"Степная царица" - читать интересную книгу автора (Робертс Джон Маддокс)

Глава 8

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, когда киммериец остановился и начал ругаться. Сначала ругался он шепотом, затем вполголоса. Скоро он ругался уже в полный голос, и наконец он орал от ярости и отчаяния. Малочисленность киммерийского пантеона не давала широкой возможности для богохульства, так что Конан быстро переключился на богов Асгарда и Ванахейма, на суровых и простых нравами богов. Он проделал путь по запутанному пантеону Немедии и добрался до упаднических и развратных богов Заморы. Конан был не просто зол, он был смущен — редкое для него чувство.

Поскольку случилось то, что редко происходило с ним в жизни: Конан-киммериец заблудился.

Куда бы он ни посмотрел, он видел лишь бескрайние барханы. Все утро Конан шел на юг, уверенный, что направляется прямо к своим товарищам, но через час он понял, что каким-то образом прошел мимо. Тогда он пошел на юг зигзагом, как корабль, лавирующий против ветра, надеясь наткнуться на их след. Опять ничего. Не имея выбора, киммериец продолжал идти на юг. Они шли в этом направлении, значит, только там их и можно найти. Ему даже в голову не пришло повернуть на север и попытаться вернуться. Выбраться из пустыни живым он мог, но не в его характере было бросать друзей в трудном положении.

По пути Конан думал об Акиле. Не могла ли и она потеряться? Он боялся, что так и произошло. Если это так, то женщине грозит еще большая опасность, чем ему, поскольку солнце поднималось, а здесь главным врагом было именно солнце. Так как она почти голая, за день солнечные лучи успеют убить ее. Конан так же был открыт стихии, как и Акила, но он много лет провел в жарких странах, в то время как для нее это первое путешествие на юг. Поскольку Акила привычна к суровому северному климату, то ей и в голову не придет, как она уязвима.

Из всех тряпок, какие у него были, киммериец сделал повязку на голову. Это лучше, чем вообще никакой защиты от горячих, отупляющих мозг лучей. Остальное тело, конечно, обгорит, но он постарается пережить это. Здесь нет ни дерева, ни кустика, нет ткани или шкуры для палатки, нет даже скального навеса, где можно укрыться. В этой выжженной солнцем пустыне единственной тенью была собственная тень киммерийца.

Перед ним колыхался нагретый песком воздух. В более низких местах пустыни мираж образовывал серебряные озера. Он знал, что по мере того, как жажда будет усиливаться, будет возрастать и кажущаяся реальность этой «воды». Даже опытные путешественники заканчивали тем, что гонялись за миражом тогда, когда были действительно измучены недостатком воды.

Конан неутомимо шел вперед, не обращая внимания ни на солнце, ни на жару, ни на усиливающуюся жажду. О голоде он даже и не думал. Человек умирает от жажды намного раньше, чем его начинает мучить голод. Когда жар, отражающийся от песка, начал резать глаза, несмотря на черную краску, Конан снова сделал повязку на глаза из куска ткани. От воздействия кислоты тряпка сделалась похожей на кружево, и он мог достаточно хорошо видеть сквозь нее, а лучи не так слепили.

Солнце стояло низко над горизонтом, и свет его отбрасывал длинную тень, когда киммериец вдруг нашел следы. Они шли с северо-востока, и он присел, чтобы изучить их. Следы были велики для женщины, но он узнал в них отпечатки ног Акилы. Эта женщина никогда не носила обуви, и к тому же киммериец уже достаточно видел ее следы и сразу мог узнать их.

Вид их восстановил силы киммерийца, и он поспешил по ним, не делая больше зигзагов. Остальные друзья пока подождут, сейчас он в первую очередь интересовался царицей амазонок.

На протяжении нескольких миль следы говорили о том, что Акила шла обычным своим широким шагом, затем следы начали немного меняться. Вначале за пятками появились длинные канавки, будто с каждым шагом Акила все больше волочила ноги. Затем эти канавки соединились вместе. Женщина уже не отрывала ног от песка. Она быстро слабела. Вскоре он нашел следы, говорящие о том, что женщина упала: углубления от колен и отпечатки рук там, где она оперлась на них, поднимаясь.

Немного дальше Акила начала падать во весь рост, подниматься и, шатаясь, продвигаться вперед. Прямая линия ее следов сделалась извилистой. Один раз Акила прошла даже несколько шагов назад, на север, но, должно быть, увидела собственные следы, так как потом снова повернула на юг. Увидев, что она уже ползет на четвереньках, Конан понял, что Акила где-то рядом. Когда нижний край солнца касался линии горизонта, он нашел ее.

Царица амазонок, свернувшись, лежала на боку в небольшом углублении в песке. Даже киммериец поморщился, увидев, как обгорела Акила. Ее загорелая кожа сейчас была красная, как кирпич. По крайней мере, женщина дышала. Конан бросился к ней, сел рядом, осторожно перекатил на спину.

— Оставь меня, — едва слышно прохрипела Акила. Она поглядела вверх, но, казалось, не увидела Конана. — Не хочу, чтобы мужчины видели меня такой. Уходи. Нет, вначале забросай меня песком и дай умереть. Не хочу, чтобы меня видели такой даже мертвой.

Конан грустно улыбнулся. У нее еще хватает духа сопротивляться ему.

— Ты слишком быстро сдаешься, женщина. Выживем.

— Киммериец? Нет, я не выживу, да и не хочу. Я ослепла. Если бы у меня были силы, я бы положила всему этому конец моим кинжалом.

Конан помахал перед ее лицом рукой и не увидел никакой реакции.

— Когда ты потеряла зрение?

— Как раз перед тем, как упасть в последний раз. Может быть, час назад. С полудня я видела все хуже и хуже. Солнце в этих краях ослепило меня. Это не моя земля, и она не хочет, чтобы я была здесь. Солнце — единственный господин в этом богами забытом месте.

— Час назад? Тогда радуйся, это ненадолго. Это временная слепота. Разве с тобой такого не случалось на ярком снегу?

— Случалось, но тогда не было так больно.

— Все равно это то же самое. К утру ты снова будешь видеть, а сейчас мы сделаем тебе маску для глаз, такую же как у меня.

— Правда? — прохрипела она, и в голосе появилась нота надежды.

— Я тебе обещаю. Солнце почти село. Когда совсем стемнеет, пойдем дальше. Сейчас отдыхай.

— Я должна найти своих женщин и Джебу, — проговорила Акила. — Я их царица, и я не могу оставить их в этом аду.

— Держись этой мысли, — похвалил ее Конан. — Ты не похожа на обычных женщин и не должна умирать, как они.

Она ничего не сказала, а просто повалилась без сознания ему на руки. Наконец солнце зашло за горизонт, дав отдохнуть от своих ужасных лучей. При быстро гаснущем свете Конан осмотрел Акилу. Насколько он видел, у женщины отсутствовали какие-либо раны, кроме ожогов от солнца. Ноги не стерты, подошвы ее были грубые, как кожа, которой обтягивают щит. Это уже хорошо.

Он дал ей поспать часа три, а сам тем временем восстанавливал собственные силы. Затем он растолкал Акилу. Женщина вздрогнула и схватилась за оружие. Она широко раскрыла глаза и оглянулась. Затем плечи ее опустились.

— Я все еще здесь, — уныло сказала она. — И я все еще слепа.

— К утру будешь видеть, — заверил Конан ее еще раз, поднимаясь на ноги. Он взял Акилу за руки. — Вставай. Надо идти.

Она распрямилась во весь рост. Лицо Акилы сделалось неподвижной маской, когда она изо всех сил пыталась не вскрикнуть. Конан понимал, что ей должно казаться, что с нее содрали всю кожу. Он и сам не в лучшем состоянии.

— Понимаю, — сказал Конан. — Чувствуешь себя так, будто тебя опустили в кипящее масло. Но это тебя не убьет, как бы ты сама того ни хотела.

— Как я могу идти вслепую? — спросила она. Голос ее сделался сильнее и менее грубым.

— Положи руку мне на плечо и иди следом. Я буду предупреждать об опасности на пути.

И так они пошли, а наверху светила луна и сияли миллионы звезд. Конан шагал уверенно, хотя необходимость вести за собой женщину немного замедляла его продвижение. Акила была слишком гордой, чтобы ступать неуверенно.

— Видишь лунный свет хоть немного? — спросил Конан.

— Ничего не вижу, — ответила она, тряхнув головой так, что концы ее волос пощекотали Конана по спине. — Как ты все это переносишь? Ты ведь тоже северянин?

— Но я киммериец, — ответил он так, будто это объясняло все.

Акила презрительно фыркнула.

Сил у нее хватило почти на всю ночь. Без солнца идти было намного легче. Когда на западе луна заходила, Акила остановилась и указала рукой в том направлении:

— Это луна?

— Да. Ты ее видишь?

— Только свет, — ответила она неуверенно.

— Но это значит, что к тебе возвращается зрение. Разве я не говорил, что ты будешь видеть.

— Говорил, — неохотно признала она. — Но видеть свет — это еще не орлиное зрение. Хотя это только начало.

Они двинулись дальше. Когда луна зашла, оставался лишь свет звезд, но в пустыне киммерийцу даже этого было достаточно. После того как солнце окрасило восток, Конан завязал Акиле глаза.

— Я вижу зарю, — сказала она. — Но меньше всего я хочу видеть солнце!

Она скрипнула зубами и пошла дальше. Теперь киммериец положил ей руку на плечо, чтобы направлять ее. Он шел слева от Акилы, пытаясь, насколько это возможно, заслонить ее от солнца. Скоро уверенность ее шагов сказала киммерийцу о том, что Акила уже достаточно хорошо видит сквозь изъеденную кислотой повязку. От также отметил, усмехнувшись, что она не потребовала, чтобы он убрал свою руку.

— Та песчаная буря, — сказала Акила, — это природное явление?

— Нет, колдовство. Даже в пустыне без ветра песок подняться в воздух не может. На тебя не напали в темноте демоны пустыни?

— Демоны пустыни?

Тогда он должен был рассказать ей о своей отчаянной слепой схватке с мерзкими тварями. Акила не поверила.

— Два существа из тех, что уничтожили караван? И ты убил одно и прогнал другое, даже на видя их?

— Я не вышел из этого боя совершенно невредимым. Когда у тебя улучшится зрение, я покажу тебе отметины.

Задолго до полудня Акила начала покачиваться. Лишь сила духа заставляла ее идти, и сила эта начала сдавать. Когда солнце было прямо над головой, ноги Акилы подкосились, и она, вскрикнув, села на песок.

— Бесполезно, — с трудом выговорила она распухшим языком и потрескавшимися губами. — Ты еще можешь поднять меч. Убей меня и иди дальше.

— Что, захотелось пить? — спросил он, присев рядом с ней.

— Не издевайся. Где твой клинок?

— Если ты этого хочешь, то пусть так и будет.

Он вынул кинжал, а она ждала, гордо подняв голову.

Конан снял с ее глаз повязку, и Акила посмотрела на него: зрение к ней вернулось полностью. Конан вытянул перед лицом женщины руку с кинжалом и вскрыл себе вену на предплечье:

— Вот. Пей.

— Я что, вампир? — В глазах ее было отвращение и что-то похожее на удивление.

— Это киммерийская кровь, женщина, самая сильная в мире. Не расходуй ее зря.

Он взял Акилу за затылок и прижал ее рот к своей руке. Некоторое время женщина вяло сопротивлялась, затем сдалась и начала пить. Когда Конан отпустил женщину, она легла на песок. Маленькая рана уже начала заживать, кровь на ней моментально свернулась.

— Ты необычный мужчина, Конан, — сказала Акила, силы уже начали возвращаться к ней.

— И ты не похожа на других женщин. Это я делаю не для каждого.

Она посмотрела на него и вдруг рассмеялась.

— Что здесь смешного? — спросил он недоумевая.

— Вид у тебя как у пятнистого кота! — ответила она, показывая на его грудь, на которой было множество ожогов от кислоты.

— Это случается, когда в темноте дерешься с демонами. Теперь веришь мне?

— Ладно. На этот раз поверю. Идем дальше? Я чувствую себя лучше.

— Можем и пойти. Солнце все равно сжигает тебя, идешь ты или сидишь.

Они встали и пошли. Когда приблизился вечер, силы, подпитанные кровью, иссякли, и женщина снова повалилась и не могла даже говорить от изнеможения. Конану тоже было не до разговоров. Без слов он нагнулся, взял ее на руки и перекинул через плечо. Вес Акила имела немалый, но силы киммерийца были огромны, и, неся на спине женщину, он шел ничуть не медленнее. Каждый час он перекладывал ее с одного плеча на другое в течение всего остатка дня и всю ночь.

Он шел как автомат, равномерно переставляя ноги, не обращая внимания на боль ожогов и усталость в плечах, думая лишь о том, что он должен выжить и доставить Акилу туда, где есть вода и тень, и сделать это нужно скорее. Она не перенесет еще одного дня под солнцем пустыни. Усилия настолько отупляли сознание, что, когда наступил рассвет, Конан не сразу заметил всадников.

Киммериец вздрогнул, услышав крики и увидев, что на него несутся четыре верблюда. Солнце еще только показалось над горизонтом, и он осторожно положил женщину на песок и вынул меч. Затем он услышал радостные возгласы и увидел, как три дикарки и карлик спрыгнули с верблюдов и бросились к своей царице. К его удивлению, у них были толстые бурдюки с водой.

Женщины приподняли голову своей царицы, расцеловали лицо, расточительно полили тело водой и поднесли один из бурдюков к ее губам. Акила жадно принялась пить, закашлялась, ее вырвало, затем она снова начала пить. На лицах женщин слезы прочертили черные полоски.

— Полегче, — выговорил Конан, еле ворочая распухшим языком. — Она умрет, если сразу столько выпьет.

Женщины не обратили на него никакого внимания. Они накрыли Акилу халатами и понесли к одному из верблюдов.

Карлик подошел к Конану и подал ему бурдюк:

— Сколько ты ее нес?

Киммериец набрал в рот воды, прополоскал рот, после чего заставил себя выплюнуть воду на песок.

Затем он отхлебнул немного и проглотил. Облегчение ни с чем нельзя было сравнить.

— Всю ночь и большую часть дня до этого. Она некоторое время была слепа.

Конан сделал еще один осторожный глоток.

К его удивлению, карлик обнял короткими руками его за пояс и крепко сжал:

— Ты спас нашу царицу! Мы твои рабы до смерти!

— Где ты это взял? — спросил Конан, подняв бурдюк с водой.

— Увидишь. Это недалеко. Идем.

Женщины погрузили Акилу на верблюда, и Ломби придерживала ее. Конан сел на другое животное, а за спиной устроился карлик. Когда они поехали, Конан продолжал отхлебывать из бурдюка. Он чувствовал, как благословенная жидкость пробирается из желудка в его утомленные члены.

— Где остальные? — спросил Конан.

— Ждут нас, — ответил карлик. — Во всяком случае, некоторые, — поправился он. — Теперь расскажи, что произошло, после того как ты ушел из лагеря.

Конану пришлось потратить некоторое время на то, чтобы рассказать о своем походе в разведку, о драке и о бегстве из лагеря, о песчаной буре и о своей необычной битве вслепую с демонами пустыни.

Через два часа бурдюк Конана был почти пуст, и киммериец чувствовал себя намного лучше. К нему начало возвращаться чувство голода. Затем они въехали на бархан, и он увидел город.

Джанагар лежал в безупречно круглом углублении, в точности как и описывал Амрам. Он не был огромным, но, казалось, почти полностью состоял из замысловатых строений, так что за стенами мало оставалось свободной земли. Перед сверкающими воротами Конан увидел желоб с водой, о котором рассказывал Амрам, и рядом с ним привязанных верблюдов. Тут же были разбиты палатки.

Когда путники спустились с бархана, киммериец заметил, что недостает белых верблюдов.

— Где близнецы?

— Мы думаем, что они внутри, — сказал карлик. — Ты скоро услышишь об этом.

К ним, улыбаясь, подскочили гирканийцы.

— Рады снова тебя видеть, Конан! — воскликнул Ки-Де.

Киммериец, превозмогая боль от ожогов, слез с верблюда.

— Вижу, вы нас не искали, — произнес он сурово.

Ки-Де снова улыбнулся и пожал плечами:

— Нам казалось, что тебя наказали местные боги. Как можно вмешиваться в их решение?

— Сохрани меня Кром от религиозных фанатиков, — произнес Конан, направляясь к желобу.

Он увидел, что в желоб непрерывно текла вода с одного конца и сливалась с другого. Как ни хотелось киммерийцу обследовать местность вокруг и узнать, что же случилось, вода тянула его сильнее. Сбросив кожаный пояс, он сел на корточки под тем краем желоба, где стекала вода, и сидел там, пока вода промывала его волосы, удаляла с тела остатки песка и жира. Боль была невыносимой, но когда он встал, вымывшись первый раз за много дней, то чувствовал себя совершенно другим человеком.

Женщины поднесли Акилу к желобу и осторожно опустили в воду. Акила широко раскрыла глаза и вскрикнула, когда женщины плеснули воду ей на голову.

— Осторожнее! — крикнул Конан. — Она сильно обгорела.

— Сами знаем! — огрызнулась Паина. Затем ее яростный оскал вдруг сменился выражением стыда. Женщина бросилась на землю и коснулась лбом ног киммерийца. — Прости меня, господин! Ты спас нашу царицу, и мы поклоняемся тебе!

Карлик ухмыльнулся и посмотрел на Конана:

— Им нелегко быть вежливыми с мужчиной.

— Этих женщин бросает в крайности, — сказал Конан.

Он помог амазонкам соорудить над желобом навес для Акилы, чтобы она спокойно полежала в воде некоторое время. Затем он пошел в палатку и принялся есть из бывших в запасе продуктов, каждый кусочек обильно запивая водой. Карлик присоединился к нему, и, когда Конан поел, Джеба рассказал ему о том, что произошло.

— После того как вы ушли в разведку, мы стали ждать. Гирканийцы легли спать, а близнецы говорили с Амрамом…

— Кстати, где Амрам? — спросил Конан.

— Услышишь. Мы ждали возвращения Акилы, когда вдруг туча песка заслонила луну. Не успели мы опомниться, как туча нашла на нас. Но перед тем как нас окутала тьма, я увидел, как Амрам и близнецы сели на верблюдов и поехали на юг.

Во время этой странной бури мы очень волновались и постоянно выкрикивали имя нашей царицы, надеясь, что она услышит и выйдет на нас, но она не появлялась. Утром песок осел, и мы по-прежнему были одни. Женщины хотели немедленно приступить к поискам, но я настоял на том, чтобы вначале найти воду.

Конан кивнул:

— Это разумно.

— Да. Я чувствовал, что наша царица могла в темноте пройти мимо нас, так что мы с одинаковым успехом могли искать ее и южнее. Если близнецы и Амрам оставили нас, это должно было значить, что город и вода рядом. Через полдня мы нашли след близнецов и Амрама и через несколько часов нашли и это место. Мы дали верблюдам напиться и немного отдохнуть, наполнили бурдюки и начали обыскивать пустыню к северу.

— И вы не видели ни близнецов, ни Амрама?

— Мы прошли по их следам прямо до этих ворот, — сказал Джеба, указывая на огромные створки.

— Очень невежливо с их стороны покидать нас, не простившись, — проговорил Конан. — Когда Акила отдохнет и немного поправится, мы войдем внутрь и упрекнем их в этом.

После этих слов киммериец зевнул, растянулся на одеяле и крепко уснул.

Он проспал оставшуюся часть дня, всю ночь и проснулся утром. Первые лучи уже окрасили восток, когда он вышел из палатки, прошел мимо спящих верблюдов и обмакнул голову в желоб. Киммериец выпрямился, фыркнул и потряс головой, разбрызгивая капли воды со своих длинных волос.

Он подошел к палатке Акилы и заглянул внутрь. Три дикие женщины спали, сидя прямо и выставив ноги перед собой. Акила, поскольку ей было больно лежать на одеяле, лежала на их бедрах, положив голову на колени Паины. Пятки находились на животе Джебы, который вовсю храпел. Они смазали лицо и тело царицы маслом, отчего вся она мягко блестела в утреннем свете. Киммериец отошел от палатки, довольный тем, что Акила дышит ровно и спокойно. Он знал, что теперь она поправится быстро, она самая сильная женщина из всех, каких он когда-либо встречал.

Гирканийцы лежали на своих одеялах и спали спокойно, как собаки, ни о чем не думая и не беспокоясь. Рядом с желобом росла трава. Ее хватит верблюдам на несколько дней, хотя здесь и нет ни деревца, ни даже кустика. Пора поглядеть вокруг.

Вначале он обследовал местность. Что-то в этом совершенной формы углублении беспокоило Конана. Оно не походило ни на какое естественное образование пустыни, поскольку барханы надвигались неумолимо, песок сдувался с их вершин и накапливался на подветренной стороне. И таким образом барханы передвигались, будто бесконечно медленные волны желто-коричневого моря. Обычно они не образуют совершенных по форме кратеров. Здесь же, вокруг мертвого города, будто был возведен кольцевой барьер.

Вдруг Конан вспомнил, что это ему напоминает: границу травы вокруг разрушенного храма, где близнецы молча общались с бородатым стариком. Там невидимый барьер имел форму огромного прямоугольника, здесь это был круг, но киммериец ощущал сходство.

Он подошел к воротам и осмотрел их. Рассказы об опалах оказались правдой. Они сверкали среди вычурного геометрического узора, и края узора были четкими и чистыми, будто он выполнен несколько дней назад и не был подвержен выветриванию в течение веков. Но еще более странными казались створки, поскольку даже самое крепкое дерево в этом климате уже давно должно было погибнуть. Киммериец чувствовал, что это не самое таинственное из того, что он встретит в Джанагаре.

Он медленно обошел стены вокруг, осматривая каждый камень, отыскивая трещины, свисающие лианы, что угодно, что может облегчить доступ в город. Но стены находились в безупречном состоянии, и он не видел на них никаких следов растений. Стены были не настолько высоки, чтобы он не смог забросить на них петлю, но парапет был гладким, без каких-либо выступов. Ни Конану, ни кому другому и в голову не пришло взять с собой кошки, и не имели они также и кузнечных инструментов, чтобы сделать кошки из имеющегося у них металла.

Город казался грандиозным призраком среди безлюдной пустыни, но он был меньше многих городов, какие видел Конан во время своих путешествий. Когда он обошел стены кругом, полдень еще не настал. Гирканийцы и карлик завтракали. Ки-Де улыбнулся, увидев приближающегося киммерийца:

— Нашел для нас черный ход?

— Нет. И помощи от вас, подлецов, валяющихся все утро в постели, я не дождался. Мог бы подкрасться враг и перерезать вам глотки.

— Кто-то рожден для того, чтобы вставать рано и работать. Остальные из нас знают, как хорошо пожить. Что ты нашел?

Конан описал то, что увидел, и гирканиец кивнул:

— Про вас, киммерийцев, говорят, что вы ближайшие родственники горных козлов. Ты пытался влезть на стену?

— В десятке мест. Камни слишком тщательно подогнаны друг к другу, и они совершенно не выветрены. Если бы я мог зацепиться хоть пальцем, я бы влез — стены не так высоки, но даже этого не сделал. Это ненормально, когда древние камни остаются такими гладкими.

— Заколдованное место, — произнес карлик, нахмурившись. — Здесь мы не найдем ничего хорошего.

— Посмотрим, сказал Конан. — Я не уйду, пока не получу некоторые ответы.

— Он обратился к Джебе: — Как себя чувствует твоя царица?

— Она отдыхает. Утром она ненадолго проснулась, и мы дали ей воды. Сейчас она снова спит.

— Это хорошо, что она спит. Тело ее заживет быстрее. — Киммериец поднялся. — Пойдем, Джеба, вместе посмотрим на ворота.

Они подошли к воротам, и карлик пнул тяжелое дерево, будто проверяя, нет ли там термитов.

— Может быть, попробовать поджечь? — предложил он.

— Такое плотное дерево тяжело загорается. Чтобы прожечь его насквозь, потребуется много дней. Но я отозвал тебя в сторону не для этого.

— Для чего же?

Конан пристально посмотрел на карлика:

— Как она потеряла свое царство, Джеба? Как случилось, что она сделалась скиталицей без племени?

Карлик нахмурился и отвел взгляд в сторону:

— Не знаю. Об этом она не говорит даже мне, а я верно иду за ней несколько лет.

— А женщины, они ничего не говорили?

Джеба неловко потоптался.

— И что за слова? — не отставал Конан.

— Ладно… — Джеба оглянулся по сторонам, будто убеждаясь, что никто не подслушивает. — Расскажу тебе, поскольку ты доказал свою преданность царице.

— Понятно, — нетерпеливо произнес Конан. — Давай рассказывай!

— Ладно, однажды, несколько лет назад, Ломби напилась в пивной деревни, которую мы грабили. Она рассказала мне, что, когда Акила не процарствовала и двух лет, она так сильно согрешила против своего народа, что почти все обратились против нее, возглавляемые младшей сестрой царицы. С царицей осталось лишь ее «степные сестры». Те женщины, которые в юности вместе с ней провели время, оставленные одни среди холмов. Такие женщины сохраняют свой союз в течение всей жизни. Их изгнали из племени, а младшая сестра сделалась царицей. Когда Акила взяла меня к себе, оставалось еще два десятка степных сестер. Теперь их у нее только три.

— И больше Ломби ничего не рассказала?

Карлик покачал своей большой головой:

— У нее не было возможности. Вошла Паина и услышала несколько слов. Она до полусмерти избила Ломби и обещала обойтись со мной еще хуже, если я повторю когда-нибудь то, что слышал. Вот, киммериец, моя жизнь в твоих руках, поскольку Паина сделает то, что обещала.

— Тебе нечего бояться, — успокоил его Конан. — В любом случае сейчас меня беспокоит другое.

— То, как проникнуть в город? — спросил карлик.

— И это в том числе. Потом у нас есть преследователи, которые шли сразу за нами. Где они сейчас? Шли они сюда, но здесь не показались. Они должны были пройти мимо, когда я шел пешком, но они не прошли. В какую игру эти люди играют?

— Вероятно, они задохнулись в песчаной буре, — предположил Джеба. — Митра знает, мы сами едва остались живы!

— Сомневаюсь, — мрачно проговорил Конан. — Стал бы колдун вызывать бурю, которая их всех погубит? Нет, из его слов я понял, что он тот человек, что ждет и наблюдает, пока другие рискуют, а потом добычу забирает себе. Думаю, что он рядом, за барханами, и наблюдает.

Весь тот день они отдыхали, чинили поврежденное снаряжение и ухаживали за верблюдами. Вечером появилась Акила, вся в ожогах, но на ногах.

— Завтра идем в город, — объявила она.