"Тайны одной усадьбы" - читать интересную книгу автора (Просвирнов Александр Юрьевич)Часть 2. ПробуждениеНиколай сидел в своем кабинете с пером в руках и о чем-то напряженно думал. Лист бумаги перед ним был пока абсолютно чист. – Вы сильно заняты, – Входите, входите, душа моя, – встрепенулся Николай. – Очень хорошо, что вы заглянули. У меня сегодня ничего не клеится. От жары, наверное. – – Зато поездка оказалась и интересной, и полезной, – заметил Николай. – Одна только ложка дегтя в бочке меда – ваш брат Алексей. Я ведь дал ему очень подробные и точные инструкции насчет ведения хозяйства, а что он? Столько ошибок пришлось исправлять! – Но Алеша еще так молод! – заступилась за брата Натали. – И притом нужно родиться вами, чтобы так грамотно управлять крестьянами. Вспомните, куда мы ни приедем в гости, везде грязь во дворе, люди забитые. Да что далеко ходить, у папеньки вашего – царство ему небесное! – в кабинете все вверх дном, а у вас чистота и порядок. Все гости говорят, что наша усадьба теперь настоящий дворец. Может, не стоит новую стройку затевать? – Обязательно нужно! – не согласился Николай. – Хочу современный дом по собственному проекту, увидите, как будет здорово. Натали приблизилась к мужу и поцеловала его в щеку. – Я совсем забыла, зачем потревожила вас. Полчаса назад привезли письмо от Мари. – И чего же она пишет? – Так, всякие милые пустяки. Вновь приглашает нас в гости. И еще есть послание для вас – от Стивы. Давайте, я прочту, вы так утомлены. Она устроилась рядом с мужем и принялась читать: ”Милостивый государь Николай Петрович! Разрешите еще раз искренне поблагодарить Вас за содействие работе Комитета. Тот конспект, что вы милостиво соизволили мне оставить, я непременно беру на заседания и пользуюсь им. При этом непременно сообщаю, что идеи исходят от Вас. Их императорское высочество Великий Князь Константин Николаевич [1] очень ценит Ваши предложения, многие из них уже использованы в Проекте. Он очень сожалеет, что Вы были вынуждены так скоро вернуться в имение и не смогли в полной мере участвовать в этой важной работе. На днях был государь император и тоже спрашивал о Вас. Их императорское величество соизволили заметить, что если бы все помещики были таковы, как Николай Петрович Каратаев, он бы не опасался ни за судьбу реформы, ни за судьбу России. Определенно, Вас очень не хватает в столице, и было бы весьма любезно с Вашей стороны, любезный Николай Петрович, еще раз приехать, и приехать надолго, чтобы мы с Вами могли плодотворно поработать в Комитете. Надеюсь вскоре увидеть Вас вместе с несравненной Натальей Павловной и очаровательными малышками Анной Николаевной и Татьяной Николаевной. А пока прошу Вас, любезный Николай Петрович, написать мне, что Вы думаете по следующим вопросам…” Тут Натали прервала чтение. – Дальше очень скучно, это вы сами разберете. А я ничего не понимаю. Неужели государь действительно хочет освободить крестьян? Как же мы тогда будем жить? – Еще лучше, чем теперь. Никуда эти крестьяне от нас не денутся, вернутся, поклонятся в ноги и попросят их высечь. Как-нибудь на досуге я постараюсь растолковать это вам. Жаль, но многие не хотят и не могут видеть дальше собственного носа. Они не читают газет. А от такой близорукости недалеко до новой пугачевщины. Нужно успеть освободить чернь сверху, иначе она сама освободит себя снизу. И государь это хорошо понимает. – Николай улыбнулся и уже в который раз начал подробный рассказ. И все равно жена слушала с неослабевающим вниманием, боясь пропустить хоть слово. Однако сегодня эта уже ставшая классической история так и осталась недосказанной, поскольку в кабинет, робко постучав, вошла молодая горничная Евдокия: – Барин, барыня, извольте пройтить на веранду. Кушать подано! После обеда дети поднялись из-за стола и собрались уходить, но отец едва заметно пошевелил бровями, и девочки тут же сели снова. – Вижу, вы забыли, что сегодня у нас очередная съемка. Сладости получите позже. – – Я жалею только о том, что – А нельзя как-нибудь еще быстрее? – взмолилась Натали. – Пока нет. Наверное, через несколько лет что-нибудь придумают. Когда-нибудь на съемку потребуются лишь доли секунды, аппарат можно будет легко держать в руках, снимки станут цветными… – Ах, Барин щелкнул пальцами, и вскоре кухонный мужик Антип и конюх Иван принесли тяжелый аппарат и установили на веранде. Прочая челядь собралась было поглазеть на необычное зрелище, но стоило барину только покоситься и грозно сдвинуть брови, как все лишние слуги в мгновение ока исчезли. Под руководством барина мужики укрепили на спинках стульев какие-то хитрые станочки, и он принялся усаживать жену и детей, надежно укрепляя их руки и головы, чтобы изображение не размывалось при съемке. Он нежно поцеловал в маленькие носики готовых вот-вот расплакаться девочек, и они сразу успокоились. Долго настраивал аппарат, после чего сел рядом с домочадцами. Слуги закрепили и хозяина. Наконец, приготовления были закончены, и по команде барина Антип перевернул песочные часы, а Иван открыл крышку объектива. Оба мужика замерли около аппарата, боясь шевельнуться, пока не упала последняя песчинка. Все с облегчением вздохнули, когда Иван вновь закрыл объектив. Девочки вихрем умчались, даже не дождавшись обещанных сладостей. Барин велел мужикам навьючить аппарат на коня. – – Что ж, придется еще разок пожертвовать на церковь! – засмеялся Николай. – Душа моя, сегодня мне просто не хочется спать. Посмотрите, какое светит солнце! Я собираюсь снять чудесный пейзаж на озере, заодно посмотрю на поля. Николай не спеша фотографировал озеро и лес вокруг него, вспоминая поездку во Францию. В Париже они с Натали по рекомендации Мари побывали у князя Р. Тот познакомил их с супружеской парой, которую Мари в разговоре с кузиной окрестила Жан и Жанна. На самом деле их звали Жюли и Серж Лекруа. Николай с улыбкой наблюдал за своей женой, которая с тревогой смотрела на всех гостей, что им представляли у Р. Жюли и Серж ей сразу не понравились. – Нет, Впрочем, так оказалось даже лучше. На следующий день, пока жена и дети спали после обеда, Николай отправился к чете Лекруа один. У Р. он успел шепнуть супругам, что слышал о них от Мари. И вот после светской болтовни и нескольких фужеров вина он оказался в спальне за шторой. Мужчина и женщина медленно разделись донага. У Жюли оказалось приятное смуглое тело, но несколько хрупкое. Ему было трудно тягаться с плавными аристократическими формами Мари и пышным юным телом Дуни. Зато буйные черные заросли внизу живота, доходившие чуть ли не до пояса женщины, сразу пробудили мужское естество Николая. Супруги принялись неистово ласкать друг друга. От такого возбуждающего зрелища сразу ударило в голову. Николай успел подумать, что и в вино, наверно, подмешали какое-то снадобье, а потом ринулся к супружескому ложу, словно хищный зверь из засады. Тяжело дыша, он обнял Жюли, осыпая ее десятками поцелуев. Оказавшись в могучих объятиях, женщина блаженно застонала. Она пыталась раздеть Николая, но это у нее плохо получалось. Наконец, он отпустил француженку и мгновенно избавился от одежды. – Вот это да! – воскликнула Жюли, глядя на его крепко сбитое мускулистое тело и огромный кол. – Она уложила его на спину и прыгнула сверху, насадившись на живой утес. Серж встал рядом с ними, и жена захватила ртом в плен его орудие. По размерам оно в подметки не годилось тому, которое утопало в ее недрах. Затем Николай и Серж поменялись местами. Впрочем, страсти кипели не так долго: Николаю пора было возвращаться в гостиницу. Но больше свиданий с оригинальной четой Николай не искал. Из Франции в Петербург возвращались морем, а потом еще гостили у Стивы и Мари. Степан Степанович был искренне рад гостям, а его очаровательная супруга и подавно. Маша и Николай умудрились несколько раз встретиться тайком от своих домашних, и вновь не могли насытиться друг другом, как и в прошлом году. Между делом поговорили об увлекательных приключениях с Сержем и Жюли. – Знаешь, почему я больше к ним не пошел? – ухмыльнулся Николай. – Догадываюсь! – засмеялась Маша. – От них ужасно разит потом и еще черт знает чем. Не моются ж никогда. Сначала в угаре я этого не чувствовала, а вот потом… Бррр! Но все равно интересно! В общем, барину было что вспомнить, пока он ждал Дуню. Наконец, та появилась на укромной поляне, вся запыхавшаяся. – Простите, барин, ключница меня задержала, велела посуду по-другому переставлять. А я заторопилась, чашку разбила, так Пелагея Захаровна меня еще за косы потаскала. Пришлось их переплетать. – Хорошо, хорошо, – нетерпеливо прервал ее рассказ Николай. – Готовься к съемке. Между прочим, ты хорошо справлялась с обязанностями ключницы, пока мы путешествовали. Я Пелагею с собой за границу взял прислуживать, потому что знал, что ты здесь лучше нее управишься. Когда-нибудь тебя на ее место поставлю. – Ой, барин, скажете тоже! – похвала барина была очень приятна Дуне, и она даже зарделась от удовольствия. – Пелагея Захаровна двужильная, везде успевает. Строгая. А меня-то и бояться никто не будет. Разговаривая с господином, девушка расстелила покрывало на траве и быстро скинула с себя все до нитки. Барин уже в который раз залюбовался ее пышным молодым телом. – Эх, Дунька, понимала б ты, как на тебя мужику смотреть приятно! – усмехнулся он. – Тем более что ты наконец стесняться перестала. – Ой, барин, да мне самой так любо перед вами разгуливать в чем мать родила, – весело откликнулась Дуня и поинтересовалась: – Как сегодня будете снимать? Меня одну или нас вместе? Барин ничего не ответил и спокойно тоже разделся донага. Не говоря ни слова, девушка подскочила к нему и жадно схватила в рот мужское орудие. Уже в который раз она делала это, но опять застонала от наслаждения, ощутив во рту твердую, словно камень, плоть. – Достаточно! – скомандовал Николай через пять минут. – Теперь ложись боком, лицом к камере. Дуня удобно устроилась на покрывале. Барин улегся позади нее, приподнял девушке ногу, ласково погладил размякшую, словно тесто, расщелину и быстро направил туда свое достоинство. Дуня взвизгнула от удовольствия и начала поглаживать резвящийся в ней барский кол. – А теперь убери руку и замри! – прозвучала новая команда. Николай дернул за веревочку, и хитроумное устройство само сняло колпачок с объектива камеры. Оба замерли в оцепенении. Барин держал девушку за обе груди, а могучий ствол был погружен в ее лоно только наполовину. Разумеется, находиться без движений в таком положении, когда наоборот хотелось дергаться изо всех сил, стоило обоим больших усилий, но они мужественно справились с испытанием. Николай вновь потянул за шнур, и крышка на аппарате захлопнулась. – Ой, барин, а я даже кончила, пока мы так лежали! – засмеялась Дуня. – Какой у вас писюн волшебный! – А ты делаешь успехи! – одобрил Николай. – Говори спасибо госпоже Мари, она сделала из тебя такую страстную женщину. Становись на четвереньки, поиграем. Угадай, где сегодня окажется струя? – Прольется мимо! – Что ж, посмотрим. Если проиграешь, не разрешу меня в губы целовать. Дуня приподнялась на покрывале, повернувшись к барину своей крепкой полной попкой. Он устроился позади нее на коленях. – Начинай! – скомандовал он, хлопнув девку по упругой ягодице. Дуня качнула бедрами назад и с удовольствием вновь насадилась на живой кол. Барин даже не шевелился, девушка сама двигалась туда-сюда, постанывая от возбуждения. Вскоре Николай еще раз хлопнул ее по заду, тогда она чуть опустила попку, опять приблизилась к барину и могучий утес оказался в куда более узком гроте. Закрепившись в этом положении, Дуня вновь задергалась, а барин закряхтел от удовольствия. Новый хлопок по попке – и кол за доли секунды перескочил из тесной пещеры в разбухшее и сочное лоно. Игра продолжалась в том же духе уже минут десять, когда Дуня, тяжело дыша, горячо зашептала: – Ой, барин, не могу больше! А-а-а!!! В ту же секунду и Николай зарычал, словно медведь, схватил девку за бедра и притянул их к себе, плотно прижавшись к пышным ягодицам, пока в тесном гроте шло извержение вулкана страсти. – Не угадала я, барин, – улыбнулась через пару минут Дуня, играя пальцами с жалким комочком дряблой кожи, в которую превратился недавно столь грозный утес. – Сегодня струя у меня в заднице оказалась. – Сколько тебя учить: не говори никогда “задница” или “жопа”, – поморщился барин. – Ну-ка, как это по латыни? – Ой, барин, все время я забываю про этот анис, что ли… – Анус. – В общем, сплоховала я, – огорчилась Дуня. – И не угадала, и слово мудреное забыла. Не судьба мне сегодня вас целовать. – Ладно, прощаю, – усмехнулся Николай. – Только быстро. Девушка подскочила к нему, обняла, прижалась всем телом и принялась жарко целовать барина в губы. Она ощутила, что в нее вновь начинает упираться оживающая скала. – Ну, хватит уже, – остановил ее Николай и с усилием оторвал от себя. – Ах, барин, не могу я никак остановиться. А вот вы с барыней… – Молчать! – грозно рявкнул Николай. – Не твое дело! Не смей ни о чем таком спрашивать! Дуня съежилась от страха и принялась молча одеваться и собирать вещи. Натали вошла в кабинет Николая, где несколько дней назад забыла письмо кузины. Разбудить крепко спящего после обеда мужа она не решилась и подумала, что сумеет найти письмо и без его помощи. В кабинете царил идеальный порядок. Здесь разрешалось убираться только Дуне, остальным дворовым доступ в это святилище был запрещен. Натали полюбовалась на живописные пейзажи и семейные снимки, которыми со вкусом были увешаны стены. “Все-таки не зря Пошарив еще по ящикам, она обнаружила несколько ключей, один из которых подошел к шкатулке. Внутри нее оказалось несколько дагеротипов. Натали взяла их, бегло просмотрела и, смертельно побледнев, выронила из рук. Внутри нее словно что-то оборвалось. Несколько минут, оцепенев, она сидела на стуле, держась за сердце. Но вот женщина справилась с собой, лицо ее приняло жесткое и какое-то хищное выражение. Она аккуратно разложила все металлические пластинки на столе и внимательно рассмотрела каждую. На нескольких снимках весело улыбалась совершенно голая Дуня. Как только не изощрялась перед аппаратом эта дрянь: где стояла, где лежала – и передом, и боком, и задом, и даже в самых бесстыдных позициях с раздвинутыми ногами, так что весь срам был виден. Однако это было мелочью. Бог с ней, с этой сквернавкой! Но три других снимка простить было никак невозможно. На одном ее Николай лежал боком за этой грязной девкой, держа ее за груди, а его естество торчало в ней! На другом – о, ужас! – Дунька держала эту штуковину во рту, лукаво улыбаясь в камеру; а на третьем – кошмар! – она стояла на четвереньках, а барское орудие находилось в совсем не предназначенном для этой цели отверстии. Это было слишком, и барыню даже затошнило от омерзения. Непослушными руками она собрала снимки в шкатулку, заперла ее, вернула все на место и медленно вышла из кабинета мужа, так и не забрав письма кузины. Она сразу же вспомнила разговор с Мари год назад. Боже мой, ведь кузина оказалась права! Ее Николай, оказывается, путается с подлой крестьянкой! И как потом он смеет приближаться к жене, когда побывал в такой неописуемой грязи, во рту и в жопе этой мерзкой крестьянской потаскушки! Удивляясь, что про себя она произносит такие скверные слова (представить, что может сказать такое вслух, она даже не могла), Натали прошла в спальню и долго смотрела на безмятежно спящего мужа. С огромным трудом она удержала душившие ее слезы и поняла, что все равно не может его ненавидеть. Конечно, он ни в чем не виноват. Эта стерва совратила его, виляя своей жопой! Натали ушла в другую комнату, собралась с духом и, как ни в чем ни бывало, позвала Дуню. Холодным, пронзительным взглядом осмотрела ее с головы до ног, так что горничная сразу съежилась. – Принеси мне графин вишневой наливки, – распорядилась барыня. – А потом возьмешь у барина в кабинете две книги: “Декамерон” Боккаччо и “Фанни” Клеланда. Запомнила? Будешь читать мне их каждый день вместо послеобеденного сна. Что ты стоишь? Бегом! Впервые в жизни услышав, что барыня, всегда мягкая и тихая, командует столь резким тоном, Дуня не на шутку перепугалась. Тем более распоряжение оказалось слишком неожиданным. Она подумала, что стоит рассказать об этом барину, но, вспомнив его недавнюю вспышку, решила промолчать. Негоже забывать, что она просто крепостная крестьянка, а не любовница, как она уже наивно начала думать. Она ничего не говорила матери, передавая деньги и гостинцы, на которые не скупился барин. Та долго молчала, лишь однажды предупредила: – Смотри, Дуня, не нужно этого. Увидит Пелагея, или барин прознает – высекут за воровство до полусмерти. С тех пор девушка складывала все на черный день. И вот, кажется, он наступил. “Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь”, – припомнила она строки из какой-то бариновой книги. Неужели прав был поэт, неужели этот удивительный год, лучший в ее жизни, подходит к концу? Неужели она станет снова простой черной крестьянкой? Всем своим существом Дуня почувствовала, что надвигается что-то страшное… Дуня закрыла последнюю страницу “Фанни” и облегченно вздохнула. Во рту пересохло от столь длительного чтения, нестерпимо хотелось пить, но она молчала, опасаясь очередной нервной вспышки барыни. За две недели, что она читала книги, госпожа постоянно вспыхивала и ругалась, придираясь к любой мелочи. За год, что Дуня прислуживала в имении, барыня выпила в несколько раз меньше вишневой наливки, чем за эти две недели. Вот и теперь взгляд ее замутился, и она пристально посмотрела в глаза горничной. – Антип затопил баню, как я велела? – сурово поинтересовалась госпожа, а язык ее слегка заплетался. – Да, барыня. – Тогда пошли. Дуня впервые увидела свою госпожу голой, до этого той прислуживала в бане только пожилая Пелагея. Несомненно, барыня была красива со своими распущенными каштановыми волосами, но ее худенькое тело не шло ни в какое сравнение с пышными формами ее кузины. В парной Дуня долго хлестала вениками хрупкое тело госпожи, постоянно вспоминая блаженные минуты, которые провела здесь в прошлом году с мадам Мари и барином. Задумавшись, она с трудом успела догнать выскочившую в конце концов из парной барыню и окатить ее ушатом ледяной воды. – Иди, попарься сама и выходи, – скомандовала хозяйка. – Я тебе хочу что-то сказать. Спустя несколько минут, когда раскрасневшаяся Евдокия вышла из парной, ее смутные тревоги отступили, и она в блаженстве распростерлась на лавке, прикрыв глаза от удовольствия. Однако через несколько секунд от этого чудесного состояния не осталось и следа. – Ложись на живот! – резко скомандовала барыня таким ледяным голосом, что, исполнив ее распоряжение, Евдокия похолодела от страха и не в силах была больше шевельнуться. Она не сразу поняла, что госпожа связывает ей руки и ноги, а когда опомнилась, было уже поздно. Скосив глаза, она увидела в руках у барыни кнут, который со свистом опустился на ее роскошную попку. Нестерпимая боль пронзила тело, но, стиснув зубы, девушка промолчала. Только слезы потекли из ее глаз. Барыня стегнула Дуню еще несколько раз и, не дождавшись ни одного вскрика, отбросила кнут и присела рядом на корточки, с холодной улыбкой глядя в глаза девушке. Весь хмель остался в парной, и взгляд ее был чистым и ясным. – За что, барыня? – сквозь слезы спросила Евдокия. – Аль плохо вам служила? – Она еще спрашивает, сучка! – злобно прошипела госпожа, и Дуня испуганно замолчала, впервые услышав из уст барыни такое грубое слово. – Она еще спрашивает, грязная б…на! – продолжала хозяйка, и глаза ее налились кровью. – Совратила барина, да еще заставила его этот разврат фотографировать! А ты знаешь, что сейчас с тобой будет? Она показала девушке полый коровий рог и железный прут. – Понимаешь, что это значит? Где уж тебе! Сейчас объясню. Прут я положу в печь, он раскалится докрасна. А этот рог воткну в твою грязную развратную жопу, через него всажу раскаленное железо и выжгу твои паскудные б…ские кишки. Ни один доктор не найдет ожогов на теле, а я скажу, что ты пьяная угорела в бане. Да и кто будет с тобой разбираться? От таких слов все тело Евдокии покрылось холодным потом. Внизу живота появилось неприятное ощущение, и в ту же секунду желтый фонтан хлынул между ее ног, и под лавкой натекла большая лужа. Барыня брезгливо повела носом и отошла подальше. – Обоссалась, стерва! Сейчас ты у меня обделаешься! Госпожа унесла железный прут в парную, вернулась и вновь взяла в руки кнут. Но Евдокия, помертвевшая от страха, уже не чувствовала боли, хотя барыня, словно озверев, хлестала ее еще и еще. Наконец, Натали отбросила кнут и о чем-то спросила. Евдокия ничего не поняла, и тогда госпожа окатила ее ведром холодной воды, а в рот сквозь стиснутые зубы влила немного вишневой наливки. Дар речи вернулся к Дуне, и она с ненавистью посмотрела на стоящую рядом с ней растрепанную голую фурию со сверкающими глазами. – Что ж, убивайте меня, барыня! – неожиданно резко и четко сказала Евдокия. – Убивайте бесстыжую б…! Оно, может, и лучше. Все равно отдадут меня скоро замуж, будет мой мужичок водку жрать, да лупить меня до полусмерти. А с барином я хоть немного настоящую жизнь увидела, ласковое обхождение почувствовала. Теперь не жалко и помирать. Только глаза и рот мне завяжите, чтобы я того железа раскаленного не видела, да крика никто не услышал. Вот и все, о чем я вас прошу перед смертью. И еще одно скажу вам, барыня. Кабы вы были с барином хоть на четвертинку так же ласковы, как я, никогда бы он на простую крестьянку не позарился. Она отвернулась от госпожи и замолчала. Натали отшвырнула ногой брошенный кнут, присела на другую лавку и вдруг горько разрыдалась. Слезы полились настоящей рекой, словно внутри прорвало какую-то плотину, и все невыплаканное за две недели хлынуло настоящим половодьем. Евдокие вдруг стало жаль ее и, позабыв страшные угрозы хозяйки, она тоже расплакалась. Но вот барыня вытерла глаза, снова подошла к Дуне и… освободила ее от пут. – Убери здесь все, вымойся и поговорим по-человечески, – тихо сказала она. – Прости меня, если сможешь. – Не сердись, Дуня, за все, что я тебе наговорила, – грустно начала разговор Натали. – Постарайся меня понять. Ты не представляешь, какую боль я испытала, увидев дагеротипы с тобой и Николаем Петровичем. Раздвинь ноги! – вдруг скомандовала она, внимательно посмотрела на девичью плоть и тоже раздвинула бедра. – А теперь скажи, что у меня не так, как у тебя. Поперек или под углом? Ничего подобного. Почему же барин польстился на тебя? И что это за недостаток ласки с моей стороны? – Вам лучше знать, барыня. Не мое это дело. Может, вас ему не хватало. – Он что, это говорил? – Да что вы! Как-то недавно хотела что-то такое спросить, барин очень разгневались. Но я сама чувствовала, что у вас с ним не все в порядке. – Странно слышать такие рассуждения от простой крестьянки, но, возможно, в чем-то ты права, – задумчиво произнесла Натали. – Кузина предупреждала меня, что это важная часть жизни, а я пропустила мимо ушей. Да и в книжках, что ты мне прочитала, все только этим и занимаются. К сожалению, в них я почти не видела настоящих чувств, а только животное влечение. Увы, я его не испытываю, и мне казалось, что мужу вполне достаточно моей истинной горячей любви. Получается, что все должно быть в гармонии. Но как ее добиться? Боже мой, я спрашиваю совета у темной крепостной крестьянки! А нужно было бы выяснить все у Мари. Ладно, я не желаю вдаваться в подробности, когда у вас это началось с барином и сколько продолжалось. Я хочу, чтобы ты научила меня своим женским премудростям. Сколько тебе лет? – Девятнадцать. – Видишь, а мне уже двадцать четыре, я несколько лет замужем, у меня двое детей, но вынуждена спрашивать у тебя совета: как мне тоже стать желанной, как самой узнать радость плотской любви? – Барыня, да разве вы не желанны для Николая Петровича? Но как вам самим добиваться этой самой радости… Нешто я могу это знать? – Придется придумать. Это твой единственный шанс остаться работать в доме, иначе отправишься вместе со всеми на поля, можешь не сомневаться. – Ложитесь, барыня, на лавку, – вздохнула Евдокия. – Попробую что-нибудь придумать своим глупым холопским умом. Только вы ничему не удивляйтесь и не отталкивайте меня. Думайте, что я какая-нибудь докторша. Она наклонилась над лицом госпожи и поцеловала ее в губы. – Что-нибудь почувствовали? – поинтересовалась она, но та в ответ только пожала плечами. Евдокия потрогала миниатюрные грудки хозяйки, которых никогда не касались детские губы. Яркие розовые сосочки остались мягкими, и девушка даже не стала ничего спрашивать. Поглаживая живот и бедра госпожи, она пристально смотрела в ее глаза, но не обнаруживала в них и тени заинтересованности. Раздвинув бедра барыни, Евдокия принялась умело играть ее женским тайником, нежно поглаживая каждую складочку плоти и массируя едва заметный мягкий холмик среди волос. Ничего не помогало, и тогда Дуня прильнула к этому месту языком. Хорошо помня уроки госпожи Мари, она старательно и нежно ласкала сочные складки, которые в конце концов, хоть и едва заметно, начали разбухать. – Госпожа, неужели вам это не приятно? – поинтересовалась девушка, приподняв голову. – Я не знаю, – ответила та. – Немного хорошо, но это совсем не то, что описано в “Фанни”. – Повернитесь попкой и поднимите ее, – попросила Евдокия. Теперь она коснулась кончиком языка темной ямки между узкими ягодицами хозяйки и сразу поняла, что это как раз то, что нужно. Барыня взвизгнула от этого прикосновения, и с губ ее сорвался стон. Язык попытался проникнуть еще глубже в миниатюрное отверстие, но это было ему явно не под силу. Дуне пришлось воспользоваться пальцем, изображая работу мужского орудия. Язык ее вновь примкнул к расщелине, которая теперь разбухла и размокла. “Наконец- то!” – гордо подумала девушка и бешено заработала одновременно пальцем, языком и губами. Спустя пять минут тело барыни затрепетало. Она застонала и задергала бедрами, после чего повалилась на лавку. – Какая же ты умница! – похвалила она горничную, когда пришла в себя. – Боже мой, я и не подозревала, какое это наслаждение. Ты можешь объяснить, почему так произошло? – Барин объяснял про какие-то точки, я ничего не поняла. У вас они, наверное, расположились не там, где надо. Вы у него спросите, он вам все растолкует по науке, он много книг прочитал. Мне-то по-всякому нравится, а вам, видно, только по-особому. Может, вы стеснялись саму себя или брезговали, вот и задушили в себе все удовольствия. Вы уж не постесняйтесь, поговорите с барином, он гораздо лучше разберется. Настала короткая летняя ночь, и Николай зажег свечи, чтобы можно было читать. Жены до сих пор не было, и он начал волноваться. Хотел было крикнуть горничную, чтобы разыскала барыню, но в этот момент Натали появилась сама. – Простите, В новой ночной сорочке, с распущенными длинными каштановыми волосами, она была удивительно хороша, и Николай, как всегда, почувствовал дикое желание. Но едва он подумал, что ему придется – в который раз! – уговаривать и уламывать свою очаровательную супругу сделать милость и согласиться на близость, как порыв страсти тут же угас. Однако он все же рискнул начать один из разговоров, от которых жена обычно торопилась ускользнуть и сослаться на нервы, усталость и прочее нездоровье. – Сударыня, вы так очаровательны сегодня! Неужели вы не доставите мне счастья насладиться вашей красотой! Идите же ко мне! Он хотел было задуть свечи, но жена остановила его. – Подождите. И не гневайтесь. Я не буду сегодня жаловаться на здоровье. Я вот о чем подумала. Скоро семь лет, как мы женаты, а вы до сих пор не видели меня нагой, хоть вам и очень хотелось этого. Пора исправить это недоразумение. Она стянула с себя сорочку и впервые предстала голой перед мужем. Николай с изумлением смотрел на изящное хрупкое обнаженное тело, белое, словно сахар, на котором едва темнел черный треугольничек внизу живота. Не веря своим глазам, мужчина задохнулся от вожделения, не в силах произнести ни слова. Натали подошла ближе, встала рядом с мужем и широко расставила ноги. – Возьмите свечи и осмотрите меня всю. Вы так долго этого хотели, а я, глупая, почему-то стеснялась. – Душа моя, Наташенька, что с вами случилось? – только и сумел выдавить из себя Николай. – Николенька, вы чем-то недовольны? – улыбнулась жена. Они впервые за все годы обратились друг к другу не по-французски и не по имени-отчеству, а вот так просто – по-русски и ласково. Николай подпрыгнул с постели, заключил Наташу в могучие объятия и впился ей в губы. Через несколько минут после самого длинного в их жизни поцелуя женщина все же осторожно выскользнула из этих тисков. – Коленька, я чуть не задохнулась! Николай подхватил жену на руки, словно пушинку, и уложил на постель. Следуя ее совету, он взял подсвечник и начал детально изучать чудесное обнаженное тело. Наташа была не совсем права, считая, что он никогда не видел ее такой. Хитроумное устройство в бане уже давно позволило Николаю приоткрыть завесу тайны и полюбоваться ее хрупкими формами. Однако теперь было совсем другое дело: перед ним лежала желанная красивая женщина, а не ее холодное изображение на стеклянном экране. Она словно пробудилась от многолетней спячки и прямо-таки излучала страсть. Отставив подсвечник, мужчина начал осыпать бешеными поцелуями каждую клеточку волшебного женского тела от лица до мизинца ноги. Перевернув жену, он принялся за шею, спину и аккуратную маленькую попку. – Коленька, дайте теперь хоть мне увидеть ваше сокровище! – взмолилась Наташа. Через несколько секунд она впервые лицезрела воочию, а не ощущала в себе огромное и истекающее соком мужское орудие. Немного полюбовавшись этим уникальным творением природы, она осторожно погладила его ладонью и вдруг, словно ныряя без подготовки в холодную воду, схватила его ртом. Николай замер, не веря, что это происходит на самом деле. Если бы в этот момент небо рухнуло на землю, он был бы поражен меньше. Он даже не то заурчал, не то застонал от удовольствия. – Остановитесь, Наташенька! – тяжело дыша, попросил он через несколько минут. – Это такое блаженство, но оно может в любое мгновение закончиться, а я еще не насладился вами. Ложитесь же! Он рухнул на жену и неистово вонзился в ее размякшие недра. Заскрипела огромная кровать, когда могучий мужчина начал бешено и страстно раскачиваться на женщине, осыпая ее лицо и шею сотнями жарких поцелуев. – Душа моя, я уже не могу терпеть, вы скоро? – сквозь зубы спросил он буквально через несколько мгновений. – Никогда, если ты не сделаешь по-другому. Только сегодня я случайно узнала, как мне на самом деле нужно. Она выскользнула из-под мужа, легла спиной к нему, сама взяла руками мужской ствол и направила к миниатюрной впадинке между ягодиц. – Смелее! – скомандовала она, и мокрый крепкий кол с усилием протолкнулся в узкий грот. Наташа взвизгнула от наслаждения и принялась судорожными движениями массировать себя спереди. Не прошло и нескольких секунд, как она закричала в экстазе, а Николай зарычал и заревел, словно тигр, сдавливая жену в объятиях. Потом они долго молча лежали рядом, медленно приходя в себя после пережитых страстей. – Наташенька, может, ты все-таки объяснишь, что случилось? Считай, у нас лишь сегодня получилась первая брачная ночь. Господи, как долго я этого ждал! Почему ты скрывала от меня свою маленькую тайну? Стеснялась? – Николенька, мне бы не хотелось вдаваться в подробности. Совершенно случайно – только не удивляйся! – я узнала про твои шашни с Дуней. В следующий раз не будешь где попало разбрасывать ключи от секретных шкатулок! Сегодня я жестоко избила ее плетью. Придумала даже хитрый способ убийства, но вовремя одумалась. Эта крестьянская девушка помогла мне понять, что главная причина вашей измены во мне самой. Только теперь я поняла, как глупо себя вела. Прости меня! Но лучше всего, если Евдокии больше не будет в доме. Только пусть она не занимается тяжелой работой. Придумай что-нибудь. Несколько минут Николай молчал. – Признаться, Наташенька, ты меня немало удивила этим признанием и особенно твоей решительностью. Хотя я все равно не верю, что ты действительно могла убить несчастную Дуню. – Мне казалось, что могла, – прошептала Наташа. – Я была вне себя от ярости. – Казалось! – напомнил Николай. – Нет, Наташенька, хоть я и не узнал тебя до конца за эти семь лет, но чувствую, что на хладнокровное убийство ты неспособна. Ладно, оставим это. Важнее другое. Получается, это я должен извиняться за свои приключения. В любом случае им нет оправдания, но все же я надеюсь, что ты будешь великодушна. Прости, меня, Наташенька, душа моя! Клянусь, больше у меня не будет никакой женщины, кроме тебя! А что касается Дуни… Не беспокойся, я все устрою. Только ты, родная, будь всегда такой, как сегодня, и ничто больше никогда не омрачит нашего счастья! Вскоре они заснули, а Евдокия все еще стояла под дверями. Вытирая горькие слезы и поглаживая жестоко избитые ягодицы, она медленно побрела в людскую. Одетая рухнула на постель и закрыла лицо руками. В оцепенении пролежала так целый час – сон никак не шел. Девушка тихо поднялась и вышла на веранду. Светила полная луна, неподалеку на речке квакали лягушки. Легкий теплый ветерок отогнал надоедливых комаров. Дуня зажгла свечу и принялась писать на листке бумаги: "Моему короткому счастью пришел конец. Теперь барину ни к чему предаваться со мной греху. Я давно поняла, что он не из тех господ, что кидаются на каждую девку. Только холодность жены толкнула его к простой крестьянке. Барин, барин, Николай Петрович! Для кого-то он суровый господин, но я от него видела только добро. Что мне теперь делать?" Дуня несколько раз перечитала написанное, вздохнула и поднесла бумажку к пламени свечи. Потом смела пепел, задула свечу, да так и осталась сидеть на веранде до утра. |
|
|