"Лагерь" - читать интересную книгу автора (Смит Гай Ньюман)

Глава 12

На рассвете толпа, стоящая на границе Зеленого лагеря, решила, что вооруженные люди, окружившие шале N 24, — полицейские снайперы. Иначе и быть не могло, потому что именно полицейские держат зевак на безопасном расстоянии. Сквозь утренний туман можно было разглядеть три силуэта: два человека стояли на дорожке у шале, а один был на балконе. Несомненно, что за домом их находилось гораздо больше.

Кордон полицейских в форме, патрульные машины и «Лэнд Ровер» с синими мигалками. Без всякого предупреждения спящий лагерь был потревожен; в двери раздавался стук, полицейские велели отдыхающим взять одежду и покинуть их шале.

— Опять Чернобыль? — спросила одна женщина.

— Или атомная война? — ее муж с мутными глазами дрожал, натягивая халат. — Что происходит, черт возьми?!

Только когда все отдыхающие вышли из шале, через мегафон им было дано объяснение.

— В номере 24 находится мужчина, который, вероятно, вооружен, он держит заложницей женщину. Просьба отойти подальше ради собственной безопасности.

Алан Джей бежал с острова в слепом страхе, он быстро догреб до берега, выпрыгнул из лодки, бросив ее, и она медленно поплыла по покрытой мусором воде. Он остановился, стараясь припомнить, в какую сторону идти в этом искусственном мире яркого света и оглушительной музыки.

Калейдоскоп красок, американские горки, напоминающие ревущего змееподобного монстра из разноцветного пламени, толпы людей, вываливающиеся из кинотеатра и образующие очередь у киосков с едой, толкающиеся за рыбой и чипсами, за свежими дарами моря. Враждебная среда, где никому нет дела до других, каждый думает лишь о себе. Развлечение эгоистов.

Словно убежавший дикий зверь, оказавшийся в безвыходном положении, он прокрался вдоль территории главного лагеря, прошел мимо лабиринта шале с их тускло освещенными улочками, окаймленными неухоженными розовыми садиками и порыжевшими от солнца лужайками. Он перешел на шаг, пытаясь отыскать свое шале.

Сара была забыта; она влетела в его жизнь и исчезла, как исчезает с приходом дня ночная тень. Только Синди имела значение: соблазнительная шлюха, издевающаяся над ним, требующая плату за пользование ее телом, угрожающая ему законом. Может быть, он опоздал, и она уже ушла, может быть, как раз сейчас уговаривает полицию прийти и арестовать человека, который держит ее в плену, который изнасиловал ее. Он не смог бы этого опровергнуть.

Одновременно со страхом в его сознании настойчиво возникала одна и та же картинка: он видел ее обнаженной, похотливо раскинувшейся, рука вытянута, требует денег. Тридцать фунтов — и я твоя.

Он засмеялся. Если она еще там, он возьмет ее. Она может сопротивляться, сколько влезет, но она ни пенса за это не получит. Ему нечего терять, она все равно обвинит его в изнасиловании. А если он будет держать ее взаперти, она не сможет вызвать полицию. Он удивился, почему эта мысль не пришла ему в голову раньше. С какой стороны ни взглянуть на это дело, Синди все равно остается в проигрыше; лучше уж быть повешенным за овцу, чем за ягненка, как говорится в пословице.

Он отыскал, наконец, свое шале, двигаясь быстро, крадучись, проверяя номера. 75… 68… Перебежка, стараясь держаться в тени. Некоторые окна освещены, дети капризничают, потому что родители велят им ложиться спать. Отдыхающие выходили из шале, а некоторые возвращались после вечерних увеселений. Темные окна, 39… 32… 30…

У него перехватило дыхание, грудь напряглась так сильно, что, казалось, кожа на ней вот-вот треснет, как кожа змеи, когда та меняет ее весной. Тупая боль над глазами, он плохо видит, не может издали рассмотреть номер на двери.

Номер 24. Он чуть было не споткнулся и не упал. Толкнул дверь, но она не открылась, сопротивлялась ему. Только тогда он вспомнил, что дверь заперта на ключ. В панике он стал шарить в карманах обшарпанных шорт, пока не нашел его. Его пальцы дрожали так сильно, что ему потребовалось несколько секунд, чтобы вставить ключ в замок и повернуть его. Старый цилиндрический замок щелкнул, и дверь со скрипом отворилась вовнутрь.

В шале было темно, словно в пустой черной яме, дышащей застоялым отчаянием. Он постоял в дверях, боясь войти. Он не хотел смотреть правде в глаза, не хотел, чтобы подтвердились его наихудшие опасения; лучше жить в неизвестности, что он и делал всю жизнь.

Синди все еще была здесь. Она спала на постели, как он и оставил ее; обнаженная, ноги раскинуты, рука вытянута на покрывале, требует денег. Тридцать фунтов, не меньше. Или даешь, или нет.

Сначала он испытал облегчение, потом нахлынувшая волна слабости заставила его опереться о стену, чтобы побороть тошноту, каждый мускул его мощного тела дрожал. Его зрение ослабло, он почти не видел. Он сильно качнулся вперед, но каким-то образом сумел удержать равновесие и не упасть. Затем все это прошло, оно подождал, пока его организм не пришел в нормальное состояние. В ушах шумело.

Алан попытался вспомнить, где он был до этого, как долго отсутствовал, но память ускользала от него. Не имеет значения. Он вернулся, и Синди все еще здесь. Его страхи не подтвердились.

Он сел на стул, медленно скрутил сигарету и зажег ее, с наслаждением вдохнул горький дым. Вот так-то лучше. Синди все еще спала, как будто была в состоянии комы.

Странно, но она больше не возбуждала его. Он почему-то даже презирал ее. Шлюха, ненужная обуза. Надо ему поскорее от нее отделаться, может быть, убежать и бросить ее здесь, если нет другого способа. Синди пошевелилась, потянулась; открыла глаза. Она посмотрела на него, но узнала не сразу. Сначала она как будто удивилась, потом закивала, улыбнулась, растянув губы, дав тем самым понять, что знает о его присутствии. Ее ноги сомкнулись, рука была все еще вытянута. Тридцать фунтов, а иначе ничего не получишь.

— Лучше бы ты отвалила, — сказал он.

— Я бы и сама этого хотела, но ты ведь меня не отпускаешь. Можно уйти?

— Чтобы полицию вызвать? — он посмотрел на нее в упор.

— Нет, я просто уйду.

— Ты врешь! — внезапно у него изменилось настроение, он поднялся, двинулся к ней, остановился в метре от нее.

— Ты хочешь облапошить меня. Не выйдет.

— Как хочешь. — Смешок, бедра чуть-чуть раздвинуты. — Но если ты хочешь меня, тебе придется заплатить.

Алан выпрямился в полный рост, закрыл глаза, и снова у него закружилась голова. Что-то случилось… Что-то плохое… Он не мог вспомнить! В нижней части тела у него возникло знакомое приятное ощущение. Он открыл глаза. Синди лежала, глядя на него, широко расставив ноги, подняв колени. Она смеялась.

— Корова! — он сплюнул, но она не шевельнулась. — Ты у меня сейчас получишь! Я…

За окнами послышался сильный шум, захлопали двери, люди поспешно шли по бетонной дорожке; дети плакали. Из парка аттракционов больше не неслась оглушительная музыка. В любом лагере отдыха всегда стоит шум, но внезапно у Алана возникло ощущение, что что-то случилось. Он потряс головой, стараясь прояснить ее. Сквозь шторы проникал холодный серый свет; это было ненормально, потому что до рассвета еще далеко. Он провел ладонью по потному лбу; время, казалось, замерло. Все его тело болело, как если бы он простоял здесь много часов.

— Что происходит? — пробормотал он, испытывая дурное предчувствие.

Синди пыталась что-то сказать, но ее слова потонули во внезапном громком стуке во входную дверь. Колотили так сильно, что дверь дрожала, дребезжало непрозрачное стекло. С той стороны раздался крик, голос был приглушенный, но повелительный:

— Откройте! Вооруженная полиция!

Алан замер, повернулся, смог разобрать неясные очертания сквозь оконное стекло. Он не мог в это поверить. Паника. Он завертелся по комнате, бросился в прихожую, остановился.

— Отвали! — заорал он. — У меня тоже есть оружие!

Силуэт исчез. О Господи! Эта сука все же вызвала полицию! Они пришли вооруженные. И они думают, что у меня есть пистолет!

Он метнулся в кухню, с облегчением увидел, что занавески наполовину закрыты. На столе валялись остатки еды, пустая банка, кусок хлеба. И хлебный нож; он схватил его, провел большим пальцем по зубчатому лезвию, глядя, как на линолеум пола капает кровь.

Оружие, оно у него есть; он рубанул ножом в воздухе, кровь из пореза на большом пальце разбрызгалась по стенке алыми пятнышками. Ругаясь, он вернулся в спальню. Синди усмехалась, все еще предлагая свое тело.

— Ты вызвала полицию! — он стоял над ней. — Зачем только я оставил тебя одну, грязная тварь!

— Нет, — выражение ее лица стало серьезным, немного испуганным, задрожала нижняя губа. — Я их не звала, клянусь. Господи, не звала я их, ты должен поверить мне!

— Я не верю тебе. И они вооружены. Потому что я держу тебя заложницей. Что ж, пускай эти подонки получат тебя, мне плевать. Продай им свое грязное тело.

На улице они использовали мегафон, искаженные слова можно было принять за шум, доносящийся из парка аттракционов. Он слышал, но не разбирал, что они говорили, вероятно, что-то о том, чтобы он сдавался. Через минуту, дайте мне минуту, мне надо успеть кое-что сделать.

— Надо мне было тебя… — Он грязно выругался. — Тогда бы хоть игра стоила свеч.

— Нет, пожалуйста, — она сильно побледнела, попыталась отодвинуться от него, пока не наткнулся на стену. — Ты можешь взять меня сейчас, бесплатно.

— Слишком поздно! — он засмеялся, размахнулся и всадил в нее нож изо всех последних сил.

Она закричала, когда лезвие вошло ей горло, сломалось. Алан даже не пытался увернуться от струи артериальной крови, он стоял там, а струя била по нему: он смотрел, как она корчится, попытался выдернуть сломанное лезвие ножа. Она билась в конвульсиях, ее движения становились все медленнее, кровь пропитала постель и капала на пол.

Он стоял и смотрел, как она умирает, ему хотелось посмеяться над ней, захохотать, но почему-то он этого не сделал. Он совсем отупел, не только от содеянного, но и потому, что ничего не понимал. Он знал только одно: за дверью его ждут полицейские снайперы. Они могут подождать, он еще не готов. Если бы он только мог вспомнить… что-то плохое, но он об этом все забыл.

За окном быстро светало, свет пробивался сквозь небрежно задернутые шторы, падал на безжизненное, залитое кровью тело. Синди было невозможно узнать: голова оторвана, лежит под углом к телу, ноги подтянуты кверху и крепко сжаты в неумолимом отказе.

— Чертова корова, — сказал он и отвернулся, пошел в кухню. Лицо человека, заглядывавшего в щель между шторами, поспешно исчезло. Они опять кричали через мегафон.

Ему показалось, что прошло несколько часов, прежде чем он услыхал, как они приблизились, как дверь с грохотом распахнулась с помощью какого-то импровизированного тарана, по полу зазвенели осколки стекла.

Алан Джей стоял, все еще держа отлетевшую рукоятку ножа. Они не были похожими на полицейских, в них было что-то странное. Мысли его были подсознательные, не относящиеся к тому, что происходило. Их форма была серого цвета, не темно-синего. На головах — что-то похожее на шлемы мотоциклистов с опущенными забралами, увеличивавшими их безжалостные серые глаза.

— Ублюдок! — сказал первый и выстрелил в упор.

Звук выстрела был не громче, чем если бы стреляли из воздушного пистолета, но оружие в руке, одетой в перчатку, задрожало. Сила, отбросившая Алана Джея к стене, пробила в самом центре его лба кровавое отверстие. Смерть наступила мгновенно, но каким-то образом он остался стоять, оперевшись о стену; потом тело его стало сползать, колени подогнулись и медленно опустили его на пол. Он дернулся в сторону, перевернулся и затих.

Второй человек вышел вперед, движения его были точны и неторопливы. Он сунул руку в карман и вытащил старый пистолет 38-го калибра. Он опустился на колени, разогнул неподвижные пальцы Джея, вставил оружие в руку убитого, загнул пальцы. Потом он поднялся и кивнул своему спутнику.

— В порядке, — проворчал тот, снизойдя до безрадостной улыбки. — Посмотрим, что предпримут эти идиоты из полиции! Пошли отсюда.

Они вышли один за другим, коротко кивнув инспектору, стоящему у припаркованной патрульной машины, поспешно прошли к неприметному фургону.

— Так что мы все устроили наилучшим образом, — профессор Мортон сидел за столом в своем офисе: для большинства выражение его лица было непонятно, разгадать его мог лишь крайне наблюдательный человек. Его подавленное настроение обычно проявлялось в сутулости плеч и в более резко обозначенных морщинах. В стальных глазах Мортона угадывалась мрачная настороженность, когда он внимательно смотрел на плотного лысеющего человека, сидящего напротив.

Этого человека называли «Командир». Никто не знал, было ли это его звание или фамилия. Неясная личность, по некоторым предположениям он представлял прямую связь с премьер-министром. Высшее начальство. С ним встречались только когда случалось что-то чрезвычайное, но даже тогда для получения аудиенции необходимо было занимать высокое положение. Мягкие черты лица, очки без оправы — в час пик можно встретить с десяток подобных людей — коммерсантов, финансистов, биржевых маклеров. После встречи с ним его лицо не оставалось в памяти, помнился лишь силуэт. Это было искусство человеческого камуфляжа, сам человек отходил на задний план. Оставалась лишь его личность; этого нельзя было забыть. Он говорил тихо, и важно было не только то, что он говорил, но и как. Он мог хлестнуть фразой, не повышая голоса, без эмоций и страстей. Одно его присутствие вызывало уважение, тайный страх. Его приказам подчинялись беспрекословно.

— Небольшая задержка, воздушная пробка в системе водоснабжения. — Командир не курил и не жестикулировал, так что его нельзя запомнить по жестам. — Жаль, конечно, но не стоит раньше времени беспокоиться. Обо всем уже позаботились. Но повториться это не должно. Скажите мне, Мортон, почему все так произошло?

— Комбинация Ц-551 и наркотика, наверно, — профессору очень хотелось курить, но приходилось ждать. — Мы не могли знать, что коктейль смертельный, пока это не случилось. Он убил девушку, Сару Мейс, а потом вернулся и убил свою подружку.

— Кто-нибудь следил за ним, когда он покинул шале?

Пристальный взгляд немигающих глаз.

— За это отвечает Джеймсон. Он не думал, что они отправятся на остров и не мог незаметно последовать за ними, остался на берегу. В любом другом месте он бы с них глаз не спускал.

— А что с Мейсами?

— Мы не можем им сообщить, пока они находятся под действием Ц-551. Они или не поверят нам, или забудут об этом через несколько секунд. Единственная возможность — применить противоядие, чтобы вывести их из этого состояния.

— Нет, не нужно. Мы не хотим вмешиваться в проводимый эксперимент. Мы успеем им сказать об этом позже.

Мортон кивнул.

— Моррисон в панике, он боится, что никто не приедет в лагерь до конца сезона.

— Наоборот — от желающих просто отбоя не будет. Двойное убийство, убийца застрелен опытным снайпером-полицейским. Ничего, все будет в порядке. Газеты, безусловно, посвятят этому первые полосы, но пистолет был подложен Джею, так что расследование превратится в простую формальность. Через неделю все будет забыто. И все же излишнее внимание нам ни к чему. Говорят, в лагере торгуют наркотиками, а это может навредить, как уже было доказано, нашему делу. Мы не можем больше рисковать. Сообщите мне все подробности об этом торговце наркотиками.

— У меня есть его досье, — Мортон передал ему через стол бумаги, нервно наблюдая, как Командир стал просматривать их.

— Гм, — он поднял свое круглое лицо, но по глазам его было невозможно что-то понять. — Пол Макни, дважды судим. Это дело полиции, но, боюсь, нам придется вмешаться. Мы не можем бездействовать, особенно потому, что он, очевидно, был знаком с Джеем, а нам не нужны противоречивые показания, какими бы незначительными они ни были, не правда ли?

— Совершенно верно, — Мортон сдержал дрожь. Он был расчетливым человеком и предпочитал придерживаться научной стороны экспериментов. — Вы хотите, чтобы мы продолжили работу с остальными?

— Несомненно, — было очевидно, что мысль о прекращении эксперимента даже не приходила ему в голову. — Мы ведь только копнули на поверхности. До сих пор все было уж чересчур прямолинейно, Мортон, мы же ищем нечто большее, чем просто эксцентричность. Поэтому наблюдение необходимо усилить. Джея надо было снять с препарата еще до того, как он прикоснулся к девушке Мейс. Я думаю, нам придется перевести Джеймсона на другое место, сделав это, конечно, тонко. Перевод с намеком на повышение, ведь вообще-то он великолепный сотрудник. Все мы можем допустить одну промашку, при условии, что она не очень серьезная. Человек, который заменит его, прибудет завтра. Его первая задача — Макни. Но не затрудняйте себя этой стороной дела, продолжайте свою великолепную работу. Рассматривайте это происшествие как и свою промашку тоже, как я уже сказал, нам всем разрешена одна ошибка, даже если не по нашей вине. Это наказание зато, что вы берете на себя ответственность, находясь на переднем крае, как говорится.

После ухода Командира по спине Энтони Мортона долго тек пот. Смесь похвал и упреков, он оставил ему возможность самому разобраться в них, интерпретировать по своему усмотрению. Командир не впал в ярость, но нанес более сильный удар. И профессор вновь начал с тревогой думать об Энн Стэкхауз; она подошла чересчур близко к обрыву, прихватив с собой и его. Он молил Бога, чтобы она сделала шаг назад.