"Война в потемках" - читать интересную книгу автора (Ефимов Алексей Иванович)

Глава 6 С другой стороны

Еще через два дня Талу мог сказать, что его задание, в основном, выполнено. Улицы вновь заполнились народом, в центре множество рабочих взялось за восстановление зданий. Под радостные крики собравшейся толпы мощный взрыв снес развалины здания ЧК. На его фундаменте предстояло немедля построить новое, но горожане об этом не знали. Зато повстанцы, напуганные видом патрулирующих улицы гекс, охотно сдавали растащенное во время мятежа оружие.

О его причине в городе избегали говорить, хотя уже официально было объявлено, что она — стихийное космическое явление. Полиция разоружилась и теперь сама стала объектом расследования целой тучи налетевших из Товии инспекторов. Ее функции выполняли бойцы Черзмали, которых он, усвоив полученные уроки, нещадно гонял на боевой подготовке. Однако осталось еще две проблемы — Черми Эрно и беглецы. С Черми было проще — исполняя прямой приказ Найте, он отошел на свою базу, где дожидался решения своей судьбы и участи отряда, окруженный танками Внутренней Армии.

Правда, перед этим он успел уничтожить одно из селений, жители которого, перебившие во время мятежа свои власти, отказались подчиниться. Черми сжег селение дотла, расстреляв всех его жителей — больше тысячи человек. Это зверское злодеяние возмутило Талу. В Академии его учили, что бессмысленные убийства, вроде этого, могут привести к разрушению государства.

С беглецами было сложнее — они ушли из города и, отказавшись сдаваться, закрепились в селении Ахрум — бывшей резиденции правителей Ирмии. Селение было блокировано войсками и их легко можно было уничтожить, поручив это истребительному отряду Черми Эрно. Однако Талу решил, что резня в Офинки станет их последним преступлением. Усмирив славившийся непокорством шестисоттысячный город без единого выстрела (если не считать перестрелки на площади), окрыленный успехом Талу считал, что с тремя сотнями беглецов договориться будет нетрудно. Вдобавок, ему хотелось хоть ненадолго выбраться из Кен-Каро. Он не очень хорошо разбирался в тех делах, которыми ему поручили заниматься, и необходимость постоянно консультироваться с Товией основательно его раздражала. Но тут возникли две неожиданные трудности.

Первая — незначительная: аэродром находился на базе Черми и рассчитывать на его вертолеты теперь было бы глупо. В Ахрум надо было добираться наземным транспортом. Вторая серьезнее — на сей раз Черзмали не мог поехать с ним, и, более того, не мог выделить достаточно солдат. Талу решил обойтись своими гексами, в управлении которыми постоянно практиковался.

Спустя всего сутки колонна машин вышла из Кен-Каро, направляясь на запад. До Ахрума было тридцать миль, но за десять миль до селения они миновали последний пост Внутренней Армии — та избегала входить в непосредственное соприкосновение с повстанцами, опасаясь стычек.

Впереди колонны ехал оранжевый патрульный автомобиль с двумя полицейскими. Из установленных на его крыше динамиков должны были раздаваться призывы к мирным переговорам. Машина не была бронирована, у полицейских были только пистолеты. Предназначенная для улиц, она еле ползла, увязая маленькими колесами в грязи мрачной лесной дороги. Талу надеялся, что ее безобидный вид удержит повстанцев от немедленной атаки.

За ней следовал грузовик, доверху нагруженный хорошо заметными припасами — по мнению Маонея, раздача еды должна была смягчить «беглых». За рулем тоже был полицейский. Грузовик сопровождали три оранжевых патрульных вездехода. В них находилось еще пятнадцать полицейских, увешанных патронташами, вооруженных пистолетами и карабинами, — все, кого он смог мобилизовать в разгромленном кен-карском Управлении. У каждого на поясе были газовые гранаты, из окна передней машины торчал ручной пулемет, но все же, это шествие выглядело довольно жалко.

На некотором отдалении следовал трехосный фургон, конфискованный Талу в городе. В нем сидели 24 вооруженных до зубов бойца-истребителя — две трети взвода, который смог выделить ему Черзмали. За ним ехал штабной бронетранспорт, в котором находился сам Маоней. Разрисованная в маскировочные черно-серые цвета широкая, 35-тонная машина была почти незаметна. Ее семисотсильный двигатель работал бесшумно, восемь колес из сплошной упругой пластмассы — каждое выше человеческого роста — мерно вращались, не замечая неровностей. В штабном варианте МКХ-30 помещалось всего двенадцать бойцов — вдвое меньше, чем в обычном.

У машины было два независимых поста управления, разнесенных по передним углам корпуса. Между ними размещалось главное боевое отделение с автоматической пушкой, установленной в лобовом листе, пулеметом и огнеметом во вращающейся башне. Еще один пулемет и огнемет размещались в башне кормового боевого поста, между двигателями. Боезапас — тысяча дюймовых снарядов для пушки и четыре тысячи пулеметных патронов — хранился в бронированных коробах на двойном днище машины; между его броневыми листами располагались топливные баки.

За бронированной громадиной еле полз обычный городской автобус; в нем сидели бывшие заключенные, успешно прошедшие перевоспитание. По мнению Талу, они должны были помочь в переговорах.

Колонну замыкали шесть черных трехосных тягачей, влекущих платформы с тридцатью медлительными гексами, вооруженными пулеметами, закрепленными на головах в металлических рамах. Спусковые приводы соединялись с имплантированными компьютерами — для выстрела гексе надо было лишь подумать об этом. Цистернообразные туши покрывали раскрашенные в маскировочные цвета бронированные попоны. Шеи скрывали гибкие бронированные рукава, тоже раскрашенные. Среди них была Имо.

На первой платформе сидело тридцать «бывших» в серых комбинезонах и сферических стальных шлемах с антеннами — такими же, какие наподобие усиков увенчивали головы гекс. Этих заключенных, только что подвергшихся нейрокибернетической имплантации, Талу забрал с базы Эрно, чтобы хоть ими усилить свою маленькую армию — ему не хотелось дожидаться подкреплений. Эти существа были одеты в противогазы без фильтров, скрывавшие их мертвые лица и пустые стеклянные глаза и вооружены ручными пулеметами с патронными лентами, идущими в наспинные ранцы. Их вооружение дополняли массивные тесаки.

Тем не менее, сидевший в командном отсеке бронетранспорта Талу ощущал беспокойство — с ним было, считая семь членов экипажа, чуть больше сотни файа и людей. Он вовсе не собирался нападать, но времена, когда на переговоры можно было идти безоружным и не имея внушительной силы за спиной, увы, миновали безвозвратно.

Маоней нервно оглянулся. В открытой двери десантного отделения виднелись приникшие к амбразурам бойцы. Только оба гранатометчика спокойно сидели у задней стенки.

Талу перевел взгляд с залитого тускло-красным светом отсека на ярко освещенный пульт компьютера, полукругом охватывающий его вращающееся кресло. На экранах мерцала круговая панорама происходящего вокруг — в обычном и в инфракрасном свете. Можно было подключиться к мозгу какой-либо гексы и видеть ее глазами. Он полюбовался такими видами, потом переключился на «бывших» — здесь качество изображения было настолько скверным, что он поморщился. Закусив губу, Талу быстро просматривал один экран за другим, боясь упустить признаки засады.

Его руки лежали на клавишах управления, готовые в любую секунду отдать приказ. Он проверил переносной пульт, висевший на спинке кресла, затем кобуру. Перед поездкой он попрактиковался в стрельбе, но не был уверен, что действительно попадет в то, во что целится.

В машине было жарко — охлаждавшие передатчики вентиляторы гнали струи горячего воздуха. Маоней весь взмок, затем решительно скинул куртку и вновь защелкнул пояс на своем впалом животе. До Ахрума оставалось меньше трех миль — полицейские уже включили свои динамики и лес оглашали записанные на пленку призывы.

Талу протянул руку к рации — ему захотелось связаться с первой машиной и спросить, не видно ли чего.

В этот миг впереди, из темных зарослей, враз ударило два десятка автоматов. В передней машине вмиг разлетелись стекла и головы сидящих в ней людей. Неуправляемая машина продолжала ползти вперед, пока не лопнули все колеса и не заглох изрешеченный пулями мотор. Динамики продолжали оглушительно орать:

— Не стреляйте, мы хотим мирных переговоров! Не стреляйте…

В кабине грузовика тоже разлетелись стекла, убитый водитель ткнулся лицом в руль. С диким ревом сигнала грузовик врезался в патрульную машину, развернул ее и толкал несколько метров, пока не заглох. Машина опрокинулась, вопли динамиков оборвались. Из-под капота полыхнуло пламя. С бортов расстреливаемого в упор грузовика сыпались пачки с печеньем и консервные банки.

Вся колонна остановилась. Полицейские выпрыгивали из расстреливаемых с двух сторон машин, но едва половина их успела это сделать. Пулеметчик, едва выскочив из открытой дверцы, тут же выронил оружие и ткнулся в траву с десятком пуль в груди. Уцелевших, пытавшихся укрыться в зарослях, встретил огонь автоматов в упор. Спустя десять секунд с начала боя из восемнадцати полицейских в живых не осталось никого.

За это время бойцы Талу успели выскочить из распахнувшейся задней дверцы и кабины фургона. Они быстро рассыпались по лесу, треск автоматов заглушило частое щелканье автоматических винтовок. Талу еще несколько секунд оторопело смотрел на экраны, затем его пальцы быстро запорхали по клавишам.

У остановившихся платформ откинулись борта, превратившись в пандусы. Гексы сошли по ним и, разделившись на две группы, двинулись в лес, чтобы взять засаду в клещи. Маоней быстро отдавал один приказ за другим, его глаза блестели — пришел час проверки его знаний. Он расположил «бывших» позади гекс, развел группы дальше в стороны, чтобы не упустить никого.

Переключившись на экран Имо, он увидел маленькую человеческую фигурку, палящую из автомата по наступающей твари. Талу не успел и моргнуть, как человек оказался в перекрестье прицела. Изображение дернулось, наверху полыхнуло пламя. От тела, прошитого множеством крупнокалиберных пуль, полетели клочья мяса, но Маоней Талу этого не заметил. Он смотрел уже на другой экран.

Будь в засаде всего двадцать мятежников, их бы почти немедленно перебили. Но их оказалось значительно больше — на каждого бойца Талу приходилось пять стрелков с карабинами, добытыми в Кен-Каро, и еще втрое больше беглых заключенных и повстанцев, вооруженных ножами и мечтавших добыть оружие в бою. Им заранее стало известно об экспедиции, и засада была подготовлена на совесть. Несмотря на то, что файа были сильнее, отлично вооружены и лучше тренированы для боя, у них практически не было шансов. Не успевали они покончить с одним противником, как на них набрасывались новые, расстреливали в спину, били ножами, душили.

«Бывшие»[17] тоже оказались легкой добычей — несмотря на свою чуткость, стремительность, способность стрелять на любой подозрительный звук, они были очень тупы. Достаточно было одного меткого выстрела, чтобы заполучить пулемет и впридачу — ленту с тысячей патронов.

Но гексы оказались на высоте положения — неуязвимые в своей пластиковой броне, они действовали как живые танки. Проламываясь сквозь любые заросли, они повсюду выслеживали и уничтожали людей. Они не только прекрасно видели в темноте, но и обладали особой чувствительностью к вибрации и теплу, излучаемому живыми телами. А уцелевшие повстанцы скоро поняли, что единственная возможность выжить — держаться сзади какой-нибудь гексы. Те были неповоротливы и, несмотря на гибкие шеи, не могли оглядываться назад.

На дороге огонь охватил салон патрульной машины с обезглавленными трупами, добрался до бензобака, взметнувшись, обдал кабину грузовика и перескочил на лужу разлившегося под ним горючего. Бензобак грузовика тоже взорвался, его деревянный кузов, набитый коробками, объяло пламя и обе сцепившихся машины запылали огромным костром, далеко освещая заросли.

На обагренную огнем дорогу выскочил молодой мужчина — тот самый, что стрелял в Черзмали. Бросив свой разряженный автомат, он подбежал к изрешеченному пулями патрульному вездеходу, схватил пулемет убитого полицейского, надел ранец с запасными дисками, торопливо застегнул на себе его пояс с гранатами и пистолетом. Вокруг вездеходов появились другие «беглые». Они выбрасывали трупы из кабин, обыскивали их, забирая оружие.

Он миновал их. Взобравшись на крышу брошенного фургона, он дал длинную очередь по крыше стоявшего за ним бронетранспорта. И свирепая радость отразилась на его лице, когда под ударами пуль, в искрах, разлетелись обычные и инфракрасные фары, объективы камер, повалились срезанные антенны связи, покрылась белыми пятнами окрашенная броня…

Уэрка очередью в упор свалил налетевшего на него в полумраке файа, подхватил его автоматическую винтовку и из нее расстрелял второго. Взглянув на него, он крикнул Философу:

— Смотри, это же гранатометчик!

Они вдвоем подбежали к нему. Рядом с мертвецом лежала труба базуки, на его спине был ранец с тремя запасными ракетами.

— Вот это да! — воскликнул Философ. Он первым делом нацепил на себя пояс убитого и теперь разглядывал 20-зарядную автоматическую «Бексу», вытащив ее из кобуры.

— Ты знаешь, как с этим управляться? — хмыкнул он.

Уэрка надел ранец с ракетами и крутил в руках базуку.

— Разберусь. Давай на дорогу — нам надо взорвать броневик.

Талу видел, что сражение и так идет не лучшим образом, когда внезапно погасла часть экранов и оборвалась нейрокибернетическая связь.

Осмотревшись, он понял, что дела плохи — по их машине стреляли уже со всех сторон, пули резко щелкали о звеневшую броню. Носовой пулемет почти беспрерывно бил трассирующими очередями по фургону, из-под которого вражеский пулеметчик огрызался струями разрывных пуль. «Беглые» обошли их с тыла. Они захватили платформы, перебили водителей и атаковали автобус. Его пассажиры не захотели выяснять отношения со своими бывшими собратьями и разбежались кто куда, пытаясь спастись.

Талу попытался вызвать кого-нибудь из бойцов, но никто не отвечал. Он решил, пока не поздно, вызвать помощь, но дальняя связь тоже не действовала. Юноша задумался. Прорываться небезопасно, надежнее собрать гекс вокруг машины с помощью переносного передатчика и держаться до подхода подкрепления.

Талу выскочил в десантное отделение. Его бойцы, оставив бесполезные амбразуры, стреляли из открытых люков на крыше. Одна за другой, ударили обе базуки. После оглушительных взрывов их начиненных шрапнелью ракет в зарослях стрельба несколько утихла.

Отпихнув одного из стрелков, Талу выглянул в люк и осмотрелся. По всему лесу мелькали молнии трассирующих пуль. От них повсюду занимались кусты, трава, лесная подстилка. От его машины тоже разлетались во все стороны огненные лучи. Носовой пулемет продолжал стрелять. Талу удивился, почему изрешеченный трассирующими пулями фургон еще не вспыхнул. За ним пылал грузовик — пламя трепещущими рывками озаряло заросли.

Сзади раздался грохот и звон стекла. Талу обернулся — тяжелая платформа, на которой недавно сидели «бывшие», уткнувшись в разбитый зад автобуса, толкала его, пока с грохотом не свалила набок, в кювет. Взревев двигателем, мощный тягач рванулся вперед, собираясь таранить бронетранспорт.

Талу успел лишь открыть рот, когда из кормовой башни хлестнула очередь. Трассирующие пули разнесли стекла и заклинили двигатель тягача — он остановился, не доехав до них всего нескольких метров.

Талу приготовил пульт. На панели зажегся зеленый огонек установленной связи, но в этот миг из кустов сверкнула вспышка выстрела и пуля свистнула возле его головы так близко, что Маоней ощутил упругий удар рассеченного воздуха и в панике спрыгнул вниз.

Бросив бесполезный пульт, юноша вновь попытался связаться с Кен-Каро — безрезультатно. Он не знал, что случилось с аппаратурой, но понял, что им остается рассчитывать лишь на свои силы… а лишенные управления гексы просто разбредутся по лесу.

— Давай на прорыв! — крикнул он водителю. — Сначала на полной назад, потом вперед! Держитесь крепче!

Стрелки спешно попрыгали внутрь машины. Двигатель бронетранспорта взревел на полной мощности. Затем тяжелая машина резко рванулась назад, с треском врезавшись в тягач. Сила удара вогнала двигатель внутрь смявшейся кабины и развернула платформу поперек дороги. Внутри бронетранспорта все повалились друг на друга.

— Пушка! — крикнул Талу. В ушах у него звенело после страшного лязга и скрежета.

Машина содрогнулась от отдачи автоматического орудия, выбрасывавшего десять снарядов в секунду. Трехсекундной очереди оказалось достаточно, чтобы восьмитонный фургон взорвался, подскочил вверх в облаке огня и опрокинулся набок. Затем мастер-стрелок повел стволом пушки справа налево, насколько позволяли упоры. Расчищая дорогу, его орудие проложило дугу смерти длиной в шестьдесят градусов. На сей раз рев пушки не смолкал по крайней мере двадцать секунд.

Вновь высунувшись из люка, Маоней видел, как в ослепительных вспышках искристого пламени разлетаются стволы деревьев и взлетают фонтаны земли, видел, как вновь полетели обломки злосчастного фургона. Он видел, как из зарослей выскочил человек с автоматом — в него попало сразу два снаряда, и он тоже разлетелся в облаке искр и кровавых брызг. Когда орудие замолкло, стало тихо, только трещали валившиеся деревья.

— Вперед! — крикнул Талу.

Бронетранспорт с ревом работающего на полных оборотах двигателя стал быстро набирать скорость. Когда он зацепил и отбросил горящий фургон, Талу еле устоял на ногах. Впереди показались патрульные вездеходы. От них в разные стороны кинулись темные тени.

Бронетранспорт легко смел маленькие машины — первый вехдеход полетел вперед так, словно им выстрелили, и, врезавшись во второй, вместе с ним, кувыркаясь, покатился в кювет. Третий отлетел вбок и перевернулся. Впереди оставался только пылавший грузовик. Они приближались к нему, вновь набирая скорость, — объехать его было нельзя. Глядя на стремительно надвигавшееся пламя, Талу лишь крепче вцепился в раму люка — прятаться было уже поздно. Но сила удара была такова, что он сорвался и покатился вниз по телам бойцов.

Грузовик взорвался облаком горящих обломков и искр, подмял патрульную машину и прыгнул вперед. Патрульный автомобиль с хрустом смялся под колесами подскочившей громадины, а грузовик, когда его вновь таранил бронетранспорт, опрокинулся и пополз впереди, взрывая землю и закрывая обзор. Казалось, машина мстит им за предательски убитого водителя. Им пришлось остановиться и отъехать назад. Прежде, чем бронетранспорт успел вновь ринуться вперед, начался кошмар.

Разумеется, «беглые» знали, что файа будут прорываться к Ахруму — дорога обратно была загорожена платформами. По их машине стреляли из автоматов, карабинов и взятых у убитых файа автоматических винтовок. От ударов сотен пуль с бортов внутри машины полетели клочья зеленой краски. Лежащему на дне расстреливаемого бронетранспорта Талу показалось, что он в железной бочке, по которой бьют отбойным молотком. Несмотря на это, бронетранспорт вновь рванулся вперед, в звоне и свисте отлетавших пуль и пучках выбитых из стали искр. Секунду спустя перед его носом разорвалась ручная граната, взметнув фонтан земли. Вторая отскочила от борта и разорвалась в кустах.

— Люки! — крикнул Талу, пробиравшийся на четвереньках к своему посту.

Машина мчалась вперед, несмотря на сумасшедшую стрельбу и взрывы гранат. Они отскакивали от бортов, катились по крыше. Одна взорвалась под колесами, но машину это не повредило. Всего Талу насчитал семь взрывов.

Добравшись до своего кресла, он подумал, что они прорвались — взрывов больше не было слышно, стрельба ослабела. В этот миг стремительно вылетевший сзади огненный шар ударил бронетранспорт в корму — прямо в кормовой боевой пост.

Взрыв трехкилограммовой шрапнельной ракеты проломил дюймовую броню и ее осколки изрешетили все, что было внутри помещения, включая и двух стрелков. Бронированная дверь в десантное отделение выдержала, но застекленная смотровая щель в ней засветилась огнем — взрыв порвал шланги огнемета, которым стрелки так и не успели воспользоваться. Несмотря на это, управление не было повреждено и двигатели работали — машина продолжала двигаться вперед.

Она продолжала двигаться, даже когда еще две ракеты почти одновременно ударили в корму и кормовая башня слетела. Из ее погона вырвался столб пламени. Талу сжался на сидении, руками прикрывая голову — его оглушило взрывами. Секунду спустя в бронетранспорт попала четвертая ракета. Дверь кормового боевого поста сорвало неистовым потоком огня — находиться в машине стало невозможно. Подчиняясь скорее инстинкту, чем разуму, Талу рванул рычаг внешней двери и выскочил наружу. Никто больше выскочить не успел — от удара пятой ракеты взорвались баки с напалмом и внутренность бронетранспорта мгновенно обратилась в пылающий ад. Двигатели еще работали и превратившаяся в страшный костер на колесах машина продолжала мчаться вперед. Только проехав метров сто, она сошла с дороги, сокрушила несколько деревьев, остановилась и заглохла.

Поднявшийся Талу несколько секунд тупо смотрел на нее, затем побежал следом — он вспомнил, что там осталась его куртка, и, главное, переносной пульт управления гексами. Добежав до машины, он остановился в ужасе. Из распахнутых люков шумно вырывалось пламя, корпус стал странно светлым — пули отбили почти всю краску и броня сплошь покрылась отметинами. Корма машины была разворочена, из пляшущих рыжих языков торчали клочья броневой стали. От двух передних колес остались лишь лохмотья темного пластика. Внутри страшно кричали, что-то стучало и билось в стальные стенки, хотя уцелевшая на них краска уже шипела и пузырилась от жара. Маоней было сунулся в люк, из которого выскочил — оттуда ревел огонь, несло нестерпимым жаром и смрадом. Из него к его ногам вывалился истошно вопящий огненный комок и стал кататься, рассыпая искры — еще минуту назад это был один из его бойцов.

Талу бросился прочь. Отбежав немного, он повалился на землю — ноги его не держали. Едва он вновь осмелился посмотреть на бронетранспорт, в нем взорвались ракеты от базук и топливные баки — из люков в небо взвился столб огня. Броневой корпус лопнул, как надутый пакет, во все стороны полетели крышки люков, искры, горящие обломки.

Рванувшееся было в стороны пламя собралось в огненную тучу и поплыло вверх, разворачиваясь огромным черным грибом. Талу оглушило, но он, в странном оцепенении, продолжал смотреть, как, с фейерверочным треском рассыпая искры, рвутся патроны. Пламя гудело, освещая все вокруг, раздутый корпус медленно наливался малиновым сиянием, от жара плавились и вспыхивали колеса. Лишь когда взорвались ящики со снарядами и светящаяся коробка подбросила нос в фантастическом облаке вспыхнувших трассеров, он сообразил, что его могут найти, и пополз прочь.

Довольно долго Талу пробирался на четвереньках наугад, пока не наткнулся на куст. Забившись под него, он сжался, судорожно хватая ртом воздух. Его сердце бешено стучало, его тошнило, а перед глазами плавали круги.

Пытаясь привести себя в порядок, он зажмурился и стал считать. Досчитав до сотни, он смог приподняться на руках, потом с трудом встал и осмотрелся. Ему было холодно; он вспомнил, что его куртка осталась в горящей машине. «Я мог бы основательно прогреться», — подумал Талу. Эта мысль показалась ему очень смешной, но он с испугом сжал зубы, чувствуя, что стоит ему хоть раз хихикнуть — и он уже не сможет остановиться, пожалуй, до конца своей жизни. Все до единой машины горели. Деревья у горящего бронетранспорта тоже занялись, пламя смерчем рвалось вверх; во множестве мест пылали кусты и трава, подожженные пулями. Такой пожар был виден и в Кен-Каро. «Хотя я и не успел послать сигнал о помощи, теперь Мато и сам сообразит, что к чему, — подумал Талу. — Стоит лишь подождать немного, и сюда прилетят…».

Несколько успокоившись, он смог, наконец, оценить ситуацию. Вокруг бродили тридцать гекс и столько же «бывших» — теперь, когда управляющий компьютер был уничтожен, они все превратились в зверей, одержимых манией убийства. «И еще — сотни три «беглых», одержимых тем же, — подумал он, — хотя нет! Гексы и «бывшие» должны были перебить многих, может, и всех — я ничего не слышу!».

Усевшись, Талу осмотрел себя. Как оказалось, все приключения стоили ему всего нескольких ссадин, зато ноги отчаянно дрожали — он не мог поверить, что минуту назад бежал как лань, перепрыгивая все препятствия.

Он понял, что дрожит, вспоминая, как в него стреляли. Он и сейчас не понимал, как можно промахнутся, стреляя из карабина по неподвижной мишени с расстояния десяти шагов. При мысли, что он сидит один, полуголый, в лесу, кишащем чудовищами, он должен был испугаться сильнее, но пугаться он был уже неспособен. Для знающего все повадки гекс они не очень опасны. К тому же, они наверняка преследуют уцелевших «беглых» — а вот те и впрямь убьют его, едва увидят.

«А почему — убьют? — спросил он себя, — у меня что, на лбу написано, что я офицер ЧК и нейрокибернетик? Среди файа тоже бывают мятежники — больше, чем мне хотелось бы. Ведь меня специально учили прикидываться невинной овечкой или бунтарем! Они меня ни разу не видели — так как же смогут узнать? По одежде?» — Талу усмехнулся. Сейчас на нем были только сандалии и рабочие штаны — костюм довольно подозрительный, но в нем мог ходить кто угодно. Только…

Он расстегнул гибкий металлический пояс — такие носили только Высшие Фамайа — и вынул из кобуры пистолет. Оружие было тем единственным якорем, за который цеплялось его тонущее в панике сознание. Зато патронов было мало — всего одна запасная обойма в кармашке на кобуре. Засунув ее в карман штанов, Талу забросил все остальное, вместе с документами, в кусты.

Его вдруг охватил стыд — всего год назад он впервые надел стальной пояс, окончив Академию. Тогда он стал одним из двадцати миллионов Высших, носящих их. Он вспомнил, что ему говорили, вручая пояс и диплом. А теперь…

Вообще-то Талу не очень любил этот знак отличия — все время таскать на себе два с лишним килограмма железа не очень-то удобно. Гибкая стальная змея могла стать превосходным оружием в крайнем случае и древние файа носили металлические пояса именно с этой целью. Обычай не утратил смысла и сейчас… но, если бы он попался с поясом, его уже ничто бы не спасло.

Талу ощутил запах гари — пожар разгорался. Сами сырые деревья не могли вспыхнуть и оставаться здесь было вполне безопасно, но он должен был выяснить, что стало с его бойцами.

Он осторожно выглянул из кустов, припоминая способы незаметного передвижения по местности, потом снял сандалии, прицепив их за ремешки к ремню штанов. Достав из кармана оружие, Талу спустил предохранитель и передернул затвор. Потом он двинулся вперед, направляясь к Кен-Каро. Лесной мусор колол его босые ноги, но теперь он ступал по нему совершенно бесшумно. У Маонея было еще одно небольшое преимущество — файа, выросшие в вечном полумраке севера, лучше видели в темноте и даже могли различать цвета, когда людям все кажется серым, только вот какой ему в них сейчас толк?

Пробираясь по лесу с пистолетом, поднятым стволом вверх, он никого не видел. Впрочем, разглядеть кого-нибудь в почти полном мраке, царившем под сплетенными воронкообразными кронами, было трудно. Трепещущие вспышки пламени и ползущие в тяжелом влажном воздухе клубы дыма дополнительно затрудняли обзор. Но двигаясь дальше вдоль дороги и испуганно оглядываясь, он стал замечать следы битвы. Сначала ему попался «беглый», превращенный в неузнаваемые лохмотья пастью гексы, затем — «бывший» с двумя вмятинами на шлеме и простреленной шеей. Оружия при них не было. Немного дальше, у кювета, лежало несколько тел в синей полицейской форме. Наконец, у горящих машин ему стали попадаться тела его бойцов и «беглых», разбросанные вперемешку. Их было много. Талу разглядывал их, ища живых и хоть какое-нибудь оружие, но все, до последнего патрона, было собрано. Потом впереди показалось нечто огромное, темное — туша мертвой гексы. Ее голова исчезла, разорванная выстрелом из базуки, обрубок шеи напоминал конец оборванного кабеля. Под ним растеклась огромная лужа уже застывшей синей крови. Осторожно обойдя ее и лежащую на боку неохватную тушу, он заметил на ее броне номер — большую белую единицу. Увидев его, он вздрогнул и отвернулся. Это был номер Имо.

Пробираясь дальше, он видел всюду изуродованные тела — изрешеченные пулями, вдавленные в землю, разорванные челюстями гекс. Наконец, уже чувствуя себя ангелом, идущим по миру мертвых, Талу вдруг остановился и прислушался — сзади донеслись тяжелые мерные шаги.

Обернувшись, он увидел, что за ним идет здоровенный «бывший». Заметив, что юноша остановился, он продолжал спокойно приближаться. Его тяжелые сапоги вминались в землю с резким хрустом. Антенны, выступавшие надо лбом, словно усики насекомого, чуть покачивались в такт шагам, лица под стальным шлемом и противогазом видно не было. Талу с облегчением заметил, что пулемета нет — вместо него из ранца торчал обрывок патронного рукава. Зато «бывший» держал в руке длинный массивный тесак с окровавленным лезвием. Его намерения были совершенно понятны — он хотел изрубить юношу на куски.

Маоней спокойно, как в тире, опустил пистолет и прицелился — убегать от твари, обладавшей упорством текущей воды, было совершенно бессмысленно. «Бывший» продолжал приближаться, словно не замечая наведенного на него оружия.

Когда до него осталось всего шагов пять, Талу выстрелил. Пуля попала в сердце — он видел входное отверстие, — но «бывший» продолжал спокойно идти, даже не вскрикнув. Казалось, пуля попала в дерево. Талу выстрелил два раза подряд — «бывший» согнулся под ударами пуль, но выпрямился, по-прежнему без единого звука, хотя хлынувшая из ран кровь залила его серый комбинезон. Затем он вдруг набросился на него и со страшной силой взмахнул тесаком, целясь ему в голову. Талу успел выстрелить еще раз, неловко отпрыгнул, споткнулся и упал. Тяжелое лезвие вонзилось в ствол дерева и осталось торчать там. «Бывший» выпустил оружие из перебитой руки и набросился на поднимавшегося Талу. Он навалился на юношу всей тяжестью и прижал его к земле, нащупывая левой рукой горло. Талу беспомощно задыхался под тяжестью твердого, жесткого тела, чувствуя, как по его бокам текут горячие ручейки чужой крови.

Когда «бывший» попытался выдавить ему глаза, Талу, наконец, опомнился. Высвободив правую руку, он прижал ствол пистолета к боку твари и дважды нажал на спуск. «Бывший» обмяк, из отверстия его маски на грудь юноши потекла струйка крови. С трудом сбросив массивное тело, Талу приподнялся, осматриваясь — насколько позволяло мерцание перед глазами.

Повсюду вокруг пылали огни, освещая мрачный лес, клубящийся дым скрывал все. Сквозь сильный звон в ушах был слышен лишь треск — пламени, а может, и шагов. Маоней поднялся на ноги, вздрагивая от пережитого напряжения. Не было похоже, чтобы кого-то привлекли его выстрелы, но все же…

Он понял, что засевший в стволе тесак будет лучшим оружием в данных обстоятельствах. Однако, как он ни старался, даже шевельнуть глубоко вбитое лезвие ему не удалось. Талу заметил, что кора вокруг клинка вздулась, и из разреза вытекает липкий темный сок, распространяя резкий, будоражащий запах.

Ощутив холод, он провел рукой по груди — она была вся в уже загустевшей крови. С отвращением обтерев себя травой, он обернулся. Прошитое шестью пулями тело «бывшего» тупо шевелилось — если были целы нервные пути, киберблок еще несколько минут мог управлять уже фактически мертвым телом. Осторожно приблизившись, Талу ткнул ствол пистолета под его челюсть и выстрелил вверх, чтобы поразить компьютер под стальным шлемом твари. На сей раз она замерла навсегда, но этот выстрел во всех отношениях был лишним — на дороге, вдали, показалось несколько «беглых» с оружием наготове. Увидев их, Талу сунул пистолет за ремень и опрометью бросился прочь, в темноту.

Он остановился уже далеко от дороги, вдруг услышав хриплые стоны боли. Осторожно подойдя поближе, Талу увидел крепкого мужчину, несомненно, «беглого», в белой рубашке с засученными рукавами. Он сидел на корточках над распластанным телом. Судя по сохранившимся обрывкам черной формы, это был один из его бойцов, распятый между стволами ближайших деревьев и Талу, несмотря на полумрак, узнал его — Анкей Риото, командир истребителей. Всего час назад это был рослый, сильный юноша с большими серьезными глазами. Сейчас его живот был распорот и «беглый» деловито наматывал кишки файа на палку. Но Талу ужаснуло не это, а то, что эти выпотрошенные останки еще корчились от боли, издавая совершенно невыносимые звуки.

Он среагировал инстинктивно, абсолютно бездумно — вскинул пистолет и выстрелил, чтобы прекратить это. Пуля попала в висок Анкея, его голова неестественно дернулась и тело застыло. «Беглый» мгновенно вскочил и обернулся, сжимая в руке длинный окровавленный нож. Талу вновь выстрелил, целясь ему в лоб, но оружие издало лишь щелчок — патроны кончились. Присевший было от страха «беглый» злорадно расхохотался.

— Эй, парень! Ты мне понравился! Иди ко мне — я тебя… — он сделал неприличный жест.

Талу застыл, понимая, что уже не успеет перезарядить оружие. «Беглый» воткнул нож в дерево и стал приближаться, мерзко ухмыляясь. Когда он подошел вплотную, Маоней наотмашь ударил его рукояткой пистолета в висок… точнее, попытался. «Беглый» не стал ни уворачиваться, ни отражать удар. С той же мерзкой ухмылкой он просто перехватил руку юноши, тут ударив его левой рукой в поддых. Талу задохнулся от боли, выронив оружие. «Беглый» швырнул его на землю, навалился сверху, зверски выламывая правую руку юноши сразу в двух суставах. Свободной рукой он обхватил голый живот Талу, плотно прижав файа к себе. Маоней бешено рванулся — и его руку, казалось, вырвали из плеча. В глазах у него потемнело от боли; немного опомнившись, он ощутил, что рука «беглого» скользнула вниз, нащупывая ширинку. В дикой ярости, уже не обращая внимания на боль, Талу изо всех сил, бешено, откинулся назад, ударив противника затылком в челюсть. Хватка «беглого» ослабла, он ударил его еще раз — и вырвался.

Поднявшись, Талу схватился за плечо — оно горело, как в огне, рука почти не действовала. Опомнившись, «беглый» опять попытался его ударить, но Талу отбежал. Они стали осторожно двигаться по кругу и на лице «беглого» вновь появилась ухмылка — поскольку, вырвавшись, жертва не пыталась удрать, происходящее казалось ему забавной игрой. Он не обращал внимания на то, что глаза юноши жутко сузились и блестят, словно у дикого зверя. Выбрав удобную позицию, Маоней остановился, очень хорошо понимая, что второго шанса у него не будет. Прежде, чем его противник успел отреагировать, он прыгнул на него, перекатываясь через левое плечо. «Беглый» был ошарашен тем, что юноша бросился ему в ноги и не успел вовремя отскочить. В то же мгновение босая ступня Талу с силой врезалась ему в пах. Мужчина захрипел и согнулся, обеими руками хватая себя за промежность. Но его глаза зажглись жуткой, безумной злобой.

Не давая противнику опомниться, Талу лягнул его еще раз, прямо по сцепленным пальцам, и «беглый» рухнул. Юноша поднялся, опираясь о дерево, осматриваясь и растирая пальцы поджатой ноги, отбитые о гениталии напавшего. Вокруг было тихо, лишь у его ног хрипел скрюченный «беглый», все еще судорожно сжимавший свои половые органы.

Заметив свой пистолет, Талу подобрал и перезарядил его, достав из кармана последнюю обойму; сделав это, он сразу почувствовал себя увереннее. Теперь оставалось только пристрелить «беглого», но он медлил. Одно дело — стрелять в атакующего, совсем другое — добивать лежачего, стонущего от боли. Маоней еще никогда не убивал людей и это оказалось невыносимо трудно. Оглядываясь, он опять увидел тело Анкея и его затошнило. Участь взводного была несравненно хуже смерти; и, в то же время, какая-то темная часть души Талу радовалась, что она миновала его. Он замер, испуганный этим, не понимая, сошел он с ума или еще нет. Лишь сейчас ему открылась вся чудовищная бездна ненависти, окружающей файа и самым мучительным было то, что ее нельзя было признать несправедливой — создание «бывших» было несравненно хуже увиденного сейчас им.

Талу отвлек громкий треск — к нему, ломая заросли, приближалась гекса, направляя на него свой пулемет. Он бросился в сторону, зная, что никому из попавших в прицел гексы не стоит рассчитывать на спасение.

Однако, к его радости, очереди не последовало — тварь уже успела расстрелять все пятьсот полудюймовых пуль, которыми ее снабдили, и теперь пыталась просто схватить его. Талу увернулся и побежал, зная, что медлительная туша не сможет его догнать. Едва она скрылась из виду, он остановился — гексы не умели идти по следам и потеряв добычу из виду, прекращали погоню. Впрочем, за ним не гнались. Он услышал донесшийся сзади короткий сдавленный вопль и понял, что судьба «беглого» решилась и без его помощи.

Теперь Талу больше всего хотелось забиться поглубже в заросли и сидеть там как можно дольше. Идея вполне разумная, но в них его никто не найдет, когда подойдет помощь. Он решил вернуться к дороге и подошел к ней уже довольно близко, когда вновь послышались спокойные мерные шаги. Талу, вздрогнув, спрятался за дерево. «Бывший» шел за ним напролом через заросли, размеренно водя пулеметом из стороны в сторону и нажимая спуск, хотя патронов у него уже не было. Когда он повернул к нему, Талу уложил его тремя выстрелами в грудь и потом добил еще двумя в шею — оставлять умирать в лесу человека, пусть и «бывшего», ему не хотелось.

В ответ на его выстрелы у дороги тоже раздались крики и стрельба. Талу побежал, пытаясь не поднимать шума, и, ловко избегая препятствий, вскоре оторвался от преследователей. Когда крики позади утихли, он сел на поваленное дерево и задумался. Ему надо было выйти к своим, но теперь он не знал даже, где находится и в какую сторону идти — проще говоря, заблудился.

В лесу царил мрак, густые кроны деревьев скрывали небо. Ориентироваться по-другому Маоней Талу не умел — вся его жизнь прошла в городе.

Он прислушивался как мог, но шума моторов слышно не было. Помощь не шла и Талу окончательно растерялся — он просто не знал, что делать дальше. Его грызло неотступное чувство вины: он понял, что действовал как дурак, погубив всех доверившихся ему файа и людей. И даже еще хуже — экспедиция погибла, а командир жив — как это называется? Но почему нет помощи? Ведь пост Внутренней Армии всего в десяти милях отсюда — два бронетранспорта и взвод солдат. Почему не помогли хотя бы они? Ну да — они сперва свяжутся со штабом, а там — «сил недостаточно, ждите подкреплений». А подкреплений нет. Черзмали в городе не сможет снять больше никого — ни один командир не пойдет в наступление, зная, что за его спиной может вспыхнуть мятеж. Местные части Внутренней Армии блокируют Черми, здесь их достаточно лишь для дозора. Конечно, подкрепления будут; но, пока они подойдут, пройдет не меньше суток. А за это время… Маонея затрясло от ярости: Черми бы уже давно разделал «беглых» так, как они заслужили, если бы он не вмешался со своими дурацкими!.. Вспомнив, кто и зачем послал его сюда, он успокоился. Но сомнения остались.

Зачем держать пять миллионов солдат в двух армиях, если их нет там, где они нужны? Почему истребительные отряды из защитников превращаются в разрушителей и палачей? Почему народ, едва представляется возможность, выступает против власти с оружием в руках? Ответ был простым — разложение Фамайа, как считалось, обращенное вспять после Второй Великой Революции, продолжалось. Талу повидал уже достаточно, чтобы понять — пройдет совсем немного лет, и подобные выступления станут повсеместными, а потом… едва ли что-то будет потом…

Впрочем, сейчас его волновали более важные проблемы — у него осталось всего три патрона, босые ноги болели, он замерз, и, к своему удивлению, проголодался.

С ногами было просто — он отвязал от ремня чудом уцелевшие сандалии и обулся. С остальным… Сидеть, ожидая неизвестно чего, было бессмысленно. Талу знал, что и кроме гекс в лесах Уарка водились существа, которым ничего не стоило прикончить даже вооруженного солдата. А побоище должно было привлечь множество подобных пожирателей плоти. Однако брести — куда глаза глядят — неизвестно сколько, вздрагивая от каждого шороха, испуганно оглядываясь, и не зная, что встретится ему за следующим деревом Талу тоже совершенно не хотелось.

Высоко над его головой шумел ветер; ровный шелест листвы то отступал, то накатывал волнами. Талу бездумно впитывал этот успокаивающий звук, пока не сообразил, что он глушит другие, гораздо менее приятные — шорох шагов и, вроде, чей-то шепот. «Беглые» вовсе не думали прекращать погоню, а он ушел явно недостаточно далеко.

Талу поднялся и стал отступать — быстро, но осторожно, стараясь не поднимать шума. Все его внимание было обращено назад и юноша замер, когда всего в десяти шагах впереди из-за деревьев возникли две темные фигуры вооруженных мужчин. Талу оставалось лишь бросить оружие и поднять руки — единственная в данных обстоятельствах возможность избежать немедленной смерти. Сзади послышались шаги еще двух. Загон и засада. Старый, как мир, прием охотников. В городе Талу не попался бы так легко, но в лесу он был беспомощен.

Четверо «беглых» сошлись. Прежде, чем Талу опомнился, его крепко взяли под руки.

— Кто ты? — спросил стоявший перед ним мужчина, судя по голосу, уже немолодой.

— Маоней Талу, — ответил окончательно растерявшийся Талу. Если им знакомо его имя…

У Талу возникло довольно противное ощущение в животе. Он не мог даже попробовать вырваться — плечо отзывалось болью на малейшее движение.

— Я… — начал Талу и сбился.

Ему уже не раз доводилось вдохновенно врать, но еще никогда — ради спасения своей жизни. Подумав, он решил, что чем ближе к правде — тем лучше.

— Я родился в Товии и вырос в приюте для детей арестованных врагов Фамайа. Кем были мои родители, я не знаю — когда их расстреляли, мне не было и года. Сейчас мне двадцать три, — так все и было на самом деле, но допрашивающий хмыкнул.

— Ты слишком хлипкий для истребителя. Боевой оператор?

Если бы Талу мечтал о мучительной смерти, он бы сказал «да». Но «беглый» попал в точку и найти ответ было трудно. Решив, что он слишком задумался, «беглый» ударил его в живот. Талу задохнулся от боли и обвис на державших его руках. Плечо моментально вспыхнуло огнем и ему пришлось плотно сжать зубы, чтобы не закричать.

— Я Наблюдатель. Младший, — сказал он, едва смог набрать воздуха. Отпираться было унизительно и бесполезно — ни одному его слову они все равно не поверили бы.

Стоявший впереди поднял с земли пистолет Маонея, разрядил его, понюхал дуло.

— Скольких людей ты убил сегодня, недоносок? — похоже, его не очень интересовал ответ, поскольку он снова ударил Талу в живот. Юноша молча вынес очередной приступ боли.

— Двух «бывших». Они все словно спятили. Больше никого, клянусь!

«Беглый» ударил его еще раз. Задыхаясь от боли, Талу услышал, как заговорил мужчина, державший его справа.

— У юноши очень правильная речь. Совершенно без акцента. Он товиец. Их манеру говорить ни с чем не спутаешь. Наверняка, он приехал с тем отрядом. Они не очень-то жалуют Черми.

— Постой-ка, я его вроде уже видел, — сказал стоявший впереди. — Ну-ка, дай мордашку… — он взял пленника твердыми пальцами за подбородок и, запрокинув ему голову к прогалу неба, долго разглядывал его лицо.

Сжавшийся Талу видел рваный клочок тускло-бледных небес, рассеченных острой полосой синего света Нити. Но перед его глазами стояло выпотрошенное и корчившееся в агонии тело Анкея.

— Да, видел. Ты был на площади, рядом с этим черным, которого едва не подстрелил Ами. Ты должен был следить за ним, да? Выкладывай, что вы задумали. Иначе… сам понимаешь…

— Единый Правитель приказал отстранить Черми от командования. За зверства. Мы должны были обеспечить это…

— И что тогда ты делаешь здесь?

— Нам было приказано вступить в переговоры с… вами. Чтобы избежать кровопролития.

— И что вы хотели нам предложить?

— Жизнь и хорошее обращение. Разве мало?

Талу получил еще один удар. Такая манера разговора уже совершенно перестала ему нравится и он решил молчать — в точном соответствии с Полевым Уставом.

— Он может пригодиться нам, Нэркис, — сказал стоявший справа. — Наблюдатель — это почти как ротный старшина. Если мы дойдем до границы, нам могут очень много дать за него. В конце концов, его всегда можно будет убить.

— Похоже, ты прав, — сказал стоявший впереди. — Они оба вели себя так, словно Талу был каким-то неодушевленным предметом. — Дай-ка веревку — я свяжу ему руки.

«Беглый» сделал это грубо, однако не стараясь причинить пленнику нарочитой боли.

— Если ты не сможешь идти достаточно быстро и булешь шуметь, я перережу тебе глотку, понял?

— Да, — ответил Талу, несколько удивленный тем, что страха он пока не чувствовал.

Пробираясь по лесу в компании «беглых», Маоней изо всех сил старался убедить себя, что видит страшный сон. Такое, конечно, вполне могло происходить — но только не с ним. Хотя, после всех совершенных им ошибок, эта участь казалась ему вполне заслуженной и даже справедливой. Смерти как таковой он почти не боялся — это была слишком абстрактная вещь. Зато Талу очень боялся пыток — не того, что выдаст какие-то тайны, а просто боли. Шагая в центре маленького отряда, он пытался составить план побега. Но пока он не видел ни малейшей возможности к этому.

Талу не знал, куда они пробираются и лишь заметив в просвете между деревьями низкие белые постройки селения, понял, что в Ахрум. К его удивлению, «беглые» не стали выходить из леса. Присмотревшись, он понял — почему. У дороги, на опушке леса, стояло несколько окруженных солдатами бронетранспортов. Еще один с ревом проехал мимо них, высаживая на ходу бойцов. Увидев на его борту государственный герб на щите — эмблему Внутренней Армии, Маоней понял, что та решилась на прямую блокаду. Высоко в небе кружило две пары боевых вертолетов. Они не спускались вниз, напоминая стервятников, поджидающих смерть больной скотины. Его миротворческая миссия потерпела полный провал.

«Будет штурм, — понял он, — и нелегкий». Бывшая резиденция президентов Ирмии была настоящей крепостью с замаскированными дотами; под ее строениями прятались глубокие бункера.

Поглядев на своих спутников, он заметил, что те следят за приготовлениями с малоприятным выражением мрачного ожесточения на лицах. Самый старший, которого называли Философом, сказал:

— Им мы уже не поможем. Давайте пойдем дальше на запад — сто семьдесят миль, и мы спасены!

— А они погибнут! — крикнул самый молодой. — Нельзя бросать товарищей!

— Мы тоже погибнем, и ты даже не сможешь им отомстить, Ами, — очень мягко сказал Философ.

— Я понимаю, — ответил Ами, — но они! Они!..

— Пойдем, — приказал Нэркис.

Обойдя селение, они вновь углубились в лес. Здесь были уже почти непролазные заросли, то и дело из-под ног что-то с шорохом бросалось прочь. Наконец, им пришлось спуститься в глубокий овраг, скрытый сплетенными кронами, где было почти совсем темно. Впрочем, Талу оценил выбор пути — теперь ИК-детекторы вертолетов не могли их обнаружить. Они прошли уже довольно много, когда до них донесся новый звук — гул самолетов, многих самолетов. Талу, разумеется, не видел их, но это могли быть лишь военные самолеты — скорее всего, универсальные «Футуры-Х», прилетевшие с берега океана, с Ан-Аркской военной базы. Его догадки подтвердили донесшиеся сзади дробные разрывы кассетных бомб, потом земля под его ногами задрожала от ударов фугасных. Разрывы вскоре смолкли, но тут же появилась вторая волна самолетов, затем третья — это больше смахивало на разрушение неприятельской крепости, чем на подготовку штурма. Талу знал, что после столь основательной бомбардировки в Ахруме не могло остаться ничего живого — кроме погребенного заживо. На сей раз командование предпочло не терять солдат.

— Суки! Убийцы! — закричал Ами. Он в ярости набросился на Талу. Первый же удар сбил юношу наземь и Ами стал пинать его. — Наши все погибли, а мы, как трусы!..

— Прекрати! — рявкнул Нэркис, одновременно поднимая пленника на ноги. — Пошли!

Извилистый овраг казался бесконечным, под ногами журчал ручей, хлюпала грязь, путались корни и ветки. Талу, хотя и немного хромавший от синяков, незаметно оказался во главе отряда — его лучше видящие в темноте глаза позволяли избегать хотя бы самых крупных препятствий. Он опасался встретить гекс — в узком проходе это был бы конец, поскольку дикие гексы никогда не ходили поодиночке. Да и без того, в таких местах предпочитали гнездиться буллсквиды и ядовитые змеи, не говоря уже о насекомых — открытые сверху ступни Талу распухли от их укусов. Наконец овраг оборвался, впадая в болото. Они свернули в сторону и с трудом взобрались на обрыв. К удивлению пленника, его развязали, чтобы он смог карабкаться — хотя его руки успели так затечь, что это едва ли имело значение.

Отсюда, сверху, можно было заметить за болотными зарослями блеск воды, а дальше — снова непролазный лес. Талу догадался, что это река Кен-Суту, и, следовательно, они в десяти милях к западу от Ахрума.

— Привал, — выдохнул Уэрка, выбрав место поровнее.

Его буквально шатало от усталости. Остальные тоже тяжело опустились на землю. Талу сел с ними. Несмотря на холод, побои и связанные руки, он устал куда меньше, чем его спутники — ему не пришлось тащить столько оружия, сколько они. У самого молодого на вид «беглого» был ручной пулемет — как заметил Талу, тот самый, который взяли с собой полицейские. У Уэрки была автоматическая винтовка, у двух других — конвойные автоматы. И все они были буквально увешаны подсумками, гранатами и прочей амуницией. Талу уже не сомневался, что Уэрка — бывший военный, а Окрус-Философ — диссидент из интеллегенции. Ами рвался мстить, Сурт, последний, молчал. Он мог быть кем угодно.

— Мы не можем разводить костра, — вздохнул Философ, — но есть можно и так.

Он достал какие-то лепешки, одну протянул Талу. Усердно разжевывая вязкую массу, юноша разглядывал своих увлеченных едой спутников. Интересно, понимают ли они, что им осталось жить ровно столько, сколько потребуется вызванным Черзмали Мато истребительным отрядам на прочесывание округи? И ему тоже. Талу не обманывался относительно цивилизованных манер своих спутников — они едва скрывали их ненависть.

От этих рассуждений его отвлек вопрос Философа.

— Интересно, в Товии было нечто подобное нашему мятежу?

— Да, я сам видел… — быстро увлекшись, Талу рассказал о своих замковых наблюдениях.

— Жаль, что это прекратилось так быстро, — вздохнул Окрус, — но вряд ли это и впрямь космический феномен! В городе говорили, что страх прошел узкой полосой от Товии до моря. Интересно, на плато Хаос тоже чувствовали его? Или они это и устроили? Очень жаль, я-то думал, что там, — он показал на запад, — нашли способ покончить с Высшими без шума. Ведь если бы это продлилось еще немного, то…

— Мы все были бы мертвы и даже наши трупы не сгнили бы! — внезапно крикнул Талу и замолк, испугавшись своей болтливости. Ему так хотелось вызвать их уважение… и разве не Фамайа убила его родителей?

У Талу возникло безумное желание признаться во всем, но он одолел его… хотя уже не знал, ради чего.

Его буквально забросали вопросами. Поняв, что отмалчиваться опасно и уже просто глупо, он сказал:

— У меня есть знакомые среди ученых, — они говорили, что это были испытания нового оружия, способного вызывать страх на расстоянии.

— На расстоянии трех тысяч миль и на площади минимум в полмиллиона? Такое невозможно! — воскликнул Философ.

— Возможно, — сказал Талу. — Вы же чувствовали.

Все подавленно замолчали. Талу знал, что стоит развить мысль и ненавязчиво убедить их, что бороться с всесильной Фамайа бесполезно — но это уже не казалось ему хорошей идеей. Его спутники стали мрачными и не были расположены к разговору. После сытной трапезы их клонило в сон. «Беглые» снимали оружие, укладываясь спать на кучи веток. Талу снова связали руки и, вдобавок, притянули пятки к запястьям — он лежал на голой земле, совершенно беспомощный, дрожа от холода. Плечо ныло, двукрылки безнаказанно кусали его обнаженную спину. Предстоящая ночь обещала быть очень интересной, но Талу вдруг с удивлением понял, что не чувствует ненависти к «беглым» — они обращались с ним настолько хорошо, насколько могли. Почему-то он больше не боялся, что они убьют его, и решил, что любой ценой спасет этих людей от неизбежно ожидающей их смерти. После этой мысли он вдруг успокоился, потом, уже засыпая, удивился отсутствию часового… а затем его удивление незаметно растворилось во сне.

Проснувшись, Маоней несколько секунд удивленно озирался, не понимая, где находится. Вчерашнее сражение показалось ему страшным сном. Было очень тихо, ничто не двигалось. На другом берегу реки мерцали зеленые огоньки — атпи, крошечные собратья гекс, вели неизменную охоту за насекомыми; одно из этих маленьких белых существ застыло совсем рядом на стволе поваленного дерева, вытянув шею. Внутренность пасти-воронки переливалась нежно-зеленым светом. Атпи ждали, пока привлеченное светом насекомое не приблизится на расстояние выпада. Затем — молниеносный бросок, и снова бесконечное, терпеливое ожидание…

Талу разозлился — и надо же было «беглым» устроиться в таком месте! Несмотря на безобидный вид и диету, атпи очень ядовиты — достаточно одного укуса и…

Он вспомнил, что атпи были воссозданы вместе с гексами — как декоративные животные. Их ядовитость стала следствием глупейшей ошибки генных инженеров. Но несколько штук, как всегда, случайно, оказались на свободе. Ныне атпи размножились в огромных количествах, расселившись по всему Арку, и сумели обратить в свою пользу даже считавшееся бесполезным свечение — Талу видел, что для столь влажного места здесь на удивление мало двукрылок…

Он яростно потряс головой — незачем пытаться отвлечь себя от кошмара, который ему приснился. Нет, это был не горящий бронетранспорт с вопящими бойцами, даже не выпотрошенный заживо Анкей. Ему приснилась темнота — та, что он ощутил в себе в Товии во время пуска коллайдера. И эта темнота надвигалась, росла, поглощала его… он распадался, таял, чувствуя дикий ужас… перед чем? Ему подумалось, что Вэру наверняка знает. Но вот самому Талу знать этого не хотелось. Ему хватало и того, что всякий раз, когда он засыпал после этой ночи, ему снилось это — одно и то же, и с каждым разом все хуже. Он даже начал думать, что сходит с ума.

Талу вновь встряхнул головой. После той проклятой ночи в нем как бы открылась трещина, сквозь которую сочилось… что? И такая же трещина была и в душах других файа и людей, и даже…

Он посмотрел на атпи. Ему вдруг показалось, что в ее мерцании появилось нечто зловещее. И огоньки на том берегу перемигивались в странном и тревожном ритме — словно подавая сигналы…

Талу яростно помотал головой. К своему удивлению, он неплохо выспался — не замерз до смерти и даже руки и ноги почти не затекли. Поскольку делать больше было нечего, он попытался высвободиться из пут и после примерно десяти минут усилий это удалось — как оказалось, иногда совсем неплохо иметь узкие ладони. «Беглые» не проснулись от его осторожной возни. Теперь Талу легко мог подобрать ближайший автомат и расстрелять их всех прежде, чем они успеют что-то понять. Он даже должен был это сделать. Нэркис и Философ явно относились к вожакам Сопротивления. Его наградили бы за это — возможно, даже представили к Звезде Фамайа. Однако он стал будить своих спутников. Три вчерашних убийства, включая первое в жизни, потрясли Талу, и он боялся узнать, что с ним станет, если он снова начнет убивать. И… ему не хотелось вновь оказаться в одиночестве.

По крайней мере, ему удалось здорово напугать «беглых» — они поднялись мрачными и неразговорчивыми, как все люди, понявшие, что могли умереть во сне и он не смог выяснить, что именно им снилось.

Последовавшие хлопоты — завтрак и переправа через реку — быстро отвлекли их. Переправа оказалась нелегкой. Кен-Суту была неширокой, но, чтобы перевезти через нее оружие, пришлось соорудить небольшой плот, а потом еще тащить его к воде через болото. Впрочем, пробираясь нагишом через кишащую всякой кусачей дрянью топь и толкая плот по горло в ледяной воде Талу решил, что у подобной жизни есть свои плюсы. Но, выбравшись на берег, он долго дрожал, прежде чем обсох и смог одеться. Ами, не говоря ни слова, протянул ему свою теплую куртку. Благодарно кутаясь в нее, Талу подумал, что для счастья ему нужно совсем немного.

Дальнейшее путешествие оказалось недолгим — девственный, казалось бы, лес пересекала широкая, странно пустынная дорога. Они все вдруг ощутили, что за ними наблюдают и инстинктивно укрылись в зарослях. Уэрка с Философом шептались, Ами застыл с пулеметом наготове, нервно озираясь по сторонам. Сурт сидел с равнодушным видом, Талу тоже, но ему было неспокойно. Он вспомнил, что именно здесь обитает множество атпи, которые вели себя очень странно. Ему начало казаться, что в траве вокруг шуршит, подбираясь, что-то маленькое, причем, со всех сторон. А если дойдет до нападения атпи, они успеют укусить его прежде, чем он…

Мир раскололся. Ослепительный свет вспыхнул мгновенно, без малейшего предупреждения, — и в тот же миг по ушам Талу ударил немыслимый грохот. В голове промелькнула бессловестная мысль об атомной бомбе, но действительность была более прозаичной — из зарослей выскочили шестеро мускулистых файа в черной форме истребительного отряда и набросились на них.

Нарываясь на пулю, Талу инстинктивно вскинулся в боевой стойке, но подскочивший молодой боец сшиб его с ног лихим пинком с разворота, чуть не сломав ему ребра. Маоней успел лишь взвыть от боли и секунду спустя уже лежал на земле, лицом вниз, с упертым в спину меж лопаток стволом. Остальные даже не успели оказать сопротивления. Краем глаза он заметил, что двое бойцов прижимают к земле бешено бьющегося Ами.

Едва взглянув на них, Талу заметил эмблемы четырнадцатого истребительного отряда, размещавшегося в руинах Ревии. Это были настоящие мастера — они выследили их и подкрались незаметно, а затем, без единого выстрела, захватили четырех вооруженных «беглых», оглушив их шоковой гранатой.

«А почему — без выстрелов? — удивился Талу, — после бойни на дороге и бомбежки «беглых» еще жалеют!»

Ответ был прост — чтобы сделать из них «бывших».

Бойцы обыскали его, завернули руки за спину, надели наручники, и, рывком подняв, потащили к дороге. Талу сжал зубы, чтобы не заорать от боли в плече. На шоссе стоял арестантский фургон. Их явно ожидали заранее.

«Еще бы! — подумал Талу. — В Ревии они только и делают, что выслеживают тварей и мятежников — не то, что мы, точнее эти!» — он покосился на своих невольных попутчиков.

— Куда нас повезут? — обратился он к лейтенанту.

Тот усмехнулся.

— В Кен-Каро, на руки командиру местного истребительного отряда — он очень ждет тех, кто убил его бойцов! А если от вас потом еще что-то останется — прямо в «Золотые сады», — он повел пальцем вокруг головы.

Талу хотел объяснить ему ситуацию, но тут поднялся шум. Четверо бойцов вытащили из зарослей пятого — его голова обвисла, изо рта текла слюна. «Его укусила атпи. Он умрет через полчаса», — понял Талу. В это мгновение его схватили и потащили к фургону.

— Пошел! — получив на прощание увесистый пинок в зад, он внезапно оказался в темном кузове.

Лейтенант побежал к собравшимся вокруг укушенного бойцам. Следом за Талу запихнули «беглых». Они предпочли загрузиться добровольно. Только Ами заупрямился — его уложили несколькими ударами, а потом забросили внутрь, как груз. Дверь заперли и фургон поехал, вскоре повернув на восток, — в Кен-Каро, как догадался Талу. «Ну вот и все! — Он уселся на корточки у стены пустой темной коробки. — Там я увижу Черзмали — он-то меня узнает! А эти лишатся половины своих мозгов и… — Он вспомнил убитых им в лесу «бывших». — Нет! Я решил спасти их от смерти — а нейрокибернетическая имплантация хуже смерти! Я… сделаю для них все, что смогу».

Маоней поежился, чувствуя, что его вывернутые и скованные за спиной руки вновь быстро немеют. Только правое плечо наливалось мучительной болью.

— Ну вот и все, — сказал Философ, — теперь осталось только сделать так, чтобы нас убили сразу.

— Больше ничего и не выйдет, — Уэрка пошевелился в темноте.

Сурт подавленно молчал. Ами в бессильной ярости катался по полу и скрипел зубами. С его губ почти беспрерывным потоком срывались проклятия и брань.

— Прекрати! — рявкнул Уэрка, — постарайся хотя бы умереть достойно!

К удивлению Талу, Ами затих.

Примерно через час они достигли Кен-Каро. Однако машина не останавливаясь попетляла по улицам и вновь помчалась по прямой дороге. «На базу истребительного отряда, — понял Талу, — надеюсь, Черзмали там. Ведь Эрно может поставить меня к стенке, как предателя!».

При мысли, что его приключения получат столь мрачный финал, Талу задрожал. Его охватил дикий страх и Философ как-то ощутил это.

— Не бойся, тебе киберимплантация не грозит, — сказал он. — Ты же не мятежник! Они просто отправят тебя в исправительный лагерь. Но ты все же постарайся попасть в «Золотые сады» — парню с такой мордашкой, как у тебя, в лагере будет очень несладко. А «бывшие» ничего не ощущают, и в самой операции нет ничего ужасного.

«Я знаю! Мне твердили об этом пять лет!» — захотелось заорать Маонею, но он сдержался. Тем не менее, его тронул этот страшный совет.

— Не надо бояться, мальчик, — сказал Философ, — все это когда-нибудь кончится, и Высшим тоже немного осталось — я это чувствую. Раньше или позже, но им придет конец.

«Скорее раньше, — подумал Талу, сжимая зубы и чувствуя, что ему тоже впору кататься по полу — от боли в плече. — Уж одному-то мне точно. Нельзя, нельзя нам так обращаться с врагами, потому, что настоящих врагов у нас очень мало. Всех остальных мы создаем сами, нашим нежеланием понимать, нашей жестокостью. Об этом мне нужно поговорить с Вэру. Я расскажу ему… если мне не всадят пулю в затылок, или не сожгут живьем, как предпочитает Черми Эрно!».

Больше за всю дорогу никто не сказал ни слова.

Когда фургон остановился и двери открылись, Талу с трудом поднялся на ноги — его укачало в тряской машине, он отупел от боли. Рук он уже не чувствовал. Он первым неуклюже спрыгнул вниз — и упал; стоявший рядом солдат поднял его за шиворот, словно щенка.

Щурясь от света, Маоней осмотрелся, узнав знакомые строения цетанской базы. Вокруг стояло множество вооруженных истребителей — он с ужасом заметил эмблемы восьмого отряда и, чуть поотдаль, самого Черми Эрно с охранниками. Черзмали Мато и его бойцов нигде видно не было.

Сердце Талу утонуло в ледяной воде, но он вспомнил, что говорил ему Вэру — он должен быть невозмутимым. Что ж, он постарается. Вот только надолго ли его хватит?

Маоней пристально смотрел на Черми — тот оценивающе разглядывал пленников. Вдруг по лицу Эрно скользнуло удивление, затем он широко улыбнулся, что-то сказал помощникам и дал знак охране. Рослый охранник схватил скривившегося от боли Талу за плечо и, уперев ему в спину автомат, потащил вперед.

— Отпусти его, — ухмыляясь сказал Черми. — Ну, иди сюда, гаденыш — мы подготовили тебе теплый прием!

Талу понуро побрел вперед под смех собравшихся бойцов — они тоже его узнали. Черми взял его за плечо, надавив на нерв под ключицей. От дикой боли у Маонея задрожали и ослабли ноги, но он не издал ни звука, вонзив в зрачки Черми свой полный ненависти взгляд. Палаческая усмешка вдруг сошла с лица командира. На миг он усилил нажим, но потом все же отпустил юношу.

— Надеюсь, ты простишь мне это маленькое послабление, — сказал он, снимая с Талу наручники. — Я не буду отрывать тебя от твоих друзей, — он показал на фургон, из которого бойцы грубо вытаскивали «беглых». — Вдруг тебе потребуется еще что-нибудь узнать от них об участи предателей! — Он стал умело и сильно растирать обвисшие руки Талу, зная, что это тоже причиняет ему дикую боль. — К счастью, я сразу тебя узнал!

— У! — Талу яростно вывернулся из-под его ладоней. Кровообращение восстанавливалось и теперь кожа нестерпимо зудела.

— У меня приятная новость. Мато перестал тебя искать — нашел, как думал, твои останки! К тому же, в такой одежде тебя вряд ли примут за Высшего!

— Да? — осторожно массируя кисти, Талу посмотрел на себя.

Полы слишком большой ему куртки свисали до колен; она была позорного розового оттенка и вдобавок носила следы ночевок на земле.

— Ужас, как я выгляжу! Пойду приведу себя в порядок. Вызовите Мато — и скажи, чтобы «беглых» пока не трогали!

— Хорошо, мы их не тронем, — Черми вновь ухмыльнулся. — Руками. Мы расстреляем их резиновыми пулями — верно, ребята?

В ответ донеслись согласные выкрики. Бойцы живо давали советы, обсуждая способ казни пленников, но на Талу никто не обращал внимания — очевидно, Черми решил оставить его на сладкое. Наконец, все сошлись на первоначальном варианте — с условием, что Черми лично добьет умирающих. «Беглых» немедленно отволокли к ближайшей стене. Телохранители Черми выстроились напротив, на всякий случай щелкая затворами; он сам встал сбоку, собираясь командовать расправой.

— Прекрати, Черми! Ты нарушаешь приказ! — Талу бросился вперед. — Единый Правитель запретил тебе убивать!

При виде его одежды среди собравшихся снова раздался смех. Маоней яростно швырнул в грязь свою розовую куртку.

— Оставь их, Черми! Если ты нарушишь приказ Вэру — ты станешь предателем!

Вдруг Талу увидел ствол автоматической «Бексы», направленный прямо ему в лицо.

— Ты, сопляк, — процедил Черми, — ты послал на смерть полсотни своих соплеменников — и еще смеешь защищать их убийц?! Ты сам предатель! И за это я тебя просто пристрелю!

— Стреляй, — спокойно сказал Талу, — если осмелишься! — Он встал перед пленными. — Ну!

Лицо Черми исказилось. Затем он вскинул оружие и прицелился. Талу почти не испугался — просто не смог поверить, что сейчас умрет. Он выше поднял голову, его глаза сузились. Палец Черми мягко надавил на спуск…

В ту же секунду сразу четыре бойца прошили Эрно автоматными очередями и он упал замертво.

Талу, которого чудом не задели предназначенные ему пули, бросился на землю. Телохранители Эрно немедля открыли огонь по стрелявшим, попадая и по остальным. Чтобы отомстить за смерть командира, они были готовы сражаться даже со своими, но против трехсот бойцов у них не было шансов — через несколько секунд они все легли мертвыми, изрешеченные так, что их с трудом можно было узнать. Смятение увеличилось, стрельба быстро разрослась, уже нельзя было понять, кто и в кого стреляет. Услышав, как густо вокруг свистят пули, Маоней отчаянно вжался в землю — запоздавший страх все же настиг его и теперь ему отчаянно хотелось жить.

Когда стрельба, наконец, прекратилась, он перевел дыхание и огляделся. Черми уткнулся лицом в грязь, вытянув вперед правую руку и выронив оружие. За ним лежали его телохранители, превратившиеся в черно-красную груду. Дальше на земле лежали сотни файа — раненых или убитых; среди россыпи окровавленных тел пленные «беглые» были почти незаметны. Вокруг царила суматоха, кричали раненые, одни бойцы напирали на других. Истребители были взбешены и озверели от потери друзей или от пролитой крови. Те, кто не был занят выяснением отношений, набросились на «беглых» сразу со всех сторон. Талу, не желавший, чтобы его обещание оказалось нарушено, бросился в самую гущу свалки, действуя языком не менее решительно, чем кулаками, но его усилия вряд ли кто заметил — юношу просто сбили с ног, едва не затоптав. Поднявшись и отряхнув грязь, Маоней схватил чью-то автоматическую винтовку и стал бить длинными очередями поверх голов озверевших соплеменников. Его могли тут же пристрелить, но вокруг Талу немедля сомкнулось кольцо крепких спин. Между сторонниками и противниками расправы немедля завязалась драка, готовая в любой миг вновь перейти в перестрелку. Защитники Талу оказались в меньшинстве и лишь благодаря быстрому прибытию вертолетов с бойцами Черзмали все они остались в живых. «Беглых» отправили в тюремный лазарет, но на лицах пленников не было благодарности. Маонея обжег взгляд Ами, полный презрения и гнева.

— …А теперь подведем итоги, — Черзмали Мато поднялся из-за стола и прошелся по комнате. — Кроме Черми и его телохранителей погибло еще 26 бойцов из восьмого отряда, 112 ранены. Согласно приказу мастера-истребителя первого ранга Найте Лая восьмой истребительный отряд будет распущен и переформирован, все его бойцы пройдут тщательную проверку. Но они лишь выполняли приказы Черми и поэтому…

— Почему они стреляли? — спросил Талу.

Он тоже поднялся.

— Кто?

— Бойцы, которые спасли меня! Они же все погибли! Они знали, что убийство командира — тягчайшее преступление, какое только возможно у военных, знали, что пощады не будет — но все же стреляли, чтобы спасти мальчишку, погубившего их товарищей!

— Я не знаю. Их уже не спросить, а сам я не видел, но допрашивал свидетелей. Это так выглядело…

— Как?

— Ну, ты так выглядел…

Черзмали оглянулся. Маоней стоял у окна, в парадной форме — другой у него просто не осталось. Сегменты черного стального пояса и кобура блестели, как зеркало. Широкие рукава были тщательно подвернуты — общеизвестная привычка Вэру стала повсеместной модой. На запястье левой руки Талу красовался толстый стальной браслет системы квантовой связи — неслыханное отличие для файа, не относившегося к числу правителей. На ногах Наблюдателя — уже не младшего — были новые сандалии с пёстрыми браслетами-застежками, очень популярным среди товийской молодежи украшением.

— Ну, ты был весь в грязи, худой, а лицо… У тебя было такое выражение, словно расстреливали последнего уцелевшего файа. Ну вот и…

Талу нахмурился.

— Короче, им стало меня жалко — значит, в их смерти виноват я! И в смерти остальных, на дороге — тоже! В старину файа убивали таких, как я — тех, кто приносит несчастье!

— В отряде Черми были такие порядки, что просто удивительно, как его не подстрелили раньше. Ты стал последней каплей, переполнившей чашу — не больше. И в гибели твоей экспедиции виновны «беглые», напавшие на вас, на тех, кто пришел их спасти — этого достаточно!

Талу отвернулся.

— В общем, это была глупая затея, но ее результат очень печален — кроме 343 заключенных, убито 18 полицейских, 48 бойцов и служащих ЧК, плюс семь перевоспитанных, которых мы уговорили с таким трудом!

— Благодаря тебе нам удалось избавиться от Эрно! — сказал Черзмали.

— И ты теперь командуешь всем его отрядом, а не одним батальоном! — Талу насмешливо прищурился. — С чего ты начнешь? За семь лет своей работы Черми убил десять тысяч человек — большей частью, невинных!

Черзмали смутился.

— Такое больше не повторится. Все истребительные отряды проверят и подобных Черми сделают «бывшими». Вообще, Найте взялся за дело всерьез — уже арестовано шестнадцать тысяч файа, которые мучают и убивают тех, кого должны защищать! Правда, теперь дело замедлилось. Наши враги тоже, знаешь, не ангелы.

Талу отвернулся от окна.

— Мне страшно. Что творится с нашим народом, почему… почему мы убиваем друг друга, как скоты? Почему ублюдки, подобные Черми, имеют такую власть? Ведь именно из-за них Низшие[18] нас так ненавидят! Ты представляешь, что стало бы со страной, если бы кто-то, вроде Черми, стал Единым Правителем? Но Анмай один, а таких, как Черми, много. Что с нами станет, если гниют самые основы нашего государства? Ведь я же не мальчик, Черзмали! Я вижу, что происходит и чем это должно закончиться. Впрочем, и тут можно что-нибудь придумать… — он задумчиво смотрел поверх головы удивленного Мато.

— Ты уезжаешь в Товию? — спросил тот.

— Нет, хотя моя работа здесь окончена — нам удалось устранить все следы мятежа. Вэру намерен поручить мне переговоры с ССГ. В Товию я не вернусь, скорее всего поеду в Соару — это рядом, возле западной границы.

— А как ты поступишь со своими «беглыми»?

— Отправлю в Товию, но сначала допрошу — может, вытяну из них что-нибудь ценное. Впрочем, это не главная задача. Сейчас главное — договориться с ССГ. Если это удастся, то Проект сможет развиваться без помех. Вообще-то, мне уже пора, — взглянув на часы, он пошел к двери. — Надеюсь, мы еще встретимся!

Черзмали не ответил. Он знал, что Вэру не ошибся, послав на переговоры первого попавшегося мальчишку — он знал, что от них не стоит ожидать серьезных результатов.