"Петрович" - читать интересную книгу автора (Антонов Сергей Петрович)

3

Зойкин сынишка Федька разыскал Захара Петровича на поле третьей бригады и стал кричать, что подъехала легковушка и председателя срочно требуют в правление.

Столетов досадливо поморщился.

Он понимал, конечно, что история с агрономшей добром кончиться не может, но то, что начальство приехало слишком быстро — на следующий день после происшествия, — ему не понравилось. Боялся он не за себя. Он опасался, что Дедюхин увидит нескошенную кукурузу, начнет командовать, навредит хозяйству.

Столетов еще раз окинул взглядом желто-коричневые стебли, изнывающие под солнцем, ломкие, треснутые листья, сухо шуршащие под горячим ветром, и зашагал быстро и решительно, словно ставя печати своими поношенными рыжими «кирзами».

Это был худощавый снежно-седой человек. Но несмотря на его седину и строгие морщины, несмотря на опущенные, припухшие веки, больше сорока лет ему не давали, хотя он подбирался уже к пятому десятку.

В нем сохранился неистраченным большой запас озорной молодости: ходил он легко и стремительно, и под опущенными веками молодо мерцали стальные, пронзительные глаза.

Он шагал к деревне, размахивая руками и как-то странно сложив губы. Если внимательно вслушаться, можно было разобрать, что он довольно верно насвистывает: «Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка» — мотив своей комсомольской юности. Впрочем, свист был такой тихий, что больше походил на шипенье.

В правлении колхоза председателя ожидали следователь и милиционер.

Захар Петрович протянул каждому свою большую мосластую руку и улыбнулся, блеснув стальными зубами. Потом он очистил письменный стол от бумаг, папок и журналов, усадил следователя на свое место, а сам сел против него на табуретке в трех метрах.

Следователь вынул из кармана старенькую вечную ручку, отвинтил колпачок и задал первые обыкновенные вопросы. Потом спросил, судился ли гражданин Столетов раньше.

— Судился, — отвечал Столетов. — Дали двадцать пять и пять по рогам.

— Двадцать пять лет, — спокойно записал следователь. — И пять лет поражения в правах. Так. В тридцать седьмом, конечно?

— В тридцать седьмом. А в пятьдесят четвертом реабилитировали.

— Вот и хорошо. И нечего вспоминать об этом.

— Семнадцать лет отдыхал. Забыть трудно.

Столетов опустил голову и уставился в пол. Следователь сочувственно поглядел на его снежно-белый затылок, обвел взглядом кабинет. Кабинет в какой-то мере отражал характер председателя. Чистые, беленые стены не были ничем украшены. Только против окна висели барометр и политическая карта мира. Бросалась в глаза категорическая табличка: «Здесь не курят». Табличку, видно, слушались — в кабинете было светло и чисто, как в жилой горнице. На подоконнике стоял маленький колючий кактус.

— Мы знаем, — сказал следователь, — что вы сидели ни за что.

— Почему ни за что? — усмехнулся Столетов горько. — Ни за что десятку давали. А я — балалайка.

— Языком много болтали? — спросил следователь,

— Песенки играл.

— Какие песенки?

— А вот какие:

— Обратно дурака валяешь! — закричал с порога только что вошедший Дедюхин. — Здорово, товарищ Столетов! До белых волос дожил, а все частушки играешь!

— Не мешай, Яков Макарыч, — сказал Столетов. — Для тебя-то я еще товарищ, а для него уже гражданин.

Следователь нахмурился и спросил Захара Петровича о его семейном положении.

— Холост, — улыбнулся Столетов. — Жених еще.

— Врешь! — шутливо погрозил пальцем Дедюхин. — А Людка?

Столетов снова опустил голову.

— Не знаю, как ее считать, — пояснил он. — В тридцать седьмом сошлись. Три месяца прожили, расписаться не успели.

— Разыскивать не пробовал?

— В таких делах нужна охота не только искать. Нужна охота и отыскиваться.

Следователь переглянулся с Дедюхиным и начал мягко:

— Мы, пока ехали к вам, толковали… Может быть, если агроному Задунайской вернуть овощи, она отзовет свое заявление…

— Это что же? Дедюхин посоветовал? — насторожился Столетов.

— Не дури, Захар, — устало протянул Дедюхин. — Для твоей же пользы.

Столетов поднялся. На его челюстях дергались желваки.

— А ты что! Что за партизанщина! — корил его Дедюхин, подаваясь на всякий случай к порогу. — Личные огороды грабишь, оружие изымаешь… Смотри…

Следователь решительно сунул ручку во внутренний карман пиджака, вышел из-за стола и встал, загораживая дорогу.

— Отойдите, — дружелюбно попросил Столетов.

Следователь побледнел, но с места не сошел.

— А ну, сойдите с пути, — повторил Столетов, глядя на него в упор.

Следователь не выдержал и сделал шаг в сторону. Но сразу же взял себя в руки.

— Гражданин Столетов! Я буду вынужден взять вас под стражу! — произнес он спокойно.

«Действуйте», — кивнул он милиционеру.

Милиционер, оглядываясь по сторонам, сполз с подоконника и неожиданно для себя сказал жалобно:

— Отдайте, пожалуйста, наган, Захар Петрович.

— Тебе наган? — угрожающе протянул Столетов. — Ну ладно.

Он медленно опустил большую руку в карман потрепанных брюк.

— Не дури, Захар, хуже будет! — испуганно крикнул Дедюхин, приоткрыв дверь в сени. — Мы не шуточки шутить прибыли.

Столетов озорно подмигнул, вынул из кармана большой ключ и пошел к несгораемому шкафу.

— Держи, — сказал он, доставая из шкафа наган. — Небось вчера не понадобился?

— Не понадобился! — кивнул милиционер, радостно заправляя оружие в кобуру.

— То-то. В нашем районе, кроме командировочных, стрелять некого.

— Остановитесь! — крикнул следователь.

Но Столетов прошел мимо шарахнувшегося от него Дедюхина, и дверь за ним хлопнула.

— Гражданин Столетов! Предлагаю вернуться! — повторил следователь, утирая пот со лба, и, обратившись к милиционеру, добавил раздраженно: — Что же вы! Задержите!

Милиционер беспомощно оглянулся и, проверив, надежно ли застегнута кобура, вышел на крыльцо.

Перед крыльцом правления под бьющим в отвес солнцем молча стояли колхозники, человек двадцать, — и молодые, и пожилые, и старые. Некоторые были выпивши — эти прибежали со свадьбы.

Между ними медленно, словно задумавшись, шел куда-то Столетов.

Милиционер покосился по сторонам и, не сходя с места, коротко свистнул в свисток с горошиной.

Столетов словно оглох — даже не обернулся.

— Петрович, — остановил его парень с баяном. — Надо бы правление собрать.

— Почему не на свадьбе? — вскинул на него глаза председатель.

— Болтать стали, будто забирают вас. Вот я и прибег.

— Заберут — выпустят. Ступай — музыку играть.

— Ну да! А мы как же! — заговорили в толпе. — Не дадим мы тебя! Никуда мы тебя не пустим!

Милиционер поправил на голове форменную фуражку, застегнул воротничок и спустился со ступенек.

— А ты его не тронь! — закричали женщины. — Это агрономша цельное кадило раздула… Неужели ему теперь пропадать из-за этой никудышки!

— Агрономша, а гусей боится!

Но милиционер все-таки пробился сквозь толпу, догнал Столетова и тронул его за локоть. В эту минуту подскочил выпивший дедушка и взмолился:

— Замирись ты с этой заразой, Петрович. Бог с ней! Кто тебе дороже — мы все или твоя личная спесь?

Столетов поглядел на него, подумал и свернул в другую сторону. Милиционер тронулся было за ним, но женщины стали дергать его за китель, зашептали:

— Обожди! Подался! К агрономше пошел!

Действительно, Захар Петрович шел к Задунайской. Он шагал, задумавшись и чуть слышно насвистывая. И если прислушаться, можно было разобрать попадающую в такт его шагов мелодию: «Наш паровоз, вперед лети…»