"Наступление моря [Нашествие моря]" - читать интересную книгу автора (Верн Жюль)

Глава тринадцатая. ОАЗИС ЗЕНФИГ

Шотт Мельрир с болотами Фарфария на севере изображен на геодезических планах в виде прямоугольного треугольника. Гипотенуза треугольника, почти прямая линия, которая начинается от Тахир-Насу, тянется вплоть до пункта, расположенного ниже 34°, от оконечности второго канала. Более длинная сторона треугольника, прихотливо извиваясь, лежит вдоль указанной градусной дуги и заканчивается, как и на востоке, второстепенными шоттами. Короткая сторона треугольника поднимается на запад к селению Тахир-Насу, придерживаясь почти параллельного направления железнодорожной линии через Сахару, спроектированной в виде продолжения линии Филипвилль-Константина-Батна-Бискра, профиль которой подлежал изменению, чтобы избежать постройки ветви, соединяющей главную линию с портом на новом море. Эта большая котловина, площадь которой уступает, однако, площадям Джерида и Феджеджа, имеет в длину 55 километров от конечного пункта второй части канала, проектированного на западном берегу. Котловина эта может быть обводнена лишь на поверхности 6000 квадратных километров, ибо остальная часть ее расположена выше уровня воды в Средиземном море. Таким образом, общая площадь нового моря должна была занимать 8000 квадратных километров, заключенных в границах двух шоттов, и 5000 квадратных километров материка должны были оставаться вслед за окончательным обводнением Рарзы и Мельрира вне воды. Эти необводненные пространства должны были, следовательно, образовать собой острова или архипелаг из двух островов посередине Мельрира. Одним из этих островов был бы Хингиз, по внешнему виду прямоугольник, посередине шотта, разделяющий его на две части; второй должен был занимать крайнюю часть, заключенную между двумя сторонами прямого угла, вблизи Страри. Что же касается остальных островков этого архипелага, то они должны были вытянуться параллельными линиями по направлению к юго-востоку. В будущем, когда суда отважатся проходить у этих островов, им пришлось бы строго придерживаться путевых знаков, которые предполагалось здесь установить, чтобы по возможности уменьшить риск опасного плавания.

На поверхности обоих шоттов, подлежащих в будущем обводнению, были расположены несколько оазисов с пальмовыми лесами. Владения эти были выкуплены у собственников. Сумма уплаченного Франко-иностранным обществом вознаграждения не превышала пяти миллионов франков, и предполагалось возместить ее впоследствии путем эксплуатации двух с половиной миллионов гектаров земельных угодий и лесов, уступленных обществу правительством.

В ряду различных оазисов Мельрира наиболее значительный занимал площадь приблизительно в 3–4 километра. Он лежал посредине Хингиза, в части его, обращенной к северу. Таким образом, после обводнения его окраины должны были покрыться водами северной части шотта. Этот оазис был богат наилучшими сортами финиковых пальм. Тамошние финики, доставляемые на различные рынки Джерида, ценятся весьма высоко. Оазис этот назывался Зенфигом. Его сношения с главнейшими поселениями: Ла-Гаммой, Нефтой, Тозером и Табесом были ограничены редкими посещениями караванов в период сбора плодов.

Под сенью больших деревьев Зенфига проживало от 300 до 400 туарегов, одного из наиболее опасных племен Сахары. На всей этой части оазиса расположено было около сотни домов. По направлению к центру оазиса тянулись обработанные поля, пастбища, обеспечивающие существование людей этого племени и принадлежащих им домашних животных. Потребности населения в воде удовлетворялись из уэда, который должен был преобразоваться впоследствии в один из притоков нового моря.

Оазис Зенфиг служил лишь кочевым туарегам, которые бродили по пустыне, для возобновления запасов еды. Этого оазиса опасались, и не без основания. Караваны избегали насколько возможно проходить поблизости от него. Нередко на них нападали в окрестностях Мельрира шайки, вышедшие из Зенфига. Следует упомянуть о том, что подступы к самому оазису были весьма трудными и опасными. Почва шотта вдоль Хингиза была крайне неустойчива, с сыпучими песками. По этому грунту, относящемуся к плиоценовой формации, то есть песчаному с примесями гипса и соли, вели в оазис лишь несколько труднопроходимых тропинок, известных только местным жителям, придерживаться которых было обязательно во избежание провала в сыпучие пески. Очевидно было, что когда эта рыхлая почва, в которой вязли ноги, покроется водой, Хингиз утратит свою недоступность. Поэтому здесь сейчас обосновалась самая непримиримая оппозиция. Непрестанные призывы к священной войне против иностранцев исходили всегда из Зенфига.

Среди всех племен Джерида племя Зенфига занимало ведущее место и пользовалось огромным влиянием. С этим положением туарегам пришлось бы, однако, расстаться в тот день, когда воды Малого Сырта превратили бы Хингиз в центральный остров Мельрира.

Община туарегов в оазисе Зенфит сохранилась в своей первоначальной чистоте. Обычаи, нравы не подвергались здесь ни малейшим изменениям. Мужчины туареги были очень красивы, с серьезным выражением лица, гордой осанкой, медленной поступью, с отпечатком достоинства. Все жители носят перстни из змеевика, придающие по поверию особую мощь правой руке. Туареги храбры и не боятся смерти. Они сохранили одежду своих предков — гандуру, из хлопчатобумажной ткани Судана, бело-голубую сорочку, шаровары, стягиваемые у щиколотки ноги, кожаные сандалии, на голове шешья, окутанная платком, свернутым в виде тюрбана, с которого падает вуаль, спускающаяся до рта и оберегающая губы от пыли. Женщины их великолепны. У них голубые глаза, густые брови, длинные ресницы; ходят они всегда с открытым лицом и опускают вуаль в весьма редких случаях, разве только в присутствии посторонних, в знак уважения к последним. У домашнего очага туарегов нельзя встретить несколько хозяек, так как в противоположность заповедям Корана они не допускают многоженства, хотя и принимают развод.

В этой части Мельрира туареги составляли как бы совершенно обособленную народность, которая не сливалась с остальными племенами Джерида. Вожди их поднимали своих подданных для набега, лишь будучи уверенными в большой добыче или же в случаях мщения враждебному племени. Туареги Зенфига были весьма опасными разбойниками. Не раз военными властями были организованы экспедиции против этих разбойников, но им всегда без труда удавалось укрываться в отдаленных убежищах Мельрира.

Хотя туареги ведут очень скромную жизнь, не употребляют в пищу рыбу и дичь, ограничиваясь весьма незначительным количеством мяса, довольствуясь финиками, винными ягодами, ягодами «salvadora persica», мукой, молочными продуктами и яйцами, они тем не менее, презирая всякий труд, держат рабов, так называемых «имрад», на которых возложены все тяжелые работы. Что же касается «ифгуна», марабутов, продавцов ладанок, то все они пользуются значительным влиянием среди туарегов, в особенности в этой местности Мельрира. Эти-то фанатики и проповедовали восстание против осуществления проекта строительства моря Сахары. К тому же они суеверны, верят в духов, страшатся призраков настолько, что не оплакивают даже мертвецов своих из опасения их воскресения и память о почившем в семьях изглаживается одновременно с его кончиной.

Вот в общих чертах отличительные свойства людей племени Зенфиг, к которому принадлежал и Хаджар. До тех пор, пока он не попал в руки капитана Ардигана, он был всегда признаваем вождем племени. Оттуда же родом была вся его семья.

Наравне с Хаджаром и мать его Джемма пользовалась чрезвычайным почетом среди туарегов, и это чувство к ней со стороны женщин Зенфига граничило с обожанием. Они разделяли ненависть, которую питала Джемма к иностранцам. Она умела подчинять их волю своей так же, как сын ее подчинял себе волю мужчин. Читатели помнят, каким влиянием пользовалась Джемма над Хаджаром. Женщины этого племени значительно более образованны, чем их братья и мужья. Они владеют письмом и в школах преподают родной язык и грамматику. Что касается экспедиции Рудера, то они ни на минуту не скрывали своего враждебного отношения к ней.

Всем племенам Мельрира грозило разорение от обводнения шоттов. Их разбойничий образ жизни стал бы невозможным из-за отсутствия караванов по Джериду. В довершение всего совсем нетрудно стало бы отыскать их в их убежищах, раз последние сделались доступными с моря для судов. Исчезнет главная их защита — зыбкая почва, на которой люди и кони рисковали каждую минуту провалиться.

Известно уже, при каких обстоятельствах Хаджар был взят в плен после столкновения со спахисами капитана Ардигана, как он был заключен в Габесе и как с помощью матери, брата и некоторых друзей ему удалось бежать накануне того самого дня, когда он должен был быть отправлен на сторожевом судне в Тунис, чтобы предстать перед военным судом. После бегства Хаджару благополучно удалось пройти по шоттам и вернуться в оазис Зенфиг, где Джемма не замедлила присоединиться к нему.

Весть о захвате Хаджара вызвала чрезвычайное волнение. Как могло случиться, что этот вождь туарегов, для которого каждый из них охотно пожертвовал бы своею жизнью, оказался в руках заклятых врагов! Можно ли было надеяться, что он спасется от них? Не был ли он заранее осужден? Все это очень волновало жителей Зенфига. Зато с каким восторгом был он встречен по возвращении! Беглец торжественно был пронесен на руках. Со всех сторон раздавались в знак радости ружейные выстрелы, бой в «табель», местные барабаны и звуки скрипки — «ребаца». Возбуждение страстей было настолько сильно и всеобще, что достаточно было бы мановения руки Хаджара для того, чтоб все приверженцы его кинулись на селения Джерида!

Но Хаджар сумел обуздать буйные порывы туарегов. Прежде всего необходимо было, ввиду угрозы возобновления работ, обеспечить безопасность оазисов, расположенных в юго-западном углу шоттов. Нельзя было допускать, чтобы иностранцы превратили Мельрир в обширный судоходный бассейн. Надлежало прежде всего остановить работы на канале.

Одновременно было доведено до сведения Хаджара о предстоящем, не позднее как через двое суток, прибытии экспедиции, под начальством капитана Ардигана, к оконечности канала, где должна была произойти встреча с другой экспедицией, выступившей из Константины.

Шайка в несколько сот туарегов, под предводительством самого Хаджара, произвела нападение, последствия которого были крайне неприятны для строителей.

Появление в лагере инженера Мезаки, его предательство, захват инженера, капитана и четырех их спутников — все это было последовательно исполнено, по заранее обдуманному Хаджаром плану.

Все пленные направлены были в оазис Зенфиг, прежде чем удалось спахисам лейтенанта Вильетта догнать шайку.

Одновременно с шестью пленниками туареги захватили и коней, оставшихся в лагере, принадлежащих инженеру, офицеру, унтер-офицеру и двум спахисам. Пленники вынуждены были сесть верхом на своих собственных коней, а один из верблюдов предоставлен был Франсуа, который с большими затруднениями взобрался на него. После этого вся шайка скрылась в темноте.

Следует здесь отметить, что пес старшего вахмистра Пиколя появился как раз во время нападения, и, не зная, что он бежал впереди отряда, Сохар не препятствовал ему следовать за пленниками.

Готовясь к этому нападению, туареги имели при себе запас провизии на несколько дней, а провизия, следовавшая на двух верблюдах, обеспечивала пропитание всей шайки до возвращения домой.

Предстоящий им переезд был очень тяжел, ибо необходимо было сделать около 50 километров от восточной оконечности шотта до оазиса Зенфиг.

Первый переход привел пленников в тот пункт, где Сохар останавливался, прежде чем напасть на лагерь в Голеа. Туареги сделали там привал, приняв все меры к тому, чтобы воспрепятствовать капитану Ардигану и его товарищам бежать. Пленникам пришлось провести ужаснейшую ночь, ибо ливень не прекращался до рассвета. В качестве прикрытия могли они воспользоваться лишь мелкими порослями небольшого леска пальм. Прижавшись друг к другу, окруженные туарегами, хотя и лишенные возможности бежать, они могли по крайней мере переговариваться между собой. В распоряжении их пока не было никаких данных, на основании которых они могли бы с уверенностью предполагать участие Хаджара во всем совершившемся с ними. Чрезвычайное возбуждение умов во многих племенах Джерида, а в особенности — Мельрира, и без того вполне разъясняло причины произведенного на них нападения. Дошла, вероятно, до некоторых вождей туарегов весть о предстоящем прибытии отряда спахисов на верфь. Кочевые туземцы сообщили им о том, что ожидали прибытия инженера общества для осмотра работ в Мельрире, прежде чем будет прокопан порог Габеса.

Тогда-то впервые капитан задал себе весьма серьезный вопрос: не был ли он обманут этим туземцем, встреченным накануне в Голеа, и заключение, к которому он пришел, было им сообщено товарищам.

— Вы, вероятно, правы, капитан, — заявил унтерофицер. — Этот человек никогда не возбуждал во мне доверия.

— Но если это так, — заметил инженер, — что осталось с лейтенантом Вильеттом? Он не застал, следовательно, в оазисе Гизеб ни Пуантара, ни рабочих артели?

— Допустив, что он добрался туда, — продолжал капитан, — и что Мезаки действительно предатель, как подозреваем мы, у него не могло быть иной цели, как удалить Вильетта и его людей, покинув их незаметно в пути.

— Кто знает, не присоединится ли он еще к этой шайке, захватившей нас! — воскликнул один из спахисов.

— Это нисколько не удивило бы меня, — сознался Писташ.

— Действительно, — добавил Франсуа, — отряд не мог быть далеко, раз мы слышали лай собаки почти одновременно с нападением на нас туарегов.

— Ах, Куп-а-Кер, Куп-а-Кер, — повторял унтерофицер Писташ, — где-то он теперь? Не прибежал ли он за нами сюда? Или, вернее, пожалуй, что вернулся к своему хозяину, чтобы сообщить ему…

— Да вот он!.. Вот он! — воскликнул в эту минуту один из спахисов.

Легко вообразить, с какой радостью встречен был верный пес. Как его ласкали и как целовал его добрую морду Писташ!

— Да… Да! Это ты! А где же остальные и старший вахмистр Николь, твой хозяин?

Пес охотно отвечал бы на эти ласки радостным лаем, но унтер-офицер заставил его молчать. Впрочем, туареги могли предполагать, что пес находится в лагере Голеа вместе с капитаном и считали вполне естественным, что он прибежал вместе с ними.

С наступлением утра пленникам дали пищу — лепешку с кускусом и финиками, а для утоления жажды воду из уэда, протекавшего у опушки лесочка. С того места, где они находились, виднелся шотт, соляные кристаллы которого блестели при восходящем солнце. По направлению к востоку взгляд упирался в полосу дюн, округлявшихся с этой стороны. Таким образом, невозможно было рассмотреть оазис Голеа. Тщетно Шаллер, капитан Ардиган и их товарищи направляли взоры к востоку, в надежде, быть может, увидеть лейтенанта, спешащего к этой части шотта.

— Не может быть сомнения в том, — повторил офицер, — что Вильетт прибыл вчера вечером в Голеа. — И можно ли предполагать, что, не застав нас там, найдя лагерь покинутым, он не кинулся немедленно на поиски?

— Не подвергся ли он, в свою очередь, нападению, когда ехал сюда? — заметил инженер.

— Да. Все возможно, — отвечал Писташ, — все возможно с Мезаки! — Попади он только когда-нибудь мне в руки, я желал бы, чтобы у меня тогда выросли когти, чтобы содрать с него его подлую шкуру.

В это время Сохар распорядился, чтобы готовились к отъезду. Капитан Ардиган подошел к нему.

— Что вам нужно от нас? — спросил он. Сохар не отвечал.

— Куда ведут нас?

Сохар ограничился тем, что грубо скомандовал:

— На коней!

Приходилось повиноваться. Для Франсуа самым неприятным было, что он не мог побриться утром в этот день.

Вдруг раздался крик унтер-офицера.

— Вот он! Вот он! — повторял он.

Все глаза устремились на того, на кого указывал Писташ.

Это был Мезаки. Доведя отряд до Гизеба и пользуясь ночной теменью, он скрылся и только что присоединился к шайке Сохара.

— С таким негодяем нечего говорить! — промолвил капитан Ардиган, и так как Мезаки нахально посмотрел на него, он повернулся к нему спиной.

Франсуа же сказал следующее:

— Действительно, этот тарги, по всему видно, не из числа порядочных людей…

— Это, брат, ты верно заметил! — отозвался Писташ, впервые употребив местоимение «ты» в своем обращении к Франсуа, но такая вольность не оскорбила сего достойного мужа.

Гроза прошла. На небе не было ни малейшего облачка, а на поверхности шотта не ощущалось дуновения ветра. Переход был весьма тяжелым. На этой части котловины нельзя было встретить ни одного оазиса, а укрыться под деревьями можно было лишь по прибытии на стрелку Хингиз. Сохар продвигался вперед ускоренным аллюром. Он спешил возвратиться в Зенфиг, где его поджидал брат. Пока еще ничего не указывало пленникам на то, что они попали в руки Хаджара. С некоторым основанием, однако, капитан и Шаллер представляли себе, что последнее нападение не имело целью лишь ограбить лагерь Голеа, так как ожидаемая добыча была слишком незначительна. Скорее, этот набег был организован как бы для мщения со стороны племен Мельрира, и кто знает, не придется ли капитану и его товарищам заплатить свободой, а быть может даже и жизнью, за этот проект создания внутреннего моря Сахары?

В продолжение первого дня были сделаны два перехода и пройдено 25 километров. Зной был чрезвычайно тяжким. Больше всех страдал, несомненно, Франсуа, взгромоздившийся на спину верблюда. Непривычный к толчкам, он буквально казался разбитым, и пришлось привязать его, чтобы спасти от падения.

В продолжение первых двух переходов Сохару пришлось придерживаться некоторых тропинок, хорошо знакомых ему, чтобы не попасть в какую-нибудь трясину. Но на следующий день путь пролегал по вполне устойчивой почве Хингиза.

Дальше переходы совершались в более благоприятных, чем накануне, условиях, и к вечеру Сохар прибыл вместе со своими пленниками в оазис Зенфит. И каково же было изумление пленников, сменившееся вслед за тем слишком, к сожалению, основательными опасениями, когда они очутились лицом к лицу с Хаджаром!