"Субмарина «Голубой кит»" - читать интересную книгу автора (Мирер Александр)15. ЛЕПЕСТОКАккуратист Квадратик пришел к мостику в двенадцать пятьдесят пять. Катя, обычно не отличавшаяся точностью, пришла в то же время. Они столкнулись на шатучем мостике и покраснели оба. Оказывается, и Квадратик был в задумчивости, и тоже не заметил Катю, пока мост не закачался под ногами. — Соблюдаешь уговор, Катерина! — А ты как думал? Игорь пожал плечами. Не сговариваясь, ребята повернули к Верхним Камням. На ходу их портфели раскачивались и стукали друг друга. Игорь лез по краю откоса, молча посвистывал, пока не добрались до камней. Уже стоя на берегу, он предложил: — Садись, Катерина. Поговорить надо, с рисованием. Он был — Ты с моим батей не познакомилась, — пояснил Квадратик, открывая портфель. — Как он с флота вернулся, всегда говорит: с рисованием… Что означает? Технический разговор надо пояснять чертежом. Вот что означает — поговорить с рисованием… Он уложил портфель на откосе, подпер кусками песчаника — получился стол. На портфеле разместилась папка для черчения, два листа бумаги и шариковая ручка «Союз». — Значит, послал я депешу, — ровным тенорком говорил Игорь. — Предупреждение будто есть… текст по правилам, поймут они текст. Теперь будет вопрос другой. Поскольку дело государственное, надо в институте предупредить. Насчет Верхних Камней. Вот так, Катерина. — Ты не мог бы звать меня Катей? — Могу. Теперь будет так… Надо твоего батю достать хотя бы из-под земли. Предупредить. Мало ли кто на камни заберется… Катя с горечью осмотрела скельки — всё, прощайте перемещения! Этот мальчишка сам был, как кремешок. Квадратик! И он был прав. Кате захотелось сказать ему что-нибудь обидное и неприятное. Тоже по-взрослому. Что у него ботинки все извохренные или другую гадость, — с трудом пересилила себя, смолчала. К тому же явился Митька и вытащил из-за пазухи полуживого мышонка. — Все я обдумал. Полночи обдумывал. От института все исходит, это точно. Вот смотри… — говорил Квадратик. Он щелкнул ручкой «Союз» и вычертил на листке что-то вроде листа клевера, но сильно вытянутого. Вот так: Посреди сооружения он провел пунктирную линию и надписал над ней: «Ос передачи». Затем продолжил пояснения: — Ежели человека передавать как радиограмму, нужна антенна. Как при радиолокации. Понимаешь ли, не знаю… Антенна — ясное дело! Какая же передача без антенны? — Антенна должна быть остронаправленная, чтобы волны шли пучком. Как луч прожектора. Вот луч я нарисовал, по оси передачи. — Так это — У меня с грамматикой слабо, — твердо признался Игорь. — Борюсь. Ты слушай, однако. Вот луч по оси передачи. Однако по бокам обязательно есть боковые лучи. Лепестки, вроде как отростки. От них избавиться невозможно, понимаешь? Ты, однако, должна помнить, как они жаловались, что лепесток… — …перегружен, — подтвердила Катя. — Так вот какой лепесток! — Догадалась? — сказал Игорь, но для верности надписал на рисунке: «Лепесток». — Почему же он перегружен, — восхищенно закричала Катя, — почему?! — А ты в нем сидела. — Я?! — Конечно, ты, — невозмутимо окал Квадратик, — конечно! По оси передачи отправлялся этот… Катя осела, как тесто. Она смутно воображала, что ее передавали, так сказать, персонально — ради ее прекрасных качеств. И — нате вам. Довесок! Игорь сказал с суровостью в голосе: — А вот точка отправления. Смотри! — и поставил кончик ручки на хвостик, из которого расходились все три лепестка. — Это институт. Они все разом посмотрели на бетонный забор — на простой бетонный забор, не слишком даже высокий. Виднелся оранжево-красный хобот подъемного крана и стеклянный угол нового корпуса. — Точно? — Иного быть не может! — отрезал Игорь, произнося «иного» не так, как читается, — «иново», — а так, как пишется. — Не больно ли ты много знаешь? — недоверчиво сказала Катя. Садов заглянул себе за пазуху — к мышонку, пощекотал его пальцем и спросил: — Почему? — Потому что потому, по ботве да по кочану, — ответил всезнающий Игорь. — Чтобы тебя показали по телевизору, ты пойдешь на студию или будешь на печке сидеть? Думаю, в институте есть какой-то передатчик. Думаю, Верхние Камни под него подпадают. Поняли? Был бы передатчик в Свердловске, цеплял бы свердловчан. В Дровне поставили — цепляет дровненских… Однако поздно уже. Пошли в институт. Катя пошла неохотно. Лишь авторитет Игоря заставил ее пойти. Митя сочувственно пыхтел и пытался ее утешить своим мышонком. Безуспешно. Катя едва переставляла ноги и думала, что институт подводить нельзя. Что он — свой, почти как дом или школа. Из-за него сюда понаехало столько людей. Что надо пойти и все рассказать. Другое поведение — предательское поведение… Думала-то думала, но все надеялась, что хоть по дороге случится нечто и избавит ее от необходимости выдавать секрет взрослым. По дороге не случилось ничего. Никто даже не встретился до самой проходной. Там уж послышались голоса и шаги. К элегантному бетонному козырьку спешили разные люди — прошла, например, группа десятиклассников. Зачем — неизвестно. Втроем они вступили под козырек, нависший над стеклянными дверьми проходной. Почтительно посмотрели вверх — вся внутренняя поверхность козырька была в застекленных круглых окошечках, как речной откос бывает в ласточкиных гнездах. За стеклами можно было рассмотреть небольшие лампочки. Так необычно и модно освещалась проходная по вечерам! А в вестибюле проходной была еще стена из толстых переливчатых стеклянных блоков. Подтянутые вахтерши в полувоенных кителях стояли за никелированными турникетами-вертушками. Все проходящие небрежно показывали вахтершам коричневые плотные книжечки — пропуска. Здесь было гулко и чисто и пахло на свой особый манер: масляной краской, бетоном, пластмассой и щами с томатом из столовой. Катя уже бывала здесь, встречала отца несколько раз. Справа, на стеклянной стенке, были специальные телефоны, внутренние. По ним можно было разговаривать с другими институтскими телефонами, а чтобы звонить в город, тут же висел телефон-автомат. Катя важно подошла к внутреннему телефону и сказала: — Два-три-три, пожалуйста. Телефонистка ответила: — Соединяю. И запищал длинный гудок вызова, а после двух гудков ответил веселый голос: — Теплякова слушает! Тогда Катя произнесла второе заклинание: — Будьте любезны пригласить Яков Иваныча. На что последовало встречное заклинание: — А кто его спрашивает? — Дочь его спрашивает. Голос стал опять веселым и ответил: — Ваш отец, Катюша, в лаборатории, а звонить туда из города нельзя, а нам крепко-накрепко запрещено туда звонить. А что ему передать, когда он освободится? — Спасибо, ничего. Он скоро освободится? — Неизвестно никому, Катюша. — Я звоню не из города, из проходной. Можно ему позвонить из проходной? — Все равно нельзя, — сочувственно сказала Теплякова. — Что-нибудь дома случилось, что вы пришли? — Ничего не случилось… Катя не удержалась и спросила, откуда товарищ Теплякова знает, как ее звать. — А мы тут всё знаем! — весело возразила товарищ Теплякова. И они распрощались — одна весело, вторая довольно угрюмо. — Ну что делать? — спросила Катя у Игоря. Он поправил фуражку и сделал глаза щелочками. Скулы у него стали такими же квадратными, как плечи. — Дай-ко мне трубочку… Девушка, пожалуйста, начальника института… Ну, директора, хорошо. Х-м… Пожалуйста, директора… Постой! — Он растерянно посмотрел на зеленую телефонную трубку. — Торопыга! Говорит: «Ушел на территорию», и трубку — хлысть! Митя, про которого Игорь с Катей совсем забыли, подступил к ним и застенчиво промолвил: — Хлопцы, если Квадратик догадался правильно… Хотя я не знаю… — Он замялся. — Да говори, чего хотел! — зашипела Катя. — Ничего я не хотел! — обиделся Митя. Катя дернула себя за косу. Проклятый характер! Вечно кого-нибудь обидит нехотя! — Ну, Митенька, — сказала она заискивающим голосом, — что ты, в самом деле? — Хлопцы, — начал Митя заново и засмеялся, посмотрев на Катю. — Хлопцы та девчата, если они опять готовят радиопередачу? Они, наверное, все собрались там и смотрят, а? — Точно! — вскрикнул Игорь. И-у-у-х! — будто вихрь закрутился на кафельном полу вестибюля, взвизгнули и закачались на петлях тяжелые стеклянные двери! Вся тройка мчалась на речку, размахивая портфелями. Еще сверху, еще с асфальтовой дорожки, они услышали команду к разводу караула и увидели тот же белый мяч над забором. А выбежав к камням, они услыхали уже: «Мяч направо! Два-два!» — Опоздали, лешаки! — сказал Квадратик. — Ничего! — крикнула Катя. — Вчера они позже начинали! — Много позже! — пискнул запыхавшийся Митя. И еще через полминуты компания сидела на Полудыньке, держась за руки, чтобы не скатиться в воду. Сидела и смотрела с надеждой на стеклянные стены нового корпуса. С тщетной надеждой — перемещения не было. Пять минут, десять, нет — все напрасно. Было уже пятнадцать минут третьего — ничего… Первому надоело сидеть Мите. Он освободил мышонка из кисета, заглянул ему в мордочку и сообщил: — Проголодался мыш-мышович, а звать его Панькой. Алле! Мыш-мышович Панька исчез неведомо куда, и фокусник, опасливо посмотрев на Катю, прошептал: — Перемещение… алле! Панька появился, как исчезал, неведомо откуда. Никто не засмеялся, к Митиному огорчению, и он полез на берег, так как по беспечности бросил там портфель, а в портфеле у него был сыр для Паньки. Катя немного позавидовала Митеньке. Груз ответственности нисколько не уменьшил его жизнерадостности. — Ладно, — сказала она Игорю. — Пока объясни мне про батискаф и про атомные подводные лодки. А то я дура-дурой, ничего не знаю. Квадратик еще вчера удивился. Профессорская дочка не знает про батискафы и подводные лодки! Но объяснять было вдвойне приятно. Игорь ни за что не признался бы, что Катя ему нравится. А может, и не нравится, а просто… Тут он запутался. Хорошая девчонка, в общем. Даже не очень задается. Мало ли кто не задается! Ему было приятно, что Катя запросто говорит: «Расскажи, я не знаю». Хотя и профессорская дочь. Он снова устроил из портфеля стол, пощелкал шариковой ручкой и приступил к лекции. Они с Катей примостились на двух узких концах Полудыньки, а на желтом шероховатом ее горбе лежал портфель… Но вот что, дорогой читатель. Следующая глава будет вся целиком занята «лекцией Квадратика» и его же рисунками к этой лекции о батискафах и атомных подводных лодках. Кому неинтересно — может пропустить главу. Ведь читателю лучше (или хуже), чем герою повести. Возможно, читатель |
||||||
|