"Евреи, которых не было. Книга 2" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей Михайлович)

ИЗУЧЕНИЕ ВОПРОСА

Так что уже до Павла как-то сам собой завязался основной узел проблем: появилась черта оседлости, евреев стали выделять как особую религиозную группу, на которой не худо бы погреть руки. Но пока еврейского вопроса никто не изучает, и он даже не вполне осознан как какой-то особый вопрос. Первые попытки разобраться в свалившейся на Российскую империю проблеме начались во времена Павла, в связи с охватившим Белоруссию голодом.

В 1800 году в Белоруссию послан Гаврила Романович Державин, и в результате его поездки появилось на свет «Мнение об отвращении в Белоруссии голода и устройстве быта Евреев» — первая попытка системного анализа ситуации.

Приехав в Белоруссию, Гаврила Романович обнаружил «самый сильный голод, что питались почти все пареною травою с пересыпкою самым малым количеством муки или круп». От такой еды крестьяне «тощи и бледны, как мертвые». Первые его действия — спасти этих и правда очень бедствующих людей. «В отвращение чего (массовой смерти от голода. — А.Б.), разведав, у кого у богатых владельцев в запасных магазейнах есть хлеб», стал от имени правительства брать этот хлеб взаймы и раздал бедным. А имение одного польского графа, «усмотря такое немилосердное сдирство», приказал взять в опеку.

«Услыша таковую строгость, дворянство пробудилось от дремучки или, лучше сказать, от жестокого равнодушия к человечеству: употребило все способы к прокормлению крестьян, достав хлеба от соседственных губерний. А как…чрез два месяца поспевала жатва, то… пресек голод» [10, с. 690–691].

Местных дворян Гаврила Романович привел «в такой страх» что те «сделали комплот, или стачку» и написали на Державина «оклеветание к Императору», — это имеет смысл отметить.

Одолев голод — к осени он был уже не страшен, — Г. Р. Державин продолжал изучать проблему и пришел к выводам не очень утешительным: что тамошние крестьяне «ленивы в работах, не проворны, чужды от всех промыслов и нерадетельны в земледелии». Их обычная, из года в год, пища: «едят хлеб не веяный, весною колотуху или из оржаной муки болтушку» [10, с. 691–692].

Летом и того лучше: «довольствуются с небольшой пересыпкою какого-нибудь жита, изрубленными и сваренными травами… так бывают истощены, что с нуждою шатаются» [10, с. 263].

«По собрании жатвы неумеренны и неосторожны в расходах: едят, пьют, веселятся и отдают Жидам за старые долги и за попойки все то, что они ни потребуют; оттого зимою уже обыкновенно показывается у них недостаток. Не токмо в каждом селении, но в иных и по нескольку построено владельцами корчем, где для них и арендаторских жидовских прибытков продается по дням и ночам вино… Так выманивают у них Жиды не токмо насущный хлеб, но и в земле посеянный, хлебопашенные орудия, имущество, время, здоровье и самую жизнь» [11, с. 263–264].

Говоря попросту — крестьяне все на свете пропивают. А «Жиды, ездя по деревням и особенно осенью при собрании жатвы, и напоив крестьян вместе с их семействами, собирают с них долги свои и похищают последнее нужное их пропитание» [15, с. 265], «пьяных обсчитывают, обирают с головы до ног, и тем погружают поселян в совершенную бедность и нищету» [11, с. 287].

«Сведав, что Жиды, из своего корыстолюбия, выманивая у крестьян хлеб попойками, обращают оный паки в вино и тем оголожают», Державин даже «приказал винокуренные заводы в Лёзне запретить».

Надо отметить, что, старательный разведчик, Державин «собрал сведения от благоразумнейших обывателей, от дворян, купцов и поселян все, что они знают относительно Жидов, их промыслов, обманов и всех ухищрений и уловок, коими… оголожают глупых и бедных поселян и какими средствами можно оборонить от них несмысленную чернь, а им доставить честное и незазорное пропитание… учинить полезными гражданами» [11, с. 263].

Так что досталось в его «Мнении…» и помещикам, которые «не домостроительны, управляют имениями не сами, но через арендаторов». Аренда короткая — на год, два, три, и арендатор торопится: «многие любостяжательные арендаторы…крестьян изнурительными работами и налогами приводя в беднейшее состояние и превращают в бобыли» [15, с. 264].

Некоторые «помещики, отдавая на откуп Жидам в своих деревнях винную продажу, делают с ними постановления, чтобы их крестьяне ничего для себя нужного нигде ни у кого не покупали и в долг не брали, только как у сих откупщиков, и никому их своих продуктов ничего не продавали, как токмо сим Жидам же откупщикам… дешевле истинных цен».

Так помещики и евреи совместными усилиями «доводят поселян до нищеты, а особливо при возвращении у них взаймы взятого хлеба… уже конечно должны отдать вдвое; кто же из них того не исполнит, бывают наказаны… отняты все способы у поселян быть зажиточными и сытыми» [11, с. 264].

При этом курят вино в Белоруссии все: владельцы земель — сами помещики, шляхта, попы, монахи и жиды. Очень важная деталь: практически все некрестьянское население занято этим — перегонкой зерна на водку, вовсе не одни евреи. Что меня особенно радует, так это зрелище сельского батюшки, гонящего вино и снабжающего доброй чаркой прихожан (после чего еще смеет поносить гадов-жидов).

В своем «Мнении…» Гаврила Романович очень подробно расписывает, как надо вырвать ядовитое жало у этих виноторговцев: запретить торговать вином с апреля по октябрь, то есть пока идут сельскохозяйственные работы; запретить торговать вином ночью; запретить торговать вином, пока будет идти церковная служба. Одним словом, всячески ограничивать продажу водки по времени. Кроме того, надо запретить торговать водкой евреям.

О евреях говорится ничуть не менее подробно. Гонимое племя предполагается удалить из сельской местности: часть поселить в городах, часть превратить в земледельцев. Гаврила Романович, истинный птенец гнезда Екатерины, тоже радеет о заселении Новороссии, а что у евреев может быть какое-то свое мнение об этом — ему и в голову не приходит.

Судя по всему, Державин вполне искренне верит, что «многочисленность их (евреев) …по единой только несоразмерности с хлебопашеством совершенно для страны сей тягостна» [10, с. 326].

Это при том, что Державин очень реально оценивает ситуацию: «трудно без погрешения и по справедливости кого-либо строго обвинять. Крестьяне пропивают хлеб Жидам и оттого терпят недостаток в нем. Владельцы не могут воспретить пьянства для того, что они от продажи вина почти весь свой доход имеют. А и Жидов в полной мере обвинять не можно, что они для пропитания своего извлекают последний из крестьян корм» [10, с. 133].

Видит он, и что редкий помещик признается: «ежели их выслать из его владений, то он понесет немалый убыток» [10, с. 326], и сам же писал, что евреи многих голодающих крестьян снабжали хлебом — пусть не бескорыстно, но ведь снабжали!

Тем более, кто-кто, а Гаврила Романович знает: помещики-то не давали крестьянам хлеба, пусть в долг, и открыли свои запасные «магазейны» только после решительных действий чиновника из Петербурга. Да и то — с перепугу поделились хлебушком (тоже ведь, кстати, не бескорыстно), а потом еще накатали на Державина жалобу в Петербург!

Как будто он все видит довольно жестко, Гаврила Романович, в том числе видит и то, что с торговли водкой вовсе не пухнут евреи от сказочных доходов. Но настроен решительно — выселить из деревень, от торговли водкой отстранить, переселить в Новороссию.

И ведь Державин — никак не пресловутый антисемит (понять бы еще, что это вообще такое), не принципиальный враг евреев. За что именуют его «фанатичным юдофобом» в еврейских кругах, и на каком основании сообщено, что «приписал в официальных документах бедность белорусских крестьян всецело евреям» [8, с. 112–113], — не ведаю. Читатель уже знает, что Державин вовсе не считал евреев единственными «спаивателями» крестьян и в нищете белорусского мужика винил еще и помещиков, да и самих мужиков.

С евреями Державин тоже общался, и совершенно незаметно, чтобы относился к ним плохо или как-то свысока. Беседовал он с Ильей Франком, еврейским просветителем, получившим образование в Берлине. Илья Франк посвятил Державина в идеи «берлинеров» о том, что кагальная верхушка исказила истинный смысл вероучения, «ввела строгие законы с целью обособить евреев от других народов», и что в последние века «нравственный характер евреев изменился к худшему». Что надо просвещать евреев, учить их тому же, чему и христиан, и одновременно писать и переводить хорошие книги на иврит.

Другим постоянным собеседником Державина был Нота Хаимович Ноткин, крупный купец из Шклова. Он не соглашался с Франком почти ни в чем, но был сторонником переселения евреев в Новороссию, разведения там овец и хлебопашества.

Чем же так не угодил Гаврила Романович авторам «Еврейской энциклопедии»?! За что ославили человека чуть ли не эсэсовцем из «Анэнэрбэ»?!

Конечно же, в первую очередь — самой активной позицией: «вмешаться!», «переселить!», «запретить!».

Второе — Державин верно оценил мрачную роль кагальной организации. Он «посмел» увидеть, что система поборов внутри еврейства «составляет кагалам ежегодно знатную сумму доходов, несравненно превосходнейшую, нежели с их ревизских душ государственные подати. Кагальные старейшины в ней никому никакого отчета не дают. Бедная их чернь оттого находится в крайнем изнурении и нищете, каковых суть большая часть. Напротив, кагальные богаты и живут в изобилии» [11, с. 283].

Оценка эта ничуть не более жесткая, чем мнения еврейских же историков спустя сто лет, в конце XIX века. Но тогда, в начале XIX века, тронуть кагал означало пойти против всего еврейства вообще. Геволт и кипеж времени того, как видно, непринужденно перенесли в другую эпоху — без критики.

Третья причина в том, что Гаврила Романович посмел не восторгаться абсолютно всеми сторонами жизни евреев. Отмечать хотя бы какие-то скверные стороны иудаизма и еврейского национального характера — верный путь к тому, чтобы сделать врагом хотя бы некоторых евреев. Ну, не в силах они не только прислушаться к любой критике — не в силах даже просто ее слышать. Так было во времена Державина, примерно так есть и сейчас.

А Державин («Антисеми-ии-итт!!») преступно осмелился писать о необходимости «ослабить их фанатизм… истребив в них ненависть к иноверным народам, уничтожить коварные вымыслы к похищению чужого добра» [11, с. 302].

Четвертая и главная причина в том, что Гаврила Романович хотел лишить евреев права заниматься винными откупами, винокурением, продажей водки. Опять же — многие еврейские историки конца XIX — начала XX века приводили гораздо более сильные аргументы в пользу того, чтобы отойти от «позорной» (Гершуни), «постыдной» (Гаркави), «нелепой» (Дубнов) торговли. Но это будет потом, когда общество в целом поумнеет (и еврейское в том числе). Пока же Гаврила Романович вступил с кагалом в непримиримый конфликт, и очень простым, даже изящным способом: он поделился своими проектами с кагалами…

Сразу же (мало ему «оклеветания» от дворян!) полетела в Петербург жалоба на государево имя одной еврейки из Лиозно, что якобы на винокуренном заводе он «смертельно бил ее палкою, от чего она, будучи чреватою, выкинула мертвого младенца».

Державин отвечал, то «быв на том заводе с четверть часа, не токмо никакой жидовки не бил, но ниже в глаза не видел». Позже еврея, который написал это письмо за еврейку, приговорили к тюремному заключению на год. Но Державин «исходатайствовал ему свободу» через 2 или 3 месяца [10, с. 766–767]. Стоило ли тратить время и силы, ходатайствуя за мелкого негодяя, — вопрос особый. Державин вон считал, что стоит (ответной услуги дождался бы? Вряд ли).

По свидетельству Державина, помещик Гурко передал ему письмо от белорусских евреев к их поверенному в Петербурге, где сказано, что на Державина наложен херем, что на подарки «кому надо» собрано ни много ни мало, а миллион рублей, чтобы приложить старания свалить по службе генерал-прокурора Державина, а если не удастся — покуситься на его жизнь.

Причина понятна: кагал панически боялся утраты своего влияния и власти; очень боялся, что судьбу евреев будет решать не он сам. А особенно боялся, что сами евреи будут думать так же, как проницательные и умные гои (Державин, в качестве примера).

Удивительным образом поддерживает кагал А. И. Солженицын, всерьез считая: Державин оставил «свидетельства уникальные и ярко изложенные» и «нашел, что пьянством крестьян пользовались еврейские винокуры» [6, с. 45].

Но в том-то и дело, что исследования Державина показали, на мой взгляд, совсем других виновников голода в Белоруссии. Кстати говоря: а зачем вообще в Белоруссии пшеницу перегоняют на водку? Какая такая острая необходимость? Из пшеницы и ржи вообще много чего можно делать, вовсе не только гнать водку. Способ сохранить урожай? Но это уж и вовсе полный бред: пшеница может храниться по крайней мере десятилетиями, а то и веками. Был случай, когда из пшеницы, найденной при раскопках в Египте, сделали муку и поели из нее хлеба» Эта пшеница хранилась ни много ни мало четыре тысячи лет…

Приходится признать, что традиция перегонять пшеницу на водку и спаивать местных крестьян — затея не такая уж случайная и вряд ли принадлежащая евреям. Если это и заговор с целью «опустить» местное население, держать его в скотской покорности, то заговор это не еврейский, а скорее уж местного польско-литовско-белорусского дворянства. Если вообще слово «заговор» здесь имеет хоть какой-нибудь смысл.