Глава четвертая

На корабль спускался вечер. Небо становилось темно-синим и глубоким, словно океан. Звезды высыпали блестящей крошкой и перемигивались с луной, что пришла на смену солнцу.

Уже осталось позади широкое устье, уже скрылись из виду пологие берега. Корабль вышел в открытое море и теперь держит путь в неведомые страны, на чужую родину.

Винс по-прежнему сидел у борта, связанный по рукам и ногам, хоть бежать уже было некуда — кругом только соленые высокие волны. Кисти рук и лодыжки затекли, потеряли чувствительность, словно были выструганы из дерева. Мальчишкой никто не интересовался — половина уже валялась пьяной, кто где, а вторая пыталась изображать из себя бравых матросов. Удивительно, как корабль еще держался на плаву, а не выбросился на первую же попавшуюся на пути мель.

— Эй ты, щенок, хочешь глотнуть? — пошатываясь, подошел к Винсу раскрасневшийся бородатый воин. Он протянул мальчику полупустую кружку и ткнул ею прямо в губы.

Винс отшатнулся, но пьяница был настойчив и упрям. Он с силой разжал мальчишке зубы и влил в рот едва ли не весь остаток. Пришлось глотать, хоть кислое вино и вызывало отвращение. Сразу закружилась голова, палуба пошла вкривь и вкось, а мачта принялась выписывать замысловатые кренделя. Винсу стало весело и смешно, он звонко расхохотался прямо в лицо напоившему его воину. Тот остался доволен и пошел прочь, допивать.

А Винс провалился в тяжелое полузабытье, в котором он видел и родной дом, и страшных огнедышащих драконов, и бородатых воинов. Но страшней всего — одноглазое лицо конунга. Этот кошмар преследовал Винса всю ночь.

Утром поднялся ветер, не такой сильный, чтобы называться штормом, но и не такой слабый, чтобы просто лениво играть барашками на волнах. Винс продрог и от этого проснулся. Веревки набрякли влагой, еще туже стянув конечности, хоть казалось бы — куда туже. Винс всхлипнул, вспомнив события вчерашнего дня, и повел глазами по палубе. Она была пустынна, все попрятались.

— Эй, кто-нибудь! — позвал Винс. Голос его был тонок, как у птенца чайки, что не ел трое суток. — Э-эй...

Никто не ответил, кроме ветра, что запутался в парусе и шелестел там тканью.

Мальчик попытался подняться. Упираясь спиной в борт, он выпрямил ноги и тут же свалился обратно — ног он не почувствовал. Теперь Винс уже заплакал вголос.

— Ну, чего скулишь? — послышалось недовольное ворчание откуда-то снизу. Прямо из палубы показалась бородатая голова. Винс едва не умер на месте от ужаса и слезы разом высохли.

Голова угрюмо посмотрела не мальчишку, а потом стала подниматься над палубой. Винс наконец разобрался, в чем состоял этот фокус — просто-напросто один из воинов вылезал из трюма.

Этот человек был высок и страшен. Его кожаные доспехи лоснились от ветхости и потрескивали при каждом движении, рискуя развалиться.

— Чего скулишь, спрашиваю, — повторил он, склонившись над пленником.

— Развяжите меня, пожалуйста! — жалобно попросил Винс. — У меня все тело затекло.

— Ишь ты, развязать его... — ворчал старый воин. — А, ладно, куда тебе бежать-то, море кругом.

Он вынул блестяший кинжал и полоснул им по узлам. Веревка распалась и заструилась змейкой на палубу. Винс принялся растирать холодные ладони, что приобрели уже фиолетовую окраску.

— А, дай-ка я сам, — сказал старый воин и принялся тереть ладони мальчишки так, что кожа чуть не послезала хлопьями.

Винсу показалось, что он схватил огромного ежа и стал катать его по всему телу — это стало проходить онемение. Боль была дикая, Винс опять захныкал.

— Эй, герой, снова глаза мокрые? Да ты не девчонка ли? Вот подарок нашему Харальду, счастье привалило, девчонку раздобыл в походе! — насмехался над Винсом старик. — Погоди, он еще тебя в жены возьмет, вот тогда наплачешься!

— Я не девчонка! — обиделся Винс. — Я мальчик!

— Тогда реветь прекращай. Ишь ты, подержали его связанным ночку, всего и делов-то! Я однажды три недели стоял, к столбу притороченный, под дождем и снегом, пока участь мою решали. Да вот живой, как видишь.

Говоря все это, старик не прекращал работу — он растер мальчишку с ног до головы, не обращая внимания на вялое сопротивление.

— Вставай теперь, вниз пойдем. Голодный ведь?

Винс снова попытался встать на ноги и на этот раз получилось. Неверным шагом, запинаясь и прихрамывая, он побрел вслед за стариком. Едва не свалившись вниз головой в люк, Винс успел схватиться за доски.

Спустившись по скрипучей лестнице, он очутился в полутемном затхлом помещении, с тремя дверями и ткнулся в одну из них.

— Сюда давай, — подтолкнул его старик к другой. — А к капитану тебе рановато, не по чину.

Винс вошел в низкую дверь и зажмурился — в нос ударил сильный дух перегара, жженого масла, соленый запах вяленой рыбы и еще чего-то кислого. Едва продышавшись, мальчик огляделся.

В небольшой каютке между скамей и под единственным столом валялись в живописных позах спящие. Рогатые шлемы перемешались с кружками, а толстые животы походили на винные бочонки. Громкий храп заставлял корабль содрогаться в конвульсиях.

Старик сдвинул со стола разбросанные ошметки рыбы и сухарей, освобождая место.

— Поди сюда, парень, садись. Вот тебе, пожуй.

Перед Винсом оказалась белесая голова трески и большой коричневый сухарь. Винс впился в сухарь зубами, пытаясь отгрызть. Справившись с этой почти непосильной задачей, он занялся рыбешкой, покрытой налетом соли. От голода ему показалось, что ничего вкуснее он еще не пробовал в своей жизни.

Тут дверь распахнулась от сильнейшего удара и едва не слетела с петель. В каюту ворвался одноглазый конунг, злой как сам дьявол, и с порога заорал:

— Эй, бродяги!! На кого оставили корабль?! Его что, по вашему, должны русалки вести?!

Раздавая пинки и затрещины, Харальд Торвальдсен будил свое пьяное воинство и выгонял на палубу, продолжая орать во всю глотку:

— Хотите в Валгаллу своим ходом приплыть?! Где сейчас мы находимся, кто из вас знает? Всю ночь шли, только Один знает куда!!! Живо к веслам!

Каюта опустела почти мгновенно, настолько страшен в гневе был капитан.

— А это еще кто такой?! — единственный глаз конунга уставился на сжавшегося в страхе мальчика. — Ты откуда здесь взялся, сын ехидны?!

— Я-я-а Винсент... — пролепетал мальчишка.

— Какой еще Винсент?! Ты как на корабль попал? Как посмел? — конунг явно не помнил событий вчерашнего дня. Он наморщил лоб, улавливая обрывки пьяных воспоминаний.

— Мы его вчера с берега притащили... — подсказал старик. — Ты велел...

— А-а, — протянул конунг. — Вспомнил... Что же мне с тобой теперь делать? За борт швырнуть, а? В подарок Ньерду?

— Не надо... — отшатнулся Винс.

Конунг захохотал, запрокинув голову.

— Испугался? Нет уж, за тебя можно денежки выручить, как придем в порт. Продам тебя на рынке, хоть с десяток монет, да получу. А пока что будешь мне прислуживать. Ступай живо в мою каюту, приберись там.

Получив на прощание затрещину, Винс улетел в ту комнатку, куда не пустил его поначалу старик.

В капитанской каюте убранство было побогаче. Здесь была кровать, застеленная медвежьей шкурой. На столе стоял серебрянный кувшин. А в углу притаился большой кованый сундук, запертый на замок величиной с голову Винса.

И чего тут прибираться? Винс пожал плечами — вроде все и так чисто, не видно следов пьянки. На всякий случай он расправил шкуру на кровати, поставил поближе к столу табурет. Подвигал кувшин, выискивая место поприличней. И на этом успокоился, сел в уголке на сундук, загрустил... Что дальше-то будет? Вернется ли домой?..