"Перенос" - читать интересную книгу автора (Грушковская Елена)

Часть 1. Диагноз

1

Солнечным майским утром я отвезла детей в школу. Они поцеловали меня, резво выскочили из машины и помахали мне ручками:

— Пока, мама!

И побежали вместе с толпой других детей к крыльцу белого четырнадцатиэтажного здания. Я достала органайзер и открыла сегодняшний день.

1. Отвезти детей в школу к 8.00

2. Купить продукты.

3. Выбрать подарок Эдику.

4. Забрать костюм из химчистки.

5. Забрать кухонный комбайн из ремонта.

6. Приготовить обед, испечь торт.

7. Парикмахерская — 13.00.

8. Забрать Ваню с Машей из школы — 14.00.

9. Отвезти Ваню на тренировку к 14.30.

10. Прокалывание ушей Маше — 16.00.

11. Забрать Ваню с тренировки в 16.40.

12. Результаты анализов в 17.00.

13. Поздравить Эдика с днём рождения.

Я приступила к выполнению пунктов списка. Первым делом я поехала в Центр Быта. Я припарковала машину на свободной парковке N124, вставила карточку оплаты стоянки в терминал, взяла ключ от камеры хранения с биркой N124 и отправилась в супермаркет на первом этаже. Продуктов набралась полная тележка. Я оплатила их в кассе, их упаковали в пакет и наклеили ярлык с номером 124.

Мягкое шипение закрывающейся двери лифта, лёгкий толчок, гудение. Четвёртый этаж гостеприимно раскинул передо мной ковровую дорожку, стены торговых секций были прозрачны: выбирай, что хочешь. Я попала в царство подарков, и у меня сразу же разбежались глаза. Куда идти, что выбрать?

— Вам помочь? — раздался спасительный женский голос. — Что вас интересует?

Девушка в светло-голубом костюме и такого же цвета пилотке на кукольно-белых волосах сияла ровным рядом зубов, обнажённым в служебной улыбке.

— Подарок для мужа, — сказала я.

— Подарки для мужчин — третья секция, — улыбчиво сообщила девушка. — Вам туда.

Ручка с двухсантиметровыми накрашенными ногтями показала направление. В третьей секции меня встретила такая же Барби с ногтями и зубами:

— Какого рода подарок нужен вашему мужчине?

Я подумала. Что подарить Эдику? При его занятости ему было не до спортзала, а кому не хочется иметь подтянутый живот и стройную талию?

— Что-нибудь для здоровья и хорошей формы очень загруженного работой человека.

— Тогда вам подойдёт отдел "Фитнес без проблем". Прямо и первый поворот направо.

В "Фитнесе без проблем" я купила Эдику пояс для тренировки мышц пресса. Пояс упаковали и тоже приклеили бирку N124, а я отправилась на шестой этаж, в химчистку. Там я получила свой белый брючный костюм идеально вычищенным и отглаженным.

— Номер камеры хранения?

— Нет, спасибо, не нужно. Я заберу сама, а то помнётся.

Вместе с костюмом я отправилась на восьмой этаж, в ремонтную мастерскую. Кухонный комбайн был отремонтирован. На коробку приклеили ярлык N124.

Я спустилась на лифте вниз, к своей машине. В ячейке 124 меня уже ждали все мои покупки и комбайн. Я переложила всё в машину, нажала на парковочном терминале кнопку, набрала код, и моя карточка выскочила из щели. С неё были сняты деньги за двадцать минут стоянки.

Я поехала домой. Было девять утра. В висках жарко стучало, я поморщилась: опять начинается. У меня же ещё впереди целый день, куча дел, мне некогда болеть. Что покажут анализы? Доктор Шилов как-то странно хмурился, когда выписывал мне направление в лабораторию.

Ну, вот я и дома, вдали от суеты городского муравейника. Наш дом — наша крепость, оплот уюта и спокойствия, домашнего тепла и безопасности. Это наше личное пространство, островок тишины и отдыха. Я прошла по усыпанной снегом яблоневых лепестков дорожке, пригнула к себе ветку сирени и понюхала.

В двенадцать часов я приняла душ и облачилась в белый костюм. Готовый обед стоял в духовке на подогреве, торт я убрала в холодильник. К тяжести в голове и стуку в висках добавилась лёгкая разбитость. Ещё полдень, а я уже устала так, будто пахала весь день. Нет, нельзя раскисать, нельзя ложиться: кто заберёт детей из школы? Перебарывая желание упасть на кровать, я поехала в город-муравейник — стричься.

Я приехала в парикмахерскую без пяти час.

— Я записана к Яне на стрижку на час.

Яна уже ждала меня. Опускаясь в удобное кресло, я чувствовала, что растекаюсь, как кисель.

— Как обычно?

— Угу…

Зажужжала машинка, усыпляя меня. Затылок и виски коротко, косая чёлка до бровей — вот моя обычная стрижка, которую Яна делает мне раз в месяц. Яна — настоящая находка для тех, кто спешит: такую стрижку она делает за пятнадцать минут.

— Ты сегодня что-то бледная, Натэлла. Не выспалась?

— Да, что-то устала… В последнее время какой-то упадок сил.

Машинка усыпительно жужжала, и я куда-то уплывала вместе с креслом. Не забыла ли я серёжки, которые мы с Машей выбрали и купили позавчера? А то как бы не пришлось возвращаться домой. Возвращаться — плохая примета, да и времени нет, за детьми опоздаю. Гул в голове нарастал, заглушая звук машинки, невесомость.

— Натэлла, не спи. Давно это с тобой?

Я вздрогнула и открыла глаза, вынырнув из гулкой невесомости. Яна сметала щёткой с моей шеи обрезки волос. Я пошевелилась в кресле, чтобы оторвать от него приросшее тело. Надо собраться, сейчас мне ехать за детьми.

Во рту пересохло, слабость. 13.15, успею выпить чаю, хоть немного взбодрюсь.

Чашка чая с пирожным в кафе немного придала мне сил, и в два часа я была уже возле школы, высматривала в толпе бегущих ребятишек моих детей. Вот они — пятиклассник Ваня и первоклассница Маша. Подбежали к машине, залезли на заднее сиденье, Ванька щёлкнул Машу по макушке. Та заныла:

— Мама, Ваня меня стукнул!

— Что ты врёшь, когда я тебя стукнул?

Я сказала:

— Дети, тихо. Ваня, ты пообедал в столовой?

— Не-а, не хочу, — ответил мой сын.

— Ваня, тебе же на тренировку!.. Если не будешь есть, откуда у тебя возьмутся силы? Ты клюшку не поднимешь. А ехать домой на обед сейчас уже нет времени.

В общем, обычная история. Я отвезла сына на хоккейную тренировку и сверилась с органайзером: забрать в 16.40.

— Машенька, а ты ходила в столовую?

— Нет, мама, я хочу кушать!

Значит, надо ехать домой и кормить её. Город-муравейник поглотил нас. Только бы не застрять в пробке, а то весь план к чёрту.

То, чего я опасалась, случилось: мы попали в пробку. Маша ёрзала, ныла, спрашивала, когда мы приедем, но что я могла ей сказать? Пробка рассасывалась медленно, а на меня к тому же опять начала наваливаться усталость. Не заснуть за рулём, ни в коем случае не засыпать! Жгучая пульсация в висках распространялась дальше, охватила уже и лоб.

— Мама… мам, — ныла Маша.

Не грубить ей: она мой ребёнок, и она не виновата, что у меня болит голова.

— Что, маленькая?

— Когда мы поедем серёжки одевать?

— Сегодня поедем, куколка. Если, конечно, выберемся из этой пробки.

Когда мы выбрались из пробки, было ясно, что домой мы заехать не успеем. Пришлось обедать в ближайшем кафе, а потом ехать в салон. Я усадила Машку в кресло. Энтузиазма у неё как-то поубавилось, она с испугом смотрела на инструменты. Опрятный бритоголовый молодой человек в белой рубашке с воротничком-стойкой с улыбкой склонился над ней:

— Ну, и чего мы боимся? Это же совсем не больно.

Через минуту довольная Маша уже любовалась собой в зеркале, трогая серёжки в ушах. До 16.40 ещё оставалось время, и я заехала в аптеку: я чувствовала, что если эту боль не унять, она свалит меня, а мне ещё ехать за Ваней, а потом ещё в больницу, не говоря уже о том, что надо было как-то дожить до вечера, чтобы поздравить Эдика. Спасительная белая пилюля с лёгким холодком растаяла на моём языке. Через пять минут голова отяжелела, но боль ушла. Уже в машине я прочла на флаконе:

"Внимание! После приёма препарата возможна сонливость, не принимать за рулём".

Чёрт, этого ещё не хватало. Надо как-то продержаться, не раскиснуть. Осталось совсем немного: только заехать за Ваней и в больницу, а потом уж домой — и спать. К возвращению Эдика надо быть в форме.

Каким-то чудом я не заснула за рулём и успела к 16.40 за Ваней. Как я и предполагала, он был голоден, как волк, но к 17.00 мне нужно было в больницу.

— Ванюша, потерпи немножко. Маме нужно съездить к доктору, а потом мы сразу поедем домой. Сегодня у папы день рождения, поэтому вечером у нас будет чай с тортом.

— Ура, торт! — закричала Маша и запрыгала на сиденье.

Ровно в 17.00 я вошла в кабинет доктора Шилова.

— Здравствуйте, доктор. Как там мои анализы?

Доктор Шилов, быстро перебиравший пальцами по кнопкам клавиатуры, взглянул на меня и, как мне показалось, слегка изменился в лице. Он перестал печатать и сказал:

— Гм, проходите. Присаживайтесь, поговорим.

Начало не предвещало ничего хорошего. С лёгким холодком в животе я села в кресло перед докторским столом. Доктор Шилов порылся в папке и достал какие-то листки, с полминуты перебирал их и всматривался. Пауза угрожающе затягивалась, молчание доктора заставило меня похолодеть.

— Вот ваши анализы, Натэлла, — начал он наконец. — В общем, мои опасения подтвердились. Боюсь, у меня для вас плохие новости.

У меня уже тряслись колени. Доктор Шилов положил листки перед собой, сцепил пальцы замком и, глядя куда-то между строк, медленно и негромко сказал:

— У вас очень редкая болезнь, называется она синдром Кларка — Райнера. Она обнаружена и описана сравнительно недавно, изучена ещё недостаточно, и лечения пока не найдено. — Доктор вздохнул, помолчал. — Эта болезнь коварна тем, что на ранних стадиях её очень трудно, практически невозможно диагностировать. Протекает она почти бессимптомно, лишь в самом начале последней стадии проявляются такие признаки, как характерная жгучая головная боль, повышенная утомляемость, ухудшение аппетита, потеря веса. С этими симптомами вы и обратились…

В животе у меня всё превратилось в глыбу льда, язык прилип к нёбу, и я молча слушала доктора Шилова, который, не глядя мне в глаза, продолжал негромко и грустно:

— Я считаю своим долгом дать вам всю информацию. Последняя стадия синдрома Кларка — Райнера характеризуется прогрессирующим ухудшением состояния. Её течение очень мучительно. Постепенно отказывают все системы организма, развивается паралич, нарушаются высшие психические функции, что приводит к полному разрушению личности…

Голос доктора слышался приглушённо, как будто у меня заложило уши. Если бы я попыталась встать с кресла, я не смогла бы: у меня отнялись ноги.

— К сожалению, заканчивается синдром Кларка — Райнера летальным исходом. Сознание бывает сохранено до конца, но из-за необратимых нарушений психики человек ничего не понимает.

Голос доктора стих, и в моё горло пролилось немного воды.

— Мужайтесь, Натэлла… Мне и самому нелегко сообщать вам такие новости. Выпейте ещё воды. Дать вам успокоительное?

Рука доктора Шилова поддерживала стакан в моей трясущейся руке. Вода освежила моё слипшееся горло, и я смогла спросить:

— Доктор, сколько у меня времени?

Доктор Шилов вздохнул.

— Боюсь, немного. Симптомы, характерные для последней стадии, начались у вас примерно месяц назад, а от их появления до начала агонии проходит не более двух — трёх месяцев.

— Значит, у меня остался месяц — от силы два?

Доктор Шилов задумчиво кивнул.

— Увы. Вы не торопитесь, посидите немного, придите в себя. Вы сегодня моя последняя пациентка.

Теперь было понятно, почему он записал меня на конец своего рабочего дня. Пока я сидела в кресле, он наводил порядок на своём столе. Листки с результатами моих анализов он вложил в прозрачную папку и положил мне на колени.

— Вот, это ваше.

Он снял халат и повесил его в шкаф, достал кейс и стал складывать в него какие-то документы. Я спросила, растянув пересохшие губы в подобие усмешки:

— Что же мне делать, доктор? Заказывать гроб?

Шилов замер на секунду, потом присел на краешек стола.

— Увы, Натэлла, я не могу вам помочь. Могу только порекомендовать вам обратиться вот в эту организацию. — Он порылся в отделениях своего кейса и достал визитку. Протягивая её мне, он сказал: — Вот, попробуйте. Может быть, там вам помогут.

Я не сразу смогла сфокусировать взгляд на белом ламинированном прямоугольнике с голубыми буквами. Поморгав, я прочитала: Корпорация "Феникс". Спасение есть. На обороте был телефон и адрес.

— Что это за организация? Они что, могут вылечить меня?

Доктор Шилов закрыл кейс и взял с полки ключ от кабинета.

— Вполне возможно. Они специализируются на крайне тяжёлых, запущенных и не излечимых никакими медикаментами заболеваниях.

Несмотря на весь мой шок, я не удержалась от замечания:

— А они вам, наверно, платят за то, что вы раздаёте их визитки?

Доктор Шилов открыл дверь.

— Я вас не заставляю туда обращаться, решайте сами, — сказал он сухо. — Пойдёмте, мне надо закрыть кабинет.

Ухватившись рукой за край стола, я поднялась на ноги. Пол качнулся подо мной. Доктор Шилов шагнул ко мне и поддержал меня под локоть.

— Тихонько… Может быть, вам стоит позвонить кому-нибудь, чтобы за вами заехали?

— Нет, не беспокойтесь, я доберусь сама, — сказала я.

Мы вышли в коридор, и доктор Шилов запер дверь кабинета. Ваня и Маша сидели на диване и играли в такую игру: бросалась монетка, и если выпадал орёл, Ваня получал щелчок, а если решка, то лоб подставляла Маша. Ваня бросил монетку в очередной раз, но она укатилась под диван, и что выпало — орёл или решка — было уже не узнать. Ваня попытался достать её оттуда, но она, похоже, укатилась слишком далеко, а в щель между диваном и полом нельзя было просунуть руку. Увидев меня, он поднялся на ноги.

— Мам, ты уже всё? Поехали домой скорее, я есть хочу!

Доктор Шилов приостановился и вполголоса предложил мне:

— Давайте, я подвезу вас домой.

— Спасибо, я на машине, — сказала я.

— Вы уверены, что можете сесть за руль? — спросил он.

— Да, не беспокойтесь.

Я села за руль, хотя тронуться смогла не сразу. Маша с Ваней опять устроили возню на заднем сиденье — щипались и толкались. Они ещё не знали, что уже этим летом они останутся без мамы. Маша вдруг запищала, схватилась за ухо, и из её глаз брызнули слёзы.

— Мама, он меня за серёжку дёрнул!

Сухая горячая боль сдавила мне горло. Я впервые в жизни повысила голос на моих детей.

— А ну, прекратите немедленно! — рявкнула я. — Вы можете посидеть спокойно хотя бы пять минут?!

Мой голос сорвался на хрип, в горле запершило, и я откинулась на спинку сиденья, давясь кашлем. Дети испуганно примолкли, только слышно было, как Маша шмыгает носом. Я полезла в карман на спинке сиденья за бутылочкой минералки, открутила пробку, промочила горло.

— Покажи ухо, — хрипло сказала я Маше.

Мочка уха была цела. Я завела мотор и сказала:

— Сидеть тихо. Устроите в дороге грызню — не получите торта.

Дом встретил нас тишиной и теплом, яблони по-прежнему роняли лепестки на дорожку. Я достала из плиты запечённую курицу с картофельным пюре и поставила перед Ваней.

— Ешь и иди делать уроки.

Он попросил:

— Можно подливки побольше?

Я щедро полила пюре луковым соусом и присела к столу, уронив голову на руки. Снова начиналась эта боль. Сначала это было небольшое пульсирующее жжение в висках, потом оно распространялось на лоб и макушку, и постепенно всю голову охватывала жгучая пульсация. Доктор Шилов — уважаемый врач с многолетней практикой, у меня нет оснований сомневаться в его диагнозе, думала я. Но что за визитку он мне сунул? Значит, он как-то связан с этой организацией, если он раздаёт её визитки своим пациентам. Может, работает на неё. Заманивают отчаявшихся людей, чтобы вытянуть из них деньги. Нет, вздор, мне всюду мерещатся мошенники. Не тот доктор Шилов человек, чтобы связываться с сомнительными конторами. Не мог же он выдумать этот проклятый синдром… как его там? Кларка — Райнера. Где бы про это почитать?

— Мам, что тебе доктор сказал?

Я подняла охваченную пульсирующим жаром голову. Ваня смотрел на меня, тыкая вилкой в пюре.

— Так, ничего серьёзного. Не бери в голову сынок, ешь. Помоешь потом свою тарелку?

Он сунул в рот пюре.

— Угу.

Я схватила с полки медицинский справочник — новый, выпущенный три года назад. Есть ли тут про этот синдром? И как его искать — "синдром Кларка — Райнера" или "Кларка — Райнера синдром"? Я начала листать страницы, но не нашла эту болезнь ни на букву "с", ни на "к". Открыв оглавление, я стала искать по указателю. Вот! Синдром Кларка — Райнера, страница 614.

Описание этого синдрома было дано в особом разделе "Малоизученные болезни" в самом конце справочника, поэтому я и не нашла его сразу. Ему было посвящено всего полстраницы. Мои глаза бегали по строчкам, я читала, но ничегошеньки не могла понять: то ли там была написана какая-то чушь, то ли я разучилась понимать печатный текст. Я бросила в рот две обезболивающие таблетки и устроилась со справочником на кровати. Таблетки таяли, холодя язык, а я напряжённо вчитывалась, пытаясь понять смысл этой белиберды. Постепенно слова начали кое-как складываться в нормальные предложения, но для этого приходилось прикладывать невероятные усилия. Я закрыла глаза, посидела минуту, потом снова открыла и начала всё сначала.

Синдром Кларка — Райнера был открыт всего десять лет назад, и причины его возникновения неясны. Распознавание на ранних стадиях, как и сказал доктор Шилов, крайне затруднительно, синдром "маскируется" под другие болезни. Возраст больных — любой, страдают преимущественно женщины. На начальных стадиях течение бессимптомное, и лишь на заключительной стадии, длящейся 2 — 3 месяца, проявляются такие признаки, как жгучие пульсирующие головные боли, упадок сил, утомляемость, снижение массы тела. Затем нарушается работа практически всех органов, попутно наблюдаются нарастающие признаки разрушения психики, вплоть до полного распада личности. Случаев выздоровления не наблюдалось, стопроцентный летальный исход. Что касается лечения, то современная медицина могла предложить только поддерживающую терапию, которая могла до некоторой степени облегчить страдания умирающего. Вот и всё, что было написано в справочнике о синдроме Кларка — Райнера.

Боль стихла, но веки отяжелели. Пальцы машинально перелистывали страницы, а потом настала гулкая невесомость. Я с грохотом провалилась в чёрную бездну.

Кто-то бил в небо, как в бубен, отчего происходил страшный гул и гром, дрожала вся вселенная. Всё пространство ухало, а потом что-то огромное кувырком скатилось вниз — чебурах! чебурах! Всё завертелось, закрутилось тошнотворной каруселью, и я с поднебесных высот скатилась на кровать, разбитая вдребезги. Во всём теле была рассогласованность: я хотела двинуть левой рукой, а шевелилась правая, хотела согнуть ногу в колене, а вместо этого открывался рот. Это было жуткое пробуждение, ничего тяжелее я в своей жизни не испытывала. Я прекратила попытки пошевелиться. Постепенно всё встало на свои места, я окончательно проснулась и только тогда очень осторожно попробовала сесть. У меня получилось, хотя при этом слегка закружилась голова. Тело было тяжёлым, повиновалось плохо. Я посмотрела на часы. Было без пяти восемь. Пару минут я сидела, соображая, куда мне идти и что делать. Всё ли я сделала сегодня? Дети дома, накормлены, костюм на мне, чистый; волосы подстрижены, кухонный комбайн на кухне, курица с картошкой в духовке, подогреваются, торт в холодильнике, подарок Эдику куплен.

А ещё у меня синдром Кларка — Райнера.

К дому подъехала машина, открылась дверь гаража. Знакомые шаги, голос:

— Родные мои, папа дома!

Топот двух пар ног, крик:

— С днём рождения, папочка!

— Вы мои чижики. — Наверно, он кружит их в объятиях. — А где мама? Почему она меня не встречает?

— Мама спит.

— Папа, а у нас сегодня торт!

Бросил ключи на тумбочку.

— Торт — это замечательно.

— Пап, разбудить маму?

— Не надо, Машенька. Пусть она отдыхает… А нам с вами больше торта достанется.

Он поставил чайник, достал из духовки курицу с картошкой. Потом они втроём пили чай с тортом, а я сидела на кровати. Они думали, что я сплю, но я не спала и всё слышала. Надо было бы к ним присоединиться, но я почему-то не могла. В горле стоял ком, на кровати валялся раскрытый справочник.

Он вошёл в спальню тихонько, крадучись, но увидел меня сидящей на кровати и удивился.

— Натка! А дети сказали, ты спишь. Ты давно проснулась?

Я сказала:

— Я слышала, как ты пришёл.

Он бросил пиджак на стул, сел.

— Нат… А мы торт без тебя поели. Ты чего к нам не вышла, если не спала?

Я не знала, что ответить. Достав подарок, я вручила его ему:

— Вот… С днём рождения тебя.

— Спасибо, Натка… — Его пальцы сорвали ленту, развернули упаковку. — О, а это что за штуковина?

— Пояс для тренировки мышц пресса, — сказала я.

— Гм, ты находишь мой пресс недостаточно тренированным? — нахмурился он. И тут же улыбнулся: — Шучу, шучу. Сам хотел купить, да всё так-то не мог собраться. Ты молодец, Натка, спасибо. — Он чмокнул меня. — Слушай, торт просто фантастика, я два куска съел. Давай, принесу тебе.

— Да нет… — начала я.

— Я сейчас!

Он принёс кусок торта на тарелке и чашку чая, поставил поднос передо мной на кровать. Увидел медицинский справочник, вспомнил.

— Кстати, ты же сегодня должна была к врачу сходить. Ты была у него?

Я кивнула.

— Ну, и что тебе сказали? Что с тобой?

Как мне ему сказать, что мне осталось быть на ногах и в здравом рассудке считанные недели? Нечего сказать, прекрасная новость, в самый раз для дня рождения. Он опустился возле кровати на корточки, положил руку мне на колено.

— Ты у нас случайно не беременная?

Господи, я бы всё на свете отдала, чтобы быть беременной!

— Нет, Эдик. Вот, прочти это.

Я открыла справочник на 614-ой странице, показала ему, откуда начать. Он читал, шевеля губами, хмурился. Дойдя до места про стопроцентный летальный исход, он поднял на меня взгляд.

— Натка, ты что, хочешь сказать, что у тебя нашли эту штуку?

Я кивнула. Взяв сумочку, я достала из неё свёрнутые пополам листки с результатами анализов, протянула ему. Он растерянно взял, разглядывал их секунд двадцать, потом вернул мне:

— Я в этом ничего не понимаю. Ты скажи нормальным языком: у тебя эта самая болезнь?

— Да, Эдик. Мне осталось каких-нибудь два месяца, а то и меньше.

Он сел на коврик возле кровати, глядя в одну точку перед собой. Я погладила его по волосам, а он даже не отреагировал — так был потрясён. Потом он снова посмотрел на меня, и у него тряслись губы.

— Но ведь это как-то лечится? — растерянно пробормотал он.

Да, надежда умирает последней.

— Ты дочитай, Эдик. Дочитай, что там написано про лечение.

Я снова вручила ему справочник. Он медленно, с запинками прочёл:

— "Специфического лечения нет. Рекомендуется поддерживающая симптоматическая терапия текущих расстройств"… — Захлопнув книгу, он бросил её на тумбочку. — Слушай, я не разбираюсь в этом, ты мне объясни так, по-человечески! Эта штука никак не лечится?

— Насколько я понимаю, нет, Эдик.

Он вскочил на ноги и принялся расхаживать по комнате, ероша себе волосы.

— Нет, не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать! Нет, Натка, такого просто быть не может! Всегда есть какой-то выход, какое-то решение! Оно обязательно должно быть, Натка!

— Но здесь написано… — начала я, показывая на справочник.

— Да мне плевать, что тут написано! — Эдик схватил книгу, посмотрел на год издания. — Это написано три года назад! Господи, да с современными темпами развития науки за три года наверняка что-нибудь изобрели, какую-нибудь технологию… Только мы об этом ничего не знаем! Но мы выясним, Натка, мы всё про это выясним.

Я достала из сумочки визитку, которую мне дал доктор Шилов.

— Эдик, доктор сказал, что не может мне помочь, но он дал мне вот это. Я не знаю, что это такое, и, если честно, у меня есть сомнения…

Он выхватил у меня визитку, внимательно прочёл с обеих сторон, и его лицо прояснилось.

— Натка, так это же всё меняет!

— Ты что-нибудь слышал про эту организацию?

— Нет, я не слышал, но мне что-то подсказывает, что они как раз и изобрели способ лечения. Вот, — Эдик повернул визитку лицевой стороной ко мне, постучал пальцем по надписи, — тут написано: "Спасение есть".

— Эдик, но это же может быть просто уловка, приманка! Тебе не кажется, что выманивать деньги у безнадёжно больных людей, наживаться на их вере в чудо просто отвратительно?

— Натка. — Эдик присел передо мной на корточки, положил руки мне на колени. — Здоровый скептицизм — это прекрасно, это отличительная черта здравомыслящего человека. Я полностью с тобой согласен. Но если есть хоть малейшая надежда, хоть одна миллионная доля шанса… Стоит попробовать. Разумеется, осторожность никогда никому не мешала, и я клянусь тебе, что не допущу, чтобы тебя кто-нибудь обманул. Особенно в такой ситуации.

— Эдик, я не знаю…

— Давай для начала позвоним туда. Здесь есть номер.

Эдик набрал номер, указанный на визитке. Я думала, что там никто не ответит — было уже девять часов вечера — но на том конце сняли трубку.

— Здравствуйте… Я бы хотел узнать, что вы за организация и чем занимаетесь. В связи с чем звоню? Я слышал, что вы можете помочь, когда обычная медицина бессильна. Кто порекомендовал? — Эдик прикрыл ладонью трубку и шёпотом спросил у меня: — Как зовут твоего доктора?

— Шилов, — сказала я.

— Доктор Шилов. Да, пациент. Нет, не я, а моя жена. Да, у нас есть ваша визитка. Диагноз? — Эдик потянулся за справочником, я подала ему его открытым на 614-ой странице. — Синдром Кларка — Райнера. Состояние? Пока удовлетворительное. Наша фамилия Горчаковы. Её зовут Натэлла Юрьевна. Тридцать один год. А можно узнать, что за методы вы применяете? Гм, действительно? А какова стоимость ваших услуг? Ну, хотя бы ориентировочно? А зачем вам? А… Я заместитель генерального директора компании "Вита-холдинг". Вот как!.. А у вас есть лицензия на то, чем вы занимаетесь? Извините, что так дотошно расспрашиваю — ведь дело касается здоровья и жизни моего близкого человека, матери моих детей. А кем выдана ваша лицензия? Понятно… Хорошо, когда можно к вам подъехать? Прекрасно… Да, мы приедем вместе. Меня? Горчаков Эдуард Святославович. Хорошо. Спасибо. До свиданья.

Эдик положил трубку.

— Что они сказали насчёт стоимости? — спросила я.

— Спросили, кем я работаю, я назвал. Сказали, что нам это по карману.

— А что там насчёт методов?

— Говорят, самая передовая научная технология. Лицензия у них от Минздрава. Сказали, ждут нас прямо завтра в восемь утра по тому адресу, что указан на визитке. — Эдик подошёл, взял мои руки, сжал. — Ну, что? Едем?

— Эдя, я что-то боюсь, — призналась я.

— Сладкая моя. — Он взял моё лицо в свои ладони, поцеловал в глаза и в губы. — А детей сиротами оставить не боишься? Хорошо, я сейчас позвоню одному моему знакомому… У него есть каналы, он может пробить эту контору.

Знакомый моего мужа "пробил" корпорацию "Феникс" довольно быстро: он отзвонился уже через два часа. По его информации, за "Фениксом" не числилось никакого криминала, это была абсолютно легальная организация — научно-исследовательский центр, существовавший уже в течение одиннадцати лет.

— Утром едем туда, Натка, — сказал Эдик. — Надо попробовать.

Он позвонил своей матери и попросил её отвезти детей утром в школу, а потом, возможно, и забрать их после занятий, а также отпросился у своего начальника на завтрашний день. Я не могла уснуть всю ночь. Под утро у меня опять разболелась голова, и я приняла таблетку, которая помогла мне задремать.


2

Проснулась я под грохот падающего неба, слабая и разбитая. Надо мной склонился Эдик и гладил меня по волосам.

— Который час? — промямлила я, с трудом ворочая языком в пересохшем рту.

— Шесть, милая. Мама приедет в семь, а пока надо успеть позавтракать и собраться.

Зачем приедет его мама, и куда мы собираемся? Я не сразу смогла сообразить, что к чему. Но, увидев медицинский справочник на тумбочке, я всё вспомнила. Синдром Кларка — Райнера. Корпорация "Феникс".

Я сидела за столом, подпирая руками тяжёлую, как литая чугунная болванка, голову. Эдик насыпал в глубокую тарелку сухой завтрак, хрустящие колечки, залил молоком, набрал полную ложку и поднёс к моему рту.

— Аппетита нет, — простонала я. — Ешь сам, Эдик.

Он настойчиво подносил ложку.

— Давай, малыш. Надо.

Я съела одну ложку: больше не смогла осилить. В семь часов приехала бабушка. Эдик стал её инструктировать:

— Через полчаса разбудишь их, покормишь завтраком и отвезёшь в школу. Занятия заканчиваются в два. Если мы не вернёмся к часу, съездишь за ними. У Вани после школы хоккейная тренировка. Натэллочка, во сколько?

Он не называл меня "Натэллочка" уже лет девять или десять. Забавное чувство: как будто мы только что поженились.

— В полтретьего, а заканчивается в четыре сорок, — сказала я. И добавила: — Напомните ему, чтобы он в школе обязательно пообедал, чтобы не ехать на тренировку голодным.

— Мне всё понятно, — сказала бабушка. — Но что мне сказать им? Куда вы поехали?

— Скажи им, что я повёз их маму в больницу, — ответил Эдик.

Корпорация "Феникс" была расположена за чертой города, мы добирались до неё пятьдесят минут. Здание было обнесено забором, вокруг которого росли ели.

Мы наткнулись на запертые ворота. Эдик посигналил. Боковая дверь открылась, и из неё вышел высокий, плечистый человек в чёрном костюме и при галстуке, с наушником в ухе и микрофоном у рта, а левый глаз был закрыт круглым приборчиком со светящейся красной точкой посередине. В руке у него был идентификатор. Он подошёл к нам и строго потребовал:

— Ваши документы.

Мы подали ему наши паспорта. Он считал данные идентификатором, вернул паспорта и сказал в микрофон:

— Пост номер один посту номер два. Клиент прибыл, всё в порядке.

Ворота открылись, и мы въехали на территорию. Внутри всё было белым-бело от цветущих яблонь и белой сирени, которыми был обсажен комплекс из двух длинных трёхэтажных корпусов, соединённых между собой перемычкой. Дорожка, по которой мы ехали, полого спускалась к въезду в подземный гараж. Въезд был перекрыт шлагбаумом. Откуда-то сбоку появился ещё один плечистый человек в костюме, оснащённый тем же устройством на голове. Он снова проверил у нас документы, просветил красной точкой своего рентгеновского глаза и открыл шлагбаум.

— Пост номер два посту номер три, — передал он. — Клиент прибыл.

Мы въехали в гараж.

— Спорим, сейчас подойдёт ещё один экземпляр в костюме, — сказал Эдик.

И точно: третий точно такой же человек подошёл к нашей машине. Он вежливо попросил нас выйти и сдать ключ зажигания, сказав, что поставит нашу машину на парковочное место. Взамен ключа он выдал нам бирку с номером 36 и показал на эскалатор:

— Вам туда. Первый этаж. На вахте спросите, куда идти.

Мы встали на эскалатор. Я сказала:

— У меня мурашки от этого места.

Как мы и предполагали, на вахте оказался ещё один такой же субъект. От него мы узнали, что нам нужно идти в комнату для приёма посетителей, которая была здесь же, на первом этаже.

— По коридору направо, — сказал человек на вахте. — Первая дверь, не ошибётесь. Там табличка. Подождите там, доктор Жданова сейчас придёт.

Внутри здания было светло и чисто, как в больнице. Пол коридора был голубой, стены и потолок — белые. Комната для приёма посетителей была оформлена в светло-голубых и бежевых тонах, там был мягкий уголок со столиком, а также мягкая кушетка с подушкой, рядом которой стояла круглая табуретка.

— Тут можно прилечь, — заметил Эдик.

Это было очень кстати: чувствовала я себя неважно. День только начинался, а я уже раскисала, да и в висках опять постукивало. Я разулась, приняла горизонтальное положение на кушетке и опустила щёку на бархатистую ткань, которой была обтянута подушка. Она была очень приятная на ощупь. Стоило мне лечь, как я тут же куда-то поплыла вместе с кушеткой.

Пелена забытья с шуршанием сползла с меня: кто-то вошёл в комнату. Повеяло духами с выраженной жасминовой ноткой в аромате. Негромкий и приятный женский голос приветливо сказал:

— Здравствуйте, я доктор Жданова.

Эдик поднялся с дивана:

— Здравствуйте…

Обладательницей приветливого голоса была невысокая хрупкая женщина в светло-бежевом брючном костюме и белой блузке, с волнистой русой копной волос и ясными голубыми глазами. Под мышкой у неё была зелёная папка.

— Как вы себя чувствуете? — спросила она заботливо, подходя ко мне.

— В общем, ничего, только голова тяжёлая, и всё время уплываю куда-то, — сказала я, приподнимаясь на локте.

— Лежите, лежите, — сказала доктор Жданова. — Вам удобно?

— Да, я чуть не заснула. — Я снова улеглась на подушку.

Доктор Жданова подвинула круглую табуретку поближе к кушетке и присела.

— Меня зовут Диана Сергеевна, я возглавляю корпорацию "Феникс", — сказала она. — Вы, как я понимаю, Натэлла Юрьевна, а это ваш супруг?

— Да, — сказала я. — Я вчера узнала о том, что у меня синдром Кларка — Райнера.

— Я рада, что вы обратились к нам с вашей бедой, — сказала доктор Жданова. — Мы разработали уникальный способ победить болезнь, когда, казалось бы, ничто не может спасти. Этот способ — единственный, когда разрушение и гибель тела невозможно остановить или обратить вспять. При этом вам не нужно принимать какие-либо медикаменты и переносить хирургические вмешательства.

— Что же это за способ такой? — нетерпеливо спросил Эдик.

Доктор Жданова чуть улыбнулась.

— Сейчас расскажу. Что вы делаете, если ваш телевизор, стиральная машина или любой другой прибор не подлежит ремонту?

— Выбрасываем и покупаем новый, — сказал Эдик.

— Верно, — кивнула доктор Жданова. — Так и здесь. Если тело нельзя восстановить, его можно заменить полностью. Звучит невероятно? Тем не менее, это реальность. Разработанная нами технология заключается в переносе вашего "я" из вашего старого, не подлежащего восстановлению тела в новое, абсолютно здоровое. Вся информация из вашего мозга, составляющая вашу личность, со стопроцентной точностью переносится в мозг тела, которое мы изготавливаем в нашей лаборатории. Причём мы можем изготовить точную копию вашего прежнего тела, которая будет отличаться от оригинала только тем, что она абсолютно здорова. Таким образом получается, что вы остаётесь собой как внешне, так и внутренне. Это по-прежнему вы, с той лишь разницей, что болезни больше нет.

— Это что-то типа клонирования? — спросил Эдик.

— Не совсем, — ответила доктор Жданова. — Клонирование предполагает полное копирование физических характеристик тела, включая и предрасположенность к различным заболеваниям. Мы же создаём, если можно так выразиться, усовершенствованную копию, очищенную от всех дефектов. Но это только полдела. Личностная информация, жизненный опыт человека и его память уникальны, они не копируются при клонировании физического тела. Это то, что мы приобретаем в процессе нашей жизни, это неповторимо. Но мы разработали способ считывания этой информации из мозга и записи её в другой мозг. Мозг, в который она переносится, свободен от какой-либо информации, как чистый лист бумаги.

— Звучит как фантастика! — воскликнул Эдик. — А вы это уже делали раньше?

— Разумеется, — ответила доктор Жданова. — На нашем счету более полутора тысяч таких операций.

— Вот бы познакомиться хотя бы с одним из ваших клиентов, — сказал Эдик. — И спросить его об ощущениях.

— Живой пример перед вами, — улыбнулась доктор Жданова. — Я сама перенесла эту процедуру.

Эдик уставился на неё.

— И… и как? — спросил он чуть слышно.

— Я довольна результатом, — сказала доктор Жданова. — Моё тело здорово, оно нормально функционирует, а что касается моей личности, то я как была Дианой Сергеевной Ждановой, так ею и осталась.

Эдик присел на корточки возле меня. Его пальцы ворошили мои волосы на макушке.

— Натка, ну, что ты думаешь об этом?

— Признаться честно, я что-то сомневаюсь, — сказала я. — Я думала, что вы изобрели какой-то способ лечения, но проделывать такой фокус…

— Натка, Диана Сергеевна испытала этот фокус на себе, — воодушевлённо убеждал Эдик. — Если бы это было что-то плохое, она не стала бы предлагать это другим!..

— Но она же не Господь Бог, чтобы взять душу человека и переселить в другое тело, — возразила я.

— Душа — понятие философское, спорное, — сказала доктор Жданова. — С другой стороны, разве наше "я" — наши мысли, чувства, убеждения, опыт, память — не есть та самая душа? То, что делает человека человеком? Я понимаю ваши сомнения, Натэлла Юрьевна, и мне понятен ваш страх. Не бойтесь. Я говорю вам это как человек, прошедший через эту операцию. Посмотрите на меня: я жива, здорова, и это по-прежнему я. Я помню всё, что было со мной, знаю всё, что знала раньше, люблю тех, кого и прежде любила. У вас есть дети?

— Да, — ответила я, — двое.

— У меня тоже двое детей, Натэлла Юрьевна. Я по-прежнему их люблю, а они счастливы, что я по-прежнему с ними. Думаю, как мать вы меня поймёте.

— Ну, допустим, — сказала я. — Допустим, что вы перенесёте мою личность в новое тело. А что будет со старым?

— Ваше старое, гибнущее тело вы оставите у нас. Мы о нём позаботимся.

— Что значит позаботитесь? Оно будет ещё некоторое время жить или умрёт сразу после этой операции?

— Да, оно будет жить жизнью овоща. Это будете уже не вы, а лишь ваша оболочка. Во время операции переноса в структурах мозга, из которого переносится личностная информация, происходят необратимые разрушения, и он уже более не может быть вместилищем дум… Раздвоения не происходит, если вы об этом беспокоитесь. То, что останется после операции от вот этого, — доктор Жданова обвела в воздухе мою фигуру руками, — разумным существом назвать будет уже нельзя. Подумайте лучше о том, как будут счастливы любящие вас люди! Вы не покинете их, а останетесь с ними. Вы увидите, как растут ваши дети, вы узнаете, кем они станут, когда вырастут и возмужают… Подумайте об этом.

Рука Эдика сжала мою, он уткнулся лбом в моё плечо.

— Вы меня почти убедили, — сказала я. — Последний вопрос: сколько времени всё это займёт?

— Процесс созревания тела занимает пять месяцев, — ответила доктор Жданова.

Я похолодела. Пять месяцев! Но у меня всего один или два! Встретившись взглядом с Эдиком, я поняла, что ему сейчас пришло в голову то же самое. Он перевёл на доктора Жданову растерянный взгляд и пробормотал:

— Доктор… А как-нибудь побыстрее нельзя?

— Это максимальная скорость, с которой мы можем изготовить тело для взрослого человека, — ответила она. — Я понимаю, что вы имеете в виду. Насколько я вижу, у вас началась терминальная стадия синдрома Кларка — Райнера, вам просто не хватает времени.

Эдик осел на пол и уронил голову на руки. Надежда, уже так явственно забрезжившая, вдруг улетучилась, как дым. Осталась пустота и отчаяние.

— Господи, неужели нельзя ничего сделать? — пробормотал он. — Такой шанс… мог бы быть.

Доктор Жданова подумала несколько секунд и сказала, кладя руку ему на плечо:

— Успокойтесь, не расстраивайтесь раньше времени. Да, к сожалению, изготовить тело мы не успеваем, но я подумала… Пожалуй, есть ещё один вариант, но я не знаю, устроит ли он вас.

Эдик вскинул голову. В его глазах опять вспыхнул проблеск надежды.

— Что за вариант, доктор?

— Могу предложить вам уже готовое тело, — сказала доктор Жданова. — Одна наша заказчица скончалась, не дождавшись готовности тела. Так получилось, что не хватило всего недели. Очень прискорбно… У неё остался муж и маленькая дочка. Родные от тела отказались, и мы не знаем, как с ним быть — ведь были затрачены материалы и средства. Если хотите, мы можем уступить его вам со скидкой, потому что это не совсем то, чего вы хотели. Если вы согласны, то учтите, что внешность у вас будет другая, Натэлла Юрьевна.

Мы с Эдиком переглянулись. Он спросил:

— А можно его посмотреть?

— Да, разумеется, — сказала доктор Жданова. — Для этого нужно пройти в лабораторный корпус.

Мы прошли по длинным коридорам, спустились на цокольный этаж, и доктор Жданова впустила нас в просторное прохладное помещение без окон. Там в свете зелёных ламп блестели ряды больших серебристых продолговатых контейнеров в форме полуцилиндров. Они были поставлены вертикально, и к каждому из них тянулись провода и гофрированные шланги.

— Здесь у нас созревают тела, — сказала доктор Жданова. — Мы между собой называем это помещение погребом.

Она подвела нас к одному из контейнеров, нажала у него сбоку какую-то кнопку, и выпуклая передняя стенка с пневматическим звуком отъехала в сторону. Под ней была прозрачная капсула, заполненная желтоватой жидкостью, в которой висела в вертикальном положении высокая, нереально красивая блондинка с длинными, спускающимися ниже пояса волосами. Из её живота в том месте, где обычно расположен пупок, тянулся длинный шланг, покрытый каким-то желтоватым налётом. Рост женщины был примерно метр восемьдесят, она была стройная и прекрасно сложенная, с грудью третьего размера. Большие глаза с пушистыми ресницами были закрыты. Черты лица этой женщины показались мне смутно знакомыми — этот тонкий прямой нос с идеальной формой ноздрей, чувственные пухлые губы, огромные глаза… Но я не могла вспомнить, где я раньше её видела.

— Она просто неземная, — сказала доктор Жданова. — Она была моделью. Согласитесь, жаль — такая красота зря пропадает.

— А что это у неё из живота за трубочка торчит? — полюбопытствовал Эдик.

— Это пуповина, — объяснила доктор Жданова. — По ней в организм поступают питательные вещества и кислород. Ну, так что вы думаете?

— Значит, вот так моя жена будет выглядеть, — пробормотал Эдик.

— Конечно, поначалу будет непривычно, — улыбнулась доктор Жданова. — Придётся, кстати, поменять и паспорт, потому что данные у неё другие — внешность, отпечатки пальцев, ДНК, радужка. Но это ничего, мы вам выдадим все документы, необходимые для того, чтобы вас вновь зарегистрировали.

— Но это чужое тело, — сказала я. — Приживусь ли я в нём?

— Приживётесь, никуда не денетесь, — заверила доктор Жданова. — Да, тело не ваше, но личность в нём будет ваша. Конечно, генно обусловленные особенности личности покойной заказчицы этого тела могут наложить некоторый отпечаток на ваш характер, но это влияние будет, скорее всего, незначительным, а ваша собственная личностная информация будет преобладать. Вполне возможно, вы и не заметите разницы.

— То есть, это будет по-прежнему моя жена, хоть и выглядеть она будет иначе? — спросил Эдик.

— Несомненно, — сказала доктор Жданова. — Хотя не исключаю, что могут возникнуть некоторые отклонения. Но в основном её личность будет сохранна.

— Нам надо подумать, — сказал Эдик.

Мы вернулись в бежево-голубую комнату с кушеткой. Признаюсь, у меня кипели мозги от всего, что я узнала, и жгучая пульсация начала распространяться по моему черепу. Я достала из сумочки обезболивающее и хотела принять таблетку, но доктор Жданова попросила у меня флакон. Взглянув на него, она сказала:

— Эти таблетки вызывают сонливость. Я дам вам другой препарат.

Она вызвала кого-то по внутренней связи, и через пять минут в комнату вошла девушка в белой форме — рубашке и брюках. Она принесла маленький белый флакончик, полный круглых прозрачных капсул с розоватой жидкостью. Доктор Жданова вытряхнула мне на ладонь одну капсулу и сказала:

— Положите под язык и дайте ей рассосаться.

Капсула растаяла под языком в считанные секунды, и её сладковатое содержимое с лёгким пощипыванием моментально всосалось. Уже в первую минуту я почувствовала облегчение, а через пять минут моя голова была абсолютно свежей и ясной. Эдик, сидевший рядом со мной, озабоченно спросил:

— Ну, как ты, Ната?

— Кажется, помогло, — сказала я. — Что это за чудо-препарат, доктор?

— Это моя разработка, — ответила доктор Жданова. — Снимает болевой синдром, улучшает кровообращение и обменные процессы в мозгу, способствует лучшему снабжению мозга кислородом. Действие начинается почти сразу после приёма и сохраняется в течение двенадцати часов.

— А вы испытывали это лекарство на людях? — обеспокоился Эдик.

— Ну, разумеется, — улыбнулась доктор Жданова. — Побочных эффектов не выявлено, препарат легко переносится. Вообще-то этот препарат вводится перед операцией переноса, чтобы обеспечить готовность мозга-рецепиента к восприятию записываемой в него личностной информации. Ну что ж, я дам вам время всё обдумать и взвесить, не спешите, обсудите всё. Вы можете сделать это прямо здесь. Элла принесёт вам чай.

Доктор Жданова посмотрела на девушку в белой униформе, та кивнула.

— И что-нибудь к чаю, Эллочка. Скажем, бисквиты, обогащённые глюкозой. — Доктор Жданова посмотрела на часы. — Ну, не буду вас торопить. Я приду, скажем, через два часа… — Она улыбнулась. — Мне здесь, знаете ли, скучать некогда. Эллочка, позаботься о наших гостях. Обеспечь им всё необходимое для их комфорта.

В дверях доктор Жданова ещё раз обернулась и с приветливой улыбкой сказала:

— Чувствуйте себя как дома.


3

Элла принесла нам по чашке чёрного чая и вазочку с круглым глазированным печеньем. Оно было не твёрдое, а мягкое и воздушное, очень вкусное. Я не удержалась и сразу съела несколько штук подряд.

— Скажите на всякий случай, где здесь туалет? — спросил Эдик.

— Туалетная комната находится в конце коридора. Выходя отсюда, сразу свернёте направо, — сообщила Элла. — Если я вам понадоблюсь, можете вызвать меня по внутренней связи, кнопка три.

Мы остались в комнате вдвоём. Я пила чай и уплетала печенье, а Эдик долго молчал. Наконец он сказал:

— Натка, если тебя не станет, что будет с детьми? Я и думать боюсь. Они же ещё маленькие, им нужна мама. О себе я уж не говорю…

Я уминала печенье: у меня вдруг разыгрался аппетит. Встала я в шесть утра, ничего толком не поела, а сейчас было уже девять. Эдик смотрел на меня глазами, полными тоски и мольбы.

— Натка, пожалуйста, не бросай нас…

— А ничего, что я превращусь в шикарную блондинку ростом метр восемьдесят? — усмехнулась я.

— Натэллочка, мне всё равно, как ты будешь выглядеть, — сказал Эдик, нервно сплетая и расплетая пальцы. И осторожно добавил: — Она, кстати, очень даже ничего…

— Ничего? Гм! — Я отправила в рот ещё одно печенье.

— Натэлла, нет, ты пойми меня правильно… — начал он смущённо.

— Да ладно, — усмехнулась я. — Я, конечно, не топ-модель… Никогда ею не была. Куда уж мне. Я уже подумывала о том, чтобы что-то сделать со своей внешностью. Конечно, далеко от того, чем меня наделила природа, я не ушла бы, а тут — такой шанс!

— Натка, ладно тебе, перестань, — сказал Эдик, подвигая к себе чашку с чаем, к которой он ещё даже не притрагивался. — Ты же знаешь, я полюбил тебя за то, какая ты есть, и женился, заметь, не на топ-модели… Дело не во внешности.

— А в чём? — Я запила печенье глотком чая.

— В том, чтобы ты просто была.

В вазочке оставалось ещё три штуки печенья, а у меня кончился чай. Я потянулась к нетронутой чашке Эдика:

— Можно?

Он рассеянно кивнул. Я доела печенье и выпила чай Эдика, а он сидел, сцепив пальцы в замок и глядя прямо перед собой куда-то в пол. Его глаза наполнялись слезами, он их смаргивал, но они снова набегали. Он сжимал подрагивавшие губы. Потом он закрыл глаза ладонью и шмыгнул носом. У меня ёкнуло и сжалось сердце.

— Эдик… Эдик, ну чего ты. Не плачь.

Я обняла его и гладила по волосам, а у него из-под ладони катились слёзы. Он стиснул меня, уткнулся мокрым лицом мне в плечо и глухо пробормотал:

— Натка, ну, пожалуйста… Тебе рано уходить. Мне плевать, сколько это будет стоить, я куплю тебе это тело.

— Представь себе будущее, — сказала я. — Когда эти операции будут делать… ну, как зуб запломбировать. Представь, жёны будут просить у мужей не шубы и драгоценности, а новые тела. "Милый, я в этом теле хожу уже второй год! Мне нужно новое, как ты не понимаешь!"

Эдик засмеялся, вытирая мокрые щёки.

— Н-да… Если люди будут менять себе тела, то вообще не будет никаких болезней, и можно будет жить вечно. Но что тогда будет с населением Земли? Придётся ужесточать контроль за рождаемостью… Издадут предписание производить потомство не более раза в сто лет. — Он умолк, усмехнулся. — Что-то меня понесло куда-то. Давай лучше подумаем о нашем потомстве.

— Да, давай. — Я забралась на диван с ногами. — Как воспримут Машка с Ванькой новую маму?

— Мы объясним им, что мама прежняя, просто выглядит иначе, — сказал Эдик.

— Не забывай, они дети, — сказала я. — Если даже взрослому человеку трудно к такому привыкнуть, то что говорить о детях?

— Они поймут и привыкнут. Лучше такая мама, чем вообще никакой. Натка, пойми ты, ведь речь идёт о твоей жизни и о нашей семье!

— Я понимаю это, Эдик. Но тело-то всё-таки чужое. Доктор Жданова сказала, что оно может наложить отпечаток на мой характер. Что, если я буду другая не только внешне, но и внутри? Что, если после этой процедуры это буду уже не я? И даже не моя копия, а вообще кто-то другой? В конце концов, я себе не представляю, как можно взять человека и переселить в другое тело. Где гарантия, что то, что в результате получится, будет нормальным человеком, а не каким-то роботом или зомби? Мне страшно подумать, что с моими детьми останется ходячее и разговаривающее тело с моими воспоминаниями, а не я сама, живой, одушевлённый человек, их мать! Эдик, я правда боюсь!

— Разве доктор Жданова похожа на робота или зомби? По-моему, она выглядит, как нормальный человек. А она прошла через эту операцию.

Мы с Эдиком проспорили целый час. В четверть одиннадцатого в комнату вошла доктор Жданова в сопровождении ещё одной женщины, одетой в шёлковую розовую тунику с узким золотым ремешком на талии, и расклешённые от линии бедра желтовато-бежевые брюки. Её голова была покрыта белокурыми локонами, как у Купидона, а в её профиле было что-то от древнегреческой статуи.

— Познакомьтесь, это наш психолог, Арабелла Викторовна, — сказала доктор Жданова. И представила психологу нас: — Это Эдуард и Натэлла. Оставляю вас.

Арабелла Викторовна подвинула к столу круглый табурет и присела, положив перед собой небольшой блокнот и ручку. Устремив на нас взгляд своих больших светло-серых глаз, оттенённых серебристо-розовым макияжем, она сказала:

— Здравствуйте, очень приятно с вами познакомиться. Если позволите, мы с вами немного побеседуем.

В своей разлетающейся, струящейся одежде, с розовым макияжем, светлой кудрявой головкой и золотыми аксессуарами она была похожа на нарядную бабочку, и я не могла отвести от неё глаз, да и Эдик смотрел на неё, как завороженный.

— Сколько лет вы женаты? — спросила она.

— Одиннадцать, — ответила я.

— У вас есть дети?

— Двое. Мальчик и девочка.

— Сколько им?

— Мальчику десять, девочке шесть.

— По вашему мнению, у вас дружная семья?

Она задавала вопросы, мы отвечали, а она попутно делала какие-то заметки у себя в блокноте. Мы всё ждали, что она заговорит о том, что нас больше всего волновало сейчас, — об этой операции, но она интересовалась нашей семейной жизнью, нашими взаимоотношениями, деталями, которые не имели отношения к тому, что сейчас происходило.

— Простите, Арабелла… забыл ваше отчество, — перебил Эдик.

— Можно без отчества, — улыбнулась психолог.

— Хорошо… Вы скажите нам, вы же специалист… То, что получается после этой операции, можно назвать человеком?

Арабелла Викторовна закрыла свой блокнот, улыбнулась и, играя ручкой, сказала:

— У меня большой опыт исследования перенесённой личности. Могу вам сказать, что в результате операции получается, без сомнения, человеческое существо, со всеми чертами, присущими человеку. Оно наделено памятью, волей, эмоциями, индивидуальностью, речью, мыслительными способностями, характером, темпераментом — словом, всем, чем должен обладать человек. Оно способно к жизни в обществе, способно испытывать привязанность и любовь, способно к творческой и профессиональной деятельности, к обучению, к произведению и воспитанию потомства. По всем критериям и признакам, известным в науке, индивид с перенесённой личностью является человеком. Юридическая сторона этого вопроса сейчас находится на стадии законопроекта, но наши юристы помогут вам уладить вопрос о вашей дееспособности и правоспособности, а также идентификации вашей личности. Вы останетесь полноправным членом общества.

— Ещё и юристам платить, — заметила я Эдику вполголоса. — А они могут выставить такой счёт, что мы нагишом останемся.

Он ответил:

— Не волнуйся, милая. Я же сказал, что деньги — это не вопрос.

Психолог беседовала с нами полчаса. Вроде бы ничего особенного она не говорила, но под конец мне уже казалось, что операция переноса — всё равно что переезд в новый дом. Меня уже не трясло от страха и тревоги перед неизвестностью, хотя, конечно, кое-какое волнение оставалось. Прежде всего, меня беспокоили дети.

— С детьми мы тоже работаем, — сказала Арабелла Викторовна. — Если вы решитесь на перенос, то перед операцией нужно будет провести несколько совместных сеансов. После операции тоже нужен будет психологический контроль. Это большой стресс и для вас, и для детей. Если какие-то проблемы возникнут в течение года после операции, то вы можете обратиться к нам за психологической и медицинской помощью, которая будет оказана вам бесплатно. Это своего рода гарантийный срок, в течение которого вы можете обращаться в "Феникс" с любыми вопросами, касающимися вашей послеоперационной адаптации. Вам будут выданы индивидуальные пропуска сроком на год, которыми вы сможете пользоваться для доступа на территорию "Феникса", и в течение года вы будете считаться нашими клиентами. В любое время суток вы можете приехать к нам, вас пропустят без вопросов, встретят и окажут любую помощь — бесплатно.

— Неплохой сервис, — усмехнулся Эдик.

— Мы дорожим нашими клиентами и осознаём нашу ответственность за результат операции и качество их дальнейшей жизни, — улыбнулась Арабелла Викторовна. — Поэтому мы наблюдаем их в течение ещё целого года после операции. Сейчас, наверно, к вам придёт Диана Сергеевна, вы с ней обговорите все остальные вопросы, если они у вас имеются.

Я спросила:

— А вы случайно не подвергались операции переноса?

— Нет, у меня пока нет в этом жизненной необходимости, — ответила Арабелла Викторовна. — Хотя, в принципе, и можно было бы из научного интереса — как это сделала Диана Сергеевна…

— Она подвергла себя этому в качестве эксперимента? — поразилась я.

— Да, Диана Сергеевна была первопроходцем, — сказала психолог. — Она — автор этой технологии, а также была в качестве первого подопытного, когда перенос проходил испытания на человеке. Она сильно рисковала — и это притом, что у неё две дочери. Одна из них, кстати, пошла по стопам матери — в науку. Она защитила кандидатскую диссертацию под руководством Дианы Сергеевны и теперь работает с нами. Вы её, наверно, видели — это Эллочка. Вторая дочка занимается искусствоведением. Вообще, я восхищаюсь Дианой Сергеевной: она прекрасный руководитель, настоящий учёный и любящая мама.

— По-моему, в ваши обязанности не входит петь мне дифирамбы, Арабелла, — раздался голос доктора Ждановой.

Она вошла в комнату уже не в элегантном брючном костюме, в котором она встретила нас, а в мешковатой белой униформе и белой обуви, а её волосы были убраны под бледно-зелёную шапочку с резинкой. Арабелла Викторовна встала.

— Я совершенно искренне говорю это, — сказала она.

— Так, всё, всё, — засмеялась доктор Жданова, беря психолога за плечи и мягко выпроваживая из комнаты. — Дело своё вы сделали, можете идти.

Когда дверь за психологом закрылась, Эдик спросил:

— А откуда вы знаете, что она сделала своё дело?

— Мне достаточно посмотреть в глаза вашей супруги, — ответила доктор Жданова. — Когда я впервые сегодня их увидела, они были напуганные и несчастные, а сейчас у неё совершенно другой взгляд. Ну, как ваше самочувствие? — Она присела на место, где только что сидела психолог. — Я имею в виду и физическое, и моральное.

— Ну, в общем, неплохо, — признала я.

— Вижу, и печенье наше вам понравилось, — улыбнулась доктор Жданова, взглянув на пустую вазочку.

— Оно очень вкусное, — смутилась я. — А я утром не позавтракала.

— Что же вы сразу не сказали, что проголодались? — Доктор Жданова поднялась с табуретки. — Вам бы принесли что-нибудь посущественнее.

— Да как-то неудобно… — начала я.

— Ну что вы, какое неудобство! Хотите творог с джемом?

Девушка в белой униформе — другая, не Эллочка — принесла нам с Эдиком по стаканчику творога с черничным джемом и пластиковые ложечки.

— Вы кушайте, — сказала доктор Жданова, — а я пока заполню карту пациента.

Она присела на кушетку, открыла серую папку, примостила её на колене и стала что-то писать, а мы с Эдиком ели творог. Я спросила:

— А вы сейчас делали операцию, да?

— Да, только что мы успешно провели перенос, — отозвалась доктор Жданова, не отрываясь от письма. — Кстати, хочу вам предложить взглянуть на пациента, чтобы развеять ваши последние сомнения.

Пациентом был мужчина лет сорока. Он сидел на кровати в боксе с прозрачными стенами, одетый в пижаму, а рядом с ним сидела на стуле женщина и вытирала платочком глаза. Мужчина что-то говорил ей, ласково глядя на неё. Сзади за стулом, положив руки на плечи женщины, стоял мальчик-подросток.

— А можно поговорить с ним? — спросил Эдик.

— Простите, этого вам позволить я не могу, — ответила доктор Жданова. — Посторонним к пациенту нельзя, целесообразно присутствие только близких. Это его жена и сын, их присутствие благотворно сказывается на его психологическом состоянии, а появление посторонних людей может усугубить его стресс.

— С виду непохоже, чтобы он был в стрессе, — заметил Эдик.

— Кажется, он хорошо себя чувствует, — добавила я.

— А между тем, перенос был осуществлён всего двадцать минут назад, — сказала доктор Жданова. — Это о чём-то говорит, не так ли?

Потом мы вернулись в комнату для посетителей. Доктор Жданова принесла образец договора, и мы с Эдиком стали его изучать. Это был документ на двадцати страницах, и в нём было шестьдесят пунктов, а в каждом пункте — ещё по три-четыре подпункта.

— Разумеется, ваш договор придётся немного скорректировать, — сказала доктор Жданова. — Так как ваш случай не совсем стандартный.

— Кстати, вы обмолвились о скидке, — вспомнил Эдик. — За то, что тело чужое. Каков будет размер этой скидки?

— Полагаю, не менее тридцати процентов.

— А может, пятьдесят?

Доктор Жданова улыбнулась.

— Думаю, торг здесь неуместен. Изготовление тела — процесс сложный и дорогостоящий, он требует особых материалов и проводится по уникальной секретной технологии. Потеряв эту клиентку, мы понесли убытки, которые нам нужно хотя бы частично покрыть. Даром отдать вам это тело мы не можем. Тридцать процентов — это и так довольно большая уступка.

Я толкнула Эдика локтем. Он сказал, смущённо улыбаясь:

— Да ладно, я не спорю… Тридцать так тридцать. И на том спасибо.

— Так значит, вы решились? — спросила доктор Жданова.

— Вообще-то, мы ещё не говорили с детьми, — сказала я. — Они вообще пока ничего не знают. Думаю, их мнение следует учитывать.

— Понимаю, — сказала доктор Жданова. — Но в принципе, для себя — вы готовы?

Эдик посмотрел на меня. Он ждал моего ответа.

— Да, — сказала я. — Ради детей и мужа я готова пойти на это. Смерти я не боюсь, мне только не хочется причинять им горе. Только они и держат меня на этой земле. Они — самое дорогое, что у меня есть. Для них я готова на всё.

Эдик уткнулся своим лбом в мой и закрыл глаза. Доктор Жданова сказала:

— Прекрасно. Значит, ваш предварительный ответ положительный. Я очень надеюсь, что разговор с детьми не поколеблет вашего решения. Как же мы поступим?

— Сейчас мы едем домой, — сказал Эдик. — Вечером у нас будет разговор с нашими детьми, а завтра мы дадим вам знать, к чему мы пришли.

Доктор Жданова встала.

— Хорошо, договорились. А может, если ваше решение останется в силе, вы прямо сегодня позвоните, чтобы нам как можно скорее начать приготовления? Я сегодня планирую оставаться здесь до десяти вечера, так что вы меня застанете на месте.

— Можно сделать и так, — согласился Эдик. — Хорошо, как только мы всё решим окончательно, мы вам позвоним.

Доктор Жданова положила в маленький пластиковый футлярчик три розовых капсулы и дала мне.

— Вот, примете в случае возобновления головной боли. Одной капсулы на приём достаточно. А ваш препарат не принимайте: он не самый лучший, у него много побочных эффектов.


4

Дома мы были в полдень. Мать Эдика и не думала готовить обед: она смотрела телевизор и одновременно болтала по телефону.

— О, вот вы и вернулись. Докладываю: внуков в школу отправила, Ване покушать в столовой наказала. Из школы вы их заберёте сами?

— Раз уж я сегодня дома, то съезжу за ними, — сказал Эдик.

— А я займусь обедом, — сказала я.

— Может, не будешь слишком напрягаться? — Эдик с тревогой заглядывал мне в глаза.

— Я хорошо себя чувствую, — заверила я его.

Вмешалась мать Эдика:

— Слушайте, ребята, может, вы мне объясните поподробнее, что у вас случилось? Мне, вообще-то, не всё равно. Натэлла, ты заболела?

Мы с Эдиком переглянулись.

— Да, мама, — сказал Эдик. — Натэлла заболела.

— Не пугайте меня, — выпучила глаза моя свекровь. — Надеюсь, это не очень серьёзно?

— Боюсь, что это смертельно, — сказала я.

Она так и села. Эдик сел рядом и обнял её за плечи.

— Мама, послушай внимательно, я сейчас тебе всё объясню.

Я пошла на кухню и занялась обедом. Я решила устроить сегодня небольшой пир, поэтому испекла блинчики, сделала салат оливье, салат с мясом креветок и мясные тефтели с картофельным пюре, на десерт — апельсиновое желе.

— Знаешь, не случится ничего страшного, если Ваня сегодня пропустит хоккей, — сказала я Эдику. — Вези их с Машей из школы прямо домой.

Дети были удивлены, что у нас сегодня такой роскошный семейный обед, да ещё и с бабушкой в качестве гостьи. Ваня сказал, что ему кажется, будто сегодня воскресенье, а Маша радовалась, что папа сегодня дома.

— Папочка, ты сегодня не пойдёшь на работу?

— Да, моя пуговка, я сегодня остаюсь дома.

— Классно! И мы с тобой поиграем?

— Обязательно, пуговка. Прямо после обеда и займёмся.

После обеда Эдик около часа возился с Машей и Ваней, а мать Эдика курила на кухне. Потом она сказала, что это не для неё, и в расстроенных чувствах уехала домой.

Эдик перекинул Ваню через плечо и понёс в детскую.

— Папа, я хочу ещё поиграть!.. — упрашивал Ваня, болтая ногами.

— Нет, всё, уроки, уроки, уроки! — Эдик похлопал его по заду.

— Тогда помоги мне по математике!

— Ладно, давай свою математику, помогу.

Маша бежала следом, как собачка, и канючила:

— Папа, мы ещё не доиграли…

— Мама с тобой поиграет, пуговка.

Мы с Машей устроились в кресле и стали читать вслух сказку. Потом я включила мультфильмы.

Ваня делал уроки, Маша смотрела мультики, а мы с Эдиком сидели на диване.

— Кто будет с ними говорить? — спросила я.

— Давай, я, — сказал Эдик.

— Давай вместе, — предложила я.

Он кивнул.

Уроки были сделаны и проверены, мультики закончились, и Эдик сказал:

— Чижики, давайте поговорим. — Он усадил обоих к себе на колени и начал: — Ребята, так получилось, что наша мама заболела.

Он объяснил им всё, как мог. Ваня слушал серьёзно, а у Маши наполнялись слезами глаза. Не дослушав, она повисла на моей шее и громко заплакала.

— Мамочка, не умирай!

Тут и у Вани, державшегося с достоинством настоящего маленького мужчины, задрожали губы. Он отчаянно их закусил и уткнулся в плечо отцу.

— В общем, так, — сказал Эдик. — Мама и не собирается умирать. Маму переселят в другое, здоровое тело.

Ваня поднял лицо, Маша повернулась к отцу.

— Это как?

— А вот как, — сказал Эдик.

И он рассказал, стараясь объяснять понятно для детей.

— Если этого не сделать, мама умрёт. Только так мама сможет остаться с нами, живая. Но, детки, выглядеть мама будет по-другому, тут ничего нельзя поделать. Но вы не бойтесь, от этого она нас не забудет и не будет любить меньше. Всё будет, как раньше. Она будет по-прежнему вкусно нас кормить, отвозить вас в школу и встречать, играть с вами. Ничего не изменится в нашей жизни. Так что, пожалуйста, не бойтесь. Мама станет очень красивая, но главное, она будет здорова. И не умрёт. Всё будет хорошо.

Он говорил так убедительно, что я сама поверила, что всё действительно будет хорошо. Потом он позвонил доктору Ждановой в "Феникс" и сказал, что всё в порядке, ничего не отменяется. Я носила всхлипывающую Машу по дому на руках, а Ваня сидел на диване, нахохлившись, как воробей.

Подошёл Эдик.

— Детки, завтра после школы мы с вами съездим в одно очень интересное место. Там мы встретимся с очень хорошей тётенькой, которая вам расскажет много интересного. А ещё, пуговка, — Эдик взял у меня Машу, — там есть очень вкусное печенье. Такого ты ещё не пробовала! Мама там сегодня была, попробовала его, и оно ей так понравилось, что она съела его целую гору, представляешь?

В спальне он сказал мне:

— Завтра утром тебе в "Феникс", родная. Они пришлют за тобой машину. Я сам отвезу детей в школу, а потом мы вместе с ними приедем в "Феникс" на встречу с психологом.

— Тебе не сказали, что со мной будут завтра делать? — спросила я, занервничав.

— Я не знаю, Натка, — ответил он, озадаченно моргнув. — Я не спросил. Надеюсь, ещё не операцию!

— А вдруг уже? — испугалась я. — Ты же видел, как они быстро всё сделали тому мужчине! Пока мы с тобой сидели там, они его уже — чик! — и перенесли. Ну почему ты не спросил!

— Натка, Натка, не психуй, — засмеялся Эдик, взяв меня за плечи. — Не должны тебе ещё завтра ничего делать. Эта Арабелла ведь сказала, что сначала с нами будет работать психолог… А уж потом — операция.


5

Ночью я спала плохо, волновалась. Один раз пришлось принять капсулу. Уснув под утро, я увидела кошмарный сон, как будто меня бреют наголо, потом вскрывают мне черепную коробку, вытаскивают мозги, копаются в них, потом перекладывают в голову к той красавице-блондинке и заявляют, что перенос был осуществлён успешно. После этого блондинка уходит вместе с моими детьми и Эдиком, а меня — я всё ещё почему-то нахожусь в сознании — кладут в какой-то ящик вроде гроба. Я не могу пошевелиться, не могу подать голос, но я ещё жива, а меня уже собираются сжечь в крематории как биологические отходы.

Проснувшись, я была на грани истерики. Эдик пытался меня успокоить, но я заплакала и отказалась ехать в "Феникс".

— Эдик, они меня там просто убьют! Я не поеду к ним, пожалуйста, не заставляй меня! Ты сам посылаешь меня на смерть!

— Натка, да ты что! Ты едешь туда не на смерть, а как раз наоборот — на жизнь!

Я закрылась с головой одеялом и просто отказалась вставать с постели. Эдик, потеряв терпение, позвонил в "Феникс". Там сказали, что доктор Жданова ещё не приехала на работу, и он выпросил номер её домашнего телефона.

— Доктор… Диана Сергеевна, это Эдуард, муж Натэллы. Да, доброе утро. Простите, что беспокою вас дома, вы, наверно, на работу собираетесь… Я позвонил в "Феникс", и мне дали ваш домашний телефон. Доктор, у неё истерика. Не хочет ехать к вам. Не знаю, что случилось. Вчера всё было нормально, а сейчас она проснулась в слезах. Хорошо, сейчас. — Он поднёс мне трубку. — Ната, это доктор Жданова. Поговори с ней.

В трубке раздался её голос — спокойный и приветливый:

— Натэллочка, что с вами? Что за истерика? Чего вы испугались?

— Доктор, я… — Мне было трудно говорить из-за судорожных всхлипов. — Простите, я не могу… Я передумала, я не хочу…

— Так, Натэлла, успокойтесь, — сказала доктор Жданова строго. — Почему вы передумали? Что вас напугало? Давайте разберёмся. Решение надо принимать спокойно и трезво, а не под влиянием сиюминутного порыва и эмоций. Ещё не хватало вам нервного срыва накануне операции! Ваше эмоциональное состояние может повлиять на результат. Вы должны быть абсолютно спокойны и уравновешенны, иначе информация может перенестись искажённо.

Её строгий сдержанный голос действовал, как розовая капсула — так же быстро и эффективно. Она подождала пару секунд, а потом спросила уже прежним, приветливым и мягким тоном:

— Ну что, Натэллочка? Взяли себя в руки?

— Да…

— Что ж, тогда скажите мне, что случилось.

— Доктор, я не знаю… Я не знаю, как вы будете это делать со мной, и очень боюсь. Мне приснилось… Это, наверно, глупости…

— Вам приснился страшный сон, Натэлла? Это бывает, поверьте. Не нужно обращать внимания, и всё. А насчёт операции вы не волнуйтесь. Приезжайте, я всё вам покажу, и вы поймёте, что причин для страха нет.

Машина из "Феникса" приехала за мной в восемь утра. Я обречённо села в неё и поехала, как на казнь. Доктор Жданова сама встретила меня, взяла за руки, заглянула в глаза.

— Так, всё вижу. Плохо спали ночью? Ничего, весь день впереди, отдохнёте у нас. Ну, пойдёмте на экскурсию в операционную.

Перед тем, как идти туда, она переоделась в белую спецодежду с шапочкой и специальную обувь и мне дала то же самое.

— Всю вашу верхнюю одежду и обувь снимите, а это наденьте.

Я облачилась. Доктор Жданова провела меня в операционную, которая располагалась на втором этаже. Это была небольшая белая комната с одним окном, напичканная аппаратурой, но самым главным в ней были два операционных стола, разделённые ширмой. Над изголовьем одного стола стояла установка в виде арки, а под аркой была мягкая подставка для головы. Второй стол был оснащён установкой с приспособлением, напоминающим ствол гранатомёта. Этот "ствол" был направлен сверху вниз под углом сорок пять градусов на точно такую же головную подставку, как у первого стола.

— Вот здесь и осуществляется перенос, — сказала доктор Жданова, сдвигая ширму в гармошку и становясь между столами. — Эта установка называется транслятор. Вот эта её часть, — она показала на арку, — считывающее устройство, а та, — доктор показала на "гранатомёт", — записывающее. Ложитесь сюда. — Доктор Жданова показала на стол под "аркой".

— Зачем? — пробормотала я.

— Не бойтесь, я ничего не буду вам делать, просто покажу, — засмеялась доктор Жданова.

Я уселась на стол, закинула ноги и стала опускаться. Доктор Жданова сделала знак расположиться поближе к установке.

— Головку сюда, на подушечку. Вот так вы и ляжете.

Свод "арки" внутри был снабжён сплошной длинной тёмно-красной полосой. Доктор Жданова что-то нажала, раздалось монотонное гудение, и полоса вдруг вспыхнула и замигала пульсирующими алыми огоньками. Я вздрогнула.

— Всё хорошо, не пугайтесь. Я просто показываю, как установка выглядит в работающем состоянии. Транслятор включен и готов к работе, но сейчас он ничего не делает, он находится в ждущем режиме.

Сама доктор Жданова улеглась на второй стол, под "гранатомёт". Дотронувшись рукой до "дула", она сказала:

— Вот это — пушка транслятора. Она испускает луч, который представляет собой поток информации. Он попадает прямо сюда. — Доктор Жданова показала пальцем себе на голову. — Здесь, где лежу я, будет лежать ваше новое тело. Оно и примет этот поток.

— А вы не будете вскрывать мне череп? — спросила я.

Доктор Жданова засмеялась, поднялась со стола и подошла ко мне.

— Ну что вы, ни в коем случае, — сказала она, склоняясь надо мной. — В этом нет надобности, потому что установка работает без непосредственного контакта с вашей головой. Она её совсем не касается. Операция абсолютно бескровна и безболезненна, вы просто засыпаете. Засыпаете вы здесь, а глазки открываете уже там. — Доктор Жданова показала на второй стол. — Всё это занимает ровно полторы минуты.

Я села на столе.

— И всё?

— И всё, — улыбнулась доктор Жданова. — А вы, наверно, представляли себе кровавые ужасы, и поэтому у вас сегодня была истерика.

Она выключила транслятор, подала мне руку, и я встала со стола.

— Пойдёмте, у вас сегодня день психолога, — сказала доктор Жданова. — С вами проведут тестирование. Тест довольно большой. Его цель — всесторонне оценить вашу личность до переноса, чтобы после операции, проведя такой же тест над перенесённой личностью, поставить между ними знак равенства.

Тестирование длилось с перерывами почти до самого обеда. Заданий было очень много, и у меня даже создалось ощущение, будто я сдаю какой-то экзамен. Одним из заданий этого огромного теста было вспомнить и описать двадцать наиболее важных или ярких событий в моей жизни.

— Это тест памяти, — объяснили мне. — Точно такой же вы пройдёте после операции, и мы выясним, перенеслась ли информация со стопроцентной точностью. Если вы опишете все эти события точно так же, это будет значить, что всё прошло успешно.

В перерывах я отдыхала. В десять меня накормили завтраком, а в полдень тестирование наконец-то закончилось. Меня отвели в небольшую, весьма уютную комнату с кроватью, дали какую-то пилюлю и сказали, чтобы я отдыхала. Я прилегла и на удивление быстро провалилась в сон, как будто меня кто-то выключил.

— Просыпайтесь, Натэлла, — услышала я над собой приветливый голос доктора Ждановой. — К вам приехала ваша семья.

Эдик и дети сидели в комнате для приёма посетителей, с ними была Арабелла Викторовна. Сегодня она была одета в голубую тунику и сиреневые брюки, а украшения на ней были серебряные. На столе стояла вазочка с печеньем, которое мне так понравилось в прошлый раз.

— А вот и мама, — сказала Арабелла Викторовна.

Маша соскользнула с дивана и подбежала ко мне. Я подхватила её на руки.

— Привет, моя родная.

Она, настороженно глядя мне в глаза, спросила:

— Мамочка, тебя ещё не переселили в новое тело?

— Ещё нет, Машенька, — сказала я.

Оказалось, психолог уже начала беседу с ними. При мне она продолжила её, а потом провела групповой сеанс релаксации. Потом она сказала, что мы можем пообщаться, и оставила нас.

— Ну, что с тобой сегодня делали? — спросил Эдик.

— Проводили огромный психологической тест, — ответила я.

— Это было больно, мама? — спросила Маша обеспокоенно.

— Совсем нет, зайка, — успокоила я её. — Мне просто задавали много-много разных вопросов.

— А про что тебя спрашивали?

— Меня спрашивали обо мне, о моей жизни, обо всём, что со мной когда-то было. Ещё я рисовала, рассматривала картинки, отгадывала ребусы и загадки, решала всякие задачки. В общем, было очень интересно.

Я провела с моими детьми и Эдиком чуть больше часа. Элла принесла игрушки, бумагу и цветные фломастеры, и мы все вместе играли и рисовали. Маша нарисовала тётю психолога; до портретного сходства было далеко, но детали её костюма и причёску она передала точно.

— Тебе понравилась эта тётя? — спросила я.

— Да, — ответила моя дочь. — Она очень красивая.

— А ещё что тебе понравилось?

— Печенье!

К нам заглянула доктор Жданова. Она ласково поздоровалась с детьми и сказала, что она — доктор.

— Вы будете лечить маму? — спросил Ваня.

— Да, — ответила она. — Маму мы вылечим, и скоро она вернётся домой.

Она посмотрела рисунки, увидела портрет психолога и засмеялась.

— А это кто так хорошо нарисовал Арабеллу Викторовну?

— Это Маша нарисовала, — сказала я.

— Надо же, как похоже, — улыбнулась доктор Жданова. — Я сразу её узнала. Машенька, ты просто молодец. Ты очень хорошо рисуешь.

Потом она сообщила цель своего прихода:

— Ребятки, я пришла за мамой. Ей пора.

— А вы разве не отпустите меня домой? — забеспокоилась я.

— Вы остаётесь у нас, Натэлла, — сказала доктор Жданова. — Обследование и подготовка ещё не закончены. Но вы не грустите, завтра в это же время вы снова увидитесь с родными на сеансе психологической подготовки.

Такого поворота я не ожидала.

— Что же вы меня не предупредили? Если бы я знала, что не вернусь домой, я хоть приготовила бы еду для детей и мужа! А кто завтра отвезёт детей в школу?

Эдик обнял меня за плечи.

— Натэллочка, ты не переживай. Мы с детьми с голоду не умрём. И в школу я отвезу их сам. Ни о чём не беспокойся.

— Слушай, Эдик, ты только не корми детей чем попало, — вздохнула я. — Если не уверен, что сможешь сам приготовить, лучше сходите в кафе.

Увидев, что меня уводят, Маша кинулась за мной и со слезами уцепилась за меня. Её удалось успокоить с огромным трудом, совместными усилиями Эдика, доктора Ждановой и моими. Ваня держался хорошо, совсем по-взрослому. Я расцеловала мокрое личико Маши, ей вручили коробку печенья и уверили, что завтра она снова меня увидит.

После этого меня часа два проверяли разной аппаратурой, взяли на анализ кровь и спинномозговую жидкость.

— Доктор, когда операция? — спросила я доктора Жданову.

— Полагаю, послезавтра, — ответила она. — До операции вы побудете у нас, и после неё мы тоже два-три дня вас здесь подержим. Нужно будет провести обследование, вы же понимаете.

После обеда доктор Жданова принесла договор в двух экземплярах.

— Ещё раз внимательно прочтите, — сказала она. — Мы внесли кое-какие изменения. Если что-то непонятно, спрашивайте.

Признаться, мои мысли были о детях и Эдике, мне очень хотелось домой. Сердце сжималось от тоски и тревоги. Договор я прочитала машинально и потянулась за ручкой.

— Вам всё понятно? — спросила доктор Жданова.

— Кажется, да, — сказала я. — Да, понятно.

— Вы со всем согласны?

— Да.

— Хорошо, если вам всё понятно и вы со всем согласны, то можете подписывать. Оба экземпляра. Они абсолютно одинаковые, один ваш, второй наш.

— А что насчёт оплаты? — спросила я.

— Вопрос оплаты мы решим с вашим мужем, — сказала доктор Жданова. — Вы об этом не думайте. Вообще ни о чём не думайте и не беспокойтесь.

Я подписала договор, доктор Жданова тоже поставила свою подпись в нужном месте.

— Ну, всё, на сегодня ваши мучения окончены, — сказала она с улыбкой. — Ужин вам дадут в семь часов, а пока отдыхайте. Перед операцией вам нужно хорошо выспаться. За двадцать четыре часа до операции вас кормить не будут, придётся потерпеть. Завтра вы поедите только утром.

Я улеглась в постель, приняв две пилюли — розовую и белую. И меня опять как будто выключили.

В семь был ужин, потом я приняла ванну, и меня одели в длинную больничную рубашку, выдали носки и тапочки. В десять часов ко мне пришла доктор Жданова.

— Увидимся завтра, Натэлла. На ночное дежурство остаётся Элла.

— А можно мне позвонить домой? — спросила я.

— Разумеется. Я скажу Элле, она даст вам телефон.

Эдик разговаривал тихо: дети уже спали.

— Всё хорошо, Натка. Мы живы и здоровы, отлично пообедали и поужинали.

— Машка не плакала?

— Пару раз куксилась, но ничего. Обошлось. Ванька молодец, нюни не распускал.

— Я подписала договор, Эдик. Доктор Жданова сказала, что вопрос оплаты будет решать с тобой.

— Да, Натка, это моя забота, а ты не бери в голову. Кстати, как ты там? Они тебя хоть кормили?

— Да, был обед и ужин. Меня мучили всякими приборами, взяли кровь и втыкали иголку в позвоночник — это называется пункция… Доктор сказала, что операция послезавтра. Эдик, я очень скучаю. Я вас очень, очень люблю.

— И мы тебя любим, Натка. Целую тебя, малыш.


6

Ночь я проспала как убитая — мне опять дали капсулы. Подняли меня в семь утра, до завтрака опять обследовали, зачем-то смотрели глазное дно, потом я минут сорок лежала с облепленной проводками головой, и перед глазами у меня то и дело вспыхивал свет. Когда меня отпустили, от вспышек у меня было зелено в глазах.

Завтрак мне дали в девять. Доктор Жданова сказала:

— Судя по результатам обследования, у вас всё хорошо. Осложнений во время операции быть не должно.

Днём снова приезжал Эдик с детьми, опять была беседа с психологом, мы снова играли. Мои дети в последний раз видели меня в моём привычном облике: доктор Жданова сообщила, что уже завтра у меня будет новое тело. Маша сидела у меня на коленях притихшая, Ваня тоже был серьёзен. Эдик ободряюще улыбался.

— Завтра ваша мамочка родится во второй раз, детки, — сказала доктор Жданова. — Ей будет непривычно, так что поддержите её.

После их ухода она сказала:

— Пора начинать подготовку вашего мозга к снятию информации. Процедура займёт три часа, придётся поскучать.

Голову мне всё-таки побрили. Потом её покрыли гелем без цвета и запаха, поверх которого нанесли прозрачную плёночку. Три часа я провела в кресле под колпаком, похожим на сушилку для волос в парикмахерской. По всей голове чувствовалось покалывание, по спине бежали мурашки, но больше ничего неприятного или странного я не ощущала. Лишь под конец мне стало слегка жарко. После этой процедуры меня сморил сон.

— Операцию мы назначили на девять утра, — сказала доктор Жданова. — Если желаете, чтобы ваши родные были рядом, можете им сообщить. При самой операции они присутствовать, конечно, не будут, но после неё они могут побыть с вами.

— А перед операцией мне можно будет с ними увидеться? — спросила я.

— На ваше усмотрение.

Я пощупала голову.

— Только дайте мне какую-нибудь косынку.

Есть мне больше не давали, разрешили только пить, предупредив, что с восьми вечера и пить будет уже нельзя. Вечером я позвонила домой.

Если бы не капсулы, я бы не сомкнула глаз. Ночь пролетела, как одно мгновение: я закрыла глаза, провалилась куда-то, а уже через несколько секунд услышала голос, ласково будивший меня.

— Доброе утро, Натэлла, просыпайтесь… Сегодня важный день.

Надо мной стояла доктор Жданова — ещё в костюме с блузкой.

— Который час? — встрепенулась я.

— Восемь. Мы дали вам поспать, это вам необходимо.

— А мой муж и дети? Их ещё нет?

Доктор Жданова улыбнулась.

— Ждут вас уже полчаса в комнате для посетителей.

Я подскочила.

— Что же вы меня раньше не разбудили!

— Ну, не надо так нервничать. — Доктор Жданова протянула мне две розовых капсулы и одну жёлтую. — Кстати, примите это.

Я бросила капсулы в рот, натянула носки, всунула ноги в тапочки. Уже в дверях я схватилась за лысую голову:

— Ой, а чем мне прикрыть?

Доктор Жданова протянула мне зелёную шапочку из здешней спецодежды, взяла меня под локоть и сказала строго:

— А вот бежать сломя голову не надо. От препарата, который вы сейчас приняли, вас слегка развезёт. Пойдёмте потихоньку. Если закружится голова, держитесь за меня.

Уже на полпути к комнате, где меня ждал Эдик с детьми, меня начало пошатывать. Мне вдруг стало хорошо, легко и радостно, мне хотелось скорее обнять Эдика и детей, расцеловать их, моё сердце таяло от любви к ним. Я была как будто слегка пьяная.

— Доктор, что за дурь вы мне дали? Я как будто улетаю…

Доктор Жданова, поддерживая меня под руку и за талию, ответила:

— Модулятор эмоций. Вы должны испытывать положительные чувства, а бояться и нервничать не должны.

— Отличная штука, доктор… Почему вы мне её раньше не давали?

— Мы даём этот препарат только непосредственно перед операцией и однократно сразу после неё. Длительный приём может вызвать зависимость.

Она довела меня до двери комнаты, но от дальнейшей её поддержки я отказалась. В комнату я вошла сама, изо всех сил стараясь не шататься. Сердце сжалось от нежности, когда я увидела моих детей и Эдика. Они сидели на диване, Эдик держал Машу на коленях, а она, кажется, дремала.

— Привет, мои родные, — сказала я.

Маша спала на отцовском плече. Эдик шёпотом сказал:

— Умаялся ребёнок. Всю ночь не спала, а в машине начала клевать носом.

— Ладно, пусть спит, — прошептала я.

Я села на диван и взяла к себе на колени Ваню, одной рукой обняла его, а другой — Эдика.

— Я вас люблю, мои родные.

Эдик посмотрел на меня.

— У тебя глаза пьяные, Натка. Тебе что, дали сто граммов для храбрости?

— Нет… — тихонько засмеялась я. — Это… как его… модулятор эмоций. Такая штука, чтобы испытывать положительные чувства. Это очень кстати, а то я сейчас дрожала бы, как осиновый лист.

Я просидела с ними до 8.55. Машка так и не проснулась. Когда за мной пришли, я поцеловала её в губки и поплелась туда, куда меня вела Элла.

Когда я вошла в операционную, слышалось монотонное гудение работающей установки. Доктор Жданова в белой спецодежде и зелёной шапочке ждала меня у стола с "аркой", а на втором столе, за ширмой, уже кто-то лежал. Я вздрогнула, увидев чьи-то босые ноги.

— Кто там? — шёпотом спросила я, садясь на стол.

— Сейчас там будете вы, — сказала доктор Жданова.

С моей головы сняли шапочку. Рука доктора Ждановой заботливо поддерживала меня под затылок, когда я ложилась, а Элла укладывала на стол мои ноги. За ширмой, у второго стола, стояли ещё две фигуры в белой спецодежде.

— Всё хорошо, — сказала доктор Жданова, склоняясь надо мной.

Красные огоньки пульсировали, бегая вдоль "арки" надо мной. Стол был тёплый.

— Доктор, побудьте со мной, пожалуйста, — прошептала я. — Мне с вами спокойнее…

Доктор Жданова кивнула Элле:

— Эллочка, давай сама. — И, ласково взяв мою руку, сказала: — Я здесь, я никуда не ухожу.

Элла отошла куда-то за "арку", я её больше не видела. Она что-то делала там, красные огоньки бегали, за ширмой вполголоса переговаривались, а доктор Жданова, спокойная и доброжелательная, стояла рядом, поглаживая мою руку. Мне хотелось спать.

— Уже начинается? — спросила я.

— Сейчас начнём, — ответила она. — Элла программирует транслятор.

Послышался голос Эллы:

— Готово. Я приступаю, мам.

— Начинаем, Натэлла, — сказала доктор Жданова. — Расслабьтесь.

Красные огоньки начали бегать быстрее, ускоряясь с каждой секундой, пока не слились в сплошную светящуюся полосу. Гудение стало чуть громче. Непреодолимо хотелось спать. Из-за ширмы кто-то сказал:

— Луч пошёл.

Меня выкачивают из моего тела.