"Подруга Дьявола" - читать интересную книгу автора (Робинсон Питер)

10

Было уже почти двадцать минут первого, когда Энни, обойдя стороной полицейское управление, чтобы избежать вопросов любопытных сослуживцев, шла по Черч-стрит к «Черной лошади». Она от души надеялась, что Эрик, не дождавшись ее, ушел, это избавило бы ее от необходимости вступать с ним в неприятные объяснения. Проще было бы вообще не приходить, но она понимала, что от Эрика так просто не отделаешься, на таких, как он, приходится воздействовать уговорами.

Энни специально оделась так, чтобы подчеркнуть нежелательность этой встречи: старые стоптанные кроссовки, заношенная юбка до колен, черный свитер-поло, джинсовая куртка. И никакого макияжа — отказаться от макияжа было для Энни непросто, намного труднее, чем она ожидала. Она не любила выставлять себя напоказ, но сейчас — она и сама не сумела бы объяснить почему — ей хотелось ошеломить посетителей своим появлением, заставить их повернуть головы в ее сторону, а потом громогласно объявить Эрику, что его общество ей не подходит. Но она понимала: нельзя делать ничего, что распалило бы его упрямство.

Все вышло так, как она и предполагала. И неудивительно: в пабе были исключительно мужчины, и, когда она вошла в небольшой зал, они, как по команде, повернули к ней головы. Все, в том числе и Эрик. Энни с тяжелым сердцем и вымученной улыбкой села напротив него.

— Прости за опоздание, — извинилась она, отбрасывая назад волосы. — Неожиданные дела.

Она говорила правду. Ее встреча с суперинтендантом Брафом продолжалась дольше, чем она планировала. Ей стоило большого труда убедить его серьезно отнестись к информации Ферриса. В конце концов Браф согласился и разрешил ей начать поиски австралийца и Сары Бингем, пока Феррис сделает все возможное, чтобы отыскать волосы для проведения сравнительного анализа.

— Все в порядке! — с улыбкой успокоил ее Эрик. — Я так рад, что ты пришла. Выпьешь что-нибудь?

— Просто тоник, пожалуйста.

Энни решила уладить все дела цивилизованным образом, еще до обеда и с ясной головой.

— А что так? — с недоумением спросил Эрик, перед которым стояла почти пустая кружка «Гиннесса».

— Рабочий день еще впереди, — пояснила Энни. — Надо сохранить ясную голову.

— У тебя, должно быть, ответственная работа. Сейчас, я только закажу тоник, и ты расскажешь мне о ней.

Эрик направился к стойке, а Энни раскрыла меню. Она проголодалась. Выбор, конечно, небольшой, но вегетарианские сэндвичи вполне подойдут. Или сэндвичи с сыром и луком? Подняв глаза от меню, она увидела приближающегося Эрика: в руках — стакан с тоником, на лице — радостная улыбка. У него были ровные белые зубы, прядь темных волос закрыла один глаз. Он, похоже, не брился после их встречи. Протянув Энни бокал, он чокнулся с ней своей кружкой.

— Выбрала? — спросил он.

— Что?

— Что будем есть.

— А, да, выбрала, — кивнула она. — Сэндвич с грибами, моцареллой и печеным красным перцем. А что тебе? Говори, я закажу.

Эрик накрыл своей ладонью ее руку, лежавшую на столе, и встал со стула.

— Нет. Я сам закажу, ведь это я пригласил тебя. Кстати сказать, я тоже вегетарианец, а потому буду есть то же самое. — Он улыбнулся. — Видишь, и это нас объединяет.

Энни промолчала. Он опять направился к стойке, а она, глядя ему вслед, подметила, что у него красиво очерченные ягодицы. Хотелось бы знать, что, на его взгляд, объединяет их… кроме вегетарианства. Она мысленно выругала себя за греховные мысли и настроилась неукоснительно выполнить задуманное, но вдруг задала себе вопрос: а надо ли это делать. Надо! Ведь в ее жизни и карьере нет места для молодого музыканта, курящего марихуану, да к тому же еще и дамского угодника, какими бы привлекательными ни были его задница и улыбка.

— Будет готово через несколько минут, — сказал Эрик, садясь на свое место и прикуривая сигарету; он протянул пачку Энни, но она отказалась.

— Знаешь, тебе не стоило посылать мне по электронной почте послание, которое я получила вчера вечером, — объявила Энни, потягивая тоник.

— Ту фотографию? Прости. Я подумал, тебя это рассмешит, только и всего.

— Да, конечно… Вот в этом вся разница между нами. Меня это не рассмешило. Если кто-нибудь увидит снимок…

— А кто еще может увидеть? Я ведь послал его тебе. Зачем показывать кому-то мое послание?

— Да дело не в этом. Ты знаешь, о чем я говорю. Электронная почта далека от конфиденциальности.

— Ну прости. Я не догадался, что ты сотрудник секретной службы. Давала подписку о неразглашении, что ли?

— Нет, подписки я не давала.

— А чем же тогда ты занимаешься?

— А это не твое собачье дело.

— Обиделась, да?

— Все, хватит об этом.

— Давай поговорим о другом.

— О чем, например?

— О нас с тобой. Провели отличную первую ночь, так почему бы не провести вместе еще несколько, еще более приятных?

— Ничего не выйдет, Эрик, — поморщилась Энни.

Он растерянно заморгал:

— А почему?

— Как раз об этом я и хочу поговорить с тобой. Для того и пришла. — Она сделала паузу, но не ради эффекта. Внезапно у нее пересохло горло, и она отпила немного тоника. Почему тоник разливают в такие малюсенькие стаканчики? Официантка принесла сэндвичи. Эрик, не сводя с Энни ждущего взгляда, откусил и начал жевать. — Честно говоря, мне непросто подобрать слова. — Энни так и не притронулась к своему сэндвичу. — Видишь ли… ты, похоже, отличный парень, и я прекрасно провела с тобой ночь, но, понимаешь… за этим вряд ли последует продолжение. Я этого не хочу.

— Разовый спектакль на выезде?

— Можешь называть это так.

Эрик, положив сэндвич на тарелку, покачал головой. Узкая полоска красного перца с пригоревшим краем свешивалась с хлебного ломтя.

— Ну уж нет. Мне это совершенно не нравится. Я не любитель разовых спектаклей.

И что прикажете на это отвечать?! Энни вздохнула и попыталась объясниться:

— Понимаешь, я совсем не привыкла к подобным вещам. Мы понемногу выпили и хорошо провели время, но… это не то. Мы повеселились, ну и все… никакого продолжения быть не может. Надеюсь, мы сможем остаться друзьями.

Господи, Энни, сказала она себе, какую чушь ты несешь!

— «Друзьями»? — эхом переспросил он. — А зачем нам быть друзьями?

— Ну и отлично, — пожала плечами Энни и почувствовала, что краснеет. — Не хочешь, не надо. Я просто стараюсь проявить деликатность.

— Не стоит так утруждаться ради меня. Что тебе не понравилось?

Он произнес последние слова так громко, что многие посетители повернулись в их сторону.

Энни, чувствуя нарастающую в душе панику, обвела глазами зал:

— Говори, пожалуйста, потише.

— А что ты мне закрываешь рот? Почему я должен говорить потише? Ты лучше на себя посмотри! Ты ведь мне в матери годишься. Черт возьми, да ты должна гордиться тем, что я притащил тебя тогда в паб и потом как следует оттарабанил! А сейчас, когда мы пытаемся разобраться, как быть дальше, ты катишь на меня бочку. Что ты вообще о себе вообразила?!

Энни не могла поверить своим ушам. В голове звенело, горло перехватило. Она словно окаменела с открытым ртом и пылающим лицом; все вокруг замолчали и повернули к ним головы.

— Может, ты забыла, — не унимался Эрик, — а я все хорошо помню. Господи, ведь в ту ночь тебе все время хотелось еще! Ты прямо визжала от восторга! Да тебе льстить должно мое внимание! Пойми, то, в чем вы, пожилые женщины, нуждаетесь, вам может дать только молодой жеребец…

— Какая же ты скотина!

Энни, стремительно встав со стула, плеснула остатки тоника ему в лицо. Жаль, мелькнуло у нее в голове, что в стакане почти пусто. Это, конечно, ослабило драматический эффект ее выпада, но, вставая со стула, она толкнула бедром столик — он опрокинулся, и недоеденный сэндвич с полоской печеного красного перца вместе с почти полной кружкой «Гиннесса» свалились Эрику на колени. Энни вихрем вылетела на Черч-стрит. Слезы лились по щекам потоком; она быстро пошла по направлению к ста девяноста девяти ступеням, ведущим к церкви Святой Марии. Поднявшись до верха лестницы и остановившись на почти безлюдном погосте, Энни прислонилась к иссеченной ветрами поверхности надгробия, чтобы перевести дыхание, и зарыдала в голос. Ее рыдания сливались с криками круживших над кладбищем чаек, с завыванием ветра и ударами волн о прибрежные скалы.

— Только очень важная причина может заставить сотрудников вашего уровня явиться с повторным визитом, — язвительно произнес Малком Остин, пропуская Бэнкса и Уинсом в свой кабинет. Был четверг, конец рабочего дня.

Уинсом пыталась убедить Бэнкса доставить профессора в управление, но Бэнкс почел за лучшее встретиться с ним на его территории, среди привычных Остину вещей, с которыми ему, возможно, придется проститься.

Бэнкс смотрел на набитые книгами шкафы. Иногда он жалел, что не избрал академическую карьеру, не корпит над книгами, дабы затем передать плоды своей мудрости молодым, жаждущим знаний людям. Однако тогда пришлось бы навсегда забыть о сыщицком азарте. Да и как знать: а вдруг молодые люди оказались бы не столь охочими до знаний, как ему думается? Окно в кабинете Остина было на несколько дюймов поднято, и Бэнкс сразу почувствовал запахи кофе и свежей выпечки, долетавшие до кабинета профессора вместе с обрывками разговоров из расположенного во дворе кафе. Все утро Бэнкс напряженно думал о Люси Пэйн и ее преступлениях, о более чем странном поведении Энни, о том, что произошло между Энни и Уинсом в пабе «Куинс армс», о том, как ему теперь вести себя с Энни. Но сейчас он должен был целиком сосредоточиться на работе, на поисках убийцы Хейли Дэниэлс.

Остин предложил полицейским сесть и сел сам, забросив ногу на ногу и удобно разместив свое тощее тело в кресле-качалке, стоявшем позади письменного стола, на котором царил живописный беспорядок. На Остине были спортивные брюки и красная фуфайка с эмблемой какого-то американского баскетбольного клуба. На столе стоял раскрытый ноутбук, но, опустившись в кресло, Остин сразу закрыл его.

— Чем могу быть полезен? — осведомился он.

— Вы помните наш последний разговор?

— Ну как можно забыть такой…

— Только давайте без иронии, мистер Остин, — резко прервал его Бэнкс. — Вы сказали детективу Джекмен, что у вас не было никаких отношений с Хейли Дэниэлс. А мы располагаем информацией, свидетельствующей о том, что вы солгали. Что скажете на это?

— Я не собираюсь обсуждать чьи-либо домыслы.

— Повторяю вопрос: существовали ли между вами и Хейли Дэниэлс отношения, выходящие за рамки отношений студента и его тьютора?

Остин внимательно посмотрел на Уинсом, затем перевел взгляд на Бэнкса. Помолчав несколько секунд, он сжал губы, надул щеки, выдохнул и решился:

— Хорошо, если вас это интересует, мы с Хейли два месяца встречались. Начали встречаться примерно спустя месяц после того, как от меня ушла жена. Но, строго говоря, то, что было у нас с Хейли, нельзя назвать отношениями.

— Оставьте ваше пустословие! — снова оборвал его Бэнкс. — Преподаватель трахает студентку. И как прикажете это называть?

— Нет, вы не правы, — спокойно возразил Остин. — Грязными словами вы пачкаете то, что было между нами. Мы любили друг друга.

— Прошу прощения, Остин, нет ли у вас ведра? А то, боюсь, залью весь пол слезами.

— Послушайте, инспектор! Женщину, которую я люблю, убили. Если вы не желаете придерживаться профессионального этикета, то хотя бы проявляйте уважение к покойной.

— Сколько вам лет, Малком?

— Пятьдесят один.

— А Хейли Дэниэлс было девятнадцать.

— Да, но она казалась…

— Выходит, что разница в возрасте у вас — тридцать два года, если я правильно посчитал. То есть теоретически вы годитесь ей в дедушки.

— Да я же объясняю: мы любили друг друга! По-вашему, для любви существуют такие низменные преграды, как разница в возрасте?

— Господи, да вы рассуждаете прямо как завзятый педофил! — не выдержал Бэнкс. — Если бы всякий раз, когда приходится выслушивать подобные доводы, мне платили хотя бы по одному фунту…

Лицо Остина побагровело от злости.

— Я не собираюсь выслушивать ваши каламбуры! Вам не кажется, инспектор, что вы переходите границы? Девятнадцать? Двадцать? Двадцать один? Да вы понимаете, что все ваши словеса не имеют ничего общего с законом? К тому же вы не дали мне сказать, что у Хейли было намного больше жизненного опыта, чем у ее ровесниц, она была развита не по годам.

— Вы имеете в виду эмоциональный опыт?

— Если хотите, да…

— Тогда ответьте мне, как эмоционально развитая молодая женщина может до такой степени набраться в субботу вечером с приятелями, что, еле держась на ногах, отправляется в темную аллею облегчить мочевой пузырь?

Бэнкс почувствовал на себе взгляд Уинсом и сообразил, что в ее глазах сейчас он выглядит не лучше Темплтона. Однако самодовольные болваны вроде Остина, использующие свое положение для удовлетворения низменных страстишек к юным девочкам и мальчикам, вызывали в нем отвращение и злобу, к тому же внутри у него еще не улеглось раздражение после вчерашнего допроса Рэнделла. Бэнкс понимал, что нужно смягчить тон, иначе Остин попросту замолчит, поэтому он знаком известил Уинсом, что принял ее мысленное сообщение и снимает ногу с педали газа.

— Я хотела бы уточнить смысл слов мистера Бэнкса, — вступила в разговор Уинсом. — Нам нужно выяснить, в каком состоянии была Хейли в тот субботний вечер, когда появилась у вас дома? Если помните, в нашей с вами беседе вы сказали, что не желали бы видеть у себя дома пьяного развязного подростка. А сейчас говорите, что Хейли была развита не по годам. Поймите нас правильно: тут что-то не стыкуется.

— Совершенно справедливо, — поддержал ее Бэнкс. — Малком, по нашим сведениям, Хейли была сильно пьяна. Какой смысл вам общаться с нею, когда она в таком состоянии?

Остин смерил Бэнкса снисходительным взглядом.

— Вам не понять этого, мистер Бэнкс, — менторским тоном произнес он. — В любви вообще не стоит искать «смысла». Если бы Хейли пришла ко мне в тот вечер пьяной, мне бы в голову не пришло воспользоваться ее состоянием. Я бы сварил ей кофе, успокоил и уложил — пусть бы выспалась как следует.

Бэнкс припомнил, как накануне вечером к нему заявилась пьяная Энни. Достойно ли он вел себя с нею? Успокоил ее, создал комфортную обстановку? Вот черт!..

— Замечательно, — произнес Бэнкс, глядя на Остина. — Но вы ее ждали?

Остин мгновение помолчал, рассматривая что-то на столе, и нехотя ответил:

— Она обещала зайти, но не была уверена, что сумеет. В субботу она предпочитала не строить точных планов. Это была ее ночь.

— Почему же вы солгали детективу Уинсом, когда она спросила вас о времени последнего разговора с Хейли?

Остин перевел взгляд на Уинсом.

— Простите, — виноватым голосом произнес он. — Я побоялся… я предвидел реакцию, которую наблюдал сейчас. Нелегко дать объяснение отношениям, существовавшим между нами…

— Мистер Остин! — Бэнкс заговорил неподражаемым тоном настоящего мужчины, ведущего разговор с достойным собеседником — тоже мужчиной на все сто. — Хейли была на редкость привлекательной и изящной девятнадцатилетней крошкой. Ни один нормальный человек не устоял бы перед желанием затащить ее в постель. Согласен, любовь трудно измерить и загнать в общепринятые рамки и еще труднее объяснить обывателю, что такое любовь… Но в вашем случае проблема — это не разница в возрасте, а скорее тот факт, что вы преподаватель, а она студентка. Кстати, а как руководство колледжа относится к подобным ситуациям?

Остин отвел взгляд в сторону:

— Разумеется, обо мне и Хейли администрации ничего не известно. Не думаю, что они отнеслись бы к этому сочувственно. Они не допускают и мысли о том, что между преподавателями и студентами могут возникнуть близкие отношения.

— И вы, конечно, не хотели бы ставить их в известность? Ведь это конец вашей карьере?

— Да, это одна из причин, по которой я был не совсем правдив с детективом Уинсом. Я ведь много лет трудился не покладая рук, чтобы добиться нынешнего положения.

— А другие причины?

— Кому хочется попасть в подозреваемые по делу о расследовании убийства?

— Вы уже попали. Причем по полной. Неужто вы и вправду полагаете, что вам удастся выкрутиться, рассказывая нам сентиментальные сказочки? — Бэнкс покачал головой. — Никак не могу привыкнуть к тому, что люди считают полицейских круглыми дураками, не замечающими того, что само лезет в глаза.

Со двора пахнуло дымком марихуаны.

— Я вас таковыми не считаю, — возразил Остин. — Я просто не думал, что о наших отношениях известно. Мы старались быть осторожными. Считали, что перестанем скрываться после того, как Хейли получит диплом. А сейчас, когда все раскрылось… Что именно вы хотите узнать? Я не имею никакого отношения к смерти Хейли. Я же сказал, я люблю ее… Любил ее.

— А раньше она заходила к вам после субботних походов по пабам? — спросил Бэнкс.

— Да. И, если по-честному, не так уж это меня и пугало. Она действительно была… несколько неравнодушна к алкоголю. Я считал, коли уж ей предстоит провести ночь где-то вне дома, пусть лучше проведет ее со мной.

— Вы ей не доверяли?

— Да нет, дело не в этом. Она же была такая юная, такая беззащитная!

— Выходит, вы ее ревновали, — заключил Бэнкс. — Скажу по совести, имея красивую и молодую подружку, я бы тоже ревновал. Два-три коктейля — и она уже в постели с каким-нибудь лохматым ровесником.

Бэнкс искоса взглянул на Уинсом. Та опять ощетинилась. Пора бы ей стать менее чувствительной к таким разговорам. Ведь иногда нужно как следует потрясти пальму, чтобы отведать орехов. А Остин — человек образованный, но не без тщеславия и заносчивости, поэтому нечего и пытаться справиться с ним при помощи логики, приправленной пристойными шутками.

— Если вам, как и мне, повезет и вас полюбит молодая женщина, — задумчиво произнес Остин, — вы очень скоро поймете, что не можете позволить себе целиком сосредоточиться на отношениях с ней.

— Это философское озарение посетило вас, когда она не пришла в эту субботу? — спросила Уинсом, и Бэнкс мысленно ей поаплодировал.

— О нет, я давно решил, что нельзя зацикливаться на мысли, придет она или не придет.

— И вы не тревожились за нее?

— Нет.

— Но ведь и дома ее не ждали, — напомнил Бэнкс. — Так где же, по-вашему, она собиралась ночевать?

— Наверное, у друзей.

— Значит, не с вами, а с кем-то другим. А вы ревновали. Вы не пошли ее искать?

— Я только что объяснил, что старался не давать этим отношениям занять главное место в своей жизни. А к тому же я верил Хейли. Ночевка у приятеля — еще не повод считать, что она улеглась с ним в постель. — Взгляд его затуманился. — А кстати, — добавил он после паузы, — я вообще-то надеялся, что она не придет. С ней всегда было сложно общаться, когда она была… неадекватна, а в субботу я чувствовал себя усталым.

— С ней трудно общаться, когда она под мухой, вы это хотите сказать? — поинтересовался Бэнкс.

— Да.

— Ну и какой она становилась?

— Взбалмошной, непредсказуемой, чересчур болтливой.

— А когда Хейли ночевала у вас, ей случалось приходить после часа ночи?

— Не помню. Нет, она приходила раньше. К тому же у нее был свой ключ.

— Вы очень ей доверяли.

— Это и есть любовь, инспектор. Вам бы надо, наконец, это понять.

Бэнкс почесал шрам над правым глазом:

— Вы, как минимум, один, а то и два раза солгали нам, так почему мы должны верить тому, что вы рассказываете сейчас?

— Да потому, что это правда.

— Вам легче сказать, чем мне поверить. А вы поставьте себя на мое место. Хейли, находясь в сильнейшем подпитии, направляется к вам домой. Вам до смерти надоели ее пьяные выходки, и вы недвусмысленно и в довольно резкой форме сообщаете ей об этом. Предположим, она начинает потешаться над вами, смеяться над вашим возрастом или над чем-то еще. Вы приходите в ярость. Она не хочет заниматься с вами любовью, но она пьяна, и вам наплевать, хочет она или не хочет. Вы хотите, и этого достаточно. И вы делаете то, что желаете. Она сопротивляется, борется с вами, но это вас только распаляет. В конце концов она поднимает невообразимый шум, может, даже угрожает рассказать в колледже, что вы с ней сделали. Тут вы пугаетесь и начинаете ее душить. Теперь надо избавиться от тела. Как? Погрузить его в багажник вашей машины и выбросить где-нибудь в Лабиринте. — В импровизации Бэнкса было несколько нестыковок: на деле имело место изнасилование в грубой и извращенной форме, да и на пленках системы видеонаблюдения Остин не засветился. Но откуда профессору было знать об этом? — Ну, как вам мой рассказ?

— Вам бы детективы писать, — ответил Остин. — Вы меня, признаться, удивили: имея такое воображение, в полиции вы попросту закапываете в землю свой талант.

— Вы удивились бы еще больше, если б знали, сколько пользы приносит воображение в моей профессии, — возразил Бэнкс. — Так я близок к истине?

— Вас отделяют от истины сотни миль. — Остин откинулся в кресле. — Послушайте, инспектор, вы избежали бы больших хлопот и неприятностей, если бы поверили в то, что я не убивал Хейли Дэниэлс. Можете думать обо мне что угодно. Скажу одно: я любил ее и если бы мог помочь вам, то помог бы. — Переведя взгляд на Уинсом, он добавил: — Да, я соврал, простите меня за это, но я боялся потерять работу и не хотел, чтобы мое имя выпачкали в грязи. Именно по этим двум причинам я и сказал тогда неправду.

— Насколько хорошо вы знали Хейли? — поинтересовался Бэнкс.

— Думаю, что достаточно хорошо. Мы были вместе почти два месяца, но познакомились около года назад. Я знаю, о чем вы собираетесь спросить, поэтому отвечаю: в течение первых десяти месяцев между нами ничего не было. — Чуть поколебавшись, он добавил: — Не хочу, чтобы у вас сложилось обо мне дурное впечатление. Что бы вам ни говорили о поведении Хейли в тот субботний вечер, это… просто юношеская необузданность. Только и всего. Ей необходимо было иногда выпускать пар, и любой знавший ее человек это подтвердит. Хейли была интеллигентной, здравомыслящей, спокойной, разговорчивой, трудолюбивой и амбициозной молодой женщиной. Вот это я и имел в виду, когда сказал, что она развита не по годам. Ровесников она считала скучными и одержимыми только одним желанием.

— А вы не были им одержимы?

— Признаюсь, общение с Хейли стало для меня стимулом и в сексуальном аспекте, но, пожалуйста, не считайте этот аспект определяющим.

— Ну а как вообще выглядели ваши отношения?

— Мы вместе обедали. Разговаривали. Гуляли. Держались за руки. Завтракали в постели. Ходили на концерты. Слушали классическую музыку. Обнимались. Обсуждали прочитанные книги. Вели себя, как всякая влюбленная пара. Я не мог дождаться, когда, наконец, нам не надо будет прятаться от людей. От этой конспирации впору было рехнуться… Вы и представить себе не можете, как я буду страдать без нее!

Бэнкса охватило чувство, похожее на ревность. У него таких отношений не было невесть сколько лет, да и были ли они хоть когда-нибудь? С Сандрой, бывшей женой, у Бэнкса настолько не совпадали вкусы и интересы, что их жизни протекали не совместно, а скорее параллельно. А когда эти параллели начали расходиться, быстро наступил конец. Даже в отношениях с Энни того, что их разделяло, было намного больше, чем общего. Тут Бэнкс одернул себя: он не допустит, чтобы эта внезапная сентиментальность заслонила истинный образ Остина.

— Вы сказали, что хотите помочь нам, — прервав паузу, сказал Бэнкс. — Если вы ее не убивали, то кто, по-вашему, мог это сделать?

— Понятия не имею. Вероятно, это дело рук какого-то маньяка.

— Мы не исключаем такой возможности, — согласилась Уинсом. — У нее были враги? Конфликты?

— Конфликты? Разве что со Стюартом Кинси: его ухаживание порой становилось утомительно назойливым.

— Помнится, вы говорили, что он «мухи не обидит».

— Я и сейчас так думаю, — ответил Остин. — Однако больше ни с кем у Хейли конфликтов не было, как не было и врагов.

— Один все-таки нашелся, — со вздохом произнес Бэнкс, вставая со стула. — Спасибо, Малком, что уделили нам время. И не уезжайте никуда. Наверное, нам придется снова побеседовать с вами.

Настойчивый и отвергнутый. Такое сочетание весьма и весьма неприятно, и Бэнкс знал об этом не понаслышке. А если принять во внимание тот факт, что Стюарт Кинси ходил в Лабиринт — якобы понаблюдать за Хейли и выследить, с кем она собирается там встретиться, — значит, имеются и мотив, и возможность. Да, сейчас самое время еще раз поговорить с мистером Кинси.

Дорога из Уитби до Лидса занимала почти полтора часа, иногда и больше — в зависимости от интенсивности движения. Энни ехала по шоссе уже второй раз за последние два дня. На душе по-прежнему лежал горький осадок от злополучного ленча с Эриком. Немного же времени потребовалось мальчишке, чтобы проявить себя в истинном свете! Энни мучило беспокойство: у Эрика, вероятно, в телефоне или компьютере остались и другие фотографии. Что он намерен с ними делать? Разместит их на YouTube?^[21] Но она-то, она! Вот дура замшелая! И то, что она выпила лишнего, ее не оправдывает. Руки непроизвольно сжимали руль, а стиснутые зубы аж скрипели, когда она вспоминала их разговор. Несомненно, грубость доставляла ему садистское удовольствие, но правда ли то, о чем он говорил? Неужели она в ту ночь действительно так отчаянно желала его и благодарила за подаренное наслаждение?

На подъезде к Бримли Энни свернула со Стеннингли-роуд на Хилл-стрит. Супруги Пэйн проживали в верхней части улицы, возле железнодорожного моста, а Клэр Тос и ее семья жили почти напротив. Их дом стоял в ряду старых особняков, окруженных разросшимися неухоженными садами. Последний раз Энни проезжала здесь шесть лет назад: всюду полицейские, место преступления огорожено яркими лентами. Теперь конечно же тут тишь да гладь, дома номер тридцать пять нет как нет. Никто не хотел жить в «доме Пэйнов»,^[22] как газеты называли жилище кровожадной четы. Его снесли и построили два одноквартирных дома из красного кирпича.

Притормозив, Энни вздрогнула при воспоминании о том, как она впервые вошла в подвал: похабный плакат, изображавший женщину с раздвинутыми ногами, сырость, стойкие запахи крови и мочи, оккультные символы на стенах. Энни тогда повезло: перед ее приходом тело Кимберли Майерс и пропитанные кровью матрацы уже увезли.

В воображении Энни кружились призраки бедных девушек, изнасилованных, замученных и зарытых здесь. И Люси, та самая женщина с перерезанным горлом в инвалидной коляске, была соучастницей этих преступлений. Бэнкс много раз и подолгу допрашивал Люси, сначала как жертву, а потом и как возможную подозреваемую, и она определенно произвела на него впечатление, хотя он до сих пор от этого открещивается. Однако ни Бэнкс, ни другие следователи так и не сумели выяснить, что же на самом деле творилось в этом подвале.

Энни припарковала машину возле ступенек лестницы, ведущей к входной двери дома Клэр, и некоторое время посидела в машине, стараясь прийти в себя и собраться с мыслями.

Нужно перебороть свою гордость и поговорить с Бэнксом. Только уж теперь ни в коем случае не пить перед свиданием! Она выставила себя перед ним дурой. Ну так что? Не в первый раз и наверняка не в последний. Она ему все объяснит. Он поймет. Бог свидетель, понимать он умеет. Не выведет же он ее за ухо из дома! С чего ее вообще так напугало это незначительное происшествие? Получилось, конечно, как-то не по-женски… вернее, Энни решительно не узнавала себя в той женщине, что ввалилась в дом к бывшему возлюбленному и несла там какую-то ахинею. Нет, она вовсе не такая!.. А какая? Вот это Энни хотелось бы выяснить.

Она поднялась по крутым ступеням и пошла по саду, отметив про себя, что он с того времени стал еще гуще, разросся и сейчас вьющиеся по высокому забору растения почти совсем скрывают дом от идущих по тротуару пешеходов. Открыв калитку, Энни одолела последний пролет лестницы.

Облупившаяся входная дверь со следами собачьих или кошачьих когтей явно нуждалась в покраске. Небольшой газон перед окнами зарос сорняками. Энни пока не знала, как вести себя с Клэр, считать ли девушку всерьез подозреваемой. А если нет, как выведать у нее что-либо полезное для следствия? Так или иначе, но появление Энни обязательно разбередит старые раны. Она глубоко вдохнула и костяшками пальцев постучала по матовому стеклу.

Дверь открыла женщина в голубой вязаной кофте и серых слаксах.

— Миссис Тос? — спросила Энни.

— Да, милая, это я. А вы, стало быть, инспектор Кэббот. Входите, пожалуйста. Клэр еще не вернулась, но я жду ее с минуты на минуту.

Энни прошла за хозяйкой в гостиную с высоким потолком и эркером. В углу стоял телевизор. Только что началась передача «Дейли кукс», на которую сегодня был приглашен импозантный французский шеф-повар Жан Кристоф Новелли. Энни внезапно пришло в голову, что этот красавчик француз ни за что не стал бы убиваться из-за ночи, случайно проведенной в чьей-то постели. Миссис Тос не выключила телевизор, только убавила громкость, когда Энни попросила ее об этом, и во время разговора следила украдкой за происходящим на экране. Она предложила Энни выпить чая, Энни с благодарностью согласилась. Оставшись на время одна в мрачной гостиной, Энни подошла к окну и стала рассматривать легкие, словно горсти пуха, облака, плывущие по голубому небу. Еще один чудесный весенний день. Воздух настолько прозрачен, что кажется, будто при желании можно рассмотреть далекие Пеннинские горы.

Вошла миссис Тос с подносом в руках, и в то же самое мгновение открылась и захлопнулась входная дверь, а еще через секунду на пороге появилась молодая женщина в форменном халате, какие носят продавщицы супермаркетов. Ни слова не говоря, она одним движением сорвала с себя халат и небрежно швырнула на стул.

— Клэр! — негодующе воскликнула ее мать. — Я тебя тысячу раз просила вешать свою одежду.

Клэр, бросив на Энни в поисках сочувствия косой взгляд, пристроила халат на вешалку. Энни никогда прежде ее не видела, а потому не знала, чего от нее ожидать и к чему готовиться. Клэр между тем вынула из сумочки пачку «Данхилла» и, сунув в рот сигарету, чиркнула зажигалкой «Бик». Энни исподтишка разглядывала ее: светлые, не совсем чистые волосы стянуты сзади узлом, одета в джинсы и белую мужскую рубашку. Еще Энни отметила, что девушке не мешало бы похудеть: джинсы обтягивали толстые бедра, живот дряблым валиком свешивался над ремнем. Нездоровая кожа лица, одутловатые рыхлые щеки, желтые от никотина зубы. Клэр ничем не напоминала сухощавую стройную женщину, которую Мэл Денверс видела в Мэпстон-Холле, да и сорока ей, невзирая на полноту, никак не дашь.

Раскурив сигарету, Клэр налила себе стакан вина, не предложив Энни присоединиться. Правда, Энни и не горела желанием выпить — сейчас чай ее устраивал больше, чем вино.

Миссис Тос, устроившись в кресле в углу, принялась отхлебывать чай, после каждого глотка со стуком возвращая чашку на блюдце. Кулинарные советы Жана Кристофа Новелли служили негромким звуковым фоном завязавшейся беседы.

— Мама говорит, вы из полиции. А чего вам от меня-то понадобилось? — спросила Клэр.

— Вы в последние дни смотрели новости? — вопросом на вопрос ответила Энни.

— Вообще-то меня новости не сильно волнуют.

— Вы знаете, что Люси Пэйн недавно убили?

Клэр медленно опустила поднесенный к губам стакан:

— Ее убили?.. Но она ведь инвалид?

Энни кивнула. Клэр, сделав глоток, затянулась сигаретой и пожала плечами:

— Ну и что вы хотите от меня услышать? Что я скорблю о ее кончине?

— А вы скорбите?

— Ну уж нет! Вы же знаете, что сделала эта женщина.

— Да, знаю, — ответила Энни.

— И вы оставили ее на свободе.

— Это не совсем так, Клэр, — попыталась возразить Энни.

— А как? Тогда ваши коллеги объявили, что у них недостаточно улик. Им было недостаточно! Вы сами-то в это верите?

— После того, что случилось с Люси, она уже не представляла потенциальной угрозы, — ушла от ответа Энни. — Она же не могла пошевелить даже пальцем.

— Дело не в этом.

— А в чем же?

— Ее нельзя было оставлять в живых. Око за око.

— Но в Англии отменена смертная казнь.

— Но он-то мертв, так ведь?

— Теренс Пэйн?

Глаза Клэр внезапно потемнели.

— Да, он.

Энни подтвердила:

— Мертв.

— Ну ладно!.. Так чего вы хотели? — Клэр притушила в пепельнице докуренную до половины сигарету и выпила еще вина. — Простите, сегодня был тяжелый день.

— А кем вы работаете?

— Клэр заведует контрольно-кассовым пунктом в нашем супермаркете, — ответила за дочь миссис Тос. — Правда ведь, моя дорогая?

— Да, мама, — подтвердила Клэр, вызывающе глядя на Энни.

Как ей реагировать, Энни не знала. Можно, конечно, сказать, покривив душой: «О, это интересно!» У Клэр приличная работа, и все-таки Энни ее жалела. Если судить по полицейским отчетам, шесть лет назад Клэр была умной красивой пятнадцатилетней девушкой с недурными перспективами на будущее: успешный аттестат о среднем образовании, затем университет, престижная работа — но Теренс и Люси Пэйн перечеркнули все эти планы. А теперь Клэр работает в супермаркете, да к тому же еще и ненавидит свое тело. С этим Энни уже доводилось сталкиваться. Она не удивилась бы, узнав, что длинные рукава рубашки Клэр скрывают шрамы от собственноручно нанесенных травм — ожогов и порезов. Энни хотелось спросить, лечилась ли Клэр у психиатров, но она остановила себя: это не ее дело. Она не социальный работник, а инспектор, расследующий убийство.

— Вы были знакомы с Люси Пэйн?

— Я встречала ее здесь в магазинах. Все знали, что она жена учителя.

— Но вы с ней никогда не разговаривали?

— Нет. Только здоровались.

— А вы знали, где она жила в последние годы? — поинтересовалась Энни.

— Нет. Последнее, что я слышала о ней, — по состоянию здоровья она, видите ли, не может предстать перед судом! Говорите что хотите, но вы позволили ей остаться безнаказанной.

— Она достаточно наказана, — мягко возразила Энни. — До самой смерти она находилась в стационаре для таких людей, как она.

— Для убийц?

— Для парализованных.

— И там ее, конечно, кормили, мыли и давали ей смотреть по телевизору все, что она хочет, скажете, нет?

— Да, за ней ухаживали, Клэр, — терпеливо втолковывала Энни. — Она ведь была не в состоянии себя обслуживать. Мне понятны ваши чувства…

— Да что вы говорите?! Вы серьезно? — с язвительной усмешкой спросила Клэр. Она встала, взяла новую сигарету, прикурила. — Вряд ли вы сумеете влезть в мою шкуру. Посмотрите на меня. Думаете, я не знаю, насколько я безобразна и непривлекательна? Я лечилась у психиатра, посещала его много лет, и это помогло мне как мертвому припарки. Я и сейчас содрогаюсь при мысли, что мужчина может до меня дотронуться. — Она хрипло засмеялась. — Шутка! Ну какому мужику придет в голову дотронуться до меня? Вы же видите, на что я похожа. И это все из-за Люси и Теренса Пэйн. — Она смотрела на Энни горящими глазами. — Ладно, проехали! Ну, продолжайте.

— Вы о чем?

— Скажите мне, что я выгляжу не так уж плохо. Заверьте меня, что если накраситься и одеться как надо, то все будет нормально. Давайте-давайте… как Тринни и эта затраханная Сузанна.^[23] Да кому они нужны!

Тринни и Сузанна действительно не нужны никому, мысленно согласилась Энни, но сейчас эту тему развивать ни к чему. В поведении Клэр, словно волна во время прилива, нарастала агрессия. Добиться от нее нужной информации, пока она в таком состоянии, не удастся. Как ее утихомирить, если Энни и саму пробирает дрожь внутреннего беспокойства?

— Мой отец не пережил этого испытания, — злобно бросила Клэр, с отвращением глядя на мать. — Он быстренько смылся с тонущего корабля. Да и родители Ким сделали отсюда ноги, после того как вы отпустили Люси Пэйн. Они много лет безуспешно пытались продать свой дом и в конце концов отдали его почти задаром.

Миссис Тос достала носовой платок и вытерла глаза, но промолчала. Энни охватило гнетущее чувство, на нее будто навалились все утраты, тоска и скорбь, которыми, казалось, была пропитана атмосфера этого дома. И вдруг она представила, как душит Эрика. Ну это уж слишком!.. Стало трудно дышать, Энни ощутила каменную тяжесть в груди. В комнате было слишком жарко. «Успокойся, — приказала себе Энни, — черт подери, возьми же себя в руки! Иначе ты утратишь контроль над ситуацией».

— Итак, вы не знали, где в последние годы обреталась Люси? — собрав в кулак волю, обратилась она с вопросом к Клэр.

— Нет, разумеется! Если б знала, наверняка задушила бы ее собственными руками.

— А почему вы думаете, что Люси задушили?

— Ничего я не думаю! Да и какое это имеет значение?

— Действительно, никакого.

— Ну и где она… отдыхала?

— Я же говорила: в доме для инвалидов недалеко от Уитби.

— На морском берегу, значит. Отлично! А вот я не была на море с самого детства. Наверное, она наслаждалась великолепным видом?

— Вы когда-нибудь бывали в Уитби?

— Нет. Мы обычно ездили в Блэкпул или в Лландидно.

— Вы водите машину?

— У меня нет прав. Разве я смогу? Да и зачем?

— Как зачем?

— На работу и с работы я хожу пешком. Где мне еще бывать?

— Ну… не знаю, — замялась Энни. — Поехать куда-нибудь с друзьями…

— У меня нет друзей. Раньше я ходила повидаться с Мэгги, но и она тоже уехала отсюда.

— А куда, вы не в курсе?

— Думаю, обратно в Канаду. Точно не знаю. Ей было невыносимо оставаться здесь после всего, что случилось…

— Вы с ней переписываетесь?

— Нет.

— Но ведь она, сколько мне известно, была вашей подругой?

— Она была ее подругой.

— Значит, канадского адреса Мэгги у вас нет.

— Спросите Руфь и Чарльза Эверетт. Мэгги жила в их доме, и они дружили.

— Спасибо, — поблагодарила Энни. — Спрошу.

— А я ведь так и не вернулась в школу, — неожиданно переменила тему Клэр.

— Почему?

— После… ну, после смерти Ким я не смела там показаться. А могла бы сдать экзамены, поступить в университет, но… ничему не суждено было сбыться.

— Ну а теперь?

— Теперь… У меня есть работа. Мы с матерью живем не хуже других, верно, ма?

Миссис Тос улыбнулась.

Энни поднялась: спрашивать больше не о чем, оставаться в этой комнате невыносимо тяжело.

— Прошу вас, — поспешно потянувшись за сумкой, обратилась Энни к Клэр, — если вы вдруг вспомните что-то полезное… — Не договорив, она протянула визитку.

— Что значит — «полезное»?

— Полезное для расследования убийства Люси Пэйн. Я веду это дело.

Брови Клэр сошлись на переносице; разорвав визитку на мелкие клочки, она швырнула обрывки на пол, скрестила руки на груди и злобно прошипела:

— Не дождетесь!

Кафе на открытом воздухе под окнами кабинета Малкома Остина показалось Бэнксу самым подходящим местом для повторной беседы со Стюартом Кинси. Бэнкс и Уинсом устроились на непрочных складных стульях за шатким столиком под раскидистым, пока еще безлистным платаном. Было прохладно, и Бэнкс порадовался, что надел кожаную куртку. Время от времени с моря долетали порывы свежего ветра. Ветви платана скрипели и раскачивались; на поверхности кофе в чашках дрожала мелкая рябь.

— Что на этот раз? — поинтересовался Кинси. Полицейские вызвали его для беседы из факультетской библиотеки, где он корпел над очередным эссе. — Я ведь уже сообщил вам все, что знаю.

— Но сообщили-то вы нам, признаться, не очень много, — откликнулась Уинсом.

— Больше ничем не могу помочь. Поймите, мне и так тошно сознавать, что я был совсем рядом и…

— И что бы ты сделал? — спросил Бэнкс.

— Я… не знаю…

— Да ничего бы ты не сделал, — отмахнулся Бэнкс.

Однако он покривил душой: окажись Кинси в Тейлор-ярде в то время, когда убийца напал на Хейли, юноша мог бы спугнуть преступника, и тот, скорее всего, убежал бы, оставив девушку в живых.

— Ведь ты не знал, что Хейли в опасности. Так что кончай заниматься самобичеванием.

Кинси молчал, уставившись в чашку.

— Хейли тебе по-настоящему нравилась? — вкрадчиво спросил Бэнкс.

Кинси поднял на инспектора глаза. На лице проступили красные пятна, он чуть не плакал от сдерживаемых чувств:

— Почему вы спрашиваете? Вы что, все еще верите, что это сделал я?

— Успокойся, — сказал Бэнкс, — никто так не считает. При нашей первой встрече ты говорил, что тебе нравилась Хейли, но взаимностью она тебе не отвечала.

— Да. Говорил.

— Так вот, сейчас меня интересует, что ты при этом чувствовал.

— Как по-вашему, что я мог чувствовать? Как бы вы себя чувствовали, если кто-то, о ком вы думаете день и ночь, даже не подозревал о вашем существовании?

— Ну, положим, это слишком сильно сказано, — с недоверчивой улыбкой покачал головой Бэнкс. — Вы ведь гуляли с Хейли, ты часто виделся с ней, вы ходили в кино…

— Так-то оно так, только вокруг нас вилась целая компания. Нам очень редко удавалось побыть наедине.

— Но вы же беседовали. Ты говорил, что даже осмелился однажды ее поцеловать.

Кинси бросил на Бэнкса уничтожающий взгляд, а тот подумал, что честно его заслужил: беседа и пара дружеских поцелуев не слишком высокая компенсация за постоянную и мучительную эрекцию, которую еле выдерживает молния на джинсах.

— Стюарт, ты единственный, кто мог, по нашему мнению, оказаться на месте преступления в нужное время, — обратилась к нему Уинсом, подбираясь к цели беседы. — А ведь у тебя был мотив: безответное увлечение Хейли. Мы вынуждены задать тебе некоторые вопросы.

— Средства, мотив, благоприятная возможность. Как все сходится, как вам это на руку! Ну сколько можно повторять: я этого не делал! Да, мне было больно, я страдал, но я никогда даже в мыслях не мог представить, что способен убить. Послушайте, да я же пацифист, черт возьми! Поэт, в конце концов!

— Не горячитесь, успокойтесь, — попросила Уинсом.

Он посмотрел на нее виноватым взглядом:

— Простите. Не сдержался. У меня горе, я потерял друга, а вы пытаетесь повесить на меня преступление.

— И все-таки, что произошло в ту ночь в Лабиринте? — спросил Бэнкс.

— Я ведь уже рассказывал вам.

— Давай по новой. Заказать кофе?

— Нет, спасибо, хватит.

— А вот я не отказался бы от еще одной чашечки. — Бэнкс взглянул на Уинсом, и та, закатив глаза, встала и направилась к стойке.

— Только между нами, — негромко произнес Бэнкс, склоняясь над столом, — ты позволял себе что-нибудь, кроме нескольких поцелуев, когда оказывался с нею на задних рядах в кинозале? Не стесняйся, скажи мне правду.

Кинси облизал сухие губы. Казалось, он вот-вот расплачется. Наконец он утвердительно кивнул.

— Только однажды, — с трудом выдавил он. — И от этого мне особенно больно.

— Ты спал с ней?

— Нет. Бог свидетель, нет. Мы просто, понимаете… целовались и… ну, ласкали друг друга. А после она сделала вид, будто вообще не желает меня знать.

— Да, — сочувственно покачал головой Бэнкс, — такое отношение может взбесить любого мужчину. — Увидев Уинсом с двумя чашками кофе, он торопливо закончил: — Чувствовать ее, ощущать ее близость, а потом… она вдруг ускользает от тебя навсегда. А ты мучаешь себя мыслями о том, что ею обладают другие.

— Меня это не злило. Скорее уж разочаровывало. Она ведь мне ничего не обещала, а значит, и не нарушала обещаний. Мы два раза с ней выпивали. Сначала все было, ну… просто замечательно, а потом казалось, что вообще ничего не было. Для нее. А теперь… да какая разница, как все было, ничего этого уже не будет!

Уинсом поставила перед Бэнксом чашку кофе и, держа в руке свою, опустилась на стул.

— Вернемся к той субботней ночи в Лабиринте, — предложил Бэнкс. — Возможно, ты позабыл какие-то детали. Я понимаю, как тебе сейчас трудно, но попытайся вспомнить.

— Хорошо, — согласился Кинси.

Бэнкс, глотнув горячего водянистого кофе, подул в чашку и продолжил:

— Итак, примерно в двенадцать двадцать вы все отправились в «Бар Нан», так?

— Да, — подтвердил Кинси. — Музыка там оказалась ужасная — смесь индастриал хип-хопа и электронного диско… Может, у нее другое название, но это было нечто невообразимое, к тому же било по ушам как кувалдой. Мы все были под градусом, а там было душно. Я думал о Хейли, хотел, чтобы она вернулась, ревновал, полагая, что она пошла на встречу с кем-то, кто оказался счастливее меня.

— Значит, ты расстроился? — спросила Уинсом.

— Выходит, что так. Я захотел по… мне тоже надо было в туалет, ну, я пошел в заднее помещение клуба, где расположены туалеты, и увидел дверь. Я знал, куда она выходит. Я и раньше убегал через нее, когда мне… — Он замялся.

— Когда тебе что? — оживился Бэнкс.

Кинси с усилием улыбнулся:

— Когда мне не было восемнадцати и в клуб приходила полиция.

— Понимаю, — насмешливо кивнул Бэнкс: он и сам, помнится, прикладывался к спиртному в клубах, когда ему и шестнадцати не исполнилось. — Ну и дальше?

— Я думал, Хейли не успела далеко уйти. Мне казалось, она где-то рядом с площадью, за угол просто завернула… Честное слово. И я решил пойти за ней… проследить, куда она направляется, и выяснить, кто ее ждет. У меня и в мыслях не было ничего плохого…

— Что было дальше?

— Вы сами знаете, что было дальше. Я ее не нашел. Все шел и шел в глубь Лабиринта, пока не понял, что могу заблудиться. И тут мне показалось, что я слышу какие-то звуки сзади, со стороны площади. Я подошел ближе и стал прислушиваться, но — ничего.

— Ты можешь еще раз описать эти звуки?

— Это было похоже на приглушенный удар, как если бы кто-то ударил по двери кулаком или чем-то тяжелым, обмотанным мягкой тканью. А потом пронзительный вскрик… Нет, не вскрик: если бы это был вскрик, я бы встревожился, этот звук был похож на громкий вдох, в нем слышались изумление и мольба. Честно говоря, я подумал…

— Что? — поторопил его Бэнкс.

Кинси с застенчивостью взглянул на Уинсом и ответил:

— Ну, вы понимаете, я подумал, что это какая-то парочка… занялась любовью.

— Так-так, Стюарт, — ободряюще произнес Бэнкс. — Ты отличный свидетель. Продолжай.

— Да, именно так все и было. Я испугался и смотался по-быстрому. Не хотелось мешать людям. Да и потом, вы представьте, как разозлился бы парень, которого оторвали от… Надавал бы по шее за здорово живешь.

— И больше ты ничего не слышал?

— Только музыку.

— Какую музыку? Раньше ты не упоминал об этом.

Кинси нахмурился:

— Наверное, позабыл. Звучало что-то знакомое, обрывки мелодии в стиле рэп, но что именно, не скажу. Название вертится на языке, а припомнить — никак. Звук, знаете, нарастал и оборвался, словно… кто-то открыл дверь и сразу ее захлопнул или мелодия раздалась из проходящего мимо автомобиля… Не знаю, как еще…

— Подумай, что еще ты запомнил об этой музыке, — взмолился Бэнкс. — Это может быть очень важно.

Кинси молчал.

— Хорошо, что было потом?

— Я двинулся обратно в «Бар Нан». Прошел через аркаду, ведущую на Касл-роуд, — я довольно сильно углубился в Лабиринт, и это был ближайший выход. Но теперь мне пришлось входить в клуб через главный вход, поскольку задняя дверь легко открывается только изнутри, а снаружи — с помощью особого приспособления, которого у меня не было. У меня на руке был штамп, поэтому я без проблем прошел в клуб. Вот и все. К сожалению. Я могу идти? Мне надо дописать эссе.

Нет смысла задерживать его дольше, подумал Бэнкс и протянул Кинси визитку:

— Попытайся все же вспомнить музыку, которую ты слышал. Это может помочь.

Парень положил визитку в карман и ушел.

— Сэр, а вы и вправду думаете, что это так важно? — поинтересовалась Уинсом.

— Честно говоря, не знаю, — признался Бэнкс. — Система видеонаблюдения зафиксировала автомобиль, едущий в сторону Лабиринта, а Стюарт сказал, что музыка звучала как из проходящей мимо машины. К сожалению, время не совсем совпадает, к тому же мы практически уверены, что люди в автомобиле возвращались домой после юбилейного ужина. Им сильно за пятьдесят, и я сомневаюсь, чтобы они слушали рэп. Однако это новая информация, и кто знает, куда она выведет?

— А что вы думаете по поводу хода расследования, сэр? — Уинсом взглянула Бэнксу прямо в глаза. — Как вы расцениваете ситуацию?

— Мы слишком уж быстро проработали всех подозреваемых, — ответил Бэнкс. — Первым был Джозеф Рэнделл, потом Малком Остин и вот сейчас Стюарт Кинси.

— По-вашему, это Кинси?

— Сомневаюсь. Вероятно, кое в чем он лжет. Как, впрочем, и все остальные. Хейли Дэниэлс определенно обладала даром превращать нормальных мужчин, особенно молодых, в робких и трепетных обожателей. Типичная la belle dame sans merci.^[24] Нам необходимо проверить алиби Остина, выяснить, не заметил ли его кто-нибудь — видел же сосед Джозефа Рэнделла. А вот Кинси я верю. Он явно не из тех, кто способен изнасиловать и убить обожаемую им девушку, а затем вернуться к приятелям, будто ничего не случилось. Мальчик очень впечатлительный. Поцелуй его, так он затрепещет и всю ночь напролет будет предаваться восторженным воспоминаниям.

— Ну уж нет, сэр, спасибо.

Бэнкс улыбнулся:

— Успокойся, Уинсом, это не приказ, а размышление. Стюарт Кинси — ребенок с обостренной чувствительностью. Романтик. Поэт, как он сам себя назвал. Не притворщик, не обманщик, да и как актер он немногого стоит. Про таких говорят: что на уме, то и на языке. Не умеет скрывать своих эмоций. Если бы он убил Хейли, сразу пришел бы в полицию виниться.

— Я тоже так думаю, — согласилась Уинсом. — И что нам делать?

— Вот в этом-то и вопрос, — задумчиво произнес Бэнкс. — Пошли-ка по домам.

— А как дела у инспектора Кэббот, сэр?

— О ней не волнуйся, — с грустью в голосе ответил Бэнкс. — Я с ней поговорю.

После встречи с Клэр Тос Энни не стала возвращаться в Уитби, а поехала домой, в Харксайд. Конечно, утром придется встать пораньше, но это не так уж трудно, особенно если вечером много не пить. После злополучного обеда с Эриком и разговора с Клэр она чувствовала себя так, словно ее только что вынули из центрифуги стиральной машины. Привычная домашняя обстановка наверняка поможет ей. Бокал сухого вина, книга, ванна с густой душистой пеной. Журнал «Хит».^[25]

Когда она подъезжала к дому, Феррис позвонил ей на мобильный: он выяснил, где находятся волосы, изъятые у Исткота, и сможет заполучить их в ближайшие дни — спасибо Господу за малые милости.

Стемнело, Энни опустила шторы, зажгла два настенных бра, комнату окутал теплый и уютный полумрак. Есть не хотелось, поэтому она удовольствовалась остатками холодных макарон, которые запила добрым бокалом «Соаве» из трехлитровой коробки, купленной в супермаркете «Теско». Бэнкс, унаследовав винный погреб брата, теперь пьет дорогие вина, а вот Энни своих вкусов не меняет, да и не способна она по достоинству оценить утонченный букет и послевкусие. Она относится к проблеме практически: нравится — не нравится, выдохлось — не выдохлось, а вино, упакованное в специальные коробки, хранится долго.

Она сняла с полки второй том биографии Матисса, написанной Хилари Сперлинг, но читать не смогла: не удавалось сосредоточиться — глаза бегали по строчкам, а в голове крутились мысли о Клэр, о событиях, переломивших плавное течение жизни девушки. Сколько по психологам ни ходи, тот ужас из памяти не вытравишь. А каким взглядом наградила ее Клэр, услышав, что Энни разыскивает убийцу Люси Пэйн! Ощутив его всей кожей, Энни почувствовала немедленную готовность бросить расследование. Кто осудит убийцу этой пресловутой Подруги Дьявола? У кого достанет милосердия простить Люси Пэйн? Интересно, а Мэгги Форрест простила ее? Пережила случившееся и запретила себе о нем думать?

Энни на память пришел телефильм, в котором рассказывалось о кампании в защиту Майры Хиндли, инициированной лордом Лонгфордом. Его было невозможно смотреть. «Болотные убийцы» — так называли Майру и ее мужа — убили пятерых детей в возрасте от 10 до 17 лет. Это произошло еще до прихода Энни в полицию, но, как любой коп, она слышала о них и прослушивала записи, сделанные на допросах. Конечно, религия учит прощать, убеждает в возможности искупления греха, однако не нашлось христиан — лорд Лонгфорд не в счет, — готовых простить Майру Хиндли, хотя суд отнесся к ней менее сурово, чем к ее мужу. И та же самая история повторилась с Люси Пэйн — правда, обстоятельства сложились так, что она, избежав суда, оказалась в одиночном заключении в своем собственном теле.

Томми Нейлор и остальные члены команды Энни провели весь день в Западном Йоркшире, беседуя с родственниками жертв супругов Пэйн, а Рыжая в это время пыталась разузнать, как сложилась жизнь Кирстен Фарроу. Разговаривая с Нейлором по мобильному телефону, Энни почувствовала, что его, как и ее саму, накрыло сильнейшей волной депрессии. Когда приходится встречаться со страдающими людьми, потерявшими веру в справедливость, не так-то просто исполнять долг полицейского.

Она решила прибегнуть к наилучшему расслабляющему средству — полежать в ванне, отрешившись от тяжких раздумий, как вдруг раздался стук в дверь. Сердце забилось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди. В голове мелькнуло: Эрик каким-то образом узнал, где она живет. Нет уж, Энни не желала его видеть! Она не станет открывать, пусть думает, что ее нет дома. Но стук повторился, тогда Энни на цыпочках подошла к окну и, осторожно отогнув край шторы, взглянула на непрошеного гостя. Темнота сгустилась, она не могла рассмотреть, кто именно стоит у двери, однако поняла, что это не Эрик. И тут увидела припаркованный напротив дома «порше». Бэнкс. Вот черти принесли! Его она тоже не хотела видеть, и не только из-за своего нелепого поведения вчера вечером. Бэнкс, похоже, отступать не собирался и постучал в третий раз. У Энни работал телевизор, и, хотя звук был выключен, он, видимо, разглядел светящийся экран.

Открыв дверь, Энни шагнула в сторону, давая ему пройти. В руках Бэнкс держал бутылку вина в подарочном пакете. Он явился предложить мир? С чего бы? Уж если кто и должен приходить с оливковой ветвью, так это Энни. Бэнкс, этот проклятый тактик, умел разоружить противника еще до того, как сказано первое слово. Или она к нему несправедлива?

— Как ты узнал, что я здесь? — спросила она.

— Заглянул наугад, и, видишь, повезло, — ответил Бэнкс. — Фил Хартнелл сказал мне, что ты сегодня была в Лидсе и разговаривала с Клэр Тос, вот я и подумал, что ты, скорее всего, не станешь возвращаться в Уитби.

— Вот поэтому ты старший инспектор, а я всего лишь инспектор.

— Элементарно, Ватсон.

— Ты бы хоть позвонил.

— Тогда бы ты сказала, чтобы я тебя не беспокоил.

Энни молча крутила прядь волос. Он прав, причем как всегда!

— Ладно, заходи, раз уж пришел.

Бэнкс протянул ей бутылку.

— Намекаешь, что надо бы выпить? — спросила Энни.

— Не откажусь.

Энни пошла на кухню, открыла бутылку «Вакейрас», французского красного вина. Они с Бэнксом пили его раньше. Ничего особенного, но вино хорошее. Она наполнила его бокал из бутылки, а в свой налила дешевого «Соаве», вошла в гостиную, поставила перед ним бокал и уселась в кресло. Неожиданно ей показалось, что комната мала для них двоих.

— Включить музыку? — спросила она, чтобы прервать молчание, — музыку слушать ей вовсе не хотелось.

— Буду рад.

— Тогда выбери сам.

Бэнкс опустился на колени перед полочкой с небогатой коллекцией дисков и вытащил «Путешествие в Сатчидананду» Элис Колтрейн. Энни мысленно поаплодировала его выбору. Эта композиция как нельзя лучше соответствовала ее настроению, а замысловатые пассажи арфы на фоне медлительного баса всегда ее успокаивали. Она вспомнила, что прошлым вечером, когда она пришла к Бэнксу, у него дома звучал Джон Колтрейн, но слушать самого маэстро ей было менее приятно, чем его жену.

— Как прошла твоя беседа с Клэр Тос? — спросил Бэнкс, усаживаясь в кресло.

— Ужасно и практически без пользы, — ответила Энни. — Мне кажется, она не причастна к этому убийству, но она… как бы это сказать… негодует. Не думаю, что Клэр способна на месть. То, что произошло с ее подругой, непоправимо повлияло и на нее.

— Она все еще винит себя?

— Еще как! Она намеренно уродует себя и принижает свои умственные способности и возможности. Ее папаша сбежал от них, но это, похоже, не помогло. Мамаша, кажется, прочно присела на антидепрессанты.

— Проверили родственников жертв?

— Пока не всех. Общее мнение — существующее юридическое законодательство пощадило Люси Пэйн, а Бог — нет; все рады, что ее убили. Это принесло им «облегчение».

— Это слово означает сейчас все, что угодно, — вздохнул Бэнкс. — Сколько людей произносит его, оправдывая им свои грехи.

— И все-таки мне кажется, что ты не вправе порицать их, — упрямо произнесла Энни.

— Так по делу совсем ничего не прояснилось?

— Я бы так не сказала. У меня сегодня была короткая встреча с Чарльзом Эвереттом, перед тем как я поехала сюда. Он клянется, что не знает ничего о Мэгги Форрест, однако если она сейчас здесь, то нам придется рассматривать ее как главного подозреваемого. Люси Пэйн дружила с ней, использовала ее, а потом предала, и не исключено, что Мэгги рассматривает месть как способ сбросить с себя груз прошлого, освободиться от него.

— Вариант, — согласился Бэнкс. — А ты выяснила, где она сейчас живет?

— Пока нет. Рыжая попробует завтра узнать у издателей. Кстати, появились кое-какие новые факты.

Энни вкратце изложила версию Леса Ферриса, и Бэнкс выслушал ее даже с большим вниманием, чем она ожидала. Многие успешно раскрытые им преступления были связаны с другими, совершенными десятки лет назад, поэтому он с интересом относился к подобным «временным связям».

— Еще — Рыжая проследила дальнейшую судьбу Кита Макларена, австралийца, — добавила Энни. — Он вернулся в Сидней и работает в юридической фирме. Похоже, он окончательно выздоровел. Хорошо бы узнать, вдруг он хоть что-то вспомнил.

— Так ты собираешься ехать в Австралию?

— Ты что, шутишь? Позвоню ему в уик-энд.

— А что известно о Кирстен Фарроу?

— Рыжая пытается отыскать и ее тоже. Пока о ней ничего не известно. Странно, но создается впечатление, что она просто исчезла. Мы, как нам кажется, проверили все возможные источники информации, но примерно с девяносто второго года никаких сведений о ней нет: Кирстен Фарроу словно перестала существовать. Отец ее умер десять лет назад, мать в доме хроников — у нее болезнь Альцгеймера, — так что толку от общения с ней немного.

Мы пытаемся разыскать ее подругу-сокурсницу, Сару Бингем, с которой Кирстен до своего исчезновения жила в Лидсе. Рыжая выяснила, что Фарроу перешла на юридический факультет, так что направление поиска у нас вроде бы есть, но работа тянется чертовски медленно, поскольку собирать сведения нужно тщательно и к тому же осторожно.

— Да, это самая трудоемкая стадия расследования, — согласился Бэнкс. — Выжидать, копаться, проверять, уточнять. А ты не думала, что Кирстен может сейчас жить за границей?

— Но тогда она не представляет для нас интереса, согласен? Да, и вот еще что: Лес Феррис обещал добыть локоны девушек, обнаруженные в доме у Исткота в восемьдесят девятом году, тогда мы сможем сравнить волосы Кирстен с теми волосами, что найдены на одеяле Люси Пэйн. Это подтвердит или исключит версию о связи между нынешним и прошлым преступлениями.

— Данные, полученные при исследовании волос, часто бывают весьма неточными, — напомнил Бэнкс. — Однако если волосы совпадут, этого будет достаточно, чтобы решить, по какому пути двигаться дальше. Итак, каков твой план?

— Продолжать поиски. Искать Кирстен и Мэгги. Ну и Сару Бингем. Найдем — тогда и решим, разрабатывать их дальше или вычеркнуть из списка подозреваемых. Других версий у нас пока попросту нет. — Энни замолчала, слушая звуки арфы, от которых у нее мурашки по спине побежали, сделала глоток вина и решительно произнесла: — Мне кажется, ты пришел не о расследовании поговорить, ведь так?

— Не совсем, — уклончиво ответил Бэнкс.

Энни отвела глаза в сторону:

— Перед тем как ты перейдешь к главной цели своего визита, я хотела бы извиниться за вчерашний вечер. Не знаю, что на меня нашло… Правда, мы выпили с Уинсом, потом я немного добавила у тебя, ну крыша и поехала. Может, я просто устала. Не надо было пить, тем более так много. С моей стороны непростительно так вести себя с тобой. Прости, пожалуйста.

Бэнкс молчал, Энни казалось, что ему слышно, как колотится ее сердце.

— Да я в общем-то пришел не для выяснения отношений, — задумчиво произнес он, — хотя, признаться, отчасти поэтому.

— Я что-то плохо тебя понимаю. Объясни же, наконец.

— Ведь между нами давно все кончено, — старательно подбирая слова, начал Бэнкс, — поэтому, не буду отрицать, я был, как бы это сказать, потрясен, когда ты… Понимаешь… Ты знаешь, что для меня ты всегда желанна, а когда ты ведешь себя так… Хотя ты, конечно, права… Я имею в виду, что в моей жизни не так много хорошего, чтобы отвергать настолько щедрое предложение. Только… только все изменилось… Хорошо бы мы остались друзьями — хотя это будет нелегко, — и тогда ты сможешь рассказывать мне обо всем, что тебя беспокоит.

— Что, например?

— Ну… ведь не каждую ночь ты напиваешься, а потом набрасываешься на меня. У тебя, очевидно, неприятности.

— Почему это обязательно неприятности? — вызывающе спросила Энни. — Я же объяснила, что была пьяна и сильно устала. Работы выше головы. И нечего делать из мухи слона.

— Ты вчера сказала много странного и непонятного.

— Вот как? — Энни откинулась на спинку кресла. — Я, правда, не помню, но на всякий случай извини.

Она отлично помнила, что наговорила Бэнксу: Энни была не настолько пьяна, как в тот злополучный вечер с Эриком, — но сейчас ни за что на свете в этом не признается.

— Ты говорила о молодых любовниках.

Энни прикрыла ладонью рот:

— Не может быть! Какой ужас! С чего это я вдруг расфантазировалась, как взбалмошная школьница? Давай выпьем еще!

— Я, пожалуй, не буду. Я ведь за рулем.

— А я выпью.

— Тебе можно. Ты же дома.

Энни торопливо прошла на кухню, чтобы наполнить свой стакан, а заодно подумать и успокоиться. Меньше всего она хотела снова пускать Бэнкса — этого рыцаря в сияющих доспехах — в свою личную жизнь и разрешать ему в ней копаться. С Эриком она разберется сама, так что большое спасибо за участие. Ей не нужен защитник, который пойдет и отлупит его… в крайнем случае, отпугнет.

Она вернулась в гостиную, села в кресло и сказала:

— То, что я наговорила прошлым вечером… Не знаю, нужно ли тебе это знать… но я поругалась со своим бойфрендом и…

— Ты же ужинала с Уинсом.

— До этого. Я была расстроена и зла — вот и все. Наболтала лишнего. А теперь сожалею об этом.

Бэнкс медленно потягивал вино; брови сошлись на переносице, морщины прочертили лоб — он задумался.

— Когда ты говорила о молодом любовнике, ты имела в виду своего бойфренда? — спросил он, подняв на нее глаза.

— Да. Он совсем мальчик. Двадцать два года.

— Понятно.

— Мы поругались, только и всего.

— А я и не знал, что у тебя кто-то есть.

— Да мы недавно познакомились.

— И уже разругались?

— Да…

— Может, сказалась разница в возрасте?

Энни выпрямилась в кресле и сердито посмотрела на Бэнкса:

— Алан, ну при чем тут разница в возрасте? И о какой разнице ты говоришь: между мной и Эриком или между мной и тобой? Не надо лицемерить. Тебе это не идет.

— Сдаюсь! — Бэнкс поставил на стол бокал — вина в нем оставалось еще на добрый глоток. — Выходит, у тебя все в порядке?

— Да. Конечно, в порядке. С чего ты взял, что у меня неприятности?

— Значит, все хорошо? Никто не беспокоит? Не преследует? Не угрожает тебе?

— Да нет же! Все нормально. Мне совсем не нужен старший брат, который будет за мной присматривать. Я способна управиться со своей жизнью, так что большое спасибо. Теперь только бойфренды.

— Вот и отлично, — сказал Бэнкс и встал. — Я, пожалуй, пойду. Завтра тяжелый день.

Энни поднялась с кресла и проводила его до двери. Она двигалась словно в каком-то забытьи. Зачем было врать ему, сбивать с толку? Зачем она так грубо и жестоко говорила с ним?

— Может быть, побудешь еще? — спросила она. — Полстакана вина тебе не повредит.

— Да нет, не стоит, — ответил Бэнкс, открывая дверь. — Да и мы сказали друг другу все, что хотели, верно? Ты, Энни, береги себя. Ну пока, до встречи.

Он наклонился, коснулся губами ее щеки и вышел.

Слушая рокот мотора отъезжающей машины, Энни спросила себя, почему ей так грустно, почему она чуть не плачет. Он не захотел остаться. Из сиди-плеера все еще доносилась мелодия Элис Колтрейн, но теперь она уже не успокаивала. Энни ударила кулаком по двери, крикнула: «К черту!» — и продолжала колотить и повторять ругательство, пока не расплакалась в голос.