Глава седьмая Я — рабовладелец!

Я решил обойти Резиденцию с тыла, чтобы не попасться под колючий ехидный взгляд девчонки и других слуг. Я поглядел на себя как бы со стороны — шел на прогулку опрятно одетый, с гордо поднятой головой, а возвращаюсь словно последний нищий, грязный и оборванный. Нет уж, насмешек тогда хватит на полгода вперед!

В таком подавленном настроении я и пробирался под окнами дома, раздвигая руками выросшие до пояса сорняки. И уже намереваясь скользнуть внутрь, в спасительную прохладу дома, я заметил двух новых для меня жителей острова.

Один из них громко ругал второго, а второй, съежившись, пытался жалобно оправдываться. Меня они не видели, но я все разглядел отлично.

Как я узнал позже, управляющий решил поучить маленького раба. Дело было для меня вполне понятно. Я прекрасно понимал, что если над рабом не стоять с плетью, то он просто ляжет где-нибудь в тенечке да и проспит до самого вечера вместо работы. И если бы раб был взрослым, я и не подумал бы вмешиваться.

Но мальчишка выглядел таким беззащитным, а управляющий таким разъяренным, что я не удержался. Управляющий взмахнул короткой витой плеткой и хлестко опустил ее на спину мальчишки.

Я вылетел к ним с криком:

— Перестаньте немедленно! Прекратить! Я запрещаю!!..

Управляющий придержал плеть и удивленно посмотрел на меня.

— Это еще что за новости? Ты кто такой, что смеешь мне мешать учить слугу?

Похоже, он был единственный на острове, кто меня не узнал.

Я приосанился, рукой скрывая наиболее заметные прорехи на камзоле, и сказал:

— Я сын Губернатора острова, лорд Конрад Вилленброк! С кем имею честь?..

Управляющий слегка спал с лица, но с поклоном ответил:

— Простите, господин, я не сразу признал вас. Я был на дальних плантациях, когда вы приехали на остров. Я управляющий плантациями Генри Кавендиш. Но право, вы напрасно беспокоитесь. Мальчишка заслужил такое обращение. Ему еще стоит добавить пару-тройку плетей! Поглядите, что он натворил, маленький негодяй!

С этими словами он протянул ко мне пару черных замшевых сапог, щедро измазанных ваксой.

— Мошенник! Кто чистит замшу сапожным кремом?! Только полный тупица может это сделать!

И управляющий вновь хлестнул мальчишку по спине, разорвав и без того расползающуюся по всем швам полотняную рубаху.

— Да перестаньте же наконец хлестать его! — возмутился я. — Он и так получил по заслугам, довольно!

— Слушаюсь, господин, — наклонил голову управляющий. — Что прикажете делать с ним дальше? Пожалуй, отправлю его на плантации.

— О, господин, только не это! Умоляю! Я не протяну там и двух дней!.. — нерешительно подал голос мальчишка.

Я понимал чувства управляющего. Сапоги вряд ли можно было отчистить, а стоили они недешево. Пожалуй, подороже, чем двое таких мальчишек. Но не отправлять же его на верную гибель... Я был наслышан о порядках на плантациях...

— Оставьте его мне, — проговорил я. — Мне все равно нужен слуга, думаю, мы поладим.

— Слышал, мошенник, что говорит господин? — управляющий пнул негритенка сапогом. — Если он будет лениться или плохо прислуживать, присылайте его ко мне, господин. Уж я его поучу как следует, век будет помнить!

С этими словами управляющий вновь отвесил поклон и удалился.

Мы с мальчишкой проводили его взглядом, немного помолчали и я протянул ему руку:

— Вставай, хватит валяться, простудишься.

Заметив, что я улыбаюсь, мальчишка тоже нерешительно растянул губы в улыбке и поднялся, с трудом удержавшись на ногах.

— Как тебя зовут?

— Иероним.

— Как? — удивился я. — Кто же тебя так назвал?

— Мой прежний хозяин, господин барон. Ему не понравилось мое настоящее имя — Махмуд.

— Понятно... — протянул я. Если честно, то мне не понравились оба имени. — Я буду звать тебя Ронни.

— Да, господин! — вновь улыбнулся он.

Ронни совершенно не походил на остальных рабов-негров. Его лицо не было круглым, пухлогубым, с плоским носом и курчавыми волосами. Напротив, черты лица были тонкими, вытянутыми; нос с горбинкой, даже слегка длинноват; губы ровные, узкие, постоянно готовые к улыбке. Да и кожа не была темно-фиолетовой, а скорее кофейного цвета. Чуть бы светлей — и не отличить от белого. Волосы темными полосками спадали на лоб.

Позже я расспросил Ронни и он рассказал, что родился в Египте. Отец у него был родом из Эритреи, а мама — египтянка. Потому и внешность у него такая.

Во время одного из набегов алжирских пиратов его отец был убит, а его самого вместе с мамой продали португальцам, в Новый свет.

И уже на Ямайке их и приобрел барон Вильфорт. Мама Ронни умерла в прошлом году. Ее ужалил большой скорпион...

Когда барона отправили под конвоем в Англию, он даже не успел вывезти свое имущество. Лишь деньги из казны ему удалось неведомым способом переправить в Лондон, где они и затерялись.

Дом, мебель, плантации, рабы, слуги — все досталось новому Губернатору, то есть — моему отцу. Вот таким долгим и извилистым путем я и стал владельцем этого маленького арабчонка. А в том, что отец подарит его мне, я не сомневался...

Ронни неловко повернулся и вскрикнул от боли.

— Покажи, что там... — я взглянул на его спину. Последний удар пришелся по левой лопатке, он располосовал рубаху. Я мигом забыл про свои царапины, настолько меня поразил вид рубца.

— Стой здесь, никуда не уходи! — сказал я. — Я сейчас вернусь...

Ронни присел прямо на песок, а я вошел в дом. Быстро пробежав в свою комнату, я сбросил одежду, превращенную в лохмотья, и переоделся. И уже в более приличном виде зашел к отцу в кабинет. Он что-то писал, но отложил перо, едва я показался на пороге.

Он сразу заметил мои царапины, которые я не мог сменить, как одежду, и забеспокоился:

— Конрад, в чем дело? Где ты так исцарапался? Рассказывай-ка поскорей! Впрочем, сперва тебе надо все хорошенько смазать. Помнишь ту замечательную мазь, что я купил еще в Глазго, перед отплытием? Я отдал баночку нашей поварихе, чтобы спрятать в погреб, а то на жаре испортится. Пойди к ней и скажи, что я велел. Пусть хорошенько смажет тебе лицо и где там еще понадобится.

Вот, это мне и нужно было! Я сразу вспомнил про мазь, едва увидел спину Ронни. Когда я обгорел, на корабле, отец смазал мне плечи — прошло буквально к вечеру, за полдня.

Повариха Жозелита, поохав надо мной, достала стеклянную баночку и собралась меня мазать, но мне удалось отвертеться, мол — сам справлюсь.

Наконец заветная мазь оказалась у меня в руках и я вернулся к своему слуге.

— Давай, снимай рубаху, пока не присохла к коже. Тогда не отдерешь, будет еще больней. И я тебя смажу.

Мальчишка поглядел на меня и сказал:

— Господин, но это невозможно! Если кто заметит, что вы взялись лечить раба, ваш отец сильно рассердится!.. Это против всех правил и порядков.

Я задумался. Пожалуй, он прав. Для рабов приглашали лекаря из низшего сословия.

— Вот что... Идем, тут неподалеку я видел один сарайчик. Похоже, там никто не бывает, он выглядит заброшенным. Там нас никто не увидит.

Мы отправились в сторону моря. Ронни, как и подобает слуге, шел чуть позади меня.

Сарайчик вблизи оказался не таким уж и маленьким. Дерево потемнело от времени и дождей, но внутри лежала охапка свежего пахучего сена. Кто его здесь оставил и зачем? Но это неважно — мы не собирались тут задерживаться.

— Давай, снимай осторожно... — повторил я.

Ронни потянул рубаху вверх, морщась от боли. Я невольно повторял его мимику, словно чувствуя ту же боль. Рубаха с ржавыми пятнами крови упала в сторону.

— Ложись на живот — сказал я , когда Ронни затоптался на месте, не зная, что делать дальше.

Он послушно растянулся на сене, а я присел рядом на колени. Раскрыв баночку, я сморщился — запах был таким острым и летучим, что вмиг заполонил все вокруг.

Я зачерпнул белую липкую мазь и осторожно стал намазывать прямо на фиолетово-багровый рубец. А всего я разглядел четыре свежих шрама. Должно быть, мальчишку били и до встречи с управляющим. А уж старых полузаживших рубцов на его щуплой спине было и вовсе немеряно.

Я извел на мальчишку чуть ли не половину баночки. Но мне совершенно не было жаль мази, хоть я и видел, сколько фунтов стерлингов отсыпал за нее аптекарю отец.

Ронни лежал тихо, лишь изредка постанывая, когда я особенно сильно втирал мазь.

— Ну, все, одевай рубаху... А я тоже подлечусь немного.

У меня было пару крупных царапин на животе и я мазнул по ним пальцами.

Боль и зуд сразу стали спадать. Да и Ронни заметно повеселел.

Во мне проснулось игривое настроение, а до обеда еще было пару часов. Чем бы теперь заняться?

— Ронни, бежим на берег, искупаемся! Морская вода лучше всякого лекарства!

Вот в этом и был весь я — сперва делаю, а потом думаю. Потратить уйму драгоценного средства и тут же смыть его водой! Но в детстве логика — нечто наподобие праздничного кафтана. Применяется лишь пару раз в году.

И мы помчались на пляж.