"Макет мироздания" - читать интересную книгу автора (Ефимов Алексей Иванович)

Глава 2. «Великая Файау»

Не помню, с какого возраста я мечтал о межгалактических дредноутах — наверное, лет с пяти. Мне казалось, что нет ничего лучше, чем командовать такой штуковиной — а лучше, целой их армадой. Эта дурацкая мечта сбылась: мы оказались маленькой рыбкой в пруду, кишащем щуками. Мораль проста: сколько бы ты ни рос, всегда найдется рыба крупнее — и она будет хищной. Аннит Охэйо. Одинокие размышления.

— Попался, паразит!

Анмай резко свернул в сторону и Хьютай пролетела мимо. Он перевернулся через голову, повернув обратно, потом уменьшил мощность силового поля и ветер ударил ему в лицо, растрепав волосы. Хотя с дня его воскрешения прошло уже два месяца, он никак не мог привыкнуть к таким вот полетам. Однако носиться в воздухе без помощи громоздких механизмов, с одним только силовым поясом, ему очень понравилось.

— Теперь я понимаю, что такое настоящая свобода! — Хьютай первой опустилась на террасу. — Мне жаль улетать отсюда — у меня никогда прежде не было своего дома.

— У меня тоже. И мне кажется, что только сейчас я живу по-настоящему. Но второго такого шанса не будет.

— Может быть. Что ж, нам пора собираться, — Хьютай вздохнула, входя внутрь.

Сборы получились недолгими — все вещи пары вошли в две небольших наплечных сумки. В Файау, где любой мог получить любую вещь по своему желанию, брать больше просто не имело смысла.

Самыми важными их вещами были силовые пояса. Они состояли из массивной прямоугольной пряжки и восемнадцати тяжелых, черно-зеркальных сегментов. Каждый из них был небольшим автономным генератором силового поля. Оно не только служило щитом или средством нападения, но и, действуя словно множество крыльев, позволяло своему владельцу летать всюду, где хватает воздуха для дыхания. Пояс весил десять килограммов и, чтобы управлять им, нужен был весм, браслет, передающий поток сознания файа в матричный центр. Его обладатель мог делать со своим силовым полем что угодно, просто подумав об этом. Источником энергии весма и пояса служили микро-аннигиляторы, использующие магнитные монополи, — экзотические тяжелые частицы, состоящие из квантов всех взаимодействий. Они обладали способностью катализировать распад любой материи в излучение, не изменяясь сами, и поэтому в аннигиляторах всегда было поровну положительных и отрицательных полюсов — тогда при их разрушении происходил сильный взрыв, но бесконечного распада материи все же удавалось избежать.

Монопольные аннигиляторы могли быть любого, даже микроскопического размера. Топливом им служил чаще всего атмосферный воздух или газ из специальной батареи. Через дозатор он попадал в вакуумную камеру, где в магнитной ловушке находились монополи. Возникавшее при аннигиляции гамма-излучение поглощалось в сверхплотных пучках электронов, испускаемых миниатюрным ускорителем. Потом они тормозились в том же магнитном поле, генерируя электрический ток, который далее шел на выход. Никаких радиоактивных отходов аннигиляторы не создавали и этот тип энергоблока был в Файау универсальным и основным. Они могли работать почти вечно.

Анмай сдвинул выключатель в вырезе пряжки. Миг развертки поля не доставлял ему удовольствия — он напоминал электрический удар. Но сразу за ним наступала удивительная легкость. Он прыгнул и стремительно поднялся вверх. Хьютай последовала за ним.

Быстро проносясь над девственно-зелеными просторами, где лишь изредка мелькали ослепительно-белые здания, Анмай то и дело менял курс, так резко, что темнело в глазах, усердно пользуясь тем, что он, защищенный силовым полем, не мог разбиться даже при желании.

Вскоре внизу блеснула нитка монорельсовой дороги. Пара мягко опустилась на просторную платформу, где их ожидала группа молодежи — настоящей, едва достигшей совершеннолетия. Хотя искусственные тела не старели и выглядели одинаково и в восемнадцать, и в двести лет, Анмай уже научился определять их возраст. Особого труда это не составляло — почтенные старцы не ходили босиком и в парео, да и вели себя более сдержанно.

Молодежь весело приветствовала Вэру. Затем все они погрузились в цилиндрический вагон с прозрачным, схваченным блестящими ребрами верхом. Едва мягко захлопнулась выгнутая дверь, вагон тронулся. Вэру вдавило в подушки сидения. Они двигались не очень быстро — двести миль в час, но это транспортное средство было очень удобным и основным здесь. Их соседи были необычайно сосредоточены и молчаливы. Им, как и Вэру, впервые предстояло покинуть родной мир и отправиться к звездам.

Глядя на плывущий за окном пейзаж Анмай задумался. Эти два месяца, заполненных почти непрерывной учебой, многое перевернули в его представлениях. Файау была в высшей степени необычным обществом. Единая — но занимавшая двадцать тысяч миров с разным климатом, длиной суток, гравитацией. В ней были и искусственные планеты, как эти, вечно сиявшие здесь, в небе Первого Мира. Союз Файау непрерывно рос и лишь восемь тысяч планет входили в него полноправно — остальные еще только заселялись и обустраивались. Его населяло около триллиона файа — немного по масштабам Вселенной, но очень много для расы, вышедшей к звездам менее двух тысяч лет назад. Фундамент этого заложил сам Анмай, собрав на плато Хаос, единственном месте, пережившем ядерную войну, всю самую талантливую и мечтательную молодежь восьмисотмиллионного государства — тогда их было всего тридцать тысяч.

Ныне Файау превратилась в раскинувшуюся на десятки миллиардов световых лет сеть, сотканную мгновенной квантовой связью, но сеть очень редкую. Ее узлами были астроинженерные города — не-планеты, некогда построенные Мэйат и иными древними сверхрасами. Пока файа заселили их всего двенадцать, но лет через двести они займут их все — а Мэйат построили больше сотни таких сооружений. Скоро их сможет строить и Файау…

Анмай обнаружил, что жизнь на разных ее мирах тоже была разной. Были миры детски-беззаботные, как этот — который окружали девять планет-крепостей — и более суровые, чем его родной Уарк. Любой файа мог выбрать и мир, и культуру, по желанию. Наверно, поэтому путешествия по мирам Файау были самым любимым занятием их жителей. Никаких обязанностей перед обществом здесь не существовало и можно было провести всю жизнь в райском безделье. Но, к удивлению Вэру, таких бездельников было немного. Доступные для всех межзвездные полеты и поглощение новой информации, — ее в Файау накопилось почти неограниченное количество, просто не оставляли времени для скуки.

Анмай еще не бывал на других мирах Союза Файау, но обитатели ее Первого Мира походили на избалованных и любопытных детей. Все общественное устройство Союза напоминало ему огромный детский сад с интеллектронными системами в роли воспитателей. Впрочем, их опека была столь ненавязчива, что почти не ощущалась. Все знали, что неизбежно присоединятся к ним. Это было странное общество — сначала беззаботная райская жизнь в живом хрупком теле, потом — вечный труд в облике сверхразумных машин. Они делали здесь всю работу, всё, что составляет и поддерживает цивилизацию.

Посему, все жители Файау — те, кто еще обладал телом — проявляли редкое единодушие в своем отвращении к машинам-предкам. Они не то, чтобы ненавидели их, но избегали общаться. Зная, что неизбежно должны стать машинами, файа всячески избегали их. По крайней мере, это было понятно Вэру. Даже между звездами файа путешествовали только на космических кораблях, хотя мгновенная связь позволяла — по крайней мере, теоретически — передачу матриц личности в любое место, где есть квантовые приемники и восстанавливающие тело эмбрионаторы. Однако, то ли из-за опасности искажений, то ли по более серьезным причинам, но этот способ был запрещен еще более семисот лет назад. Анмай так и не смог толком выяснить, что послужило причиной запрета полетов-передач. Не их же общедоступность, в самом деле?

Культура файа тоже сильно изменилась. Объем ее стал так велик, что создать что-то новое было уже практически невозможно. К интеллектронным системам это не относилось, но созданные ими новые виды искусств для живых файа были недоступны. Они все превратились в ценителей прекрасного, но творчество, как таковое, среди них совершенно угасло — зачем трудиться, если, даже не особо напрягаясь, можно отыскать все, что ты пытаешься создать? Да и сама структура культуры претерпела радикальные изменения. Живопись, скульптура, архитектура просто вымерли. Книг никто не писал и не читал. Музыку машины наловчились сочинять лучше файа еще при первой жизни Вэру. Остались только фильмы и компьютерные игры — причем различались они только тем, что в ход фильмов нельзя было вмешиваться.

Анмай попытался прикинуть количество таких доступных для каждого продуктов — вышло более пятисот миллионов. Благодаря появлению устройств для передачи ощущений в любом из них можно было какое-то время вполне полноценно жить. Чувственная любовь почти вывелась — заниматься ей было так же глупо, как организовывать кустарное производство звездолетов. Анмай и Хьютай по мере сил избегали игрофильмов Файау — обнаружив, что большинство из них соответствуют бессмертной формуле «сделайте нам красиво». К виртуальному сексу Хьютай отнеслась с нескрываемым презрением (хотя и черпала в его тонкостях пищу для вдохновения), а сам Анмай просто не знал, что ему делать — смеяться или злится. Впрочем, гораздо больше его поразило, что он смог без особого труда влиться в общество, опередившее его на три с половиной тысячи лет. В этом было нечто пугающее.

Он быстро понял, что истинная Файау — не здесь. На этой райской планете был детский сад, заповедник для бездельников, музей старины — и не больше. Но включится в истинную жизнь своего мира Анмай просто не мог. Он злился, но отказаться от своего тела… Ведь он прожил едва седьмую часть возможного срока! А может, его удерживало воспоминание о его воскрешении, — точнее, о том, что ему предшествовало воскрешение Хьютай. Отчего-то машины не стали оживлять их вместе. Ей пришлось много хуже, чем ему — лишь надежда на его возвращение позволила ей выдержать эти двенадцать дней в чужом и непонятном мире. Хотя сейчас она сама рассказывала об этом со смехом, Анмай каждый раз сжимал зубы. Но все, что он мог сделать — попытаться понять этот странный, но, несомненно, лучший мир.

* * *

Особенно ошеломляющим было изучение интеллектроники — того, чем стала в Файау нейрокибернетика. Больше всего Вэру поразило, что сознание не являлось уже неделимым. Его можно было не только переносить из тела в тело. С помощью гиперкомпьютеров над ним можно было проводить любые операции, вплоть до создания совершенно новой личности, неотличимой от настоящей. Узнав, что его сознание и память могли изменить в любую желаемую сторону, или вообще заставить жить в виртуальном, но неотличимом от настоящего мире, Анмай испугался. Ему стало понятно то повсеместное отвращение, которое питали к компьютерам жители Файау. Но без них нельзя было обойтись. Продление жизни иным способом было невозможно. Хотя измененные тела могли жить вечно, им не хватало объема памяти… и они были уязвимы.

Посему, массивный браслет на левой руке Вэру — весм, сложнейшее устройство, непрерывно фиксировало и передавало всю деятельность его сознания. Информация поступала в один из тысяч специальных центров, где записывалась на дублированные матрицы. Анмай знал, что для сохранения непрерывности сознания требовались эти, и другие, менее приятные процедуры. Они применялись еще когда он решился совершить свой прыжок в будущее. Помимо прочего, они включали мгновенное разрушение мозга в момент конца записи. В противном случае наступала смерть и после восстановления тела глаза открывал такой же самый, но не тот же самый файа.

Впрочем, понимание всех тонкостей интеллектроники превосходило возможности живого мозга. Она стала основой цивилизации Файау. Даже с обычным способом воспроизводства конкурировало получение юных файа путем интеллектронного синтеза, включавшего создание и разума, и тела. Этот метод был следствием необходимости — очень маленького населения Файау в древности. Таких «искусственных» файа здесь было много, но уже не большинство. И все живущие знали, что пройдет всего несколько сот лет — и оба эти способа отомрут безвозвратно.

Они исчезнут вместе с живыми, обычными файа. На смену слабой плоти, ужасавшейся беспредельности Вселенной, придет холодная сталь. Как файа ни пытались затормозить этот процесс, он все равно шел. Повсеместное сохранение необходимых им условий уже давно стало невыгодно, превратилось в тормоз. Живые файа постепенно становились редкостью — из двенадцати занятых Файау не-планет Мэйат ими было населено всего пять. Остальные представляли собой единые существа, может быть, более разумные, чем вся Файау. Из шестнадцати тысяч ее кораблей-миров лишь четверть несла живые экипажи. Впрочем, лишь семь тысяч ее звездолетов являлись полноценными корабями. Остальные были построены как автоматические танкеры и крейсеры. Файа посетили полтора миллиона звезд в одиннадцати тысячах галактик, не исчерпав даже ничтожной доли многообразия Вселенной. И это было лишь начало бесконечного пути.

* * *

В тишине дороги, нарушавшейся лишь негромкими разговорами, прошло несколько часов. Солнце начало склоняться к западу. Вокруг все чаще мелькали здания, потом вдали показалась ослепительно-белая линия, вонзавшаяся в зенит — одна из сорока Небесных Башен, стоявших по экватору планеты. Она приближалась и росла, становясь все массивнее. Наконец, показалось плавно расширявшееся основание колоссального сооружения. К нему вело шестнадцать пар монорельсовых путей. По ним непрерывно неслись прозрачные пассажирские и белые грузовые вагоны. Их вагон, скользя по плавно изгибавшейся вверх направляющей, помчался вверх вдоль отвесной грани Башни — и Анмай увидел окруживший ее невероятный город. Узкие пирамиды, конусы, башни его разноцветных зданий пронзали облака, словно горы. Между ними и на их уступах зеленели парки, разделенные сложной сетью каналов — а в воздухе парило невероятное количество разнообразнейших машин. У Вэру просто голова пошла кругом от этого зрелища.

По мере разрежения атмосферы скорость росла. Город все быстрее уходил вниз, но не становился меньше — из-за горизонта поднимались все новые здания. Из-за них выплыл берег моря и расположенный на этом берегу космодром. Покоившиеся, вернее, парившие низко над ним корабли не уступали размерами городским зданиям.

Когда показались, наконец, зеленые равнины и горы, Анмай видел уже все побережье материка, вдоль которого простерся этот невероятный город. Он с грустью смотрел, как плавно уходит вниз и голубеет земля, а вверху открывается усыпанная звездами ширь космоса.

Ему не было суждено вернуться в этот мир.

* * *

В окно вплыл зеркальный бок орбитального города, потом еще одного и еще, и вдруг появилось решетчатое поле колоссального космодрома — во многих его ячейках замерли похожие на узкие уступчатые пирамиды корабли. Внизу в поле зрения вмещалась уже вся планета. Ее окружало невероятно сложное ажурное кольцо сверкающих конструкций, соединенное с поверхностью похожими на иглы башнями.

Ныне Файау была не планетой, а целым семейством планет. Лишь одна из них имела естественное происхождение. Остальные были искусственными сооружениями, размером и массой всего на порядок или два уступавшими ей. Они вращались вокруг Первичного Мира по единой орбите, как бы вложенные в вершины многоугольника. Относительно друг друга они были неподвижны и соединены кольцом транспортных путей, благодаря чему отпала необходимость в космических кораблях. Вэру было трудно поверить, что между мирами можно путешествовать в почти обычном поезде. Только рельсы, по которым он двигался, были из нейтрида, в миллиард раз более прочного, чем обычная сталь.

Он замер в благоговейном трепете, глядя на Верфи Файау. Там строились ее межзвездные корабли, — и там же был их главный порт. Колоссальный шестиугольник Верфей составляло около тысячи меньших. Они казались полупрозрачными сотами, в ячейках которых сиял алмазный свет. В соединявших соты трубчатых фермах проходили транспортные пути.

Каждый тридцатимильный шестиугольник был гигантской толстостенной шахтой, перекрытой с обеих сторон силовыми полями. В них идеальным ртутным зеркалом сияли пирамидальные корпуса межзвездных кораблей, чинившихся, разгружавшихся и загружавшихся. В сборочных шахтах двигались колоссальные машины и сегменты ярусов, вставая на свои места с идеальной точностью. В шахтах форматоров сиял ослепительный свет — там шло формирование корпусов. Именно тут, а не на зеленых лугах была истинная Файау. У Вэру перехватило дыхание, когда он смотрел на тысячи миль всемогущих машин и сияния металла. Теперь он понял, чем может быть цивилизация.

Даже сами Верфи казались хрупкими по сравнению с другими частями этого ожерелья. Файау сияла в нем, словно голубой бриллиант. Все прочие блестели сталью. Пять цилиндров были планетами-городами, пустыми внутри. Обвивавшие их по спиралям огненно-белые крылья радиаторов сияли ярче солнца, отводя избыточное тепло миллиардов машин. Еще одна планета, внешне похожая на Файау, только раз в десять меньше ее, была многогранником, покрытым причудливым сине-золотым узором — сотни тысяч цехов, соединенных огромными шахтами, величайший завод ее Союза. Радиаторы окружали его сегментированным кольцом. Две последних планеты были гигантскими плоскими десятигранниками, самыми большими из всех. Они вращались друг против друга, на равном расстоянии от Файау. Анмай знал их назначение, но они были темными, погруженными в сон. Это были две установки Сверх-Эвергет, две крепости, ожидающие появления врага.

Все вместе было поразительно красиво. На Файау царил вечный день — так ярко сияли ее искусственные миры. Это величайшее достижение разума было счастливейшим местом во Вселенной. Но воспоминания о том, что ему пришлось совершить, чтобы все это появилось на свет, наполнили сердце Вэру тяжелой печалью.

Вагон вздрогнул, перейдя на пути Верфей — они оплетали их, подобно паутине, ведя прямо к нужному Вэру кораблю. Тот был уже полностью заправлен и проверен, лишь ожидая, когда на его борту соберется весь экипаж. Корабль при рождении нарекли «Великой Файау», но Анмай про себя окрестил его «Астрофайрой» — так должен был называться тот, первый корабль его несбывшейся мечты.

Всего год назад вернувшаяся из дальней экспедиции, «Астрофайра» была огромна — уступчатая пирамида двухсот вэйдов или двадцати миль высоты и вдвое уже в основании. Стены первых семи ее уступов отклонялись наружу под углом в тридцать градусов. Стены верхнего, восьмого уступа были наклонены под тем же углом внутрь. Плоскую, срезанную вершину пирамиды покрывал сложный узор из светящихся линий. Зеркальная броня ослепительно сияла на солнце. Она была не толще поперечника атомного ядра, но состояла из вогнанных друг в друга нейтронов и по сравнению с ней сталь была не тверже газа. Анмай знал, что вряд ли найдется сила, способная ее пробить. А если прочности брони окажется недостаточно — ее прикроют могучие силовые поля.

Издали корабль казался небольшим, — но, когда огромная масса несокрушимого, вечного металла закрыла небо, Анмай инстинктивно сжался. Путь изгибался, направляясь к четвертому уступу пирамиды, к ангарам. Они промчались над сияющей плоскостью пятого уступа, к открытым воротам шлюзов. Пронзив в ослепительном ореоле света силовое поле, вагон нырнул внутрь корабля и со слабым шипением замер, закончив свое головокружительное путешествие. Его дверь поднялась и пассажиры вышли в неоглядно огромное — длиной в две мили — помещение второго главного ангара.

В зале с гладкими серыми стенами было множество файа. То и дело из ворот появлялись вагоны, из них выходили новые группы веселой молодежи. Многие тут же поднимались в воздух, направляясь к крошечным снизу отверстиям летных туннелей. Анмай усмехнулся, поправив на бедрах силовой пояс. В закрытых помещениях он еще не решался летать.

Постоянно оглядываясь, он пробирался к внутренней стене ангара, чувствуя под ногами приятную упругость покрывающего пол пластика. Ангар буквально кишел файа. Все куда-то спешили с веселым или озабоченным видом и Вэру пришлось поднапрячь силы, чтобы его не оттерли от подруги. Он невольно любовался ей. Хьютай надела короткое — чуть ниже зада — платье очень темного, почти потустороннего синего цвета, оттенявшего ее смуглую кожу. Оно состояло, собственно, из двух частей — кофточки с короткими рукавами и свободной юбки, а между ними виднелось два дюйма стройного, словно из стали отлитого стана или — с другой стороны — изгиб впалого живота и пупок. Анмай, как привязанный, следовал за любимой. Ее удивительные стройные ноги были обнажены почти на всю длину. Обувью Хьютай служили сандалии-подошвы с пушистыми черными шнурами, пропущенными между пальцев и браслетами-застежками. Подошвы были короткие, так что пальцы ее ног касались пола. На Хьютай оглядывались и Вэру гордился тем, что обладает ей, что она выбрала его. Ему это очень нравилось, но мысль о том, что он — ее парень, казалась ему сейчас не более восхитительной, чем мысль о предстоящем путешествии.

Все файа здесь были по-разному одеты, да и сами не слишком похожи друг на друга — тысячелетия звездной экспансии привели к тому, что в их расе было уже три народа. Кроме похожих на Вэру уроженцев Первичного мира попадались обитатели Церры — более ловкие, тонкие и стройные, с золотистой кожей. Уроженцы Шу-Шарры, напротив, были темнее и массивнее, а в их облике проступало нечто кошачье — то были различия, вызванные не разными условиями обитания, а разными идеалами красоты, сложившимися в отдаленных частях безмерно огромного Союза Файау. Правда, Анмай не мог отличить тех, кто появился на свет естественным путем от тех, чье тело и сознание были синтезированы, но это не очень его волновало. Инстинктивная неприязнь к «искусственным» давно прошла, едва он понял, что они ничем не отличаются от остальных, хотя никогда не переживали многих воспоминаний, заложенных в их памяти. Более того, создания машин почему-то порой были добрее и справедливее рожденных, — и вот это оказалось обидно до боли…

Зато различить девушек и юношей тут можно было даже издали — туники многих девушек светились, напоминая облака белого огня, сквозь который дразняще просвечивали прекрасные гибкие тела. Другие девушки были очень мило украшены крохотными, но яркими цветными огнями на запястьях и пальцах босых ног. Облака разноцветных искр света в густых волосах придавали им особенно очаровательный вид. Но Вэру смотрел не только на них.

На многоярусных платформах, выдвигавшихся из стен ангара, размещались десантные корабли — одни массивные и плоские, другие маленькие, угловатые, с крыльями. Ниже выступали похожие на бронированные многоэтажки корпуса тяжелых грузовых лихтеров. В стенах светились огромные проемы, ведущие во внутренние помещения ангара. В них производилась заправка, ремонт и изготовление новых малых кораблей.

Анмай посмотрел направо. Среди белого и мягко-серого цветов резко выделялась зеркально-черная громада «Товии» — новейшего и самого маленького из звездолетов Файау. Эта грандиозная восьмиугольная конструкция поперечником в два вэйда, казалось, занимает ползала. Она напоминала Вэру давно обратившуюся в ничто Цитадель Товии, однако была вооружена универсальными энергетическими орудиями, и, благодаря гравистатам, могла парить в воздухе вместе с облаками. В ней размещался и Эвергет — тоже новейшая, уменьшенная модель.

Паре потребовалось пятнадцать минут, чтобы пересечь ангар. Его потолок, находившийся на высоте полумили, был в точности похож на пасмурное небо. Когда они достигли внутренней стены, Анмай прошел в огромные ворота, упиравшиеся в летный туннель. Лифтов и лестниц на «Астрофайре» не было. Хьютай усмехнулась и, вдруг окутавшись ореолом взвихренного воздуха, исчезла в трубе. Вэру оставалось лишь последовать за ней.

В просторных трубах, отделанных серым, бледно светящимся пластиком, царило шумное оживление. Молодежь носилась в разные стороны, то и дело сталкиваясь. Столкнувшиеся отскакивали друг от друга, как мячики, налетая на стены и на соседей с веселым смехом. У Вэру кружилась голова от мелькания разноцветно одетых тел, стен, люков, поворотов, выходов…

Вылетев в центральную шахту корабля, Анмай устремился вверх. Достигнув жилых помещений второго отсека он вновь свернул в горизонтальный туннель и, с трудом ориентируясь по настенным указателям, выбрался в коридор, впрочем, не совсем обычный. Голый, сиренево блестящий металл наклоненных наружу ребристых стен исчезал наверху в толще светового поля, словно растворяясь в его бездонном сумеречном сиянии — это создавало ощущение беспредельного пространства. В стены углублялись проемы жилых комнат. Найдя свою, Анмай положил ладонь на светящийся квадрат сбоку от двери. Та со слабым свистом скользнула вбок. Они вошли.

Хьютай осмотрелась. Помещение в точности повторяло их дом, включая окна — в них нельзя было лишь вылезти. Она с усмешкой коснулась весма. Окна погасли, наполнившись звездной чернотой, потолки взвились вверх, растворившись в сумеречном свете. Комната сразу приняла «космический» вид.

Оставшись в одиночестве, они ощутили растерянность — их присутствие не требовалось нигде. Интеллектронные компьютеры корабля не нуждались ни в каких указаниях экипажа. Это было уже тысячелетиями привычным для жителей Файау. Что бы не происходило, но пока звездолет не достигал цели — время пассажиров принадлежало лишь им самим, поскольку управление кораблем было неизмеримо выше их возможностей.

Хьютай до предела усилила циркуляцию воздуха. В каюту ворвался прохладный ветер, пахнущий свежестью и ночью. Здесь было тихо, и лишь неведомо откуда, на пределе слышимости, доносилось слабое гудение — пульс механизмов, занимавших девять десятых объема корабля.

— Поскольку нам нечем занятся, может, займемся друг другом? — Вэру искоса посмотрел на подругу.

Хьютай фыркнула.

— Ты думаешь, мне понравится развлекать бездельника? Свободная и беспечная жизнь испортила тебя, Анмай! Я лучше осмотрю корабль — а ты подумай над тем, что я тебе сказала. Ладно?

Вэру кивнул. Хьютай исчезла за дверью. Он сел на постель, потом растянулся на ее белой пушистой поверхности, погрузившись в невеселые раздумья. Разница между тем временем, в котором он вырос, и тем, в котором жил сейчас, была очень велика. Лишь напрягая все силы ему удалось включиться в эту жизнь на равных. А сейчас он участвует в межзвездной экспедиции — опасном, несмотря на все предосторожности, предприятии. За два тысячелетия межзвездных полетов около половины всех кораблей Файау — огромных светоносных крепостей — погибло, или просто исчезло без следа. Потери в экипажах были обычны. Бывало и так, что возвращался пустой звездолет, без экипажа.

В межзвездном полете, который совершается с нарушением считавшихся незыблемыми законов природы, можно было очень легко выйти за пределы психической выносливости. Поэтому слова Хьютай о том, что за эти два месяца его воля ослабла, очень его встревожили.

Анмай вскочил. Он коснулся чувствительного участка стены, превратив его в зеркало, и с минуту изучал свое лицо, ища следы слабости, в которой его упрекнула любимая. Однако широколобое, широкоглазое лицо бывшего Единого Правителя сильно отличалось от физиономии напуганного мальчишки даже в очень похожих переживаниях. Он усмехнулся, погасил свет и, скинув одежду, вновь растянулся на постели, глядя в потолок, в бездну синевато тлевшего, едва заметно мерцающего поля. Несмотря на все предстоящие опасности — а, скорее, именно благодаря им — ему было сейчас очень хорошо, как в те минуты, когда их с Хьютай желание исчезало, уступая место томной, ленивой усталости…

Он лежал неподвижно, закинув руки за голову. Его глаза были широко открыты. Когда прошло уже часа три, на весме замерцали индикаторы и раздался слабый звон — весь экипаж собрался на борту, пора было отправляться. Анмай натянул традиционную одежду звездолетчиков Файау — серый свободный комбинезон с накладными карманами, с усмешкой взглянул на свои босые ноги и вышел из комнаты.

Подойдя к проему в конце коридора, он прыгнул в транспортную трубу. В ней были встроенные генераторы силового поля, управляемые весмом — так же, как в поясе.

На сей раз он поднимался до тех пор, пока не спрыгнул на кольцевой балкон на самом верху центрального ствола. Миновав выступы раздвижных ворот, он вошел в один из радиально расходившихся туннелей-пандусов, где слабый зеленоватый свет мембранных полей едва отблескивал на темном металле и поднялся в главную рубку корабля. Колоссальное куполовидное помещение освещали лишь огромные шестиугольные экраны, утопленные в углубления сетчатой конструкции из гигантских стальных балок. Низкие пульты расходились концентрическими кругами. У них сидело множество файа, тихо переговариваясь и отдавая негромкие приказы. Но их было много и в зале висел глухой гвалт.

Анмай молча занял свое место, но не прикасался к приборам. Он знал, что все это колоссальное сооружение — лишь дань самоуверенности экипажа. На деле файа могли лишь высказывать пожелания, с которыми управляющие кораблем гиперкомпьютеры могли и не согласиться. Впрочем, возможная разница мнений лежала скорее в плоскости конфликта отцов и детей, чем в какой-то иной. Анмай усмехнулся, вспомнив, что никакого искусственного интеллекта на борту «Астрофайры» нет, — напротив, ей управлял разум тысяч лучших сыновей и дочерей Файау, слитый воедино…

Его размышления прервал мягкий голос невидимого комцентра корабля.

— Внимание. Через пятнадцать секунд будут запущены разгонные двигатели. Всем занять свои места. Внимание! Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Ноль!

Анмай ощутил, как под его ногами содрогнулась палуба. Затем его вдавило в кресло.

Старт такого корабля, как «Астрофайра», представлял собой опасную операцию. Как и все корабли-миры Файау, она была настоящим колоссом, весом в восемь триллионов тонн. В отличие от легких космолетов, у нее не было ионных маневровых двигателей. Основным требованием к двигательным установкам звездолетов была экономичность, и борт корабля не мог покинуть ни один атом, не превращенный предварительно в излучение. Но для того, чтобы разгонять такую массу, даже с ускорением в 1 «G», требовалась колоссальная энергия.

Поглощая каждую секунду четверть миллиона тонн вещества, магнитно-монопольные аннигиляторы превращали его в гамма-излучение мощностью всего лишь в шестнадцать раз меньшей стандартной солнечной светимости. Если бы это излучение лишь прикоснулось к Файау — ее поверхность мгновенно превратилась бы в плазму.

Пилоты начали расходиться. Лишь самые упорные наблюдали, как медленно уходят назад Верфи Файау. Анмай не принадлежал к их числу. Он знал, что любоваться видами Вселенной можно и из окна своего дома.

* * *

«Астрофайра» разгонялась непрерывно тридцать пять дней, пока не достигла десятой части скорости света. С такой скоростью ей предстояло двигаться еще полгода, пока она не отдалится от Файау на триста миллиардов миль. Лишь на таком расстоянии она могла войти в не-пространство, не причинив вреда своей родине. Все это время Анмай учился и знакомился с огромным кораблем, что, впрочем, было одно и то же.

Весь звездолет можно было пролететь из конца в конец за пятнадцать минут, но в нем был почти миллиард помещений. Нечего было и думать обойти их все или познакомиться со всеми восемьюдесятью миллионами членов экипажа «Астрофайры» — большинство их никогда даже не видело друг друга.

Во время полета на корабле шла та же мирная жизнь, что и на самой Файау. Файа, за отсутствием иных дел, занялись тем же, чем занимались, собственно, всегда — обменивались сообщениями и работали с бортовыми библиотеками корабля, узнавая что-то новое, — когда им этого хотелось. Несмотря на молодость, все они знали о мире гораздо больше Вэру, хотя их знания были весьма беспорядочными и считавшаяся желательной учеба занимала лишь малую часть их времени. Остальную они заполняли физическими упражнениями (каковые сводились, по преимуществу, к любви), по большей части, бездельничали или пребывали в мечтах. Многие их занятия были Вэру совершенно непонятны, например чиннамак.

Чиннамак были зеркальными кубиками размером с ноготь. Под определенным углом на них становились видны яркие, поразительно красивые многоцветные узоры или различные сценки, тоже очень красиво нарисованные. Они никогда не повторялись. Файа собирали из чиннамак мозаики, иногда достигавшие устрашающих размеров. Это не могло быть искусством, так как чиннамак занимались едва ли не все поголовно. Насколько Вэру смог понять, это было подготовкой к жизни в виртуальном мире — после физической смерти. Файа готовились к ней едва ли не с рождения. Полноценная личность содержала в себе колоссальный объем информации и, несмотря на громадную мощность гиперкомпьютеров, объем виртуальной вселенной Файау был далеко не беспределен. Сознание каждого файа занимало в ней довольно ограниченный объем. Располагая чиннамак в определенном порядке, файа, по-видимому, приобретали какие-то навыки, помогавшие расширить его — за чужой счет. Но вот как — Анмай не представлял. Он не знал правил, по которым строились мозаики — по-видимому, каждый составлял их для себя сам — и при одном взгляде на них у него начинала кружиться голова. Если он пытался пересилить себя, к головокружению присоединялась еще и боль. Его сознание было просто не в силах ухватить такое количество различных образов и он не представлял, как можно заниматься этим по многу часов подряд. Именно здесь вся пропасть разделивших их времен проявлялась внезапно с ужасающей очевидностью: то, что для него казалось бессмысленным, непонятным и даже мучительным, для жителей Файау было привычным с детства и даже увлекательным. Утратив всякую надежду разобраться в чиннамак, Анмай часами просиживал перед цветной трехмерной моделью звездолета, всматриваясь в нее, пока его голова вновь не начинала кружится от немыслимо сложного сплетения линий.

Первые звездолеты Файау представляли собой усовершенствованные копии «Фамайа». Позднее было разработано несколько разновидностей автономных кораблей-миров. Наиболее удачным оказался корабль типа «Укавэйра». Именно он стал основным в Союзе Файау. «Астрофайра» была ничем не примечательным кораблем, типичным в этой серии. Ее объем составлял 2250 кубических километров, из которых лишь десятая часть приходились на обитаемые помещения. На двух с половиной тысячах своих жилых палуб она несла восемьдесят миллионов файа. Это был действительно кочующий мир, ничуть не уступающий целой планете.

Не только внешне, но и функционально звездолеты типа «Укавэйра» делились на восемь основных отсеков. Четыре нижних, составлявших семь восьмых всего объема корабля, были недоступны для файа, наглухо отделенные броневыми перекрытиями. В восьмом, самом большом отсеке размещались двигательные установки — разгонные на днище и маневровые на боковых плоскостях. Их конструкция была необычайно сложной. Сами двигатели состояли из магнитных решеток, запертые в которых монополи Дирака поглощали струи плазмы, превращая ее в гамма-излучение. Оно, с помощью зеркал из сверхплотной нейтронной материи и сверхмощных магнитных полей фокусировалось в узкий луч, подобный лучу лазера — малейшее отклонение от оси вело к громадным потерям тяги. Но самой сложной была система охлаждения — хитроумная сеть плазмопроводов, способная работать при миллионах градусов и сбрасывать объем тепла, способный вмиг испарить весь корабль.

Там же располагались устройства, с помощью которых пополнялся запас массы. «Астрофайра» могла и непосредственно поглощать плазму звезд, зависнув в их хромосфере, и разрушать астероиды, превращая их в пар и всасывая его через магнитные ловушки.

Седьмой отсек целиком занимал Эвергет и его вспомогательные устройства. Там же размещались хранилища энергии — накопительные кольца, в которых мчались пучки протонов, ускоренных до сверхрелятивистских скоростей. Энергия, эквивалентная миллиардам тонн массы, всегда была готова к высвобождению в момент необходимости. Одновременно это была и «фабрика частиц», производившая почти любые их виды — вплоть до магнитных монополей. Эти частицы были необходимы всюду — они были катализаторами превращения массы в энергию и могли использоваться в устройствах любого размера. У них было и много других, столь же уникальных свойств.

Здесь было сердце всего корабля. Эвергет являлся не только машиной, позволявшей пробить световой барьер и перемещаться в не-пространстве. Одновременно это было и главное оружие звездолета, поражающее на огромном расстоянии, — если координаты цели были известны. Для него не существовало ограничений в скорости. И ему ничего не могло противостоять — кроме другого Эвергета. Он мог даже взорвать звезду — достаточно было совсем немного повысить в ней уровень сильного взаимодействия и превратить обычный водород в термоядерную взрывчатку, хотя это заняло бы месяцы. Файа давно поняли, что управление такой мощью действительно нельзя доверять слабым рукам живых существ.

Эвергет также превращал материю в поля, которые в нормальных физических условиях воспроизвести было невозможно. Например, он одновременно был сидератором — машиной, создающей искусственное поле тяжести. Вэру лишь оставалось удивляться, к каким сложностям приводит исполнение прихотей живых файа. Впрочем, сидераторы могли применяться не только для этого…

Однако, сидератор не только потреблял массу энергии, но и выделял ее, нагревая корабль. Поэтому, в свободном полете, если он был не слишком длинным, его отключали, и тогда на борту царила блаженная невесомость. Она, правда, не являлась полной. Масса звездолета была огромна, и на нем существовала очень слабая, но все же вполне заметная сила тяжести, направленная к корме — месту основной концентрации масс.

Пятый и шестой отсеки занимали накопители массы, или попросту топливные баки. Хотя «Астрофайра» и использовала самый эффективный способ получения энергии, ее расход все же был слишком велик и пополнение запасов топлива все время оставалось основной проблемой звездолетчиков. Движение в не-пространстве не являлось движением в физическом смысле, однако, и оно поглощало огромную энергию — для одного не-перехода требовалось превратить в нее четверть массы всего корабля. Учитывая соотношение между массой Эвергета и массой, которую он мог перенести, было признано невозможным построить корабль, способный совершить больше двух прыжков подряд, без заправки.

Четвертый отсек корабля занимали ангары и шлюзы. Здесь же хранилось множество самой различной техники, которая только могла потребоваться в космосе или на других планетах. Здесь были и заводы, способные производить практически все, — если бы потребовалось, и если бы нашлось необходимое сырье, они могли даже построить корабль, как две капли воды похожий на «Астрофайру». Правда, это бы потребовало многих лет.

Здесь же помещались и более прозаические механизмы, создававшие на борту нормальные условия — они охлаждали и очищали воздух, обеспечивали рециркуляцию воды, восстанавливали продовольствие и производили все нужные в обиходе вещи.

Второй и третий отсеки были жилыми. Помимо собственно жилых помещений, немалую часть их объема занимали проходы и коммуникации, необходимые, чтобы связать их воедино. Там же размещались бессчетные комнаты и залы, предназначенные для отдыха и работы, различные вспомогательные машины и охладители.

Первый отсек тоже был доступен для экипажа, но в нем редко кто бывал — там находились глаза и уши корабля, а также его мозг — сеть управляющих гиперкомпьютеров. Отсек был огромен, но в нем размещались не менее огромные радары, гигантские телескопы, способные улавливать любые возможные излучения и волны, универсальные энергетические орудия, сверхмощные импульсные ускорители и гамма-лазеры. Там же размещались и двигательные установки, служившие для маневрирования — они были подобны кормовым, только гораздо компактнее. Анмай удивлялся, как обитателям плато Хаос, с их неизмеримо более примитивными средствами, удалось создать подобный, хотя и десятикратно меньший корабль.

Самой сложной проблемой при создании звездолетов оказался, как ни странно, сброс тепла. Сложность его сохранения в небольших кораблях превратилась в свою противоположность в многомильных гигантах. Но огромный размер астроматов Файау не был прихотью, или следствием гигантомании. Космос был полон опасностей и не один механизм не являлся абсолютно надежным. Необходимость создания корабля, несущего множество дублирующих систем и самодостаточных во всех отношениях, была единственной возможностью повысить безопасность. Однако это неизбежно требовало увеличения размеров.

Нейтридная броня, делавшая звездолет неразрушимым, тоже была очень массивна и не могла использоваться на малых кораблях. Но это окупалось — нейтрид являлся не только сверхпрочным. Он также был сверхпроводящим — и не имел ограничений в силе тока, как обычные сверхпроводники. По обшивке «Астрофайры» можно было пустить ток такой мощности, что создаваемое им магнитное поле достигало десяти миллиардов гаусс. Никакое материальное тело или частица не могли пройти сквозь него. Это было гораздо надежнее обычного силового поля.

Несмотря на огромную сложность и многообразие такой корабль-мир оставался единым целым. Он обладал сознанием, точнее, сверхсознанием. У него были и другие общие черты с живыми организмами — он мог чувствовать боль, регенерировать, мечтать, тосковать, изменять себя — именно он был разведчиком и владыкой межзвездных просторов. А мелкие и вздорных созданий внутри него были лишь массой бесполезных паразитов.

Анмай усмехнулся при этой мысли. Он не считал себя паразитом, но знал, что мечты осуществляются совсем не так, как это представляется.

Легко оттолкнувшись от пола, он повис в воздухе. Теперь, после месяца торможения, корабль был совершенно неподвижен относительно пустоты. Чувствительные спектрометры не фиксировали даже самого ничтожного изменения реликтового фона, вызванного движением. Сейчас они могли беспрепятственно входить в не-пространство.

Все звездные экспедиции Файау действовали одинаково — они изучали Вселенную, а встретив подходящую планету, высаживали на нее часть экипажа, основывая еще один ее мир. Эта картина была не столь идиллична, как казалась. Большинство пригодных для жизни планет не имели хозяев, но иногда встречался и разум. Наученные горьким опытом, файа избегали тех, кто мог сравниться с ними в силе. Общение же с теми, кто стоял ниже их, редко оказывалось информативным, и бывало, что такие цивилизации просто исчезали, пав жертвой Йалис. Теперь его можно было контролировать так точно, что поражались лишь организмы с наивысшим уровнем сложности — попросту разумные, а вся биосфера оставалась в неприкосновенности.

Нельзя было сказать, что эта новость поразила Вэру — он хорошо знал свой народ и ожидал чего-то подобного. Но это не слишком ему нравилось — даже не потому, что подобное поведение делало файа малоприятными в глазах старших рас (на самом деле такие вещи, похоже, никого не интересовали), а просто… непонятно, почему, но было… не страшно, не противно — просто стыдно.

Впрочем, эти мысли не занимали его слишком сильно: его и Хьютай пригласили на Совет корабля, который должен был окончательно определить цель их экспедиции.

Мчась в безмолвных коридорах, где не было ни верха, ни низа, Анмай чувствовал себя странно — ему стало казаться, что он всегда жил здесь. Это было уже третье радикальное изменение среды его обитания, а сколько их еще будет?..

* * *

Даже на таком большом корабле, как «Астрофайра», нельзя было собрать все восемьдесят миллионов ее экипажа в одном помещении. В огромном зале, освещенном неярким серым светом, могли поместится лишь члены Совета — но и их было больше ста тысяч. Анмай с усмешкой коснулся знака отличия Советника — маленькой золотой звезды чуть ниже левого плеча. Его тоже удостоили этой чести, как основателя Файау. Впрочем, и сам Совет, и его решения были рудиментом древности.

Парящая в воздухе огромная масса гибких серых тел производила странное впечатление. Передвигаться в невесомости можно было лишь с помощью силовых поясов и со всех сторон налетали беззвучные порывы порожденного ими ветра. Все торопились занять места. Анмай и Хьютай уютно расположились на своих.

В соседнем кресле устроился небольшой ящик, поблескивавший линзами объективов. Это был один из членов Совета — недавно он погиб при довольно темных обстоятельствах. Он не захотел ждать, пока его тело будет восстановлено, и его матрицу подключили к подвижному воспринимающему устройству. Анмай не обращал на ящик внимания — он уже привык к таким вещам.

Зал Совета «Астрофайры» показался ему неожиданно похожим на зал Совета Фамайа — если не считать размеров и многоярусных трибун. Лишь освещение было необычным — казалось, зал находится под открытым небом, по которому беспрерывно ползут тучи. Оттуда тянуло холодом и сыростью. Там, где обычно помещается президиум, было лишь несколько гладких уступов, а над ними — колоссальный экран.

Сама процедура выбора цели являлась, разумеется, чистой проформой — все исследовательские полеты в Файау расписывались на несколько лет вперед, причем вероятность обнаружения иных цивилизаций вовсе не была главным аргументом. Практически, выбор совершали интеллектонные системы самого высокого порядка и порой понять его было трудно.

Как ни странно, уничтожение расстояний вовсе не сделало файа владыками Вселенной. У нее оставалось второе, уже неустранимое преимущество — безмерная многочисленность. Файау обследовала полтора миллиона звезд — но только в этой галактике их было более двухсот сорока миллиардов. А внутри доступной наблюдению сферы диаметром в пятнадцать миллиардов световых лет находилось четыре миллиарда таких больших галактик. На каждую из них приходилось еще до тридцати карликовых, малозаметных галактик — эллиптических и иррегулярных. Лишь одиннадцать тысяч их из этих сотен миллиардов были обследованы — и, чаще всего, это ограничивалось изучением нескольких звезд в ядре. А ведь Вселенная вовсе не кончалась за пределом видимости. Туда, за них, осмелились проникнуть только шесть кораблей файа — но их наблюдения ограничились астрофизической съемкой.

Самый дальний полет совершил первый из больших звездолетов Файау — «Укавэйра», отдалившись от родины на 840 миллиардов световых лет. Такую цифру можно было представить — но немногие могли ее осознать.

Этот непредставимый полет принес множество неожиданных открытий. Например, считалось, что в пределах одной Вселенной физические законы должны быть всюду одинаковы. Но они различались — пусть немного. И формы организации материи тоже должны быть похожи, хотя бы внешне — но оказалось, что они совсем не похожи. И, что бы там ни было, но желающих последовать за «Укавэйрой» не нашлось.

Цель этого полета была более скромной, можно сказать, рутинной — поиск одной из не-планет Мэйат. Файа стали наследниками этой великой цивилизации — но точнейшие координаты ее астроинженерных построек за миллиард лет перестали таковыми быть. Звезды и галактики движутся. Задача взаимодействия многих тел неразрешима и никакой расчет не мог определить положение объекта на несколько сот миллионов лет вперед. Большинство не-планет за этот срок, разумеется, исчезли, перестали существовать. Большая часть оставшихся все же была найдена — в основном, благодаря своим колоссальным размерам. Но с этой не-планетой Файау не везло — их экспедиция была уже девятой или десятой, отправленной на ее розыски. Анмай напросился в нее потому, что ее целью была галактика А-1443, находившаяся на расстоянии в миллиард световых лет — колоссальное скопление звезд, относившееся к классу эллиптических. Будучи в десять триллионов раз массивней солнца Файау, она являлась центром целого скопления галактик. Но, самое важное, это была его родина — там, в ядре, возле чудовищной черной дыры, Бездны, некогда находился Уарк. Они направлялись практически в ту же область — насколько позволяла точность не-перехода на таком расстоянии. Самостоятельно Анмай ни за что не смог бы организовать такой полет, но его воскрешение вызвало интерес к истории файа. Полет в место их возникновения, еще и имевший практический смысл, был, одновременно, и следствием любопытства — не только одного Вэру, но и миллиардов его соплеменников.

Однако, в привлекательной цели таился и риск. А- 1443 состояла, в основном, из старых звезд. В ней жило очень много цивилизаций, иногда превосходящих по развитию Файау — которой было менее четырех тысяч лет. Если файа не удастся достигнуть взаимопонимания с ними, начнется война и их существование окажется под угрозой — впрочем, не особенно большой. Современная Файау была уже столь велика и столь рассеяна, что никто не мог уничтожить ее полностью. И ее существование вовсе не являлось тайной — каждый вход ее корабля в не-пространство чувствительные к Йалис гиперсканеры фиксировали с расстояния в сотни миллионов световых лет. Они замечали и ДРУГИЕ корабли, не принадлежащие Файау, но их пути никогда не пересекались — в одном и том же объеме безмерно огромной Вселенной существовали сети множества сверхрас и никто не знал, кому именно он принадлежит — кошмар для любого пограничника, привыкшего к двумерному мышлению. И, в то же время, реальность — в космосе не было границ, да и кому может принадлежать пустота? Вэру она казалась домом столь огромным, что его обитатели не только не мешают, но даже едва замечают присутствие друг друга.

Но то, что файа — в данный период времени — не имели врагов, еще ни о чем не говорило. За всю почти четырехтысячелетнюю историю Файау лишь две из семи пережитых ей межзвездных войн были гражданскими. Первая из них бушевала тысячу семьсот лет назад и длилась почти тридцать лет. Ее вызвал первый контакт файа с другими цивилизациями. Как говорила тогдашний правитель Файау, Илайна Ирмиа, это была война между злорадством и состраданием, в которой победило любопытство. Как ни странно, но больше всего Анмай знал именно о ней. Вторая разразилась спустя почти тысячелетие между сторонниками и противниками использования Йалис, но сторонники ограничения прогресса, как всегда, ее проиграли. В промежутке между ними файа пережили первую межрасовую войну. Она началась почти вслед за Первой Гражданской и велась с сверхрасой Уккан. Противники оказались равны по силе и поэтому война свелась, по сути, к обмену оскорблениями.

Вторая межзвездная война, начавшаяся вскоре после Второй Гражданской, была названа Опоздавшей Войной или Войной Возмездия — в ней Файау сокрушила Межрасовый Альянс, но цена победы оказалась ужасна. На ее центральных планетах не осталось никакой жизни. Хотя никто из файа не погиб — их сохранили матричные системы — еще много лет нарушенная физика мстила им ужасными мутациями. В сущности, это была примитивная, грубая, захватническая война — четырежды двадцать и семь планет, если считать на старинный манер, были опустошены, а их население целиком уничтожено. Конечно, потом файа каялись, и, как уверяли историки, даже десять последующих лет не летали к иным мирам, боясь повторения бойни, — но что с того было погибшим? Пусть это были бесконечно странные, но тоже разумные существа.

Анмай не удивлялся, что гораздо охотнее его народ говорил о полувековом Нашествии Теней, пятой из войн, бушевавшей пятьсот лет назад, когда сами файа стали жертвами горгонарий, монстров, способных за двадцать минут сожрать любое живое существо, усвоив даже его память — и стать его неотличимой копией. В этой войне главным было не одолеть противника, а найти его — Файау спасло лишь вселенское рассеяние и установленный между ее мирами карантин. Все ее миры, в которые проникли горгонарии, сгорели вместе с ними, за исключением двух… а остальные узнали о войне лишь понаслышке. Шестьдесят семь миллиардов файа были в буквальном смысле слова съедены. Еще и сейчас, как говорили, недобитые горгонарии таились среди них — уже не среди живых, а в матрицах тех, кого они поглотили…

Шестая война (она началась через двадцать пять лет после Пятой) считалась самой короткой. В сущности, она свелась к тому, что неведомый враг уничтожил одну из лучших колоний Файау — Ахайлар, грандиозное сооружение в пустоте, по размерам превосходившее любую населенную планету. Но об этом в Файау избегали говорить…

Более всего файа была памятна Последняя война. Она продолжалась сто тридцать лет, окончилась менее двух веков назад, и получила название Дикой Охоты или Войны Любопытства — ее вызвало вторжение файа в Ворота Соизмеримости, ведущие за пределы Вселенной. Ни один их корабль не вернулся назад, лишь две Нэйристы — корабли-звезды, всесильные и неуязвимые, пришли по их следам. Тринадцать лет они наблюдали. Потом начали убивать. Первая же попытка сопротивления стоила файа половины их флота. Вторая потребовала девяноста лет подготовки, но оказалась не более успешной — это напоминало битву пылинок пороха с пламенем. Двадцатимильные крейсеры, всесильные установки Сверх-Эвергет, беззащитные зеленые миры — все равно исчезало в хаосе разверзшейся физики и огненной утробе чудовищ. Тех, до кого те сами не могли добраться, губили тучи разумных нанетов, некробактерий, разъедавших любой материал и отравлявших все вокруг смертоносной радацией. А сверхразумные машины файа поражали чудовищные мысли, супервирусы, проникшие в интеллектронные сети. Всесильные файа стали муравьями, прячущимися от птиц. Четвертая часть их народа погибла прежде, чем враг исчез так же внезапно, как и появился, положив конец войне. Но порожденный ей страх еще и поныне не оставил Файау: были расы, превосходившие их почти беспредельно и Анмай знал по крайней мере об одной.

«Улайра», один из кораблей, осуществлявших астрофизическую съемку за пределами зоны видимости, обнаружила необычный источник инфракрасного излучения с температурой в 27 градусов выше нуля, в триллион раз более мощный, чем солнце Файау. Более подробное изучение показало, что он представляет собой диск радиусом в сорок световых лет, толщиной везде не больше мили, с плотностью, равной плотности стали. Диск вращался как твердое тело с периодом в 2600 лет и размещался в межгалактическом пространстве. Его масса была также в триллион раз больше солнечной — целая галактика, превращенная в искусственное сооружение.

Ничего больше не было известно. «Улайра» производила съемку с расстояния в три миллиарда световых лет. Ни один корабль Файау больше не приближался к Диску и не появлялся в том районе. В А-1443 не было никаких следов астроинженерных работ. Но файа не торопились забывать, что существует неизвестное им. Хотя любое изменение физики теоретически можно было нейтрализовать изменением, противоположным по знаку, это требовало времени. Кроме того, у Йалис было множество недоступных им уровней — и даже на равном защиту можно было обойти или просто пробить превосходящей грубой силой. И тому, и другому имелись печальные примеры. Даже корабль типа «Астрофайры» имел мало шансов в сражении со звездолетами старших рас. Бегство же было затруднительно — вход в не-пространство требовал минимум получаса для зарядки накопителей…

Хьютай прервала его размышления, притронувшись к его руке.

— Я проспала всю эту чушь. Что они там решили?

Вэру повернулся к ней.

— Сейчас услышишь.

Секунду спустя по залу раскатился мягкий голос комцентра.

— Управляющая суть «Великой Файау», ввиду того, что за время нашего полета не найдено более достойной цели, решает избрать целью экспедиции ядро галактики А-1443. Вход в не-пространство произойдет через пять часов, считая с настоящего момента.

За решением последовали восторженные крики — большинство экипажа было явно довольно. Весь Совет тучей поднялся в воздух, рассеиваясь по туннелям. С трудом ориентируясь в воздушной толчее, Анмай вдруг подумал, что этот полет будет успешным.