10. Деликатный вопрос

Мышцы у Рорана на спине хрустели и трещали, когда он выковыривал из земли этот валун.

На мгновение придержав огромный камень ляжками, он с рычанием поднял его над головой и, наверное, целую минуту держал эту сокрушительную тяжесть на вытянутых руках, а когда его плечи дрогнули, бросил камень на землю перед собой. Валун упал с глухим грохотом, на несколько дюймов уйдя во влажную землю.

По обе стороны от Рорана двадцать варденов с огромным трудом ворочали такие же тяжеленные глыбы. Впрочем, это удавалось только двоим из них; остальные, оставив бесполезные попытки, принялись за более легкие камни. Роран был рад, что месяцы, проведенные на кузне у Хорста, и долгие годы тяжелой фермерской работы дали ему достаточно сил, чтобы кое в чем превзойти тех, кто лет с двенадцати каждый день держит в руках боевое оружие.

Роран несколько раз взмахнул руками, как бы стряхивая с них жгучую боль, вызванную перенапряжением, и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов; воздух приятно холодил его обнаженную грудь. Он растер правое плечо, обхватив ладонью его округлую поверхность и ощупывая ее пальцами, и в очередной раз убедился, что от укуса раззака не осталось и следа. Он улыбнулся: приятно было снова чувствовать себя здоровым.

Короткий пронзительный крик боли заставил Рорана оглянуться. Олбрих и Балдор упражнялись в фехтовании с Лангом, смуглым, покрытым боевыми шрамами ветераном, который учил их различным боевым искусствам. Даже сражаясь с двумя противниками одновременно, Ланг одолевал их и своим деревянным учебным мечом уже разоружил Балдора и как следует врезал ему по ребрам, а потом так ударил Олбриха под коленку, что тот растянулся на земле, как лягушка, и все это в течение нескольких секунд. Роран отлично понимал этих ребят; он и сам только недавно завершил свое обучение у Ланга, и эта школа оставила на его теле еще несколько новых отметин в придачу к тем, что, уже слегка побледнев, красовались там после Хелгринда. Вообще-то он по большей части предпочитал пользоваться своим молотом, а не мечом, однако все же считал, что следует уметь управляться и с клинком, когда того потребует ситуация. Холодное оружие требовало куда большей тонкости и точности, чем, по мнению Рорана, заслуживали сражения с воинами Гальбаторикса; один приличный удар молотом фехтовальщику по запястью, рассуждал он, и этот воин, даже если на нем доспехи, будет куда сильнее занят своими переломанными костями, чем защитой от противника.

После сражения на Пылающих Равнинах Насуада официально предложила жителям Карвахолла присоединиться к варденам. И все они ее предложение приняли. Те же, кто наверняка отказался бы, и так предпочли остаться в Сурде, когда жители Карвахолла останавливались в Дауте на пути к Пылающим Равнинам. И теперь каждый дееспособный мужчина вытащил свое оружие — самодельное копье и щит — и принялся постигать воинское искусство, чтобы сравняться в этом отношении с любым противником, которого пошлет ему судьба. Обитатели долины Паланкар привыкли к нелегкой жизни. Размахивать мечом оказалось не труднее, чем рубить дрова, и гораздо легче, чем поднимать целину или мотыгой выкапывать свеклу на поле в несколько акров да еще и под палящим солнцем. Те, кто обладал каким-либо полезным ремеслом, и продолжали им заниматься, оказывая варденам те или иные услуги, однако в свободное время и эти люди тоже старательно упражнялись в боевых умениях, ибо, когда прозвучит сигнал боевой тревоги, расчет в лагере был на каждого.

Вернувшись из Хелгринда, Роран с неизменным пылом предавался подобным занятиям. Помочь варденам победить Империю, а значит, в итоге, и Гальбаторикса — вот то единственное, что он мог сделать, чтобы защитить своих односельчан и Катрину. Он был не настолько самонадеян и отнюдь не рассчитывал в одиночку качнуть в свою сторону маятник войны, однако же верил в собственные силы и свою способность сплачивать людей и понимал, что если соберется как следует, то сможет значительно увеличить шансы варденов на победу. Однако же он должен был оставаться живым, а это означало, что он обязан заботиться о своем физическом здоровье и как можно лучше овладевать оружием и приемами, призванными для уничтожения противника, чтобы самому не пасть от руки более искушенного и умелого врага.

Роран прошел через площадку для фехтования, направляясь в свою палатку, которую делил с Балдором, и на небольшом лужку с густой травой заметил бревно футов в двадцать длиной, очищенное от коры и до блеска отполированное тысячами рук, которые каждый день касались его. Не замедляя шага, Роран повернул к этому бревну, подсунул пальцы под его толстый конец, приподнял и, кряхтя от напряжения, поставил на попа. Потом чуть толкнул бревно, и оно упало в другую сторону. А Роран, ухватившись уже за более тонкий его конец, повторил все сначала.

Когда у него уже совсем не осталось сил на возню с бревном, он бросил это занятие и рысцой пробежался меж рядами серых полотняных палаток, на бегу приветствуя Лоринга, Фиска и других своих земляков, а заодно и не слишком знакомых ему варденов, которые приветственно махали ему рукой и кричали дружески:

— Эй, Молотобоец, привет!

— Привет! — отвечал он им, думая: «Как все-таки странно, что тебя знают люди, с которыми ты прежде никогда не встречался!»

Минута — и он нырнул в палатку, ставшую ему домом; присев на корточки, он убрал лук, колчан со стрелами и тот короткий меч, что подарили ему вардены. Схватив бурдюк с водой, Роран выбежал из палатки на солнышко и, выдернув затычку, вылил содержимое бурдюка себе на плечи и на спину. Мыться как следует Рорану удавалось нерегулярно и нечасто, но сегодня день был особый, и ему хотелось быть чистым и свежим в предвкушении грядущих событий. Ребром остро заточенной щепки он соскреб грязь с рук и ног, почистил ногти, хорошенько причесался и даже слегка подстриг бороду.

Удовлетворенный своим видом, который действительно стал куда более презентабельным, Роран натянул только что выстиранную рубаху, заткнул за пояс молот и уже направился было на другой конец лагеря, когда заметил, что из-за угла палатки за ним следит Биргит, обеими руками сжимая кинжал в ножнах.

Роран так и застыл, готовый при малейшей провокации с ее стороны выхватить молот. Он знал, что ему грозит смертельная опасность, что, несмотря на всю свою силу и храбрость, он вряд ли сумеет победить Биргит, если она вздумает на него напасть, ибо эта женщина, как, впрочем, и он сам, всегда преследовала своего врага с упорством безумца.

— Роран, — окликнула его Биргит, — ты как-то просил меня помочь тебе, и я согласилась, потому что хотела отыскать тех раззаков, что сожрали моего мужа, и убить их. Разве я не выполнила условий нашей сделки?

— Выполнила.

— А ты помнишь, как я пообещала тебе: как только раззаки будут мертвы, я непременно получу компенсацию за ту роль, какую ты сыграл в смерти Квимби?

— Помню.

Биргит все более нервно сжимала в руках кинжал, на запястьях у нее вздулись вены. Кинжал на добрый дюйм показался из ножен, сверкнув сталью, потом снова исчез в своем убежище.

— Хорошо, — сказала Биргит. — Не хотелось бы, чтобы память тебе изменила. И я непременно потребую от тебя компенсации, сын Гэрроу. Можешь не сомневаться! — И она быстрыми решительными шагами пошла прочь, а кинжал мгновенно исчез в складках ее платья.

Выдохнув, Роран плюхнулся на стоявшую рядом табуретку и потер горло, убежденный в том, что ему только что удалось избежать неизбежного: Биргит несомненно воткнула бы свой кинжал ему в глотку, если б у нее действительно было такое намерение. Эта встреча встревожила Рорана, но ничуть не удивила; он в течение всех этих месяцев прекрасно знал о ее намерениях — еще с тех пор. как они покинули Карвахолл, — и понимал, что в один прекрасный день ему придется все-таки решить вопрос о своем долге перед нею.

Над головой у него плавно пролетел ворон, и Роран, проследив за птицей, почувствовал, как светлеет у него на душе. Потом улыбнулся и сказал себе: «Ну что ж. человек редко знает тот день и час, когда ему суждено умереть. Я могу быть убит в любую минуту, но ни черта не могу сделать, чтобы это предотвратить. Чему быть, того не миновать, и я не стану тратить зря время на бессмысленные опасения. Несчастья всегда обрушиваются на тех, кто их ждет. Самое главное — уметь найти счастье в кратких перерывах между чередой несчастий. Биргит все равно поступит так, как подсказывает ей совесть, и уж когда это случится, тогда я и буду что-то предпринимать».

У левой ступни он заметил какой-то желтоватый камень, поднял его и принялся разглядывать. Затем, сосредоточившись изо всех сил, произнес магические слова:

— Стенр рийза!

Но камешек сто приказу не подчинился и остался неподвижен. Роран сердито всхрапнул и отшвырнул его прочь.

Затем он встал и широкими шагами пошел меж палатками, пытаясь на ходу развязать затянувшиеся у горла тесемки, однако узел не поддавался, и он плюнул на это занятие, поскольку уже добрался до жилища Хорста, палатка которого была раза в два больше всех остальных.

— Эй, привет! Дома кто есть? — крикнул Роран и постучал костяшками пальцев по крепежному шесту у входа.

Катрина вихрем вылетела из палатки; рыжие волосы развевались у нее за спиной, как крылья. Она обхватила его за шею, и он со смехом приподнял ее над землей, обняв за талию, и немного покружил, так что все вокруг, кроме ее лица. слилось для него в сплошную неясную полосу. Затем он бережно поставил Катрину на землю, она чмокнула его в губы — раз, два. целых три раза! — а он, замерев, впился взглядом в ее глаза, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете.

— Как хорошо от тебя пахнет! — прошептала Катрина.

— Ну, как ты? — единственное, что омрачало его радость, это то, какой худенькой и бледной стала его любимая после мрачных подземелий Хелгринда. Жаль, подумал он, что нельзя было этих проклятых раззаков взять в плен и подвергнуть тем же мучениям, каким они подвергли Катрину и ее отца!

— Каждый день ты меня об этом спрашиваешь, и каждый день я отвечаю: «Мне лучше». Наберись же терпения; я поправлюсь, просто нужно немного времени. Самое лучшее лекарство для меня сейчас — это быть с тобой и наслаждаться теплым солнышком. Это доставляет мне такое наслаждение, что и описать невозможно.

— Но я не только об этом спрашиваю.

На щеках у Катрины пятнами заалел румянец, она гордо вскинула голову, и губы ее искривились в недоброй усмешке.

— Ну-ну, ты что-то совсем обнаглел, господин хороший! Слишком даже, я бы сказала. И я совсем не уверена, что мне следует оставаться с тобой наедине — боюсь, как бы ты снова не начал со мной вольничать.

То, как она это ответила, наконец-то полностью погасило тревогу в его душе.

— Вольничать, да? Ну, раз ты уже считаешь меня наглым мерзавцем, то я, пожалуй, все-таки и впрямь позволю себе кое-какие вольности. — И он поцеловал ее так крепко, что она в итоге забилась, не пытаясь, впрочем, вырваться из его объятий.

— Ох, — с трудом выдохнула она, — до чего же трудно с тобой спорить, Роран Молотобоец!

— Такой уж я. — И он. мотнув головой в сторону палатки. тихонько спросил: — А Илейн знает?

— Знала бы, если б не была так поглощена собственной беременностью. Боюсь, как бы тяготы долгого пути из Карвахолла сюда пагубно не сказались на ее ребенке. Ее все время тошнит, и боли у нее бывают… в общем, это не совсем нормально… Гертруда все время пытается ей помочь, да только не очень-то много она может сделать. Так или иначе, а чем раньше Эрагон вернется, тем лучше. Я не уверена, долго ли я смогу хранить нашу с тобой тайну.

— У тебя все отлично получится, я уверен. — Роран выпустил ее и, одернув свою рубаху, немного разгладил ее на груди. — Ну. и как я выгляжу?

Катрина критически его осмотрела, потом послюнила пальцы и бережно пригладила ему волосы, старательно убирая их со лба. Обнаружив, что тесемки его рубахи затянулись в узелок, она принялась возиться с ними, приговаривая:

— Тебе надо больше внимания обращать на свою одежду.

— Но одежда не пытается меня прикончить.

— Ну и что, сейчас ведь все по-другому. Ты — брат настоящего Всадника, вот и должен выглядеть соответствующим образом. И люди от тебя этого ожидают

Он позволил ей делать с ним все, что угодно, пока она не осталась довольна его внешним видом. Поцеловав ее на прощание, он прошел еще с полмили до центра огромного лагеря варденов, где стоял красный шатер Насуады, над которым развевался и хлопал на восточном ветру флажок с изображенными на нем черным щитом и двумя параллельными мечами.

Шестеро стражей — двое людей, двое гномов и двое ургалов — при виде Рорана опустили оружие, и один из ургалов, могучее чудовище с желтыми зубами, преградил ему путь со словами: «Кто идет?» Понять, что он говорит, было почти невозможно.

— Роран Молотобоец, сын Гэрроу, — ответил Роран. — Насуада посылала за мной.

Ударив кулаком по своей нагрудной пластине, отчего по лагерю прокатился глухой сук, ургал провозгласил:

— Роран Молотобоец просит разрешения войти, госпожа Ночная Охотница!

— Можешь его впустить, — послышался из шатра голос Насуады.

Стражники подняли мечи, и Роран осторожно прошел мимо них. Они не сводили с него глаз, как и он с них; у тех и у других было такое выражение лица, словно они вот-вот сцепятся в жестокой схватке.

Зайдя в шатер, Роран встревожился, увидев, что большая часть мебели там перевернута и переломана. Единственными уцелевшими предметами, похоже, остались зеркало, висевшее на центральном шесте, и тот резной трон, на котором сидела Насуада. Стараясь не обращать внимания на беспорядок, Роран опустился на колено и почтительно склонил перед нею голову.

Черты лица Насуады и вся ее повадка столь сильно отличались от того, как выглядели женщины, среди которых вырос Роран, и он просто не знал, как ему вести себя с нею. Она казалась ему чужой, властной и высокомерной в роскошном вышитом платье, с золотыми цепочками в волосах, со своей темной, как ночь, кожей, которая сейчас отливала красным из-за просвеченных солнцем стен шатра. С яркой внешностью Насуады резко контрастировали полотняные бинты на руках — свидетельства поразительного мужества, проявленного ею во время Испытания Длинных Ножей. Ее победа служила для варденов постоянной темой разговоров с тех пор, как Роран вернулся в лагерь вместе с Катриной. И, пожалуй, это была та единственная черта Насуады, которую Роран, как ему казалось, все же понимал, ибо и сам пошел бы на любые жертвы, чтобы защитить тех, кого любит и о ком заботится. Просто так уж получилось, что Насуаде приходилось заботиться сразу о тысячах людей, а ему всего лишь о своей семье и своей деревне.

— Встань, прошу тебя, — сказала Насуада. Он повиновался и встал, положив руку на рукоять молота. Она внимательно посмотрела на него и сказала: — Мое положение редко дает мне возможность с кем-то разговаривать ясно и прямо, Роран, но с тобой я сегодня буду совершенно откровенна. Ты, похоже, как раз такой человек, который особенно ценит откровенность, и нам нужно многое обсудить, хотя времени у нас не так уж много.

— Благодарю тебя, моя госпожа. Я и впрямь никогда не любил словесные игры.

— Вот и отлично. Итак, честно говоря, ты поставил меня перед двумя очень сложными проблемами, и ни одну из них я не могу с легкостью разрешить.

Роран нахмурился:

— И что же это за сложные проблемы, госпожа?

— Одна личного порядка, вторая политическая. Твои подвиги в долине Паланкар и во время вашего бегства оттуда кажутся просто невероятными. Мне говорили, что ты смел, да и воин ты весьма умелый, разбираешься в стратегии, способен вдохновить людей, заставить их пойти за тобой без лишних сомнений.

— Они, может, и последовали за мной, только вопросы мне задавать и до сих пор не перестали.

Улыбка тронула губы Насуады.

— Возможно. Но они ведь по-прежнему здесь, с тобой, верно? Ты обладаешь различными и весьма ценными талантами, Роран, и все они могли бы весьма пригодиться варденам. А ты, насколько я понимаю, готов нам служить?

— Готов.

— Как тебе известно, Гальбаторикс разделил свою армию и направил одну часть на юг, чтобы укрепить город Ароуз, вторую на запад, к Финстеру, а третью на север, к Белатоне. Он надеется затянуть эту войну и постепенно нас обескровить. Джормундур и я не можем оказаться одновременно в десяти различных местах. Нам нужны командиры, которым можно было бы полностью доверять, которые были бы способны разобраться во множестве самых разнообразных конфликтов, как внешних, так и внутренних. Выполняя подобное поручение, ты лишний раз доказал бы, сколь ценны для нас твои услуги. Однако… — Она смущенно умолкла.

— Но отчего ты так уверена, что можешь полностью на меня положиться, госпожа моя?

— Ты прав. Когда человек защищает своих друзей и свою семью, это хорошо укрепляет его хребет, однако же я совсем не знаю, как тебе удастся справиться с чужими людьми. Сможешь ли держать их в подчинении, а себя — в руках? Гы, несомненно, можешь быть вожаком, но сможешь ли ты сам подчиняться чужим приказам? Я не пытаюсь умалить твои достоинства, Роран, но на кону судьба всей Алагейзии, и я не могу рисковать, ставя во главе своих людей недостаточно умелого командира. Эта война таких ошибок не прощает. Да к тому же было бы не слишком справедливо по отношению к тем, кто давно уже пребывает в рядах варденов, поставить тебя над ними, просто исходя из личной симпатии. Всеобщее уважение ты еще должен завоевать.

— Я понимаю. Но что же ты в таком случае от меня хочешь?

— Ах, вот этот-то вопрос мне решить особенно трудно: Вы с Эрагоном почти родные братья, и это невероятно вес осложняет. Ты, не сомневаюсь, понимаешь, что Эрагон — это, можно сказать, основа всех наших надежд. И потому чрезвычайно важно любыми способами избавить его ото всего, что способно отвлечь его от решения главной задачи варденов. Если я пошлю тебя в бой и ты в результате погибнешь, гнев и отчаяние могут — и, скорее всего, гак и случится — поколебать его решимость. Я уже видела, как это с ним происходит. Кроме того, я должна быть очень осторожна и в отношении тех, кому, возможно, тебе придется служить, ибо кое-кто среди них попытается оказать на тебя давление или переманить на свою сторону из-за того, что ты связан с Эрагоном родственными узами. В общем, я изложила тебе все свои сомнения по этому поводу. А что скажешь ты сам?

— Если на кону стоит судьба всей Алагейзии, если спор из-за этих земель столь горяч, как ты только что описала. тогда я скажу вот что: ты просто не можешь допустить, чтобы я сидел сложа руки. Использовать меня как обычного бойца было бы тоже довольно бессмысленно. По-моему, ты и так это понимаешь. Что же касается политики… — Роран пожал плечами. — Мне совершенно безразлично, у кого ты велишь мне служить. Я никого просто так к Эрагону не допущу. Моя единственная забота — уничтожить Гальбаторикса и его Империю, чтобы все мои односельчане и сородичи смогли вернуться в родные края и жить мирно и спокойно.

— А ты настроен решительно.

— Весьма решительно. Так, может, ты разрешишь мне командовать отрядом моих земляков? Мы стали близки, как члены одной семьи, и во время боя отлично взаимодействуем друг с другом Испытай меня. Тогда и твои вардены не пострадают. если мне вдруг что-то не удастся.

Насуада покачала головой:

— Нет. Возможно, в будущем, но не сейчас. Твоих земляков еще нужно как следует обучить, воины из них пока никудышные; да и я не смогу судить о твоих качествах, если ты будешь окружен отрядом людей, которые настолько тебе преданы, что но твоему слову покинули родной дом и прошли через всю Алагейзию.

«Она думает, что во мне таится некая угроза, — догадался Роран. — То, что я способен оказывать столь сильное влияние на своих односельчан, заставляет ее быть со мной очень осторожной». И, пытаясь ее обезоружить, сказал:

— У каждого из них и своя голова на плечах имеется. Они и сами прекрасно понимали, что оставаться тогда в долине — это чистое безумие.

— И все-таки, Роран, этого было бы недостаточно, чтобы они сорвались с места, ты и сам знаешь.

— Чего же ты от меня хочешь, госпожа? Ты позволишь мне служить варденам или нет? И если позволишь, то как?

— А вот послушай. Этим утром мои маги обнаружили к востоку от нас патрульный отряд Гальбаторикса, состоящий из двадцати трех воинов. Я посылаю туда свой отряд под командованием Мартланда Рыжебородого. Он должен уничтожить этот отряд, а заодно и произвести кое-какие разведывательные действия. Если ты согласен, то будешь служить под началом Мартланда. Ты будешь его слушаться, подчиняться ему и, я надеюсь, кое-чему у него научишься. Он, в свою очередь, будет наблюдать за тобой и сообщать мне, насколько, по его мнению, ты подходишь для дальнейшего повышения по службе. Мартланд — воин очень опытный, и я полностью доверяю его мнению. Как тебе это предложение? Достаточно ли оно справедливо, Роран Молотобоец?

— Вполне. Только хотелось бы знать, когда мне надо уходить и долго ли меня здесь не будет?

— Уходить надо сегодня, а вернетесь вы, наверное, недели через две.

— Тогда я должен спросить, не могла бы ты подождать и послать меня с каким-то другим заданием через несколько дней? Я бы хотел быть здесь, когда Эрагон вернется.

— Твоя забота о брате достойна восхищения, однако события не стоят на месте, и откладывать мы не можем. Как только я получу от Эрагона какие-то сведения, то сразу же попрошу кого-нибудь из Дю Врангр Гата связаться с тобой и сообщить тебе, хорошо ли обстоят дела.

Роран молча тер большим пальцем остро заточенный край своего молота, пытаясь найти ответ, который убедил бы Насуаду переменить мнение, но при этом не заставил бы его самого выдать свою личную тайну. В конце концов, догадавшись, что для него это поистине неразрешимая задача, он решил сказать ей все как на духу.

— Ты права. Я тревожусь об Эрагоне, но он лучше всех, наверное, сумеет сам о себе позаботиться. Так что видеть его живым и здоровым — это совсем не та причина, по которой я хочу остаться.

— В чем же тогда дело?

— А в том, что мы с Катриной мечтаем пожениться, и нам бы очень хотелось, чтобы брачный обряд совершил Эрагон.

Насуада встретила это заявление дробным стуком пальцев по деревянному подлокотнику своего кресла.

— Если ты полагаешь, что я позволю тебе болтаться тут без дела, в то время как ты мог бы помочь варденам, только для того, чтобы вы с Катриной могли насладиться первой брачной ночью на две недели раньше, то ты глубоко заблуждаешься.

— Но дело не терпит отлагательств, госпожа Ночная Охотница.

Пальцы Насуады так и застыли в воздухе, она прищурилась и спросила:

— И до какой же степени оно не терпит отлагательств?

— Чем раньше мы поженимся, тем лучше для того, чтобы сохранить честь Катрины. Если ты вообще понимаешь. о чем я говорю. Я ведь никогда не стал бы просить ради меня самого.

Луч света скользнул по лицу Насуады, она качнула головой и улыбнулась:

— Ясно… Но почему именно Эрагон? Почему ты хочешь, чтобы свадебный обряд отправлял именно он? Почему не кто-то другой? Например, кто-то из старейшин твоей деревни?

— Потому что он мой двоюродный брат. почти что родной и я люблю его, и потому что он Всадник. Из-за меня Катрина потеряла почти все — дом, отца, приданое, и я ничего из этого не могу ей возместить. Но я, по крайней мере, могу подарить ей такую свадьбу, которую стоит запомнить. У меня нет ни золота, ни скота, так что оплатить роскошный пир я не в состоянии, но я должен найти какой-то способ, чтобы она навсегда запомнила этот день, и, по-моему, самое лучшее — чтобы нас обвенчал настоящий Всадник.

Насуада так долго молчала, что Роран уж подумал, что ему пора уходить. Но тут она снова заговорила:

— Это действительно великая честь — быть обвенчанными Всадником, но все же Катрина, я думаю, весьма опечалится, если выйдет замуж, не имея никакого приданого. Гномы одарили меня множеством всевозможных золотых изделий и украшений, когда я еще жила в Тронжхайме. Некоторые из них я уже продала, чтобы обеспечить варденов всем необходимым, но и того, что у меня еще осталось, хватит, чтобы женщина всю жизнь одевалась в шубы из норки и атласные платья. И большая часть этого будет принадлежать Катрине, если мы с тобой придем к согласию.

Роран, ошеломленный, снова поклонился и сказал:

— Благодарю тебя. Твоя щедрость поистине удивительна. Не знаю, право, как я смогу отплатить тебе за это.

— Отплатишь, если будешь сражаться за дело варденов с тем же пылом, с каким сражался за Карвахолл.

— О да, я буду сражаться! И Гальбаторикс проклянет тот день, когда послал своих раззаков ловить меня!

— Не сомневаюсь, что он уже его проклинает. А теперь иди. Ты можешь оставаться в лагере, пока не вернется Эрагон и не поженит вас с Катриной, но я рассчитываю, что уже на следующее утро ты будешь в седле.