"Умный дом" - читать интересную книгу автора (Егорова Наталья)

* * *

Егор открыл глаза, судорожно глотая воздух. Простыни были мокрыми, хоть выжимай, а в глазах ещё стоял недавний сон: едва не задушившие его клубы жёлтого тумана и статуя с Ольгиным лицом. Только на этот раз статуя была железной.

Хорошенький такой кошмар. В самый раз после вчерашнего.

Они до двух ночи лазили в поисковиках, но толстого червяка в перевязочках-лапках не нашли.

– Может быть, это тоже надо смыть?

– Я с краешку попробовал, там ничего нет. Только исходная картина.

Её лицо было совсем рядом, глаза в мягком свете монитора отливали изумрудом. Волосы пахли свежо и чуть горько, где он чувствовал такой же запах?

– Может быть, виньетка? Зашифрованные инициалы?

– Грубовато для виньетки.

– И кстати, "останови именем" - это чьим?

– Понятия не имею. Папа был Александр Иванович.

Егор фыркнул и, не сдержавшись, расхохотался в голос.

– Ты чего! - возмутилась Ольга.

– Ой, не могу... портрет, - еле выдавил Егор, - дедушка Ваня...

Ольга перевела взгляд на картину и тоже согнулась от хохота.

Когда приступ смеха прошёл, они некоторое время молча смотрели друг на друга, словно не узнавая. Потом медленно, будто во сне, Егор потянулся губами к невероятно красивому лицу. Бурного удушливого всплеска не было, скорее болезненная нежность, осторожное желание защитить. Но поцелуй на фоне недавнего потрясения, возле демонического портрета - в этом была такая голливудская фальшь, что Егор застыл на полдороге.

Наверное, Ольга тоже это почувствовала, потому что одним стремительным движением скользнула за дверь:

– До завтра. Спокойной ночи.

– Хозяин, спокойной ночи, - немедленно отозвался вездесущий Марвин. - Гость, спокойной ночи.

И вот - ничего себе спокойная ночь. Что сказал бы Фрейд о подобном кошмаре?

На кухне Марвин нарезал копчёную скумбрию идеальными прозрачными ломтиками. Интересно, а руки он сам себе мыть будет, рыба-то жирная?

– Гость, здравствуй.

– Привет, Марвин. Где Ольга?

Молчание. То ли команда неверна, то ли верному роботу не положено сообщать. Ну и ладно.

Егор с аппетитом слопал почти всю скумбрию и отправился в кабинет.

Системный блок они вчера водрузили обратно на стол, только крышкой закрывать не стали. Маслов удивился, куда подевалась пыль; не иначе, кто-то из пылесосов постарался. Представилась таблетка-уборщик, с жужжанием взлетающая на стол, как маленькое домашнее НЛО.

Егор снял "дедушку Ваню" со стола и поставил лицом к стенке. Взгляд скользнул по "останови именем". Ещё одна загадка, но это пусть Ольга думает. А мы поищем червяка.

Через шесть часов он устал, как собака, и только бесцельно тыкался от ссылки к ссылке, пропуская пёстрые изображения мимо взгляда. Но сердце ёкнуло раньше, чем он понял, что видит.

Хитро изогнутая колбаса с небрежными поперечинами-лапками.

Китайский дракон.

Три дракона? Егор с силой потёр глаза и вышел на следующий круг поиска.

Символ силы и доброты... доброе животное, не имеет ничего общего с ужасными драконами в геральдике... три основных вида дракона - кажется, вот она, тройка. Лунг живёт в небе, ли - в океане, чиао обитает на болотах. Ну и что с этим делать?

Кстати, вроде бы есть такие электронные драконы.

– Марвин, у нас есть дракон?

– Дракон нет.

– А был?

Молчание.

– Марвин, у нас был дракон?

– Дракон нет.

Нет так нет. Идём дальше. Усы... борода... примитивная форма называется куей; куей - какое хорошее слово. Зимой впадает в спячку... буддизм... запретный город в центре Бейджина... жемчужина в лапах дракона... дракон в китайской алхимии означает ртуть, а также сердце и кровь...

Кровь. Чёрт побери, а если просто - кровь! Три - значит три капли. Это же магия, а магия крови - самая сильная, это во всех ужастиках пишут. Ужастиках, м-да...

Егор аккуратно выключил компьютер.

Остаётся ещё неведомое имя, но почему бы не попробовать сразу. Глядишь, дадут какой-нибудь знак.

В подвале он методично перенёс банки на соседние стеллажи. Отодвинул лёгкий каркас, потом ещё один, освобождая стену.

Ага, так мы на правильном пути!

У самого пола небрежно нарисована морда - то ли медведь стилизованный, то ли вообще гоблин какой-то. Наплыв штукатурки вполне сходит за высунутый язык.

Ну что, экспериментатор, приступим?

Егор примерился булавкой. Неприятное ощущение: чувствуешь себя самоубийцей, даже если это всего лишь булавочный укол.

Алая капля набухла на подушечке и расползлась по руслам папиллярных линий, даже не собираясь падать вниз; возможно, укол оказался слабоват. Маслов присел на корточки и прижал окровавленный палец к каменному языку.

Руку охватила приятная прохлада, поднимающаяся по ладони к предплечью, потом к плечу. Егор почти без удивления смотрел, как часть стены - вроде дверного проёма с аркой - размывается, уплывает и затягивается янтарно-жёлтым туманом.

И никаких тебе имён.

Нарушая торжественность момента, в кармане забренчал мобильный. Ольга.

– Егор, ты где?

– Да я тут...

– Слушай, я сообразила.

– Да я вроде тоже...

– Знаешь, ты только никуда не ходи. Подожди меня, я уже подъезжаю.

– Ну я вообще-то...

– Егор? Егор, ты где?

Сверху послышалось лёгкое жужжание.

– Главное, не суйся пока в подвал. Я должна сама.

По лестнице с неторопливой неотвратимостью спускался Марвин. Пластиковые пальцы сжимали кухонный тесак.

– Егор, что там у вас? Егор!

– Гость нельзя, - злорадно сообщил Марвин.

– Егор!

Маслов с трудом оторвал палец от каменного языка. Ноги подкашивались, словно нарисованный гоблин на радостях выхлебал у него пару литров крови. А может, и действительно выхлебал, сволочь оштукатуренная.

Марвин присел на полусогнутых ножках и шустро затопал к Егору, на ходу поднимая тесак. В стрекозиных глазах тот увидел своё перекошенное отражение.

– Егор?

Телефон брякнулся на пол, Маслов бросился в сторону, расшвыривая консервные банки. Удар пришёлся в металлическую стойку стеллажа - цвеньг!

– Марвин, стой!

– Гость нельзя, - невозмутимо сообщил робот. - Марвин должен помогать хозяин. Марвин должен защищать хозяин.

Тесак со скрежетом врезался в стену, разлетелись острые осколки, кусок арматуры качнулся полувыбитым зубом. Егор чудом успел отпрыгнуть за стеллаж.

– Марвин, стоп! Марвин, фу! Нельзя!

– Гость нельзя, - возразил Марвин.

Полка разлетелась, острая щепка вонзилась Егору в щёку - на мгновение показалось, что прямо в глаз.

– Марвин умница.

Под ногами катались железные банки. Жёлтый туман расползался по подвалу, принося резкий запах - у Егора закружилась голова.

Сверкнул от входа яркий всполох - Ольга.

– Егор? Егор!

– Я тут, - просипел Маслов, хватаясь за арматурину. Прут неожиданно легко подался, и он рухнул коленями об каменный пол. Тесак просвистел в миллиметре, отчекрыжив кусок рукава.

– Марвин умница.

Цвеньг! Лезвие врезалось в подставленный прут. У Егора разом онемели руки. А в следующую секунду Ольга налетела на него, сбивая с ног, и оба покатились в жёлтый туман, за которым скрывалось неизвестно что.

– Хозяин? - недоумённо проскрежетало над ухом. Следом тонко, на ультразвуке, завизжала Ольга. Егор распахнул глаза.

Над ними склонилось железное чучело: сплошная сверкающая сталь и алые перья. За долю секунды Маслов разглядел каждую металлическую розетку на изысканных доспехах, каждую нитку на тяжёлом плаще.

Острый клюв шлема смотрел ему прямо в переносицу. Тяжёлая алебарда поднялась - и рухнула.

Егор вскинул прут, мгновенно поразившись, каким непривычно тяжёлым он стал. И верно, не прут - меч! Тот самый здоровеный меч с черепом на длинной рукояти встретил удар, который должен был выломать Егору руки из суставов.

Встретил - и отвёл в сторону, как удар пластмассовой линейки.

А из-за тумана послышалось настырное:

– Марвин умница.

И тогда Ольга забормотала, словно в бреду:

– Я помню, я помню, я же должна помнить, - и пронзительно, так что уши заложило, - Дарн!

Железное чучело застыло, будто в недоумении, а затем целеустремлённо пролязгало к проёму, откуда на полусогнутых выбирался Марвин с тесаком. Бесстрастным механическим движением поднял алебарду и со всего маху обрушил на голову робота. Круглый шлем треснул, как орех.

На мгновение всё застыло, и во внезапной тишине особенно резко раздался сухой кашель. Егор медленно обернулся и только сейчас понял, что зазеркальный подвал был копией подвала в умном доме. А на ступеньках лестницы стоял старик в расшитом красном халате.

Янтарные глаза сверкали так, что страшно было смотреть. Мефистофельская бородка растрепалась, клык наполовину обломился, а буйные седые кудри обрамляли обширную лысину, но это несомненно был старик с портрета.

Дедуля.

Маслов только глазами хлопал, а Ольга шагнула навстречу старику - прямая, как струна.

– Я пришла.

Он смерил её суровым взглядом.

– Кровь не твоя.

– Мне помогал человек.

– Твой отец - Андр?

– У нас его звали Александр.

– Почему не пришёл он?

– Он умер, - звенящим голосом выкрикнула Ольга.

Лоб старика собрался в тяжёлые складки, жёлтые глаза притухли.

– Андр умер?

– А вы с ним так и не помирились, - горько сказала Ольга.

Старик медленно отвернулся, прошёл мимо неё, мимо скрючившегося Егора, всё ещё сжимающего в руках меч, к железному дровосеку, застывшему над роботом.

– Цейг, иди на место, - приказал он тихо, но будь на месте чучела Егор - подчинился бы не раздумывая. Потом склонился над покалеченным Марвином, пробормотал:

– Кремний... кремний плохо подходит для големов - слишком своенравный. Но пусть. Ты тоже иди.

Марвин с разваленным напополам черепом деловито зашагал к лестнице. Зазубренный тесак мирно покачивался в пластмассовых пальцах.

Власть над вещами, да. У каждого своя.

Пристальный янтарный взгляд остановился на Егоре, но отчего-то старик больше не пугал его, скорее вызывал жалость. Оживший портрет, повелевающий вещами, но теряющий людей.

Старик отвернулся к девушке.

– Как тебя зовут?

– Ольга.

– Ольга, - попробовал он на вкус. - Хорошо, Ольга из рода Дарна. Ты дерзкая девчонка, но я принимаю тебя... пока.

Егор вытер мокрую щёку и недоумённо посмотрел на вымазанную красным ладонь. Потом осторожно положил меч на каменный пол, поднялся и пошёл к дымному проёму. На пороге он обернулся, чтобы навсегда запомнить эту картину: суровый старик и упрямая девушка изучающе всматриваются друг в друга. Фамильное сходство было несомненным. И так же несомненно в глубине жёлтых глаз старика светилась грусть и теплота узнавания.

Маслов тихо шагнул в янтарный туман.