"Волшебные сказки" - читать интересную книгу автора (Бореев Георгий)

Ариаднина нить

По древнегреческим сказаниям, у легендарного царя острова Крита Миноса и его жены Пасифаи была дочь Ариадна, спасшая от смерти афинского героя Тезея. Желая отомстить афинянам за убийство сына Андрогея, Минос заставил их платить страшную дань: отсылать на Крит каждый год семь юношей и семь девушек, которых отдавали на растерзание Минотавру — страшному чудовищу с туловищем человека и головой быка. Юношей и девушек заключали в так называемый лабиринт — огромный дворец с бесчисленным количеством комнат и такими запутанными ходами, что выбраться из него не было никакой возможности. Узнав об этом, Тезей изъявил желание отправиться в числе юношей на остров Крит, чтобы убить Минотавра и избавить свой народ от позорной дани. Встретив Тезея, Ариадна с первого взгляда полюбила его и, чтобы избавить его от неминуемой гибели в лабиринте, дала ему клубок ниток. Уничтожив чудовище, Тезей с помощью клубка (нити Ариадны) благополучно выбрался из лабиринта. С тех пор выражение нить Ариадны стало употребляться в значении путеводная нить — способ выйти из трудного, запутанного положения. В этом же смысле, но несколько перефразированное (ариаднина нить), оно употребляется и в настоящее время.

Сказка о маме

Выстраиваю строчки телеграммы, Вымучиваю, будто бы стихи, Который раз пишу я: «Здравствуй, мама!» А дальше снова много чепухи. Пишу: «Прости, что не пишу ответы: Когда сажусь письмо домой писать, То к домику открытого конверта Мне хочется трубу подрисовать…» Задумаюсь… и комкаю бумагу, И снова: «Мама, я совсем один!..» Нет, нет, не так, а лучше: «Здравствуй, мама! Прости, что не пишу. Целую, сын». Мои слова, корявые, простые, Сейчас нырнут в густеющий простор И полетят в таежную Россию Над теремами елей, пихт и гор. Деревни, села, города минуя, Они промчатся утром над мостом, Бредущим через реку ледяную На берег тот, в который врос мой дом. Сверкнут рога трубящего трамвая… Подъезда дверь… На лестнице темно… Забарабанит дождь, как будто заяц, Упругой лапкой в мамино окно. И выйдет мама в штопаной вельветке И в фартуке, испачканном мукой, И тут слова так искренне — по-детски В ее подол уткнутся головой. И мама, замерев, про все забудет… А после — вытрет щеки наконец И выдохнет: «Друзья-то все как люди, А этот — непутевый, как отец…» Потом засуетится, снимет фартук И над письмом склонится допоздна, И осень скользкий лист наклеит маркой На старенький конверт ее окна.