"На краю тени" - читать интересную книгу автора (Уикс Брент)

3

Дыра — самое страшное место в тюрьме, которую сенарийцы называли Утробой. Вход в Утробу представлял собой лик дьявола, вырезанный из черного огнеупорного стекла, и арестантов сбрасывали прямо в раскрытую пасть. Сама Дыра представляла собой место, где вряд ли кто-либо сумел бы насладиться искусством камнетеса. Здесь царил животный страх перед замкнутым пространством, мраком и жуткими завываниями ветра, доносящимися из глубины. Каждый знал: узник Дыры недостоин чистой смерти. Ему оставались безжалостная жара, испарения серы и вонь человеческих отходов в трех ипостасях: дерьма, мертвецов и немытой плоти. Где-то высоко над головой, по другую сторону решетки, отделявшей людей-животных от прочих заключенных Утробы, тускло горел одинокий факел.

Вместе с Логаном Джайром Дыру разделяли одиннадцать мужчин и одна женщина. Они ненавидели Логана за то, что у него есть кинжал, за сильное тело и культурную речь. Как-то получилось, что даже в этом кошмарном зверинце, среди уродов и извращенцев Логан остался другим, обособленным от всех.

Логан сидел спиной к стене. Одной на всех, потому что Дыра была круглой. В центре зияла дыра поменьше, шириной пять шагов, уходившая в бездну. Стены бездны — строго отвесные, целиком из огнеупорного стекла. Глубины не знал никто. Когда узники пинали дерьмо в дыру, то не слышали ни звука. Покидали Дыру только ядреный смрад сероводородного ада и прерывистые стенания то ли ветра, то ли призраков, а может, и душ мертвых под пыткой — кто знает? — сводившие с ума.

Сначала Логан удивлялся, почему сокамерники испражняются у стены и только потом сбрасывают дерьмо в дыру, если вообще сбрасывают. Однако быстро понял: надо быть безумцем, чтобы сидеть на корточках у края пропасти. Здесь нельзя позволить себе ничего такого, что сделает тебя уязвимым. Если одному из обитателей Дыры приходилось идти мимо другого, он, полный подозрений, шаркал быстро, рычал, шипел и сыпал проклятиями так, что слова теряли смысл. Столкнуть в Дыру — простейший способ убить сокамерника.

Хуже того, ширина каменного уступа, окружавшего Дыру, составляла всего три шага. И он имел наклон к Дыре. В этой «полке» заключался весь мир обитателей Дыры. Тонкая и скользкая дорога к смерти.

С начала битвы Логан не спал уже неделю. Он удивленно моргнул. Целых семь дней! Логан начинал слабеть. Даже Фин, на долю которого досталось едва ли не все последнее мясо, голодал уже четыре дня.

— Ты принес нам несчастье, Тринадцатый, — сказал Фин, бросая свирепый взгляд через бездну. — Стоило тебе появиться, и сразу перестали кормить.

Только Фин называл его «Тринадцатым». Остальные приняли имя, которым он назвал себя в минуты безумия: Король.

— Точнее, с тех пор как ты сожрал последнего охранника? — спросил Логан. — Может, все-таки дело в этом?

Послышались сдавленные смешки. От всех, кроме простофили Зубастика, который безучастно улыбнулся сквозь зубы, сточенные до острейших клыков. Фин смолчал, продолжая жевать и растягивать веревку в руках. Он уже носил на себе целый моток, настолько толстый, что тот почти скрывал тело — жилистое, как и сами веревки. Больше всего сокамерники боялись именно Фина. Правда, Логан не назвал бы его лидером, поскольку это предполагало некий общественный строй. Люди же в Дыре походили на зверей: косматые, с телом, грязным настолько, что Логан не понимал, какого цвета была кожа до тюрьмы. Глаза дикие, уши ловят малейшие звуки. Спали все чутко. В тот день, когда он прибыл, они съели двоих.

«Прибыл?! Скорее, впрыгнул. Хотя мог бы умереть благородно. Теперь здесь навсегда. Точнее, пока не съедят. О боги, они меня съедят!»

Какое-то движение по другую сторону Дыры отвлекло его от волны ужаса и отчаяния. Это была Лили. Только она не жалась к стене. Бесстрашная. На Дыру — ноль внимания. К ней кто-то подошел и схватил за платье.

— Джейк, не сейчас, — бросила Лили одноглазому. Джейк помешкал, но Лили подняла бровь, и он, выругавшись, уронил руку. Лили подсела к Логану. Простая женщина, неопределенного возраста. Может, лет пятидесяти. А может, двадцати: большинство зубов на месте.

Она долго молчала. Затем, когда интерес к ее маневру угас, рассеянно поскребла у себя между ног и спросила:

— Что надумал делать?

Голос звучал молодо.

— Буду отсюда выбираться, чтобы вернуть себе страну, — ответил Логан.

— Держись этого бреда насчет короля, — сказала Лили. — Заставь их думать, что ты сумасшедший. Вижу, озираешься по сторонам, как потерявшийся мальчишка. Не забывай: вокруг одни животные. Хочешь жить, стань чудовищем. То, что намереваешься сохранить, закопай поглубже. Вот тогда делай то, что надумал.

Лили хлопнула его по колену и вернулась к Джейку. Джейк оседлал ее мгновенно. Животным было все равно. Они даже не смотрели.

Дориан держался в седле только чудом, по наитию. Его снова охватывало безумие. Внешний мир казался далеким и ничтожным, погребенным в тумане. Зато видения, полные жизни, трепетали где-то рядом. Игра была в разгаре, кусочки мозаики двигались, и Дориан заглянул так далеко, как никогда. Ночной ангел сбежит в Кернавон, его сила растет, но он ею не пользуется.

«Что же ты, мальчик, делаешь?»

Дориан ухватился за ту жизнь и проследил ее к началу. Однажды он разговаривал с Кайларом и предсказал ему смерть. Теперь-то ясно, почему он не смог предвидеть, что ночной ангел и умрет, и останется жив. Его смутил Дарзо. Дориан видел жизнь Дарзо, пересекающую другие жизни. Видел, но не понял.

Очень хотелось попытаться пройти через все жизни Дарзо — вплоть до самой первой, когда он получил ка'кари, который теперь носил в себе Кайлар. Заманчиво — а вдруг отыщется и жизнь Безумца Эзры? Ведь она должна сверкать так ярко, что пропустить невозможно. И можно пойти вслед за Эзрой, узнать то, что он знал. Понять и то, как Эзра всему научился. Семь столетий назад он сотворил ка'кари, который сделал Кайлара бессмертным. Осталось всего три шага до одного из самых уважаемых и проклинаемых магов в истории. Три шага! Соблазнительно, однако требуется время. Возможно, месяцы. Зато чему бы он научился! Просто дух захватывает.

«Ты узнал бы о прошлом, когда трещит по швам настоящее. Сосредоточься, Дориан, не отвлекайся».

Снова уцепившись за жизнь Кайлара, Дориан проследил ее от детства в Крольчатнике и дружбы Кайлара с Эленой и Джарлом. Вот изнасиловали Джарла, изуродовали Элену. Первое убийство на счету Кайлара — в одиннадцать лет. Ученичество у Дарзо, наставления Мамочки К., мягкое и благотворное влияние графа Дрейка. Дружба Кайлара с Логаном, новая встреча с Эленой. Вот он крадет ка'кари, схватка в замке, убийство учителя. Находит Рота Урсуула.

«Мой младший брат! Таким же чудовищем был и я когда-то. Сосредоточься, Дориан».

Кажется, что-то послышалось. Вопль, движение в земном мире? Нет, он больше не даст себе отвлечься. Только-только что-то нащупал. Вот оно! Дориан наблюдал, как Кайлар отравляет Мамочку К., из справедливости, и дает ей противоядие — из милосердия.

Дориан видел, какие дорожки избирает юноша, но без знания почему, ему не угадать линию жизни в будущем. Кайлар уже выбирал куда менее очевидные, иногда невероятные варианты. Решая, кем пожертвовать, любимой девушкой или наставником, он жертвует собой. Бык выставил рога, а Кайлар прыгнул выше, над головой быка. Именно в Кайларе вся загвоздка. В ту же секунду Дориан увидел обнаженную душу мальчишки.

«Все, Кайлар, теперь от меня никуда не денешься. Вижу тебя насквозь».

Внезапная боль пронзила руку, но Дориан вцепился в жертву мертвой хваткой и уже не отпускал. Кайлар стремился соединить вместе жестокие реалии улицы и благочестивые порывы графа Дрейка (сумел же как-то заразить!). Заразить? Словечко Кайлара. Выходит, подобно Дарзо, он иногда в сострадании видел слабость.

«С тобой будет чертовски непросто. Верно, дружок?»

Дориан рассмеялся, глядя, как Кайлар расправляется с недееспособным Са'каге Кернавона, как он собирает травы, платит налоги, ссорится с Эленой. Пытается стать нормальным человеком. Получается не очень-то, давление нарастает. Кайлар надевает серый плащ и выходит на крышу.

«Забавно. Это невзирая на то, что раньше уже сделал другой выбор».

И вот однажды ночью раздается стук в дверь, и на пороге Джарл, чтобы снова распять Кайлара между любимой девушкой и жизнью, которую он должен был ненавидеть. Обязательства. Честь. Предательство. Кайлар — это Тень в Сумерках, растущий колосс, одной ногой в дневном свете, а другой — в ночной тьме. Однако тень — зверь эфемерный, и сумерки могут сгущаться в ночь либо светлеть, превращаясь в день. Кайлар открывает Джарлу дверь, будущее рушится…

— Черт тебя дери, Дориан! — отвешивает ему оплеуху Фейр.

Дориан внезапно понимает, что Фейр проделал это уже не раз.

Челюсть ноет с обеих сторон. И с левой рукой что-то стряслось. Он озирается по сторонам — в голове полный сумбур, — пытаясь нащупать верный ход времени.

Из руки торчит черное древко. Стрела халидорского горца. Отравленная.

Фейр снова бьет его по щеке.

— Все! Хватит! — кричит Дориан, размахивая руками, отчего левая взрывается болью.

Он со стоном крепко зажмуривает глаза. Все без толку, уже вернулся. Рассудок на месте.

— Что случилось?

— Рейдеры, — ответил Фейр.

— Кучка идиотов. Норовят привезти домой хоть что-то, чем можно похвастать, — вставил Солон.

«Что-то», конечно, это уши Солона, Фейра и Дориана. Из четырех трупов у одного на шее уже болтались два уха в виде ожерелья. Вроде свежие.

— Они все убиты? — спросил Дориан.

Солон невесело кивнул, и перед глазами Дориана встал сюжет короткой битвы. Атака началась, когда Фейр и Дориан обустраивали лагерь. Солнце опускалось в ущелье, и отряд рейдеров появился со стороны Дрожащих Гор. Видимо, рассчитывали, что солнце ослепит. Атаку прикрывали два лучника, однако первые стрелы просвистели мимо.

После чего исход сражения был предрешен. Солон владел мечом как бог, а Фейр, человек-гора, невероятно сильный и быстрый, был мастером клинка второй ступени. Солон позволил Фейру разобраться с рейдерами, вооруженными мечами. Сам он, хоть и не уберег Дориана от стрелы, убил обоих лучников магией. На все про все ушло минуты две, не больше.

— Надо же, они из клана Чурак, — заметил Солон, подойдя к юноше в черных татуировках. — Те, что перебили всех негодяев из клана Храагл, охранявших халидорский обоз, который мы преследуем.

— Я думал, Ревущие Ветра неприступны, — сказал Фейр. — Как же рейдеры оказались по эту сторону границы?

Солон покачал головой, и Дориан вновь поразился его волосам. Ровного черного цвета, если не считать корней. С тех пор как Солон убил Кьюрохом полсотни майстеров (и чуть не погубил себя чрезмерной магией), он начал седеть. И это была не старческая проседь, а белоснежные волосы — резкий контраст с лицом человека в расцвете сил, красавца с оливковой кожей. Поначалу Солон жаловался, что зрение — стоило помахать Кьюрохом — либо было черно-белым, либо представляло собой дикое смешение красок. Теперь, кажется, оно начало проясняться.

— Да, неприступны, — ответил Солон. — Непроходимы для любой армии. Тем не менее ближе к осени отдельные рейдеры взбираются на горы. Многих ветра сдувают со скал, но если юноши удачливы и сильны, их ничто не остановит. Ну что там со стрелой, Дориан?

Хотя все трое были магами, речь шла не о помощи. Ведь Дориан был Хот'саларом, далеко не последним членом Братства лекарей.

Из раны вместо крови вдруг засочилась вода.

— Что это? — спросил Фейр, побледнев.

— Влага из крови, которая уже отравлена. Она должна прилипнуть к стреле, когда будешь вытаскивать, — пояснил Дориан.

— Я?! — переспросил Фейр с брезгливой гримасой.

— Да ладно тебе, — фыркнул Солон.

Он подошел и выдернул стрелу. Дориан охнул от боли, и Фейру пришлось его подхватить. Солон глянул на стрелу. Зазубрины стали плоскими, изогнулись так, чтобы не разрывалась плоть. Древко было покрыто черной коркой. Яд превратился в кристаллическую структуру, увеличив диаметр древка втрое.

Дориан тяжело дышал, а потоки магии светлячками затанцевали в воздухе. Будто сотни пауков принялись плести блестящие паутинки, гобелены света. Потрясающее зрелище. Теоретически любой маг способен вылечить себя сам, однако по неведомой причине чаще всего это сопровождается нестерпимой болью. Когда маг исцеляет кого-то, он лишает пациента чувств. Когда лечит себя, любое онемение может стать роковым и привести к смерти. Что любопытно, маги-женщины, магини, таких проблем не ведают. Они лечат себя запросто.

— Ты неподражаем, — восхитился Солон. — Как ты это делаешь?

— Сосредоточиться, и только, — ответил Дориан. — В моей жизни практики хоть отбавляй.

Улыбнувшись, он встряхнулся, будто сбрасывая усталость. Лицо внезапно ожило, и Дориан снова стал самим собой, что случалось все реже.

Солон сжал кулаки от бессилия. Безумию Дориана не было предела. Того и гляди окончательно превратится в бормочущего идиота из тех, что спят под забором или в хлеву. Его перестанут уважать, потом замечать. Потом он станет приходить в себя не чаще чем пару раз в год, и скорее всего эти драгоценные мгновения придут, когда рядом не будет никого, с кем можно было бы поделиться полученными знаниями.

— Прекрати! — одернул Солона Дориан. — Только что меня посетило откровение.

Он еле заметно ухмыльнулся, давая понять, что не шутит.

— Мы идем неправильной дорогой. Во всяком случае, ты. — Дориан указал на Фейра. — Тебе нужно следовать за Кьюрохом, на юг Кьюры.

— Как это понимать? — удивился Фейр. — Я считал, мы и следуем за мечом. Так или иначе, мое место рядом с вами.

— Солон, ты и я должны идти на север, к Ревущим Ветрам, — продолжил Дориан.

— Подожди! — вскричал Фейр.

Однако глаза Дориана уже остекленели.

— Замечательно, — пробормотал Фейр. — Просто нет слов. Клянусь, он это делает нарочно.