная армия! — негромко повторил он, разглаживая пышные усы. Новая реорганизация, новое объединение. А я, грешным делом, полагал, что авиация гораздо нужнее командующему общевойсковой армией, чтобы он сам мог распоряжаться ею. Своя авиация у общевойскового командарма — это сила.

Генерал Горюнов, будучи одним из инициаторов и активных сторонников объединения авиации в воздушные армии, без промедления ринулся в "бой", стал убедительно, со свойственной ему горячностью доказывать Семену Михайловичу преимущества мощных воздушных объединений. Эти доказательства сводились примерно к следующему. Авиация, рассредоточенная по общевойсковым армиям, не в состоянии самостоятельно решать важные задачи, одновременно наносить мощные удары по наземным войскам противника и прикрывать свои войска с воздуха. Особенно это относится к тем общевойсковым армиям, которые действуют на главных направлениях. Для прикрытия и поддержки наземных войск на главном направлении нужен мощный авиационный кулак. Таким именно мощным, а не расчлененным по частям кулаком и будет для войск фронта создаваемая воздушная армия. Собственно говоря, особой необходимости убеждать маршала С. М. Буденного в важности и целесообразности объединения авиации в воздушную армию, пожалуй, не было. На этот счет уже имелось соответствующее решение Верховного Главнокомандования. Тем не менее Сергей Кондратъевич Горюнов использовал все свое незаурядное красноречие для доказательства командующему, что объединенная в воздушную армию авиация представляет собой гораздо большую силу, нежели авиация, распыленная по общевойсковым армиям.

— Выходит, вы правы, — признал в конце концов Семен Михайлович. Хорошо, что мы с вами так откровенно поговорили на эту тему. Действуйте, Сергей Кондратьевич, побыстрее заканчивайте формирование воздушной армии. Медлить нам нельзя.

Новый командующий ВВС Северо-Кавказского фронта ^{2} генерал С. К. Горюнов решил не задерживаться долго в Краснодаре. Его как магнитом тянуло в станицу Крымскую, где планировалось формирование 5-й воздушной армии, в командование которой он должен был вступить в самые ближайшие дни. Вместе летим в станицу Крымскую. Некоторое время молча смотрим на широкие, удивительно красивые просторы краснодарского Предкавказья. Говорить вроде не о чем. Обо всем, что касается служебных забот и дел, переговорено на земле. Теперь — поскорее на место, в Крымскую, чтобы приступить к практической работе.

Однако молчание продолжается недолго. Первый нарушает его генерал. Обернувшись ко мне, спрашивает:

— Вы откуда родом, капитан?

— Из Запорожья.

— Южанин, значит, украинец?

— Да. Жил и учился в Одессе, потом в Москве. Службу до войны, после академии, начал на Кавказе. И воевать приходится тоже на юге.

— А семья у вас есть? Где она теперь?

— В Тбилиси. Жена и дочь.

— Моя семья тоже в Тбилиси. Трудно им. Во многих местах пришлось побывать, а в Тбилиси мои оказались впервые.

— Вы давно в авиации, товарищ генерал? — поинтересовался я.

— Давно, — махнул он рукой. — Одним словом, смолоду.

В нескольких словах Сергей Кондратьевич рассказал о том, как стал авиатором. Сначала хотел быть учителем. В восемнадцатом году в Казани окончил учительскую семинарию. Но учить ребятишек не пришлось. Началась гражданская война. В августе того же года ушел на фронт. Защищал родной город Казань от белочехов, рвавшихся в город частей восставшего против Советской власти чехословацкого корпуса. Тогда же впервые увидел воздушный бой, который вела пятерка присланных по распоряжению В. И. Ленина в помощь защитникам Казани советских самолетов с самолетами противника. С той поры его не покидала мечта научиться летать. Сбылась она только в 1922 году, когда окончил летную школу. Позже был летчиком-инструктором, командиром звена, эскадрильи. Во время войны с финнами командовал авиационной бригадой. В 1940 году получил звание генерала. С первого дня войны командовал ВВС 18-й армии Южного фронта, отступал с нею от границы до самого Ростова.

— Трудное, драматическое время… — тяжело вздохнул Горюнов.

Вспомнили некоторых общих знакомых, воевавших в Крыму. Оказалось, что Сергей Кондратьевич хорошо знал командира 132-й бомбардировочной дивизии полковника А. 3. Каравацкого, как он охарактеризовал его, командира умного, спокойного и расчетливого. О другом нашем общем знакомом — главном инженере ВВС фронта А. Г. Руденко Горюнов отозвался так: ростом его бог наградил огромным, грудь держит колесом, одна беда — любит выпить. Когда зашла речь о главном штурмане Михаиле Николаевиче Га-лимове, Сергей Кондратьевич с теплой, сердечной улыбкой сказал:

— Его-то я знаю намного лучше других. Он был у меня штурманом бригады во время финской войны, а сейчас моя семья живет в его тбилисской квартире. Хороший человек и отменный специалист. Кстати, его настоящее имя Мухрам Ниганетович.

…Наш самолет заходил на посадку. Под нами была азродромная площадка станицы Крымской. Увидев сверху на местах стоянок добрую сотню самолетов, командующий ВВС радостно воскликнул:

— Вы, как вижу, не все оставили на Керченском полуострове!

Я пояснил, что эти самолеты из так называемой "ударной группы" в боях на Керченском полуострове не участвовали, но, как мне показалось, командующий не слышал моего пояснения. Глядя вниз, он бегло пересчитал новенькие "яки" и "илы" и, довольно потирая руки, как бы самому себе сказал:

— Наша авиация тоже не лыком шита. Спасибо конструкторам и рабочим создали самолеты получше немецких.

Пятая воздушная, как и другие авиационные армии, еще только формировалась, а ее командующий генерал Горюнов, вероятно, уже обдумывал замысел первого массированного удара по вражеским войскам.

— Побольше бы получить новых машин, а за нами дело не станет, даванем так, что смешаем гитлеровцев вместе с их хваленой техникой с грязью, поможем нашей матушке-пехоте, — словно про себя негромко произнес он, когда мы подлетали к аэродрому.

Под вечер того же дня в Крымскую прибыли военком армии бригадный комиссар Андрей Петрович Грубич — темноволосый белорус среднего роста с усиками, с озабоченно-угрюмым выражением на худощавом лице — и начальник штаба генерал-майор авиации Сергей Павлович Синяков — внешне не очень старый, но совершенно седой.

С Грубичем мне встречаться прежде не доводилось, а Синякова я немного знал по Крымскому фронту. Познакомились мы тогда при весьма неприятных обстоятельствах.

…Было это недели две назад. Штаб ВВС фронта располагался в Багерово, в одном из подземелий. Вражеская авиация с ожесточенным исступлением гвоздила село бомбами, обстреливала из пулеметов. Я оставался в штабе за старшего, так как его начальник незадолго до бомбежки куда-то выехал. В эту трудную пору и появился в подземелье генерал Синяков: прилетел из Москвы с предписанием командующего ВВС расследовать причины поражения нашей авиации в Крыму. Наскоро поздоровались, но поговорить не успели. Зазуммерил телефон, я взял трубку. Звонил командующий фронтом генерал-лейтенант Д. Т. Козлов. Коротко хрипловатым голосом сообщил, что находится на аэродроме, что там сущий ад: до сотни "юнкерсов" бомбят самолетные стоянки. Линия фронта проходит по западной окраине Багерова. Дальше строгий приказ: Дайте команду Белецкому оставить Багеровский аэродром, перебазироваться в Керчь. Сами со своей группой уходите в Аджи-мушкай, иначе через час-другой гитлеровцы перебьют вас".

В нескольких словах я доложил обстановку прибывшему из Москвы генералу. Он решил лично убедиться, так ли в действительности обстояло дело, как сообщил командующий фронтом, попросил машину для поездки на аэродром. Выехал в сопровождении офицера штаба по учету боевого состава самолетов майора Н. Н. Нартова. Минут через двадцать оба вернулись (аэродром находился неподалеку от села). Записав что-то в блокнот, московский гость тут же отбыл в Аджимушкай — повидаться с командующим авиацией фронта генералом Е. М. Николаенко, с которым у меня уже не было связи…

Теперь же, две недели спустя, в станице Крымской Сергею Павловичу предстояло не расследовать ошибки и промахи, допущенные другими, а браться за дело самому, причем немедленно, с ходу, без раскачки. На его плечи легли основные заботы по переформированию авиационных частей и соединений, по укомплектованию управления армии.

Работы было невпроворот не только у начальника штаба, но и у всех, кто имел хоть какое-то отношение к формированию, к созданию надежных условий управления предстоявшими боевыми действиями соединений. И все надо было делать быстро, без проволочек, в предельно сжатые сроки.

Начальнику политотдела армии П. М. Проценко сразу же по прибытии в Крымскую пришлось решать одновременно несколько неотложных задач: заново создавать политорган, вместе с редактором налаживать выпуск армейской газеты "Советский пилот", помогать начальнику штаба в подборе людей в армейский управленческий аппарат, а большую часть времени проводить непосредственно в частях и соединениях, инструктировать партийно-политических работников, нацеливать их на предметное политическое обеспечение предстоящих боев.

Дни и ночи с полным напряжением сил работали главный штурман М. П. Галимов и главный инженер А. Г. Руденко. Часто спорили, горячились, когда расходились во мнениях по тем или иным вопросам, но вместе с тем выверяли все до последней ниточки, заботясь об образцовой подготовке к новым боям всего комплекса летной и инженерной техники. Отлично в те горячие дни потрудился новый начальник связи армии подполковник М. П. Коваль. В предельно короткий срок он рассчитал и организовал необходимую командованию связь управления авиацией и связь взаимодействия на земле и в воздухе. По каналам взаимодействия нам удалось быстро и надежно соединиться с соседями: с 4-й воздушной армией генерала К. А. Вершинина, с ВВС Черноморского флота, которыми командовал генерал В. В. Ермаченков, и со штабами ближайших общевойсковых армий.

Хуже на первых порах обстояло дело с разведкой. Присланный на должность начальника разведотдела Карепанов оказался не только малосведущим специалистом, но и просто лодырем, любителем побалагурить, развлечь начальство анекдотами, только бы не работать. Сколько ни старался Сергей Павлович Синяков образумить Карепанова, заставить трудиться честно и добросовестно, ничего из этого не получилось. Начальник разведки оставался верным себе- бездельничал. Всю работу за него фактически выполнял его помощник капитан И. В. Орлов. Пока переформировывались, объединялись под общим командованием авиационные части и соединения, создавался и включался в работу армейский командно-политический аппарат. Многие из нас, штабников, предполагали, что первые свои мощные удары армия нанесет по скоплениям танковых и сухопутных войск противника. Именно на это были направлены и мои мысли, как начальника оперативного отдела штаба. Исподволь я готовил материал для разработки такого плана. Но в ночь на 31 мая поступило решение Ставки о нанесении массированных ударов по аэродромам противника в широкой полосе от Пскова до Крыма. Цель этих ударов, как говорилось в директиве Ставки, — сжечь вражеские самолеты на аэродромах и вывести из строя летные поля, тем самым снизить боевые возможности фашистской авиации и лишить ее маневра по фронту.

Дежурный по штабу разбудил меня в третьем часу ночи, коротко сказал: "Срочно вызывает генерал Синяков". Когда я пришел в комнату, где у нас хранились оперативные карты, Сергей Павлович уже сидел за столом, попыхивая трубкой, с которой он почти никогда не расставался. Нам предписывалось вывести из строя три полевых аэродрома: Джанкойский, Сарабузский и Багеровский — тот самый, который фашистам удалось 12 мая отбить у генерала Белецкого ценой потери 45 "юнкерсов" и "мессершмиттов".

— Замысел операции понятен? — спросил меня Синяков, когда я ознакомился с директивой Ставки.

— Понятен, товарищ генерал.

— Давай проиграем на карте, как получится.

Проиграли. В соответствии с замыслом определили силы и средства для выполнения боевого задания, маршруты полетов.

— Ну а теперь за работу, — вновъ раскуривая успевшую погаснуть трубку, сказал Сергей Павлович. — Привлекай всех, кого сочтешь нужным. В двенадцать ноль-ноль план на выполнение боевой задачи будем докладывать командующему. Действуй, а я пойду и подумаю на свежем воздухе.

Поработать пришлось основательно. Дело в том, что многие классические догмы, которые мы усвоили в академии, в данном случае оказались устаревшими: ведь никому прежде не приходилось планировать участие воздушной армии в воздушной операции. Синяков хорошо понимал это, время от времени заходил в комнату, где я вместе со штурманом М. Н. Галимовым и моим помощником, оставленным при штабе летчиком 27-й истребительной авиадивизии А. А. Гадзяцким, колдовали над планом, при необходимости вносил поправки, а чаще всего ограничивался лишь краткими замечаниями, которых было достаточно, чтобы работа шла ходко и правильно.

Ветеран Красной Армии, Сергей Павлович Синяков пришел в авиацию, имея за плечами богатейший опыт работы с людьми. Этот опыт в сплаве с приобретенными знаниями, самобытный ум, исключительно добросовестное, подлинно партийное отношение к порученному делу во многом способствовали его быстрому продвижению по службе. Командовал Синяков авиационной бригадой, руководил летной школой, еще до войны был начальником штаба ВВС Прибалтийского Особого военного округа, а в трудном сорок первом году служил в штабе ВВС Красной Армии. Дело, конечно, не в занимаемых должностях, а прежде всего в том, что штабная работа была его призванием. И я, ближайший помощник начальника штаба по оперативным вопросам, тогда еще молодой военный специалист, жадно впитывал деловой стиль его работы. Забегая вперед, могу с полным основанием сказать, что совместная фронтовая служба с Сергеем Павловичем оставила неизгладимый след в моей ратной судьбе.

Работая над планом нанесения мощных ударов по трем вражеским аэродромам, я чувствовал себя в определенной мере новичком, как бы держал трудный экзамен перед штабом, самим собой. Самым важным считая для себя выполнить задание в срок и так, чтобы мой опытный генерал-наставник остался доволен. Ровно в полдень мы вместе пошли на доклад к командующему армией генералу Горю-нову. Он утвердил план, а некоторое время спустя было получено одобрение плана и от командующего Северо-Кавказским фронтом маршала С. М. Буденного.

К выполнению задачи привлекались 237-я истребительная, 238-я штурмовая, 132-я бомбардировочная авнационные дивизии. 1 июня командиры дивизий генералы Е. М. Белецкий, В. В. Нанейшвили и полковник А. 3. Каравацкий доложили о полной готовности своих авиационных соединений к боевым действиям.

На рассвете 2 июня в воздух были подняты по одному полку штурмовиков Ил-2 и истребителей типа Як-1, И-16 и И-153. Командарм С. К. Горюнов заметно волновался. Выйдя из своего домика на улицу, он словно хотел услышать, как у летчиков пойдут дела за много десятков километров от станицы Крымской. Посмотрел на часы, негромко сказал:

— Время "Ч". Сейчас будут жечь.

Волновались, естественно, и мы с начальником штаба и главный штурман М. Н. Галимов. Особенно переживали за истребителей. Думалось: со штурмовиками проще, у них однотипные машины, а у истребителей — "яков" и "ишачков" — различные скорости, не одинаковые тактико-технические данные. Сумеют ли летчики, командиры звеньев, эскадрилий и штурманы в полной мере обеспечить согласованные действия? Хотя в плане все предусмотрено, все учтено, но кто знает, что может случиться? Маршруты полетев пролегали в целях маскировки над Азовским и Черным морями. Это, по замыслу, должно было отвлечь вни-мание противника, ослабить охрану намеченных для нанесения удара объектов. А будет ли так в действительности?..

Тревоги оказались напрасными. Первые два полка успешно выполнили задание. Когда вернулись на свой аэродром, в воздух подняли другие части. И так в течение всего дня авиационные группы одна за другой направлялись в сторону Крыма и благополучно возвращались. Несли, правда, потерн, но небольшие. Летчики действовали слаженно. С наступлением темноты дневные удары штурмовиков и истребителей по аэродромам врага сменились ночными налетами бомбардировщиков дивизии полковника А. 3. Каравацкого. Несмотря на то что дивизия была укомплектована старенькими самолетами СБ, бомбардировщики добились немалого успеха. Особенно отличился 6-й авиаполк В. И. Лунина. Пример мастерского бомбометания по стоянкам фашистских самолетов, летному полю показали заместитель командира эскадрильи М. С. Горкунов, командир звена И. И. Назин, многие другие авиаторы полка.

За сутки авиация 5-й воздушной армии изрядно попортила взлетно-посадочные полосы полевых аародромов Сарабуз, Багерово, Джанкой, взорвала склады с боеприпасами в горючим, сожгла на земле до 50 фашистских самолетов. А самое главное — блестяще подтвердилось то, что сведение авиации фронта в воздушную армию обеспечило гибкость в оперативность управление боевыми действиями авиационных соединений, облегчило массирование их ударов по врагу. Воздушные налеты на вражеские аэродромы регулярно продолжались до 10 июня. Наряду с истребителями, штурмовиками и бомбардировщиками 5-й воздушной армии не менее успешно громили фашистскую авиацию на земле наши ближние и дальние соседи — летчики воздушных армии других фронтов, авиаторы Военно-Морского Флота.

Как нам тогда стало известно по данным разведки, немецко-фашистское командование вынуждено было перебазировать свою авиацию с прифронтовых аэродромов на рубежи Риги, Минска, Киева, Кировограда, Херсона и на другие аэродромы в своем тылу. Массированные удары советских авиаторов по немецко-фашистским аэродромам, несомненно, способствовали некоторому изменению воздушной обстановки в нашу пользу.

В горячие дни бомбардировок и обстрелов вражеских аэродромов штаб нашей воздушной армии перебрался из станицы Крымской в Краснодар, чтобы быть ближе к командованию фронта. Это было сделано по указанию маршала Буденного. Тогда же в составе армии были сформированы еще две истребительные дивизии — 236-я и 265-я, оснащенные новой материальной частью — самолетами Як-1 и ЛаГГ-3. Первую из них — 236-ю дивизию возглавил прибывший из Москвы генерал Иван Дмитриевич Климов, который в кризисные дни осени 1941 года руководил авиацией противовоздушной обороны столицы. Ее комиссаром стал Герой Советского Союза А. Н. Кобликов. Оба энергичные, опытные, знающие и любящие доверенное им нелегкое дело. Командиром 265-й истребительной авиадивизии был назначен Герой Советского Союза подполковник П. Т. Коробков, бывший командир авиаполка, еще недавно сдерживавшего бешеный натиск фашистских стервятников на Керченском полуострове.

В Краснодар, на улицу Красную, мы, помнится, перебрались 7 июня. В тот же день поступило тревожное сообщение из Севастополя: фашисты начали очередное генеральное наступление на город русской военно-морской славы. Для его мужественных защитников настали самые трудные дни. Ставка потребовала от маршала Буденного и генерала Горюнова помочь Севастопольскому гарнизону выстоять как можно дольше, чтобы перемолоть у стен города максимальное количество живой силы и техники врага. Рекомендовалось направить в Севастополь 20 истребителей Як-1, способных брать верх над "мессерами", послать на это задание лучших из лучших летчиков — коммунистов и комсомольцев.

— От кого пошлем? — спросил меня генерал Синяков, хитровато улыбаясь, потому что наверняка уже решил от кого, а вопрос задал, чтобы лишний раз проверить компетентность и осведомленность своего помощника по оперативной работе.

— От дивизии генерала Климова, — без запинки ответил я, поскольку лишь 236-я имела на своем вооружении преобладающее число новых истребителей Як-1.

— Согласен, — кивнул седой головой начальник штаба. — А кому, по-твоему, поручить командование группой?

— Командиру сорок пятого Дзусову. На боевом счету его полка сорок семь сбитых вражеских самолетов. Дзусов умеет драться и командовать, как никто другой, — высказал я свое мнение.

— Ну что ж, все правильно, — согласился Сергей Павлович. — Наши соображения совпадают. Пойдем докладывать Сергею Кондратъевичу. Думаю, он поддержит.

Утром 10 июня взлетели двадцать новеньких "яков" — боевая группа Ибрагима Магомедовича Дзусова. Сделав традиционный прощальный круг над аэроузлом Крымской, истребители взяли курс на Севастополь.

Из полученных в тот же день разведданных штаба ВВС Черноморского флота нам стало известно, что фашисты на рубеже Феодосии бросили в бой против группы "яков" Дзусова 16 "мессеров". Видно, мечтали о легкой победе, поскольку господствовали в воздухе. Но в этот раз надежды гитлеровцев потерпели крах: за четыре минуты воздушной схватки дзусовцы уничтожили пять вражеских самолетов, остальных стервятников принудили ретироваться и, не теряя времени, продолжили полет в Севастополь.

— Когда мы прибыли на место, — рассказывал позже Ибрагим Магомедович, Севастополь горел. Его защитники с трудом сдерживали бешеный натиск врага. Нам сразу же после приземления и заправки пришлось вступить в воздушный бой с немецко-фашистскими бомбардировщиками и истребителями.

Более двадцати дней группа истребителей Дзусова вместе с другими авиационными подразделениями, действовавшими в районе Севастополя, ежедневно участвовала в восьми и даже десяти воздушных боях, уничтожила в черте города и на близких подступах к нему 12 фашистских самолетов. Новые советские истребители убедительно доказали свое превосходство по высотным и скоростным данным над хвалеными фашистскими "мессерами".

Однако силы защитников Севастополя день ото дня таяли. В то время как враг непрестанно наращивал свой натиск, у воинов Севастопольского гарнизона не хватало боеприпасов, продовольствия, питьевой воды, заканчивались запасы горючего. Начались уличные бои, вражеские войска почти вплотную подошли к аэродрому, часть самолетов была перебазирована из-под Севастополя на аэродромы Северного Кавказа, а группа Дзусова все еще продолжала оказывать посильную помощь защитникам города. Летчики- истребители ушли из руин Севастополя в самый последний момент имеете с остатками наземных войск по приказу Ставки Верховного Главнокомандования. А их быстрокрылые "яки", до неузнаваемости израненные пулями и осколками зенитных снарядов, без боеприпасов и горючего, с выведенными из строя двигателями, остались под Севастополем в заваленных камнями и землей капонирах.

В те трудные для нашей Родины дни командующий 11-й немецко-фашистской армией генерал-полковник Манштейн ликовал. Еще бы! Наконец-то, после 250 суток почти непрерывных боев, его войска овладели руинами Севастополя! Победа, правда, достигнута дорогой ценой-армия потеряла под Севастополем около 300 тысяч солдат и офицеров, но эта цифра представлялась фашистскому вояке не столь уж мрачной. К тому же не заставила себя ждать высокая милость самого фюрера: награды и чин фельдмаршала. Опьяненный успехом, вновь испеченный фашистский фельдмаршал мечтал о новых сражениях, новых победах и новых должностях. А пока, как нам стало известно от крымских партизан, по его распоряжению в одном из залов Ливадийского дворца готовился торжественный бал в честь "севастопольской победы". В назначенный срок под своды великолепного зала собрались наиболее близкие Манштейну генералы и офицеры. Фельдмаршал лично вручал им от имени фюрера награды. И вдруг… взрывы авиабомб! Это летчики нашего 6-го бомбардировочного полка под командованием В. И. Лукина при лунном свете прорвались в район дворца и сбросили свои "подарки" участникам торжества. Из сведений, полученных от крымских партизан, мы вскоре узнали, что в ту лунную ночь около 300 фашистских головорезов вдобавок к Железным крестам, которые вручил им фельдмаршал, получили столько же деревянных.

Разведорганы 5-й воздушной армии, но смыкая глаз, следили за действиями фашистских наземных войск и авиации. Наши бомбардировщики и штурмовики, поддерживая свои войска, наносили удары по скоплениям вражеской пехоты и танков, истребители вели воздушные бои, прикрывали наземные силы. Однако в воздухе по-прежнему господствовала фашистская авиация. Положение осложнялось еще и тем, что командование нашей воздушной армии в связи с поступлением новой авиационной техники вынуждено было отправить ряд частей и соединений в тыл на переформирование и переучивание. Выбыло из состава армии управление 27-й авиационной дивизии, с которой мне пришлось пройти долгий и трудный путь от советско-турецкой границы до Тамани. На тыловые аэродромы выехал личный состав пяти истребительных авиаполков, 214-го штурмового и 742-го бомбардировочного. Распрощался я со своими бывшими однополчанами — П. Б. Данкевичем, И. И. Ивановым и другими участниками боев на Керченском полуострове. На повышение ушел от нас генерал Е. М. Белецкий: ему было поручено формирование 1-го истребительного авиакорпуса резерва Верховного Главнокомандования, который с боями пройдет потом до Берлина и станет первым авиакорпусом крылатой гвардии. Вместо Белецкого в командование 237-й истребительной авиадивизией вступил Герой Советского Союза И. Т. Еременко, тот самый комбриг Еременко, доклады которого о боях в Испании я несколько раз слушал в стенах военно-воздушной академии и который в январе 1940 года по поручению начальника ВВС РККА официально объявил нам о досрочном выпуске старшего курса командного факультета.

Все мы жили в те дни фронтовыми тревогами. После неудачи, постигшей советские войска в районе Харькова, и отхода их под натиском врага на левый берег Дона боевая обстановка на южном крыле советско-германского фронта становилась все более драматичной. Противник, обладая значительным превосходством в силах и средствах, продолжал рваться вперед. Советским войскам, измотанным предшествовавшими боями, при отходе часто приходилось занимать слабо подготовленные в инженерном отношении рубежи обороны, к тому же незначительными силами. И наземным войскам и флоту требовалась надежная авиационная поддержка, но сил авиации явно недоставало. В нашей 5-й воздушной армии имелось не больше ста исправных боевых самолетов. Применение авиации Черноморского флота ограничивалось тем, что она базировалась на плохо оборудованных кавказских аэродромах и даже грунтовых площадках. Особенно остро ощущался недостаток в истребительной авиации.

В этих условиях командующему воздушной армией генералу Горюнову, начальнику штаба генералу Синякову приходилось ежедневно практически решать вопросы наилучшего использования авиации для нанесения ударов по врагу. А поскольку заявок на такие удары из войск поступало много, требовалось тщательнейшим образом обдумывать каждый боевой вылет. Весь аппарат штаба, в том числе и оперативного отдела, фактически работал круглосуточно, без отдыха.

Помимо работы над планами использования авиации для прикрытия и поддержки войск своего Северо-Кавказского фронта, 5-й воздушной армии нередко ставились задачи по оказанию помощи войскам соседнего Южного фронта, а также на участие в объединенных массированных ударах по врагу силами авиации 4-й, 5-й воздушных армий и ВВС Черноморского флота. Случалось это чаще всего неожиданно. Слышу очередной телефонный звонок. Беру трубку, сразу узнаю голос Сергея Павловича Синякова:

— Прошу зайти ко мне, да поскорей!

Если поскорей, значит, немедленно, ни на секунду не задерживаясь. Генерал Синяков не терпит опозданий. Я это хорошо знаю. Спешу к занимаемому им домику.

На столе начальника развернута оперативная карта, аккуратно расчерченная красными и синими стрелами.

— Вырисовывается неприглядная перспектива обхода противником войск нашего соседа — Южного фронта — по нижнему Дону, — попыхивая трубкой, говорит Сергей Павлович. — Пятьдесят цервая армия генерала Коломийца, обороняющая Дон от Верхне-Курмоярской станицы до устья, нуждается в поддержке авиации. Давайте вместе подумаем, что можно сделать.

Поразмыслить было над чем. Если бомбардировщики дивизии А. 3. Каравацкого свободно доставали район скопления вражеских войск в устье Дона, то штурмовикам дивизии В. В. Нанейшвили, базировавшимся на полевом аэродроме станицы Крымской, это было не по силам — слишком далеко. После непродолжительного обмена мнениями выход был найден: перебазировать основные силы 238-и штурмовой авиадивизии на Сальский аэродром и наносить штурмовые удары по врагу оттуда. Командующий армией генерал С. К. Горюнов и командующий фронтом маршал С. М. Буденный одобрили план. Авиационные части и соединения сразу же приступили к его выполнению.

В ходе авиационной поддержки войск 51-й армии только группы штурмовиков из дивизии Нанейшвили уничтожили 28 танков противника, около 400 автомашин с грузами и живой силой, подавили огонь 22 артиллерийских и минометных подразделений врага, взорвали 4 склада с боеприпасами. Истребители из дивизии Коробкова в воздушных боях сбили 21 вражеский самолет. Немалый урон противнику нанесли и бомбардировщики Каравацкого. Однако все эти авиасоединения и сами понесли большие потери. А противник, располагая на земле и в воздухе превосходящими силами, продолжал наступать.

Тогда же произошло еще одно событие, о котором хочется хотя бы кратко рассказать.

С командного пункта армии мне позвонил генерал Горюнов. Сообщил, что под Ростовом сбит командир 236-й истребительной авиадивизии генерал Иван Дмитриевич Климов. Приказал: "Разберитесь и немедленно доложите, как это произошло". Разобраться и немедленно доложить! Задание не из легких. Но возможно, в дивизии что-то уже знают о случившемся? Звоню начальнику дивизионного штаба подполковнику А. Г. Андронову. Он подробно информирует: да, комдив Климов вместе со старшим штурманом Каларашем вылетали на двухместном истребителе в район Ростова. Сбиты поблизости от линии фронта, спустились на парашютах в расположение одной из стрелковых дивизий. Оба живы, но генерал тяжело ранен. С места приземления майор Калараш на самолете У-2 доставил его в госпиталь. Так на длительное время армия потеряла одного из опытнейших комдивов-истребителей. Вместо него командиром 236-й авиадивизии был назначен подполковник Василий Яковлевич Кудряшов.

В последние дни июля 1942 года обстановка на Дону, особенно в полосе Южного фронта, до предела ухудшилась. Глубокий прорыв, осуществленный фашистскими войсками, наступавшими на кавказском направлении, выход их на Дон от станицы Верхне-Курмоярской до устья реки и овладение плацдармами в районах Цимлянской, Николаевской, Раздорской и Батайска принудили войска Южного фронта к поспешному, неорганизованному отступлению, что, в свою очередь, привело к нарушению нормального управления ими.

Авиация Южного фронта — 4-я воздушная армия генерала К. А. Вершинина, понесшая в ожесточенных боях большие потери, срочно перебазировалась на наши аэродромы. В те трудные дни она имела в своем составе 130 боевых самолетов, в том числе более 50 легких ночных бомбардировщиков У-2. Мало самолетов было и в составе нашей 5-й воздушной армии. К тому же не хватало горючего, тяжелое положение сложилось с материально-техническим обеспечением авиации всем необходимым для ведения активных боевых действий.

Поздно вечером 28 июля у нас в штабе стало известно решение Ставки об объединении Северо-Кавказского и Южного фронтов в один Северо-Кавказский фронт под командованием маршала С. М. Буденного. Это было необходимо, как указывалось в решении Ставки, для укрепления руководства войсками на Северном Кавказе. Ввиду того что боевые действия фронта развернулись на огромном пространстве, в полосе свыше 1000 километров, для удобства управления Ставка разделила фронт на две оперативные группы: Донскую, которую возглавил генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский, и Приморскую во главе с генерал-полковником Я. Т. Черевиченко, Боевые действия войск Донской группы поддерживала 4-я воздушная армия. С Приморской действовала 5-я воздушная армия.

В целях снижения активности вражеской авиация, все еще продолжавшей безраздельно господствовать в воздухе, генералы Вершинин и Горюнов договорились нанести совместными силами удары с воздуха по аэродромам ее базирования. Штабами обеих армий был разработан точно скоординированный план налетов. От нашей армии к его выполнению были привлечены летчики 236-й истребительной авиадивизии В. Я. Кудряшова и бомбардировщики А. 3. Каравацкого. Только за два дня они сожгли на аэродромах Федоровка и хутор Веселый (западное побережье Азовского моря) до пятидесяти "юнкерсов" и "мессершмиттов".

Но противник пока был сильнее и продолжал наступать, теснить наши войска, в том числе авиацию. Гитлеровские генералы стремились как можно быстрее овладеть Краснодаром, захватить Тамань, пробиться к Новороссийску, к Черному морю, чтобы расчистить путь на Закавказье к вожделенной нефти. Хотя вражеские войска не везде имели перевес в силах, но плохо управляемые некоторые наши части и соединения даже при незначительном нажиме противника порой отступали из-за боязни оказаться в окружении.

В те неимоверно трудные дни возникла необходимость решительно повысить моральный дух войск, перебороть страх, еще и еще напомнить каждому воину об ответственности за судьбы Родины, над которой нависла смертельная угроза. На это и был направлен известный приказ Наркома обороны СССР № 227. "Ни шагу назад без приказа высшего командования!" — такой была его главная суть. Должен сказать, что, несмотря на неудачи и почти ежедневные потери, несмотря на численное превосходство вражеской авиации, моральный дух воздушных защитников Родины оставался высоким. Мне время от времени приходилось бывать на аэродромах и лично наблюдать, с каким огромным воодушевлением летчики поднимались в воздух, как смело и решительно вступали в бой зачастую с превосходящими силами противника и либо одерживали победу, либо в неравных воздушных схватках погибали смертью героев. Тем не менее в удручающих условиях отступления наших войск под натиском врага и эти люди — летчики, штурманы, техники, рядовые бойцы аэродромных команд, — безусловно, нуждались в духовном самоукреплении, в более глубоком понимании личной ответственности за оборону

Северного Кавказа, в уяснении суровой истины, что дело шло о жизни и смерти Советского государства.

Во всех авиационных частях и подразделениях армии широко развернулась работа по разъяснению требований приказа. № 227 личному составу, по доведению их до сознания каждого воина. Были проведены массовые митинги, состоялись партийные и комсомольские собрания, на которых обсуждались вопросы всемерного укрепления воинской дисциплины, борьбы с паникерами и распространителями всевозможных слухов, вопросы личной примерности, смелости и отваги в боях. На многих собраниях и митингах с короткими докладами и сообщениями о содержании и требованиях приказа наркома выступали командующий армией генерал Горюнов, бригадный комиссар Грубич, начальник политотдела армии полковой комиссар Проценко, командиры и комиссары дивизии и полков. С летчиками, штурманами, техниками, бойцами аэродромных команд проводились также групповые и индивидуальные беседы. И отдача в связи с усилением партийно-политической работы, с улучшением ее целенаправленности не заставила себя ждать.

В первых числах августа истребители и бомбардировщики армии в ходе авиационной поддержки 17-го кавкорпуса, оборонявшегося на реке Кагальник в районе станицы Кущевской, нанесли врагу большие потери в живой силе и технике. С помощью летчиков конники трижды выбивали гитлеровцев из Кущевской, перемалывая в боях пехоту врага.

В районе станицы Тихорецкой штурмовики 238-й авиадивизии только в течение одного дня уничтожили несколько десятков танков и бронемашин 13-й немецкой танковой дивизии.

На рассвете 13 августа истребители 236-й авиадивизии, совершив воздушный налет на аэродром Дмитриевское (у Кропоткина), сожгли на стоянках десять "мессеров" и примерно столько же вражеских самолетов повредили.

Не раз отличались в воздушных боях полки и эскадрильи 237-й истребительной авиационной дивизии И. Т. Еременко, поддерживая войска 47-й армии генерала Г. П. Котова. При поддержке 36-го авиаполка этой дивизии, которым командовал Александр Осипов, наземные войска дважды выбивали врага из Славянской.

Выполняя приказ Родины "Ни шагу назад!", летчики 5-й воздушной армии дрались насмерть, не жалея себя. Приведу лишь один из многих примеров. Только в боях в районе Армавира погибли смертью героя 34 летчикаштурмовика 238-й авиадивизии генерала Нанейшвили. За их жизни враг заплатил дорогой ценой: штурмовики дивизии сожгли в районе Армавира 118 фашистских танков и 460 автомашин с грузами и солдатами, разрушили 10 передрав через водные рубежи, провели 12 воздушных поединков, в 8 из которых победили.

В течение августа летчики 5-й воздушной армии, поддерживая сухопутные войска, провели свыше 5000 самолето-вылетов, в том числе около 3000 на штурмовку танков, пехоты и артиллерии противника, 130 раз вступали в воздушные бои и сбили 53 гитлеровских самолета. На аэродромах, временно занятых врагом, летчики армии за месяц уничтожили 26 самолетов.

Это были дни и ночи самых суровых испытаний. Порой казалось, что мы, авиаторы, уже бессильны оказывать какую-либо существенную помощь нашим наземным войскам, продолжавшим под напором врага с боями отходить в горы. И все-таки помогали. Наши летчики били фашистов смело и беспощадно даже тогда, когда бои переместились в район Новороссийска и в армии оставалось не больше полусотни израненных машин. Вместе с тем моральный дух наших летчиков был по-прежнему крепок, они ни на минуту не забывали о взаимовыручке в бою, дружбе, войсковом товариществе.

Хорошо помню такой случай, весть о котором мгновенно облетела весь фронт.

Группа летчиков 36-го истребительного авиаполка получила боевое задание нанести удар по скоплениям вражеской пехоты в районе Славянской. Вылетели, построились в круг, быстро обнаружили противника и, сделав три удачных захода, уничтожили не меньше сотни гитлеровцев. На четвертом заходе командир звена капитан Константин Орлов увидел, что самолет его товарища капитана Аввакумова подбит и пошел на вынужденную посадку. К месту его посадки со всех сторон бросились гитлеровцы. Казалось, не миновать Аввакумову плена. Капитан Орлов, не медля ни секунды, ринулся на выручку товарища. Посадил свой И-16 рядом, крикнул: "Залезай ко мне, улетим вдвоем", одновременно показал рукой, что нужно сделать. Но беда, как говорится, не приходит одна. При посадке в тесный одноместный истребитель капитан Аввакумов неосторожным движением выключил мотор самолета Орлова. Запустить его в данной обстановке не было надежды. Оба капитана без колебаний решили: сколько возможно, отбиваться от фашистов из пулеметов, а кончатся боеприпасы — самолеты сжечь.

В этот момент над попавшими в беду капитанами появилась шестерка истребителей. Четыре из них огнем прижали к земле бежавших к самолетам гитлеровцев, а двое — летчики Сидоров и Железнов — с ходу приземлились. Таким образом Орлов и Аввакумов были спасены от почти неминуемой гибели.

Генерал Горюнов позже рассказал, как отозвался об этом событии маршал Буденный. "Все правильно, — сказал маршал. — Это естественное поведение советских людей. Так поступали и мои конники в гражданскую войну, если кто-то из их товарищей попадал в беду. Ну а летчикам сам бог велел помогать друг другу. Без взаимовыручки но обойдешься. Она всегда нужна…"

Жестокие бои на просторах Кубани заканчивались. Наступала пора сражений в горах.