Глава первая

— А-аа-аах!!!

От удара в живот я согнулась пополам. Перекатившись на левый бок, я поплотнее поджала колени к груди, стараясь занять как можно меньше места и вообще стать невидимкой. Не тут-то было! Меня несколько раз увесисто пнули, потом что-то колючее и щекотное прошлось по моей щеке, а затем тягучий хрипловатый голос сладко выдохнул прямо над ухом:

— Просыпайся, невеста, нас ждут великие дела!

Я ещё чуть-чуть поприкидывалась мертвой, быстро осознала тщетность этого безнадежного дела, со стоном перевернулась на спину, хорошенько потянулась и открыла глаза.

Грозник — месяц щедрой волной солнечного света заливал просторную горницу с высоким потолком, прихотливо изукрашенным резьбой. Золотистые пятна подрагивали на затянутых гобеленами стенах, внося свои посильные исправления и дополнения в запечатленные на них пасторально-героические сцены. Причудливая игра света и теней превращала трогательную овечку в неизвестного науке монстра, юная дева стала похожа на свою собственную прабабушку лет через пять после кончины старушки, а свирепый дракон стыдливо заныкался в пышных кустах. Про витязя, сосредоточенно спешащего на помощь (деве? дракону?), я вообще промолчу. На месте девы (да и витязя тоже) лично я бы выбрала дракона…

На моей груди раздалось довольное сопение. Я скосила глаза. Прямо передо мной во всю пасть радостно ухмылялась нахальная кошачья морда.

— Степа, — простонала я, — сколько раз я тебя просила не прыгать мне на живот и не скакать по моим косточкам, словно ты не кот, а табун взбесившихся лошадей? Да неужели же нельзя пожелать мне доброго утра как-нибудь по-другому?!

Пушистый серый кот очень ощутимо потоптался по моим ребрам (ну и отъелся же он на казенных харчах!) и ткнулся мокрым носом в щеку.

— Ха! — фыркнул Степан, вальяжно разваливаясь на моем многострадальном тельце. — Так ты ж по-другому не реагируешь! Ох, и дрыхнуть же ты горазда, Славка! Смотри: я уже два раза позавтракал (вот кто бы сомневался?), сходил на кухню, узнал, что сегодня на обед, а ты всё спишь да спишь! Прям сонные чары какие-то! Но только просыпаться всё равно самой придется — тут нынче тебя целовать некому… ну, или если хочешь — давай тебя я поцелую!

Это он, поганец, намекает на историю почти уже трехмесячной давности. Тогда, после выполнения сложнейшего магического ритуала, я проспала целых два дня — пока мой жених Дар (тогда, впрочем, никакой ещё и не жених) не сообразил, что обряд не закончен, а его логическим завершением является поцелуй, который и не даст мне уподобиться сказочной княжне, по случайному недосмотру окружающих проспавшей аж сто лет.

— Ты вставать-то собираешься? — поинтересовался Степан, устраиваясь на мне поудобнее. — А то так ведь недолго и обед проспать! Опять, поди, до вторых петухов свои зелья варила?

Это он в точку попал. Варила. А потом до третьих читала учебник по практической магии. Немудрено, что потом всё утро кошмары мучили. Впрочем, за то время, что я прожила в стольной Преславице, во дворце моего будущего свекра, я с таким режимом дня уже почти свыклась.

Дома, в маленькой избушке, надежно спрятанной в самой чаще заповедного Черного Леса, я привыкла вставать с первыми лучами солнца. Лето — горячая пора для любой знахарки и ведуньи. Впереди долгая снежная зима, и надо успеть запастись целебными и колдовскими растениями: каждое в свой день, в строго определенное время, причем корни, листья, цветы и плоды собираются чаще всего по отдельности. А некоторые травы — жар-цвет, к примеру, или разрыв-траву, или тирлич — прежде необходимо ещё и отыскать, они очень даже ловко прячутся от тянущихся к ним жадных ручек. Ну, а затем всё это добро нужно правильно сохранить: что-то положить в глиняный необожженный горшочек, прикрыв тряпочкой, что-то — в чугунок, который затем следует обмазать крутым ржаным тестом, а некоторые травки просто подвешивают под потолок.

А роса? Утренняя, вечерняя, ночная, собранная с определенных цветов в разные фазы луны, она совершенно незаменима при составлении целебных зелий!

Кроме того, есть ведь ещё такие совершенно необходимые в колдовском хозяйстве вещи, как крылья летучей мыши, змеиные шкурки, кости ящериц и лягушек, жабья икра и уж совсем экзотические русалочьи хвосты. И на всё про всё — всего лишь несколько теплых месяцев!

А ведь многие зелья и снадобья требуется готовить только из свежесобранных компонентов!

Так что, дома мне бы даже в голову не пришло валяться в постели до обеда.

Но этим летом всё по-другому. Всё наперекосяк…

Я поудобнее устроилась на пышном ложе, подсунув под голову одну из многочисленных подушек, украшавших кроватку недетских размеров. Почесывая сладко мурлыкающего Степку, я закрыла глаза и привычно загрустила по тем счастливым временам, когда мы с ним жили в лесной глуши, и всех моих жалких магических способностей не хватало даже на то, чтобы обучить кота человеческой речи, причём нельзя сказать, что я не старалась. Целых два года Степка вел спокойную и размеренную жизнь охотника на мышей, мелкого воришки и покорителя сердец многочисленных кошек из окрестных сел, пока по странному стечению обстоятельств в один прекрасный день, круто изменивший нашу дальнейшую жизнь, он всё-таки не заговорил.

События, последовавшие за тем днем, когда Степан "осчастливил" домочадцев своими новыми талантами, мне не забыть даже на смертном одре. Неизвестный колдун-чернокнижник одним мощным ударом уничтожил всё живое на севере Синедолии, большого процветающего княжества, на северной окраине которого и раскинулся наш Черный Лес. Мы уцелели чудом: как оказалось, моя покойная бабушка Полеля, талантливая и могучая чародейка, незадолго до смерти сумела накрыть свой обожаемый Лес сложнейшим защитным заклинанием.

Тем не менее, мы быстро поняли, что ещё одного удара охранная сеть попросту не выдержит — а жители Леса не сомневались, что нападение не последнее. И тогда я, молодая знахарка практически без способностей к магии, мой найденыш Ванятка, Степка, старая кобыла Тинка и грач Горыныч оставили нашу избушку на попечение домашней нежити и отправились неведомо куда, на поиски Старого Медника, легендарного чародея, чтобы просить о помощи и защите Чернолесья от смертельной угрозы. Покинув свой маленький мирок, я начала познавать большой мир, знакомый мне лишь по книгам и чужим рассказам, не по его отражениям, а на собственном опыте, "вживую".

По пути нас ожидало немало приключений. Мы встречали друзей и врагов, удирали от стаи свирепой нежити, объяснялись с бандой лесных разбойников, нам морочил голову хитрый оборотень, и пыталась убить заколдованная Мертвая Река. Конечной же целью нашего путешествия стала зачарованная Долина Драконов со зловещим серым замком, в котором творили своё черное колдовство некромант Владан и дракониха Тиамат, повелительница Преисподней.

А вот Старым Медником оказался молодой маг по имени Дар, которому удалось разгадать тайну зловещих чар, уничтоживших полкняжества, собрать лучших волшебников Синедолии и стереть серый замок с лица земли.

Вскоре должна состояться наша свадьба — Дар сделал мне официальное предложение руки и сердца, причем дважды. В первый раз — на глухой лесной поляне, едва придя в себя после смертельной схватки с чернокнижником Владаном. А во второй — при изрядном стечении народа, в присутствии кучи магов во главе с великим чародеем Тешеном Твердым, а также своего папеньки.

Вот, кстати, и о папеньке. Оказалось, что мой нареченный — сын (хвала Богам, хоть не старший!) великого князя Синедолии Велимира. Венценосный папаша вполне мог бы расценить брак сына с безвестной знахаркой из глухих северных лесов как совершенный мезальянс, если бы не одно "но". Не успела я покинуть Черный Лес и отправиться в путь, как чудесным образом пробудился мой до этого момента крепко спящий магический дар! Всё, чему меня долгие годы пыталась научить бабушка Полеля, и о чем я старательно читала в книгах по волшбе (и что скромно лежало мертвым грузом), стало получаться на практике! И неплохо, я скажу, получаться! Поэтому князь Велимир отнюдь не возражал против выбора своего сына — ведь недаром много лет назад он сам взял в жены девушку, не блиставшую происхождением, но умевшую одним движением бровей превратить березовый пень в утку. И хотя их сын, мой жених Дар, не оправдал надежд отца, наотрез отказавшись стать придворным чародеем, великий князь по-прежнему лелеет мысль о династии магов в кругу, так сказать, семьи. И сноха-ведунья — это как раз то, что надо! Поэтому старый князь наплевал на кислые лица большинства своих домочадцев и с изрядным энтузиазмом воспринял новость.

Скоро три месяца, как я живу в покоях матери Дара — после смерти жены Велимир оставил их за своим сыном, хотя тот никогда в них надолго не задерживается, предпочитая уединенный дом у подножья Синих Гор. Великий князь окружил меня всевозможной заботой и вниманием, с ненавязчивостью осенней мухи демонстрируя все "прелести" дворцовой жизни. Торжественные обеды и ужины, неофициальные посиделки в тесном кругу, многолюдные выезды на природу, охоты, выступления скоморохов и песельников….

А ещё череда торговцев, пытающихся соблазнить меня шелками и аксамитом самых невероятных расцветок, тонким сукном, кружевом, мехами, а также бисером, самоцветными камнями и многочисленными украшениями из золота и серебра. К неудовольствию продавцов и искреннему недоумению князя Велимира, изъявившему готовность оплатить мои самые смелые капризы, я не сумела скрыть своё равнодушие к роскошным безделушкам. Втихаря купленные мною в городской лавке льняные рубахи мужского покроя, высокие болотные сапоги и набор метательных ножей только подлили масла в огонь.

Тогда хитрый великий князь зашел с другого бока. Мои покои заполнили швеи, белошвейки и вышивальщицы. Вместе с ними появились ворохи тканей и отделки, а также строгий приказ моего будущего свекра: одеть невесту его сына с ног до головы в наряды, соответствующие ее новому статусу. Только когда я окончательно вышла из себя и пригрозила уехать из стольной Преславицы обратно в Черный Лес, князь дипломатично уступил. При этом, правда, сноровисто выторговал у меня согласие на пошив подвенечного наряда для грядущей церемонии, ну и так, по мелочи: пару платьев для торжественных мероприятий и непромокаемый плащ на сырую погоду.

Но своих попыток Велимир, упорный, как мышь, прогрызающая себе лаз в кладовку с провизией, не оставил.

Немного особняком в ряду "увеселений и развлечений" стоят регулярные приемы иноземных послов и купцов — князь-батюшка преисполнился решимости привлечь будущую невестку в моем лице к участию в придворных церемониях, "чтоб привыкала, значит, к государственным делам!".

Как ни странно, эти мероприятия я посещала без возражений и даже с охотой. Не то, чтобы мне нравилось подолгу торчать в тронном зале, нет, конечно, ведь трудно себе представить более бестолковое времяпрепровождение. Однако моё неуемное любопытство было растревожено гостями из далеких стран. Я, надо сказать, прежде и не догадывалась, что такие страны вообще существуют. До памятного путешествия к Западным Горам и дальше в Долину Драконов моё представление об окружающем мире ограничивалось несколькими селами и дремучим лесом, в котором я себя чувствовала гораздо увереннее, нежели в толпе людей. Книг о неведомых землях и иных государствах в бабушкиной библиотеке не было, а сама Полеля, если о них и знала, мне рассказывать не спешила. Так что, теперь я с горящими глазами рассматривала смуглых горбоносых жителей Подгорья, рыжих зеленоглазых подданных королевства Чиатта или ближайших соседей Синедолии, светловолосых веснушчатых моранийцев, дивясь их необычным одеждам и вслушиваясь в незнакомую речь.

Заметив мой интерес, довольный Велимир лично вручил мне несколько увесистых книг из собственных запасов, наказав изучить их со всевозможным усердием. Я проглотила их залпом, на несколько дней погрузившись в описание большого мира, в котором моя Синедолия была лишь не особо крупным княжеством, слишком далеким и обособленным, чтобы с ним воевать, но всё-таки вполне пригодном для торговли. Туда, куда посылать армии было далеко, трудно и невыгодно, вполне проходили караваны охочих до прибыли купцов, для которых обширные и запутанные Западные Горы или пороги могучей реки Светлой не являлись непреодолимым препятствием.

Словом, теперь великий князь ревниво следит ещё и за тем, чтобы я не вздумала отлынивать от представительских обязанностей.

И со всем этим мне приходится сражаться в одиночку…

— Степ, а, Степ? — я слегка подергала за ухо сладко спящего кота. Тот недовольно дернул потревоженной частью тела, от всей души потянулся, разом выпустив все когти, затем перекатился на живот и нелюбезно осведомился:

— Ну, чего тебе? Что спать мешаешь?

— Нахал ты, мой милый, — вздохнула я. — Дара на тебя нет!

— Да шучу я, шучу! — Стёпка немедленно пошёл на попятный — если он когда кого и побаивался, так это только моего жениха, не раз дававшего укорот наглому кошаку. — Ну, говори, чего будила-то?

— Спросить хотела, что во дворце слышно? Маги не вернулись?

Вопрос риторический. Если бы чародеи объявились в Преславице, я узнала бы об этом первой: Дар, наплевав на дворцовые церемонии и косые взгляды, ввалился бы ко мне и посреди ночи! А если бы додумался ждать утра, то тут же получил бы от меня нагоняй.

— Никто не вернулся, — проницательно скривился кот. — И вообще, Славка, как ты это терпишь? Жених, называется! Шастает невесть где уже третий месяц! — мстительный Стёпка не мог отказать себе в маленьком удовольствии пнуть отсутствующего соперника.

Ага, точно, шастает. Уже целых два месяца, две седмицы и пять дней. Сегодня шестой пошел. Я опять вздохнула.

— Стёпка, перестань! Ты же прекрасно знаешь, что он не на гулянке гуляет!

— А-а-а, ну да, ну да, не на гулянке… — двусмысленно протянул вредный котяра. — А только скажи мне, дорогая Веслава, сколько раз за это время ты его видела?

Вот ведь язва! Знает, где находится мой любимый мозоль, и вовсю на нем прыгает! Да, за это время Дар объявлялся ровно три с половиной раза. Половинка случилась восемь дней тому назад (уже пошел девятый!), когда чародей ни свет ни заря влетел ко мне в комнату, поцеловал так, что потом у меня полдня кружилась голова и дрожали руки, а потом наскоро пробормотал очередную просьбу ещё немножко потерпеть и в одиночку не высовывать из дворца даже кончика моего любопытного носа. И тут же растаял, словно туман над костром, прихватив с собою Ванятку!

Вот тут-то мне стало совсем грустно и непонятно. Ну да, хорошо, сам учитель Дара Тешен Твердый пожелал взять Ваньку в ученики, что, несомненно, было для мальчика огромной удачей. Видимо, этим и объясняется его спешный отъезд. Но почему же я-то должна сидеть в тереме, ежевечернее ужинать с семейством князя, хлопать глазами на приемах послов и чуть не каждую седмицу мерить подвенечное платье, от раза к разу принимающее всё более устрашающий вид?!! И это в то время, когда все чародеи Синедолии, принимавшие участие в знаменитой битве с чудовищами серого замка (и даже придворный маг князя Велимира Перенег, из которого вовсю песок сыпется!), носятся по всему княжеству и его окрестностям, по горячим следам отыскивая и собирая вместе тех магов, которые предусмотрительно (или трусливо?) попрятались по чащобам и пещерам! Спрашивается: разве я не могу наравне со всеми навещать затворников и уговаривать их забыть о старинной розни? Не в состоянии искать следы старших народов, двести лет тому назад покинувших Синедолию после свирепой войны с людьми?

Но я сижу во дворце, однажды позволив Дару убедить себя в том, что мне грозит некая мифическая опасность, и согласившись дожидаться свадьбы под могучим крылом его родителя.

Тьфу!

Досоглашалась!

Теперь, если я собираюсь отправиться в поле или лес за необходимыми мне травами, то за мною тут же налаживается десяток дюжих молодцев из личной княжеской дружины, призванных блюсти мою безопасность. Облаченные в полное боевое снаряжение парни стыдливо потеют, пыхтят и отдуваются — что разноцвет, что грозник выдались в этом году непривычно жаркими. Но что делать — служба, и бравые дружинники резво ползают за мною по душистым зарослям, сквозь зубы проклиная неуемную девку. Я неоднократно пыталась их прогнать: с травами-то ведь и поговорить надо, и попросить их поделиться силами, и заговор порою над ними прочесть — дело интимное, тайное, не терпящее сторонних глаз и ушей. Да куда там! Ребята немедленно смущаются, забывают все скоромные слова, которыми успели наградить и меня, и князя, спроворившего им эту "непыльную" работенку, отводят в сторону глаза, потеют с удвоенной энергией, но уходить отказываются.

Это ладно! Мне ведь, согласно дворцовому этикету, ещё и личная нянька полагалась! Ох, что было, когда я наотрез отказалась от такой компании!

И стоит ли говорить, что по ночам меня из дворца не выпускают даже под конвоем!

— Стёп, а Горыныч не прилетел?

Мой старинный друг, говорящий грач Горыныч, после приключений в Долине Драконов и сам решил податься в крылатые рептилии. Теперь он объявляется в Преславице едва ли чаще Дара, всё своё время проводя с малыми янтарными дракончиками, очаровательными крошками, умещающимися на ладони взрослого человека. Цикл размножения этих малышей очень сложен, и для того, чтобы детеныш вылупился из яйца, родители должны его особенным образом позвать. Взрослые драконы ухаживают за яйцом, как за уже вылупившимся малюткой, подолгу разговаривают с ним, нарекают именем, приносят цветочную пыльцу. Только ощутив искреннюю любовь к себе, дракончик появляется на свет.

Вот этим невероятным делом и занят теперь наш грач. Черная магия серого замка погубила почти всех взрослых янтарников, и Горыныч вместе с выжившими драконами вызывает к жизни их детей. Говорит, у него неплохо получается…

— Ни Горыныч не прилетал, ни Радош не прибегал, — Степка насмешливо прищурился, — только мы с тобою сидим в этом богами забытом месте…

Это он так о великокняжеском дворце. Силен!

— Уж кто бы говорил! — язвительно ответила я. — Что-то по тебе незаметно, чтобы ты был чем-либо недоволен! Кормят с утра до вечера, кошки дворцовые — одна краше другой!

— А свобода? — старательно вздохнул пушистый лицемер. — Сидим вот в золотой клетке уж который месяц! — Кот страдальчески сморщился. — Слав, а давай мы с тобою отсюда удерем, а?!

Ну, вот и слово сказано…

— Степ, а ты, часом, не забыл, что я тут вроде как замуж собралась выходить?

— Замуж, замуж, замуж, — проворчал кот, недовольно завозившись на моем животе, — ну и к бесам тебе сдался этот "замуж"? Хотела бы — так уж давно вышла! И незачем для этого тут было столько времени торчать! — наглое животное прищурилось и деловито предложило: — Возрази мне, если можешь! Что, нечего сказать? Вот то-то!

Некоторое время я оглушено открывала и закрывала рот, утратив дар речи. Вредный котяра врезал хозяйке под дых, ничуть не беспокоясь о ее ушибленных чувствах…

…которые вовсе не отличались безмятежностью, ибо грядущая свадьба и впрямь была мне, как кость в горле.

Конечно же, я без памяти люблю Дара и готова босиком идти за ним на край земли, и нет для меня на этом свете (да и на всех прочих, сколько их там ни есть!) никого дороже моего любимого чародея. Я, безусловно, хочу связать с ним свою судьбу, жить долго и счастливо и умереть в один день.

Но я оказалась совершенно не готова к тому, что в ожидании свадьбы мне несколько месяцев придется барахтаться в липкой дворцовой паутине! Жить в городе (бр-р-ррр!)…

Первоначально мы вовсе и не собирались откладывать венчание ни на один день. Дар хотел, чтобы принятый у магов обряд (у текучей воды и непременных зарослей ракитника, с заклинанием всех четырех стихий) провел его учитель Тешен. Я, собственно, вообще не видела особого смысла в этих церемониях, но испорченный дворцовым воспитанием Дар настаивал.

Однако старый чародей категорически возражал против подобной спешки. Он считал, что совершенно необходимо оповестить о грядущей свадьбе отца Дара, князя Велимира.

И понеслось…

Несмотря на энтузиазм князя-батюшки, тут же выяснилось, что обвенчаться немедленно мы ну никак не можем! Прежде всего, потому, что как в Синедолии стараниями чернокнижника Владана исчезли все храмовые колокола, так они и не появились. Отлить новые не из чего: в княжестве и его окрестностях не осталось ни одного брусочка олова, погибшего минувшей зимой от зловещей оловянной чумы, а без олова колоколам не зазвучать. Наша же свадьба без них не состоится ни в коем случае. Тугой маслянистый звук знаменитых синедольских звонов не только отпугивает нежить от сел и городов и оберегает их от темных сил. Ясные голоса колоколов должны накрепко вплестись в произносимые обеты, соединяя любящие сердца.

Вот найдутся колокола — и пожалуйста! А пока, ребята, придется подождать…. Да оно, собственно, и к лучшему: все-таки сын князя женится, не козопас; сколько всего надо подготовить-то! Даже страшно подумать!

Торжественная церемония должна пройти в нарядно украшенном главном соборе Преславицы при большом стечении ликующих подданных (во где самый бред-то начинается!). В тот же день будет проведен и магический свадебный ритуал — всё честь по чести, на берегу могучей реки Светлой, где для этого дела есть немало подходящих ракитников и дубрав, а так же березняков, ольшаников и ельников. После — свадебный пир и бал. Празднества по случаю радостного события продлятся всю последующую седмицу. На всех площадях столицы будет организовано угощение для простолюдинов, а также выступления скоморохов, песельников и жонглеров…. Так что отсрочка придется только кстати!

А невеста пока пусть поживет во дворце, пообвыкнется, пооботрется, да, кстати, тем временем и платье подвенечное пошьет…

О как.

Самое невероятное, что Тешен с необъяснимым воодушевлением поддержал все до единой завиральные идеи великого князя по поводу грядущего бракосочетания сына!

Поначалу мы с Даром хором встали на дыбы. Какой такой собор, какие народные гуляния, скажите на милость?! Сегодня же свадьба — пусть и на берегу Светлой, и завтра мы уезжаем в Черный Лес, где в спрятанной в глухой чаще маленькой избушке нас ждет — не дождется моя домашняя нежить, а также хозяин и хранитель леса, леший.

Однако вот уж не знаю, что там Тешен наговорил Дару, оставшись с ним наедине, но неожиданно мой жених круто переменил свое мнение. И даже сумел найти какие-то очень убедительные слова, доказывая изумленной мне абсолютную необходимость выполнения всех без исключения обрядов, принятых как у магов, так и при дворе синедольских великих князей. Вообще, после разговора с учителем выглядел мой жених крайне смущенным, озадаченным и не на шутку встревоженным. Даже как-то позеленел слегка от беспокойства…. Лишь вырвав у меня обещание "ради моей собственной безопасности" не покидать до самой свадьбы дворца, он едва заметно расслабился. Правда, внятного ответа не простой и понятный вопрос, что за такая опасность мне может угрожать, я так и не получила…

И ещё кое-что странное начало сгущаться вокруг меня с того самого момента, как мы сообщили окружающим о своих планах. Нет, нас, конечно же, все поздравляли, желая всего того, чего принято желать влюбленной паре, а на гадючьи шепотки и косые взгляды приближенных князя Велимира нам было наплевать. Но в глазах некоторых магов появилось нечто неуловимое, этакое необъяснимое выражение — порой они смотрели на меня так, будто им отчего-то было передо мною стыдно и неловко, словно затевалось какое-то очень и очень недоброе дело, и держалось оно от меня в строгом секрете. На ум приходила вовсе не свадьба, а некое кровавое ритуальное жертвоприношение, о котором меня, главную жертву, решили до поры, до времени не оповещать. Наверное, не захотели раньше времени расстраивать…

Конечно, мне были прекрасно известны свадебные обычаи жителей Синедолии, особо крепко соблюдавшиеся консервативными селянами: считалось, что невеста "умирала" для своего рода, чтобы "воскреснуть" в семье своего мужа. Отсюда и традиционные девичники — проводы невесты "на тот свет", и плакальщицы, причитающие на свадьбах почище, чем на похоронах, и траурный багряный цвет платья новобрачной (и для меня шилось такое, из тяжелого пурпурного шелка, сплошь расшитое по подолу и рукавам оч-чень специфическими замогильными рунами). Но одно дело — деревенская бабка, твердо уверенная в том, что ежели давшей согласие на брак девушке не закрыть наглухо лицо плотным платом всё того же жизнеутверждающего багрового цвета, и, не дай-то боги, кто-нибудь увидит ее, "мертвую", до венчания, то несчастную ждет скорая и неминуемая смерть: Мир Мертвых, в котором она вроде как пребывает между сватовством и собственно свадьбой, заберет ее навсегда.

И совсем другое дело — маг высшего уровня посвящения, которого суевериями не проймешь!

Однако шутки шутками, а рыжая ведунья Квета, к которой я успела привязаться, дня три смотрела на меня тоскливыми глазами. Несколько раз она порывалась мне что-то сказать, даже как-то раз завела бестолковый разговор, исполненный загадочных намеков, но сбилась и замолчала. А потом вдруг быстро засобиралась и в одночасье уехала.

Хвала Богам, я хоть успела навестить Черный Лес — Дар, правда, порядком вымотался, в одиночку протаскивая туда и обратно через цепочку кротовин нас обоих вместе с лошадьми, Пилигримом и Тинкой. Хорошо хоть, обратно в Преславицу мы возвращались втроем — старенькая Тинка решила остаться дома с нашими домашними нечистиками: домовым Микешей, банником Варёмой, дворовым Випоней и овинником Бочуном. Бывалая путешественница не без удовольствия предвкушала, как будет живописать наши приключения по пути к Долине Драконов лешему, водяному, русалкам и прочей полевой, лесной и болотной нежити.

А уже на следующий день Дар и остальные чародеи, собравшиеся в столице нашего княжества, разлетелись кто куда. Одни отправились выкуривать из нор колдунов-отшельников, отказавшихся принять участие в битве с черными магами Долины Драконов, другие — разыскивать следы пропавших зимой волшебников, среди которых были и Ванькины родители, а также старших магических народов, которых покинули Синедолию тому как два века назад. Дар же уехал на поиски злополучных колоколов.

Вот уже два с половиной месяца мой чародей рыщет по Синедолии, пытаясь напасть на след пропажи. Ему помогает наш общий друг, оборотень Радош.

Однако пока всё впустую — колокола как сквозь землю провалились. Не помогло даже то, что предприимчивый нелюдь подключил к поискам кучу дружественного ему зверья. День нашей с Даром свадьбы по-прежнему не известен, и… а Степка-то прав! Ну и что я, собственно, здесь делаю?! На что бездарно трачу драгоценные летние дни?!!

Я осторожно покосилась на кота, словно опасаясь, что он сумеет подслушать мои мысли. Степка безмятежно жмурился, угревшись на моем животе. Вот уж воистину: сказал гадость — и на сердце радость!

Мстительно стряхнув возмутителя спокойствия на пол, я, не обращая внимания на его негодующие вопли, нашарила ногами у кровати вышитые комнатные туфли с замятыми задниками и решительно поднялась. Хватит. Пора начинать новый день, и пусть он будет не таким пустым и бестолковым, как его предшественники!

— Что-то ты, Веславочка, опять ничего не кушаешь, — негромко прошелестела княгиня Валина. — Нехорошо это, деточка. Вот вернется наш Дарушка, да и посетует, что невестушка его совсем как былиночка осенняя стала…. Возьми, деточка, пирожочка с грибочками — так-то вкусно! Нянюшка, положи-ка Веславушке пирожок!

Ломкий шуршащий голос был под стать самой княгине, высохшей, как прошлогодний лист. Несмотря на гладкое, без единой морщинки лицо, она почему-то производила на меня впечатление глубокой-преглубокой старухи — так бесцветна была ее пергаментная кожа, настолько неживыми казались восковые полупрозрачные пальцы, унизанные кольцами. Женщина всегда говорила очень тихо, почти шепотом. Пирожочек, деточка, сарафанчик, лошадка, тарелочка, миленький, малюсенький, сладенький, рыбка, тучка, деревце — слова приторно-сладкой медовой рекой текли с ее губ. Меня порой так и подмывало продолжить этот ряд: топорик, палачик, виселичка, колышек, кнутик… — сахарные речи были насквозь пропитаны самым утонченным и быстродействующим ядом из всех существующих. Валина никогда не поднимала глаз, но за длинными ресницами полыхали такие неистовые грозы, что меня мороз по коже пробирал — не дай-то Боги она всё-таки однажды взглянет миру в лицо, испепелит же всё вокруг себя! Все во дворце знали, что если вторая супруга князя Велимира стала к кому-нибудь преувеличенно внимательна и ласкова, то несчастному лучше самому проявить инициативу и добровольно скормиться голодным вурдалакам во избежание по-настоящему мученической кончины.

С первого же дня моего пребывания во дворце я буквально тонула в сиропе, источаемом пергаментной княгиней….

На мою тарелку бойко шлепнулся увесистый пирог — не иначе, как с мухоморами. Из костлявых рук Валины не стоило принимать даже стакан воды в предсмертный час, уж это и к гадалке ходить не надо, но я смело накинулась на подозрительную выпечку, погоняла ее вилкой по тарелке, отковыряла ма-а-аленький кусочек теста и осторожно положила его себе в рот, изобразив на лице неземное наслаждение.

— Зря стараешься, Валина, — сухо промолвила старшая княгиня, надменная пышнотелая Дивея. — Веслава не жалует дворцовую кухню. Судя по всему, в лесу ее кормили лучше.

Обедавшие вместе с нами незамужние дочери и несовершеннолетние сыновья князя робко захихикали — с одной стороны, ссориться с ведьмой (то есть, со мной) не хотелось никому, но, с другой стороны, Дивея предпочитала, чтобы ее высказывания оценивались по достоинству.

— Наверное, стоит сделать строгое внушение нашему повару, — прошуршала Валина, и я чуть не подавилась поджаристой корочкой. Жизнь несчастного кулинара в одночасье повисла на волоске.

— Не надо, — прохрипела я, пытаясь выдохнуть колючие крошки. — Не надо внушения. Всё очень вкусно, кхе. Я просто не успела проголодаться, кхе-кхе! Я вообще мало ем, кхе!

Семипудовая княгиня Дивея смерила меня взглядом, насмешливо изогнув левую бровь. В отличие от сладкоречивой Валины, она даже не трудилась скрывать свое презрение к простолюдинке из северных лесов. Впрочем, точно так же старшая жена великого князя и мать наследника престола относилась ко всем без разбора, в том числе к младшим женам и их отпрыскам. Кроме того, наше совместное с Даром путешествие в Долину Драконов не было ни для кого секретом, и дочь воеводы, выросшая в теремном затворничестве под неусыпным надзором бесчисленных мамок и нянек, была крайне низкого мнения о моем нравственном облике. Я же вовсе не торопилась ее в этом разочаровывать — не объяснять же всем и каждому, что строгая дуэнья в лице моего Степки легко даст сто очков форы огнедышащему дракону, охраняющему девичью честь запертой в башне княжны!

В другой день я бы ответила Дивее самым сладким и безмятежным взглядом, но сегодня у меня на уме было иное. Напрочь проигнорировав высокомерную тетку, я решительно повернулась к великому князю, собственной немаленькой персоной восседавшего во главе длинного стола, примерно до половины уставленного всевозможной снедью.

— Господин Велимир Радимыч, выслушай, сделай милость!

Князь, за время продолжительной трапезы неоднократно приложившийся к вместительному кубку с заморским вином, с готовностью повернул в мою сторону свой изрядно раскрасневшийся лик. По монаршему повелению, во время разнообразных застолий я всегда сидела слева от будущего свекра; его жены размещались по правую руку от супруга. Многочисленные чада располагались по обе стороны стола согласно установленному порядку — князь-батюшка уважал дисциплину.

— Да, дочка? — нетвердым голосом подбодрил меня венценосец, с подозрительной готовностью пристраивая мне на плечи свою тяжелую длань. Ну вот, так и есть! Беспокойная конечность немедленно отправилась в увлекательное путешествие по моей спине, стремясь добраться до поясницы, а то и пониже…. Я с трудом подавила человеколюбивое желание наложить замораживающие чары на шаловливую ручонку и сильно выпрямилась. Вот ведь старый бес! Шесть раз был женат, три жены и по сей день в добром здравии, из потомков обоего пола можно с легкостью сформировать небольшую армию, младшей дочурке и полутора месяцев не исполнилось, и всё туда же!

Я мстительно опустила ресницы.

— Надо мне домой съездить, в Черный Лес.

Бац! Блудливая конечность немедленно, а, главное, по собственному почину отдернулась от моей талии и полезла чесать монарший затылок. Водянисто-голубые глаза князя изумленно выпучились, придав ему изрядное сходство с вареным раком, углядевшим посреди стола жбан пива.

— Кху-кху-кхуда?! Этто зачем ещё?!! Твой дом теперь тут!

Ага, прям щас. А теперь внимание: волшебное слово!

— В Черный Лес, Велимир Радимыч. Нужно мне там кое-какие книги забрать — мои, колдовские, знахарские…

— Библиотека на болоте? — презрительно фыркнула Дивея, но князь, не глядя, махнул на жену рукой, и та мигом умолкла — вопрос о том, кто хозяин в доме, в этой семье был давным-давно решен раз и навсегда.

— Книги колдовские, говоришь? — по-медвежьи засопел Велимир. Хозяин Синедолии относился к магам и магии очень уважительно. Даже, пожалуй, чересчур. — А что, Светанины-то книжки тебе уже не годятся, что ли?

Конечно, годятся. Среди вещей покойной матери Дара я нашла немало томов, которые теперь прилежно изучала.

— Очень хорошие книги, Велимир Радимыч, просто замечательные. Но дело в том, что нужны и другие — те, что остались дома. Мне требуется уточнить некоторые рецепты и формулы, ну вы меня понимаете, да? — я многозначительно понизила голос, сверля "батюшку" взглядом. Самодержец растеряно моргнул — к концу обеда соображалось уже как-то не очень. — Вы ведь не против, если я прямо завтра с утра и поеду?

Князь недовольно завозился на широком кресле с высокой прямой спинкой. Я терпеливо ждала — всегда надо знать, когда стоит и немного помолчать. Собственно, в его окончательном решении я не сомневалась.

В ожидании монаршего вердикта я принялась глазеть по сторонам — и от неожиданности замерла, словно мышь перед змеей. Восковые пальцы княгини Валины с такой яростной силой стиснули край тяжеленной дубовой столешницы, что мне стало даже как-то боязно за сохранность этого хрупкого предмета мебели. Высохшее лицо женщины покрылось нездоровой желтизной, а из-под опущенных ресниц полыхнула чистейшая, неподдельная ненависть. Надменная Дивея, напротив, с трудом сдерживала торжествующую улыбку.

М-да… нелегко тётенькам. Интересно, что это их так взволновало? Впрочем, их чувства меня не оскорбляли и не задевали. С самого первого дня пребывания во дворце я поддерживала в активном состоянии несложное заклинание, защищающее меня от любого враждебного немагического воздействия, а от возможных магических атак Дар собственноручно обвешал меня оберегами и амулетами.

— Нет!

От хриплого княжьего рыка все сидящие за столом с удивительной синхронностью подпрыгнули, а затем застыли, как коты, несправедливо застуканные за дегустацией хозяйской сметаны. Великий князь хоть и был известен своим чадолюбием, но отличался изрядной гневливостью, и в такие моменты попасть под раздачу не хотелось никому. Одна из многочисленных дочерей Валины поперхнулась и начала молча задыхаться, не рискуя привлечь к себе папенькино внимание.

Не вставая с места, я махнула рукой, и совсем уж было посиневшая Божка дернулась вперед, как от хлопка по спине, звучно икнула, хрюкнула и часто задышала, постепенно обретая привычный цвет лица. Стоящий перед девушкой кувшин с ягодным взваром легко вспорхнул со своего места, подлетел поближе, наклонился и аккуратно наполнил душистым напитком ее стакан черненого серебра. Повинуясь движениям моих пальцев, тяжелая емкость плавно поднялась к Божкиным дрожащим губам и услужливо их коснулся — дескать, пей давай! Незадачливая княжна ухватилась за стакан, как утопающий за соломинку, залпом выпила взвар, перевела дух и бросила на меня благодарный взгляд. Я слегка улыбнулась в ответ — Божена мне нравилась. По крайней мере, она ни разу не сочла для себя возможным захихикать, когда бесцеремонная Дивея отпускала очередную ехидную реплику в мой адрес.

Внезапно я сообразила, что молчание за столом подозрительно затянулось. Я быстренько огляделась — все присутствующие зачарованно уставились на мою скромную персону. Вернее, нескромную: с некоторым опозданием до моей шибко умной головы дошло, что я впервые открыто воспользовалась магией в присутствии обычных людей, не-чародеев. В тишине было отчетливо слышно, как скрипит от злости зубами тощая Валина.

Не то, чтобы они не были знакомы с колдовством. В конце-то концов, старый Перенег трудился при дворе не покладая рук и амулетов уже не первый десяток лет. Однако его магия — в глазах рядовых обитателей дворца — никогда не носила этакого повседневного, сиюминутного характера. Ведун храбро боролся со злобной нежитью, раскрывал вражеские козни — изощренные и не очень, обеспечивал хорошие урожаи, накосы и надои, перебрасывал через кротовины послов в иные земли, изредка готовил сложнейшие целебные зелья — для тех бедолаг, от кого отказались дворцовые травники и знахари, и кем к их неудовольствию уже вплотную заинтересовались гробовщики. Перенег не жонглировал боевыми огнями, не заставлял летать чашки и ложки, не тратил время и силы на эликсиры красоты и амулеты, заговоренные на успехи в храмовой школе. На рабочем месте он появлялся в непременной шуршащей мантии, расшитой многочисленными рунами, и крайне живописной высокой шапке, что вызывало глубокое уважение в народных массах.

И только лично великий князь знал, что дед Перенег также запросто гонял из дворца мышей и блох (с весьма переменным успехом), охотно лечил захворавшую княжью борзую, не чинясь, отпугивал мелкие блудливые тучки от монаршего выезда, а также занимался предсказаниями — исключительно и непосредственно для работодателя.

Магов в княжестве было мало, и работающие с обычными людьми чародеи старались не размениваться на ерунду, сохраняя собственные силы для действительно важных дел. Постепенно сформировалась негласная традиция, в соответствии с которой они не афишировали свои умения, дабы лишний раз не смущать окружающих. Ну а окружающие, в свою очередь, тоже не спешили обращаться к чародеям с просьбами, когда от страха, когда из уважения.

Мне было несложно соблюдать это правило — хоть я и выросла в мире, наполненном магией, настоящее колдовство мне почти всю мою жизнь не давалось, а навыки последних трех-четырех месяцев держать при себе было легко. Все новые заклинания, почерпнутые из книг покойной княгини Светаны, я отрабатывала в своей светелке, куда не было хода никому, кроме Степана и Ванятки.

Я и знахарские-то свои знания применила всего однажды, когда не смогла самостоятельно разродиться младшая жена Велимира, юная княгиня Смеляна. Все действия повитухи привели лишь к тому, что и мать, и младенец находились при смерти, когда робкая Божена всё-таки набралась решимости, пришла в мои покои, откуда я не выходила уже третий день, готовя новое и чрезвычайно трудоемкое зелье, и поведала мне причину суеты во дворце.

Зелье потом пришлось варить заново, но это того стоило: и Смеляна, и малышка Милава остались живы, а в скором времени, надеюсь, будут и совершенно здоровы.

Я выдавила из себя слабую улыбку — ну, с кем не бывает…. Будем считать, это я Божку лечила, а не магией баловалась. Хотя, похоже, многим понравилось — вон с каким восторгом смотрит на меня сладкая парочка, шестилетние близнецы Цветка и Добруш. Этим записным шкодникам ещё чуточку чародейских способностей — и смело можно выпускать на вражеские армии и стаи нежити!

Тем временем князь Велимир, налюбовавшись моим простеньким колдовством, удовлетворенно откашлялся и сказал уже нормальным голосом:

— Нет, Веславушка, никак нельзя тебе ехать. Дар крепко-накрепко запре…просил, чтобы ты его здесь дожидалась.

— Да, Веславочка, как же так? — оживилась Валина. — Дарушка-то приедет — что мы ему скажем? Нехорошо, деточка!

Дивея с насмешкой разглядывала меня. Я откровенно ухмыльнулась в ответ, взмахом ресниц отодвинула от себя пустую тарелку и повернулась к Велимиру.

— Да я недолго. Мне, правда, очень нужно! — и для выразительности попилила себя по шее ребром ладони.

Князь задумчиво проводил взглядом отъехавшую тарелку, немного подумал и довольно мирно спросил:

— А как же Роданица?

Я пожала плечами.

— Так она ж сегодня. Вот после Роданицы я и поеду. Хорошо?

Роданицей назывался старинный синедольский обряд введения девушки в род будущего мужа. В церемонии принимали участие женщины рода, от новорожденных младенцев до древних старух. Двоюродные, троюродные, седьмая вода на киселе — придти старались все без исключения. По своей важности Роданица ничуть не уступала собственно свадьбе. После обряда невеста уже считалась своей — среди женской половины семьи. Мужчины на время церемонии уходили куда подальше, дабы не оскорбить неосторожным словом, взглядом или помыслом богов и богинь, покровительствующих семье и рождению детей. Они могли перейти в другую избу, поехать на охоту, запереться на мужской половине дома или дворца — все, кроме жениха, которому строго-настрого предписывалось на это время покинуть родной город или село.

Так что, в нашем с Даром случае традиция будет соблюдена со всей тщательностью: я вообще не имею ни малейшего представления о том, где моего жениха нынче носит…

— Да чего уж тут хорошего? — опять полез чесать в затылке Велимир. — Вот ведь действительно: Дар приедет, а тебя нет. Что я ему скажу? А что он мне-е-е тогда скажет!… - князь, в задумчивости почесывая макушку, сдвинул золотой головной обруч, символ своей власти, почти что себе на нос.

— Не скажет, — махнула я рукой, и блюдо с надъеденным молочным поросенком, стоявшее перед монархом, кокетливо подпрыгнуло, будто собираясь пуститься в пляс. — Где мы, и где он? Ведь я же быстренько, Велимир Радимыч!

Великий князь ещё раз покосился на приплясывающую утварь (давай, давай, смотри, да думай хорошенько, стоит ли встревать в мою волшбу), задумчиво свел глаза к переносице, потер толстым пальцем подбородок, а затем заявил:

— Ладно, твоя взяла! — Княгиню Валину при этих словах ощутимо перекосило. — Поезжай! Но чтоб быстро! Одна нога здесь — другая там, понятно? А сопровождать тебя будет дюжина служанок во главе со старой нянькой Ненилой, твоя личная стража — весь десяток, да полсотни витязей из моей собственной дружины!

Ох, как же мне стало хорошо! Просто замечательно. Я живо представила, как по Черному Лесу рыщет отборная княжеская полусотня, топча кусты и ягодники, как истошно аукают суетливые девки, подгоняемые клюкой старухи Ненилы, державшей в страхе весь дворец, как моя стража профессионально берет в тесное кольцо нашу маленькую избушку. Конечно, черепа-охранники ни в жизнь не пропустят чужаков к дому, а с помощью моего старого друга лешего и прочих лесных нечистиков — болотников, кикимор, моховиков, щекотунов, крыкс, шишиг и шуликунов — я легко избавлюсь от любой нежеланной компании…

М-да, что-то меня на черный юмор потянуло от такой заботы!

— Велимир Радимыч, — вкрадчиво поинтересовалась я, — да как же я всю эту толпу через кротовины потащу, а?

— Кротовины? Какие такие кротовины?! — так и подпрыгнул на месте князь. — Я что, думаешь, не знаю, что ты пока сама ещё ни одной кротовины в жизни не открыла?! На лошадках поедешь, понятно? С няньками и охраной! Или дома сиди. Вот так!

Что ж, так — значит так! Я кивнула, пряча заблестевшие глаза. Ну, как скажешь, князь-батюшка…

— И что ты так платья не любишь?! — в который раз воскликнула юная княгиня Смеляна, затягивая на моей руке частую шнуровку на узком рукаве длинного и просторного льняного одеяния, сплошь расшитого родовыми знаками, символами и рунами. Красные узоры так плотно покрывали сливочно-бежевую ткань, что издалека платье казалось однотонно-розовым. Этот наряд не один десяток лет хранился в роду Твердятичей, к которому принадлежал мой будущий муж, и служил ритуальным облачением для нескольких поколений девушек, вступавших в семью. По традиции готовить невесту к Роданице были должны самые старшие женщины рода, но Смеляна, с которой мы за последнее время близко сдружились, беззастенчиво воспользовалась своим статусом супруги великого князя и наряжала меня сама. И хвала Богам — от старших княгинь можно было ожидать любой пакости.

Я переступила с ноги на ногу, немедленно зацепилась за край подола, споткнулась и чуть не упала.

— И ты ещё спрашиваешь?! Да эти юбки сами меня терпеть не могут!

— Не-е-ет, — пропела Смеляна своим переливчатым жемчужным голоском, — не скажи! А красиво-то как!

Что было красивого в этом мешке с рукавами, я так и не поняла, но спорить не стала: на вкус, как говорится, да на цвет…

— А я вот, видишь, к празднику себе обновку сшила. Как, нравится? — Молодая женщина отступила на шаг, развела руки и медленно повернулась на месте. Темно-синее, цвета позднего летнего вечера, платье широкой волной заструилось вокруг стройных ножек Смеляны.

— Конечно, нравится! — честно ответила я. Впрочем, младшая жена великого князя и в рваной дерюге выглядела бы сногсшибательно.

Юная княгиня на всю Синедолию славилась своей красотой. Её семья не блистала ни богатством, ни особой знатностью, однако какие-то давнишние заслуги позволили родителям девушки получить приглашение на один из ежегодных осенних балов, даваемых в княжеском дворце. Сластолюбивый князь Велимир был наповал сражен длинными, чуть раскосыми малахитовыми глазами, перламутровой кожей, тонкими чертами лица, роскошной гривой цвета светлой меди и точеной фигуркой девушки.

Словом, домой она уже не вернулась. К исступленной радости родителей невесты и такому же негодованию старших жен, Велимир словно с цепи сорвался и попёр к заветной цели, буквально сметая всё на своем пути. Свадьба была организована в считанные дни.

Князю было совершенно наплевать, что о семье его молодой жены ходили глухие недобрые сплетни: дескать, текла в их жилах кровь эльфов. Именно так недоброжелатели объясняли невероятную красоту женщин этого рода, миндалевидный разрез их приподнятых к вискам глаз, легкую танцующую походку и способность родить только одного, редко когда двоих детей. Но это утверждение было скорее некой фигурой речи, нежели полноценным подозрением: все жители Синедолии с раннего детства отлично знают, что никаких эльфов нет, не будет, да пожалуй, что и не было никогда — разве только в сказках.

Ну, или почти все. А если кто и считает по-другому, то по ряду причин предпочитает об этом помалкивать…

Однако с ненавистью, презрением и змеиным коварством обеих старших княгинь Смеляне всё равно пришлось бороться самой — Велимир принципиально не вмешивался в женские теремные споры.

А зря. Ведь не случись тогда меня во дворце, и не наберись Боженка храбрости обратиться за помощью к "злобной ведьме" — и стараниями неумелой (или, может, даже слишком умелой?) повитухи, протеже самой княгини Дивеи, ни молодую мать, ни малышку спасти бы не удалось.

Но князь-батюшка до бабьих пересудов не опускался…

— Лян, а Милава тоже должна присутствовать на Роданице? — негромко спросила я. Смелянка негодующе передернула плечами и сердито фыркнула.

— Слав, ну ты ж понимаешь, обычай, бес бы его побрал! Будь моя воля — Милашку и через порог моих покоев не перенесли бы! Так приказано же быть всем. Тьфу! Ну ничего: Гостятишна ее из своих рук всё одно не выпустит! — старая нянька княгини, переселившаяся вместе со своею воспитанницей во дворец, была единственным человеком, которому (кроме собственно родителей и меня) позволялось прикасаться к девочке. И хвала Богам, что у Смеляны хватило на это ума и настойчивости…

— Тогда в самый угол станьте, подальше, — посоветовала я, — а то у Цветки сопли через губу, бабка Улита какую неделю кашляет (а лечиться не желает, так, говорит, угодно богам!), а у Божкиной сестры Званки опять всё лицо сыпью обметало — но, думаю, это незаразно…

— Да уж встанем, встанем, не переживай, — проворчала Смеляна. — В самый что ни на есть угол забьемся! Слав, повернись-ка! Дай я на тебя перевязку надену, — в руках молодая княгиня держала головной убор, представляющий из себя очелье, искусно расшитое мелким жемчугом, с длинными красными лентами, которые завязывались на затылке.

Я покорно повернулась. Что толку спорить?

Скрипнула дверь. Я удивленно скосила глаза — и кто это у нас стал таким смелым, что без приглашения в мою светелку пожаловал? А-а-а, ну это ладно…

— Красавица! — сладко мурлыкнул хрипловатый голос. — Чудо, как хороша! Нет, правда-правда, век смотрел бы, не отрывая глаз!

— Ох, да ладно тебе, Степка! — отмахнулась мигом развеселившаяся Лянка. — Не вгоняй в краску!

Я насмешливо скривила угол рта. Мой кот повадился сыпать комплиментами на каждом шагу, но предназначались они вовсе не мне. Любвеобильный кошак не только завел шашни со всеми дворцовыми кошками, но и не остался равнодушен к чарам красавицы княгини. Даже бурный роман с ее личной белоснежной голубоглазой крысоловкой не помешал нахальному Степану при каждом удобном случае подлизываться к молодой женщине, тереться пушистой щекой о ее шею и нашептывать всякие милые глупости — благо, князю Велимиру и в голову не приходило ревновать жену к коту.

Мне же — наверняка, по доброй традиции — доставались шпильки, колючки и прочая здоровая дружеская критика…

Может, обидеться?

— Слав, а ты сегодня тоже ничего! — пушистый гад обошел меня по кругу, вспрыгнул на стол и с ног до головы обшарил снисходительным взглядом и глубокомысленно добавил: — Вот что одежда делает с женщиной!

— Правда, Степочка, скажи и ты, ведь как идет Славочке это платье! — немедленно затараторила воодушевленная Смеляна. — Не то всё штаны, да куртки, да сапоги по колено, да ещё и ножи метательные вместо украшений!

Зря старалась. Стёпка выразительно поморщился и закатил глаза.

— Бес-по-лез-но! — пропел он, подмигнул мне и пояснил: — Нашу ведьму даже могила не исправит! Придется нам с тобою, Смеляночка, до конца жизни это терпеть…

— Не беспокойся, Степушка, твой длинный язык очень укоротит твою собственную жизнь, так что долго терпеть тебе лично не придется! — в тон коту протянула я и сладко-пресладко улыбнулась. Несколько мгновений мы со Степаном пристально смотрели друг другу в глаза, а затем дружно рассмеялись. Кошак пружинисто оттолкнулся от гладкой столешницы, с размаху сиганул мне на грудь (Смеляна истошно заахала, перепугавшись, что от кошачьих когтей пострадает наряд для грядущей церемонии), прижался пушистой мордочкой к моей щеке и муркнул:

— Ты ведь не обижаешься? Я всё равно больше всех люблю тебя!.. Но твоя подружка так хороша! Эх, была бы она кошкой!!

Я расхохоталась. Степка в своем репертуаре!

Наконец кот был изгнан обратно на стол, коса переплетена заново, ленты нарядной перевязки завязаны на моем затылке пышным бантом, шею стиснуло ожерелье, а запястья — браслеты всё из того же жемчуга. Смеляна сделала шаг назад, критически осмотрела свою работу и удовлетворенно кивнула.

— Ну вот, хоть прямо сейчас в храм веди!

— Ой, девчонки, — вдруг оживился Степан, — а что я к вам шел-то! Я ведь тоже хочу на эту вашу Роданицу попасть!

— Степ, да ты что?!! — изумилась юная княгиня. — Это никак нельзя! В конце-то концов, ты все-таки мужчина!

Кот приосанился.

— Рад, что ты это осознаешь, — самодовольно промолвил он, потирая лапой роскошные белые усы. — Однако вряд ли этот неоспоримый факт может мне помешать последовать за моей хозяйкой даже на край света!

Но Смеляна была непреклонна.

— Даже и не думай! Степа, своим присутствием ты можешь оскорбить богов и богинь, которым посвящен этот обряд! И что скажет Дар, когда узнает, что Роданица была проведена с серьезными нарушениями?!

— Да он и не узнает! Я тихо-о-онечко!

— Ты собираешься осквернить священный ритуал ложью?!!!

Кот скривил хитрую морду. Он явно не возражал исподтишка напакостить моему жениху, которого порядком побаивался, да и на ритуалы ему было плевать с самой высокой крыши города.

Героическим усилием воли (и ма-а-аленькой такой крупицей магии) я успокоила свое заколотившееся сердце и заставила побледнеть вспыхнувшие щеки. Я даже слега поёжилась, представив, что именно скажет Дар, когда узнает, что я всё-таки нарушила данное ему обещание сидеть во дворце, не высовывая носа…

Внезапно горькая обида хлынула буйным паводком и мигом затопила мою уставшую от одиночества душу. Почему, нет, ну почему Дар оставил меня одну в этом позолоченном гадючнике?!!

Ну, всё! Мне бы завтра только из дворца удрать, да до первой рощицы добраться, а уж там лесную ведьму и сотня стражников не удержит.

Парадный покой на женской половине дворца — это, конечно, не тронный зал великого князя и даже не большая трапезная, однако тоже впечатляет. Особенно если изукрасить его гирляндами живых цветов, драгоценными гобеленами, вытащенными ради торжественного случая из кладовки, а также тяжелыми золотыми и серебряными подсвечниками, густо утыканными дорогими розовыми свечами. Пышные узорчатые шторы плотно закрывали окна, не пропуская в помещение ни единого лучика ласкового вечернего солнца. Через весь пол пролегла специально расстеленная для такого случая широкая тканая дорожка неприятного тускло-багрового цвета — ветхая и потертая, настоящая древность. По обе стороны от нее стояли женщины, принадлежащие к роду Твердятичей. Я же пока увлеченно следила за происходящим через щелку в неплотно прикрытой высокой двустворчатой двери.

Мне и в голову не приходило, что княжеская семья настолько многочисленна. Для проведения обряда собрались и жены великого князя, и некие совсем уже мифические троюродные внучатые племянницы, появляющиеся во дворце только по особым случаям. Женщины, начиная с древней старухи, двоюродной бабушки Велимира, которую внесли на специальном кресле, и заканчивая крошкой Милавой, теплым свертком угнездившейся на руках няньки, заполнили весь просторный зал. Я недовольно поморщилась: несмотря на все мои предостережения, нянька держала малышку рядом с матерью — в аккурат напротив деловито кашляющей бабки Улиты.

Дверь, у которой я так уютно расположилась, собирая сведенья о княжеской семье, соединяла парадный покой и просторное помещение неясного предназначения, где мне было велено дожидаться начала обряда. Здесь тоже было довольно сумеречно — солнце с большим трудом пробивалось сквозь пестрое витражное окно. Собранная из разноцветных кусочков стекла русалка расчесывала зеленоватые волосы (и где они только таких русалок видели?!) и насмешливо посматривала на меня.

С противоположной стороны комнаты точно такая же двустворчатая дверь вела в трапезную, где после окончания обряда все его участницы собирались отужинать — в тесном, так сказать, семейном кругу. Судя по доносившимся до меня звукам, там сейчас собрались едва ли не все дворцовые служанки, готовя праздничный пир. Роданицу не хотелось пропустить никому.

Я осторожно оглянулась на дверь трапезной (не хотелось бы, чтобы меня уличили в столь неприглядном деле, как подсматривание!), а затем аккуратно промокнула расшитым рукавом вспотевшее лицо — в комнатах было жарко и душно. Платье же, в которое меня нарядила Смеляна, хоть и льняное, оказалось очень плотным, с длинными рукавами и высоким глухим воротом, да к тому же к нему в комплекте полагалась просторная накидка, неловким хвостом волочившаяся за мной.

Будто мало того, что я и так на каждом шагу спотыкалась о подол непривычной для меня длинной, в пол, юбки! Вот и сейчас, словно в насмешку, противный шлейф предательски закрутился у моих ног. Я сердито отпихнула неудобную одежку ногой.

Шлейф коротко взвыл и негромко, но очень злобно рявкнул:

— Ты что пинаешься? Совсем с ума сошла, что ли?!! Больно же!

Ох! В пылу подглядывания я совсем упустила из виду, что нынче накидка используется не только по ее прямому назначению!

— Прости меня, пожалуйста! — покаянно прошептала я, ещё раз воровато оглядываясь на двери. — И не шуми! Не хватало ещё, чтобы нас с тобою застукали! Между прочим, это всё твоя дурацкая идея, а вовсе не моя!

Шлейф недовольно завозился, но промолчал.

Из-за неплотно прикрытой двери в парадный покой доносилось мерное жужжание голосов: в ожидании начала обряда женщины обсуждали новости, сплетничали, хихикали и хвастались друг перед другом, кто чем мог; справа от входа кто-то уже и переругивался — негромко, зато от всей души. Пытаясь на слух определить, кто это у нас не сумел дотерпеть с выяснением отношений до менее людного места, я по привычке потянулась вертеть кольцо Белого Дракона, грубоватый кусок горного хрусталя в неприметной оправе, которое я носила, не снимая, уже три месяца. Несмотря на очень неприятные обстоятельства, при которых этот могучий артефакт стал моим, мне нравилось ощущать на руке его умиротворяющую тяжесть.

Потянулась — и раздраженно отдернула руку, нащупавшую непривычную пустоту.

— Без амулетов и оберегов я себя чувствую так, будто голая на улицу вышла! — с искренней обидой пожаловалась я. Единственным магическим предметом, который я оставила (а, вернее, просто не сумела снять), было кольцо, надетое Даром мне на палец во время нашей с ним помолвки. Мой любимый чародей не мог подарить своей невесте обычное украшение: внешне гладенький ободок изнутри был плотно покрыт мелкими-премелкими рунами — там говорилось и про верность, и про нерушимость, и про бесконечность, и про плодородие, и ещё много про что. Я точно знала, что наши обручальные кольца мой будущий муж изготовил и зачаровал лично.

Шлейф ещё раз засопел, ощутимо задергался, а затем край накидки с одного бока приподнялся, и оттуда осторожно выглянула серая остроухая мордочка с пышными, слегка примятыми усами.

— Ну и зачем ты их тогда сняла? — резонно поинтересовался Степка, жмурясь на огоньки свечей.

— То есть как — зачем? — удивилась я. — Ты что, не слыхал, что мне было строго-настрого наказано не брать с собою никаких предметов, содержащих хоть крупицу магии? Валина аж три раз приходила — напомнить. Говорят, силы, покровительствующие Роданице, не терпят конкуренции. Вот я и убрала всё в ларец, да ещё и накрепко зачаровала его!

Это точно, накрепко. Накануне я изучила несколько новых охранных заклинаний, как тут было не опробовать? Меня не смутило даже то, что, по самым скромным подсчетам, на снятие наложенных чар мне потребуется раз в десять больше времени и сил, чем, собственно на сами чары…

— И очень зря! — рассеяно сказал кот, внимательно разглядывая в щелку жужжащий парадный покой.

— Почему это — зря?

— Уж не знаю, кто там как на вашей Роданице относится к магии, но даю тебе честное кошачье слово, что тетки через одну обвешаны оберегами!

— Да ладно!

— Слав, ну ты что? — укоризненно посмотрел на меня Степан. — Ты что, забыла, что кошки чуют колдовство? Ну а чтобы личный ведьмин кот не отличил амулет от обычной висюльки?! Да ты сама только посмотри!

Всё ещё не веря болтливому животному, я прошептала заклинание истинного зрения, потихоньку заглянула в зал — и от неожиданности отшатнулась.

Какое там "через одну"?! Дрожащий холодный лиловатый свет, выдающий присутствие магии, исходил практически от каждой находящейся там женщины. Заговоренные кольца, подвески, браслеты и даже накидки насмешливо подмигивали мне.

— Ну что, убедилась? — хихикнул Степка. — Ты только глянь, как Дивея-то приукрасилась? И как только шея не переломится?

— Такую шею и топор не перебьет! — мрачно буркнула я. Ну вот, вновь на черный юмор потянуло! А куда, спрашивается, ещё может потянуть при виде здоровенного, с кулак, охранного артефакта, покоящегося на пышной груди надменной княгини. Толстая витая цепь, охватывающая могучую шею, самодовольно лучилась всё тем же лиловым светом.

Правда, тихонькая Валина и тут перещеголяла свою заклятую подругу-соперницу: именно на ней потрескивала от избытка магии длинная расшитая золотом накидка.

М-да… что-то мне стало не по себе от этого зрелища…. И, что "приятнее" всего, до моих собственных оберегов и амулетов мне теперь так просто не добраться — глупость, как известно, наказуема…

…или, может, всё-таки попробовать?!

Я нерешительно оглянулась на широкую лестницу. В этот момент, повинуясь невидимому знаку, разноголосое жужжание смолкло, и в наступившей тишине раздался звучный голос княгини Дивеи — старшей жены великого князя, матери наследника престола Гордяты Добромира и главы женского дома рода Твердятичей:

— Девица Веслава, невеста Светодара Радомила, сына князя Велимира, выйди к нам!

Хор женских голосов слаженно и с готовностью подхватил:

— Девица Веслава, выйди к нам!

Мы со Степкой на мгновенье замерли, уставившись друг на друга, затем кот, уже вовсю предвкушавший мой живописный забег по лестницам и переходам с задранным (для удобства!) выше колен подолом, разочарованно фыркнул и нырнул обратно под накидку. Её подкладка была сшита таким образом, что в двух местах между лоскутами ткани образовались широкие мелкие карманы, чем и не замедлил воспользоваться неугомонный кошак, решивший во что бы то ни стало поприсутствовать на запретном обряде.

Я несколько раз глубоко вздохнула, стараясь унять заколотившееся сердце, выпрямила спину, вздернула подбородок и шагнула к высоким резным дверям. У меня немедленно появилось стойкое и крайне неприятное ощущение, что в настоящий момент я совершаю очень серьезную ошибку…

И даже метательный нож, заботливо прикрепленный с помощью специальных кожаных ремешков к моей правой ноге чуть выше колена, вовсе не добавлял уверенности в своих силах.

Усилием воли я подавила малодушное, но крайне настойчивое желание удрать куда подальше и решительно распахнула тяжело скрипнувшие створки. Не стоило срывать важную церемонию — особенно, если учесть, что именно я планировала на завтра.

Тканая мутно-красная дорожка тусклым кровавым ручьем текла мне под ноги. Под взглядами десятков глаз — внимательных, равнодушных, сочувственных, злорадных, веселых, жадных, ободряющих, обиженных и просто любопытных — я медленно шла через зал, стараясь не споткнуться. Ветхая ткань всё норовила собраться под ногами предательскими складками. Кот увесистой тушкой болтался где-то у меня за спиной между платьем и накидкой, ритмично и безмолвно стукаясь о мои слегка подгибающиеся ноги.

Я не собиралась сдаваться своей слабости — насколько мне было известно, собственно обряд должен занять совсем немного времени, можно же и перетерпеть. А истерично попискивающему внутреннему голосу лучше бы и вовсе заткнуться!

В конце зловредной дорожки на небольшом возвышении меня ждали четыре женщины — три княгини, жены Велимира, и та самая древняя двоюродная бабушка, самая старшая по возрасту среди ныне живущих на свете Твердятичей. Все четверо сидели в одинаковых креслах с высокими прямыми спинками и жесткими подлокотниками: безучастная ко всему происходящему старуха и высокомерная Дивея — в середине, пергаментно-ядовитая Валина и дружелюбно улыбающаяся Смеляна — по краям. Когда я приблизилась, три великие княгини одновременно поднялись со своих мест, оставив бабулю сидеть в одиночестве. Дивея на мгновение замешкалась, подбирая юбки, быстро провела рукой по коленям, будто смахивая прилипший к ткани волосок или крошку — и прямо ко мне под ноги полетели крохотные черные песчинки.

Внезапно пол парадного покоя ощутимо дрогнул. В тот же миг накидка на моих плечах весело взбрыкнула и истошно проверещала: "Славка, дёру!", но было уже поздно. Вокруг меня вспыхнуло кольцо черного пламени…

С визгом шарахнулись в разные стороны перепуганные женщины. Я ещё успела увидеть, как расширились от ужаса малахитовые глаза Смеляны, как змеиная улыбка тронула тонкие губы Валины, и каким торжеством полыхнуло лицо надменной Дивеи. А потом черное пламя взметнулось вверх и сомкнуло свои лепестки над нашими со Степкой головами. У моих ног стала закручиваться воронка мрака — сперва медленно, затем всё быстрее и быстрее. Последнее, что я почувствовала, это то, как клубящийся вихрь начал нас затягивать — а дальше всё поглотила непроглядная чернота…