"Потерянные Души" - читать интересную книгу автора (Брайт Поппи)

8

Твиг матерился на чем свет стоит, пробираясь по лабиринту запутанных улиц Вашингтона. Улицы казались ему какими-то перекошенными и неправильными, дорожные указатели – не поддающимися расшифровке. Наконец он свернул под кирпич на улицу с односторонним движением, резко затормозил у входа в какой-то модный отель и заявил:

– Здесь мы и остановимся. Молоха подозвал жестами служащего стоянки, и Твиг вручил ему ключи от фургончика.

– Только запомни, который наш, – сказал он. – Он нам еще понадобится. Хотелось бы уехать отсюда в нашем фургоне, а не в какой-нибудь долбаной «вольво».

Вестибюль был сплошной плюш и мрамор, роскошный красный ковер покрывал весь пол. Впрочем, их это не впечатлило. Они сняли номер, Молоха зевнул на трехъярусную хрустальную люстру, а Твиг спер сигареты у парня за конторкой.

Их комната оказалась далеко не такой роскошной и претенциозной. Здесь, на двенадцатом этаже, от всего блеска остался лишь толстый и мягкий, как взбитые сливки, ковер. Зиллах снял ботинки и зарылся босыми ногами в его сливочные глубины. В номере были большие мягкие кровати и такие же воздушные диваны, в которых можно было утонуть, как в облаках. Да, здесь было где развернуться.

Он подошел к окну и раздвинул тяжелые шторы. Внизу безупречный и чистый город переливался огнями, белыми и зелеными. Безумное переплетение улиц было как ребус, который следовало разгадать. А в самом центре этого лабиринта возвышался Мемориал Джорджа Вашингтона, застывший и белый, как кость. Зиллах улыбнулся своим мыслям. Просто прелесть что за город. Все большие города по-своему прелестны. Надо только дождаться ночи.

У него за спиной раздались вопли восторга – это Молоха с Твигом заглянули в ванную и обнаружили там джакузи. Зиллах обернулся и увидел, что они уже сдирают друг с друга одежду и в спешке швыряют ее где попало. Пару секунд он смотрел на них, по-прежнему улыбаясь, потом развязал алый шарф, который удерживал его волосы собранными в хвост, тряхнул головой и принялся расчесывать волосы пальцами, распутывая маленькие колтуны, которые образовались за время пути. Шелковистые волосы скользили между пальцами и рассыпались по плечам.

Молоха и Твиг встали у ванной – голые, как младенцы, – и ждали, что будет делать Зиллах. Зиллах снял брюки и куртку, стянул через голову футболку. Белья он не носил. Они все не носили. Изящный и тонкий, как девушка, он стоял, глядя на Молоху с Твигом. Его кожа была как сливки, волосы – цвета кофе с молоком.

Он подошел к ним и встал совсем близко. У всех троих были татуировки, декоративные шрамы и пирсинговые кольца по всему телу. Жить так долго в телах, которые не меняются и не стареют, казалось им скучным – вот они и старались как-то разнообразить себя. Человеческие тела изменяются под воздействием неумолимого времени: на них появляются родинки, узелки и морщинки. А у Молохи, Твига и Зиллаха были свои, более стильные и приятные способы, как украсить себя: серебряные колечки и замысловатые узоры, выбитые чернилами или вырезанные тонкими бритвами.

У Твига на каждом запястье было по вытатуированному браслету из колючей проволоки, ответвления которой поднимались до самых локтей, а на животе – замысловатый пирсинг из тонких металлических пластин, которые шли вертикально по обеим сторонам от пупка и были украшены инкрустацией из кусочков отполированной кости. У Зиллаха были проколоты оба соска. Молоха выбрал пирсинг булавками, на одной из которых болталась отлакированная косточка от фаланги человеческого пальца. У всех троих была не обрезана крайняя плоть (учитывая обстоятельства рождения, очень немногим мальчикам из их расы делали обрезание в нежном возрасте), и у всех троих она была скатана в тугие колечки. Однажды они снялись в серии фотографий у одного знаменитого фотохудожника, специализирующегося на эротике: он хотел, чтобы они сцепились все втроем своей крайней плотью, и Зиллаху пришлось встать на низенькую табуреточку, потому что Молоха с Твигом были значительно выше его, а по задумке фотографа все три «причиндала с колечками» должны были быть на одном уровне.

Зиллах положил руку Молохе на плечо и слегка на него надавил. Молоха опустился на колени перед Зиллахом и обнял его узкие бедра. Его губы легонько коснулись мягкой кожи и шелковистых волос. Потом коснулись уже настойчивей; потом он лизнул там языком. Зиллах вздрогнул, взял Молоху под подбородок и приподнял его лицо. Молоха взглянул Зиллаху в глаза. Зеленые, нежные и сияющие.

– Молоха, – сказал Зиллах.

Молоха погрузился в искрящийся океан зеленого; он был не в силах ответить.

– Молоха.

Он встряхнулся, разрушая чары:

– Что?

Лицо у Зиллаха было спокойным и безмятежным. На губах играла улыбка.

– Заказать что-нибудь выпить-поесть?

Пару мгновений Молоха просто смотрел на Зиллаха. Потом он еще крепче обнял его, и ощущение было такое, как будто два фрагмента картинки-головоломки вошли друг в друга где-то в самых глубинах его существа. Он обернулся и увидел, что Твиг ревниво наблюдает за ними. Они протянули к нему руки, и он шагнул к ним.

– Хочу шампанского, – сказал Молоха. – И взбитые сливки, и свежие почки, и шоколадные трюфели, и мороженое с кровью младенца.

Они стояли, обнявшись втроем. Самые близкие существа. Семья. Другой семьи у них не было.

Когда они забрались в ароматную ванную, Зиллах притянул к себе Молоху и Твига и принялся целовать их по очереди взасос – губы у них были сладкими от взбитых сливок и немного горчили от сухого шампанского. Они снова затеяли свою игру ищущих скользких рук, ненасытных губ, мягких укусов и укусов вполне болезненных. Они хорошо знали правила этой игры, они так долго в нее играли, а когда все закончилось, Молоха и Твиг затихли, умиротворенные, в бурлящей воде с ароматной пеной. Они положили головы на плечи Зиллаху и сплели руки у него на груди.

Все трое закрыли глаза и заснули. Всем троим снились кровавые теплые сны. До темноты у них еще было время поспать, а потом, свежие и отдохнувшие, они пойдут веселиться в город.

Когда ночь развернулась над городом, словно бархатный синий плащ, они пробудились от своей влажной и томной дремоты и принялись одеваться. Черные футболки, черные носки, грязные черные кроссовки. Они всегда одевались в черное, потому что на черном не видно красных потеков. Зиллах вдел в ухо серебряную серьгу – крошечный анк, египетский крест. У Молохи и Твига были серьги в виде простых католических распятий.

Твиг достал карандаш и пошел подводить глаза перед зеркалом в ванной. Он заметил у себя на груди алую отметину от зубов.

– Ты меня укусил, – сказал он Молохе. – У меня кровь. Молоха подошел и слизал кровь с груди Твига. Под его языком сосок Твига возбудился и затвердел. Молоха легонько его прикусил.

– Я хочу есть, – сказал он, и сразу стало понятно, что на этот раз дело не ограничится одними конфетами и шоколадом.

Когда солнце село, Зиллах позвонил вниз и распорядился, чтобы им подогнали фургончик. Они поехали в Джорджтаун. Долго кружили по запутанным улицам, постоянно сворачивали не туда, выбирались из тупиков и проулков с односторонним движением. При каждом резком повороте они заваливались друг на друга и громко смеялись. Перед тем, как выйти из отеля, они выпили еще шампанского и сейчас были слишком пьяны, и им было уже все равно, заблудились они или нет.

То ли их упорство было вознаграждено, то ли им просто повезло, но они добрались до Джорджтауна еще до полуночи. На улицах было полно народу: туристы искали ночных развлечений, школьники и студенты оттягивались кто как мог, группа чернокожих детишек со скейбордами и в вязаных шапочках увлеченно расписывала граффити какую-то стену. Молоха приник к окошку.

– Самое свежее, – прочитал он. Твиг облизал губы.

– Самое свежее – это то, что надо.

– Пижоны. – Зиллах брезгливо махнул рукой, как бы отметая все, что творилось на улице. – Выпендрежники и пижоны. Мы найдем себе лучше. Попозже, когда эти пойдут бай-бай.

Они припарковались у пожарного гидранта. Зиллах вручил Твигу сумку с пустыми бутылками.

Молоха оглядел магазинчики и кафешки. Бутик дамского белья, газетный киоск, вегетарианское кафе. Обычная улица. Такая есть в любом городе в Штатах.

– В этом городе нет волшебства, – заметил он. Зиллах прикоснулся к губам Молохи кончиком своего длинного острого ногтя, покрытого черным лаком.

– В каждой крови есть волшебство.

Молоха угрюмо кивнул. Он снова хотел пить. Может быть, волшебство есть в каждой крови, но во Французском квартале кровь была вкуснее.

Девушку нашел Твиг. У него было чутье на индийское карри. Заведение называлось «ДВОРЕЦ КАЛЬКУТТЫ», и на двери висела табличка «ЗАКРЫТО». Но когда Твиг толкнул дверь, она открылась. Интерьер ресторана был выдержан в стиле шатров из восточных сказок: потолок задрапирован алым шелком, стены затянуты красным бархатом, лакированные столы украшены витиеватым узором из черного с золотом.

Зиллах огляделся, оценивая обстановку, и вдруг почувствовал, как напрягся Твиг, который был взвинчен почти до предела. Он проследил за взглядом Твига и увидел смуглую девушку, которая пылесосила ковер в самом дальнем конце зала. За шумом пылесоса она даже не слышала, как они вошли.

Девушка подняла руку и перебросила на одно плечо свои гладкие длинные черные волосы. Твиг пожирал ее глазами. Когда она подняла руку, он уловил ее запах. Запах масла для волос, запах пота у нее в подмышках, запахи жира, специй и сандала, которыми она вся пропиталась. Он почувствовал запах сумеречной крови под смуглой кожей – горячий, и пряный, и экзотический, как сама Индия. Ее кровь будет с привкусом чили и миндаля, кардамона и розовой воды.

Он сделал знак остальным, и они бесшумно шагнули вперед – они двигались слаженно, как одно существо, сплавленные воедино предстоящим убийством. Девушка обернулась и вскинула руки, но она не успела даже закричать – Твиг запечатал ей рот яростным поцелуем, и они навалились на нее все втроем. Зиллах свернул ей шею одним рывком, Молоха задрал ее длинную юбку и впился зубами в свое любимое место, а Твиг прокусил ей горло и ощутил во рту вкус пряных специй.

Они вернулись в отель в тот сумеречный промежуток между «очень поздно» и «очень рано». Глаза у Твига совершенно остекленели; он с трудом фокусировал взгляд на дороге. Молоха лежал, положив голову на колени Зиллаху, и грыз сладкие печенюшки, которыми разжился в ресторане на кухне.

Зиллах наполнил все свои бутылки и долил их водкой из бара при ресторане. В баре был очень достойный выбор. Имелась даже «Столичная» с перцем. Неплохая добавка к крови, замешенной на специях. Этот острый алый коктейль пригодится им позже, во время долгого переезда по пустынным местам отсюда до Нового Орлеана.

Они проехали мимо ночного клуба. На улице перед входом толпились дети. Они махали тонкими руками и провожали фургон глазами, густо подведенными черным. В баре играла мрачная замогильная песня. «Bauhaus». Зиллах склонил голову набок и улыбнулся. – Слушайте их, детей ночи, – сказал он. – Какая дивная у них музыка![2]