"Человек в коротких штанишках" - читать интересную книгу автора (Пашнев Эдуард Иванович)

Слова

Обращение Ольги «Здравствуйте, хорошие люди» прижилось в нашей семье. Его стала употреблять и бабушка Валя, и Рита, и наши соседи. Маленькая девочка отвечала на него радостной улыбкой. Это обращение предвещало веселую игру с тетей, дядей или бабушкой. И однажды, когда мы с Ольгой пришли в гости и только собрались поприветствовать Аллочку, как вдруг она подпрыгнула в кровати и не сказала, а выкрикнула нетерпеливо:

– Здравствуй! Те! Люди!

Это была едва ли не первая логически построенная фраза после того, как она научилась говорить «мама», «баба» и «тетя». Люди замерли от неожиданности, а наша девочка запрыгала еще сильнее в кровати и выкрикнула еще увереннее:

– Здравствуй! Те! Люди!

Какой тут начался переполох! Ольга подхватила Аллу на руки, я отнял ее у своей жены и начал подбрасывать под самый потолок, бабушка Валя испуганно кричала:

– Что вы делаете, сумасшедшие? Вы ее сломаете.

А наша девочка счастливо смеялась и повторяла:

– Здравствуй! Те! Люди!

В этот день кончилась безъязыкая эпоха мимики и жестов. В мир пришел не только улыбающийся, но и говорящий человек. Едва научившись произносить первые слова, Алла всех переименовала по-своему. Тетя Оля стала тетей Лелей, бабушка Валя – бабой Валей, прабабушка Наташа – бабой Натой. Но больше всего повезло мне. Я превратился в дядю Эй. Леля иногда говорила про меня: «А вот пришел еще один хороший человек – «Дядя, эй, достань воробушка». Так я ей и запомнился и стал дядей Эй. Мама Рита некоторое время протестовала против такого, как она считала, неуважительного обращения к дяде писателю.

– Дядя Сережа, а не дядя Эй.

– Дядя Эй, – настаивала девочка.

– Скажи, – учила мама Рита, – дядя Се-ре-жа. Ты же умеешь.

– Дядя Эй!!! – сердито выкрикивала дочь.

– Ты еще научи ее называть меня дядя Сергей Петрович, – съязвил я.

– Ну, если тебе нравится, чтобы тебя подзывали, как мальчишку, то пожалуйста, – обиделась она.

Мне нравилось. Мне очень нравилось. Наверное, каждому человеку знакомо чудо, которое происходит с твоим собственным именем, когда кто-то один, очень близкий, переделывает его по-своему и называет тебя так, как никто другой не называет. И твое имя тогда звучит так же красиво, как звук трубы в пионерском лагере, как неожиданная соловьиная трель в вечернем лесу, как цоканье любопытной белочки над головой. Когда ко мне подбегала наша маленькая девочка и опрашивала: «Дядя Эй, ты почему так долго не был?», мне казалось, что она не произносила мое имя, а играла его на флейте или на скрипке.

Переименовав нас по-своему, Алла принялась переименовывать все, что попадалось ей на глаза или что она узнавала от взрослых.

Стоило бабе Вале сказать: «Не трогай чайник, он же горячий. Обожглась?» – как следовал удивительно точный ответ: «Нет, только обгорячилась».

Фиолетовую фиалку она тотчас же назвала фиалофкой, потому что ей показалось мало одной буквы «ф» для такого цветка.

Я не успел заметить, когда это произошло, но вдруг слова неожиданно прекрасные, смешные, милые стали рождаться в Аллочке, как серебряные пузырики в газированной воде.

Не успела моя жена открыть дверь и впустить, говоря словами нашей девочки, «всегдажданных» гостей бабу Валю и Аллочку, как из прихожей уже раздалось:

– Леля, Леля, на базаре живые цыплята-подростки продаются. Вам не надо?

– Нет, не надо. Мы не собираемся открывать в своей квартире птицеферму.

Но Алла, не дослушав Лелю, мчалась дальше:

– Дядя Эй, мы купили два шара. Два сосиски-шара и два круглых. Хочешь один надуть? Бери. Мне баба Валя еще купит.

– Спасибо большое.

– Пожалуйста большое.

Я засмеялся, хотя и понимал, что моя племянница права. Если есть «большое спасибо», то почему не может быть «большого пожалуйста»?

– В первое время я никак не могла привыкнуть, что вы живете так далеко, – сказала баба Валя, снимая пальто.

И тотчас же услышала брошенное Аллой мимоходом:

– А во второе время привыкла.

И через секунду уже на кухне спрашивала:

– Баба Ната, а почему у тебя кровать на высоких каблуках, а у нас на колесиках?

– Я не знаю, Аллочка. Такой ее сделали.

– А знаешь что… Мы хотим взять котеночка сибирского.

– Какого? – не расслышала баба Ната за шумом плиты.

– Маленького такого, – объяснила девочка, – который только что откатился.

Баба Ната успела улыбнуться, но не успела ничего ответить. Внучка со скоростью шаровой молнии выкатилась из кухни и понеслась дальше, всех цепляя и искрясь:

– Леля, Леля, что я хочу тебя спросить… Правда, гигиена прямо по деревьям лазит?

– Кто?

– Ну, животное такое, похожее на кошку: гигиена.

– Не гигиена, а гиена. Но ты, наверное, имеешь в виду леопарда?

Тете Леле не удалось узнать, что Аллочка имела в виду. В другой комнате залаял Квадрат, и она встрепенулась:

– Надо посмотреть, что там случилось.

Я догнал ее в прихожей, где наш пес облаивал соседку, пришедшую позвонить по телефону.

– Слушай, шаровая молния, ты можешь хоть минутку посидеть смирно? Я уже пятнадцать минут гоняюсь за тобой с коробкой, которую никак не могу подарить.

– А что это?

– Лото на четырех языках. Вот видишь карточки: яблоко, по-французски – пом, трамвайчик, груша…

Алла заглянула в коробку, ничего неожиданного эта игра ей не сулила. У нее дома уже было похожее лото.

– Могу посидеть, – сказал она. – Только не на стуле, не на полу и не на диване, а на тебе.

В одну секунду она вскарабкалась на диван, а оттуда ко мне на спину. Я ей помог поудобнее устроиться у себя на шее, а потом спросил:

– Ну, теперь ты меня выслушаешь? Бежать больше некуда, кроме как на люстру.

– Теперь выслушаю, – сказала она.

– Это лото не такое, как у тебя дома. Оно на четырех языках. Видишь карточку с яблоком? На обороте написано название яблока по-русски, по-немецки, по-французски и по-английски. Знаешь, как будет по-французски «яблоко»?

– Как?

– Ле пом. Повтори: ле пом – яблоко.

– Дядя Эй, скажи, а Леля знает языки?

– Знает.

– Какие?

– Немецкий немножко, французский немножко и очень хорошо английский.

– А я русский язык знаю наизусть, – заявила Алла и пришпорила меня, давая понять, что я слишком долго застоялся на одном месте и пора двигаться в каком-нибудь направлении.

– Алла, слезь сейчас же! – возмутилась мама Рита. – Забралась на шею к дяде, так сиди смирно или слезай сейчас же.

– А если я хочу повертучиться? – спросила дочь из-под потолка.

– Что это еще такое?

– Не знаешь? Повертучиться – значит повертеться.

И она тут же продемонстрировала на примере значение нового слова, повертучилась так, что одна ее нога вместе с туфлей попала ко мне в верхний карман вельветовой куртки, а головой так поддала люстру, что все лампочки закачались и зазвенели. Пришлось нам срочно убегать от мамы Риты, тети Лели и бабы Вали в другую комнату.

– Подвези меня к окну, – попросила девочка, когда погоня осталась позади, – мы двухэтажный человек.

– Может, нам пора снова стать одноэтажными людьми?

– Я только посмотрю на улицу, что там происходит.

Она протерла ладошкой стекло верхней фрамуги, посмотрела на крыши домов: островерхие, плоские, крытые жестью, черепичные – всякие, и с неожиданной серьезностью спросила:

– В одном городе сколько квартир? Стоколичество?

За это прекрасное числительное, неизвестное ни одному словарю, я готов был оставаться двухэтажным человеком хоть до завтра.

Мне очень нравились все слова, которые она с такой легкостью изобретала на глазах у изумленной публики: обгорячилась, фиалофки, повертучиться, стоколичество.

Присмирела Алла и успокоилась только за чаем и то ненадолго.

– Ой, Леля, наши ноги встретились под столом и поздоровались.

Леля засмеялась, баба Валя засмеялась, даже Рита хмыкнула. Мы все друг друга облучали улыбками почти после каждой фразы, которую произносила наша девочка. Она была в нашей семье полезней зеленого лука и редиски, полезней самого главного витамина. Я заметил, что с тех пор, как она стала нас смешить и радовать своими словечками и выходками, никто из нас ни разу не заболел гриппом. Все соседи и знакомые переболели, а мы хоть бы что, как будто переселились на другую планету. Потом я нашел этому научное подтверждение. Один английский врач писал, что «когда у человека хорошее настроение, он не предрасположен к болезням».

С появлением Аллочки в нашем доме я наконец понял, как самонадеянны взрослые люди. Везде только и слышишь от них: и дома, и в трамвае, и на работе, и на разных собраниях, – как они много делают для детей. И не замечают, как много для них делают дети. Для мамы Риты Аллочка на тетрадном листке к восьмому марта нарисовала такого головастого и длинного человечка с фиалофкой в руке, что ей до сих пор все завидуют. Для меня она специально вылепила из пластилина собаку зеленого цвета. Бабе Вале подарила свой любимый желудь с двумя сросшимися шляпками, бабе Нате – синее стеклышко, которое выменяла во дворе за две пуговицы. А тете Леле на день рождения принесла мох и торт. Моя жена потом две недели говорила, что ей никто никогда не дарил таких дорогих и редких подарков. Удивительно, как взрослые не замечают, что дети делают для них так много. Когда-нибудь я выступлю на самом большом собрании и скажу им прямо в глаза, что они неблагодарные. Я попробую втолковать зазнавшимся папам, мамам и бабушкам, что их сыновья, дочки, внуки и внучки, обладая гораздо меньшими правами и возможностями, все-таки ухитряются довольно сносно воспитывать своих родителей. Только они это делают незаметно, не размахивая ремнем и не читая нотаций. Они их просто учат улыбаться, учат быть веселыми и добрыми.

Ухаживать за Аллочкой было одно удовольствие.

– Еще отрезать пирога?

– Бе-бе!

– Что такое бе-бе?

– Ну, значит, не нравится.

– Тогда, может быть, печенье или еще одну конфетку? «Красную шапочку» или «Тузика»?

– Ква-ква.

– Что такое ква-ква?

– Это значит, и то и другое И «Красную шапочку» и «Тузика».

Алла удивлялась, что такие простые вещи мне нужно объяснять… Но она была терпеливой учительницей, а я способным учеником. Я знал, что ей второй раз не придется мне переводить на русский язык «бе-бе» и «ква-ква». С ее помощью я быстро усваивал язык детства. Ведь я тоже когда-то на нем говорил. Но с возрастом стал забывать кое-какие важные интонации.

Тетя Леля насмеялась досыта, напилась чаю, раскраснелась от удовольствия и жары.

– Я сниму свитер, – сказала она.

Подняла руки к потолку, и все увидели, когда она стягивала через голову свитер, что у нее под мышками лопнула майка по шву и образовалась большая дыра. Мама Рита тактично промолчала, баба Валя промолчала, и я сделал вид, что ничего не заметил. Казалось, и у Аллочки не осталось никаких сил для того, чтобы обращать внимание на всякие пустяки. Ее клонило в сон, она прислонила голову к маме, но, увидев дыру, тотчас очнулась и забила тревогу.

– Ой, Леля! – выкрикнула она. – Я тебе безрукавку подарю.

– Нужна мне твоя безрукавка, – смутилась Леля.

– Нет, ее зовут безрукавка, а она с рукавами. Я на день рождения тебе подарю. А может, даже ближе. А то у тебя очень костюм какой-то беспризорный.

Выполнив свой последний долг перед взрослыми людьми: указав им на дыру, которую никто из них не заметил и сама Леля не знала, девочка опять прислонилась к маме Рите, доверчиво зажмурилась и, помолчав минут пять, вдруг сказала полусонным, тихим голосом:

– Почему с нами не живет ни один дядя? У всех есть, а у нас нету.

Что могла ей ответить мама Рита? Что могли ей ответить все мы? Она спрашивала не про дядю Эй и не про какого-нибудь другого дядю с улицы. Она спрашивала про того, кто отказался от очередного человеческого звания. От звания отца. Слово «папа» она пока просто не знала.