"In сайт / Out сайт, или Любовь из интернета" - читать интересную книгу автора (Прокудин Борис)

Глава 6

Прошло несколько дней. Саша, как ей казалось, повсюду видела следы Пола, но самого его нигде не было. А следы петляли, приводили в тупик и в конце концов оказывались очередной химерой. Между тем быт честной компании наладился. Никита с удивлением обнаружил, что потери, нанесенные кражей рюкзака, не так уж сложно было восполнить. Необходимых приобретений было всего три: шорты, трусы и пенка, на которой он спал, закутавшись в Дивино одеяльце. Да, еще он купил себе книгу. Но читать времени не нашлось, и он отнес ее на зеленку. Никите уже была известна заповедь этого места: если что-нибудь из еды или одежды остается, надо все собрать и отнести на зеленку. В зеленке все это исчезало, как в черной дыре.

Но деньги заканчивались не только у обитателей зеленки. Деньги заканчивались и у наших поисковиков.

В одно нежное, как руки любимой, утро Никита познакомился с Михой, музыкантом из Житомира. Проснулся он от странных звуков. А когда открыл глаза, обнаружил, что рядом лежит обветренный мужчина и кряхтит.

— Никита, — без лишних слов протянул он незнакомцу руку.

— Миха, — ответил tot. И они обменялись вялым утренним рукопожатием. — Прошу прощения за некоторую сумбурность нашего знакомства, меня тошнит…

И с этими словами обветренный неуклюже побежал к морю. У Михи был благородный и в то же время мужественный профиль, волосы стояли торчком, а глаза были голубые и дерзкие, и в них прочно обитала первобытная радость жизни. Кроме того, Миха оказался счастливым обладателем здоровенного члена и татуировки во всю правую руку. Целыми днями он валялся под тентом абсолютно голый на надувном матрасе и перебирал струны задрипанной гитары.

— Вообще, в Житомире я работаю водилой, — рассказал он. — А гитара — это так, хобби. Я самоучка. Не более того. Беда в том, что я не умею петь.

— Так я умею петь! — ответственно заявил Никита. — Не то чтобы петь, но повыть с полчасика могу. Пошли вместе деньги зарабатывать, а?

Миха был не просто самоучкой, а виртуозом-самоучкой. По вечерам он ходил в город и присоединялся к какой-нибудь банде. Быстро ловил мотив и начинал подыгрывать, добавляя к общей композиции несколько самодельных блюзовых соло. Делал он это очень эффектно, срывая аплодисменты слушателей, поэтому его охотно принимали в банду, а потом делились с ним общей выручкой.

— Зарабатывать? Размечтался! — сказал грустно Миха. — Знаешь, тут хоть Паганини играй, хоть Сибелиуса, хоть горлань, как Жанна Агузарова, ничего путного тебе не положат Чтобы зарабатывать бабло, нужен аскер.

— Кто?

— Аскер. Ты чего, аскеров не видел?

— А, ты имеешь в виду девчонок, которые ко всем пристают с пустой шляпой?

— Вот именно! Это очень активное занятие, и оно будет посложнее, чем просто играть на гитаре или петь.

— Нам повезло, у меня есть активная девочка на примете, — заявил Никита не без удовольствия. — Жди меня здесь, я скоро!

— Давай, — сказал Миха и вновь завалился на свой матрас.

Никита побежал в лагерь за Сашей.

— Эй, — крикнул Миха, — а у этой девочки найдется для нас кое-что между ног?

— Нет, Миха, извини, для тебя ничего.

— Ладно, я просто спросил…

…Через час они уже втроем расположились в аллее дома отдыха, ведущей от жилых корпусов к морю. Миха сидел на тротуаре, подложив под зад чехол от гитары, и играл. Никита усердно изображал, что поет, а посреди дороги стояла Саша с панамкой в руке и радостно набрасывалась на людей с подсказанными Михой словами: «Помогите голодным музыкантам!» или «Не найдется ли у вас немного мелочи на нашу бедность?». Через некоторое время она начала изощряться: «Зайка! Радость моя!» — обращалась она к молодым отдыхающим. Потом ее пробило на рифму: «Подайте немножко бедным на кормежку!» Но вопреки всем усилиям денег давали мало.

Тут они встретили пермяков-молодоженов. Те гуляли в тени елей и кушали банан.

— Что это вы решили здесь аскать? — спросил Ден, посмеиваясь.

— А что тебе не нравится?

— Да тут люди на пляж идут, у них даже карманов для денег нет. Аскать надо на рынке!

Ден говорил как человек рассудительный и опытный.

— На рынке?

— Ну да! Рынок — это праздник, который всегда с тобой. Там, кроме всего прочего, еще и еду подают. Вечером продавцы начинают отдавать хавчик, который до завтра не доживет: перезрелые помидоры, персики всякие, куриные ножки…

— Куриные ножки… — завелся Миха.

— Тебе даже с шапкой не надо будет ходить, — сказала Саше Танечка. — Сами предложат и сами все дадут.

— Вот-вот, — поддержал ее Ден. — Главное в нашей работе — выбор места!

Когда трио появилось на рынке, уже сгущался вечер. Они решили сначала купить себе по пирожку и расплатиться мелочью, честно заработанной на аллее дома отдыха. Резкие запахи рынка дурманили голову. Запах маринованного чеснока сливался с ароматом абрикосов, а откуда-то издалека, будто с другого конца вселенной, нежно пахло шашлыком. Саша долго отсчитывала монетки в шершавую руку немолодой продавщицы.

— Знаешь что, — сказала продавщица. — Возьми-ка это все обратно! — На ее крупном лице светилась золотая улыбка. — Берите пирожки так.

Она ссыпала мелочь в Сашину ладонь.

— Нет-нет, — сказала Саша.

— Да вот эти тоже захватите. — Женщина достала из-под прилавка штук пять сломанных теплых слоек. — Они хорошие, сегодня испекла… просто бракованные маленечко.

Женщина сложила все это богатство в пакетик и вручила Саше.

— Спасибо огромное! — сказала тронутая Саша. — Да у нас есть деньги вообще-то…

— Ладно уж, — отмахнулась от нее продавщица, — ешьте на здоровье!

Когда они отошли от лавки с пирожками, Саша толкнула Никиту в бок:

— Слышишь, дружок с эконома, нас приняли за бродяг!

— Ну и что тут такого?

— Ну так, прикольно. Расскажешь своим чиксам-однокурсницам за рюмочкой текилы.

— Я водку пью.

— Да-да, ты же у нас народник!

— Санька, сейчас получишь! — пригрозил Никита. — Посмотри лучше, наше место занято.

Пока они покупали пирожки, на рынке появились музыканты, и тут же принялись играть какую-то незамысловатую мелодию. Их было трое. Один — абсолютно лысый, загорелый, нервный, с лицом, обильно покрытым бисеринками пота. Лысый играл на гитаре. Второй теребил струны черного контрабаса и крутил во все стороны огромным пучком волос, который, казалось, был тяжелее головы. Третий не обладал какими-то ярко выраженными приметами, но явно был нетрезв. Он отбивал ритм мелодии на барабане, а на его меланхоличном лице было написано: «Еще бы пивка бутылочку да девочку рыжую, все было б зашибись!»

Миха сразу присоединился к музыкантам, и вместе они неплохо поиграли. Оказалось, что все четверо помешаны на музыке семидесятых. Никита и Саша, которые устроились рядом на земле, слушали с удовольствием, кивая головами, как игрушечные собачки в автомобилях.

Перед тем как попрощаться, парни рассказали, что приехали из Лиски подзаработать, а вообще собираются жить там до октября. В Коке они хотели подзарядиться суетой города, а назавтра вновь вернуться в свою «необитаемую» Лиску.

— А вы Пола случайно не знаете? — на всякий случай спросила Саша.

— А кто ж его не знает, — сказал лысый. — Но вряд ли это тот, кто тебе нужен, — он ирландец.

— Ирландец! Ирландец Пол! — почти закричала Саша.

— Ну да!

— А откуда ты его знаешь? — Саша чуть не запрыгнула на лысого. Тот даже опешил.

— Так это мы его сюда и привезли.

— Это вы его привезли?!

— У меня такое ощущение, что вы все-таки говорите об одном человеке, — сказал немногословный.

Музыканты рассказали, что ирландец Пол живет с ними в Лиске и ведет их незамысловатое хозяйство. Саша порывалась поехать туда немедленно, но ее уговорили подождать до завтра.

Когда Саша с Никитой вернулись в лагерь со своими добрыми вестями, они застали трогательную картину: Юра сидел перед Дивой и туго обматывал ей ногу эластичным бинтом. Дива кусала ноготь и время от времени взвизгивала. Тогда Юра шептал: «Тихо-тихо-тихо» — и гладил больную конечность.

— Что с тобой, красавица? — спросила Саша и присела на корточки.

— Допрыгался наш цыпленок, — скривилась Дива. — Ногу подвернула, в море на камень наступила. Но Юра уже сбегал в аптеку, все купил. — Она по-свойски взъерошила Юре волосы.

— А мы Пола, кажется, нашли!

— Да ладно!

— Точно, на этот раз точно!

— Его все-таки вернули инопланетяне? Никита, это правда?

— Похоже, правда, — сказал Никита. — Только он не здесь, а в Лисьей бухте. Отсюда полчаса на автобусе, а потом еще часок пешком. Нам ребята завтра покажут.

— Я очень рада за тебя, Санька! Серьезно. Жаль, не смогу с вами поехать, — сказала Дива и пошевелила пальчиками своей забинтованной ноги. — Мне ужасно интересно посмотреть на этого Пола. Он ведь у нас вроде жупела. Теперь придется сидеть одной, прикованной к палатке.

— Ну зачем одной? Я с тобой останусь, — сказал Юра.

— А тебе неинтересно посмотреть на это чудо?

— Во-первых, тебя нельзя одну оставлять. С таким растяжением на ногу лучше не наступать. А во-вторых, я уверен, что Пола не существует. Это типичный миф. Саша страдает издержками мифологического сознания, которое нормальные люди преодолели с появлением мировых религий.

— Умник ты фигов! — сказала Саша.

— Не слушай ее, контуженную… Спасибо тебе большое, Юра, — сказала Дива, — ты очень добрый.

Он в ответ погладил ее лодыжку и что-то нежно прошептал.

— Мы приволочем его сюда живьем и покажем тебе, чтобы не воображал, — сказала весело Саша.

— Ладно уж, — сказала Дива, — вы его сначала найдите. Я на него и в Москве могу посмотреть. И вообще, хоть мы его ни разу не видели, нам он успел уже порядком надоесть. Ты только о нем и говоришь, ничего вокруг не замечаешь. Хоть чуть-чуть бы хоботком покрутила… Разбил нам компанию, гад такой! Мы здесь сидим с Юрцом, а вы где-то пропадаете, все ищете его. Так что, по уму, надо бы хорошенько всыпать по его розовой ирландской попке, и лучше всего ремнем. А потом за ушко — и в Москву.

— И сдать на Лубянку, — добавил свои пять копеечек Юра.

— Точно!

Саша на это только скорчила смешную рожицу и высунула язык, синий от винограда.

Потом они пошли с Никитой прощаться с городом, а за ними потащились их длинные худые тени, жестикулирующие костлявыми трехметровыми руками. Солнце опять скатывалось за море, превращая его в огромную домну, плавильный котел, где следовало утопить ненужную, предательскую грусть.

Когда Саша и Никита вышли на благословенный променад, им вдруг показалось, будто в Коктебеле они уже сто лет Всюду встречались знакомые. Купив полуторалитровую бутылку вина, Саша и Никита принялись всех угощать. Сначала присели на теплый асфальт рядом с Робинзоном, продававшим резные ложки.

— А вот мы тут ложечки продаем, — на всякий случай говорила прохожим Саша, потому что Робинзону до его торговли не было никакого дела. Он строгал можжевеловую корягу кривым ножом питекантропа. И стружки сыпались на его вечную юбку.

Потом они угощали вином знакомую девчонку, мастера по тату. Она жила неподалеку от них, тоже в палатке, с годовалым ребенком, а работала в городе. Иногда приходила к их костру. У нее была непослушная челка и черные от работы пальцы. Она набивала татухи хной. Сидя с ними вечером у костра, девчонка постоянно вскакивала, потому что ей казалось, что ребенок плачет. А это, видно, Господь оплакивал своих неприкаянных чад.

На фонтанчике, напротив дома Волошина, они снова встретили Миху. Он ждал каких-то ребят из Екатеринбурга, чтобы играть с ними всю ночь. К вину он приложился так, что красная струйка пробежала под его майкой до самого пупа. Под алычовым деревом Саша закружилась с Никитиной бейсболкой в знакомом ей уже танце аскера. Неразговорчивые ребята с зеленки играли там песни группы «АукцЫон», непризнанные гимны коктебельских коммун.

Никита кинул в раскрытый гитарный чехол гривну.

— Забери, быстро! — сказал певец. — Со своих денег не берем!

Тогда Никита отдал им недопитую бутылку вина…

— Идешь по буржуйскому в принципе городу, а вокруг все знакомые люди, — сказал Никита Саше.

— Мы просто отбросы общества, — сказала Саша.

И они рассмеялись.

Утром одиннадцатичасовой автобус нес их в направлении Лисьей бухты. На автовокзале они съели по сочному чебуреку, приготовленному прямо у них на глазах целым семейством. Папаша мял тесто, сынок тесто резал и раскатывал, мамаша начиняла его снедью, а маленькая дочурка вынимала готовое кушанье из кипящего масла. Чебуреки получались богатыми и сочными. Такими сочными, что при укусе из них хлестал сок, сыпались куски помидора. Саше пришлось облизывать пальцы чуть не по локоть, а Никита вынужден был удалиться, чтобы отмыть свою еще не вполне загустевшую бородку. Словом, завтрак был королевский, достойный рыцарей Круглого стола.

В это время Юра, размотав ногу Дивы, на руках понес ее купаться. Теперь, на третьей неделе пребывания в Коктебеле, Дива была спокойна, как сфинкс. От столичной нервозности и суетливости не осталось и следа. Она стала румяна и послушна. Юра говорил: «Тебе не надо наступать на ногу». И она не наступала. Юра говорил: «Тебе надо искупаться и умыться». И она обвивала его шею своими тонкими загорелыми руками, и они вместе заходили в море. Легкие волны раскачивали их, а они играли в «Баба сеяла горох». Юра говорил: «Обвалился потолок» — и опускал Диву в воду под ее радостный смех.

— Интересно, как там наш Скелетон? — сказала Дива.

— Не знаю, как Скелетон, но я, кажется, нашел свою жемчужину, — сказал Юра.

— Интересно, что ты имеешь в виду?

— А ты догадайся…

Дива смотрела ему в глаза лукавым взглядом и молчала. Это была сладкая минута… но внезапно их прервали.

С пляжа кто-то позвал Диву по имени.

— Кто это? — спросил Юра. Он щурил свои близорукие глаза, но никак не мог узнать стоявшего на берегу человека.

— Господи, да это же Сережа! — воскликнула Дива. — И откуда он здесь? Сережа!

Юра вынес Диву на берег.

— Ей нельзя вставать на ногу, — сказал он незнакомцу.

— Ничего, — ответил тот и по-хозяйски подхватил девушку.

Юре пришлось отойти.

Сережа был совсем не похож на обитателей коктебельской коммуны. Он был белокожий, рослый и коротко стриженный. Дива о чем-то говорила с ним. Плакала. Потом смущенно обернулась, и Юра понял, что она хочет ему что-то сказать.

— Мне и правда надо ехать, — сказала она. — Сережа приехал за мной на машине. У него мало времени, к тому же моя нога…

— Все ясно, — перебил Юра.

— Спасибо тебе!

— Не за что.

Она взяла из палатки свой маленький рюкзачок, опираясь на плечо Сергея, надела джинсы и рубашку.

— Давай-давай, — говорил он нетерпеливо. Потом подхватил сразу Диву и ее рюкзак и поволок к бетонке, где стояла его машина. Дива помахала Юре рукой и исчезла в кабине. Сережа сразу садиться за руль не стал. Он обошел автомобиль, попинал ногой колеса, словно проверяя, хорошо ли накачаны. Потом, будто вспомнив о забытой вещи, быстро вернулся к Юре. Не говоря ни слова, на широком шаге врезал ему по лицу.

— За что?! — вскрикнул Юра, еле устояв на ногах.

— Было бы за что, убил бы. Ты ее трогал?

— Кого?

Последовал второй удар.

— Конечно, трогал… — пролепетал Юра.

Он приставил кулак к носу, из которого шла кровь.

— Трогал, я тебя спрашиваю?!

— Не трогал, — поняв наконец, о чем речь, сказал Юра.

— Ну повезло тебе!

Юра молчал. Парень покрутил головой по сторонам.

— А прикольно тут у вас! — сказал он и посмотрел на Юру. Лицо незнакомца изменилось. — Ладно, прости, брат, если что не так!

И протянул Юре руку, которую тот машинально пожал.

— Ты ведь на меня не обижаешься?

У Юры тряслись разбитые губы, казалось, он сейчас заплачет.

— Не обижайся, ладно? — сказал Сережа. — Все мы дураки грешные.

Парень хлопнул Юру по плечу так, что массивные часы на металлическом браслете подпрыгнули, и побежал к машине.

Юра побрел к морю и минут десять сидел у кромки воды, умывая лицо и приходя в себя, пока на горизонте не появился Митяй.

— Вот ты где! — закричал он. — Чувак, я тебя ищу!

Юра поднял на него полные отчаяния глаза, а Митяй гордо протянул ему литровую бутылку пива.

— Ты мне вчера две гривны дал, — сказал он, свободной рукой почесав затылок, — вот, это тебе. Я ее, между прочим, еле сохранил. На эту бутылочку многие покушались… Можно я только глоточек сделаю?

— Угу, — ответил Юра.

Митяй приложился к бутылке, крякнул от удовольствия и вытер губы.

— А что кислый? Из-за бабы, что ли?

Юра молчал.

— Дурак! Баб миллион, а свобода — одна. — И Митяй огляделся вокруг, будто выискивая что-то. — А где твои-то? Остальные то есть?

— Разъехались.

— Уже? Блин!.. Слушай, Рома чай делает с ежевикой, с яблочками, с чачей. Чачачай называется. Там печенье есть и сгущенка, пойдем хлебнем.

Юра посмотрел Митяю в глаза и улыбнулся:

— Я попозже.

Митяй, не слушая, ухватил его за руку и помог встать.

— Давай-давай, остынет все на хрен! Чувак!..

Процессию возглавляла троица музыкантов, один из которых тащил на себе контрабас. Саша и Никита шли за ними, прыгая по раскаленным камням. В одном месте им даже пришлось разуться и переносить свои пожитки над головой по морю: нескромный валун выкатился вперед и перегородил дорогу.

— Слушай, — сказал тот, что с дредами, лысому, — смотрю я на тебя который день и понять не могу, чего это ты кепку козырьком назад носишь.

— Так модно, — сказал лысый.

— Прости, не мог бы ты повторить ту херню, которую только что сказал?

— Так сейчас модно, и это не херня, это реалии эпохи. Спущенные джинсы, нижняя майка и кепка наоборот. Это нормально.

— Нормально?! Это ниггерская мода!

— Мне насрать, чья это мода… К тому же негры всегда за нас.

— Я тоже ничего не имею против чернокожих братьев. Если бы был выбор, кому дать в морду, я бы с удовольствием дал белому. Белые уже всех задолбали.

— Белые дрючат весь мир, — согласился лысый.

— Спущенные джинсы и кепки наоборот, — сказал тот, что с дредами, — все это говно пошло от черных зэков. Из тюрем Гарлема, понимаешь?

— Понимаю.

— Вот видишь, ты понимаешь, почему мода идет к нам из тюрем, а я — нет.

— Какие, на хрен, тюрьмы?

— Спущенные джинсы потому, что в тюрьме у этих отбросов общества отнимали ремни, чтобы они не могли повеситься или кого-то придушить.

— Да уж, — закивал лысый, — оставь им ремни, начался бы полный беспредел и анархия.

— А кепки наоборот потому, что им надо было как-то целоваться со своими телками через сетку-рабицу.

— Да что ты?

— Сто пудов. Это не гон. Это чистая правда. К такому прикиду еще неплохо наколку сделать, что-нибудь типа «Век воли не видать». И еще сморкаться одной ноздрей. Не пробовал?

— Ну и тебе-то что? Не нравится — не ходи.

— Вот я и говорю, будь другом, разверни хотя бы кепку вперед. Вот и Лисья бухта уже скоро.

— А на хрена? Моему внутреннему миру это не мешает…

На горизонте показался уставленный палатками длинный пляж.

— Вот вам и Лиска, — сказал лысый Саше и Никите, вытирая лоб рукавом. — Филиал рая на земле. Пол живет в конце, на «Нюшке». Мы-то кочуем, а он шалаш себе построил. Крепость практически. Настоящий Робинзон Крузо.

— Шалаш?

— Да. Сказал, что он инженер и может тут небоскреб сколотить из подручного материала. Мы еле отговорили.

— Только англичане на такое способны, — сказал немногословный.

В конце пляжа стоял самый натуральный шалаш, большой и разлапистый. Каркас из толстых длинных палок был накрыт сухими ветками, а вход завешен полосатой простыней. Сооружение было фундаментальное. Саша и Никита засунули головы внутрь, и их взору предстала довольно живописная картина. Вокруг большого валуна, на пеньках, сидели Пол с гитарой и две обнаженные девушки с банками пива.

— Саша! — закричал Пол и кинул одной из девушек гитару. Та ее поймала, как циркачка, не выпуская банку из руки. — Я ждал тебя, Саша!

Пол был загорел и бородат, и из одежды на нем была только набедренная повязка, сооруженная из когда-то белой, а теперь застиранной и превратившейся в тряпку рубашки. На шее висели клык и несколько нитей бус, на руках были фенечки, а на ногах самодельные сандалии.

Он нежно обнял отпрянувшую от входа в шалаш Сашу и попытался ее поцеловать.

— Я привезла тебе паспорт, — говорила она, отстраняясь.

— А я тут! — Наконец-то заметив Никиту, он пожал ему руку: — Ребята, давайте тут жить, места хватит! Я собрался до сентября тереться.

— А как же фирма, работа? — пролепетала Саша.

— Тут говорят: «Если пьянство мешает работе, брось скорее эту работу!» — И Пол залился громким смехом. — Ой, сейчас я вам пива принесу! «Продай матрас, купи ганжубас!» — крикнул он кому-то со смешным акцентом и убежал в шалаш.

Саша молчала.

— Это и есть твой несчастный Пол?

— Типа того! — растерянно сказала она, потирая висок.

— Ладно, — бросил Никита. — Моя миссия выполнена, я помог найти твоего ирландца и теперь со спокойной совестью еду домой.

— Ты что? Нельзя уходить так сразу! Подожди! — заволновалась Саша.

Из шалаша вышел улыбающийся Пол с пивом и в сопровождении девушек.

— Знакомьтесь: Мина и Домна, — сказал он. — Извините, они немного неодеты…

— Очень приятно, — процедил Никита.

Он привалил Сашин рюкзак к шалашу, достал из кармашка свой паспорт, пожал руку ничего не понимающему Полу и пошел прочь.

Его догнала Саша:

— Стой, ну стой же! Я скоро приеду. Очень скоро. Я не буду тут жить до сентября!

— Это твое дело, — сказал Никита. — Меня это не касается.

— Подожди. Ну что на тебя нашло?

Никита уже ничего не слышал. Он быстро шел по направлению к автобусной остановке.

…Денег ему хватило только на билет и на одну шаурму, которую он жадно съел на феодосийском вокзале, запивая кислым квасом. Вслед уходящим вагонам гремело «Прощание славянки».

Всю ночь Никита не мог уснуть, даже под стук колес, который убаюкивает лучше бабушкиной колыбельной. Он крутил в руке Сашин платок, который забыл ей вернуть. Она повязала его Никите как галстук, когда у него обгорела шея. Он не мог ни о чем думать и чувствовал себя совершенно опустошенным. Просто сидел и смотрел не отрываясь в темнеющее непроглядной южной ночью окно.

В Москве туманной, в Москве повышенной облачности Никита первым делом отправился забирать документы с экономического факультета.

— Никита, может, тебе стоит взять академический отпуск? — спросила его инспектор курса, степенная дама в очках. Она сидела перед грудой папок, разложенных по обе стороны монитора. За спиной гудел вентилятор, а на с трудом очищенном от бумажных кип краешке стола стояло блюдце с виноградом. — Может быть, у тебя тяжелые обстоятельства?

— Нет, — сказал Никита, — я решил пойти учиться на фотографа. Знаете, есть такие баржи, которые плывут вниз по Волге, и нет никого, кто бы сидел на них и фотографировал окрестности. А экономистов и без меня много.

— Ты не болен?

— Насморк.

— Винограда не хочешь?

Никиту было непросто сбить с толку.

— Спасибо. Мне нужны документы, — сказал он.

— Я тебе их не отдам.

— Не имеете права. Вот мое заявление. Давайте мне документы.

Инспектриса откинулась в кресле, оторвала виноградинку, закинула ее в рот и сказала:

— Декан в Китае, замдекана в Турции. Теперь ответь на простой вопрос: кто тебе подпишет бумаги?

— А так просто получить нельзя?!

— Сначала декан должен поставить подпись на твоем заявлении, потом он же должен подписать приказ об отчислении. Ясно?

— Ясно.

Никита сунул руки в карманы и уставился на сейф в углу кабинета.

— Иди, подумай и в сентябре приходи, — сказала инспектриса ласковым голосом, а потом добавила: — Слушай, а ты это серьезно, про баржу?

— Нет, — ответил Никита, — конечно нет!

Дом показался ему чужим и необитаемым. Он ходил по комнатам, ни к чему не прикасаясь. Как в музее. На столе лежали конспекты к последнему экзамену, энциклопедический словарь, открытый на странице с картой Крыма, второпях забытая бритва. Он вспомнил прочитанный в детстве фантастический рассказ о том, как космонавты вернулись на Землю, где без них прошло сто лет. Никита закрыл тяжелый словарь, поставил его на полку и стал смотреть в окно. Потом вышел на улицу, дошел до банкомата, снял с карточки все накопившиеся там стипендии и купил фотоаппарат, дополнительную карту памяти и альбом «Ракурсы Родченко».

Сначала ему было неловко фотографировать людей на улицах, но он быстро преодолел свою робость. Фотографировал пейзажи, осенние листья, красные и желтые с синими прожилками, похожими на вены старушечьих рук. Получалось интересно.

Однажды ранним утром, разбуженный скрежетом лопат по первому пугливому снегу, когда рассвет еще медлил за горизонтом, Никита вновь вспомнил про Коктебель. Перед ним шумело Черное море, ветерок раздувал стенки палаток. Он видел звездное небо, Скелетона, несчастного парня из коктебельского интернет-кафе.

— Саша, — сказал Никита вслух. — И зачем ты мне тогда позвонила? Зачем я взял трубку?

Так он лежал с грустной улыбкой на лице, но сон уже не возвращался. Тогда Никита встал и начал отжиматься от пола, борясь с меланхолией. А потом решил зайти на сайт знакомств. «Надо наконец удалить профайл и забыть об этом», — решил он.

На сайте его ждало сообщение от Саши, датированное последним днем лета.