"Суперфрикономика" - читать интересную книгу автора (, Стивен Левитт, Стивен Дабнер)

Что общего у Эла Гора и горы Пинатубо?

Заголовки новостей звучали по меньшей мере угрожающе. Одна из статей в New York Times утверждала, что «по мнению некоторых экспертов, человечество стоит на пороге новых глобальных климатических изменений, к которым оно практически не готово». Статья ссылалась на мнение исследователей климата, согласно которому «подобные климатические изменения несут в себе угрозу для жителей всего мира».

Статья в журнале Newsweek цитировала доклад Национальной академии наук, в котором содержалось предупреждение о том, что климатические изменения «заставят произвести экономические и социальные корректировки в глобальном масштабе». Хуже того, «специалисты по изучению климата с большим пессимизмом оценивают способности политических лидеров к активным действиям, направленным на компенсацию климатических изменений или даже смягчение последствий таких изменений».

Какой здравомыслящий человек, читающий подобные статьи, не испугался бы глобального потепления?

Но, как ни странно, все эти ученые говорили совершенно о другом. Все упомянутые нами выше статьи были опубликованы в середине 1970-х годов и повествовали об эффектах глобального похолодания.

Тревожные звонки зазвучали из-за того, что за период с 1945 по 1968 год средняя температура в Северном полушарии упала на 0,5 градуса по Фаренгейту (или 0,28 градуса по шкале Цельсия). Более того, выросла и средняя высота снежного покрова, а за период с 1964 по 1972 год объем солнечной энергии, достигающей поверхности Земли, в США снизился на 1,3 процента. Newsweek сообщал о снижении температуры, которое, несмотря на незначительную величину в абсолютных показателях, «уже привело к тому, что планета прошла одну шестую пути в направлении нового ледникового периода».

Особые опасения были связаны с коллапсом сельскохозяйственной системы. В Британии охлаждение уже привело к сокращению вегетационного периода на две недели. «Возникающая вследствие этого возможность повсеместного голода может оказаться катастрофической», предупреждала статья в Newsweek. Некоторые ученые предлагали радикальные решения, направленные на повышение температуры, такие как «стимулирование таяния арктических льдов за счет их покрытия слоем черной копоти»¹.

В наши дни проблема изменилась с точностью до наоборот. Теперь принято считать, что планета не слишком холодная, а слишком теплая. А черная копоть теперь выглядит не нашим спасителем, а главным злодеем. Мы выбрасываем в атмосферу бесконечные потоки углеродных соединений, возникающих вследствие сжигания ископаемых видов топлива, которые мы используем для собственного обогрева, охлаждения и даже развлечения. Действуя подобным образом, мы превращаем нашу планету в своего рода парник. В небе над нами висят химические ловушки, которые захватывают значительную часть тепла от солнечных лучей и не позволяют ему вернуться обратно в космос. Несмотря на «глобальное похолодание», среднемировая температура за последние сто лет выросла на 1,3 градуса по Фаренгейту (0,74 градуса по Цельсию), и скорость потепления все увеличивается.

«Сейчас мы наносим Земле такой большой ущерб, — пишет знаменитый эколог Джеймс Лавлок², — что она может вернуться к горячему состоянию, в котором была пятьдесят пять миллионов лет назад. Если это произойдет, то большая часть человечества погибнет».

Экологи во всем мире в целом согласны с тем, что температура планеты повышается. Все большее их число склоняется к мысли о том, что человечество играет в этом процессе важную роль. Но пути воздействия человека на климат не всегда являются столь очевидными, как представляется на первый взгляд.

Принято считать, что значительная часть парниковых газов возникает вследствие работы моторов автомобилей, грузовиков и самолетов. Именно эта точка зрения заставляет многих людей, склонных к экологическому мышлению, покупать себе Prius или другую модель машины с гибридным двигателем. Однако каждый раз, когда владелец Prius заезжает в продовольственный магазин, он тем самым ликвидирует весь положительный эффект гибридного двигателя (особенно когда заходит в мясной отдел).

Каким образом? Дело в том, что коровы — а также овцы и другие жвачные животные — являются естественными загрязнителями атмосферы. Их дыхание, метеоризм, отрыжка и навоз выделяют метан, действие которого в качестве парникового газа примерно в двадцать пять раз сильнее, чем действие выбросов диоксида углерода автомобилями (и человеческими существами)³. Жвачные животные вырабатывают на 50 процентов больше парниковых газов, чем весь транспорт в мире⁴.

И здесь не помогает даже общественное движение Locavores, призывающее людей есть только продукты местного производства⁵. Недавнее исследование, проделанное двумя учеными из университета Карнеги-Меллон Кристофером Вебером и Скоттом Мэттьюзом, показало, что покупка продуктов местного изготовления фактически приводит к повышению эффекта действия парниковых газов. Почему?

Более 80 процентов выбросов, связанных с продуктами питания, возникают на фазе производства, а крупные фермы являются более производительными, чем мелкие хозяйства. Транспортировка отвечает лишь за 11 процентов выбросов, связанных с продуктами питания (в том числе доставка от производителя в розничные сети дает всего 4 процента). По мнению Вебера и Мэттьюза, лучший способ помочь решению этой проблемы — это изменить свой рацион. «Если вы хотя бы один день в неделю будете получать калории не за счет поглощения говядины и молочных продуктов, а за счет куриного мяса, яиц, рыбы или овощей, то сможете внести куда больший вклад в борьбу с парниковым эффектом, чем при покупке продуктов питания местных производителей», — пишут они.

Можно также перейти от потребления говядины к поеданию мяса кенгуру — судьба устроила так, что испускаемые кенгуру газы не содержат метан. Но только представьте себе, какие огромные маркетинговые усилия потребуются для того, чтобы заставить американцев перейти на гамбургеры из кенгурятины⁶. А кроме того, представьте себе, какой жесткий прессинг властей в Вашингтоне начнется со стороны скотопромышленников, стремящихся запретить использование мяса кенгуру. К счастью, команда австралийских ученых пытается решить эту проблему с другой стороны. Они работают над тем, чтобы воспроизвести пищеварительные бактерии, живущие в желудках кенгуру, для того чтобы затем перенести их в желудки коров.

По целому ряду причин глобальное потепление является исключительно сложной для изучения проблемой.

Во-первых, ученые, занимающиеся климатическими вопросами, не могут проводить эксперименты. В связи с этим они больше напоминают экономистов, чем физиков и биологов. Их цель состоит в том, чтобы найти взаимосвязи в имеющихся данных, не имея при этом возможности ввести десятилетний запрет на использование автомобилей (или разведение коров).

Во-вторых, наука вынуждена изучать чрезвычайно сложный механизм со множеством связей. Давайте, к примеру, представим себе, что мы единовременно увеличиваем количество авиарейсов в мире в три раза. Это (как и любой другой вид человеческой деятельности) повлияет не только на масштабы выбросов в атмосферу, но и на атмосферную конвекцию или процессы образования облаков.

Для прогнозирования глобальных температур на поверхности Земли нужно принять во внимание и эти, и многие другие факторы, в том числе испарения, осадки и, само собой, выбросы в атмосферу продуктов жизнедеятельности животных. Но даже самые сложные климатические модели не способны в полной мере учесть влияние этих переменных, что крайне затрудняет прогнозирование нашего климатического будущего. Для сравнения: модели анализа рисков, используемые современными финансовыми учреждениями, не так давно казались вполне надежными. Как показал недавний банковский кризис, этой степени надежности оказалось недостаточно.

Присущая изучениям климата неточность означает, что мы не знаем с достаточной определенностью, приведет ли наш нынешний путь развития к росту температуры планеты на два или на десять градусов. Мы даже не знаем, приведет ли резкий рост к простому неудобству для жителей планеты или же к концу цивилизации в том виде, в котором мы ее знаем.

Именно этот призрак катастрофы (неважно, насколько отдаленной) и выдвинут глобальным потеплением на первый план в государственной политике многих стран. Если бы мы были уверены в том, что потепление приведет к значительным и рассчитываемым расходам, то экономические проблемы свелись бы к простому анализу затрат и выгод. Иными словами, перевесят ли будущие выгоды от сокращения выбросов нынешние расходы на это сокращение? Либо нам лучше отложить решение этого вопроса на будущее? А может быть, нам стоит продолжать осуществлять выбросы в прежнем объеме и одновременно учиться жить в более горячем мире?

Экономист Мартин Вейцман проанализировал лучшие из имеющихся в нашем распоряжении климатических моделей и пришел к выводу: вероятность того, что наше будущее станет ужасным (то есть что мировая температура вырастет более чем на 10 градусов), составляет не более 5 процентов⁷.

Разумеется, этот маловероятный сценарий таит в себе элемент неопределенности. Так стоит ли нам уделять так много внимания столь незначительной вероятности глобальной катастрофы?

Экономист Николас Стерн, создавший поистине энциклопедический отчет для британского правительства по вопросам глобального потепления, предложил, чтобы развитые страны ежегодно тратили на решение этой проблемы по 1,5 процента своего ВВП — по состоянию на сегодняшний день это составит эквивалент 1,2 триллиона долларов⁸.

Но, как известно большинству экономистов, люди чаще всего не хотят тратить сколь-нибудь значительные суммы на то, чтобы избежать будущих проблем, в особенности когда вероятность возникновения этих проблем минимальна. В будущем у нас могут появиться варианты предотвращения проблемы, стоящие значительно меньше, чем варианты, имеющиеся у нас сегодня.

Хотя экономистов учат быть хладнокровными и спокойно рассматривать все доводы «за» и «против» при обсуждении любого вопроса, в том числе и глобальной катастрофы, остальная часть жителей Земли является все же чуть более возбудимой. И большинству людей свойственно воспринимать ситуации неопределенности с несколько чрезмерными эмоциями: страхом, проклятиями или даже параличом действий⁹. Неопределенность способна сделать и еще одну неприятную вещь, а именно заставить нас обдумывать наихудшие варианты развития событий (вспомните, к примеру, что именно вы подумали, услышав глубокой ночью из-за дверей звук падающего предмета). Думая о глобальном потеплении, люди вызывают в своем воображении прямо-таки библейские напасти: повышение уровня моря, адскую жару, язвы, чуму, хаос на всей планете.

Вполне понятно, что движение против глобального потепления постепенно приобрело чуть ли не религиозный характер. Многие считают, что человечество унаследовало от своих предков девственный Эдем, затем согрешило, загрязняя райские кущи, и теперь должно подвергнуться лишениям, чтобы не погибнуть в огненном апокалипсисе. Джеймс Лавлок, которого можно рассматривать как своего рода первосвященника этой религии, излагает эти мысли языком, вполне привычным для литургии: «Мы использовали энергию и слишком активно заселили Землю... Мы упустили время для реализации идей устойчивого развития; то, что нам нужно сейчас, — это устойчивое отступление».

Выражение «устойчивое отступление» звучит так, как будто автор призывает нас вернуться к мешковине вместо одежды. Для жителей развитых стран подобное поведение означает снижение потребления, использование меньшего количества вещей, более редкие поездки на автомобиле. Кроме того (хотя об этом практически никто не говорит), речь может идти о постепенном уменьшении населения Земли.

И если у движения современных консерваторов должен быть святой покровитель, то лучше всех на эту роль подходит, по нашему мнению, Альберт (Эл) Гор, бывший вице-президент США и лауреат Нобелевской премии. Его документальный фильм «Неудобная правда» поведал миллионам зрителей об опасностях чрезмерного потребления.

После выхода фильма он создал организацию «Альянс по защите климата», которая видит свою роль в «невиданном ранее по объемам убеждении масс». На острие удара альянса находится общественная кампания под названием «Мы» с бюджетом в 300 миллионов долларов, которая призывает американцев отказаться от своего расточительного образа жизни¹⁰.

Однако у любой религии есть свои еретики. Глобальное потепление не является исключением. Борис Джонсон, журналист с классическим образованием, которому удалось стать мэром Лондона, прочитал труды Лавлока (которого он называет «священнической фигурой») и пришел к следующему выводу: «Как и во всех ведущих религиях, страх перед изменением климата удовлетворяет нашу потребность в ощущении вины и отвращении к самому себе, а кроме того, подпитывает извечное человеческое чувство, согласно которому технологический прогресс рано или поздно навлечет на себя кару богов. И страх климатических изменений в этом смысле напоминает религию: он окутан тайной, и мы никогда не можем с уверенностью утверждать, станут ли наши действия искупительной жертвой и приведут ли они хоть к какому-то успеху»¹¹.

Пока истинные верующие оплакивают осквернение нашего земного Эдема, еретики отмечают, что этот рай на земле задолго до появления людей был окутан таким плотным слоем метана, что в нем не могло появиться ничего живого¹². Когда Эл Гор призывает граждан отказаться от пластиковых пакетов для покупок, кондиционеров или слишком частых поездок, агностики возражают, что на долю человека приходится лишь 2 процента глобальных выбросов диоксида углерода, а остальная доля возникает в результате естественных процессов, таких как гниение растений¹³.

Когда мы отказываемся от религиозного рвения или чрезмерной научной сложности, то понимаем, что в основе глобального потепления лежит невероятно простая дилемма. Экономисты любовно называют ее внешними, или экзогенными, факторами.

Что такое «внешние факторы»? Этот термин описывает ситуацию, при которой один субъект предпринимает какие-то действия, а другой, без предварительного согласования, вынужден оплачивать (полностью или частично) расходы, связанные с этими действиями. Внешние факторы представляют собой (если пользоваться экономическим термином) налогообложение без соответствующего объекта.

Если вам посчастливилось жить рядом с заводом по производству удобрений, то резкий запах аммиака будет являться для вас внешним фактором. Когда ваши соседи устраивают огромную вечеринку (и при этом забывают пригласить вас), то ее шум является для вас внешним фактором. Внешним фактором является и пассивное курение. Внешним фактором является ситуация, когда в перестрелке двух наркодилеров под случайную пулю попадает ребенок на игровой площадке.

Парниковые газы, считающиеся основным виновником глобального потепления, также представляют собой в основном внешние факторы. Когда вы устраиваете барбекю на лужайке, вы не просто наслаждаетесь вкусным жареным мясом. Помимо этого вы способствуете попаданию продуктов горения в атмосферу, что (пусть и в незначительной степени) заставляет нагреваться всю планету. Каждый раз, когда вы управляете автомобилем, съедаете гамбургер или летите в самолете, вы создаете те или иные побочные продукты, за которые не платите.

Представьте себе человека по имени Джек, который живет в прекрасном доме (который он сам же и построил) и возвращается домой одним прекрасным и теплым летним днем.

Все, что он хочет, — это расслабиться и остыть после тяжелого дня. Поэтому он на полную катушку включает кондиционер. Возможно, он и понимает, что вследствие этого действия очередной счет за электроэнергию будет выше на пару долларов, но это его не сдерживает.

В этот момент он совершенно не задумывается о черном дыме, поднимающемся из труб электростанции вследствие того, что в ней горит уголь, который нагревает воду, которая превращается в пар, который заполняет турбины, которые вращают генератор, который создает энергию, которая охлаждает дом, который построил Джек.

Он не думает и об экологических издержках, связанных с добычей и транспортировкой угля, и о множестве опасностей, связанных с его добычей. В одних только Соединенных Штатах за последние сто лет на рабочих местах погибло более 100 тысяч шахтеров, а по другим оценкам, еще около 200 тысяч шахтеров умерло впоследствии от легочных заболеваний. Все это представляет собой внешние факторы. К счастью, количество смертей шахтеров в Соединенных Штатах резко сократилось и составляет в наши дни в среднем около 36 в год¹⁴. Но если бы Джеку довелось жить в Китае, то этот внешний фактор имел бы большее значение: по крайней мере 3 тысячи китайских шахтеров ежегодно погибают на работе¹⁵.

Трудно винить Джека в том, что он не задумывается о внешних факторах. Современные технологии являются настолько сложными, что зачастую не позволяют увидеть все расходы, связанные с нашим потреблением. Электроэнергия, питающая кондиционер Джека, не производит никакой грязи. Она просто появляется в доме, подобно маленькому волшебству.

Если бы в мире жило несколько десятков или даже несколько миллионов Джеков, это не было бы проблемой. Но когда население планеты начинает достигать 7 миллиардов человек, совокупный эффект действия внешних факторов приобретает гораздо больший вес. Так кому же надо платить за эти внешние факторы?

В принципе, ответ на этот вопрос не должен быть особенно сложным. Если бы мы знали, во что обходится человечеству в целом каждый бак бензина, то мы могли бы просто взимать соответствующий налог с каждого водителя. Величина этого налога будет не настолько большой, чтобы заставить его отменить поездку. Она также будет достаточной для того, чтобы он обратил на нее внимание. Смысл этого налога состоит в том, чтобы заставить водителя оценить полную стоимость своих действий (или, говоря языком экономистов, превратить внешние факторы во внутренние).

Налоговые платежи могли бы быть направлены в пользу людей, страдающих от последствий климатических изменений, — например, жителей равнин в Бангладеш, которые будут затоплены в случае стремительного роста уровня Мирового океана. При правильно выбранной сумме налога доходы могли бы обеспечивать надлежащую компенсацию для жертв климатических изменений.

Однако когда речь заходит о реальном решении проблем, связанных с внешними климатическими факторами, посредством налогов, мы можем лишь развести руками. Помимо таких очевидных препятствий, как определение справедливого размера налога и организация механизма сбора, существует тот факт, что парниковые газы не знают государственных границ. Атмосфера Земли находится в постоянном и сложном движении, а это означает, что ваши выбросы попадают ко мне, а мои — к вам. Поэтому и возникает проблема глобального потепления.

Если бы, скажем, Австралия решила моментально прекратить выбросы углекислого газа, то она не смогла бы воспользоваться преимуществами такого дорогостоящего и болезненного решения, если ее инициативу не поддержали бы все остальные страны. Кроме того, ни одна страна не имеет права приказывать другой, что нужно делать. В последние годы Соединенные Штаты время от времени пытались снизить объемы своих выбросов. Но когда США просят сделать то же самое Китай или Индию, то те (вполне оправданно) говорят в ответ: «.Слушайте, в свое время вам никто не мешал стать промышленной супердержавой, почему мы не имеем права развиваться в том же направлении'?»

Пока людей не вынуждают оплачивать полную цену своих действий, они практически не имеют стимулов к изменению своего поведения. В прежние времена, когда большие города мира были наполнены конским навозом, люди пересели на автомобили не потому, что это было хорошо для общества в целом. Они сделали это потому, что автомобили соответствовали их экономическим интересам. В наши дни людей призывают изменить поведение не потому, что это соответствует их интересам, а скорее из интересов самоотверженности. Подобный подход делает задачу борьбы с глобальным потеплением практически безнадежной, если только (как видится Элу Гору в мечтах) люди не будут готовы отставить в сторону свои личные интересы и начать делать правильные вещи, даже если это дорого им обойдется.

Гор взывает к нашей альтруистической части, к нашим внутренним ангелам, ненавидящим внешние факторы.

Но не следует забывать, что внешние факторы не всегда столь очевидны, как может показаться. Для того чтобы уберечь свои машины от угона, многие люди блокируют рулевые колеса с помощью механического блокиратора. Это объемное устройство видно издалека (иногда его даже выпускают с розовой неоновой подсветкой). Используя блокиратор, вы четко даете понять потенциальному угонщику, что вашу машину будет сложно украсть. Однако одновременно вы даете ему и другой подспудный сигнал: что ему будет проще угнать машину вашего соседа, не оборудованную блокиратором. Тем самым ваше устройство является неблагоприятным внешним фактором для ваших соседей, не использующих противоугонные устройства. Иными словами, вы повышаете риск угона для их автомобилей. Блокиратор является идеальным примером действия в собственных интересах.

Другое устройство под названием Lojack является во многом противоположностью блокиратору¹⁶. Устройство представляет собой маленький радиопередатчик, размером немного больше, чем обычная колода карт, который прячется внутри машины или крепится к ее днищу в месте, недоступном для угонщика. В случае кражи автомобиля полиция может удаленно активировать передатчик и, следуя за его сигналом, добраться до автомобиля.

В отличие от блокиратора Lojack не останавливает вора, стремящегося угнать ваш автомобиль. Так для чего нужно это устройство?

Во-первых, оно помогает вам быстро вернуть угнанную машину. Когда дело касается угона автомобиля, быстрота имеет значение. Если ваш автомобиль невозможно найти в течение нескольких дней, то не исключено, что его за это время успевают разобрать на запчасти или привести в негодное состояние. Однако даже если сами не хотите вернуть себе угнанную машину, этого хочет ваша страховая компания. Таким образом, вторая причина для установки Lojack связана с возможностью получить у страховщиков скидку. Но, пожалуй, главное основание для установки Lojack состоит в том, что благодаря этому устройству поиски украденной машины превращаются в увлекательное приключение.

При поиске угнанного автомобиля с установленной системой Lojack возникает своеобразное волнение, подобное тому, что вы испытываете на охоте, спустив свору собак. Полиция приступает к решительным действиям, движется за ускользающим сигналом, а затем захватывает машину так быстро, что сидящие в ней воры не успевают понять, что происходит. Если вам повезет, то вам достанется машина с полным баком бензина, который воры наполнят, еще не зная о том, что скоро будут схвачены.

Большинство краденых автомобилей заканчивают свою жизнь в подпольных автомастерских, где с них снимают наиболее ценные узлы и агрегаты, а затем избавляются от оставшегося лома. Полиция с трудом боролась с этим промыслом, но потом на сцене появился Lojack. Теперь полиция просто следует за радиосигналом и зачастую находит не только машину, но и подпольную мастерскую.

Разумеется, владельцы таких мастерских отнюдь не дураки. Как только они поняли, что происходит, то сразу же изменили тактику поведения. Вор, вместо того чтобы сразу же ехать в мастерскую, оставляет машину на парковке на несколько дней. Если, вернувшись через несколько дней, он видит, что машины нет, значит, в ней был установлен Lojack. Если же машина на месте, то он спокойно перевозит ее в мастерскую.

Само собой, полицейские тоже не дураки. Когда они находят угнанный автомобиль на стоянке, то могут решить не забирать его оттуда сразу же. Вместо этого они наблюдают за автомобилем, а когда вор возвращается, то следуют за ним и попадают в мастерскую.

Насколько трудной стала жизнь автомобильных угонщиков после появления Lojack?

Рост количества установленных в автомобилях Lojack приводит к снижению числа угонов в среднем на 20 процентов. Поскольку вор не может заранее сказать, какие автомобили оборудованы Lojack, а какие нет, он все меньше готов рисковать и угонять автомобили. Lojack — сравнительно дорогое устройство. Его цена около 700 долларов, соответственно, он пользуется популярностью далеко не у всех — это устройство установлено менее чем в 2 процентах новых автомобилей.

Тем не менее даже это незначительное количество создает нечто редкое и замечательное. Речь идет о положительном внешнем эффекте для всех водителей, в том числе тех, кто не имеет возможности купить Lojack.

Совершенно верно: не все внешние факторы носят негативный характер. Хорошо поставленное образование в государственных школах создает положительный внешний эффект, потому что мы все выиграем, если будем жить в обществе хорошо образованных людей. Садоводы и пчеловоды создают положительные внешние эффекты друг для друга: деревья бесплатно предоставляют пыльцу для пчел, а пчелы на такой же безвозмездной основе опыляют плодовые деревья. Вот почему пчеловоды и садоводы часто селятся рядом¹⁷.

Один из самых неожиданных положительных внешних эффектов пришел поначалу облаченным в одежды стихийного бедствия.

В 1991 году старые, поросшие лесом горы на филиппинском острове Лусон вдруг начали грохотать и выбрасывать серный пепел. Выяснилось, что старая добрая гора Пинатубо на самом деле являлась потухшим вулканом. Жители окрестных городков и ферм поначалу не хотели эвакуироваться, однако прибывшие на остров геологи, сейсмологи и вулканологи в конечном счете убедили большинство из них покинуть окрестности горы.

И это было правильным решением: 15 июня началось яростное извержение вулкана Пинатубо, продолжавшееся в течение девяти часов. Извержение было столь значительным, что верхушка горы провалилась внутрь, в результате чего возникла так называемая кальдера (круглый кратер), а новая высота горы оказалась почти на 200 метров меньше прежней. Хуже того, сразу же после извержения по региону прокатился тайфун. По словам одного из очевидцев, с неба полились «струи воды вперемешку с золой и кусками пемзы размером с мяч для гольфа»¹⁸. В ходе извержения погибло около 250 человек (в основном под развалинами своих домов), и еще больше погибло от оползней в последовавшие за извержением дни. Тем не менее благодаря предупреждениям ученых число погибших было сравнительно небольшим.

Извержение Пинатубо стало самым мощным вулканическим извержением за последние сто лет. Через два часа после начала извержения серная зола поднялась в небо выше чем на двадцать пять километров. А к моменту окончания извержения Пинатубо извергла в стратосферу более 20 миллионов тонн двуокиси серы. Какое же влияние оказало это извержение на окружающую среду?

Как оказалось, образовавшаяся в стратосфере дымка двуокиси серы подействовала как слой солнцезащитного крема и позволила сократить количество солнечного излучения, достигающего Земли. В течение следующих двух лет, по мере оседания дымки, Земля постепенно охладилась в среднем почти на 1 градус по Фаренгейту, или на 0,5 градуса по Цельсию. Фактически одно-единственное извержение вулкана повернуло вспять (хотя и временно) весь процесс глобального потепления, происходивший на протяжении столетия.

Извержение Пинатубо создало и другие положительные внешние эффекты. Леса стали расти более активно, поскольку деревья предпочитают, чтобы солнечный свет был немного рассеянным. Диоксид серы в стратосфере позволил человечеству наслаждаться прекраснейшими из когда-либо виденных закатов.

Конечно, подобное глобальное похолодание привлекло внимание ученых. В статье, опубликованной в журнале Science, был сделан вывод, что если бы извержение вулкана, сходное по своим масштабам с извержением Пинатубо, происходило раз в несколько лет, то это могло бы «компенсировать значительную часть антропогенного потепления, ожидаемого в течение следующего века».

Это признал даже Джеймс Лавлок. «Мы могли бы быть спасены, — писал он, — в случае возникновения неожиданных событий, таких как серия вулканических извержений, достаточно серьезных для того, чтобы блокировать солнечные лучи и тем самым охладить Землю. Но лишь неудачники будут готовы поставить свою жизнь в зависимость от столь маловероятных событий».

Возможно, он прав, и действительно нужно быть неудачником или, точнее, дураком, чтобы верить в способность человека убедить вулканы изрыгать свои защитные испарения в небо с необходимыми интервалами. Но что если некоторые дураки всерьез полагают, что случай Пинатубо может служить примером действий по остановке глобального потепления? Точно так же в свое время считали дураками людей, веривших в то, что женщины не должны умирать во время родов, или в то, что голод в мире не является предопределенным условием? А если они верят в это, то, может быть, могут найти дешевые и простые решения?

Если это так, то где искать подобных дураков?

В ничем не примечательном городке Бельвью, штат Вашингтон, расположенном в пригороде Сиэтла, находится столь же непримечательный район. В его зданиях расположены: компания, занимающаяся системами отопления и кондиционирования воздуха, мастерские по производству лодок и мраморной плитки, а еще одно здание когда-то было мастерской по ремонту мотоциклов Harley-Davidson. Это здание представляет собой лишенное какого-либо очарования строение без окон площадью около двух тысяч квадратных метров. Владельца здания можно вычислить только по надписи на листе бумаги, приклеенном к входной стеклянной двери. На листе написано intellectual Ventures»¹⁹.

Внутри здания расположена одна из самых необычных лабораторий в мире. В ней можно увидеть токарные станки, лабораторные устройства для выращивания плесени, трехмерные принтеры, множество мощных компьютеров. Но также в ней можно увидеть инсектарий, в котором разводят комаров. Потом комаров помещают в пустой аквариум, а затем убивают их лазерным лучом с расстояния тридцати метров. Этот эксперимент проводится в рамках программы борьбы с малярией. Болезнь распространяется самками комара, причем определенного вида, поэтому система лазерного отслеживания выявляет самок (за счет того, что они больше и тяжелее самцов, они машут крыльями с другой частотой), после чего расстреливает их²⁰.

Intellectual Ventures (IV) — это компания, выстроенная вокруг изобретений. Ее лаборатория не только напичкана разнообразным оборудованием, но и населена людьми с лучшими в мире мозгами — учеными, любящими разгадывать заковыристые головоломки. Они выдумывают различные процессы и продукты, а затем патентуют их, подавая более пятисот заявок в год. Кроме того, компания приобретает патенты и у сторонних изобретателей, начиная с компаний из списка Fortune 500 и заканчивая фанатиками, упорно работающими в темных подвалах. IV действует примерно так же, как любой другой фонд прямых инвестиций. Компания собирает капитал для инвестиций, а затем осуществляет выплаты вкладчикам за счет продажи лицензий и прав использования на свои патенты. В настоящее время компания управляет более чем двадцатью тысячами патентов. Таким результатом могут похвастаться не более пары десятков компаний в мире. Время от времени кое-кто начинает ворчать, что компания IV представляет собой сборище «патентных троллей», накапливающих патенты лишь для того, чтобы потом вымогать деньги у других компаний, в том числе путем судебных процессов. Но для таких претензий нет убедительных доказательств. Более правильным будет сказать, что IV создала первый массовый рынок интеллектуальной собственности.

Во главе IV стоит компанейский человек по имени Натан. Мы с вами уже встречались с ним раньше — это именно тот человек, который надеется ослабить силу ураганов, сбрасывая в океан шины грузовиков. Да, это устройство, известное внутри компании под названием «раковина Солтера», является изобретением компании IV. Оно работает по тому же принципу, что и кухонная раковина, а его концепция была изначально разработана Стивеном Солтером, известным британским инженером, который в течение нескольких десятилетий работал над вопросами использования мощи океанских волн для целей человечества.

Теперь вам должно быть понятно, что Натан не простой изобретатель, занимающийся своим хобби по выходным. Его зовут Натан Мирволд, и в прошлом он занимал пост директора по технологиям компании Microsoft. Он основал IV в 2000 году вместе с биофизиком Эдвардом Юнгом, бывшим в то время главным архитектором программного обеспечения Microsoft. Мирволд занимал в Microsoft множество должностей: он был и футурологом, и стратегом, и основателем собственной исследовательской лаборатории, и главным тайным советником Билла Гейтса. «Я не знаю человека более умного, чем Натан», — как-то раз заметил Гейтс²¹.

Мирволд, которому не так давно исполнилось пятьдесят, был толковым уже с ранних лет. Он вырос в Сиэтле, окончил среднюю школу в четырнадцать, а к тому времени, когда ему исполнилось двадцать три года, он уже отучился в Калифорнийском университете и Принстоне и получил степень бакалавра по математике, две степени магистра (в областях геофизики/космической физики и математической экономики) и степень доктора в области математической физики. Затем он поступил на работу в Кембриджский университет, где занимался исследованиями в области квантовой космологии вместе со Стивеном Хокингом.

Мирволд вспоминает, как когда-то в детстве смотрел британский научно-фантастический сериал «Доктор Кто»: «Кто-то из персонажей спросил у Доктора, в какой области знаний он получил свою степень. Доктор ответил: «Я ученый во всех областях». И тут я сказал себе: «Вот оно\ Вот кем я хочу быть — ученым во всех областях!»

Мирволд эрудирован настолько, что любой другой эрудит в его присутствии может задрожать от стыда. В дополнение к своим научным интересам он занимается фотографией природных объектов, кулинарией, альпинизмом. Он коллекционирует редкие книги, ракетные двигатели, антикварные научные приборы и даже кости динозавра. Мирволд руководит проектом, которому удалось откопать больше скелетов тираннозавров, чем кому-либо еще в мире²². Как видно из его хобби, он является очень богатым человеком.

Однако не исключено, что Мирволд остается богатым еще и потому, что любит экономить. Проходя вместе с нами по лаборатории IV и показывая свои любимые инструменты и хитрые приспособления, он с гордостью рассказывает о том, как купил их на аукционе eBay или на ликвидационных распродажах. Хотя Мирволд лучше многих других людей понимает всю сложность окружающего нас мира, он твердо верит, что решения наших проблем должны быть максимально дешевыми и простыми.

Вместе со своими коллегами он в настоящее время работает над множеством проектов: усовершенствованием двигателя внутреннего сгорания, способами улучшения тяги самолетов, способствующими более эффективному использованию топлива, а также над разработкой новых видов атомных электростанций, позволяющих радикально улучшить ситуацию с мировым производством электроэнергии в будущем. Хотя многие идеи его компании пока что остаются идеями, другие уже начали спасать человеческие жизни. Например, компания разработала процесс, при котором нейрохирург, пытающийся излечить аневризму у пациента, может отправить в компанию данные сканирования его мозга. Эти данные переносятся в трехмерный принтер, воссоздающий пластиковую модель аневризмы в натуральную величину. Эта модель оперативно доставляется хирургу, и тот может разработать подробный план операции перед тем, как вскрыть череп пациента.

Разумеется, кто-то может посчитать чересчур высокомерным желание небольшой группы ученых и инженеров одновременно решить множество сложных проблем в мире. К счастью, этим людям есть что показать в ответ. Они уже отправили спутники на Луну, помогли защитить США от ракетных атак, а некоторые созданные ими высокотехнологичные разработки уже изменили множество рабочих процессов в мире. (Билл Гейтс не только вкладывает свои деньги в IV, но время от времени обращается и к глобальным проблемам. Так, проект компании по борьбе с комарами с помощью лазерных лучей является частью его благотворительной программы, направленной на искоренение малярии.) Компания также занимается фундаментальными научными исследованиями во многих областях²³, в том числе в области изучения климата.

Понятно, что рано или поздно компания занялась бы решением проблемы глобального потепления. В тот день, когда мы посетили IV, Мирволд созвал около десятка своих коллег для обсуждения этой проблемы и возможных способов ее решения. Ученые расселись за длинным овальным столом, а Мирволд занял место около одной из вершин овала.

Комната заполнена настоящими волшебниками, без сомнения, Мирволд является среди них своего рода Гарри Поттером. В течение следующих десяти часов, подкрепляя силы огромным количеством диетической минеральной воды, он указывает на детали и подчеркивает важность событий, инициирует дискуссии и активно влезает в разговоры других участников²⁴.

Практически все соглашаются с тем, что температура Земли повышается, и в целом все подозревают, что это каким-то образом связано с человеческой деятельностью. Но также участники согласны с тем, что принятое в средствах массовой информации и политических кругах мнение по вопросу глобального потепления является слишком упрощенным. По мнению Мирволда, решение огромного количества вопросов тормозится «людьми, залезающими на трибуну и вопящими о скором уничтожении человечества как биологического вида».

А согласен ли он сам с тем, что такая угроза существует? «Скорее нет».

Когда речь заходит о фильме «Неудобная правда», по комнате проносится общий стон. Цель фильма, по мнению Мирволда, состояла в том, чтобы «напугать людей до полусмерти». Хотя Эл Гор и не лжет с технической точки зрения, некоторые из описываемых им кошмарных сценариев (например, исчезновение штата Флорида вследствие повышения уровня моря) «не имеют никаких оснований с точки зрения нашей физической реальности, по крайней мере, в сколь-нибудь разумные сроки. Нет ни одной климатической модели, расчеты которой могли бы подтвердить возможность наступления подобного исхода».

Однако научное сообщество в этом не виновато. Нынешние модели прогнозирования климата являются, по словам Лоуэлла Вуда, «крайне грубыми». Вуд — коренастый и крайне разговорчивый астрофизик шестидесяти лет, чем-то напоминает Игнациуса Рейли. Давным-давно Вуд был академическим наставником Мирволда. (Сам Вуд был протеже физика Эдварда Теллера²⁵.) Мирволд считает Вуда самым умным человеком во Вселенной. Кажется, что в голове Вуда содержатся знания практически обо всем: он знает и скорость таяния ледяного покрова Гренландии (80 кубических километров в год), и долю не зарегистрированных в официальном порядке китайских электростанций, начавших работу в предыдущем году (около 20 процентов), и то, что метастатические раковые клетки несколько миллионов раз проходят по кровеносной системе, прежде чем закрепляются в каком-то органе²⁶.

Вуд добился многого в области науки, и его исследования спонсировались университетами, частными компаниями и правительством США. Именно Вуд продумал систему использования лазеров для борьбы с комарами. Если вам кажется, что она смутно напоминает что-то еще, то знайте, что именно Вуд работал над системой ПРО («программа звездных войн») в Ливерморской национальной лаборатории, откуда недавно вышел на пенсию. (Вот вам и преимущества мирного сосуществования: исследователь, прежде занимавшийся борьбой с советским ядерным оружием, обратил свое внимание на малярийных комаров!)

На встречу мыслителей в IV Вуд явился в рубашке с коротким рукавом, окрашенной в радужные цвета, к которой он умудрился подобрать подходящий галстук. «Климатические модели несовершенны как с точки зрения пространства, так и с точки зрения времени, — утверждает он. — Огромное количество природных явлений просто не могут быть смоделированы. Эти модели не могут точно предсказать поведение даже таких гигантских явлений, как ураганы или грозы».

Мирволд находит для объяснения этой ситуации несколько причин. Сегодняшние модели используют чересчур крупную сетку поверхности Земли, что не позволяет правильно смоделировать погодные явления. Уменьшение размера ячеек сетки потребует более качественных программ моделирования, а это, в свою очередь, — больших вычислительных мощностей. «Мы пытаемся прогнозировать изменения климата на период от двадцати до тридцати лет, — говорит он, — но компьютерной отрасли потребуется примерно столько же времени для того, чтобы обеспечить нас устройствами, способными сделать эту работу».

При этом большинство существующих климатических моделей, как правило, производят сходные прогнозы. Можно предположить, что это происходит вследствие того, что ученые четко понимают основную суть происходящих процессов. По мнению Вуда, это не так.

«Все крутят одни и те же ручки» — иными словами, меняют контрольные параметры и коэффициенты моделей, — «но так, чтобы не выбиться из общего ряда, потому что если ваши данные будут в корне отличаться от данных других моделей, вы, скорее всего, не получите финансирования». Иными словами, схожесть моделей между собой объясняется не консенсусом среди различных ученых (непредвзятым и нескоординированным), а экономическими правилами получения средств на исследования. Разумеется, Вуд считает, что данными существующих моделей не стоит пренебрегать, однако когда речь заходит о судьбе планеты, необходимо отдавать себе точный отчет в ограниченности моделей.

В процессе обсуждения различных общепринятых мнений в отношении глобального потепления Вуд, Мирволд и другие ученые не оставляют от них камня на камне.

Важность выбросов углекислого газа? «Вообще никакая», — говорит Вуд.

Почему?

«Потому что углекислый газ не является основным парниковым газом. Основной парниковый газ — это водяной пар. Однако существующие климатические модели вообще не в состоянии рассчитывать влияние паров воды или различных типов облаков. А теперь представьте себе, что в углу нашей комнаты стоит огромный слон, а мы пытаемся что-то делать, не обращая на него никакого внимания. Я надеюсь, что мы сможем получить нормальные расчеты степени влияния водяных паров примерно к 2020 году».

Мирволд ссылается на недавнее исследование, в котором утверждается, что углекислый газ, вероятно, имеет крайне мало общего с нынешним потеплением²⁷. Вместо этого показывается, что загрязнение за счет тяжелых частиц, возникшее в предыдущие десятилетия, привело к охлаждению атмосферы. Именно это глобальное похолодание и заметили ученые в 1970-х годах. Обратная тенденция началась лишь тогда, когда мы занялись очисткой воздуха.

«Поэтому значительная часть потепления, наблюдавшегося в последние несколько десятилетий, — говорит Мирволд, — фактически может быть вызвана хорошей охраной окружающей среды\»

Не так давно школьников учили, что углекислый газ является естественным источником жизненной силы растений, таким же как кислород для человека. Сегодня дети все чаще думают об углекислом газе (иначе называемом двуокисью, или диоксидом, углерода) как о яде. Это происходит потому, что количество диоксида углерода в атмосфере за последние сто лет значительно увеличилось, примерно с 280 частей на миллион до 380.

Но большинство людей (в отличие от ученых из IV) даже и не знают, что примерно 80 миллионов лет назад — в те времена, когда происходила эволюция наших предков-млекопитающих, — уровень углекислого газа составлял не менее 1000 частей на миллион. Примерно такая же концентрация углекислого газа в воздухе, которым вы дышите, работая в новых энергоэффективных зданиях²⁸. Именно такой уровень обычно устанавливается инженерами, разрабатывающими стандарты концентрации углекислого газа для систем отопления и вентиляции.

Так что углекислый газ не только не ядовит сам по себе, но и изменение его концентрации в воздухе не всегда связано с человеческой деятельностью. Точно так же тот или иной уровень концентрации углекислого газа в атмосфере не всегда приводит к повышению температуры Земли: данные анализа ледников показывают, что на протяжении последних нескольких сотен тысяч лет уровень углекислого газа возрастал после повышения температуры, а не наоборот.

Рядом с Мирволдом сидит Кен Калдейра, мягкий человек с мальчишеским лицом и ореолом вьющихся волос. Он руководит лабораторией экологии в Стэнфордском университете, взаимодействующей с Институтом Карнеги. Калдейра является одним из самых уважаемых ученых в области изучения климата, его исследования активно цитируются даже самыми горячими защитниками окружающей среды. Он вместе со своим соавтором придумал термин «окисление океана»²⁹ для описания процесса, при котором море поглощает так много углекислого газа, что это становится опасным для кораллов и других мелководных организмов. Он также вносит свой активный вклад в исследования Межправительственной группы экспертов по изменению климата. Исследования этой группы, посвященные проблеме глобального потепления, были настолько значительны, что она разделила с Элом Гором Нобелевскую премию мира 2007 года. (Да, у Калдейры даже есть сертификат нобелевского лауреата.)

Если бы вы познакомились с Калдейрой на вечеринке, то, скорее всего, посчитали бы его одним из сумасшедших экологов³⁰. В колледже он изучал философию (поразительно, правда?), а его фамилия с лингвистической точки зрения созвучна со словом caldera, обозначающим кратер вулкана, — и это каким-то необычным образом помогает ему гармонично вписываться в окружающую природу. В молодости (сейчас ему пятьдесят три года) он был жестким сторонником защиты экологии и абсолютным пацифистом.

Калдейра всецело убежден в том, что глобальное потепление напрямую связано с человеческой деятельностью. Его взгляды на наше будущее гораздо пессимистичнее, чем у Мирволда. Он считает, что наша деятельность, приводящая к выбросам углекислого газа, «является невероятной глупостью».

Однако его собственные исследования говорят о том, что углекислый газ не является главным злодеем в схватке. Во-первых, борьба с его выбросами представляется не слишком эффективной. «Даже если мы увеличим количество ловушек для выбросов углекислого газа в два раза, это все равно позволит нам контролировать не более 2 процентов исходящего с поверхности Земли излучения», — говорит он. Кроме того, выбросы углекислого газа в атмосферу регулируются законом убывающей доходности: каждая последующая гигатонна, выбрасываемая в воздух, оказывает меньшее радиационное воздействие, чем предыдущие.

Калдейра рассказывает о проведенном им исследовании, в котором изучался вопрос о разных уровнях воздействия двуокиси углерода на жизнь растений³¹. Растения получают воду из почвы, но пищу — углекислый газ — они получают из воздуха.

«Растения платят чрезвычайно высокую цену за двуокись углерода, — вступает в разговор Лоуэлл Вуд. — Если рассмотреть процесс на молекулярной основе, то растение должно получить в сотни раз больше воды из почвы, чем углекислого газа из воздуха. Большинство растений, особенно во время стадии активного роста, страдают от нехватки пресной воды. Они прилагают огромные усилия для того, чтобы получить свою пищу».

Увеличение концентрации углекислого газа означает, что растениям для роста начинает требоваться меньше воды. А что же происходит со скоростью их роста?

Исследование Калдейры показало, что удвоение количества углекислого газа при сохранении прежних уровней всех других параметров — воды, питательных веществ и т. д. — приводит к 70-процентному увеличению скорости роста, что выглядит очевидным благом для производительности сельского хозяйства.

«Вот почему большинство теплиц, применяющих гидропонику, наполняют диоксидом углерода, — говорит Мирволд. — Обычная концентрация углекислого газа в них составляет 1400 частей на миллион».

«Двадцать тысяч лет назад, — говорит Калдейра, — концентрация двуокиси углерода была ниже, ниже был и уровень моря, в результате чего деревья почти задыхались из-за углекислого газа. Так что в нынешнем уровне концентрации углекислого газа, или сегодняшнем уровне моря, или сегодняшней средней температуре нет ничего особенного. Основной вред происходит не из-за самих уровней, а из-за скорости изменений. В целом повышение концентрации диоксида углерода является, по всей видимости, благом для биосферы — проблема лишь в том, что эта концентрация повышается слишком быстро».

Участники собрания в IV приводят множество других примеров представлений о глобальном потеплении, которые, по сути, являются ложными.

К примеру, повышение уровня моря «происходит не за счет таяния ледников», говорит Вуд, и неважно, насколько этот факт не соответствует представлению экологических активистов. Истина гораздо менее привлекательна. «Этот процесс происходит главным образом благодаря потеплению самой воды, то есть расширению объема океанской массы по мере разогрева».

«Уровень моря действительно повышается», — говорит Вуд. И этот процесс происходит уже примерно двенадцать тысяч лет, начиная с конца последнего ледникового периода. Уровень Мирового океана повысился примерно на 130 метров, однако в основном этот рост происходил в первую тысячу лет после ледникового периода. В прошлом веке уровень моря вырос всего на 20 сантиметров.

Поговорим о будущем. Некоторые люди предсказывают рост уровня моря в следующем столетии на 9 метров (прощай, Флорида!). Однако Вуд замечает, что наиболее авторитетные научные источники говорят о том, что к 2100 году возможный рост не превысит полуметра. Для сравнения: этот прирост гораздо меньше, чем обычный прирост уровня моря в часы прилива в большинстве приморских зон. «Так что лично мне несколько сложно понять, — говорит он, — о каком кризисе идет речь».

Калдейра с видимой болью начинает разговор и еще об одном источнике экологического бедствия: о деревьях³². Да-да, именно о деревьях. Хотя сам Калдейра старается вести экологически правильную жизнь (например, его офис в Стэнфорде охлаждается водяными парами, а не кондиционером), исследования показали, что посадка деревьев в определенных местах фактически способствует потеплению из-за того, что более темная листва поглощает больше солнечного света по сравнению с травянистыми равнинами, песчаными пустынями или заснеженными просторами.

Существует и еще один факт, напрямую связанный с глобальным потеплением, однако крайне редко обсуждаемый публично: несмотря на то что в течение последних лет бой барабанов, говорящий о наступлении катастрофы, стал слышен еще громче, в реальности средняя глобальная температура за это время понизилась.

Погасив свет в конференц-зале, Мирволд включает проектор и показывает присутствующим слайд, на котором написаны три фразы, суммирующие мнение IV относительно предлагаемых в настоящее время мер по преодолению глобального потепления. На слайде написано:

— Слишком мало

— Слишком поздно

— Слишком оптимистично

Слишком мало значит, что обычные усилия по сохранению существующего положения дел не приведут к улучшению ситуации. «Если вы считаете, что эта проблема достойна того, чтобы заняться ее решением, — говорит Мирволд, — то предлагаемых решений недостаточно. Использование энергии ветра и большинства других альтернативных источников выглядит довольно мило, но масштаб их применения слишком мал. На данный момент ветряные электростанции поддерживаются, по сути, только за счет государственных субсидий». А как насчет всеми любимого автомобиля Prius и прочих средств передвижения с низкими показателями выброса? «Они прекрасны, — говорит Мирволд, — но не стоит забывать, что транспорт вносит сравнительно незначительный вклад в формирование общей картины».

Стоимость угля настолько низка, что попытки вырабатывать электроэнергию без него стали бы экономическим самоубийством, особенно для развивающихся стран. Мирволд утверждает, что любые соглашения, по которым выбросы, связанные с использованием угля, облагаются квотами, уже не способны оказать большую помощь, отчасти потому, что уже...

Слишком поздно. Период полураспада двуокиси углерода в атмосфере составляет примерно сто лет³³, а некоторые частицы газа остаются в атмосфере в течение примерно тысячи лет. Так что, даже если человечество прямо сейчас прекратит использование ископаемого топлива, двуокись углерода останется в атмосфере на протяжении жизни еще нескольких поколений. Представим себе, что Соединенные Штаты Америки (и, возможно, Европа) волшебным образом превратились за одну ночь в общество с нулевыми выбросами углекислого газа. Представим себе, что нам также удалось убедить Китай (и, возможно, Индию) отказаться от использования электростанций, работающих на угле, и грузовиков с дизельными двигателями. Это никак не скажется на состоянии диоксида углерода, уже находящегося в атмосфере. И кстати, мечта об обществе с нулевыми выбросами углекислого газа является...

Слишком оптимистичной. «Многие вещи, которые принято считать благом, на самом деле им не являются», — говорит Мирволд. В качестве примера он указывает на солнечную энергию. «Проблема солнечных батарей состоит в том, что они черные, потому что предназначены для поглощения солнечного света. Однако лишь 12 процентов полученной энергии превращается в электричество, а остальное трансформируется в тепло, что еще больше способствует глобальному потеплению».

Несмотря на всю привлекательность идеи масштабного перехода на использование солнечной энергии, реализовать ее в действительности будет не так-то просто. Для строительства тысяч новых солнечных электростанций, призванных заменить традиционные источники электричества, потребуется значительный объем энергии, в результате чего возникнет огромный и долгосрочный «тепловой долг» (по выражению Мирволда). «В конце концов мы сможем выстроить энергетическую инфраструктуру, не допускающую выбросов углекислого газа, но этот процесс займет от тридцати до пятидесяти лет, и в течение этого времени ситуация с выбросами и глобальным потеплением будет лишь ухудшаться».

Разумеется, это не говорит о том, что энергетическую проблему не нужно решать. И именно поэтому компания IV, как и множество изобретателей по всему миру, работает над поиском святого Грааля — более дешевых и экологически чистых видов энергии.

Однако с точки зрения атмосферы вопросы энергетики представляют собой так называемую входную дилемму. Как обстоят дела с дилеммой, связанной с выходом⁷. Что делать, когда уже имеющиеся парниковые газы начинают на самом деле толкать нас к экологической катастрофе?

Мирволд не закрывает глаза на такую возможность. В голове он прокручивал больше сценариев, чем любой сторонник теории климатических катастроф: он размышлял и о разломах массивных ледниковых щитов Гренландии и Антарктиды; и о выбросе огромного количества метана в результате таяния зон вечной мерзлоты в Арктике, и о явлении, которое сам называет «сломом системы термоха-линной циркуляции в Северной Атлантике, способным уничтожить Гольфстрим»³⁴.

Что случится, если пророки катастрофы окажутся правы? Что делать, если дальнейшее нагревание действительно опасно для Земли, вне зависимости от того, связано ли это с нашим расточительным использованием ископаемого топлива или естественным климатическим циклом? Мы ведь не хотим просто сидеть и тушиться в собственном соку, не так ли?

В 1980 году, когда Мирволд учился на старшем курсе в Принстоне, на горе Сент-Хеленс в штате Вашингтон произошло извержение. Хотя Мирволд находился примерно в пяти тысячах километров от зоны бедствия, он замечал, что на подоконнике его комнаты скапливается тонкий слой золы. «Трудно не думать о вулканической пыли, когда она начинает покрывать поверхность вашей комнаты в общежитии, — говорит он, — хотя, честно говоря, моя комната и без того пребывала не в идеальном порядке».

Еще в детском возрасте Мирволд был очарован такими геофизическими явлениями, как извержения вулканов или солнечные пятна, а также их воздействием на климат. Малый ледниковый период заинтересовал его настолько, что он заставил свою семью посетить северную оконечность острова Ньюфаундленд, где Лейф Эриксон и его викинги тысячу лет назад разбили свой лагерь³⁵.

Связь между вулканами и климатом мало для кого является сюрпризом. Один известный эрудит по имени Бенджамин Франклин написал в свое время первый научный труд по этому вопросу. В своей работе «Метеорологические фантазии и домыслы», опубликованной в 1784 году, Франклин обратил внимание на то, что извержение вулканов в Исландии вызвало особенно суровую зиму и прохладное лето с «постоянными туманами по всей Европе и большей части Северной Америки»³⁶. В 1815 году мощное извержение вулкана Тамбора³⁷ в Индонезии привело к «году без лета» — всемирной катастрофе, убившей множество посевов (в результате чего возник массовый голод, а за ним и голодные бунты) и завалившей Новую Англию снегом в июне³⁸.

Как образно говорит Мирволд: «Любой толстозадый вулкан влияет на климатические изменения».

Вулканы во всем мире извергаются постоянно, однако извержения по-настоящему «толстозадых» вулканов случаются довольно редко. Если бы это было не так, то, возможно, нас уже не существовало бы на свете и некому было бы беспокоиться о глобальном потеплении. Антрополог Стэнли Эмброуз утверждал, что ледниковый период был вызван взрывом огромного вулкана, расположенного на Суматре в районе озера Тоба, около семидесяти тысяч лет назад.

В результате взрыва практически прекратился доступ солнечной энергии к Земле, а это чуть не привело к исчезновению Homo Sapiens как вида.

Большой вулкан отличается не только массой выбросов. Обычный вулкан посылает диоксид серы в тропосферу — атмосферный слой, расположенный ближе всего к поверхности Земли. Это примерно похоже на то, что происходит с выбросами от электростанций, работающих на угле. И в том, и в другом случае газ остается в небе лишь считанные недели, после чего возвращается на поверхность Земли в виде кислотных дождей, идущих, как правило, в нескольких сотнях километров от места извержения.

Однако большой вулкан выбрасывает диоксид серы значительно выше, в стратосферу. Этот атмосферный слой начинается примерно на высоте одиннадцати километров над поверхностью Земли и девяти километров на полюсах. Выше этого наблюдаются резкие изменения различных атмосферных явлений. Диоксид серы не возвращается на поверхность Земли, а поглощается стратосферным водяным паром и образует аэрозольное облако, которое быстро циркулирует, в определенный момент времени покрывая большую поверхность земного шара. Диоксид серы может задержаться в стратосфере на год или больше и тем самым повлиять на глобальный климат.

Именно это произошло в 1991 году при извержении вулкана Пина-тубо на Филиппинах. По сравнению с ним извержение на горе Сент-Хеленс было игрушкой. В результате извержения Пинатубо в стратосферу было выброшено больше диоксида серы, чем в результате любого другого извержения, если не считать извержения Кракатау, произошедшего на сто лет раньше. В период между этими двумя извержениями развитие науки достигло значительного прогресса. Ученые со всего мира следили за состоянием дел на Пинатубо, и в их распоряжении было огромное количество современной техники, позволявшей собрать практически всю доступную для измерения информацию. Последствия влияния извержения Пинатубо на атмосферу были заметны всем: снизилось содержание озона в воздухе, солнечный свет стал более рассеянным, и, само собой, было отмечено понижение мировой температуры.

В то время Натан Мирволд работал в Microsoft, он, как и прежде, следил за научной литературой по вопросам геофизики. Он внимательно изучил данные о влиянии извержения Пинатубо на климат, а еще через год проштудировал девятисотстраничное заключение Национальной академии наук под названием Policy Implications of Greenhouse Warming. В этом заключении был раздел о геоинжиниринге, который НАН определяла как «масштабный инжиниринг окружающей среды в целях предотвращения или устранения последствий изменений в атмосферной химии».

Иными словами: если деятельность человека способствует потеплению планеты, то может ли человеческая изобретательность привести к ее охлаждению?

Люди пытались манипулировать погодой испокон века. Почти в каждой религии есть молитвы, призывающие дождь. Однако светские круги в последние десятилетия внесли в это свою лепту. В конце 1940-х годов трое ученых, работавших на компанию General Electric в Скенектади, штат Нью-Йорк, обработали облака йодистым серебром³⁹. В состав этого трио входил химик Бернард Воннегут, а связями проекта с общественностью занимался его младший брат Курт, который впоследствии стал писателем мирового класса — и многое из того, что использовал в своем творчестве, он узнал, работая в Скенектади.

Доклад НАН, опубликованный в 1992 году, придал новый импульс развитию геоинжиниринга, который прежде не вызывал общественного доверия, считался тупиковой ветвью научного прогресса и вотчиной всяческих жуликов. Тем не менее некоторые из предложений НАН оказались довольно смелыми даже по сравнению с фантазиями из романов Воннегута. Например, идея «шаров с множеством экранов» имела своей целью рассеивание солнечного света за счет запуска в небо миллиардов алюминиевых шаров. Схема «космического зеркала» предлагала запуск на околоземную орбиту пятидесяти пяти тысяч парусов-отражателей.

В докладе НАН также был поднят вопрос о возможности намеренного распространения диоксида серы в стратосфере. Суть этой концепции была изложена в трудах белорусского ученого-климатолога Михаила Будыко⁴⁰. После извержения Пинатубо ни у кого не осталось сомнений в том, что диоксид серы в стратосфере способствует охлаждению планеты. Но разве стоит полагаться лишь на то, что всю необходимую для этого работу проделают вулканы?

К сожалению, предложения для выведения диоксида серы в стратосферу были сложными, дорогостоящими и непрактичными. Предлагалось, к примеру, использовать для этой цели артиллерийские орудия, способные выстреливать заряды в небо. Другое предложение состояло в установке на истребителях двигателей, вырабатывающих диоксид серы, вследствие чего химикат расходился бы в стратосфере в результате полетов. «Это скорее напоминало научную фантастику, чем науку, — говорит Мирволд. — Ни один из предлагавшихся планов не имел ни экономического, ни практического смысла».

Другая проблема состояла в том, что многие ученые, особенно такие друзья природы, как Кен Калдейра, считали идею отвратительной. Как это — вываливать в атмосферу массу химических веществ для того, чтобы компенсировать ущерб, причиненный... вываливанием химических веществ в атмосферу? Эта идея казалась многим безумной, потому что входила в кажущееся противоречие с основным принципом охраны окружающей среды. Люди, относившиеся к проблеме глобального потепления с религиозными чувствами, вряд ли могли представить себе большее святотатство.

Однако, по мнению Калдейры, лучший способ отвергнуть идею заключается в том, чтобы доказать ее неработоспособность. Именно к такому выводу он пришел после выступления Лоуэлла Вуда по вопросам действия диоксида серы в стратосфере, сделанного на климатической конференции в Аспене в 1998 году. Но, будучи ученым, который предпочитает факты догме — даже в данном случае, когда экологическая догма была ему крайне близка, — Калдейра протестировал климатическую модель для проверки заявления Вуда. «Я намеревался, — говорит он, — положить конец всем этим байкам геоинженеров».

Но сделать это ему так и не удалось. Как бы плохо Калдейра ни относился к концепции Вуда, созданная им модель подтвердила, что геоинжиниринг способен стабилизировать климат даже в случае резкого роста концентрации диоксида углерода в атмосфере. Калдейра набрался мужества и опубликовал свои выводы в статье. Калдейра, которого никогда раньше нельзя было упрекнуть в симпатиях к геоинжинирингу, изменил свою точку зрения — по крайней мере, он решил подробнее изучить эту идею.

Вот так и получилось, что через десять лет Калдейра, Вуд и Мирволд — бывший пацифист, бывший ученый-оборонщик и бывший любитель историй про викингов — собрались вместе в бывшей мастерской по ремонту мотоциклов Harley-Davidson и занялись разработкой схем, направленных на приостановку глобального потепления.

Калдейру удивило даже не то, что диоксид серы в стратосфере обладает столь мощным потенциалом для охлаждения Земли, а то, как мало химиката требовалось для выполнения этой задачи: около ста тридцати литров в минуту, то есть немногим больше объема воды, выходящего за минуту из обычного садового шланга.

Потепление в значительной степени наблюдается на полюсах планеты: верхние широты в четыре раза более чувствительны к изменению климата, чем район экватора. По оценкам IV, распыление сотни тысяч тонн диоксида серы в год позволит обратить процесс потепления в арктических широтах и снизить скорость потепления на большей части Северного полушария.

Этот объем химиката может показаться большим, но по сути он является каплей в море. Как минимум 200 миллионов тонн диоксида серы уже сейчас ежегодно попадают в атмосферу: примерно 25 процентов — в результате деятельности вулканов, еще 25 процентов — вследствие использования человеком автотранспортных средств и угольных электростанций, а остальное — в результате природных явлений, например таких, как морские брызги.

Таким образом, все, что необходимо сделать для достижения эффекта, важного для всей планеты, — это просто перебросить одну двадцатую процента нынешнего уровня выбросов соединений серы на более высокий уровень атмосферы. Каким образом это можно сделать? Ответ Мирволда: рычаг!

Рычаг — это секретный ингредиент физики, которого, к примеру, нет в химии. Вспомните раковину Солтера — устройство, разработанное IV для предотвращения ураганов. Ураганы разрушительны потому, что они собирают тепловую энергию с поверхности океана и превращают ее в физическую силу, что определенным образом напоминает принцип действия рычага. Раковина Солтера позволяет остановить этот процесс с помощью энергии волн, позволяющей опускать теплую воду на большую глубину на протяжении всего сезона ураганов.

«Если вследствие работы грузовика, автобуса или электростанции килограмм диоксида серы попадает в тропосферу, это гораздо более вредно, чем если бы он попал в стратосферу, — говорит Мирволд. — Таким образом, у нас есть возможность создать огромный рычаг, и это довольно-таки круто. Помните, Архимед сказал: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю»?

Поэтому, как только вы перестанете заниматься морализаторством или пребывать в тоске, то поймете, что задача обращения глобального потепления вспять сводится к простой технической проблеме: как перетаскивать в стратосферу по тридцать четыре галлона диоксида серы в минуту?

Ответ: очень длинный шланг.

В компании IV этот проект между собой называют «садовым шлангом на небеса». Когда сотрудникам компании хочется поговорить техническим языком, они называют проект «стратосферным щитом для стабилизации климата».

Помня об основоположнике идеи и учитывая метод обертывания планеты в защитный слой, этот проект можно было бы назвать «одеялом Будыко».

Идея понравится многим любителям дешевых и простых решений. Вот как она работает. На базовой станции сжигается сера. В результате возникает диоксид серы, который переводится в жидкое состояние. «Технология этого процесса хорошо известна, — говорит Вуд, — потому что в начале XX века диоксид серы использовался в качестве основного газа в рефрижераторах».

Шланги, тянущиеся от базовой станции в стратосферу, будут чрезвычайно легкими и длинными (около 30 километров). «Диаметр их будет составлять несколько сантиметров. Это не трубы магистральных газопроводов, — говорит Мирволд. — По сути, этот шланг очень напоминает шланг, использующийся пожарными».

Шланг будет крепиться к цепочке воздушных шаров, сделанных из материала высокой прочности и заполненных гелием, с интервалом в 100-300 метров (в компании эту систему называют «нитями жемчуга»). Диаметр шаров будет различаться: от 7 метров у поверхности Земли до 30 метров в верхних слоях атмосферы.

Сжиженный диоксид серы будет направляться вверх с помощью системы насосов, прикрепленных к шлангам на расстоянии 100 метров друг от друга. Насосы будут сравнительно небольшими и легкими, весом около 20 килограммов — «меньше, чем насосы в моем бассейне», — говорит Мирволд. Есть несколько преимуществ использования большого количества небольших насосов по сравнению с одним гигантским насосом на базовой станции: сила притяжения на поверхности Земли создаст большее давление, которое, в свою очередь, потребует увеличения диаметра шлангов. Кроме того, если при использовании большого количества небольших насосов некоторые из них откажут, то это не помешает выполнению задачи. А использование небольших стандартных элементов позволит снизить издержки на реализацию проекта.

На верхнем конце шланга будет находиться сопло, с помощью которого стратосфера будет постепенно заполняться бесцветным туманом из жидкого диоксида серы.

Благодаря стратосферным ветрам, скорость которых обычно достигает ста километров в час, облако накроет Землю примерно через десять дней. Именно такое время требуется для создания «одеяла Будыко». Поскольку стратосферный воздух обычно устремляется к полюсам и вследствие того, что арктические регионы больше страдают от глобального потепления, имеет смысл распылять аэрозоль серы в высоких широтах, разместив одну группу шлангов в Южном полушарии, а другую — в Северном.

В ходе своих недавних путешествий Мирволд наткнулся на одно потенциально подходящее место для базовой станции. Вместе с Биллом Гейтсом и Уорреном Баффетом он принимает участие в образовательной программе, организованной производителями разных видов энергии: атомной, ветровой и так далее. Одно из мероприятий этой программы проходило в нефтяных песках Атабаски в канадской провинции Северная Альберта. В этом регионе можно добывать миллиарды баррелей нефти, однако это крайне сложно. Нефть находится не в жидком состоянии под земной корой, а почти у поверхности и смешана с песком и грязью. В Атабаске нет смысла бурить землю, достаточно просто черпать ее огромными лопатами, а затем отделять нефть от грязи.

Одним из основных отходов при таком методе добычи нефти является сера, цена которой столь незначительна, что для нефтедобывающих компаний оказывается проще не торговать ею, а просто складывать в горы. «Я видел огромные желтые горы, высотой в сотню метров и шириной в тысячу! — говорит Мирволд. — Они были ступенчатыми, как мексиканские пирамиды. Где-нибудь в углу можно было бы поставить базовую станцию и, понемногу отщипывая по небольшому кусочку с краешка всего одной из этих гор, решить все проблемы глобального потепления в Северном полушарии».

Интересно, что могло бы произойти, если бы Мирволд жил сто лет назад, когда Нью-Йорк и другие города задыхались от навоза. Можно только предположить, что он, глядя на горы навоза, увидел бы какую-нибудь возможность там, где другие видели лишь проблему.

В итоге «одеяло Будыко» представляет собой чертовски простой план. Учитывая сложность климата в целом и то, что мы многого о нем не знаем, имеет смысл начать с малого: с небольших шлангов и вентилей и тоненькой струйки серы, наблюдая, к каким результатам приведут наши действия. Объем подачи можно легко увеличить или уменьшить, а в случае необходимости вообще отключить. В этом процессе нет ничего постоянного или необратимого.

Реализация этого проекта была бы нереально дешевой. Разработанная в компании IV смета проекта «Сохранение Арктики» позволяет реализовать план за два года при бюджете первого этапа около 20 миллионов долларов и ежегодных эксплуатационных расходах, равных примерно 10 миллионам долларов. На случай, если окажется, что охлаждения полюсов будет недостаточно, у IV имеется план под названием «Спасение планеты», в соответствии с которым по всему миру нужно выстроить пять базовых станций (а не две), на каждой из которых установить по три шланга. Это позволит увеличить закачку диоксида серы в стратосферу в три-пять раз. При этом величина подобных контролируемых выбросов будет по-прежнему составлять менее 1 процента объема нынешних мировых выбросов серных парниковых газов. По расчетам IV, план может быть реализован в течение трех лет, затраты на его запуск составят 150 миллионов долларов, а ежегодные эксплуатационные расходы — 100 миллионов долларов США.

Таким образом, «одеяло Будыко» может эффективно справиться с проблемой глобального потепления при затратах в 250 миллионов долларов США. По сравнению с 1,2 триллиона, которые Николас Стерн предлагает ежегодно использовать для борьбы с этой проблемой, идея IV представляется почти что бесплатной. Затраты на реализацию этого проекта на 50 миллионов долларов меньше, чем сумма, которую фонд Альберта Гора тратит на повышение осведомленности общественности по вопросу глобального потепления.

Вот здесь мы и подходим к ответу на вопрос, заданный в начале этой главы: «Что общего у Эла Гора и горы Пинатубо?». Наш ответ таков: и Гор, и Пинатубо подсказывают нам пути понижения температуры планеты. Однако методы, с помощью которых эта проблема решается в каждом случае, совершенно несоизмеримы — как с точки зрения расходов на реализацию, так и с точки зрения эффективности предлагаемых решений.

Тем не менее существует огромное количество возражений против проекта «одеяла Будыко». Основной вопрос — сработает ли эта идея?

С точки зрения научных доказательств можно сказать: да, сработает. Проект по своей сути представляет собой контролируемую имитацию извержения вулкана Пинатубо, эффект воздействия которого на снижение температуры планеты был детально изучен, а выводы до сих пор ни у кого не вызывали возражений.

Пожалуй, самые сильные научные аргументы в пользу этого плана возникли в результате работы голландского ученого Пола Крутцена, являющегося не меньшим сторонником защиты экологии атмосферы, чем Калдейра⁴¹. Крутцен получил Нобелевскую премию в 1995 году за свои исследования в области разрушения озонового слоя атмосферы. Тем не менее в 2006 году он написал статью в журнале Climatic Change, в которой с горечью признал, что усилия по снижению объема выбросов парниковых газов были «в высшей степени неудачными», а также сообщил, что, по его мнению, введение серы в стратосферу «является единственным вариантом быстрого снижения растущей температуры и противодействия другим климатическим последствиям».

Принятие Крутценом точки зрения геоинженеров выглядело в кругах научного сообщества климатологов настолько сильным еретическим актом, что некоторые его коллеги пытались даже остановить публикацию этой статьи. Как могло получиться, что человек, которого благоговейно называли Доктор Озон, одобрил этот план? Разве нанесение ущерба окружающей среде не окажется более значительным, чем преимущества этого плана?

На самом деле не окажется. Крутцен пришел к выводу, что повреждение озонового слоя будет минимальным. Диоксид серы в конечном счете осядет в полярных регионах, но в настолько небольших количествах, что вероятность сколь-нибудь значительного ущерба очень мала. Если же такая проблема возникнет, то, как пишет Крутцен, серные инъекции «могут быть остановлены в кратчайшие сроки... что позволит атмосфере вернуться в свое прежнее состояние всего за несколько лет».

Вторым принципиальным возражением против геоинжиниринга является то, что он сознательно изменяет естественное состояние Земли. На это у Мирволда есть простой ответ: «Мы с вами уже занимаемся геоинжинирингом Земли».

Буквально через несколько столетий мы сожжем большую часть ископаемого топлива, на создание запасов которого ушло около 300 миллионов лет. По сравнению с этим инъекции небольших объемов серы в небо кажутся неопасным действием. Лоуэлл Вуд указывает на то, что диоксид серы не является оптимальным соединением для выстраивания химического стратосферного щита. Другие, менее вредные материалы — например, пластиковые гранулы с алюминиевым напылением — могли бы создать еще более эффективный «солнцезащитный крем». Но сера является наиболее приемлемым вариантом «просто потому, что мы получили доказательства целесообразности ее использования на примере вулканических извержений, — говорит Вуд, — и вместе с тем у нас есть доказательства безвредности этого метода».

Вуд и Мирволд беспокоятся о том, что «одеяло Будыко» создаст для нас «право на загрязнение». Иными словами, несмотря на то что мы выигрываем время для создания новых решений в области энергетики, люди могут погрузиться в самоуспокоенность. Но обвинять в этом геоинженеров, по мнению Мирволда, все равно что обвинять кардиохирурга в том, что он спасает жизни людей, не занимающихся спортом и поглощающих слишком много высококалорийного и жирного картофеля фри.

Пожалуй, лучшим аргументом против идеи «садового шланга» служит то, что она слишком проста и обходится слишком дешево. На момент написания этой книги не существует нормативно-правовой базы⁴², запрещающей какому-либо правительству, или частной компании, или отдельно взятому человеку заниматься выбросами диоксида серы в атмосферу (если бы такое законодательство возникло, то у восьми тысяч предприятий в мире, перерабатывающих уголь, появились бы серьезные проблемы). Тем не менее Мирволд признает, что если бы кто-то в единоличном порядке выстроил предприятие, основанное на его идее, то это «вызвало бы бешенство у огромного числа людей». Разумеется, многое зависит от того, кто занялся бы таким предприятием. Если бы это был Эл Гор, то он, возможно, получил бы вторую Нобелевскую премию мира. А если бы это был Уго Чавес, то не исключено, что этому предприятию был бы незамедлительно нанесен визит эскадрильей бомбардировщиков ВВС США.

Можно также представить себе, какая война может вспыхнуть из-за того, кто контролирует показатели «одеяла Будыко». Государства, зависящие от высоких цен на нефть, могут настаивать на повышении объемов выбросов серы для того, чтобы климат на планете становился все более прохладным. Другие же государства могут быть заинтересованы в более теплом климате, обеспечивающем более длительный вегетационный период.

Лоуэлл Вуд вспоминает об одной своей лекции, в ходе которой он отметил, что стратосферный щит может также производить фильтрацию опасных для человека ультрафиолетовых лучей. Один из слушателей предположил, что снижение влияния ультрафиолетовых лучей может привести к росту заболеваемости рахитом у людей.

«Я ответил ему, — говорит Вуд, — что с рахитом лучше бороться с помощью знакомого фармацевта и витамина D, что в целом будет более продуктивно для здоровья».

Ракетчики, климатологи, физики и инженеры, сидящие за столом конференц-зала IV, дружно смеются над ехидным ответом Вуда. Кто-то выдвигает гипотезу, не стоит ли IV, отныне обладающей козырной картой в виде «одеяла Будыко», поработать над тем, чтобы получить патент на изобретение в области профилактики рахита. Участники собрания смеются еще громче.

Но только что прозвучавшее предложение не совсем шутка. В отличие от большинства защищенных патентами проектов IV, проект «одеяла Будыко» не связан напрямую с извлечением прибыли. «Мои инвесторы будут снова и снова задавать мне вопрос "Напомните еще раз, почему вы работаете над этим проектом?", — говорит Мирволд. — На самом деле многие из наиболее затратных по времени проектов IV, в том числе связанные с борьбой со СПИДом и малярией, являются по сути неприбыльными».

«На том конце стола сидит один из самых выдающихся филантропов мира, — говорит с усмешкой Вуд и кивает в сторону Мирволда. — Хотим мы этого или нет, но это так и есть».

Хотя Мирволд пренебрежительно относится к преобладающим в обществе взглядам на глобальное потепление, он ни в коем случае не отрицает самого его факта. (Иначе он вряд ли стал бы тратить столько ресурсов на разработку решений, над которыми работает его компания.) Также он не выступает за максимально быстрое развертывание «одеяла Будыко» над поверхностью планеты. Скорее он хочет, чтобы эта технология была всесторонне исследована и протестирована — и, если сбудутся наихудшие прогнозы в отношении развития климата, в распоряжении человечества появится готовый инструмент.

«Это чем-то похоже на систему пожаротушения в здании, — говорит он. — С одной стороны, вы должны приложить все усилия к тому, чтобы в вашем доме не случился пожар. Но если все же пожар произойдет, вам нужно иметь средство для его тушения». Не менее важно, полагает он, что наличие такого инструмента «дает человечеству передышку, позволяющую перейти к безуглеродным источникам энергии».

Он также стремится активно развивать геоинжиниринг, потому что замечает, что активисты в области борьбы с глобальным потеплением приобретают в последнее время все большую силу. «Они без тени сомнения предлагают предпринять действия, которые могут иметь серьезные последствия, и мы считаем, что эти последствия негативно скажутся на человеческой жизни, — говорит он. — Они хотят без должного осмысления потратить огромные суммы на немедленный и стремительный переход в сторону безуглеродных источников. Это окажет огромное негативное воздействие на мировую экономику. Миллиарды бедных людей еще долго (а то и никогда) не смогут достичь уровня жизни, обычного для развитых стран. Живя в США, мы можем позволить себе роскошь делать то, что хотим, в области энергии и окружающей среды, однако от этого могут сильно страдать другие регионы мира».

Некоторые новые идеи, вне зависимости от степени их истинной полезности, иногда рассматриваются как отвратительные⁴³. Как мы отмечали ранее, одним из примеров такого отношения является идея рынка человеческих органов — она не вызывает теплых чувств, несмотря на то что может помочь в спасении десятков тысяч жизней в год.

Со временем некоторым идеям удается пересечь барьер отвращения и стать реальностью: начисление процентов по займам, продажа человеческой спермы и яйцеклеток, прибыль от преждевременной смерти любимого человека. Последний пример, само собой, описывает механизм страхования жизни. Сегодня страхование на случай собственной смерти является стандартной практикой, позволяющей обеспечить нормальную жизнь семьи. Однако до середины XIX века страхование жизни считалось «профанацией», которая, по словам социолога Вивианы Зезилер, «превращала священное таинство смерти в вульгарный товар».

«Одеяло Будыко», возможно, выглядит отвратительной схемой для того, чтобы дать ей право на жизнь. Преднамеренное загрязнение? Мусорный ящик в стратосфере? Можно ли доверить состояние климата на планете нескольким выскочкам из Сиэтла? Важно, что эту идею поддерживают такие люди, как Пол Крутцен и Кен Калдейра. Но они всего лишь ученые. Реальными тяжеловесами в этой борьбе являются люди вроде Альберта Гора.

Что же он думает о геоинжиниринге?

«Если выразить мое отношение одним словом, — отвечает Гор, — то я считаю, что это ерунда»⁴⁴.

В случае если идея шланга к небу не сможет реализоваться, в распоряжении IV есть другая, которая опирается на те же научные данные, но выглядит чуть менее отвратительно. Оказывается, количество серы в стратосфере, необходимое для охлаждения планеты, примерно равно количеству серы, которое может производиться в качестве побочного продукта деятельности всего лишь нескольких электростанций, работающих на угле. Идея предполагает простое удлинение труб нескольких электростанций, расположенных в стратегически важных точках. Таким образом, вместо того чтобы извергать серный дым на пару километров вверх, электростанции могли бы выпускать его выше, примерно на высоту двадцати пяти километров — в стратосферу, где затем будет происходить тот же эффект охлаждения, что и при первой идее.

Этот план является более привлекательным, поскольку предполагает лишь перемещение места существующего загрязнения без добавления каких-либо других элементов. Хотя может показаться, что строительство трубы высотой в двадцать пять километров — дело непростое, люди из IV придумали способ, при котором с помощью длинных и тонких воздушных шаров и уже существующей на электростанции силовой установки может быть создан канал, позволяющий горячим сернистым газам подниматься в стратосферу за счет собственной летучести. Само собой, этот проект там называют «труба в небо».

И если даже этот план покажется кому-то отвратительным, у IV имеется и третье решение — белое и пушистое, как облако на небе.

Это детище Джона Лэтема, британского климатолога, недавно присоединившегося к постоянной команде изобретателей в IV. Лэ-тем — нежный, мягкий человек примерно шестидесяти лет, который, помимо прочего, является серьезным поэтом. Когда-то давным-давно он стоял со своим восьмилетним сыном Майклом на вершине горы в Северном Уэльсе и смотрел на красивый закат. Майкл, показав рукой на блестящие облака, назвал их «мокрыми зеркалами»⁴⁵. Будучи поэтом, Лэтем обратил внимание на красивую метафору. Но он был еще и ученым...

Ну конечно же!

«В целом роль облаков заключается в охлаждении, — говорит Лэтем. — Если бы в атмосфере Земли не было облаков, планета была бы намного горячее, чем сейчас».

Охлаждающим эффектом обладают даже искусственные облака — например, инверсионные следы от реактивных самолетов⁴⁶. После террористических атак 11 сентября в Соединенных Штатах в течение трех дней были запрещены все коммерческие полеты. Исследовав данные, полученные более чем с четырех тысяч метеорологических станций по всей стране, ученые обнаружили, что отсутствие инверсий привело к росту температуры на поверхности Земли примерно на 2 градуса по Фаренгейту, или на 1,1 градуса по Цельсию.

Существует как минимум три основных ингредиента для формирования облаков: восходящие потоки воздуха, водяные пары и твердые частицы, известные как ядра конденсации облаков. В случае инверсионных облаков ядрами служат частицы топлива в выхлопном шлейфе. В случае обычных облаков роль ядер исполняют частицы пыли, кружащие над землей. Но, как объясняет Лэтем, над океанами таких частиц значительно меньше, поэтому облака содержат меньше влаги, а следовательно, пропускают больше солнечной энергии. В результате количество солнечного света, достигающего поверхности

Земли, повышается. А поскольку океан имеет темную окраску, то он отлично поглощает солнечное тепло.

По расчетам Лэтема, рост отражательной способности океанических облаков всего на 10 или 12 процентов позволит в достаточной степени охладить Землю даже в случае удвоения нынешних объемов выбросов парниковых газов. Его решение заключается в том, чтобы заставить сам океан производить больше облаков.

Морская вода богата солью, а соль может выступать в качестве отличного ядра для формирования облаков. Все, что нужно сделать, — это каким-то образом распылить морскую воду в воздухе на высоте нескольких метров над поверхностью океана. Получившийся аэрозоль за счет конвекции начнет подниматься вверх до уровня, где начнут образовываться облака.

В IV рассмотрели различные способы решения этой задачи. На данный момент самая привлекательная идея связана с лодками из стекловолокна, разработанными Стивеном Солтером, которые с помощью подводных турбин (работающих на энергии ветра) смогут создать тягу, достаточную для формирования устойчивого потока брызг. Нет двигателя — нет загрязнения. Ингредиенты — только морская вода и воздух (само собой, бесплатные). Объем распыления (а следовательно, и отражательная способность облаков) легко регулируется. Облака не будут покрывать поверхность Земли, где наличие солнечного тепла является важным фактором развития сельского хозяйства. Сметная цена: менее 50 миллионов долларов за первые прототипы, а затем — несколько миллиардов долларов для строительства судового флота, достаточного для компенсации прогнозируемых последствий потепления по крайней мере до 2050 года. Среди многочисленных дешевых и простых решений сложно найти более элегантное, чем «мокрые зеркала», придуманные Джоном Лэтемом. Такой геоинжиниринг должен понравиться даже самым вечнозеленым экологам.

Тем не менее Мирволд опасается, что даже самые деликатные предложения со стороны IV встретят мало поддержки в определенных экологических кругах. И он совсем не понимает почему.

«Если вы считаете, что страшилки могут оказаться правдой или что их угроза реальна, то вы должны также признать: борьба исключительно за сокращение выбросов углекислого газа не является лучшим из возможных ответов», — говорит он. Иными словами, нелогично одновременно верить в то, что выбросы углекислого газа способны вызвать потепление, ведущее к апокалипсису, и в то, что такой апокалипсис можно предотвратить лишь путем сокращения выбросов двуокиси углерода в будущем. «Худшие сценарии могут реализоваться, даже если мы предпримем титанические усилия по снижению вредных выбросов. И в этом случае единственным реальным ответом станет геоинжиниринг».

Альберт Гор, между тем, делится своей собственной логикой. «Если мы до конца не представляем себе, каким образом остановить поток загрязнения атмосферы, составляющий 70 миллионов тонн ежедневно и ведущий к глобальному потеплению, — говорит он, — то как, скажите на милость, мы можем быть уверены в том, что знаем достаточно для того, чтобы этому противостоять?»

Однако если вы рассуждаете как хладнокровный экономист, а не эмоциональный гуманист, то рассуждения Гора покажутся вам не вполне логичными. Вопрос заключается не в том, что мы не знаем, как остановить загрязнение атмосферы. Мы не хотим его останавливать или не готовы платить за это слишком высокую цену.

Большинство загрязнений, как мы с вами уже знаем, является негативным внешним фактором, связанным с нашим потреблением⁴⁷. Инжиниринг или физика являются непростыми занятиями, однако изменение человеческих привычек является еще более трудным делом. В настоящее время вознаграждение за ограничение потребления, равно как и санкции за чрезмерное потребление, являются недостаточными. Гор и другие экологи просят человечество меньше потреблять, а следовательно, меньше загрязнять окружающую среду, и их деятельность носит вполне благородный характер. Однако это предложение не подкрепляется достаточно сильными стимулами.

А изменение коллективного поведения хотя и представляется крайне желательным, может носить совершенно непредсказуемый характер. Игнац Земмельвайс мог бы много об этом рассказать.

Вернемся в 1847 год. Земмельвайса, решившего проблему родовой горячки, должны были восхвалять как настоящего героя — не правда ли?

Совсем наоборот⁴⁸. Да, после того как он приказал докторам в обязательном порядке мыть руки после проведения вскрытий, количество смертей в родильном отделении Vienna General резко снизилось. Однако доктора практически повсеместно игнорировали выводы, полученные Земмельвайсом. Иногда они даже поднимали его на смех.

Конечно же, считали они, такая страшная болезнь не может быть побеждена таким простым действием, как мытье рук! Более того, доктора того времени — не самые совестливые люди — попросту не могли смириться с идеей о том, что именно их действия вызывали столь серьезную проблему.

Земмельвайс разочаровывался все сильнее, и в какой-то момент его разочарование приобрело черты мании. Он говорил о себе как о презираемом мессии и называл любого человека, подвергавшего его теорию критике, убийцей женщин и детей. Его аргументы носили все более бессмысленный характер; он начал себя странно вести, погрузился в море разврата и различных сексуальных отклонений. Сейчас, глядя в прошлое, мы можем с большой уверенностью говорить о том, что Игнац Земмельвайс сходил с ума. В возрасте сорока семи лет он был обманом помещен в психиатрическую лечебницу. Он попытался оттуда сбежать, его задержали и подвергли принудительному заточению, после чего он умер в течение двух недель, а его репутация оказалась полностью разрушенной.

Но это совершенно не означает, что он был неправ. Земмельвайс был посмертно оправдан благодаря исследованиям Луи Пастера в области микробной теории инфекций, после которых для докторов стало обычной практикой тщательно мыть руки перед началом работы с пациентами.

Но в какой степени современные доктора следуют заветам Зем-мельвайса?

Целый ряд недавних исследований показал, что больничный персонал моет или дезинфицирует руки лишь в половине тех случаев, когда нужно это делать⁴⁹. И доктора гораздо чаще нарушают это правило, чем санитары или медицинские сестры.

Это кажется крайне странным. Нам, жителям современного мира, привычно считать, что множество опасностей может быть преодолено путем обучения. Именно эта точка зрения лежит в основе практически любой публичной кампании, начиная от информирования населения о последствиях глобального потепления и заканчивая кампаниями, направленными на снижение заболеваемости ВИЧ или вождения в нетрезвом состоянии. А доктора являются самыми образованными людьми в больницах.

В 1999 году в докладе под названием «Человеку свойственно ошибаться» Институт медицины США отметил, что ежегодно из-за врачебных ошибок, которые можно было бы предотвратить, умирает от 44 до 90 тысяч американцев⁵⁰. Это больше, чем число людей, погибающих в дорожно-транспортных происшествиях или вследствие рака груди. Одной из основных причин смертей были названы инфекции различного типа. А что лучше всего помогает справиться с инфекциями? Более частое мытье рук докторами.

После публикации этого отчета больницы по всей стране активно занялись решением этой проблемы. Даже такая первоклассная больница, как медицинский центр Cedars-Sinai в Лос-Анджелесе, признала, что ей необходимо улучшать состояние дел: врачи следили за гигиеной рук всего в 65 процентах случаев⁵¹. Руководство медицинского центра сформировало комитет для выявления причин столь низкого показателя.

В первую очередь они признали: врачи крайне загружены, и время, которое они тратят на мытье рук, — это время, которое они забирают у пациентов, нуждающихся в лечении. Крейг Фийед, уже известный нам доктор-революционер из Вашингтона, рассчитал, что за время смены он контактирует более чем с сотней пациентов. «Если бы я следовал процедуре и бегал мыть руки каждый раз, когда прикасаюсь к пациенту, то провел бы над раковиной половину жизни».

Более того, сами раковины не так доступны, как следовало бы. Часто (в особенности в палатах) они забаррикадированы оборудованием или мебелью. В Cedars-Sinai, так же как и во множестве других больниц, на стенах развешаны специальные диспенсеры с дезинфицирующим средством Purell, однако на них тоже часто не обращают внимания.

По всей видимости, нежелание докторов мыть руки обусловлено и психологическими причинами. Первая из них называется (слишком благородно) «дефицитом восприятия». В течение пятимесячного исследования в отделении неотложной терапии в одной из австралийских детских больниц докторов просили отмечать каждый случай, когда они мыли руки⁵². О каком результате своего поведения они доложили? Семьдесят три процента. Не идеально, но и не ужасно.

Однако врачи не знали о том, что их поведение контролировали медицинские сестры, которые фиксировали реальное количество раз, когда доктора мыли руки: реальный показатель составил жалкие 9 процентов.

Пол Силка, врач из отделения неотложной помощи Cedars-Sinai, который также отвечает в больнице за кадровые вопросы, указывает и другой психологический фактор: высокомерие. «Когда вы занимаетесь врачебной практикой на протяжении нескольких лет, — объясняет он, — ваше собственное эго начинает толкать вас в спину. Вы говорите себе: "Я и так знаю, что мне делать. Все эти инструкции — для вспомогательного персонала"».

Силка и другие руководители Cedars-Sinai решили изменить поведение своих коллег. Для этого они пытались применять совершенно разные стимулы: и мягкое увещевание с помощью плакатов и сообщений электронной почты; и вручение докторам, приходившим к началу смены, бутылочки с дезинфицирующим раствором Purell; и введение формализованных правил гигиены, согласно которым каждый доктор, тщательно мывший руки, получал десятидолларовый купон в Starbucks. Можно предположить, что доктора с их высокой зарплатой не купились на столь дешевое предложение (всего 10 долларов). Но, как ни странно, «никто из врачей не отказался от участия», — говорит Силка.

После нескольких недель показатель гигиены рук в Cedars-Sinai вырос, но значительно меньше, чем ожидалось. Эти печальные новости сообщила Реза Мурти, эпидемиолог больницы, во время делового обеда комитета советников администрации больницы. В состав комитета входило двадцать членов, в основном ведущие доктора больницы. Они открыто не согласились с результатами заключения. Когда обед закончился, Мурти вручила каждому из них стерильную чашку Петри, в которой находился губчатый слой агар-агара. «Пожалуйста, погрузите в агар-агар свои руки на несколько секунд», — попросила она их.

Доктора сделали то, о чем она их попросила. Мурти отправила чашки Петри на анализ в лабораторию. Как вспоминал Силка, «результаты были ужасающими. Чашки прямо-таки кишели колониями бактерий».

Это были результаты исследования самых важных людей в больнице, которые просили всех остальных изменить свое поведение и при этом сами недостаточно часто мыли руки! (Самое неприятное, что, как оказалось, они не мыли руки даже перед обедом.)

Конечно, многим показалась заманчивой идея утаить эту информацию. Однако администрация решилась использовать в своих целях полученный ужасающий результат. Фотография руки одного из участников с отмеченными на ней колониями бактерий была установлена в качестве заставки на всех компьютерах в больнице. Для докторов, призванных спасать людей, умевших это делать и давших соответствующую клятву, подобное предупреждение сработало лучше, чем любой другой символ. Показатели, связанные с гигиеной рук, в Cedars-Sinai быстро подскочили почти до 100 процентов.

По мере того как об этом становилось известно в других больницах, их руководство начало применять тот же метод с размещением компьютерных заставок. Почему нет? Этот метод был недорогим, простым и эффективным.

Ну и как — дело счастливо завершилось?

Да, но... давайте минуту поразмышляем над этим. Почему для убеждения докторов потребовалось так много усилий, при том что они знали о гигиене рук еще со времен Земмельвайса? Почему изменить стиль их поведения было столь сложно, несмотря на то что на чашу весов ставились несопоставимые вещи — цена соответствия правилам (мытье рук) была несоизмеримо ниже, чем цена несоответствия (потеря человеческой жизни)?

Вновь, как и в случае с загрязнениями, дело связано с действием внешних факторов.

Когда доктор забывает помыть руки, то тем самым он не ставит под угрозу свою собственную жизнь. Проблема возникает у его очередного пациента, лежащего с открытой раной или страдающего от нарушений в иммунной системе. Опасные бактерии, которые пациент получает от врача, представляют собой негативные внешние факторы, связанные с действиями врача. Отчасти это похоже на то, что загрязнение окружающей среды представляет собой негативный внешний фактор, возникающий, когда вы едете на машине, включаете кондиционер или топите камин углем. У человека, загрязняющего окружающую среду, крайне мало стимулов отказаться от такого поведения, а у доктора крайне мало стимулов к тому, чтобы мыть руки.

Вот что делает искусство изменения поведения таким сложным делом.

Так что мы можем перестать заламывать свои грешные руки и страдать от поведения, которое мы не в состоянии изменить. Почему бы нам не придумать какое-нибудь инженерное или дизайнерское решение или новый стимул, позволяющий усилить нашу потребность в изменениях?

Вот что имеет в виду Intellectual Ventures, работая над проблемой глобального потепления. Именно эту цель преследовали руководители клиник, успешно победившие проблему возникновения инфекций в больничных палатах. Они смогли создать множество решений⁵³, среди которых было использование одноразовых манжет для измерения кровяного давления у поступавших в больницу пациентов, обработка больничного оборудования раствором, содержащим ионы серебра и создающим антибактериальную защитную пленку, а также запрет на ношение галстуков докторами. Говоря о последнем из упомянутых выше решений, британское министерство здравоохранения особо отметило, что «галстуки редко стираются или чистятся, они не несут никакого положительного эффекта в процессе лечения пациента. И, как показали исследования, являются рассадником патогенных бактерий».

Вот почему Крейг Фийед многие годы носит бабочку, а не обычный галстук. А свою компьютерную систему он смог модифицировать, добавив в нее элемент виртуальной реальности. Теперь любой доктор, готовый к операции и облаченный в стерильный костюм, может получать необходимую информацию, не прикасаясь к клавиатуре или мыши, на поверхности которых находится не меньше патогенных бактерий, чем на галстуках. А если вам доведется попасть в больничную палату, не прикасайтесь к пульту дистанционного управления телевизором до тех пор, пока он не будет продезинфицирован до идеального состояния.

Возможно, нас не удивит тот факт, что до тех пор, пока плоды пожинает кто-то другой, мы не склонны менять свое поведение. Но вы наверняка согласитесь с тем, что когда на карту ставится наше собственное благосостояние, мы находим в себе силы что-то изменить, правда?

К сожалению, это не так. Если бы дела обстояли таким образом, то любая диета приносила бы свои плоды (точнее, диеты вообще не понадобились бы). Если бы все было так, то большинство курильщиков моментально бросили бы это занятие. Если бы это было так, то никто из школьников, прошедших курс сексуального воспитания, не сталкивался бы с проблемой нежелательной беременности. Однако знание и действие — это не одно и то же, особенно когда речь заходит об удовольствии.

Давайте поговорим о высоком уровне ВИЧ/СПИД в Африке. На протяжении многих лет различные медицинские организации со всего мира пытаются бороться с этой проблемой. Они пытались пропагандировать различные способы ее решения: использование презервативов, ограничение числа сексуальных партнеров и тому подобное. Тем не менее французский ученый по имени Бертран Овер не так давно провел ряд экспериментов в Южной Африке. Результаты оказались настолько обнадеживающими, что исследование было остановлено и начались практические шаги по реализации полученных выводов.

Какое же магическое решение нашел Овер в ходе исследования?

Обрезание. По причинам, не до конца понятным Оверу и его коллегам, обрезание снижало риск передачи ВИЧ у гетеросексуальных мужчин примерно на 60 процентов. Сходные исследования, проведенные в Кении и Уганде, подтвердили результаты экспериментов Овера.

Обрезание приобрело массовый характер по всей Африке⁵⁴. По словам одного медицинского чиновника из ЮАР, «люди привыкли к ситуациям, когда кто-то пытается изменить их поведение за счет той или иной кампании, однако обрезание — это хирургическая операция, и для нее используется весомый аргумент, стальной и холодный».

Решение об обрезании во взрослом возрасте является глубоко личным. Мы не хотели бы подталкивать вас к какому-либо выбору. Однако тем, кто решится на обрезание, мы хотели бы дать один простой совет: перед тем как доктор прикоснется к вам, убедитесь в том, что он хорошенько помыл руки.