"Из истории Евразии" - читать интересную книгу автора (Гумилев Лев Николаевич)

Предисловие

Имя известного историка и географа Льва Николаевича Гумилева не нуждается в представлении. Написанные им книги, посвященные истории степных народов нашей Родины, получили огромную известность и неоднократно переводились за рубежом. Однако Л.Н. Гумилев знаменит не только тем, что он описал многогранную историю особого географического региона – Великой степи. Не меньшую известность принесло ему и создание естественнонаучной теории этногенеза.

В 1990 г. исполнилось двадцать пять лет со времени появления первой научной работы, положившей начало созданию Л.Н.Гумилевым новой науки об этносе, теории, которая, без сомнения, является одним из самых замечательных научных достижений нашего столетия.

Говорят, что великое рождается невидимым. Наверное, это так, и случай с пассионарной теорией этногенеза подтверждает правило. В 1965 г. в известном среди специалистов научном журнале «Вестник Ленинградского университета» появилась очередная статья Льва Николаевича Гумилева из серии «Ландшафт и этнос»: «По поводу предмета исторической географии». Именно в ней Л.Н.Гумилев очень сжато изложил свою концепцию природы этноса.

Надо сказать, что к 1964 г. Лев Николаевич был уже весьма заметным среди востоковедов, историков и географов специалистом, однако широкой научной общественности, читающей публике, несмотря на многие работы и незаурядность своей биографии, известен был мало.

Интерес к географии и истории проявился у Л.Н.Гумилева еще в детстве. Едва научившись читать, маленький Лев с жадностью «проглатывал» книги, в которых описывалась экзотическая природа далеких стран и диковинные нравы их обитателей. Это детское пристрастие определило практически весь характер его интеллектуальных исканий и трудов. Но, к великому сожалению, на долю Льва Николаевича выпали тяжелые испытания. В 1921 г. по сфабрикованному обвинению за участие в мифическом «таганцевском заговоре» был расстрелян его отец, поэт Николай Степанович Гумилев. Сей факт для биографии молодого человека бесследно не прошел. Окончив, школу, Лев Николаевич мечтал учиться на историческом факультете, но такового в Ленинградском университете уже не было – закрыли за ненадобностью в связи с заменой истории обществоведением. И молодой Лев Гумилев в двадцать лет начинает свою работу в экспедициях. Вот как он сам позже напишет об этом периоде своей жизни: «В молодости, еще в 1932 г., мне довелось работать в Таджикистане малярийным разведчиком. Работа заключалась в том, что я находил болотца, где выводились комары, наносил их на план и затем отравлял воду «парижской зеленью». Количество комаров при этом несколько уменьшалось, но уцелевших вполне хватило, чтобы заразить малярией не только меня, но и все население района. Однако я извлек из этой работы максимальную пользу, потому что освоил глазомерную съемку и разговорный таджикский язык»[1]. В 1934 г. в университете был восстановлен исторический факультет, и вскоре после возвращения из экспедиции Лев Николаевич Гумилев становится его студентом. Своей научной специальностью он избрал историю кочевых тюрко-монгольских народов. В то время, да и, гораздо позже, история кочевых тюрко-монгольских народов была освещена недостаточно и осмыслена крайне примитивно. Л.Н.Гумилев был полон решимости разобраться в предмете и подойти к нему непредвзято. Именно в это время формируется его самобытный подход к Великой степи. Тридцать с лишним лет спустя, издавая книгу «Древние тюрки», он укажет: «Эта книга была начата 5 декабря 1935 г.». Однако окончить университет Льву Николаевичу не было суждено: в 1938 г. он был арестован и по приговору Особого совещания НКВД осужден на пять лет заключения. Началась первая долголетняя эпопея Гумилева-заключенного. Тюрьма отняла у него свободу, но не смогла отнять главного – желания заниматься наукой, знания исторического материала. В инфернальных условиях сталинского ГУЛАГа Л.Н.Гумилев продолжает работать как ученый. Позднее он так охарактеризует это время: «Раздумья о научных проблемах были предпочтительнее мыслей о личных обстоятельствах». Раздумья эти касались этнической истории. Откуда появляются и почему исчезают народы? Исходная мысль Гумилева оказалась очень проста. «Ведь были финикийцы – и нет их, французов не было – появились в IX веке, а этносы Южной Америки возникли вообще в XIX столетии». Ответа готового не было.

Не имея возможности писать Л.Н.Гумилев много размышляет о причинах таких странных изменений человеческой активности, создающих и разные этносы, и могучие государства: о монголах и монгольском улусе Чингисхана, о тюрках, почитавших «Синее небо и черную землю» и их Вечном эле, об арабах и создании исламского халифата. Что двигало монголами -»людьми длинной воли», степными богатырями тюркского эля, арабскими ансарами и мухаджирами? Он все больше склонялся к мысли, что в основе всякого деяния, оставляющего следы в истории, лежит страстное стремление человека к достижению своего иллюзорного идеала. Именно это стремление к идеалу наперекор всему, во вред себе, назвал Лев Николаевич «пассионарность». Однако в 1939 г. сама природа пассионарности еще оставалась для него тайной за семью печатями. А пока, окончив свой срок в 1944 г., недоучившийся студент добровольцем уходит на фронт. Отведав еще и войны, Л.Н.Гумилев в солдатской шинели возвращается домой. Всего за несколько месяцев он экстерном сдает недостающие экзамены и получает диплом об окончании университета, а уже в 1948 г. легко защищает кандидатскую диссертацию – «Подробная политическая история первого тюркского каганата». Но точно так же как в 1939 г. Л.Н.Гумилев не смог получить университетского диплома, в 1948 г. он не успел получить уже высланный ВАКом диплом кандидатский. После «ждановского» постановления «О журналах «Звезда» и «Ленинград»,где подверглись нападкам Михаил Зощенко и Анна Ахматова, мать Л.Н.Гумилева, надежд на благополучный исход дела было мало, ибо и без того ГУЛАГ вновь активно наполнялся бывшими зеками, уцелевшими в кровавом довоенном потоке. Попал в число этих «повторников» и Лев Николаевич. Второй круг тюремных и лагерных мучений занял долгие десять лет.

И снова его рабочим кабинетом становятся лагерные бараки да тюремные камеры. И опять за тюремной решеткой приходит решение главной из волнующих его проблем: «Что же такое пассионарность?» Однажды, увидев отраженный свет, падающий на каменный пол, узника озарило:

«Это же энергия! Ведь люди – это живые существа, и точно так же как растения живут благодаря фотосинтезу на энергии солнечного света, этносы тоже должны использовать для своей исторической жизни какую-то энергию!» Он не знал тогда, какая это энергия. Только в 1965 г. Л.Н.Гумилев прочтет вышедшую в свет книгу В.И.Вернадского «Химическое строение биосферы Земли и ее окружения» и узнает о великом открытии своего соотечественника – биохимической энергии живого вещества биосферы. Только тогда он сможет понять природу аномальных отклонений в человеческом поведении, названных им «пассионарность». С этого момента и начнется создание собственно пассионарной теории этногенеза.

Таким образом, рождение пассионарной теории этногенеза и само открытие, лежащее в ее основе, оказались разделены промежутком в двадцать пять лет. Эти двадцать пять лет разрыва между осознанием и бытием, наверное, самая яркая характеристика нашей эпохи, в которой кабинеты ученых сменились на тюремные камеры. И хотя полное отсутствие возможности говорить то, что думаешь, было основной причиной молчания, справедливости ради необходимо упомянуть и другую сторону дела. Как ученый (а Лев Николаевич уже и тогда был именно ученым, хотя и без диплома), Л.Н.Гумилев отчетливо понимал, что любая концепция может быть воспринята лишь подготовленной аудиторией. Кроме того, понимал он и другое: обосновать столь экстравагантную на первый взгляд мысль можно лишь на основе владения методами традиционной историографии, обработав большой «информационный архив». Эту-то работу он и поставил себе первой целью.

Уже во время второй своей лагерной эпопеи начал Лев Николаевич писать первую книгу своей «Степной трилогии» – «Хунну». На маленьких листочках, которые он умудрялся доставать и которые ему дарили друзья, постепенно воссоздавалась история первого из прославивших себя народов Великой степи. Рукопись уцелела, дожила до освобождения, в 1956 г. Лев Николаевич привез ее в Ленинград, а в 1960 г. «Хунну» вышла отдельной книгой[2]. Чуть раньше увидела свет и первая печатная работа по истории тюрок[3]. Лев Николаевич, напряженно работая, очень быстро обобщает весь свой материал по тюркской истории ив 1961 г. защищает докторскую диссертацию «Древние тюрки VI-VIII вв.». Так была закончена вторая книга «Степной трилогии» – «Древние тюрки», однако свет она увидела лишь шесть лет спустя[4].

Отметим, что «Древние тюрки» занимают огромное место не только в системе научной аргументации Л.Н.Гумилева, но и в характеристике его нравственной позиции.

Недаром на титульном листе «Древних тюрок» стоят следующие слова: «Посвящаю эту книгу нашим братьям – тюркским народам Советского Союза». И дело здесь не только и не столько в личной симпатии, хотя и в ней по отношению к тюркам и монголам у Льва Николаевича нет недостатка. Ведь Лев Николаевич Гумилев первым возвысил свой голос в защиту самобытности тюрко-монгольской истории и культуры, которым ранее неизменно отказывалось в праве на равноценность с историей европейской или китайской. Гумилев первым выступил против европоцентристской «черной легенды» о татаро-монгольском иге, об извечной вражде кочевников Степи с земледельцами Леса[5]. Именно Льву Николаевичу принадлежит честь переосмысления на основе строго научной фактологии той роли, которую играли тюркские и монгольские народы в истории России. И оказалось, что не было непрерывной войны не на жизнь, а на смерть, не было ненависти, а была система динамичных, крайне сложных политических отношений при неизменном чувстве симпатии и уважении этнического своеобразия друг друга. Оказалось, что не было у народов Великой степи патологической жестокости и склонности к разрушению достижений культуры. Напротив, представители Великой степи всегда исповедовали убеждение, что «за удаль в бою не судят, а предательства не прощают». Конечно, стереотипы поведения этих народов были отличны от европейских, но это не значит, что они были хуже – они были просто другими. Но мало того, стереотипы Степи русским долгое время казались предпочтительнее европейских или китайских!

Л.Н. Гумилев сформулировал доказательную концепцию естественного братства русского народа с народами тюркскими и монгольскими. Можно без всякого сомнения утверждать, что это братство стало для него нравственным императивом.

Вместе с тем исследование истории Великой степи позволило Льву Николаевичу «выйти» на границу истории с географией, уловить зримую взаимосвязь изменений хозяйственной и политической системы данного этноса с изменениями в его родном, кормящем ландшафте. Материал по истории Великой степи дал такую возможность исследователю далеко не случайно. В условиях экстрааридного климата взаимосвязь географических условий с изменениями в культуре и политике выявилась гораздо резче, нежели в мягком приморском климате западноевропейского полуострова. Но даже здесь Л.Н.Гумилев не удовлетворился общими соображениями, а решил проверить свой тезис на материале своеобразного ландшафтного и культурного региона – Прикаспия. Научные результаты археологических экспедиций, проведенных в 1959-1964 гг. под руководством Л.Н.Гумилева, блестяще подтвердили выдвинутую им гипотезу о механизме взаимосвязи между вмещающим ландшафтом и исторической жизнью этноса. Эти научные результаты были изложены автором в целом ряде научных статей и содержали развернутые доказательства зависимости между циклонической деятельностью, колебаниями уровня Каспийского моря и ритмикой кочевой культуры народов степной зоны Евразии[6].

Описание гетерохронности увлажнения Евразии было настолько верной гипотезой, что дало возможность Л.Н.Гумилеву сделать еще одно, на сей раз археологическое, открытие: доказать расположение городов Хазарского каганата на тех территориях Волжской дельты, которые сегодня заняты водами Каспийского моря. Открытие Хазарии, подробно описанное Л.Н.Гумилевым в специальной работе[7], положило конец многолетним спорам специалистов о местонахождении и разнообразии причин гибели Хазарского каганата. Но самому Л.Н.Гумилеву его открытие дало еще больше, поскольку оно создавало основу для переосмысления всей истории Восточной Европы и Срединной Азии в VIII-XI вв. Позже Л.Н.Гумилев вернется к хазарской теме, и возвращение это будет триумфальным. А в конце 60-х гг. обращение к географии Каспия знаменовало собой тот факт, что были созданы все необходимые предпосылки для рождения естественнонаучной теории этногенеза: открыта как явление пассионарность и объяснена ее природа; создана концепция взаимосвязи этноса с ландшафтом и, наконец, сформирован информационный архив по огромному и своеобразному историко-культурному региону – Великой степи.

Тогда-то и появилась в «Вестнике Ленинградского университета» первая серия из полутора десятков статей по географической теории этногенеза – «Ландшафт и этнос». Параллельно со статьями в «Вестнике» выходили и его статьи аналогичной тематики в «Докладах Географического общества», а также цикл более популярных работ по этногенезу в журнале «Природа».

Однако уже появление первых работ Л.Н.Гумилева по этногенезу вызвало резкую печатную полемику, кондиции которой были куда как далеки от научных. Ненаказуемая инициатива принадлежала тогдашнему директору Института этнографии АН СССР Ю.В.Бромлею и его ближайшим сотрудникам. Проявить такую инициативу было легче легкого, ибо крайне реалистичная в своих выводах концепция этногенеза Л.Н.Гумилева плохо согласовывалась с официальными установками национальной политики эпохи застоя. В качестве таковых выступали «сближение наций и народностей в процессе построения развитого социалистического общества», «возникновение новой исторической общности людей – советского народа» (разумеется, в результате действия «социально-экономических факторов»). За всеми этими многократно и на разные лады повторяемыми заклинаниями реально стояло лишь одно: этническая принадлежность человека рассматривалась в качестве ненужного препятствия на пути к достижению желанной «социальной однородности общества». Горькие плоды такой национальной политики мы пожинаем сегодня, но тогда эти печальные результаты казались адептам официальной точки зрения просто невозможными.

На первом плане оказалась защита чести мундира: как из рога изобилия посыпались в адрес Л.Н.Гумилева из уст этнографов-социологов обвинения в «географическом детерминизме», «бихевиоризме», «биологизме», напоминания о «примате социального над биологическим», «влиянии классовой дифференциации» и прочей обществоведческой атрибутике[8]. Справедливости ради стоит сказать, что московская академическая общественность была не одинока в своем благородном «марксистском» негодовании. Сказал свое слово (видимо, памятуя о семейных традициях) и секретариат Союза писателей. С прямым печатным доносом на Л.Н.Гумилева выступил в журнале «Наш современник» автор романа-эссе «Память» В. Чивилихин. Изложив свой взгляд на историю Великой степи как историю патологических насилий и убийств, творимых на базе неразвитых производительных сил, автор эссе призывал к запрещению «человеконенавистнической» теории пассионарности, к наказанию ученого, посмевшего отторгнуть миф об извечной вражде Руси и Степи.

Вся эта кампания, конечно, тяжело сказалась на судьбе этнологических работ Л.Н.Гумилева. А ведь середина 70-х гг. оказалась, пожалуй, наиболее плодотворным периодом жизни ученого. Завершив цикл статей «Ландшафт и этнос», Л.Н.Гумилев пишет на ее основе свой фундаментальный трактат – «Этногенез и биосфера Земли». В этой работе сплелись воедино энциклопедические знания всемирной истории и географии Земли, натурфилософский характер мышления и литературный талант ее автора. Высочайший творческий синтез позволил Л.Н.Гумилеву создать целостную, непротиворечивую пассионарную теорию этногенеза, в основе которой представление об этносе как биосферном, несоциальном феномене человеческого поведения.

Но судьба работы, вскрывшей объективный характер этнических процессов, оказалась донельзя сложной. До середины 70-х гг. продолжали публиковать как бы по инерции историографические труды Л.Н.Гумилева, выполненные в рамках традиционной методики (а вернее, на грани ее). В 1970 г. увидела свет заключительная книга «Степной трилогии» – «Поиски вымышленного царства», целиком посвященная истории монгольского улуса и позитивной роли монголов и тюрок в создании Московского государства[9]. Но вышедшая в 1974 г. книга Л.Н.Гумилева «Хунны в Китае», рассказывающая о трех веках войны степных народов с Китаем, оказалась последней[10]. Опубликовать «Этногенез и биосферу Земли», законченную в 1976 г., Лев Николаевич уже не смог. Критика оппонентов сделала свое дело: началась пятнадцатилетняя кампания замалчивания гумилевских этнологических работ. С огромным трудом удалось Л.Н.Гумилеву в 1979 г. депонировать «Этногенез и биосферу Земли» тремя отдельными выпусками в ВИНИТИ[11], хотя и там по прошествии нескольких лет депонирование работы было прекращено под тем предлогом, что объем поступающих заказов превышает технические возможности издателя. Заказов на книгу действительно поступило необычайно много – более двух тысяч. Эта книга заслуженно прибавила к славе Л.Н. Гумилева как историка-географа и востоковеда и славу настоящего ученого-мыслителя. Но, увы, слава росла и ширилась, а положение дел не менялось. Лишь с началом перестройки «Этногенез и биосфера Земли» вышла в свет полноценной книгой, сразу став библиографической редкостью.

И все же сегодня мы можем с удовлетворением констатировать, что теория этногенеза Л.Н. Гумилева не только приобретает все больше сторонников, но и активно развивается. 1989 г. был ознаменован появлением еще одной работы Л.Н.Гумилева – «Древняя Русь и Великая степь»[12]. Новый фундаментальный труд Л.Н. Гумилева написан целиком на основе пассионарной теории этногенеза и посвящен анализу взаимоотношений Руси и Степи в VIII-XIV вв.

Пусть не покажется доброжелательному читателю длинной эта ретроспектива творчества Л.Н.Гумилева. Нам казалось важным рассказать о том, как именно, в каких условиях было сделано Л.Н.Гумилевым его замечательное открытие, написаны его интереснейшие труды. Ведь теория Л.Н.Гумилева – это уже событие нашей научной жизни. Почему это так? Да в первую очередь, наверное, потому, что слишком непривычным для читателя является написанное Л.Н.Гумилевым об этносе. Мы все привыкли думать об этнических взаимоотношениях как о чем-то, определяющемся вещами вполне понятными и привычными – языком, экономической и политической ситуацией, культурной традицией. Л.Н.Гумилев на основе обобщения огромного исторического материала показывает, что это вовсе не так. В истории есть множество примеров, когда этнос, говорящий на разных языках, не утрачивает своего единства. Например, французы в Средние века говорили на трех языках – старофранцузском (около Парижа), бретонском (кельтском диалекте Бретани) и провансальском (на юге, в Провансе и Лангедоке)!

Блестящая культура и цветущая экономика тоже отнюдь не определяют единства, – множество роскошных цивилизаций не смогли устоять перед идеологической и военной экспансией народов куда менее образованных и организованных экономически.

В поисках выхода из тупика Л.Н.Гумилев обрел свой ответ и предложил рассматривать этнос и этногенез как естественные объекты, возникающие не вследствие деятельности человека, а как результат процессов, происходящих в биосфере Земли.

Поскольку создание этносов отнесено автором к компетенции естествознания, Я.Н.Гумилев вполне логично указывает на энергетическую природу самого процесса этногенеза. Как мы уже упоминали, источником деятельности в истории является, по Гумилеву, биохимическая энергия живого вещества биосферы, открытая и описанная нашим великим соотечественником В.И.Вернадским.

Разумеется, каждый этнос состоит из разных людей – с непохожими стремлениями, уровнями культуры, системами предпочтений. Разнятся люди и по количеству биохимической энергии, которую они способны устойчиво извлекать (абсорбировать) из внешней среды. Некоторым индивидам их энергии достаточно, чтобы приспособиться к окружающему миру и жить в нем без особых претензий (это так называемые «гармоничные» люди). У других усвояемой энергии не хватает на поддержание бытовой устроенности, и они с удовольствием предаются приятным порокам, живя за чужой счет и не думая о завтрашнем дне («субпассионарии»). Но движущую силу истории составляют пассионарии – люди, обладающие избытком биохимической энергии. Они-то и вкладывают свои излишние силы в творческое переустройство мира. Со временем количество людей всех трех типов в любом этносе изменяется, и эти изменения предопределяют общее энергетическое наполнение этноса – уровень его пассионарного напряжения.

Как видим, сама пассионарность в понимании Л.Н.Гумилева – это только качественный эффект определенного количества биохимической энергии. Именно энергия пассионарности обеспечивает создание и существование в биосфере Земли всего множества этнических систем – природных коллективов людей, обладающих общностью стереотипа поведения и противопоставляющих себя всем другим таким же коллективам, исходя из простой антитезы – «мы такие, а все другие – не такие, как мы, они не похожи на нас».

В самом деле, если согласиться с гумилевским утверждением о природе пассионарности, то возникает вопрос: «А на что расходуется эта энергия?» Ведь возможности человеческого организма по накоплению энергии весьма ограниченны, и, значит, пассионарный человек должен использовать ее в виде работы. Пассионарии этим и занимаются – они конструируют новые здания, пишут книги, ведут войны и закручивают политические интриги в борьбе за власть. И потому поведение пассионариев разных этносов по своим целям принципиально не отличается друг от друга: недаром Наполеона сравнивают с Цезарем, и Александром Великим, Лобачевского – с Евклидом, а Пушкина – с Данте. Однако при этом сходстве пассионарные люди разных этносов внешне, по формам своего поведения, крайне разнообразны, и последнее тоже неудивительно. Ведь на поведение каждого человека накладывает свой отпечаток географическая среда (привычный ему ландшафт и система хозяйства), культурная традиция (совокупность форм человеческой искусственной деятельности), этническое окружение (взаимоотношение с соседями, сложившиеся исторически). Названные три фактора и формируют то, что Л.Н.Гумилев назвал стереотипом поведения этноса, отличающим один этнос от другого. Разумеется, такие отличия не сосредоточиваются исключительно на уровне этноса. Они также легко прослеживаются внутри и вне его. По опыту мы знаем, что внутри любого этноса люди также не похожи друг на друга: легко выделяются субэтносы – большие группы людей, обладающие резкими поведенческими отличиями. Среди русских, например, это поморы, старообрядцы, сибиряки (чалдоны), казаки, столичные интеллигенты и т.п. Все они вполне искренне называют себя русскими, но столь же искренне отмечают различия между собой.

Но то же самое наблюдается и по отношению к этносу. В истории мы постоянно замечаем, что этносы с более близкими стереотипами поведения создают огромные этнические коалиции – суперэтносы, которые в истории обычно именуются «культурами», «цивилизациями», «мирами». Так, для Средневековья мы находим реальное содержание за такими обозначениями, как «Христианский мир», – все католики, признающие верховенство власти папы римского, или «Святая Русь» – все православные, находящиеся под властью государя всея Руси и признающие церковную власть московского патриарха.

Именно в рамках суперэтнического единства и происходит, по Гумилеву, развитие культурных форм, которые служат внешним индикатором, отделяющим один суперэтнос от другого.

Предлагаемый очерк «Из истории Евразии» посвящен народам Великой степи, их взаимоотношениям с природой, становлению и развитию их самобытной культуры. Фоном ему служит панорама суперэтнической истории всего региона – от хуннов до монголов. В небольшом очерке Л.Н.Гумилева как в капле воды отразились и его теоретико-методологические взгляды, и оригинальность мышления, и незаурядный литературный талант его автора.

Полагаем, что знакомство с еще одной неизвестной ранее работой Л.Н.Гумилева будет интересно самому широкому кругу читателей.