"Входят трое убийц" - читать интересную книгу автора (Хеллер Франк)

Глава восьмая Последнее заседание детективного клуба

1

Доцент уставился на Кристиана Эбба.

— Что вы сказали? Аллан Ванлоо умер?

— Да.

— Аллан?

— Да.

— Но…

— Я понимаю, что вы хотите сказать: это невозможно, любой другой, но не Аллан! Вполне вас понимаю, потому что ход моих мыслей был такой же, как у вас: если за таинственными происшествиями на вилле кто-то стоит, это может быть только Аллан — другого объяснения нет. Аллан ненавидел своего брата Артура, он более чем странно вел себя на другое утро после его смерти, и у него была связь, которая день ото дня становилась все более скандальной. А недавно мы узнали, что месье Деларю подал на развод. Если на вилле и могли произойти еще какие-то таинственные события, они никоим образом не должны были коснуться его! И тем не менее умер он.

Доцент провел рукой по лбу.

— Я начинаю думать, что Трепка прав и все загадочные события, о которых вы говорите, имеют естественную причину. В противном случае это уже не детективный роман, а кошмар.

— Я подумал то же самое, когда Женевьева принесла утром с рынка новости о вилле Лонгвуд.

Люченс схватил Эбба за рукав и увлек за собой в холл отеля. Там не было никого, кроме мальчика-посыльного в раззолоченной униформе. Они без труда нашли места в углу, где могли поговорить без помех.

— Я должен в этом разобраться. Расскажите мне все подробно.

— Я уже рассказал вам, что вчера днем мы получили приглашение на виллу. Мы отправились туда, и нас приняли почти в точности так, как в прошлый раз. Мартин готовил коктейли, юный Джон, сидя на стуле, о чем-то мечтал, Аллан дремал на другом стуле, мы догадывались, о чем он грезит, ну а хозяйка была очаровательна. Мы расспросили ее о приключившемся с ней несчастье. Она знала о нем не больше, чем мы. Мы поздравили ее, что все так счастливо обошлось. Тем временем дворецкий объявил, что обед готов, и он ждет распоряжений мадам. Мы еще немного подождали вас, а потом пошли к столу. Нас угостили цыпленком á la diable,[48] паштетом из гусиной печенки, салатом из паприки и каким-то мороженым. Должен заметить, что кормят на вилле Лонгвуд отменно, и не стану отрицать, что и оба гостя, и хозяйка отдали должное угощению. Удивительно, как это старуха в ее возрасте переносит такую острую пищу.

— Кто-то из писателей сказал, что жадность и эпикурейство — грехи старости, — заметил доцент как бы про себя.

— После еды, — продолжал поэт, — старая дама подала нам знак, что пора уходить, и это не удивительно. Мартину и юному Джону она приказала — другого слова я не подберу — остаться с ней, а Аллану милостиво разрешила проводить нас до города. Мартин был не в восторге от этого приказания, да и Аллан явно тоже. Весь вечер он смотрел на нас, как сторожевой пес на взломщиков, в ноги которых ему не разрешают вцепиться. Он проводил нас только до кондитерской, у которой мы однажды простились с его братом Артуром. Туда он и вошел. Мы поостереглись последовать его примеру, мы чувствовали, что мы лишние и в кондитерскую с минуты на минуту может прийти дама.

— Вполне вероятно, — согласился доцент. — Но даму вы не увидели?

— Нет! Мы видели только, как какая-то толстуха положила Аллану на тарелку три или четыре пирожных. Вероятно, это была хозяйка кондитерской.

— Вы правы. Я побывал в этой кондитерской и попробовал пирожные. Хозяйка была когда-то кухаркой на вилле, но старая дама, очень довольная ее службой, помогла ей обзавестись собственной кондитерской.

— Очень благородный поступок!

— Безусловно. Мне кажется, у мадам добрая душа, хотя характер, может быть, несколько властный. Итак, вы в последний раз видели Аллана в кондитерской?

— Да. А наутро мы услышали то, что нам рассказала Женевьева. Что теперь думать?

Вращающаяся дверь впустила нового гостя — директора банка Отто Трепку. Он подошел к своим коллегам по детективному клубу и, опустившись на стул, сказал:

— Я понимаю, господа, сегодняшний день знаменует ваше торжество. Я прекрасно это понимаю. Ваши самые черные подозрения, ваши самые замысловатые теории вроде бы подтверждаются. Я говорю: вроде бы! — Он с вызовом посмотрел на Эбба и Люченса. — Подчеркиваю: вроде бы! Потому что на вилле Лонгвуд и в самом деле произошло очередное невероятное событие, и сторонний наблюдатель, вероятно, скажет, что вы правы. Но… Вы согласны, Люченс, что существует но…

— Я соглашусь, когда узнаю, в чем оно состоит.

— Неужели нужно объяснять? Да в том, что этот мир покинул Аллан Ванлоо, а не кто-нибудь другой. Мне нет необходимости ждать вашего ответа, ваша мимика достаточно красноречива. Будь это старая миссис Ванлоо, или Мартин… или даже юный Джон, все было бы к лучшему в этом лучшем из детективных миров. Но Аллан, которому грозил скандал и который мог выиграть все, совершив отчаянный поступок! Согласитесь, его смерть настолько противоречит здравому смыслу, что опрокидывает все ваши теории! Разве нет?

Эбб хотел сказать, что эта новая смерть вовсе не опрокидывает его подозрений насчет Жаннины, но промолчал. Потому что, сколько бы он ни искал мотива преступления или возможности его совершить, он никак не мог связать девушку с этой новой катастрофой. Когда речь шла об Артуре — да! О миссис Ванлоо — да! Но Аллан — нет!

Трепка начал злиться.

— Ах так, стало быть, этого мало! Тот, у кого вера с зерно горчичное… Что говорит доктор? Я уверен, вы давно уже навели справки.

— По словам слуг, Аллан вернулся домой рано. Ночью никто ничего подозрительного не слышал. А утром…

— Это мы знаем. Но что сказал доктор? Обнаружены следы стилетов, револьверных пуль, уколов или яда в стакане?

— Доктор провел исследование, — медленно ответил Эбб. — Никаких ножевых ран, пулевых ранений, следов инъекций или яда. На ночном столике стоял стакан с остатками снотворного, но это было невинное лекарство, которое прописал сам доктор. Диагноз — сердечный спазм, как у Артура. У обоих братьев было слабое сердце и пониженная кислотность. Ничто как будто не вызывает подозрений.

— Как будто! — зарычал банкир. — Нет никаких следов чего-нибудь аномального, но доврскому скальду этого мало! За смертью непременно должно скрываться преступление! Мало того, преступление века. Синтетическое преступление, предсказанное в древних письменах, обнаруженных нашим другом, историком религии! Не будь случай сам по себе столь прискорбным, я бы…

— Посмеялся, — закончил Эбб. — Мы это знаем, дорогой Трепка. И смеялись бы вы воистину гомерическим смехом — смехом, который заставил бы Тартар расколоться и вернуть на землю своих мертвецов! Не позволите ли вы порекомендовать вам средство, умеряющее чрезмерный смех, его производит вот эта фирма. — И Эбб протянул банкиру два клочка оберточной бумаги, найденные в парке им и доцентом.

Трепка презрительно фыркнул.

— Это я уже видел! Этими бумажками вы подкрепляли ваши теории после смерти Артура.

— Вы ошибаетесь. Я нашел только один обрывок. Другой вскоре после этого на том же месте нашел наш друг Люченс. Тогда я вообразил, что обертка принадлежит здешней городской аптеке. Но с тех пор мне удалось решить по крайней мере эту загадку. Обертка принадлежит парижской фабрике Poulenc, Produits Pharmaceutiques, а не местной Pharmacie Polonaise.

Трепка снова поглядел на клочки оберточной бумаги.

— Ну и что? — воскликнул он. — Не все ли равно, кому они принадлежат? Какое это имеет значение?

— А вот какое, — спокойно ответил Эбб. — Раз они были спрятаны среди цветов в парке на вилле, стало быть, кто-то из обитателей виллы не пожалел труда заказать в Париже средства, упакованные в эту обертку. Хотя в Ментоне есть прекрасная аптека, где отпускают все, что надо, по рецепту или без оного, кстати, как вы сами нам сказали, без рецепта отпускается даже веронал. Кроме того, это означает, что заказ из Парижа был получен не так давно — клумбы цветут не вечно.

Доцент вдруг выпрямился на стуле. А директор банка фыркнул так громко, что раззолоченный мальчик-посыльный вздрогнул в своем углу.

— Час от часу не легче! Я уже не говорю о мотиве, который обычно должен сопутствовать преступлению. Я не упоминаю о том, что Аллан — последний, кто мог стать его жертвой. Я готов признать ваши «улики». Кто-то из обитателей виллы получил из Парижа загадочный яд. Но скажите на милость, как этот кто-то сумел дать яд Аллану? Вы сказали: на его теле нет следов инъекций, стакан в его комнате вне подозрений. Мы с вами ели и пили то же самое, что и он, и когда мы расстались, он был в добром здравии. После этого он ел в кондитерской пирожные. Может, он отравился пирожными? Или его отравила дама, которую он поджидал, и которая хотела выйти за него замуж? А может, это из мести сделал ее муж? И тогда выходит, это он убил Артура, с которым даже не был знаком? Вы молчите, вы понимаете, ваша теория настолько несообразна, что если додумать ее до конца, она ведет уже к полнейшим нелепостям. Будь передо мной сейчас стакан грога, я выпил бы его за критику чистого неразумия, проявляющегося в ваших фантазиях…

Трепке не удалось закончить свою обвинительную речь.

— Если бы у вас был грог! — воскликнул доцент тоном Архимеда, потребовавшего, чтобы ему дали точку опоры. — Закажите его за мой счет и выпейте за победу чистого разума. Тогда у нас будет случай восхититься той пунктуальностью, с какой вы пьете грог и какую вы, впрочем, проявляете и во всех других случаях. Вам никогда не приходило в голову использовать ваш грог в качестве водяных часов?

— Водяных часов? Что вы хотите сказать? — Трепка сердито посмотрел на своего коллегу.

— Поймите меня правильно. Я вовсе не хотел сказать, будто ваши прохладительные напитки содержат слишком много воды, наоборот! Я имел в виду, что уровень жидкости в вашем стакане понижается с абсолютной регулярностью, как вода в упомянутых часах. И это наблюдение натолкнуло меня на одну мысль! Господа, разрешите откланяться!

И прежде чем его коллеги оправились от изумления, доцент удалился.