"Цветы из чужого сада" - читать интересную книгу автора (Пашнев Эдуард Иванович)3. АликАлик прибежал домой и расплакался. Он побросал в передней прямо на пол кашне, пальто, фуражку и спрятался в своей комнате. Его мама, Евгения Викторовна, полная женщина со взбитой на затылке прической, выглянула из кухни, торопливо сняла цветастый фартук, вытерла об него масляные руки. Она сегодня пораньше пришла с работы, хотела приготовить к возвращению Алика из школы его любимые оладьи, а он даже не заглянул на кухню, где так вкусно пахло. Евгения Викторовна открыла дверь в комнату к Алику. – Котя, что случилось? – Уйди, я тебе не Котя. Он лежал на диване, уткнувшись лицом в зеленую атласную подушечку, шмыгал носом и безутешно вздрагивал худенькими плечами. Когда мать села к нему на диван, он от нее отодвинулся вместе с подушечкой. – Опять что-нибудь этот хулиган Гога? – спросила Евгения Викторовна. – Нет. – А кто же? – Все. – И Славка? – Да. – И Шурка? – Я же сказал, что все… – Перестань нервничать и расскажи спокойно. Они тебя ударили? – Нет. – А что же тогда плачешь? – Они называют меня твоим сынком. – Ну и пусть называют. Ты и есть мой сынок. – Ты ничего не понимаешь… – оторвал Алик от подушечки мокрое лицо. – Они называют меня маменькиным сынком. Поняла?.. Поняла?.. – По-моему, это одно и то же. – Ты ничего не понимаешь. Алик в отчаянье махнул рукой и опять уткнулся в подушечку. Евгения Викторовна положила ему руку на плечо. – Перестань, Алик… Как тебе не стыдно так со мной разговаривать? Я все понимаю. Ты хочешь быть таким, как Гога. Бить стекла, ломать себе ноги. Ну что ж, я могу пойти к нему и попросить, чтобы он тебя всему этому научил. Алику стало ясно, что она ничего не понимает. Он выдернул плечо из-под руки матери и, повернувшись на бок, уткнулся лицом в спинку дивана, противно пахнущую дустом. Ему хотелось сейчас быть на берегу с ребятами и с этим странным парнем, который купался в ледяной воде, а он должен лежать, уткнувшись в спинку дивана, и нюхать дуст. «Вот надышусь, – подумал Алик, – и умру. Пусть тогда плачут». Евгения Викторовна молча сидела рядом. Она машинально разглядывала висящий на степе портрет Гагарина и думала о том, что она день и ночь работает в машбюро, берет на дом работу, все старается для сына, а ему какие-то мальчишки дороже матери. Она вздохнула, поправила свою взбитую прическу и дружески тронула сына за плечо. – Ну, успокойся. – Нет. – Посмотри на меня. – Не хочу. – А я хочу, чтобы ты посмотрел на меня. – Не хочу. – Какой упрямый. – Я не упрямый. – Ты просто не маменькин сынок, да? – грустно спросила она. Тяжело скрипнули пружины дивана. Евгения Викторовна отодвинулась и низко опустила голову. Слезы у Алика сразу высохли. Он одним глазком сквозь ресницы посмотрел на мать и увидел, что у нее усталыми морщинками около глаз и на лбу легло горе. Алик забыл про свои обиды, потянулся к матери, виновато просунул ей под руку свою голову. Рука матери некоторое время лежала, как чужая, потом ожила, погладила Алика, набрала полную горсть вьющихся черных волос, ласково потрепала: – Вот тебе, вот тебе. – Мам, ты самая хорошая на свете, – прошептал он. – А ты самый плохой. – Ну и пусть, а ты все равно самая хорошая. – Не подлизывайся. – Я – твой сынок. И если хочешь, зови меня до старости лет Котей. – Ладно уж. Расплакался. Река и так вон на сколько за одну ночь прибавила воды, а тут еще твои слезы. Того и гляди нас затопит… |
||
|