"Преднозначение" - читать интересную книгу автора (Ярославцев Николай)

Глава 11

Радогор спешил. Шел быстро. Не останавливаясь. Изредка, на ходу, крутил головой, словно высматривая кого – то среди деревьев и беззвучно шептал непонятные слова на неведомом ей языке.

Княжна, вцепившись в его руку, почти бежала за ним.

Уже и ночь опустилась на лес, а он все шел и шел, вовсе не замечая того, как она устала.

Врану наскучило дремать на его плече и он, что – то пробормотав Радогору на ухо, по своему, по враньему, захлопал крыльями и тяжело поднялся в воздух. Заскулил и Ягодка, давая понять, что давно уже пора бы и поесть.

-Иди пасись. Догонишь. – Не оборачиваясь, разрешил ему, сжалившись, Радогор.

И бэр поспешно, с прытью, которой Влада от него ни как не ожидала, скрылся в лесу.

Месяц поднялся из – за леса, на княжне уже рубашка взмокла и волосы слиплись на плечах. Но Радогор и этого не замечал. Лишь однажды поймал на себе ее жалобный взгляд, пожал плечами и сокрушенно проговорил.

-Волхв  у них, княжна, из крепких. Чтобы я не делал, чтобы не говорил, а укрыться от него не могу. Видит он нас. А кто, не знаю…

Влада удивилась и на одной ноге повернулась кругом.

-Далеко он. Не увидишь…

И глядя на нее, весело засмеялся.

Влада, не понимающе, посмотрела на него и быстро, по - женски, окинула себя взглядом с головы до пят. И густо покраснела. Портки до колен намокли от вечерней росы. Рубаха промокла от пота и прилипла к телу, показывая все то, о чем парню до поры, до времени  и думать нельзя, а не только видеть. Коса расплелась и волосы рассыпались по плечам. Не один уж день так идут. Скоро со счета тем дням собьется.

-Будто не княжна передо мной, а мавка стоит. Глаза даже ночью синие. И волосы… Мавка своими косами на ночь, как полостью укрывается.

Княжна задумалась. Стояла, сквозь опущенные ресницы, глядя на него. А нет ли насмешки. Но глаза улыбчивые. Доверчивые. И она тоже заливисто рассмеялась.

-А хоть бы и мавка? – Брызнула на него синими глазами. Заманю, околдую и погублю на всю жизнь.

И смутилась. Как бы чего плохого не подумал.

-А ты мавку видел, Радогор?

-Видел. Правда, с берега.

Понял ее не хитрую уловку. Постоять хочет, дух перевести, пока он на ее вопросы ответы ищет.

-Она в воде бразгалась. Скользкая. И холодом от нее несет. Тиной пахнет. А может и нет, а мне так показалось. Начала приманивать к себе, а я ни назад, ни вперед. Ноги отнялись… Как убежал, не  помню.

На душе у княжны стало легко. Об усталости забыла, когда услышала, что не удалось мавке его приманить. И она снова засмеялась, сверкнув белыми зубами и лукаво посмотрела на него из – под бровей.

-А я, Радогор? Я лучше мавки?

-Ты живая…

Не то, что хотела бы она от него услышать, но и это заставило       ее снова улыбнуться. А Радогор озабоченно заглянул в ее лицо и дернул бровью.

-Притомилась? Ты уж прости меня, княжна. Ночью между деревьями и кустами ему хуже видно. А под утро я найду, где нам остановиться, чтобы передневать. Может, мне понести тебя?

 -Такую то кобылищу?

Сама же хоть на носках вытянись в струну, до плеча не дотянешься.

И с готовностью, так и не одернув рубаху, подняла, как дитя, руки, подставляя ему себя. Подхватил ее, уже шагая. Качнул, чтобы удобнее усадить на локте. Ладонь коснулась груди. Вспыхнула, зарделась и зарылась лицом в шею, чувствуя, как от этого прикосновения по телу пробежала мелкая дрожь, а сердце забилось от того, что стало тесно в груди. И опустилась еще ниже, к этой сильной и чуткой ладони.

-Мавка я… мавка. – Беззвучно шептала она, обвивая его шею руками и засмеялась, щекоча ее губами. – Заманю…  Заколдую.

Скосил на нее глаза.

-Дивно. Парень, воин, а травами, как девка пахнешь. – Ответила на его немой вопрос она. И снова беззвучно засмеялась, прижимаясь к его груди еще теснее.

-Мавка я, мавка…

-Ветки по лицу хлещут, роса..

По бесстыдным губам впору ладошкой хлестать. Так и тянутся к этой сильной шее.

-Мавка я…

Шепчет бессвязно, наговаривает… Околдовал, заворожил в один день. Знать бы старушечьи заговоры, такого бы наговорила! И задремала, а как и сама не заметила.

Проснулась только тогда, когда почувствовала, что он остановился. И встав на одно колено, боясь ее разбудить, укладывает в траву.

Открыла глаза… по виднокраю зорька утренняя разбежалась. Солнце поднимается.

Это же сколько он ее, колодину, нес, спрашивается? Покраснела и с неохотой развела руки на шее.

-Здесь отдохнем, а потом дальше пойдем.

Деревья над головой кронами сплелись и до самой земли послушно опустились, повинуясь жесту его руки. Сквозь густую листву рассвет пробивается. Не  увидят.

-А Ягодка?

-Найдет, как брюхо натолкает.

 Хлеб резал бережно, чтобы и крошки на землю не уронить. Крохотными   ломтиками. Так же поделил и мясо. Княжна тут же, уже не чинясь, приняла от него свою долю и в один миг расправилась с ней. Радогор же ел неохотно, постоянно прислушиваясь к лесу, подвигая кончиком указательного пальца ломтик за ломтиком. Завернул остатки трапезы в холстину. Сунул в мешок и подвинул к дереву.

Изголовье устроил себе, поняла она.

Но не лег.

Вытянул руку перед собой и долго смотрел  на восходящее солнце сквозь пальцы. Не утерпела  княжна. Выглянула из – за его плеча и уставилась в ладонь. Между пальцами кроваво – красные палосы. А Радогор, словно не замечая ее, повернулся на заход. На полночь... Пальцы его заметались, диковинно переплетаясь между собой, как бы и не должны вовсе. Взгляд, и без того холодный, застыл совсем. А с языка поползли слова одно не понятней другого. На лбу испарина выступила…

Поняла, волхвует Радогор. И затаилась за его спиной, боясь пошевелиться, чтобы не помешать.

Наконец, его пальцы успокоились. И он виновато улыбнулся.

-Теперь и отдохнуть можно. Если и увидят, так двух бэров.

Бросила на него испуганный взгляд и перевела его на свои ноги, словно боясь увидеть там что – то страшное.

-Я бэрихой быть не хочу! – Вскинулась она. – Уж пусть, как есть меня видеть. Без шерсти. Даже в мокрой рубахе. И с нечесаными волосами.

Радогор с нескрываемым удовольствием смотрел на ее испуганное лицо. Понять не трудно. Уж лучше смерть, чем в такое чудо оборотиться.

-Да не будешь, не будешь ты бэрихой, княжна! – Поспешил он со смехом ее успокоить, полностью насладившись испугом. – Не поднять мне бэриху. И не умею я людей в зверей обращать. Дедко Вран, может, и умел, но я ни разу не видел. Мне же это и вовсе не нужно.

И поднял раскрытую ладонь перед ее лицом.

-Смотри…

Это было уже совсем возмутительно. И она взроптала.

-Не буду я смотреть в твою ладошку. Опять спать заставишь. А я и так заспалась, аж опухла.

И, щурясь, подумала.

-Я и по дороге высплюсь.

-Ну, как знаешь…

И не вступая в долгий спор, лег под дерево, приладив удобнее под голову мешок, закрыл глаза и скрестил руки на груди.

Влада встрепенулась.

-Не спи так, Радогор. – Испуганно взмолилась она.

-Почему бы? – Уже сквозь сон отозвался он.

-Так покойников на лавку кладут. И сон дурной увидишь. А я не хочу, чтобы ты мой сон перебил… где я рядом.

И своей рукой развела его руки. Улыбнулась довольно. Но тут же на ее лице вновь появился испуг.

А вдруг во сне она не уследит, да и сведет он руки не там, где надо?

Засмеялась, осененная догадкой, и засияла глазами, подумав…

«Или не мавкой назвал меня, чтобы сон мой перебить?»

И скользнула ему на руку, довольная собой.

-Это, чтобы ты мне сон не перебил. Счастье перебьешь, а я с чем жить останусь? – Оправдывалась она, устраиваясь на его руке. Подумала и смущенно закинула ему руку на грудь. – Теперь уж не перебьешь. Не куда руки класть. Ты только на меня не смотри, Радо. День же. Ночью не так совестно.

Как имя с губ сорвалось, сама не поняла. Но скатилось с губ такое круглое и ласковое, как это утреннее солнышко. А он и не слышал. Вздохнул глубоко, засыпая. Подгреб рукой уже во сне к себе теснее и закинул руку на ее бедро. Ее колено само легло на его ноги. И его щека оказалась так близко, что Влада почувствовала, как наливаются кровью ее губы и суматошно колотится ее сердце. И груди каменеют, упираясь острыми сосками в его бок.

А до щеки не дотянуться, сколько не тянись. Тонкими пальчиками, боясь разбудить, перебирает  волосы под ремешком прядь за прядью, волос за волосом. Пальцы невесомо сбегают по щеке к губам. А они тугие, горячие и девичьих губ еще не познавшие.

-Радо… Ладо… - Горячечно, как в беспамятстве шепчет она. – Мавка я… Зачарую…

Безумие. Настоящее безумие. Иначе не назовешь. Но не может остановиться. И все шепчет и шепчет, горячо и бессвязно.

-Заманю…

Радогор морщится и щекой дергает, пытаясь прогнать назойливую муху со своего лица.

Улыбается княжна. Не отогнать ему эту муху, как бы не старался. Только бы не просыпался дольше.

Но проснулся, словно и не спал. Солнце всего лишь на ладонь над лесом поднялось. Приподнялся на локте, почувствовав ее ладонь на своей щеке. И с удивлением заглянул в хмельные глаза.

-Радо…

Рука обвилась вокруг его шеи. Вскинула голову  и припала к его губам.

Радогор осторожно высвободился из ее объятий и, покусывая губы, поднялся и отошел в сторону.

-Не надо бы этого делать, княжна. – Глухо вымолвил он.

Влада залилась малиновым цветом.

-Прости, Радогор, девку глупую. – Но тут же дикой козочкой прыгнула на ноги и гордо вскинула голову. – А все равно я рядом буду. Сам мне напророчил.

-Я  тебя людям, воеводе Смуру обещал домой свести. Как же я им после этого в глаза смотреть буду? – Севшим голосом пробормотал он и отвел взгляд в сторону.

-А ты не в их глаза, ты в мои смотри, Радо. В мои…

Медленно, словно удерживая себя от чего то, шагнула к нему и придвинулась вплотную. Рука снова потянулась к его лицу. Пальцы легко пробежали по бровям, по щеке к губам.

-Зачем тебе, глупенький, еще чьи – то глаза? Или моих тебе мало? Возьми меня на руки, Радо.

-Идти на пора, княжна. – Совсем уж потерянно  с трудом выговорил он.

Хотел отступить, но спиной уперся в древесный ствол. А к нему уже тянулись ее руки.

-Подними меня на руки, Радогор. – Шепчет она, а на глазах вот – вот слезы покажутся. – Или не княжна я тебе больше?

Не сопротивляясь больше поднял ее на руки и ее руки тут же сплелись на его шее.

-Лучше смотри в мои глаза, Радогор. – Потребовала она, как только оказалась на его руках. – Там только ты и никого больше. И мне перед людьми не совестно. Боги весть послали. А в сердце и теле своем я сама себе госпожа. Не молчи… совестно мне. Сама парню навязалась.

-Время, Влада…

-Молчи.

И уже без стеснения жадно прижалась к его губам и долго не отрывалась, все теснее и теснее прижимаясь к его телу. Задохнулась, оторвалась и залилась счастливым смехом, глядя в его растерянные глаза.

-Надо было тебя заставить в ладошку глядеть Тогда бы все заспала. – Неловко пробормотал он, отводя взгляд в сторону.

-Сам сказал, мавка я… - Защебетала она, пытаясь скрыть стыд. Сама не ожидала, что осмелеет так. – А про то, что любая девка от рождения мавка и не знал, даром, что волхв.

И уже смелее, в его руках так уютно, как ни где, припала к губам.

Откинулась на его руках и спросила  с лукавой улыбкой.

-Или не возьмешь больше на руки, не понесешь?

По лицу Радогора багровые пятна разбежались Глаза от нее в сторону уводит.

-Теперь каждый раз в ладонь глядеть будешь. – Проворчал он, опуская ее на землю. – Мешок взять надо.

-Коли мешок взять, тогда постою. – Уступчиво согласилась она. И развеселившись, не скрывая надежды спросила. – А может они все еще нас бэрами видят?

-Разглядели уж… - Все так ворчливо ответил он, сразу разобравшись в подоплеке ее вопроса. – Вот, корешки лучше в дорогу пожуй. Останавливаться долго не будем нынче. А это хлеб и кабанина. На ходу поедим.

И, стараясь не смотреть на нее, раздвинул ветки.

Бэр лежал в шаге от них, уткнув морду в передние лапы. А вран пристроился на его холке. Едва ветки колыхнулись, как оба тут же подняли головы и внимательно, ждущее посмотрели на них.

-Кончилось угощение, ребятки. – Сказал, полностью признавая свою вину. – Все приели.

Разломил свой кусок пополам и поделил между приятелями.

Княжна чуть не поперхнулась. От пережитого волнения на нее такой жор накатил, что проглотила свою долю и не заметила когда.

-Ну, да ничего. Будет день и будет пища.

Бэр слизнул свою краюху красным шершавым языком, словно пригоршню муравьев, и сразу полез мордой к мешку. И недовольно уркнул. Вран свою краюху клевал не спеша, рассудочно, поводя головой в стороны. А склевав, долго и пристально смотрел в глаза Радогора.

-К – р – а…

Это уже не вран сказал, Радогор промолвил, поняла княжна. И наскоро дожевала последний корешок, чтобы успеть вцепиться в его локоть.

-На день пути все чисто. – Не поворачивая головы, ответил он на ее немой вопрос. – А там…

Кивнул головой не понятно куда.

-… городище малое. Одесну побольше будет, но лучше не заходить. Народ живет бедно. Хлебом не запасемся, а свой след покажем. К реке же и вовсе идти опасно.

Но почему к реке не следует подходить, объяснять не стал. Промолчал. А княжна настаивать не стала. Все плохое, что случилось в ее жизни река принесла, на ладошке выложила.

-Поэтому стороной обходить будем.

Стороной так стороной. Ему виднее.

А он и ответа не ждал. Зашагал, сразу с места и напористо, таща ее, как козу на веревочке. Так подумала она. Но промолчала, подумав, что скажи она так, выпустит ее руку из своей ладони и беги тогда за ним вприскочку и вприпрыжку. А он и не заметит, что отстала. Идет себе и идет, ноги сами дорогу находят. Он же собрал все глаза, сколько есть, в середку, набухмурил лоб и думает, думает… А о чем, не скажет.  Или все того волхва проклятого пытается разглядеть? И зачем мы тому волхву понадобились?

-Сам бы хотел узнать. Но не могу, сколько бы не пытался. Сам закрылся, схоронился, а нас видит.

Услышала она.

А она и не говорила. Только подумала. И то скользом. Сам увидел, о чем думала. И от стыда даже пятки жаром обожгло и спина покраснела.

Все, все слышал, о чем думала, когда хвостиком за ним бежала. И когда на руках сидела, в щеку жаром дышала и губами по его шее шарила. Стыдно то как! Хотя много ли тут стыдного, если все от самого сердца идет?

-Не слышал я, княжна. Не опасайся. Без тебя было кого слушать.

А мог бы и послушать. Все бы легче было. Просто ли девке душу перед парнем распахнуть и наизнанку вывернуть? До самой стыдной наготы. Уж лучше вообще ни о чем не думать, чем думать и краснеть. Но до того ли ему? Бежит и бежит.

Чуть в стороне между деревьями мелькнуло оленье стадо. И бежать не подумали. Живут не пуганные. Человека не знают. Бэр, завидев их, забеспокоился, радостно взвизгнул. Забежал вперед  и выжидающе посмотрел на Радогора. Но Радогор отрицательно мотнул головой, не соглашаясь с бэром.

-Куда тебе столько? Сразу не съешь. А с собой не унести. И впрок не зароешь. Ты не придешь, а прочие сами пусть о себе беспокоятся. А мы же помельче что – нибудь найдем. Чтобы разом сьесть. Тебя подсвинок устроит?

Бэр обиженно заворчал

Солнце уж за полдень, а он все идет и идет. И ничего не замечает. А замечать было что. Нет, конечно он все замечал и примечал. Но совсем не то, что надо было бы заметить. Заметить же надо было сапоги с чужой ноги. И ноги в тех сапогах. Ее ноги. Которые она уже в кровь сбила. И не бежала следом за ним, а тащилась. Утицей с ноги на ногу переваливаясь. Наконец, боль стала настолько невыносимой, что она не выдержала и застонала. Радогор тут же остановился и с удивлением посмотрел в ее, истерзанное болью, лицо.

-Прости дурака, княжна. Задумался и обо всем забыл. И про ноги в чужих сапогах не упомнил.

Сам усадил ее на толстенную валежину и сам сапоги с ног сдернул. Кинул на них быстрый взгляд и со злобой отшвырнул в сторону. На пятках пузыри вздулись. И на крохотных пальчиках тоже. А местами прорвались и светились мясом. Ступня спряталась в его ладонях.

-Сейчас легче будет, княжна.

Зашептал торопясь, подул на пальчики.

-А теперь эту… - И удивился. – Будто детские.

Нога в его ладони нежится. А глаза его в траве заблудились. Не выпуская ее ступни, потянулся другой рукой и сорвал несколько листков.

Бэр остановился и повернулся к ним, постоял, подумал, сообразил, что хорошего ему ждать не приходится, и поплелся дальше.

Радогор, не обращая внимания на его скорбное ворчание, торопливо разжевал листки, размял их между пальцами и приложил к ранам. Ранки опалило огнем.

-У сороки боли… - Улыбнулся он, и задумался. – Прости, княжна.

И пока соображала, за что простить должна, отхватил ножом от рубахи Неждановой пол – подола. И туго – натуго запеленал сначала одну ступню, а затем и другую. Влада, глядя на его ловкие руки, осторожно пошевелила пальчиками. Боль почти исчезла. И снова удивилась его рукам.  Руки сильные, а пальцы чуткие и легкие, каких и у девок не бывает.

-Нам бы еще несколько дней с тобой продержаться, княжна. Потерпи уж. – Виновато проговорил он, развязывая свой отощавший мешок. – Заморил я тебя. Скоро ребра в стороны полезут.

-До ребер еще добраться нужно – Смело отшутилась она. И без раздумий впилась в черствую краюху. Вгляделась в его озабоченное лицо и чуть не подавилась. – А ты?

-Ешь и не думай. Я еще не проголодался.

Пока мешок завязывал, хлеб без остатка во рту исчез. И подняла голову. Радогор смотрел на нее сверху, подперев щеку рукой.

-Нельзя нам останавливаться. – Хотел сказать он, а княжна уже с готовностью тянулась к нему руками, поминая добрым словом сапоги с чужой ноги и догадливого бэра.

-Если руки тебе не оттяну. – Пропела она, светясь от счастья, устраивая голову на его плечо. И осторожно, чтобы не заметил, коснулась губами шеи.

-Спать заставлю!

-Ладошки заняты. – Засмеялась она, глядя в его потерянные глаза. И дерзко пробежалась губами по щеке. – А уронить не захочешь.

-И без ладошки уснешь, коли велю. – Пригрозил он. – Собьюсь с ноги, и повалимся вместе.

Услышав его слова, присмирела. А ну, как в самом деле спать заставит? Уж лучше не спорить. Улеглась смирно на плече, прислушиваясь к его ровному дыханию. Да и заснула. Не иначе, как выполнил он свою угрозу и сон на нее нагнал. А проснулась только тогда, когда поняла, что снова кладет ее на траву.

-Спи. Скоро дальше пойдем.

Глаза зоркие, острые. В левой руке уже лук скрипит, сгибается.

-Ягодка обещанного подсвинка ждет.

Тенькнула стрела и молодой кабанчик, из любопытства отбившийся от стада, ткнулся без звука, подломив передние лапы, рылом в землю.

-Да и нам свежее мясо не помешает.

Княжна приподнялась на руках, а он уже бежал к своей добыче.. а за ним косолопя, катится бэр. Урча и повизгивая от вожделения. Радогор же, не разделывая, отхватил заднюю лапу одним ударом ножа, а вторым ударом рассек кабанье брюхо, открывая бэру дорогу к самому вкусному.

-Сейчас мясо заверну, чтобы кровью не залило, и дальше пойдем. – Предупредил он ее, поймав на себе ждущий взгляд. – Мать – кабаниха прознает. Скандал закатит. А я не люблю скандалов.

Удивилась. Никогда не приходилось слышать про такое. А на спор и разговоры уже силы не было. Глаза смыкаются. Научился управляться с ней без ладошки.

-Долго нам еще? – Сквозь сон спросил она.

-Сейчас долго. Медленно пойдем. Ноги беречь надо… - Расслышала она неопределенный ответ.

-Хорошо, что не завтра. – Облегченно подумала она. И заснула.

Проснулась, а над лесом уже ночь повисла. Костер догорает. А в ноздри заползает одуряющий запах хорошо прокопченного мяса. И желудок ее тут же отозвался на это диким стоном. Радогор сидел, склонившись над костром, обняв колени и, не отрываясь, смотрел на угли. Стараясь не шуметь, подобралась к нему и обняла за шею.

-Тише. Не вспугни. – Чуть слышно прошептал он и осторожно убрал ее руки.

Княжна удивленно пробежала взглядом вокруг, посмотрела на него и повернулась к костру. И над догорающими углями, в легком, почти не видимом глазу, дыму увидела лица. Или лик… Над лохматой головой два рога бычьих. Под ними длинные острые уши. Под низким лбом два горящих глаза. Из широкого рта кабаньи клыки торчат. А из костра к ним тянется толстая рука с когтями на концах пальцев. И толстые губы шевелятся, выталкивая неразборчиво корявые слова.

Ахнула и спряталась от горящего взгляда за спиной Радогора.

-Кто это, Радо? – Спросила она, и осторожно выглянула из – за плеча.

-Тот, кто старается увидеть нас. – Подумал, и поправился. - Или меня. А, может, тебя…

-Ты все – таки нашел его. – Она все еще не решалась смотреть в огонь. И отворачивая взгляд от костра, села рядом.

-Сам пришел.

Дразнящий запах мяса снова пробудил ее желудок и Радогор, заметив это, поддел кончиком ножа, ломоть, иначе не назовешь, мяса, величиной в его ладонь,  выложил его на широкий лист и подал ей.

-Зачем? – Успела спросить она. Прежде чем впилась зубами в него. Сок брызнул в рот. И она на какое – то время забыла обо всем. Кроме этого пахучего нежного мяса.

-За мечом.

Оторвалась от мяса, забыв прожевать то, что было во рту. И подняла взгляд на рукоять меча. И чуть не ахнула. Та же голова, рога, уши… И те же колющие, огненные глаза.

-Это его меч?

-Не знаю. Дедко Вран получил его в честном поединке. Но всегда убирал от глаз подальше. И сковал его страшным заклятием. А я, по глупости и молодости лет, явил его свету. – Спохватился и своей рукой поднес ее руку ко рту. – Ешь, а я твои ноги посмотрю. И спать…

Мясо застряло в горле.

-Я и так изоспалась.

Радогор не смог скрыть своего удовлетворения, заглянул в глаза и улыбнулся, качнув головой.

-А не безобразничай, коли на руках сидишь.

-А не на руках? – Стрельнула в него лукавым взглядом.

-И не на руках тоже. Мала еще для этих глупостей.

Вспыхнула от негодования, аж слеза из глаза скатилась.

-Скажешь… мала. Да если хочешь знать, матушка моя в мои лета уж год, как бабьи косы плела. А я все в девках.

За болтовней на заметила, как и с мясом управилась. Было, было и нет его. И Радогор, улыбаясь, подвинул ей еще кусок.

-Подниму рано…

И не слушая ее больше, Радогор склонился к ее ногам. Умело снял тряпицы с ее ступней и долго разглядывал мозоли. Удовлетворенно покачал головой и, по своему обыкновению, прошептал несколько слов на незнакомом языке.

-Пусть подсохнут…

Подождал пока вытрет подолом рубахи губы и пальцы, перемазанные жиром и, к ее неудовольствию, снял ноги со своих колен.

Ожила княжна, подумалось ему. Совсем не похожа на того испуганного грязного звереныша, какой ее увидел, лежащей в беспамятстве, на спине бэра. Телом округлилась. И глаза огнем горят. А к добру ли?

-Наклони голову, княжну.

С радостью. Еще и губки вытянула трубочкой.

Перекинул через голову тонкий ремешок и своей рукой одел ей на шею. Княжна скосила на него любопытный глаз. На ремешке висела крохотная фигурка. Разглядела – бэр.

-Оберег мой.  Носи, не снимая. Родичи мои и их духи закроют тебя, случись беда.

-А ты как? – Тревоги своей за него даже скрыть не пыталась.

Знала, что не принято, нельзя свой оберег в чужие руки отдавать.

-Я и так бэр. – Отшутился он, тая улыбку в уголках губ. И распорядился. – Мясо прибери. На день хватит.

Скрылся под ветками так, что и листок не шевельнулся, ветка не вздрогнула. И нет его. Бэр и бэр.

Наспех завернула остатки мяса в листья. Замотала холстиной и толкнула в мешок.

-Рассержусь. – Встретил ее спокойный предупреждающий голос, заранее предупредив ее тайные намерения.

-Ну и сердись. – Дерзкий ответ уже наготове. – На сердитых воду возят.

Но передумала. Побоялась, что опять сон нагонит. Уж лучше промолчать. Вернее будет.

Осторожно  подползла и склонилась над его лицом. Ресницы, изогнутые на концах, как у красной девки, подрагивают.

Безбоязненно подняла его голову и положила на свои колени.

-Так мягче будет голове. – Словно извиняясь, пробормотала она и запустила пальцы в волосы. -  А то лежишь на голой земле.

Спорить не стал. Пусть уж так сидит и в волосах роется.

Так и сидела, перебирая мягкие пряди, пока не задремала.

Очнулась от того, что он хрипел и бился под ее рукой, жутко выворачивая ноги. Хватался руками за горло, словно пытаясь оторвать от него чьи – то руки, душившие его. Оттолкнулся ногами. Скатился с ее коленей и покатился по земле, задыхаясь и корчась от удушья. А возле него прыгал и рычал бэр, приходя в бешенство от того, что не видит этого подлого врага.

-Нельзя было оберег брать! – Запоздало подумала она и прыгнула сверху, надеясь закрыть его своим телом, отвлечь того, кто прямо на ее глазах душил ее Радогора. Но под руками, под телом кроме него никого не было. А Радогор уже почти почернел и глаза мутью затянуло от страшного удушья. Выгнулся дугой и перевернулся на бок, сбрасывая ее. Рука дотянулась до меча… А лезвие медленно поползло из ножен.

И хватка ослабла. Это Влада поняла сразу, потому, как всхлипнул и со свистом выдохнул из легких воздух. Задышал часто и жадно, широко открывая рот.

Княжна упала перед ним на колени и сжала его голову в своих ладонях, прижимая  к себе. Бэр же стоял, принюхиваясь к чему – то и вздрагивая всем телом.

-Живой, живой? – Повторяла она, заглядывая в глаза. – А я, колода сонливая, чуть тебя не проспала… Не уберегла.

И не удержавшись, расплакалась, размазывая слезы по щекам.

-Ну, будет, будет. – Попытался он успокоить ее. – Или не княжна ты?

Провел ладонью по голове и прижал к груди.

-Успокойся. Сегодня больше не придет.

Рука скатилась с распущенных волос на спину.

-Мавки разве плачут?

-А ты бы сам подумал, как я одна. Когда в том сне всегда рядом. – Слезы душат, говорить не дают.

И не совладав с чувствами прилипла к губам, всхлипывая и утирая слезы. Потом ткнулась губами в глаза. В нос и все шептала и шептала.

-Ни кому не отдам. Мой ты. Жизни для тебя не пожалею…

Бережно, чтобы не обидеть , отстранил ее и поднялся на ноги.

-Сон перебили, а путь не близкий. Пойдем по холодку. 

-А если увидит? – Снова встревожилась она.

-Увидел уже…

Хитрый бэр, услышав его слова, попятился  и скрылся в лесу.

Княжна противиться не стала, решив, что и правда лучше уйти с проклятого места подальше и как можно быстрее. И посмотрела на свои босые ноги. Но Радогор уже рылся в траве, срывая жгучие листочки. И скоро ее ступни снова были затянуты ровными холстяными лентами из ее рубахи. А в его руках появилась баклага.

-Выпей, княжна, но не много. Водица от дуба – отца. Берег для черного дня. И я с тобой выпью. – Повернулся, ища глазами бэра и засмеялся. – Столковались?

-Вот еще. Больно надо. Сам ушел. – С независимым видом ответила она и улыбнулась.

Все равно и Владой меня звать будет. И Ладой. И Ладушкой назовет. Только время ему надо, чтобы привыкнуть.

И потянулась к нему руками.

Под утро, жалея его, спросила.

-Может я ногами пойду? Трава мягкая.

Но он, задумавшись, промолчал, а она настаивать не стала.

А вскоре из леса появился и бэр. С независимым видом, перепачканной медом мордой и опухшим глазом.

-Гнезда с дикими пчелами опять зорил, разбойник? – Встретил его грозным вопросом Радогор.

С укором покачал головой и пересадил княжну на его спину.

-Потрудись сейчас, бездельник.

Бэр наказание принял достойно. Но уже к полудню начал жалобно подскуливать, всем своим видом давая понять, что нормальному человеку пора бы уже трапезничать. Ну и бэру, конечно, если у того человека осталась еще хоть капля совести в глубине души.  Радогор делал вид, что не замечает его страданий. Но и он, наконец, не выдержал. И Влада с готовностью прыгнула ему на руки. Ягодка от избытка чувств, взревел в полный голос, и пропал за деревьями.

-И врана нет твоего…

-Вперед улетел. Дорогу смотрит. Прямо пойдем. Раз нашел, чего уж прятаться. Да и мне охота посмотреть на того, рогатого поближе. И спросить, за что же он нас все таки так не любит? Где мы ему дорогу перебежали?

-А скажет? – С нескрываемым сомнением спросила княжна.

-А почему б ему не сказать, если спрашивают? Язык не отвалится. – Рассудительно ответил Радогор. – А там, глядишь, и к порубежью выйдем.

Влада вздрогнула и оторвала голову от его плеча. Она уж и думать забыла, что оборвется когда – нибудь их дорога.

-Ты же говорил… - Чуть не с испугом спросила она.

-Прятаться не будем, дорогу спрямим.

Влада еще крепче обвила его шею руками и уткнулась  в плечо, не зная то ли верить, то ли нет, радоваться ли тому, что скоро дорога кончится или огорчаться. И не сидеть ей больше на этих руках, не лежать на его плече, не ласкать его щеку своими бесстыдными  губами. А он доведет ее до высокого крыльца, повернется и уйдет. Тем, бестелесным, обещал к зиме быть. И слезы сами навернулись на глаза. Бегут по щекам и катятся крупными каплями на его шею. И нет сил их унять.

А как же сон?

Или прав он, когда говорил, что видит человек, как должно быть, а как будет и боги не знают.

И бегут слезы, бегут. И не унять их, не остановить А рука его сама тянется к его лицу и губы шепчут… «Радо… Радо».

-Не заслоняй пути, княжна. Упаду.

Слепец! Волхва из далеких земель разглядел, а того, что рядом не увидел. Не захотел увидеть. В чужих думках роется, как глупая курица в капустной грядке, а в ее мысли и заглянуть не хочет. Хотя и заглядывать не надо. Все на виду. Ни одна не спряталась, не затаилась.

Мысли в голове одна другой гаже. Сердце в груди испуганной птицей бьется. То наружу рвется, то замирает вдруг. Притихла, не сводя с него, бесчувственного глаз, а слезы все равно льются.

А вот повернусь и хвостиком побегу за ним. И пусть хоть палкой, хоть поленом гонит. Что в доме отчем ей, когда его рядом не будет?

-Нельзя, княжна. Я людям слово дал.

Услышал то, слышать не должен. А что услышать бы надо, мимо сердца пропустил.

-И гоже ли от дома бегать? А как же княгиня – матушка? И куда ты пойдешь, коли я сам не знаю своего пути? И долог ли тот будет.

-Долог, долог тот путь, Радо! Без конца и края тот путь, если я рядом буду.

Можно в глаза не смотреть, можно губ не размыкать, ни одно слово не затеряется в темном лесу.

Осторожно спустился в темный овраг и пробежал через ручей.

Догадка сама пала в голову.

-Здесь останови.

Над темным оврагом старая, потемневшая от времени, ольха. Вершину, как голову, над оврагом склонила.

-Не здесь. – Возразил он. – Ночью в овраге все черное оживает и наверх лезет.

Но она уже выскользнула из его рук и подбежала к ольхе.

Коснулась рукой, безвольно повисших, ветвей. Старость не радость, даже старые, иссохшие в пыль сережки, нет сил сбросить.

-Мать – ольха, приюти, укрой на короткое время. – Запинаясь в непривычных словах, зашептала она, глотая слезы. – Прости, что без гостинца пришла.

Упала перед ним на колени и обняла дерево руками и прижалась щекой к твердой, морщинистой коре.

-Не оттолкни девку глупую. Иная жертва, богаче, ждет тебя. Какой еще и не видывала. Сыночек будет, Ольхом его нареку, как отца его назвали, хоть и носит он ныне другое имя. А дочка будет, Ольхой , Ольгой пусть зовут.

И провела рукой по траве, как это делал Радогор.

То ли показалось ей, то ли в самом деле, но только вздохнула ольха со старческим надрывом, заскрипела, ворочая корнями и глазам княжны открылся лаз… Закрыла глаза, чтобы потемок не испугаться, и ящеркой прыгнула в него.

Тесно. Радогору с его ростом не стоять. Так и не стоять его привела. А ей впору. Зато сухо и чисто. Словно голиком кто прошелся.

Выбралась наружу и под его изумленным взглядом принялась рвать траву. Но не рядом с деревом, а отойдя подальше в сторону, чтобы нескромный глаз не углядел ее укрытия.

-Ночью пойдем, коли торопишься меня с рук сбыть. – Отворачивая глаза в сторону, чтобы не встречаться с его взглядом,бросила она. А ну как прочтет ее грешные мысли. И нырнула в лаз с охапкой травы.

Пожал плечами и расстелил холстину. Достал мясо и порубил его на куски помельче.

Княжна вернулась с очередной охапкой пахучей травы и выхватила из его руки нож. Скрутила прядь волос жгутом и одним движением отсекла ее. Так же молча вернула ему нож,  завязала прядь узлом на нижней ветке  и прошептала так, чтобы не донеслось до Радогора.

-Возьми хоть это, мать – ольха. Тебе свидетельницей быть…

И только после этого устроилась на холстине, подвернув ноги под себя. Ела торопясь, не чувствуя вкуса и запаха мяса, целиком занятая своими мыслями. А съев, послушно запила из поднесенной баклаги. И только после этого тихо и не глядя в его лицо, прошептала.

-К ручью схожу. Потом пропахла.

И с испугом вскинула на него нестерпимо синие глаза.

-А что оттуда лезет, Радогор?

-Покричишь, если увидишь кого, я услышу… - Успокоил он ее, пытаясь поймать взглядом ее глаза.

Суета княжна начала вызывать у него подозрения. А того подозрительней было, что думок ее торопливых угадать не мог. Так, словно их и вовсе не было.

А Влада скрылась в овраге.

Пугливо оглядываясь на темные кусты, обступившие ручей, топливо разделась и шагнула в воду. Долго и с наслаждением плескалась, вглядываясь в свое отражение и пытаясь найти изъяны в своем теле, которых прежде не замечала по глупости или по малолетству. Вышагнула из ручья, наскоро отжала волосы и, не обтираясь, залезла в рубаху. Даже после того, как Радогор отодрал от нее широкую полосу на повязки для ног, она доходила почти до колен. Закинула портки на плечо и выбралась из оврага.

Радогор все еще сидел подле холстины. Но волосы у него были влажные. Успел и он сбегать к ручью. Не решился одну оставить в черном овраге.

Прошла мимо него с независимым видом, сверкая в лесной полутьме голыми икрами, и скрылась в траве под ольхой, чем вызвала в его душе еще большую тревогу. А спустя немного времени он услышал.

-Радогор…

Голос мягкий, но такой, что не воспротивишься. В княжьем тереме выросла, не в мужицкой избе. И не в жилище на два десятка семей, что были в их городище.

Предчувствуя и вовсе неладное, спустился в лаз.

И закрыл глаза, покраснев до удушья, до спазмов в горле.

Княжна стояла в шаге от него. Нагая и удивительно прекрасная. И волнующая.

Мавка!

Даже в полумраке укрытия, которое открыла ей старая и много повидавшая ольха, увидел, как смутилась и покраснела она. Но не закрылась руками, и не отступила.

-Открой глаза, Радо!

Голос твердый, хотя и подрагивает от волнения.

-Посмотри  на меня. Или я худа и кривобока, что на меня и посмотреть нельзя? Стыдно девке перед парнем нагой стоять, а мне не стыдно. Тебя в своих снах видела. Для тебя эту красу припасала. Открой глаза, Радо…

Голос дрогнул и сорвался.

-Или девкой порченой брезгуешь? – Всхлипнула и сжалась в комок, чувствуя, что последние силы, которыми она запасалась в этот день, оставляют ее. – Так не меня, не мое тело терзал ярл на грязной лодии. Колоду неживую, бесчувственную. И нет за то на мне вины.

Говорить уже не могла Глотала слезы и тянулась к нему, привставая на носки.

-Завтра день, Радо. Другого может и не быть. Открой глаза, Радо. Возьми на руки.

Радогор словно онемел. Рад бы глаза открыть, но не открываются. И ноги подкашиваются.

Слез уже не сдержать. Хлынули в два ручья. Не совладала со стыдом. Или с собственной смелостью.

А княжна вжалась в его подкольчужник лицом и руками, не дотягиваясь, пытается обнять его за шею. Тело содрогается в рыданиях. И Радогор, преодолевая неведомый до селе, страх, обнял ее за плечи погладил по нагой спине.

-Что ты делаешь со мной, Лада? – С трудом выдавил он из себя, приоткрыв глаза. – Я же тебе и в глаза посмотреть не посмею.

-Сейчас посмей, Радо мой. А что утром будет, увидим. – Подняла на него глаза, наполненные слезами. – Мне же для тебя жизни  не жалко. Лишь бы рядом быть. Возьми меня на руки. Если бы ты знал, как сладко и томно мне в них. Возьми…

-Что ты делаешь со мной, Лада, что делаешь. – Как в забытьи шептал он. И уже нее сопротивляясь ее желанью или собственной страсти, вскинул ее на руки и до боли, до ломоты в зубах, вжался в ее влажные ждущие губы. Задохнулся от счастья, и больше не сдерживаясь, покрывал поцелуями ее лицо, опускаясь губами все ниже и ниже. К пахнущим цветами, грудям. Жарким и желанным.

-Разве они не хороши для тебя, Радо? Или не твоих губ они ждали, нежась на твоей руке? – Горячечно шептала она, прижавшись к его лицу и почти теряя сознание.

Ее  тело неожиданно обмякло и, тяжелея, выскользнуло из рук. И боясь уронить ее, он упал на колени. А ее руки уже торопясь, рвали ремни на его подкольчужнике и пряжку на поясном ремне, срывали с него одежду. Губы летали по его телу, а руки бесстыдно мяли и гладили его. Два тела слились воедино. И Влада вскрикнула, застонала, а тело ее содрогнулось от счастья и упоительного восторга.