"Дом Зеора" - читать интересную книгу автора (Лихтенберг Жаклин)

Глава вторая Конкурс Аренсти

Валлерой почувствовал, что лежит на чем—то прочном, но теплом и сухом.

Острый запах ударил в нос. Больница.

Теплый свет играл на его веках. Потом голос, негромкий, но настойчивый — пронизывающий, почти гипнотический. Какой—то особый голос, который словно проникает в сознание, неся с собой неоспоримую истину.

— Теперь вы можете проснуться. Вы в безопасности. Вы среди друзей.

Голос Клида. Это голос Клида — но, не очень отчетливо и определенно напомнил себе Валлерой, он не должен узнавать этот голос.

Он осторожно открыл глаза и поморщился от яркого света, струившегося через открытое окно и отражавшегося от полированных шкафов. Солнечный свет? Он был без сознания не три часа, а больше десяти!

Он попытался встать, но не смог пошевелиться. Все тело было сплошной болью, оставлявшей невероятную слабость. Стройная девушка закрыла шторы, и в комнате воцарилась переносимая полутьма.

Теперь Валлерой заметил, что среди саймов в этой комнате были и джены. Джена трудно отличить от сайма, если только у него, как у Клида, не обнажены руки. Взгляд Валлероя сосредоточился на руках Клида. Он раньше никогда так близко не видел щупальца сайма, и от этой близости у него по коже поползли мурашки.

Шесть щупальцев на каждой руке: два «дорсальных» (спинных) наверху, два «вентральных» (брюшных) внизу и — меньше остальных — «латеральные» (боковые), они всегда укрыты, если не происходит передачи селина, — по шесть на каждой руке. Сокращаясь, они лежат вдоль руки от локтя до запястья и напоминают тугие веревки мышц. Но вытянутые, они становятся пепельно—серыми змеями, тонкими, мускулистыми и гипнотически притягательными.

Валлерой смотрел, сердце его колотилось все чаще, а Клид тем временем спрятал свои щупальца и переместил стакан, который держал ими, в пальцы. Затем протянул сверкающую жидкость.

— Выпейте это. Скоро вы почувствуете себя лучше, хотя вы задали нам тревожную ночь.

— Кто вы такой?

— Сектуиб Клид Фаррис из общины Зеор. Я нашел вас лежащим в грязи без сознания и привез сюда, надеясь спасти. Пожалуйста, примите мое гостеприимство.

Он снова протянул стакан, смягчив черты лица слабым намеком на улыбку.

Валлерой опять заколебался, прежде чем взять стакан. Но даже если его убьют, это принесет долгожданное облегчение, поэтому он взял стакан, поблагодарив на саймском. Это заставило всех в комнате взглянуть на него, но не помешало девушке, той самой, что завесила окна, помочь ему принять сидячее положение, чтобы он мог пить.

Глотая отвратительного вкуса микстуру, Валлерой в то же время отмечал, как хорошо организована эта сцена. Саймы и джены свободно смешивались, занимаясь уборкой. Послание было абсолютно ясно: эти саймы не убивают дженов. Почти ничего больше в этой комнате он понять не мог. Здесь были рабочие столы и застекленные шкафы, заполненные необычными предметами и сосудами странной формы. Валлерой сказал:

— Я слышал о таких местах, но не думал, что они на самом деле существуют. Вы… проводники?

— Некоторые из нас. — Жестикулируя, Клид тщательно прятал свои щупальца. — Выпейте все, мистер?..

— Валлерой. Хью Валлерой.

— Могу я звать вас Хью? — Клид зацепил ногой угол стола на колесах, на котором лежал Валлерой.

— Вы спасли мне жизнь. Вероятно, это дает вам право.

— Я выполнял свой долг, — серьезно ответил Клид. — Вы говорите по—саймски?

— Немного. — И это правда, подумал Валлерой. Если не считать допроса пленников, он со смерти матери ни с кем просто так не разговаривал на саймском. А до ее смерти они так говорили, только когда оставались наедине.

— Ивени немного владеет вашим языком. — Клид указал на девушку, завесившую окна. — Она будет присматривать за вами, пока вы не выздоровеете.

— Сектуиб, — обратился один из подошедших дженов. Это был похожий на медвежонка человек, лишенный возраста, — такими представлял Валлерой своих неведомых предков.

— В чем дело, Чарни?

— Сектуиб, тебе надо теперь идти. Ты должен был сделать это несколько часов назад!

— Ты это мне говорил. Всю ночь. Но я был нужен здесь.

— Больше ты здесь не нужен. Денрау сейчас, должно быть, вне себя от беспокойства. Ты опаздываешь на девять часов!

— На десять с половиной. Но я в порядке.

С коротким смешком Чарни схватил руку Клида и указал на его латерали — щупальца по бокам руки.

— Только посмотри!

Валлерой не видел ничего необычного, но, очевидно, остальные видели, потому что Клид смутился. Проводник отобрал свою руку и спрятал ее в полах плаща.

— Знаю, но…

— Иди, Клид. У тебя был трудный месяц. Ты в долгу перед собой. Если не считать меня, Денрау — лучший товарищ в Зеоре. Не нужно заставлять его ждать.

— Ты не можешь приказывать мне, назтер.

— Буду, если это необходимо! Почему ты еще здесь? Ты ведешь себя так виновато, словно сам причинил ему ожог!

Валлерой заметил, как напрягся Клид, но сайм прикрыл это смехом.

— Не говори глупости! Разве я когда—нибудь кому—нибудь причинял боль?

— Я не сказал, что ты его сжег. Я сказал, что ты ведешь себя, словно сжег. Ты стал даже хуже слышать. Тебе нужно идти.

Клид вставал так, словно у него болят суставы.

— Чарни, я считаю себя виноватым, потому что это произошло в границах Зеора. Наше положение и без этого слишком опасное. Я не хочу потерять этого джена. С его помощью мы сможем предотвратить набеги дженов через реку. Но если он умрет…

— Его жизни больше не грозит опасность… хотя это чудо.

— Поистине.

— Иди, иди. Не забывай: ты отвечаешь за всех нас. Завтра нам понадобятся твои силы. — Чарни посмотрел на окна. — То есть сегодня.

— Ивени, — сказал Клид, — хорошо заботься о нашем госте.

Валлерою он улыбнулся и сказал по—английски:

— Она не проводник, но можете ей доверять. В течение следующего месяца ваше поле будет очень слабым, а это значит, что, если захотите, вы не дадите сайму соблазниться и напасть на вас. Отдыхайте, у нас вы в полной безопасности.

И не оглядываясь вышел; теперь, когда он освободился, было видно, что он очень торопится.

Так вот оно что, подумал Валлерой, слегка удивленный своей способностью следить за ходом разговора. Прошлой ночью Клид испытывал потребность! Неудивительно, что он казался нервничающим! Даже проводник, способный брать селин у джена, не убивая его, а потом передавать этот селин обычным саймам, чтобы они не нуждались в убийствах… даже проводник испытывает потребность в селине, этой жизненной энергии, которую производят организмы дженов. А испытывающий потребность проводник гораздо опасней обычного сайма, — опасней для всех, кроме хорошо подготовленных товарищей. Валлерою повезло, что он остался в живых.

На третье утро убрали предохраняющие от падения перила с кровати, и Валлерой впервые заинтересовался окружающим.

Комната примерно в пятнадцать квадратных футов, с удобными шкафами и ванной. В углу у окна небольшой радиатор, который день и ночь прогоняет осенний холод из воздуха. Стены щедро украшены ручными вышивками; некоторые образцы вышивки достаточно велики, чтобы их можно было назвать гобеленами. Один из таких гобеленов — фазаны на осеннем лугу на фоне зданий Зеора — особенно много говорил Валлерою как художнику.

В этой сцене он чувствовал глубочайшее преклонение перед Зеором и снова и снова разглядывал пейзаж, стараясь проникнуть в его смысл. Ему казалось, что автор гобелена очень сильно, до боли любил Зеор. Когда он спросил об этом, Ивени рассказала, что этот пейзаж вышит женщиной, умиравшей от неизлечимой болезни. Сравнивая этот рисунок с картой, которую ему принесла Ивени, Валлерой решил, что со времен этой художницы Зеор заметно расширился.

На четвертое утро он проснулся, чувствуя себя достаточно сильным, чтобы встать, подошел к окну и всмотрелся через щели в занавесях. Он находился на втором этаже четырехэтажного здания, и окна выходили во двор. На дальней стороне обширного двора джен сметал листву в груду, а сайм собирал ее в мешки.

Из дверей показалась группа детей, пробежала по двору и исчезла в других дверях. Некоторые тащили футляры с музыкальными инструментами в половину своего роста. И несли они свой груз с гордостью, как будто это символ высокого статуса, недоступный простым смертным. Сцена вызвала воспоминания о другой осени, которую он провел, глядя в окна на чистых и ухоженных школьников. На счастливчиков. Тишина, последовавшая за уходом детей, казалась Валлерою все более оглушающей. Неожиданно он почувствовал, что теряет сознание.

Но не успели у него подогнуться колени, как Ивени подхватила его. Мгновение спустя он оказался в постели и лежал, слишком уставший, чтобы удивиться тому, как вовремя она оказалась на месте.

На следующее утро детские голоса неудержимо потянули его к окну, но на этот раз до постели он добрался самостоятельно. И в качестве награды получил разрешение после ланча с час посидеть в кресле.

На пятый день он уже без труда совершал регулярные вылазки в туалет, если вовремя принимал лекарство. А на шестое утро проснулся, чувствуя себя совершенно здоровым, но голодным, как волк. Как обычно, дверь его комнаты была приоткрыта, и он выглянул в коридор.

Богатый мозаичный пол сверкал, словно только что натертый. В воздухе чувствовались химические запахи. Через равные интервалы между альковами с книжными стеллажами стояли витрины с самыми разнообразными предметами: от досаймских артефактов до моделей, изготовленных школьниками. Никого не было видно.

Валлерой надел приготовленный для него халат и вышел в коридор. В конце коридор, расширившись, превратился в приемную с бирюзовым полом и коваными железными воротами, очень похожими на вход в психолечебницу. Справа уходил другой коридор, а слева высокое глубоко посаженное окно впускало солнечный свет, падавший на пестрый мозаичный пол.

Посредине второго коридора открылась дверь. Группа служителей выкатила носилки на колесах и прокатила их мимо Валлероя. Когда служитель открывал ворота, Валлерой успел увидеть пациента — бледное, почти бессознательное лицо, руки сайма, тщательно уложенные в сдерживающие устройства по бокам носилок, острый запах многочисленных медикаментов. Затем процессия миновала ворота и исчезла.

— Хью!

— Ивени! — Валлерой сразу заметил халат в пятнах и растрепанные волосы. Девушка, должно быть, всю ночь просидела с этим беднягой.

— Прошу прощения, — негромко сказала она. — Знаю, что уже поздно, но у Хреля была такая тяжелая ночь.

— Все в порядке. Я хорошо себя чувствую. — Он так много хотел ей сказать, спросить, но не находил слов!

— Вернитесь в свою комнату, и я принесу ваш завтрак.

— Я могу помочь?

— Поможете, если позволите поесть с вами.

— Да, пожалуйста. — Валлерой принялся обдумывать ее слова. Он хотел сказать, что может сам приготовить еду. Вернувшись в комнату, он просмотрел свои записи с уроков языка. И к тому времени, как она вернулась с подносами, он обнаружил свою ошибку и сочинил речь, которую нервно репетировал за едой.

Он обнаружил, что по какой—то причине стесняется этой девушки. Впервые он ощутил ее как женщину, а не просто медсестру. И рядом с ее изящной саймской грацией чувствовал себя громоздким и неуклюжим.

Для Валлероя, никогда не считавшего себя большим или неуклюжим, это было совершенно новое ощущение. Он почти шести футов ростом, весит сто восемьдесят фунтов, и в основном это мышцы в прекрасной форме. Кожа его настолько обветрилась и выгорела, что цветом соответствовала волосам. Он знал, что он красив — своеобразной дикой красотой и вполне может сойти за ранчера или пограничного стража, если не показывает свои длинные и тонкие заостренные пальцы.

Именно эти пальцы, а не обычные черты лица прежде всего привлекали к нему внимание. Они словно привиты к тяжелым, прочным, с крепкими костями запястьям и скорее подходят для тела сайма. Первое, что заметил Валлерой в сестрах и служителях, которые заботились о нем в Зеоре: ни саймы, ни джены никогда не смотрели на его руки.

Вот и сейчас, за едой, Ивени смотрит на его лицо, а не на руки. И это почему—то придало ему решительности: он попытался произнести свою речь.

— Ивени, теперь я здоров. Я хотел бы увидеть… сектуиба Фарриса — и найти способ как—то отблагодарить вас.

— Нет, вы еще не выздоровели. Вы должны еще неделю провести у нас. Вам нужно лечение.

— У меня нет денег. Я не смогу заплатить за лечение.

— Вы ничего нам не должны. Мы перед вами в долгу, потому что вас ранили на нашей земле.

Несмотря на то, что она старалась говорить как можно проще, Валлерой вынужден был сказать:

— Не понимаю. — Это фраза у него стала самой употребительной.

Она повторила предложение медленней, подчеркивая каждое слово грациозными движениями щупальцев. Почему—то Валлерою эта продолжение ее рук не казалось больше отвратительным, но как будто добавляло к каждому слову какие—то элементы значения.

— Я хочу сказать, — вставил он, — что не понимаю, почему вы все еще в долгу передо мной, хотя я уже в течение недели получаю пищу, убежище и постоянную заботу. Я за свой хлеб работаю.

— Но вы еще не вполне поправились.

— Я хорошо себя чувствую.

— Только пока принимаете фосбайн. — Она пододвинула к нему стакан со сверкающей жидкостью, и он послушно выпил.

— Но если я хорошо себя чувствую, разве я ничем не могу отплатить…

— Сектуиб назвал вас гостем.

— Но это было, когда я… — он указал на кровать, не зная, как сказать «не мог пошевелиться». — Он кажется мне очень хорошим человеком. — Про себя Валлерой застонал: он говорит, как пятилетний ребенок! — Я хотел бы снова поговорить с ним. Может, мы договоримся о какой—нибудь оплате.

— Хью, сектуиб очень, очень занят… все время. Нельзя просто войти в его кабинет и ожидать, что он проявит к вам внимание. Нужно заранее договориться о встрече.

Валлерой раздраженно стиснул зубы. Ему нужно увидеться с Клидом и начать поиски Эйши.

— Как же мне договориться?

Ивени бросила на него взгляд «не говори глупости», и тот обиделся и негодующе спросил:

— Если я гость, то кто хозяин?

— Сектуиб, конечно.

— Там, — сказал Валлерой, невольно жестом саймов указывая в сторону территории дженов, — там хозяин обычно встречается с гостями.

Она внимательно посмотрела на него и откинулась, сдерживая смех.

— Попытаюсь привлечь внимание вашего хозяина. Такая шутка может иметь успех. Но помните, сектуиб… — она поискала подходящее слово, — ну, он… сектуиб! Во многих других общинах младшие проводники выполняют большинство обычных работ. Но Клид ежедневно работает в распределителе, так что каждый из нас получает его раз в несколько месяцев. А его прикосновение… — Она смолкла, словно увидев райское видение.

Валлерой поторопил ее:

— Какое оно?

— О, — сказала она, печально качая головой, — вы не поймете. Но Клид работает больше всех в Зеоре. Именно из—за его прикосновения мы такие… какие есть.

И она вышла, оставив Валлероя мучиться от нетерпения весь остаток дня.

С одной стороны, он гость. Но с другой, он, несмотря на открытую дверь, в заключении — из—за той роли, которую он должен играть. Ему посоветовали… нет, предупредили… чтобы он без сопровождающих не слишком далеко отходил от своей комнаты. Раненый и спасенный джен не выходит на экскурсии.

День тянулся. Валлерой взял свою тетрадь для лингвистических уроков, подошел к окну и нарисовал смешанную группу саймов и дженов, ходивших взад и вперед по двору. Он попытался передать уникальную атмосферу общины, используя отличительные черты внешности Клида: орлиный нос, чувствительные губы, наморщенный сосредоточенный лоб, напряженный подбородок, твердую линию челюсти — в качестве окружения сцены. Результат вызвал у него недовольство. Раздраженно ворча, он порвал рисунок.

Затем сердито нарисовал карикатуру — Клид с рогами и хвостом, с ослиными ушами и козлиной бородкой. Добавил самого себя, насмешливо показывающего нос. Карандаш в его пальцах переломился. Валлерой и этот рисунок разорвал в клочья.

Завтра, мрачно решил он, он заставит этого высокомерного сектуиба Фарриса поговорить с ним! Проводник очень боится, что их истинные отношению будут раскрыты. Это оружие. Валлерой собирался воспользоваться им… если потребуется.

Приняв решение, он снова занялся своими лингвистическими записями. Саймский язык не вполне родствен родному языку Валлероя английскому. Синтаксис его часто ставит в тупик, особенно в страдательном залоге. Как утверждал учебник, это объясняется разницей в восприятии саймами реальности. Но даже со всеми этими отличиями, саймы в основе своей все равно люди. Их активно используемый словарь касается самых обычных человеческих дел. Много лет изучая этот язык в федеральной полиции, опираясь на свои детские впечатления, Валлерой сумел понять смысл почти всех текстов в учебнике по истории для пятого класса, который нашел на одной из полок.

История, которая излагалась в учебнике, весьма отличалось от того, что узнал Валлерой в школе. Согласно саймам, именно джены стали причиной гибели цивилизации Древних. Джены вели себя неразумно, они отказывались идти в загоны. Убийства и грабежи продолжались столетия, уничтожив почти все артефакты Древних и все их знания. Саймам удалось собрать, сохранить и передать своим потомкам несколько фрагментов старой культуры, вопреки действиям чудовищных нелюдей, старавшихся все это уничтожить.

Валлерой удивленно листал страницы. Такие предрассудки казались совершенно чуждыми духу общины. И действительно во второй половине учебника он обнаружил совершенно иную точку зрения. До появления проводников саймы не понимали, что джены тоже люди. Поскольку проводников все еще слишком мало, большинство саймов для того, чтобы жить, вынуждены убивать и потому не могут предоставить дженам свободу. Им приходится закрывать глаза на тот факт, что джены сумели восстановить часть мира, откуда они изгнали большинство саймов и организовали свои собственные территории.

Теперь, убедившись, что в книге представлены два взгляда, Валлерой читал внимательно. История, которой учили в школах дженов (он время от времени посещал занятия), никогда его не удовлетворяла. Он научился помалкивать, чтобы его не выгнали из таких школ, однако так и не поверил в то, чему там учили.

Большинство из прочитанного теперь он не понимал до конца, но перед ним открылись совершенно новые аспекты саймов и причин неожиданной катастрофической мутации, уничтожившей мир Древних.

К тому времени, когда Ивени принесла вечернюю порцию лекарств, Валлерой был полон новыми идеями и даже готов остаться среди этих странных людей, чтобы посмотреть, как они применяют их в повседневной жизни.

— Как вы себя чувствуете, Хью?

— Хорошо, но… мне одиноко.

— Одиноко?

— Да, так это называется. Вы видели Клида?

— Да, видела. Весь день.

— Значит, договорились о встрече?

— Простите. На это не было времени. — Она устало, словно много часов провела на ногах, села на его кровать. — Я не должна сейчас здесь находиться, но думаю, пять минут у меня есть.

— Были заняты?

— Мы работали с новым членом общины, который как раз переживает кризис разъединения, а вы ведь знаете, каково это!

— Знаю?! То есть я хотел сказать, что не знаю.

— Вы видели утром, как мы его везли. И весь день его слышали.

— Какой—то шум, вот и все. А что такое… разъединение?

То, что он слышал, больше всего походило на ссору.

Ивени посмотрела на него и рассмеялась — не над ним, а над собой.

— Странно. Я забыла, что вы не один из нас.

— Спасибо, — сказал Валлерой. На мгновение он пришел в возбуждение от мысли, что его могут принять за сайма, но потом подавил волнение. — Я по—прежнему не знаю, что такое разъе… как вы это называете.

— Разъединение. Отказ сайма от убийства. Существует фундаментальное различие между убийством джена ради селина и передачей селина от проводника… по крайней мере так мне говорили. Сама я никогда не убивала, поэтому не знаю. Но судя по симптомам нашего кандидата, разница очень большая.

Валлерой выпил лекарство и провел десять минут за словарными записями, прежде чем решил, что понял.

— Теперь понимаю. Саймы, живущие в общине, никогда не убивают дженов. И всякий сайм, который хочет быть… принятым… должен пройти разъединение?

— Таково испытание любого кандидата из саймов.

— А каково испытание для дженов?

— Для них нет никаких испытаний. Они просто должны отдавать селин через проводника.

Валлерой кивнул. Ей это может показаться тривиальным, но она не представляет, как одна только мысль об этом ужасает джена. И если он останется здесь на месяц или дольше, подумал Валлерой, ему тоже придется отдавать селин.

Неожиданно послышался громкий крик. Поверх шума послышались возгласы:

— Сектуиб Фаррис!

— Кто—нибудь, позовите сектуиба!

— Быстрей!

Ивени вскочила на ноги.

— Я знала, что не должна была уходить!

Она бросилась в коридор, Валлерой — за ней. Вместе бежали они по коридору и затормозили у решетчатых ворот. По другую сторону ворот небольшая группа саймов смотрела на сайма, сидевшего на верху решетки. Ему все что—то кричали, но Валлерой разбирал только «Не нужно!» и «Подожди!»

Вскоре из бокового коридора показалась другая группа саймов во главе с Клидом. Проводник остановился, глядя на беглеца. Все сразу замолчали.

Сайм, сидевший на решетке, смотрел на Клида. Проводник медленно распрямился, он как будто полностью владел ситуацией. Сделал знак группе за собой, от нее отделилась девушка джен и остановилась на открытом пространстве между Клидом и воротами, но чуть в стороне, так что эти трое образовали треугольник.

Беглец перевел взгляд на девушку, которая спокойно смотрела на него. Примерно ровесница Ивени, лет двадцати, по—своему привлекательная, с мозолистыми руками, говорящими о тяжелом труде. Подобно большинству саймов, беглец невысок и жилист, но необычно светловолос; волосы его блестят в тусклом свете.

Клид, подняв руки, сделал шаг вперед, частично вытянув в приглашающем жесте свои латерали.

— Иди ко мне, Хрель. Мне ты не сможешь причинить вреда. Иди. Иди ко мне.

Проникновенным профессиональным голосом Клид продолжал свои уговоры. Лицо Хреля исказилось в агонии нерешительности. Каждый раз как проводник овладевал его вниманием, Хрель снова взглядывал на девушку, явно предпочитая ее. Никто не шевелился. Трое продолжали стоять: девушка выглядела спокойной, сайм — голодным, проводник — убедительным.

Измерив взглядом расстояние, Валлерой решил, что сайм одним прыжком может добраться до девушки и убьет ее прежде, чем кто—нибудь вмешается.

Клид сделал еще шаг вперед.

— Я могу это сделать, Хрель. Но ты должен выбрать меня.

Звериный взгляд переместился с Клида на девушку. Сайм явно хотел ее, но одновременно хотел предпочесть Клида. Видя, что Хрель подобрался, готовясь к прыжку, Валлерой бессознательно напрягся, чтобы прыгнуть на защиту.

Клид, внешне спокойный и расслабленный, оставался на месте. Девушка ждала, даже не мигнув.

Хрель стремительным прыжком оказался рядом с ней, вытянул щупальца. Никто из свидетелей не шевельнулся. Валлерой с усилием сдержался. Девушка оставалась на месте, не отступала, не звала на помощь.

Хрель с усилием оторвал от нее взгляд, повернулся и увидел, что Клид на месте, руки его протянуты, щупальца готовы. Хрель напряженно и неловко повернулся и бросился к проводнику. Латерали Клида сплелись с латералями Хреля, губы их встретились.

Валлерой хотел наблюдать за передачей, но Ивени схватила его за плечи и развернула в радостном танце, который начался в группе свидетелей. Кто—то распахнул решетчатые ворота, и, прежде чем он успел опомниться, Валлерой оказался в центре буйной церемонии. Он вытаскивал стулья из шкафа, ставил блюда с едой на длинный стол.

Музыканты начали импровизированную игру на экзотических саймских инструментах, кто—то соорудил из стола, стула и постельного покрывала трон.

Открывали бутылки. Кто—то вложил стакан Валлерою в руку. Под музыку и крики присутствующих двинулась триумфальная процессия. Хреля торжественно усадили на трон. Он был, казалось, ошеломлен происходящим, но смог храбро улыбнуться.

Кто—то из толпы крикнул:

— Давай, сектуиб! Он наш!

Под одобрительные крики Клид вскочил на стол, склонился перед сидящим и протянул ему пестро вышитую ткань. Воцарилась почти ощутимая тишина.

Хрель протянул руки, соединив их с руками Клида под тканью. Потом поднял символ и показал его по—прежнему молчащим зрителям. И наконец, как плащом, окутал тканью шею и плечи Клида и поднял проводника на ноги. Это было очевидное признание власти проводника.

И тут разразился адский шум. Откуда—то появилось множество тканых копий вышитой мантии Клида. Присмотревшись, Валлерой увидел, что везде на ткани один и тот же символ. Крест общины.

В центре толпы вновь начался танец. Теперь все так столпились, что трудно стало дышать. Рыжеволосая саймская девушка накинула на Валлероя копию мантии Клида и скрепила его принятие в общину коротким, но страстным поцелуем. Он даже не успел удивиться. Девушка тут же исчезла в толпе танцующих.

— Тишина! Минутку! Тишина! — Это со своего места на столе рядом с Хрелем обратился Клид.

Тишина сменила звуки веселья. Клид продолжил:

— Ивени? У тебя есть кольцо?

Ивени передала ему кольцо со знаком креста общины, проводник надел его Хрелю на мизинец и громко произнес:

— В дом Зеора навсегда!

Все подхватили этот возглас:

— В дом Зеора навсегда!

Скоро возглас превратился в пение, музыканты добавили к нему мелодию в быстром темпе, и снова начался танец. Валлероя вовлекли в него, и ему показалось, что танцует вся комната.

От двери кто—то крикнул:

— Дайте дорогу! Расступитесь!

Танец прекратился, и в комнату вошел сайм, неся высоко над головой треножник. Он дошел до места напротив импровизированного возвышения, расставил треножник и прикрепил к нему черный ящик.

Валлерой сразу понял, что это такое. И стал проталкиваться в толпе, забыв о своем нежелании прикасаться к саймам. Он должен это увидеть! Один из легендарных фотоаппаратов Древних. Саймы восстановили кое—что из старых умений, но это…

После тщательной подготовки сайм приказал Хрелю встать в позу. Театральным жестом… фотограф … нажал на рычаг.

Ничего не произошло.

Сайм удивленно склонился к ящику, щупальца его заметались. Несколько раз повторив попытку, он наконец объявил:

— Очень жаль. Сегодня снимков не будет!

И когда он уносил свою камеру, разочарование собравшихся можно было воспринять почти на ощупь.

Клид позвал:

— Хью! Подойдите на минуту!

Звуки родного языка, не слышанные много дней, удивили Валлероя. Он прошел через расступившуюся толпу. Клид сидел на краю стола.

— Хью, можете сделать наш с Хрелем портрет? Всего лишь набросок, ничего сложного.

— Конечно, но мне нечем работать.

— Это легко организовать. — Он встал. — Ивени, принеси рисовальную доску с мельницы, из кабинета для рисования. Хью нарисует наш портрет.

Приветственные крики грозили обрушить крышу, но вскоре вокруг трона снова начался танец. Со сдержанным экстазом звучала песня, в которой рефреном, как пылкая клятва, повторялось слово «Зеор».

Довольно много времени спустя, когда Валлерой решил, что в этом диком эмоциональном катарсисе все уже забыли о портрете, несколько саймов внесли мольберт и установили его перед помостом. Ивени усадила Валлероя на скамью, слева от него стоял ящик со всем необходимым.

— Если понадобится что—нибудь еще, только скажите.

Валлерой разминал пальцы, гадая, не слишком ли много он выпил. Тщательно выбрал кусок угля. Шершавая бумага была покрыта странным рисунком из перекрещивающихся линий. Он перевернул лист и закрепил его на мольберте. Противоположная сторона оказалась чистой, но еще более шершавой. После нескольких неудачных попыток он нашел наконец кусок достаточно мягкого угля и начал быстро рисовать.

Он рисовал, и постепенно перестал обращать внимание на окружение, слышал только смутный шум; остались лишь он и те, кого он рисовал. Валлерой испытывал огромное удовлетворение, как будто раздражение, накопленное за годы без творчества, начало рассеиваться; напряжение, о котором он даже не подозревал, спадало.

Закончив рисунок, Валлерой смотрел на него, как загипнотизированный. Его сосредоточенность нарушил мягкий голос Клида:

— Можно нам взглянуть?

— О! — Валлерой схватил лист и протянул, держа за угол. — Не размажьте.

Клид показал рисунок Хрелю, потом повернул так, чтобы все могли видеть. Возгласы восхищения были для Валлероя более высокой наградой, чем золото, если бы ему заплатили им. Прикрываясь общим гулом, Клид сказал:

— Можете поблагодарить фотографа за благоприятную возможность. Теперь можете оставаться сколько угодно, и никто не задаст ни одного вопроса. У меня двадцать человек проверяют все ниточки, но пока ни намека на вашу Эйшу. Может занять немало времени.

Валлерой сквозь зубы прошипел:

— У Эйши его может не быть! Нам нужно обговорить план действий. Я должен уйти отсюда и заняться работой.

— Невозможно. По крайней мере еще с неделю. — Он положил руки на плечи Валлерою и зашептал: — Хью, да поможет мне бог, Хью, я причинил вам гораздо больше вреда, чем собирался. Если вы не сможете меня простить, я пойму. Но мой дом ваш, пока вы не выздоровеете. — Он прикоснулся к ткани вокруг шеи Валлероя и засмеялся: — Видите? Все считают, что вы присоединились к нам. Искреннее заблуждение. Но вам здесь рады. Теперь, когда Хрель прошел разъединение, у нас есть место еще для одного джена.

Валлерой с холодным гневом отмахнулся от его слов.

— Вы привели меня сюда, потому что мне не все равно, что произойдет с Эйшей. Я думал, это дает мне право самому искать ее!

— Сейчас вы ничего не можете сделать.

— Откуда вы знаете? Я ведь даже не пытался. Я пришел сюда работать!

— Возьмите себя в руки, Хью, — сердито прошептал Клид. — Вы распространяете гнев, а ведь у нас радостное событие. У правительства саймов могут быть шпионы и в этой комнате, им очень захочется разоблачить проводника как предателя и «извращенца»!

Послышался голос Ивени:

— Хью, а нас вы нарисуете?

— Давайте, Хью. Как наш художник для конкурса в Аренсти, вы сможете отправиться на конкурс со мной…

— А когда это будет?

— Всего лишь через восемь недель.

— Восемь недель! — с деревянной улыбкой повторил Валлерой. — На счету каждая минута. Как вы можете…

— Хью, — успокаивал его Клид, — мы ведь даже не знаем, с чего начать поиски и вообще жива ли она. И мы должны искать, никому не говоря, кого ищем и почему.

— Вы привели меня сюда, чтобы помешать мне вмешаться! Что ж, вот что я вам скажу…

Снова голос Ивени, на этот раз озабоченный:

— Хью!

Она двинулась к ним.

Кипя бессильным гневом, Валлерой слез со стола и пошел рисовать Ивени и ту девушку, которая предлагала себя Хрелю в решающий момент.

Похвалы его работе становились все громче, выстроилась очередь желающих быть нарисованными. Много лет его так не хвалили, и он наслаждался этим. Но каждые несколько минут теплое чувство отступало перед холодным ощущением вины, когда он вспоминал об Эйше… она где—то там, в плену, в грязном загоне. Он оперативник, и ему нужно выполнять свою работу. И он продолжал рисовать с веселой улыбкой, надеясь, что она выглядит искренней.

Начался рассвет, а Валлерой продолжал рисовать; Ивени делала к его рисункам подписи на саймском. Повсюду слышались шутки, их адресаты громко хохотали. Большинство шуток звучало на саймском, но Валлерой тоже смеялся. Он знал, что поступает неправильно, но смех так заразителен.

Когда он кончил рисовать, то так устал, что Ивени пришлось везти его в палату в кресле на колесиках. Валлерой не помнил, как лег.