"Меч Шеола" - читать интересную книгу автора (Ярославцев Николай Григорьевич)

Глава 22

На следующий день они уже въезжали в город. Одежда княжны была высушена и тщательно вычищена. Голову украшал, тонкой работы, золотой венец. Рукоять меча, как и у Радогора, выглядывала из — за плеча. У седла Радогора висел мешок с головой Упыря. Рядом с его жеребцом бежал, не отставая, Бэр Ягодка. А вран уютно устроился на плече.

Не останавливаясь в воротах, не спешной рысью направили коней к княжескому терему. У терема бросили поводья подбежавшим воям, Радогор вышагнул из седла и принял на руки княжну. А у терема уже собирался народ. Городок не велик и слухи в нем разбегаются быстрее пожара. На звуки десятков голосов на крыльцо вышел Ратимир. Одет он был просто. Как и они. В потертый кожанный подкольчужник с княжеской гривной на груди. За его спиной стояли Охлябя и Гребенка. Но прежде их из — за угла терема вылетела бэриха, закачалась с ноги на ноги, завидев их и взревела от радости. Заревел при виде ее и Ягодка, резво побежав навстречу

— Здрав будь, князь Ратимир. — Чинно произнес Радогор и направился ко крыльцу. — И вам здравствовать, воеводы.

Но договорить не дали.

Ратимир легко сбежал по крыльцу и обнял его. Выпустил его из рук, передавая Охлябе и Гребенке. И с достоинством поклонился княжне.

— Здравствуй, княжна Владислава. А мы уж и не чаяли вас дождаться.

И с удовольствием посмотрел в ее веселое лицо. Все пытаясь отыскать в нем ту полонянку, какой увидел ее на спине бэра.

— Потом, Ратимир. Все потом, князь. Прежде дело. — Остановила она его, и поднялась на несколько ступеней крыльца.

— Не с пустыми руками приехали мы к вам, князь Ратимир и вы, воеводы, и вы люди добрые. Радогор, развяжи мешок.

Радогор зацепил ногтем вязку, раскрыл устье мешка и запустил в него руку. Ратимир, воеводы и все, кто успел прибежать к терему, не отрывая глаз, следили за его рукой. А Радогор отбросил мешок в сторону и высоко поднял руку с отсеченной головой, которую держал за волосы.

— Вот тот, кто сеял раздор в нашем народе! Это он подтолкнул Свища к убийству моих родителей. А вашего князя и княгиню. — Звонко крикнула княжна в толпу. Голос ее заметно дрожжал, но не срывался. Это его умыслом воевода Клык отдал меня в руки своим подсылам.

Сквозь окровавленные волосы на народ смотрели холодные, немигающие глаза. На мертвой голове живые глаз.

— Это его, Упыря, за черное колдовство хотел утопить старый князь Гордич, мой дед За что и сам поплатился смертью. Отныне же будете жить спокойно. Радогор преодолел все колдовские заслоны и убил его. Вы видели, как горело болото. В том огне сгорело и тело колдуна.

Влада замолчала, чтобы перевести дыхание.

Ирадогор, не нажимая на голос, но так, чтобы слышал не только Ратимир с воеводами, но и народ, собравшийся перед теремом, сказал.

— Со мной была ваша княжна и берегиня этой дрягвы.

И бросил голову к ногам людей.

— Сделайте с ней то, что не сделал мой дед, князь Гордич. Пусть сгорит голова в жарком огне, как сгорело его тело, чтобы не вернулся уже никогда в этот мир и сама память о нем исчезла.

Дрогнули веки на голове Упыря, приоткрылись губы. И все слышали его хриплый голос.

— Меч Шеола… Знать бы раньше…

— Нельзя забывать, Лада! Коли забудут, новый Упырь придет. — Тихо поправил ее Радогор.

-Ратимир не позволит. — Так же тихо отозвалась она. Поворачиваясь к Ратимиру. — И вели своим воеводам, чтобы все исполнили последнюю волю княжны из рода Гордичей.

Голос ее дрогнул. Но она справилась с волнением и гордо вскинула голову.

— Живите спокойно, люди. Князь Ратимир сумеет позаботиться о вас. Я же ухожу с Радогором, моим и вашим спасителем.

Сняла венец с головы и с легким поклоном подала его Ратимиру.

— Храни, князь, венец княжны Владиславы для той, кто появится когда — нибудь в этом тереме.

Ратимир хоть и растерялся от неожиданных слов. Но повел себя достойно. Принял венец с поклоном.

— Буду хранить, как самую большую ценность. Верю, что пройдет время, утихнет боль, забудутся обиды и вернешься ты, вернется Радогор. — И повернулся к воеводам. — Возьмите сотню и исполните все по слову княжны. И глаз с головы не сводите пока не сгорит до тла, иначе своих лишитесь. А как сгорит, собрать все до последней пылинки и разбросать по реке. Да подальше от города уйдите. Все ли так я сказал, княжна Владислава?

Влада кивнула головой.

— Не вернусь, Ратимир. Твоему роду дальше рубеж держать. Так, что отряди воев, чтобы привезли твою семью. И воеводы пусть обживаются. Поставь им дома добрые, казны у тебя хватит. Служите народу, как Гордичи служили.

Ковырнула носком сапога землю, пробежала быстрым взглядом по лицам притихших людей и с трудом сдержала вздох.

— Нет, не вернусь Ратимир.

— Не всю же жизнь вам по дорогам бродить?

— А кто сказал, что век бродить будем? — Упрямо тряхнула головой и озорно засмеялся. — Состаримся, Радогор добудет для нас княжество. Для нас и для наших детей. Я знаю. Я видела….

Обняла его руку и прижалась к плечу.

— Ведь правда, Радо? Добудешь?

— Так и будет, ладушка. — Толпа, прислушиваясь к их разговору, притихла. — только с делами нам надо управиться сначала.

Ратимир уже тащил их, как хлебосольный хозяин, к терему.

— И гибель колдуна отпразднуем, и…

Влада замотала головой и даже руками от него заслонилась.

— Не зови, Ратимир, не ступлю больше в терем. А приезжай лучше сам к бабке Копытихе. — С улыбкой, не очень твердо ответила Влада. — Если не погнушаешься. Изба мала, да поляна большая. Охлябя, Гребенка… и вас с Нежданом ждем.

Радогор кивнул головой, соглашаясь с ней.

- Только не мешкайте, Ратимир. Загостился я, дорога ждет. — Поманил взглядом к себе князя. — И прознай все, пока не сожгли, про этот самый Шеол. Сам прознай, ни кому не доверь…

Раздвигая толпу плечом, направился к лошадям. Влада еще раз обежала взглядом людей и склонилась в земном поклоне. Повернулось, дрогнуло и сжалось сердце. Большинство из них она знала даже по именам.

— Прощайте, люди добрые. Не поминайте лихом. А я за вас у Рода милости просить буду. И князя Ратимира плечом крепите. Он вам сейчас защита и опора.

Радогор уже ждет, заглядывая на нее со своего вороного. Подвел к ней буланую лошадку, бережно подхватил ладонями за стан и так же бережно усадил в седло.

— Ну. Вот и все, Радо. Чиста я перед своей землей и людьми.

Улыбнулась, и дерзко, по мальчишески свистнула. Буланка вскинулась на дыбы и понесла ее размашистым галопом. Радогор, промедлив, пустил своего жеребца вдогонку. Бэр с обиженным ревом бросился следом.

Не останавливаясь, Радогор развернулся в седле, и крикнул.

— Можешь погостить. А как нагостишься прибежишь.

Ягодка пробежал несколько шагов, не сразу поняв его слова. Потом остановился, развернулся и весело побежал к терему.

Кони уносили их все дальше и дальше, а люди все не расходились. И смотрели им вслед, словно не княжну и ее загадочного воина провожали, а прощались с чем — то большим. И понимали, что вместе с ними уходит из города целая жизнь.

— Попрощалась?

Вопросом встретила их Копытиха у столба, с вырубленным на нем грубым, почерневшим ликом.

— Попрощались. — За двоих безлико ответила Лада.

Копытиха пытливо посмотрела ей в лицо.

— Болит сердечко?

— Болит, бабушка. Еще как болит. — Тихо, дрогнувшим голосом ответила княжна. — Но не потому, что уезжаю. Сама себе ответить не могу.

Не дожидаясь Радогора, бросила повод на шею лошади и выпрыгнула из седла.

— С детством. С девичеством своим прощалась. С землей, которая ростила тебя, холила и лелеяла ты, девонька, простилась. С этим небом, которое тебя красой одарило и глазами синими, синими…

— Когда вернулась в горд с Радогором, неа людей смотреть не могла. За матушку их простить не могла, за Свища, за подсылов. А сегодня посмотрела на них, лица хорошие, добрые и глаза жалостливые. У многих слезы на глазах. И у меня, как не держалась, а навернулись. Аж сердце сжалось.

Радогор взял поводья и повел расседлывать лошадей, давая княжне выговориться. Копытиха же обняла княжну за плечи и ласково, матерински, привлекла к себе.

— Это человек, Ладушка, разным бывает. И хорошим, и плохим. А народ плохим не может быть. Народ всегда хороший. И помнить они тебя долго буду. Гляди, так и песни запоют о вас с Радогором.

Заслышав их голоса, из — за кустов вынырнула берегиня. С перепачканными землей руками и лицом. С утра увязалась за Копытихой грядки полоть.

— Ой, не скажи, подруга. Народ, он, может, и хороший, а если вожжа под хвост попадет, так сама бы всех в болоте перетопила и ни одного не оставила. Такое бывало, зло возьмет, что и не знаю, что бы с ними сотворила.

— Ну, поехало, помело!

Копытиха обреченно махнула рукой.

— И вовсе не помело! — Обиделась кикимора. — Отгородилась от них лесом и все сразу для хорошими стали. А вот пожила бы с ними, так узнала с какой стороны за репку взяться. Бросила их Ладка, и правильно сделала. Пусть сейчас без нее поживут, а она и с Радогором не пропадет.

— Иди, иди…

Копытиха развернула ее за плечи и подтолкнула в тощий зад ладонью.

— У тебя еще две грядки не полоты.

— Дождешься от тебя доброго слова. Только подол подставляй пошире. А ты ее, девка, не слушай. Ты к умным прислушивайся. Они тебе худого не присоветуют.

— К тебе что ли? — Усмехнулась кикимора, увлекая ее за собой. — А ты, лада, переоболокись в мое тряпье и иди к нам. У грядки и печаль забудется.

Поймала взглядом Радогора.

— Все ли так исполнили, как наказала вам?

Радогор кивнул головой.

— Ратимир до единой пылинки велел все собрать и смертью пригрозить. И чтобы ни одна к руке не пристала. А потом за городом по реке спустили.

И задумчиво посмотрел на ведунью.

— Бросил я голову, матушка, к ногам, а она глаза открыла. И глаза те живые.

— Зло сразу не умирает, Радо. Живуче оно. — Вздохнула Копытиха и зябко поежилась. — Сколько лет копилась. Уж и старого князя Гордича нет, и молодой вслед за ним ушел, а она только крепнет. Где уж сразу ему уйти? И вода не сразу унесет. Походит оно вокруг народа.

Кикимора прищурилась и сладко причмокнула.

— Помню, помню я старого Гордича. И до чего же пригож был он! — И живо улыбнулась. — А уж сох он по тебе, подруга, словами не скажешь. Не знаю, как и устояла ты…

Круто развернулась и, с нескрываемым любопытством, заглянула в лицо старой ведуньи.

— А, может, не устояла все таки, подруга? Сознавайся.

— Отступись…

Кикимора забежала вперед и, пятясь задом, допытывалась.

— А не говори, что устояла. Уж такой он был весь из себя, что и я бы не устояла.

— Вот и сдавалась бы.

И обе скрылись за кустами.

— Сдалась бы, так не по мне сох и как свечка таял. Радогор провожал их ошарашенным взглядом. И не мог по этой, с трудом передвигающейся, старой, оплывшей женщине пылал любовной страстью когда — то красавец князь.

Из избы вышла Влада в платье Копытихи и с подоткнутым за пояс, подолом. Из — под платья выглядывали крепкие босые ноги. Не удержался и засмеялся.

Влада с удивлением посмотрела на него, окинула себя взглядом и тоже засмеялась.

— Только птиц отпугивать в таком наряде гожусь. — Согласилась она и прыгнула ему на шею. — но ты то не улетишь, сокол мой? Не побоишься меня в таком виде?

Радогор быстро оглянулся, и не увидев ни кого рядом, прижался губами к ее уху. Сердце забилось громко и отчетливо.

— Я знаю, что таится под этим платьем.

Услышала княжна его жаркий шепот. И зарделась.

— День же, Радо. Совестно про такое. — Прошептала она и еще теснее прижалась к его телу. — Ночь будет, тогда хоть что говори.

Смутился и Радогор, но взгляда не отвел.

— Я о другом, Ладушка. Я о сердце твоем, которое ради меня от родного дома, от земли, от людей отказалось. — И совсем уж виновато улыбнулся. — Хотя и о другом тоже.

— Счастье ты мое. — Влада всхлипнула. — Ты мой дом и моя земля!

— Нет, вы только поглядите на них! — Перебил ее резкий скрипучий голос кикиморы. Две старухи над грядками пластаются кверху задницами, а они средь бела дня милуются так, что завидки берут!

— А ты глаза бесстыжие уставила. — Сердито бросила ей Копытиха. — У девки глаза на мокром месте, легко ли отчину оставить, а ты совестишь.

— Так я же не со зла. — Начала оправдываться берегиня. — Мне ли не знать каково это? Где теперь мое болото родимое?

— А если знаешь, так и помалкивай. У тебя грядка не дополота стоит. — Отрезала Копытиха и перевала пристальный взгляд на Радогора и Владу. Заметила ее влажные глаза и принялась успокаивать. — А ты не бери в голову, лада, что она не об великого ума плетет. А если хочется, поплачь, сразу на душе отпустит. А нет, так заткни подолишко повыше да и иди к нам. Скорей забудешься.

Радогор с неохотой разнял руку и выпустил Владу из объятий, и озабоченно закрутил головой.

— Топор не вижу, матушка. Хочу крылечко поправить. А потом дров поколю. А то все при деле, один я из угла в угол мотаюсь.

— Не там ищешь. Ты в сенцах пошарь. — С лукавой улыбкой посоветовала ведунья. И обняв Владу, увела ее с собой, по дороге успокаивая. — Тревожно тебе сейчас, девица, душа трепещет. Хоть и своей волей за ним бежишь, да не ведаешь, чем чужая земля встретит.

— Ведаю, матушка, ведаю… В том загадки нет. Видела уже кто Радогора ждет. — Влада наклонилась над грядкой, умело выщипывая сорную траву. — И не о том тревожусь, чем чужая земля встретит. О другом думаю. Сумею ли уберечь его? Хватит ли моих сил для этого? Думала, умру, когда Упырь его глаза ослепил и меч над головой занес. Обезножила от страха. Не за себя, за него, за Радогора. В нем вся моя жизнь и другой не будет. Себя не помню, когда вижу его. А не рядом, будто и не живу….

И слезы покатились из глаз. Полились на руки, покатились на грядку.

— Как батюшкино кленовое копье летит он, а куда прилетит, про то и Род вряд ли скажет Сумею ли рядом с ним выстоять. И жутко, и томно мне рядом с ним, когда вижу, что впереди ждет. И так сладко, как еще ни когда не было.

— Эх, девица. Нашла о чем горевать. — Вскинулась берегиня, не дав и рта раскрыть Копытихе. — Кому бы еще рядом с ним ходить, как не тебе? Да ты поглядеть на него грозно не дашь, не то что пальцем тронуть.

Но Лада, словно не видя и не слыша их, торопилась выговориться.

— Из неволи меня вывел, ярла, мучителя моего зарубил, у смерти отнял, когда уже сама Марана мне в глаза заглядывала и пальцем манила к себе. До самого города через леса и болота на руках нес. От подсылов спас… И что я могу, как я его уберегу, когда и до плеча ему не достану, хоть в нитку вытянусь.

Копытиха бережно коснулась ее плеча рукой.

— Много больше, чем мнится тебе, княжна. Много больше. Силу ты ему даешь. Ты еще и сама не ведаешь, сколько той силы в тебе скопилось. И силы в нем не убудет, пока ты рядом.

Влада подняла голову и с надеждой посмотрела на ведунью.

— Про то и сама вещий сон видела. А в нем он и я сама рядом. Всегда!

— А что еще увидеть успела?

Кикимора одним махом перепрыгнула через гряду и подсела рядом, натянув подол на острые коленки.

— Говори, девонька. Не стесняйся. Страсть как люблю сны выслушивать. Я и угадывать умею.

И замолчала, уловив на себе сердитый взгляд Копытихи.

— Не упомнила я всего. Хворая была тогда еще. Помню дым черный все небо застилает, а через него огонь рыжий… Зверь диковинный на четырех лапах скачет и по воздуху крыльями колотит. Тот, который за мечом Радогоровым приходил, такой же был…А из пасти клыки торчат и пламя льется. Еще город помню каменный. А на стены воины лезут. И под стенами их столько, что по окаем земли не видно. На стене же Радогор стоит, а рядом я. А дальше битвы. Битвы…. И Смерть всюду. И тучи черные в рыжем огне. Было и другое, да я проклятущая, все заспала.

— Веселый сон! — Разочарованно хмыкнула кикимора и вернулась к своей грядке. — Этого добра и здесь пруд пруди, просто девать не куда, чтобы за ним гоняться, ноги бить и сапоги топтать.

Копытиха, сложив руки на коленях, долго сидела молча, задумчиво глядя в землю. И так же задумчиво спросила.

— Радогору свой сон сказывала?

— Он такой же видел.

— Так, что же ты тогда слезы льешь, когда у вас даже сон один на двоих. — Возмутилась ведунья.

— Так должно быть, а как будет и сам Род не скажет. Он так сказал. — Всхлипывая, пробормотала Лада.

— Ну, и дурак! — Решительно заявила кикимора и возмущенно выпрямилась над грядкой. — Счастье ему само в руки прыгнуло. Да еще какое, а он кобенится.

— Выговорилась? — Зыркнула в ее сторону Копытиха. — Тогда помолчи. А ты, Лада, сну верь. А сил у тебя хватит. И уберечь сумеешь, и укрепить. О прочем же я думать буду. А как надумаю, скажу. Вытирай слезы и щипли эту заразу. Но вот что меня еще грызет. Коли зверь крылатый был, было и еще что — то. Не могло не быть.

— Заспала! Как в черный колодец провалилась. Падаю, падаю, а ему конца нет… — Слезы снова появились на глазах.

— Ин ладно. Что заспала, тому не быть. А значит и колодцу, провалиться он не может, окаянный. А ты знай сейчас, что всю печаль — тугу мне отдала и будто ее ни когда не было. А то скажу Радогору и он разом тебя заставит в ладошку глядеть. И то, что помнила, забудешь.

И улыбнулась.

— Матушка! Я же не ему, тебе пожаловалась. — С неподдельным испугом вскрикнула Лада. — Он и узнать, не узнает.

— Ты дергай, дергай травку. Она хорошо успокаивает. — Оглянулась на берегиню и засмеялась. — подруга моя, чистое веретено. А травки пощипала и сразу тихая и задумчивая.

— Зато грядка чистая. — Огрызнулась берегиня. — Сама и объем ее.

— Зубы не возьмут.

-А я попарю, растолку и зубов не надо.

Солнце за полдень переползло, когда их внимание привлекли лошадинное ржание. Нетерпеливое всхрапывание и громкие мужские голоса. Радогор прыжком метнулся в избу и выскочил той же ногой, сжимая в руке обнаженный меч. Тревожно подняла голову и Влада. И только Копытиха была спокойна.

— Отробились! — Спокойно сказала она, с трудом выпрямилась и вытерла руки о свой передник. — Гости едут. Встречайте. И Ягодка, бэр твой не путевый, не разбирая дороги прямо через кусты ломит. И хоть дери ему уши, хоть нет, а толку все мало. На днях за ягодами пошла, чтобы пирогами угостить, смотрю — все переломано, перетоптано, а ему и горя мало, неслуху этакому.

— Хороши хозяева! — прогремел веселый голос Ратимира. — Гости к дому подъехать не успели, а их уже на меч ловят.

— Прости, Ратимир. Забылся за работой и по сторонам оглядываться забыл.

— Оно и видно. — Ратимир окинул его работу быстрым взглядом. И покачал головой. — Не по топору рука, как погляжу. Рукоять меча ловчее лежит в ней.

И кивнул головой за спину.

— Не одни мы пришли, Радогор. Много народа захотело проститься с вами. Отказать не мог.

Княжна появилась перед ними в своем нелепом наряде, но увидев за спиной Ратимира десятки человек, смутилась, охнула и скрылась в избе. А от грядок к ним выбирались Копытиха с кикиморой.

— Знакомься, матушка. — Повернулся к ним Радогор. — Князь Верховский, именем Ратимир. И его воеводы, наши с Ладой друзья, Охлябя, Неждан и Гребенка. Прочих же и сама лучше меня знаешь.

Ратимир молодо выпрыгнул из седла и шагнул к Копытихе.

— Коли Радогор матушкой зовет, позволь и мне тебя так величать. Своей уже давно нет.

Наклонился и коснулся губами щеки.

Копытиха порозовела от смущения.

А Радогор обернулся и поискал кого — то глазами.

— Не хоронись за спинами, тетушка. Покажись людям. Пусть увидят, кто помог мне с колдуном справиться.

И силой, за руку вытянул вперед, упирающуюся кикимору.

— Болота здешние для людей веками, с самых незапамятных лет, берегла она для людей. И первой вызвалась мне помочь Если бы не она, то вряд ли до него дошел, а коли бы дошел, обратно не вернулся. На тебя оставляю их, друг мой. И на вас, люди добрые.

Ратимир, храня серьезность, чинно поклонился, не скрывая любопытства, посмотрел на кикимору и взял ее за руку.

— Прости, берегиня, за бесстыдный взгляд. Сколько лет топчу землю, а видеть довелось впервые. И мне тетушкой будь. Не откажи в милости.

Лицо берегини, твердое и темное, как древняя кора, порозовело от счастья.

А Ратимр обернулся и весело прокричал, приехавшим вместе с ним, людям.

— А почему все до сих в седлах? Охлябя, выкладывай все, что с собой привезли да накрывайте поляну попросторней. Чтобы ни кто по за столу не остался.

На крыльцо вышла Влада, уже ставшим привычным для нее, наряде. Но без меча.

— Прости, княжна Владислава, что таким числом приехали. — Обратился к ней Ратимир. — Не мог я им отказать…

— Не извиняйся, Ратимир. — С трудом выговорила Влада, чувствуя, как противные слезы снова готовы брызнуть из глаз. — Не они, я должна повиниться перед ними за то, что плохо думала о них. Только вот встречать вас не чем. Не думали, что столько гостей приедет.

Ратимир весело засмеялся. Заулыбались и люди, тронутые искренними слова княжны.

— Город обо всем позаботился, княжна. — Сказал он, поворачиваясь к воеводам. — Охлябя!

Но уже без его слов раскрывались торока, развязывались мешки. На белоснежные скатерти, расстеленные прямо на траву, выставлялась дорогая посуда и выкладывалось угощение, кувшины с вином и медами.

— А это…

— Подожди, Ратимир. — Остановил князя Радогор. — Не всех наших друзей ты еще видел. За стол, как берегиня, не сядет, но рад будет, что не забыли мы его. И тетушка за него порадуется.

Повернулся к лесу и громко позвал.

— Брат Леший, выйди к нам. Позволь поздороваться с тобой нашим друзьям.

Все, кто был в то время рядом, дружно повернулись к нему. А в их глазах угадывался страх.

Слыханное ли дело, чтобы лешие. Страхолюды, в друзьях, а хлеще того, в братьях у людей ходили! Кикимора еще куда не шло. Не каждый день в болото, в дрягву захаживать приходится. Но Леший! По темну из — за них и к лесу близко подойти боязно.

Радогору хорошо понятны были их страху и он, не оборачиваясь, тихо, с печалью в голосе, сказал.

— Не в каждый кощун верить надо. Он лес от беды для людей бережет, а мы за его труды его же и черним. Вот и прячется он от людей.

Ратимир с тревожным ожиданием, вглядывался в лес.

— Ну, Радогор! — Покачал он головой. — Всякого от тебя видел, всякого ожидал, но такого….

— Не страшись, брат Леший, покажись людям. Чтобы знали, что не с той стороны беды ждут. — И покосился на Ратимира. — И ему спокойней будет. Стар он уже. И ходит с трудом. Матушка рядом с ним девчушка — резвушка.

Качнулось дерево, заскрипело, затрещали сухие ветки и леший при поднялся над землей на, плохо гнущихся, ногах.

— Здрав будь, князь Ратимир. — Раздался глуховатый, как из — под земли, голос. — И вам все здравствовать, люди, коли худа моему лесу не сотворите.

— По здорову и тебе, дедко. Проходи к столу. — Ратимир с трудом приходил в себя от изумления.

— Какой уж стол! — Вроде бы пожаловался леший. — Желудок пищу не принимает. А за доброе слово спасибо. Но лучше в сторонке постою. Полюбуюсь, как добрые люди вкушают, радуются.

Качнулся, опускаясь, закрылся ветками и уж дерево перед ними, от других не отличишь.

— Умеешь ты удивить! — Ратимир, наконец, опомнился.

— Не удивить, поразить. — Прошептал Неждан. — У меня аж душа оборвалась. Это же какая силища в нем таится? И когда ты все успеваешь? И кикимора в родне, и леший в братьях ходит у тебя.

Влада, стоя рядом с Радогором, с улыбкой смотрит на них. И не скрывает удовольствия от их растерянности.

— Один он остался в здешних местах. Других уже нет. Только по сухим вершинкам и можно распознать их. И кикимора, берегиня, то есть, одна. Первыми они, еще до людей на свет появились. Беречь их надо, Ратимир. Умрут, и тоскливо будет без них людям жить. — Глядя мимо них, проговорил с тихой грустью. Радогор. — А люди еще не понимают, что уйдут они и сказка умрет, которая в каждой душе живет. Без нее же душе опустеет. На тебя оставляю, береги их, Ратимир. Власти и сил у тебя хватит. Шумные они бывают, но не злобивые. Души в них детские, сам видишь, открытые добру. А люди их боятся. Обижают, вот они и прячутся. Даже домовой от глаз хоронится, хотя бок о бок с людьми живет.

Охлябя слушает его, но глаз не сводит с лешего.

— Тут он и живет?

— Бывает, что и тут, а бывает и нет. А сейчас с нами от самой дрягвы, где нас дожидался, пришел. — Улыбнулся Радогор, не желая открывать им истинную причину появления здесь лешего.

Ратимир стоял. Задумчиво покачивая головой и вслушиваясь в слова Радогора. Взгляд его наткнулся на скатерти, остановился на растерянном лице Копытихи, увидел нетерпение в глазах берегини и развел руками.

— А что же мы стоим? Матушка, твой дом, тебе и гостей к столу звать. — Улыбнулся он. — тетушка берегиня, выбирай, кого рядом с собой посадишь.

Берегиня, судя по ее виду, новый князь пришелся по душе. Душой прост, не заносчив и уважителен, как и сам Радогор.

— Около молодых пристроюсь. — Сверкнула она глазами. — Чай куском не обнесут

— Так тому и быть. — Решил Ратимир и повернулся к своим молодым спутникам. — Охлябя, несите…

А у них уже все давно готово. Сзади прячется. Из — за спины Ратимира появилась рука Охляби и на ладони князя лег длинный свирток. Ратимир, не торопясь, размотал плотную ткань и на руки Радогора лег меч в дорогих ножнах с дорогими серебрянными накладками.

— Меч сей проще твоего, но будет ему парой. В бою взял его много лет назад и берег для случая. Вот и дождался, выпал случай.

Радогор медленно потянул клинок из ножен и пробежался взглядом по узкому, хищно изогнутому клинку. Металл хорош. Без замаха раскрутил клинок одной кистью, перебросил в другую руку и прислушался к его голосу.

— Спасибо тебе, Ратимир.

— А это тебе, княжна Владислава, от всего города, от всех концов…

Вперед выступил старшина кузнечного конца, бережно неся на вытянутых руках что — то, закрытое тонким платом. А потому, как едва ли не со страхом старшина глядит на свои руки можно было догадаться, что дар в его руках… но догадаться не успела.

— Подними лоскут, княжна. Неловко мне зубами будет.

Влада осторожно откинула ткань и с трудом удержалась от того, чтобы ахнуть.

Умело свернутая, на руках кузнеца лежала легкая, матово сверкающая кольчуга с досчатым панцырем на груди. А поверх кольчуги такой же кованый шлем с наушами, сетчатой бармицей и короткой, до кончика носа, личиной.

— Знаем, не потехи ради обрядилась ты, княжна Владислава, в воинский наряд. Носи на здоровье, а на нас зла не держи.

Обернулся, не дожидаясь, когда она придет в себя от удивления, и поманил к себе кого — то взглядом.

— А это тебе от другого конца. Один венец ты городу вернула, мы же тебе другой венец даем. — И почерневшими от огня и раскаленного железа, руками бережно одел на ее голову тонкий, узорчатый обруч украшенный нежно розовыми самоцветами. — Одень его поверх шелома и пусть каждый видит, княжна Верховская Владислава едет, а не кто — нибудь. От всего города тебе говорю это.

Замолчал, чтобы перевести дух от длинной речи и Неждан с Гребенкой, воспользовавшись этим, выволокли сундук, стянутый железными лентами и расписанный травчатым узором.

— Приданное тебе, княжна. Знаем, что в дорогу не возьмешь, так одели кого хочешь, чтобы добро не пропадало.

Старшина уже перевел дыхание и совсем не любезно покосился на них. Де, не терпится. Вперед забегают.

— Тебя, витязь, Радогор, тоже без подарка не пустим. — Важно проговорил старшина. — тебе самое дорогое, что у города есть, даем. Княжну. Чтобы не убегом шла, а как исстари заведено. По древнему закону, от отца с матерью тебе в руки. А раз так, то город ей за отца с матерью. А это в привесок… чтобы видели с кем идет она. Склонись ниже…

Радогор, мало что понимая, послушно наклонился, а старшина, не торопясь, перебросил ему на шею тяжелую, причудливо перевитую и разряженную серебрянными резными пластинами, цепь с княжеской гривной.

— От первого князя Верховья хранил город эту гривну. А тебе вместе с княжной дает потому что верит, сумеешь уберечь.

Радогор на какое то время онемел и вместо ответа поклонился в ноги. А княжна стояла рядом с ним и размазывала по щекам слезы. И даже кикимора накуксилась и всхлипнула.

— Сберегу, отец! — Срывающимся от волнения голосом, ответил он, и не утерпев прижал старика к груди. — А буде беда нагрянет, умирать буду, а приду. А ратимир ревновать не станет?

Последние слова уже не сказал, и даже, не прошептал, прямо в мозг направил.

— Не без его совета даем. — шепотом ответил старшина, пытаясь выбраться из его рук. — Не княжение, память и честь на груди унесешь.

Люди. сплошь не молодые и значительные, следили за ними, улыбаясь и разглаживая бороды.

А старшина, отстранившись от Радогора, посмеиваясь, продолжал.

— И тебя, мать Копытиха, не забыли. Не найти в городе человека, которого бы ты на своих руках не подержала прежде отца с матерью. Даже меня сивобородого… Хворых на ноги ставила, увечных да калечных от ран выхаживала. Все скатерти и вся посуда какая на них есть тебе город дает. Не княжье добро, свое даем. Вот!

И старшина под одобрительный рокот гостей и улыбку Ратимира, смахнул рукой пот с лица. — легче молотом махать!

Княжна, не совладав с волнением. Всхлипнула и потянулась к нему руками.

— Позволь, дядька Дан, я тебя за всех одного обниму. И не за дары. За любовь, за ласку. Сейчас уж не обиду с собой повезу.

Прижалась к неохватной груди кузнеца, и снова всхлипнула. Старшина совсем растерялся.

— Будет тебе, голубка наша. Расхвилишь старика, разревусь. А по годам ли мне такое.

Голоса стали еще громче и бэр, встревожась, заворчал и, расталкивая народ, заторопился к Радогору.

— А про зверье и забыли! — Расхохотался старшина. — выкатите малый бочонок меда ему и дно выбейте. Пусть отведет душеньку. И ворону, птице вещей, мясца свеженького накрошите.

Кикимора тем временем подобралась к сундуку и, завороженно глядя на него, ворчала.

— Везет же не которым, когда им и вовсе это не надо. А тут обносилась, оборвалась чисто вся до ремков.

Влада, заслышав ее ворчание, не обидно улыбнулась.

— Весь сундук твой. Тетушка. Не повезу с собой. А матушке Копытихе с моего плеча не полезет. Хоть сейчас начинай примерять.

Берегиня сразу оживилась и посветлела лицом.

— И то верно! Зачем он тебе в дороге? Его вон какие молодцы еле перли. А в дороге кто его будет за тобой таскать? — Поскребла за пазухой. От нетерпения глаза заблестели. — твоя правда, что время попусту терять. Так прямо сейчас и начну.

Ее взгляд наткнулся на скатерти, уставленные закусками и разносолами.

— Вот только уважу застолье, чтобы люди не обиделись, а потом сразу и начну. Много ли мне, старой, надо? Хлебушка ломтик да сольцы щепотку. И водицей запью.

И бодро заторопилась к столу, ревниво поглядывая на сундук.

Ратимир наблюдавший с грустной улыбкой со стороны. Спохватился.

— Старшина дан, веди к столу княжну и Радогора, а я матушку поведу. Охлябя, Неждан. Вам поручаю тетушку.

От Радогора не укрылась грусть в глазах друга и он поднял на него взгляд, спрашивая одними глазами.

— Как подумаю, Радогор, что к месту вы меня тяжкой цепью приковали, так аж кровь в жилах стынет. Сколько дорог не хоженых осталось, сколько троп не топтаных не торено….

— Будут тебе еще, друг мой Ратимир, и дороги и тропы. — Успокоил его Ррадогор, наклоняясь к уху. — и побегут все твои дороги на полночь. Копи казну, а на казну дружину крепкую. Туда твоя земля побежит. Я видел. И без конца, без края. До самого холодного моря, которое и летом во льдах стоит.

Ратимир поднял на него удивленный взгляд. Потом в глазах появился страх… И Радогор повторил.

— Я видел, друг мой. Потому и отдал Верховье в твои руки. Коп крепкую дружину.

— А если видел. Почему отдал? — Вспыхнул Ратимир.

— Меня, ты сам знаешь, меч гонит.

До конца застолья Ратимир не проронил больше ни слова. Сидел, сведя брови к переносице, и навалившись на руку. Изредка бросал на него косые, как удар меча, хмурые взгляды и сопел. Мало пил, еще меньше ел. Тяжелея взглядом. А гости, оказавшись за столом, разгулялись. Меды и вино после пережитого волнения сняли неловкость и веселье пошло кругом.

Кикимора, пока тянулось застолье, успела сменить не один наряд и вкусить не от одного блюда. И жалела лишь о том, что никто не обмолвился и словом о тех неисчислимых утратах, которые понесла ее кухня от руки Радогора. А Копытиха, про Радогора лучше и не думать, хоть и прикидывается подругой, а и глиняной чашки не догадалась предложить.

Стояла уже глубокая ночь, когда Ратимир решительно поднялся и властным взглядом поднял своих, не очень твердо стоящих на ногах, воевод.

— Хозяевам отдыхать пора. — заявил он, обводя все строгим взглядом. — И гостям тоже.

Но на его слова откликнулось не больше десятка. Остальные либо спали мертвым сном. Либо подняться на ноги были не в состоянии. Махнул рукой и пошел к коню, которого держал уже для него Гребенка. Радог и княжна, Копытиха ушла спать едва стемнелось. Пошли провожать его Постоял, задумавшись, прежде, чем сесть в седло и попросил, глядя в сторону.

— Не уезжай тайно. Поговрить надо.

— Отчего же не поговорить. Если надо. — Две седьмицы проживем еще. — Успокоил его Радогор. — Пока Лада к кольчуге привыкает. А поговорить? О чем? И так все ясно. Рубеж для них…

Махнул рукой на полночь.

— Не для тебя. Чем дальше рубеж, тем спокойнее жить. — Голос сильный, уверенный. — бери землю со всем, что есть на ней под свою руку, иначе ярлы возьмут. Свои мечи они на Верховье уже попробовали, Ратимир.

Ратимир выслушал его, не поднимая головы.

— Я приеду, Радогор.

— Будем ждать две седьмицы. — Согласился Радогор. — Но не больше.

И придержал ему стремя.

— Два тула стрел захвати. Свои почти все разбросал.

— А в моей светелке самострел не забудь. — Крикнула ему вслед княжна. И спросила Радогора. — Чем ты его так озадачил, Радо, что он и крошки хлеба не съел. И ждать согласился…

Радогор ответил не сразу. Стоял, прислушиваясь к удаляющемуся конскому топоту, обняв княжну за плечи, и зябко ежился.

— Ты о чем, Лада?

— Куда мы сейчас, Радо?

Удивленно поднял брови и заглянул ей в лицо.

— Сейчас? Спать, спать, моя госпожа.

— Нет, я вообще…

— Ну, если вообще, то сначала навестим Смура, затем посмотрим на мое городище. И дальше, за окаем…