"In сайт / Out сайт, или Любовь из интернета" - читать интересную книгу автора (Прокудин Борис)

Глава 3

Так они в растерянности стояли на холме, пока не услышали сзади топот и гул приближающейся конницы. С той стороны, куда недавно удалился ночной гость, на них скакал целый отряд лучников. Такие же лысые и раскосые, они угрюмо и быстро неслись к хижине, лошади под ними тяжело дышали, а из-под копыт вылетали искры и целые комья земли.

— Мамочки, твоих маньяков тут целый взвод! — сказал Никита. — Бежим!

Нужно было срочно разбудить Диву и Юру. Никита вбежал в дом первым, следовавшая за ним Саша остановилась в дверях и, обернувшись, стала озираться, спешно подыскивая возможное убежище. Неподалеку она увидела высокое дерево. «Странно, его вчера здесь не было», — подумала Саша. Мысль мелькнула у нее в голове так же буднично, как мелькают телеграфные столбы в окнах поездов. Наконец Саша решилась войти в дом, но едва она потянулась к дверной ручке, как дом растаял. Влажную руку, пытавшуюся ухватить ночную тьму, нежно охолодил ветерок.

У Саши упало сердце. Она выдохнула и попыталась закричать, но у нее ничего не получилось. Щипать себя и ужасаться не было времени, топот копыт все приближался. Земля начала сотрясаться под Сашиными ногами. И тогда она метнулась к дереву и по-кошачьи стремительно залезла на него.

То, что она увидела, было форменным сумасшествием. Но Саша уже ничему не удивлялась. Всадники, подъехавшие к месту, где еще недавно была халупа отшельника и клептомана, оказались гигантами величиной с дом. Их лошади и собаки, которые бежали рядом, тоже поражали своими размерами. Всадники спешились неподалеку от дерева и завели на гортанном языке громоподобный разговор. Саша подумала, что они, должно быть, тоже недоумевают, куда пропала избушка, к которой они скакали. Одна из циклопических лошадей подошла к дереву и принялась, как жираф, щипать его листву. Дерево зашаталось. Саша закричала и полетела вниз.

В это время Никита бегал по дому и вопил, что надо спасаться. Он вынул из ножен тяжелый, как бензопила, меч, висевший на стене, и стал будить Диву с Юрой. Но это оказалось непростой задачей. Дива пробормотала что-то нечленораздельное, подтягивая к себе одеяло, а Юра, отбиваясь, возмутился: «Что за шутки!» — и обнял Диву сзади.

Никита плюнул и выскочил на улицу, но вокруг не было ни души. «Неужели я не успел?! — подумал он в отчаянии. — Неужели они ее схватили и ускакали? Нет. Они не могли так быстро скрыться!» Никита стал громко звать Сашу. Его одинокий голос разносился по долине и откликался лишь беспризорным эхом. Волоча за собой меч, он снова взобрался на горку, с которой они пытались увидеть Коктебель, и стал обозревать окрестности. Ни всадников, ни Саши видно не было. «Хорошо хоть город на месте», — подумал Никита и стал прислушиваться к шуму в своей голове. На секунду ему показалось, что вот прямо сейчас из облака покажется огромная рука Господа и даст ему щелбана. «Может, я сумасшедший? — подумал он. — Просто спятил, и все дела!»

Наконец Никита рассмотрел, что в море бултыхались какие-то живые существа. Он потер глаза. С такой высоты он не мог видеть линию пляжа, но море видел отчетливо. И в море кто-то был. Никита пару секунд раздумывал, тащить ли с собой меч, потом воткнул его в землю и побежал вниз. Издали холм с торчащим мечом напоминал свежую могилку.

С удивительной скоростью и проворством он преодолел все расстояние до моря и залег в укрытии над пляжем. Там, где совсем недавно стояла их палатка, где жили прекраснотелые неформалы, горели костры, звучали гитары, прикуривались беспонтовые крымские косяки, сейчас разлеглась стайка людей в туниках, похожих на древних греков. Из однозначной античности выбивались только папиросы, которые греки без конца курили, и вполне современные бутылки вина, к которым они прикладывались. Возглавлял компанию толстенный детина с окладистой бородой, у которого на голове рос невообразимый куст пышных волос. Он стоял, подпирая руками бока, и смотрел на горы умильным взглядом творца.

— Господи, да это же Волошин! — вслух сказал Никита.

Он так далеко вытянул свою любопытную шею, что был наконец замечен созерцателем гор. Тот совсем не удивился появлению на пляже незнакомца, а лишь задрал тунику, нагло показал Никите свою хреновину и залился жизнерадостным смехом. «Точно Волошин! — решил Никита. — Таким я его себе и представлял!»

Когда хлопнула дверь и из домика выбежал Никита, Юра решил действовать. Он так крепко уткнулся носом в затылок Дивы, что чуть не задохнулся. Волосы девушки благоухали легким парфюмом и морской свободой. В небольшие окошки уже проникал утренний свет, и Юра мог, бесшумно приподнявшись на локтях, видеть спокойный и прекрасный, как горы на рассвете, профиль его обожаемой Дивы. Сердце Юры заколотилось, он начал потеть. Ему казалось, что от оглушительных ударов его сердца Дива непременно проснется, но та спала глубоко и сладко.

«Приставай к ней, придурок, сделай что-нибудь, несчастный идиот! — кричал сам себе Юра. — Если ты ее не поцелуешь, никогда себе этого не простишь. Если упустишь этот момент, тебе останется только утопиться или броситься со скалы!» Правой рукой он осторожно проник под майку девушки и прикоснулся к горячей груди, стал целовать ее шею и затылок. Дива замурлыкала и повернулась лицом к Юре, раскрыв губы для поцелуев.

— Арагорн, мой Арагорн! — застонала она через минуту.

— Арагорн-Арагорн, — поддакивал Юра, чувствуя себя самым счастливым на свете вором. — Хоть горшком назови!

— Увези меня в Минас-Тирит, — говорила Дива, задыхаясь.

Она была нежна и горяча. Она обнимала Юру, не открывая глаз. Он же продолжал исследование тела Дивы. Наконец изловчился и снял с нее шортики. Девушка была возбуждена до предела.

— Дивонька, красавица моя! — замычал Юра в бреду и начал стягивать с нее майку.

Тут Дива открыла глаза, огромные, как фары «КамАЗа», и подскочила на матрасе.

— Ты кто?! — в ужасе закричала она.

— Я — Юра! Что с тобой?

— Какой Юра?! А, Юра! — наконец вернулась Дива в грешный мир реальности. — Что ты делаешь?!

— Я люблю тебя! — ответил он беспомощно. — Я просто люблю тебя…

Заспанная Дива стояла на матрасе в одной коротенькой майке и трогала свои припухшие от поцелуев губы.

Разумеется, упавшую с дерева Сашу сразу заметили, тем более что, падая, она угодила на широкую шерстистую спину коровоподобной собаки. Собака взвизгнула, и Саша спланировала на землю.

Когда она открыла глаза, над ней склонились трое великанов. Один из них вынул из колчана стрелу и легонько тыкал Сашу в бок, как тыкают насекомых, чтобы проверить, живы они или подохли. Саша закричала и сразу же получила стрелой по голове. Великаны рассмеялись, продемонстрировав свои острые зубы. Похоже было, что они не имели никакого понятия о Всеобщей декларации прав человека.

«Только бы они меня не съели, — подумала Саша, когда, притороченная к седлу одной из лошадей, летела через горы. — Хотя они вроде не похожи на каннибалов, просто воины на стадии дикости. Изнасиловать они меня, такую букашку, не могут по естественным причинам, — продолжала размышлять Саша. — Короче, одно из двух: или меня скормят домашним животным, или отдадут играться детям». В сопровождении таких Сашиных мыслей отряд воинов долетел до края света.

Край света Саша представляла себе совсем иначе. По логике там не должно было быть ровным счетом ничего. Но, как ни странно, свет заканчивался огромной дырой, из которой вытекала бурная, но неглубокая река. Всадники повели своих коней по руслу, и уже через пару минут Саша вместе с ними оказалась в потустороннем мире. Там было лето, по небу летали враги лошадей грифоны размером с волка и с красной грудью. Воины-лучники выпустили в них между делом несколько превентивных стрел. Сами же грифоны не были агрессивны и ни на кого не нападали.

Пока всадники ехали полем, Саша разглядела вдали двух драконов, которые, утоляя жажду, пили слоновью кровь, очень холодную даже в летнее время. Потусторонний мир был явно более патриархальным, но главное — экологически чистым.

Отряд въехал в деревню. Здесь жили простые люди. По дороге отряду встречались навьюченные каким-то скарбом гигантки-бабульки, голоногие мальчишки, калеки, торговки осьминогами и парным мясом вепря. Все они раболепно кланялись всадникам, которые сохраняли самый высокомерный вид и задирали в небо носы.

У белых трепетных шатров воины спешились, Сашу отвязали от седла. В резко пахнущих руках одного из них Саша поняла, что для них она, должно быть, как для человеческого детеныша кукла Барби. И вспомнила, как в детстве мечтала, чтобы у нее была живая кукла, с которой можно было бы разговаривать. «Кому-то очень со мной повезет, — подумала Саша. — Ничего: буду учить дикого ребенка русскому языку, манерам, демократии, будем играть с ним в крестики-нолики, ассоциации и прятки на деньги».

Вопреки ожиданиям Саши ее отнесли не в детскую, а показали военачальнику, который долго скалился и пускал ей в лицо клубы дыма. Саша решила играть по его правилам и корчила ему рожи и показывала язык. Наконец военачальнику надоело кривляться, он что-то сказал своим подчиненным, и Сашу посадили в узкую длинную клетку, словно для ящерки саламандры. Клетку укрепили на спине небольшого единорога, имевшего голову оленя, ноги бегемота, туловище лошади и хвост кабана, и повезли по деревне на большой рынок.

Саша сидела в клетке, слушая нескончаемый хохот толпы зевак. Многие пытались ее потрогать, трясли клетку. Голова у Саши кружилась, солнце пекло, огромные рожи сменяли друг друга между прутьями клетки. «Вот она, слава!» — подумала Саша и потеряла сознание. А пока она находилась в глубоком обмороке, ее доставили обратно, в белоснежный шатер военачальника. Над обессиленной Сашей сжалились его женщины, жены или наложницы. По их жестам Саша поняла, что они просят его отпустить маленькую зверушку на свободу. Сашу посадили в лукошко, лукошко приторочили к седлу и через дыру на краю света повезли обратно.

В коктебельской избушке, куда еще не вернулась Саша, сбитая с толку Дива никак не могла понять, что с ней происходит.

— Мне приснилось, будто я занимаюсь любовью… или это было на самом деле? — сказала она настороженно.

— Нет-нет, ничего не было! — лепетал Юра.

Он уже успел испугаться.

— Ничего не было, говоришь? А это что? — И Дива развела руки, призывая Юру посмотреть на свою наготу. — Ты хотел воспользоваться тем, что я сплю?

— Выслушай меня! Ничего я не хотел…

— Не ври! Ты воспользовался, я вижу! Почему мне вечно попадаются уроды, которые хотят мною воспользоваться?! — не унималась Дива. — Ты, оказывается, обычный негодяй, а я думала — хороший парень.

— Да послушай меня, Дива! — взмолился Юра. — Я не негодяй. Я просто не понял…

— Чего ты не понял? Все ты понял!

— Я думал, я тебе нравлюсь.

— ТЫ нравишься МНЕ?! — надменно засмеялась Дива. — Посмотри в зеркало, как ты можешь нравиться МНЕ?!

Юра вобрал в грудь воздуха, но не смог ничего ответить и пулей вылетел в кладовку со штурвалом.

Там он ничком упал на топчан, сжался в комок и обхватил руками колени. В соседней комнате воцарилась полная тишина. Юра был в отчаянии. За грязными стеклами веранды происходило рождение солнца, день отделялся от ночи, вода от суши, из глины появлялся первый человек, молодой Бог гроздями рассыпал звезды по небосклону и радовался тому, что видел. Но Юре было на это наплевать. Он лежал на топчане и отчаянно жалел себя. Тут открылась дверь, и на пороге появилась Дива со слезами раскаяния на глазах. После первой вспышки гнева ей вдруг пришло в голову, что Юра, вообще-то, не похож на обычного негодяя. Войдя, она секунду постояла, глядя ему в глаза, потом скинула маечку и улеглась на топчан. Они не произнесли ни единого слова. Под скрип капитанского штурвала, в первых лучах только что рожденного солнца они нетерпеливо занялись любовью. Первое соитие на девственной планете. Они были нежны и внимательны друг к другу, как два ангела.

Никита при виде бунтарского поведения Волошина расхохотался и стал кричать:

— Да! Да! Да!

Он шумно спустился с горки к хороводу богемных граций. Ему чудилось, будто он видит Цветаеву с Мандельштамом, Алексея Толстого в обнимку с Николаем Гумилевым и еще каких-то, не столь ему знакомых поэтов Серебряного века. Его мозги плавились. Ему вдруг стало страшно смешно.

— Ты кто? — протрубил Волошин.

— Волошин! — сказал Никита и выпятил живот.

— Это я Волошин! — Толстяк взорвался громоподобным смехом. — Эй ты, самозванец, — сказал он, насмеявшись, — вина будешь?

— Я буду пить вино! — закричал Никита. — Я буду пить вино заживо, как небожитель!

Человек, похожий на Маяковского, протянул ему бутылку. Никита приложился к горлышку и сделал несколько больших глотков. Волошин был в восторге. Они все пересмеивались с Никитой и никак не могли успокоиться, вздыхали, кряхтели, смахивали слезы и хватались за животы.

— Волошин! — закричал опять Никита. — Скажи мне истину, Волошин!

Толстяк зашелся в хохоте.

— Какую истину тебе сказать, посланник утра?

— Скажи мне истину мира, Волошин, ты ведь знаешь ее, Волошин!

Волошин задумался на секунду, а потом изрек:

— Хорошо ходить без трусов!

— Это и есть истина мира?! — завопил Никита в страшном возбуждении.

— Да, — отвечал Волошин, — хорошо ходить без трусов. Это и есть истина мира! Иди и проповедуй!

— Пойду и буду проповедовать, Волошин! Спасибо тебе, Волошин! Спасибо вам, грации!

Грации закивали. Волошин давился от смеха и махал рукой. Никита побежал к домику, карабкаясь все выше и выше. Когда взобрался на горку, он увидел Сашу. Она с криком бросилась к нему в объятия.

— Слава Богу, Никита! Я уж думала, что никогда тебя не увижу!

— Куда ты пропала? Я тебя искал.

— Никогда не поверишь, я была в параллельном мире, в стране великанов, меня показывали народу как диковинку, еще там были драконы, которые пили кровь слонов…

Саша крепко прижималась к Никите, а он гладил ее по голове.

— А я видел Волошина, представляешь?! — сказал он. — Живого.

— И какой он, Волошин?

— Офигенный, совершенно офигенный весельчак!

Никита отстранил Сашу и посмотрел ей в глаза.

— Слушай, — сказал он. — Я начинаю понимать: все это безумие как-то связано с домиком, там есть какой-то механизм выхода в параллельные миры…

— Ты что, действительно в это веришь?! — сказала Саша и смущенно улыбнулась.

— Нет, конечно! — Никита снова прижал ее к себе, и они оба засмеялись.

— Пошли в дом, посмотрим, что с Дивой и Юрой.

— Даю голову на отсечение, — сказал Никита. — Они спят и ничего даже не подозревают.

В доме все действительно было на своих местах. На столе стояла пустая кастрюля, в пепельнице из панциря черепашки валялись окурки, рядом стояла пустая бутылка вина. Дива с Юрой спали на матрасе посреди комнаты, а в окно смотрело яркое солнце.

— Спят, касатики! Интересно, есть тут кофе? — сказала Саша. — Я бы не отказалась от кружечки кофе.

— Чайник точно есть, — сказал Никита и поставил чайник на огонь.

Проснулся Юра. Он потянулся и буднично поприветствовал Сашу с Никитой:

— Здорово!

— Здорово-здорово! Как спалось? — спросила Саша как бы невзначай.

— Отлично, — ответил Юра.

— Отлично? — переспросил Никита, и они с Сашей переглянулись. — Вставай, Юрец, будем кофе пить!

— «Кофе пить — в грязи валяться», — запел Юра.

Вдруг дверь халупы распахнулась. На пороге стоял немолодой парень, загорелый, как кирпич, а рядом — старик Хеннесси.

— Вот эти ребята тебя искали, — сказал Хеннесси.

— Привет! — сказал парень и обвел всех добродушным взглядом, но вдруг заметил кастрюлю на столе. — Эй! — заволновался он. — Вы чего с кашей сделали?!

Торопливо подойдя к столу, он заглянул в пустую кастрюлю.

— Так это вы Пол? — спросила Саша.

— Вы чего, съели кашу?! Хеннесси, посмотри, они сожрали всю кашу! Ну вы охренели совсем?!

— Простите, — сказал Никита, — но мы были очень голодны.

— Блин! — убивался парень. — Ничего оставить нельзя! Нет, ну посмотри на них! Всю кашу! Это же был стакан конопли, не меньше! Хеннесси!!!

Парень чуть не плакал. Хеннесси посмеивался:

— Ладно, наваришь еще, зато, смотри, ребят накормил!

— Да я не против, но хоть бы оставили немножко, блин!

— Не психуй, мы все живем в эпоху…

— Да знаю я, Хеннесси: мы живем в эпоху поврежденного естества.

— Вот именно!

Оказалось, что парня, которого так бесцеремонно объели Никита, Саша, Юра и Дива, тоже звали Пол. То есть по паспорту он, конечно, был Пашей, но Пашей, кажется, звала его только покойная бабушка. Для всех он был Пол. Только Пол, и никак иначе!

— Мы — под кашей! — сказал Никита. — Ха-ха, Сашка, ты слышишь, мы под кашей, оказывается! Мы под кашей!

Он запрыгал на месте и засмеялся.

— Фу, блин, наркоманы проклятые! — только и сказал русский Пол.

На обратном пути Юра заявил, что его совсем не «взяли» эти «грязные наркотики», а Дива молчала и тихо улыбалась. Коктебель был на месте, на месте были палатки и нудисты, никуда не делся дух братства и безумия, которым был напоен горячий воздух.

— Эй, Сашка! — зашептал Никита, когда они обернулись, чтобы еще раз взглянуть на дом. — Присмотрись, стрела-то на месте! Блин! Смотри-смотри. Эта хренова стрела…

— Отвали, — сказала Саша.

— Ты чего, Санек, ну посмотри!

— Слушай, уймись! — сказала Саша. — Ты сам учил: когда снятся кошмары, надо смотреть на город, успокаивает. Вот и смотри. А лучше пойдем поедим. Каша, к счастью, быстро усваивается.

— Наркоманка!

Никита отвернулся. Саша легонько треснула его рюкзачком по спине:

— С Волошиным пообщался, а?

— Замолчи!

— Небось спросил, в чем правда…

— Отстань.

— Спросил-спросил?

— Ну спросил!

— Ив чем, интересно?

— В том, что ты засранка!

— Ха. Ха. Ха!