3

Против его ожиданий, принцесса не хныкала, не жаловалась и не требовала немедленно подать ей четверых носильщиков с паланкином, потому что у нее устали ножки! Нет, шла молча, только раз удивленно спросила:

— Мы ведь спускаемся в кухонные помещения, разве нет?

— Конечно, — ответил Генри и поправил на плече тяжеленную сумку. — А ты думала, подземные ходы прямо в тронных залах устраивают, что ли?

Принцесса ничего не сказала, послушно проследовала за ним, пробралась в темный лаз, собрав со стен всю грязь и пыль своим бесконечным шлейфом, пошла позади. Генри зажег фонарь, чтобы не оступиться в темноте. Когда-то этот ход, как и весь замок, освещался волшебными огнями, вспыхивавшими по команде вошедшего под низкие своды, но теперь то ли волшебство просто иссякло, то ли что-то разладилось, но света не было. Приходилось довольствоваться малым.

Если бы не дотошный Хоуэлл, Генри пришлось бы сложно. Окружавший замок черный лес (таких растений Монтроз никогда прежде не видел и предпочел бы больше никогда не видеть) не давал пройти. Не давал, и всё тут! Сколько Генри ни бился, сколько ни пытался приспособить богатый свой арсенал фокусов и трюков для решения этой проблемы, черные колючки ничто не брало. Они не сгорали в огне (Генри зря истратил несколько флакончиков недешевого "синего пламени" и не на шутку разозлился), их не брало железо, а просто пробраться между стволами тоже оказалось невозможно: ветви смыкались, как живые, угрожая внушительными шипами, — и Генри отступился. Наверно, сильный маг или хотя бы умелый тоув справился бы с этой растительной напастью, но Генри был всего лишь рейнджером.

Соваться в потайной ход ему не хотелось, не любил он подземелий, но выбора не оставалось. По счастью, большая часть замков тех времен строилась по одному образцу, а потому Хоуэлл резонно предположил, что потайные ходы должны оказаться здесь, здесь и тут — он тогда указал на схематичный план замка, — а уж куда они выводят, ищи сам, Монтроз! Исследуй прилегающую местность, пораскинь мозгами — голова у тебя не только для того, чтобы шляпу носить! — и сообрази. Он сообразил в конечном итоге… исползав на брюхе все окрестности. Если бы все осталось таким же, как четыреста с половиной лет назад, было бы проще, но теперь приходилось только догадываться, был ли на этом месте овраг, лес или заросли кустарника…

Единственный обнаруженный им ход оказался наполовину заваленным — видимо, свод обрушился еще во время Катастрофы, когда часть тоннеля просто оторвало и унесло в неизвестном направлении. С этим Генри справился, хотя и пришлось попотеть, не впервой было.

— Тут осторожнее, — предостерег он принцессу. — Под ноги смотри.

Девушка ничего не ответила. Пару раз споткнулась — он слышал краем уха, — но промолчала.

— А теперь стой, — скомандовал Генри. Загасил фонарь — снаружи пробивался свет. Наконец-то добрались. — Я вылезу, потом тебя вытащу. Ясно?

Принцесса снова ничего не сказала, не возразила, поэтому Генри, пристроив сумку поудобнее, начал карабкаться по каменным обломкам вверх, к дневному свету…

О том, что в замке есть потайные ходы, принцесса, конечно, знала. Но, как выяснилось, ей рассказали далеко не обо всех таких лазах: во всяком случае, о том, который начинался в большой кладовой рядом с дворцовой кухней, она никогда не слышала. Может статься, о нем позабыли и ее учителя… Этот бродяга, однако, шел уверенно — а как иначе, если и в замок он пробрался этим же путем?

Идти было непросто: плиты под ногами то вставали дыбом, то проваливались, рассыпались щебнем, будто покореженные землетрясением. Наконец, дорогу преградил настоящий завал. Бродяга, недолго думая, полез вверх по ненадежным обломкам — сверху сыпался песок и мелкие камешки, — потом пробивающийся откуда-то дневной свет померк, загороженный широкой спиной бродяги, и снова появился.

Мужчина крикнул сверху:

— Эй! Руку мою видишь? Достанешь?

— Нет, — ответила она, оценив расстояние до дыры в своде тоннеля. Даже если она встанет на цыпочки, то все равно не достанет до протянутой руки даже кончиками пальцев.

— Попробуй на камни встать, — посоветовал бродяга. — Ты не бойся, они прочно держатся, подо мной не посыпались, а ты полегче будешь. Давай, чего телишься?

Она пропустила его слова мимо ушей: принцессе не пристало обращать внимание на речи простолюдина. Однако оставаться в темном подземелье было бы глупо, поэтому девушка, подобрав юбки, осторожно ступила на каменный обломок. Он шатался, но выдержал, не покатился. Следующий держался менее прочно, но малый вес принцессы не сдвинул его с места. Так, балансируя, она смогла немного подняться по импровизированным ступеням.

Она взглянула вверх. Бродяга, должно быть, лежал на животе: в дыру свешивалась лишь его голова да виднелись плечи.

— Руку давай, — скомандовал он, и девушка протянула руку. Ее ладонь полностью скрылась в могучей лапище бродяги. — Держу. Давай, лезь вверх, я тебя вытяну…

И действительно — вытянул, руки у него оказались сильными. Поставил наземь, даже галантно отряхнул подол ее платья, хотя его уже было не спасти — все в пыли, в грязи, отделка местами оборвалась и висит клочьями…

Девушка оглянулась: замок, почти неразличимый за переплетением густых ветвей, нависал над ними. Потайной ход выводил за пределы волшебного леса — вот, значит, как бродяга пробрался внутрь, минуя заколдованные заросли! Но откуда он узнал?..

— Пойдем, — сказал мужчина нетерпеливо. — Тут еще неблизко, а темнеет быстро. Или ты устала?

— Ничуть, — ответила принцесса, как ответила бы, даже если валилась бы с ног от изнеможения. — Указывайте дорогу…

"Указывайте дорогу, вон как!" — дивился про себя Генри, размашисто шагая по высокой траве. Маленькая принцесса за ним едва поспевала, и ему приходилось умерять прыть. Признаться, ему не терпелось оказаться как можно дальше от заколдованного замка — ну не место там нормальному человеку, это он нутром чувствовал! Стоило, наверно, лошадей неподалеку оставить, но он ведь не знал, сколько времени проведет внутри, а бросать животных рядом с этой колдовской жутью… Нет уж, лучше своим ходом пройти немного! А принцесса… Потерпит принцесса. Если что, Генри ее и на руках донесет, она легенькая оказалась, совсем невесомая (да и то, поди, тут платье больше весу добавляет, решил он). Но, — тут Генри покосился на девушку через плечо, — не хлипкая. Он помнил, как она ухватилась за него, помнил ее руку в своей ладони — тоненькую, но не хилую. Вздумай он вот так выдернуть из подземелья какую-нибудь богатую девицу из тех, чьи отцы входят в состав правления какой-нибудь корпорации, не обошлось бы без охов и стонов, а эта молчала, будто воды в рот набрала. Оно, с одной стороны, вроде бы и хорошо, но с другой… С другой стороны Генри предпочел бы иметь дело с нормальной девчонкой, которая и поплакать может, и поныть — с этими он хотя бы знал, как обращаться! Что делать с принцессой, он пока не представлял.

— Пришли, — сказал он с большим облегчением…

Идти пришлось не так уж близко. Возможно, это расстояние и показалось бы девушке небольшим, если бы на ней было надето не придворное платье и бальные туфельки, а более подходящий для прогулок костюм, но приходилось довольствоваться тем, что было на ней.

— Это твой лагерь? — спросила она, озираясь. Хранить гордое молчание не было смысла, а восстанавливать единственного живого человека в округе против себя никак не годилось. Гордость ее могла немного и потерпеть, если на то пошло…

— Ну да, — бродяга сунул большие пальцы рук за ремень, огляделся, негромко свистнул.

Будто из ниоткуда появились две тени, два рыжевато-серых пса, почти неразличимые в густой, выгоревшей на солнце траве. Они были почти одинаковы — крупные, ростом выше колена хозяина, широкогрудые, поджарые, с крепкими лапами и умными мордами, только у одного пса левое ухо не стояло торчком, висело наполовину, а у второго оказались светло-желтые пятна вокруг глаз.

Псы обошли пришелицу с разных сторон, принюхиваясь — она видела, как шевелятся, втягивая воздух, мокрые черные носы. Это были не охотничьи собаки, совершенно точно, и не те, которых держали ради забавы. Нет, у них было совсем другое предназначение…

— Знакомься, — предложил бродяга и указал подбородком на псов. — Это Гром, а это Звон. Мои дружки-приятели.

— Почему… такие клички? — поинтересовалась девушка больше из вежливости. Видно было, что хозяин своими псами гордится, а нет лучшего способа расположить к себе человека, чем проявить интерес к его собаке или лошади.

— Потом поймешь, — осклабился бродяга. — Не стой, пойдем. Гром, Звон, свои! — Он указал собакам на девушку. — Охранять!

Псы подошли ближе, почти утыкаясь носами в подол ее платья. Вблизи видно было, что шерсть у них густая, пыльная — видно, они много дней провели в пути.

— Ты только не вздумай их гладить, — предостерег бродяга, шагая вперед. — Не любят они этого…

Девушка сочла за лучшее промолчать. Гладить чужих боевых псов, натасканных, к тому же, на человека — что может быть глупее?

Маленький лагерь, устроенный на поляне в рощице, открылся во всей красе: удобно устроенное место не просто для отдыха, а для долгой стоянки. Кострище, небольшой — на одного человека — шатер, в землю вбиты колья, натянуты веревки, на них мотаются немудреные одежки: видно, хозяин недавно решил устроить стирку. И — чисто, ни объедков, облепленных роями мух, ни запаха…

Чуть поодаль фыркали лошади — девушка различала между деревьями их силуэты. Видно, кони паслись на опушке, стреноженные, и было их не меньше трех. Путешественник подготовился к походу серьезно, его не случайно занесло в эти края, и… Что это могло означать?

Девушка снова огляделась. Замок невдалеке, рощица — раньше ее не было, но ведь сколько лет прошло, мог и целый лес вырасти, сгинуть и вырасти снова! Здесь все понятно и привычно, но вот дальше, за рощицей и везде, несколько хватало глаз, расстилалось бескрайнее море травы, по которому ветер гнал серебристые волны…

— Что это? — спросила она вслух. — Откуда это? Здесь никогда не было таких лугов. Там… — она указала направо. — Там была деревня. А вон там — лес. Дальше — холмы. Где всё это? Почему вокруг одни луга?

— Это не луга, — бродяга, опустившись на колени, разжигал костер. — Это прерия. Ты садись. Вот сюда садись, я тебе одеяло дам, чтоб не холодно было… — Он поднял на девушку глаза, и она подивилась, насколько светлыми они кажутся на загорелом дочерна лице…

Гром и Звон к принцессе отнеслись вполне благосклонно, а вот датчики — не слишком. Они и так-то звенели, не переставая, — еще бы, это ж самое сердце Территорий, да еще и заколдованный замок поблизости! — и от этого звона уже с души воротило. Когда же Генри привел в лагерь девицу, приборы, измеряющие уровень присутствия магии в окружающем мире, и вовсе зашлись в истерике. Пришлось отключить — что этот самый уровень зашкаливает, Генри и сам знал, а слушать беспрерывный визг проклятых датчиков никакого терпения не хватало! Принцессе-то хорошо: приборы на него настроены, только он и различает этот звон!..

Девушка вела себя спокойно, села, как было предложено, на сложенное одеяло, расправив мятый и грязный подол, выжидательно посмотрела на Генри… Все-таки было в ней нечто такое, что, несмотря на перепачканное платье и растрепавшуюся прическу, позволяло признать в ней знатную особу. (Вообще-то, общением с по-настоящему знатными особами Генри Монтроз избалован не был, но обладал хорошим чутьем, которое сейчас говорило ему — осторожно, парень, эта девчонка не из простых!)

— Я не представился, — сказал он и галантно снял шляпу. Шляпа была потертая, с дырочкой от пули — счастливая. — Генри Монтроз к вашим услугам!

— Генри? — произнесла девушка с непередаваемым выражением.

— Вообще-то, Анри, — он нахлобучил шляпу обратно, — но мне больше нравится первый вариант. Тебя как величать прикажешь?

— Мария-Антония, — ответила принцесса после короткой заминки.

Генри присвистнул. Что ж, имечко вполне подходящее для принцессы. В тех хрониках, о которых ему толковал Хоуэлл, говорилось, что ее звали то ли Марианной, то ли Антуанеттой, то ли еще как, а вышло…

— Мария, значит, Антония, — повторил он. — Длинно и для наших целей неподходяще. Мэри… Нет, не твоё, какая из тебя Мэри, право слово… Энн? Тоже не то. Разве что Тони… Знавал я одну красотку с юга, ее как раз Антонией звали. Ну так все вокруг — иду к Тони, иду к Тони, а женам-то и невдомек, что они к ней повадились шастать!..

Он осекся, заметив, что принцесса словно закаменела. Холоднющие серые глаза сделались вовсе ледяными, этого бы только дурак не заметил.

— Я не хотел тебя обидеть, — сказал он как мог мягче, а в душе проклял Хоуэллов, а заодно собственную жадность и авантюризм, погнавшие его на это дело. — Этикету не обучен, уж извини. Звать тебя как-то надо, и чем проще, тем лучше. Почему — потом объясню…

— Лучше объясните, что происходит вокруг, — подала, наконец, голос принцесса. Генри готов был поклясться, что она собиралась добавить что-то вроде "меня не волнует, как ты станешь меня называть, ничтожество!", но почему-то промолчала. И на том спасибо! — Почему я не узнаю окрестностей? Я понимаю, прошло много лет, но рельеф не мог измениться настолько сильно!

— Как раз мог, — хмыкнул Генри. Между делом он устраивал над огнем котелок — пора было ужинать, и готовить теперь предстояло на двоих. — Я, признаться, не очень представляю, как и о чем тебе рассказывать. Ну да я в общих чертах изложу, что случилось после того, как тебя спать уложили, а дальше ты уж спрашивай. Идет?

Девушка кивнула.

— В общем… — Генри набрал в грудь воздуху, но внезапно понял, что не знает, с чего начинать. Решил сперва спросить: — В твои времена ведь магов было много?

— Пожалуй, — подумав, ответила принцесса.

— Ну вот, — Генри терпеливо ждал, пока закипит вода, чтобы засыпать в нее крупу. — Магов было много, придумывали они всякую всячину… и допридумывались.

— Что ты имешь в виду? — нахмурила тонкие бровки принцесса.

— Я имею в виду, случилось то, что мы теперь называем Катастрофой, — охотно поведал Генри. — Это было примерно лет пятьдесят спустя после того, как ты заснула. Вообще-то, нынешние маги утверждают, что все это случилось из-за пересечения каких-то там магических полей, переизбытка… а, я даже выговорить это не могу! Но вообще-то все уверены, что маги сами во всем и виноваты. Доигрались со своим могуществом, вот и…

— Я так и не поняла, что произошло, — перебила его девушка. Она потирала переносицу, словно у нее разболелась голова. Да и немудрено…

— Да никто не понял, — пожал плечами Генри. — Как бы объяснить… В твои времена уже карты ведь были? Карты мира?

— Конечно, — кивнула принцесса.

— Ну, изобрази вчерне, — Генри сунул ей прутик, разровнял золу около кострища.

Девушка взглянула на него, дернула плечиком и несколькими взмахами нарисовала на золе контуры той Европы, которую теперь можно было увидеть только на древних картах. Добавила очертания Черного континента и очень схематичное изображение того, что находилось восточнее Московии…

— А вы знали, что на западе, за океаном, есть еще один материк?

Принцесса посмотрела на него с недоумением, нахмурилась.

— Некоторые утверждали, что там будто бы есть острова, изобильные диковинами, — сказала она, подумав, — но никто так и не отправился туда.

— Не успели, — хмыкнул Генри и забрал у нее прутик. — Значит, вот примерно тут был этот материк… А потом вдруг всё взяло и перемешалось.

— Как — перемешалось?

— Да говорю тебе, никто не знает! — вздохнул Генри. Тяжело было объяснять то, что привык принимать как должно! — Ну как если бы карту разрезали на кусочки, а потом разложили их по-другому! Тут вот был замок — а теперь вместо него тропический лес. Здесь болото было, а теперь раз — ледник, а то еще хлеще — огнедышащая гора! Или вот как тут… Были эти ваши леса и деревни, а теперь прерия. Этим местам больше всего досталось, сюда почти целиком Западный материк прилепился, вот осколочки остались вроде твоего замка… Там, восточнее, все-таки побольше сохранилось.

— Но… — принцесса что-то обдумывала, хмурилась. Причем странно как-то: глаза ее, живые, смышленые, то и дело становились совершенно стеклянными. Генри знал кое-кого, кто выглядел примерно так же в глубокой задумчивости, но то — в глубокой, а тут… — Наверно, если материки сдвинулись с места, то были и землетрясения, и извержения вулканов, и наводнения… Как же выжили люди?

— Не было ничего такого, — с удовольствием сообщил Генри зазнайке. — А если было, то чуть-чуть. Народу, конечно, много погибло, но могло быть больше, если бы не маги. Они говорят, будто сдержали силы природы, не дали им совсем людей-то раздавить… Но, сдается мне, врут. Сперва сами что-то учудили, потом начали следы заметать…

Принцесса молчала. Видно было, что новая картина мира не укладывается в этой хорошенькой головке. Да где ей, подумал Генри с досадой, только и знала, поди, что на балах красоваться! Или чем там еще принцессы занимались?

— А как же люди уживались с новыми соседями? — задала она вдруг неожиданный вопрос. — Наверно, они даже не понимали их языка, ведь так?

— Ну… вроде того, — опешил Генри и потянулся почесать в затылке, сбивая шляпу. — Поначалу сложно было. Воевали даже… с испугу, не иначе. Потом привыкли. Ну и маги тоже… Придумали кое-что, чтоб хоть вожди друг друга понять могли!

— А остальные? — принцесса задавала вопросы таким тоном, будто не сомневалась — на них обязательно ответят. Не могут не ответить. — Поделки магов стоили очень дорого, я помню. Они бы не упустили случая нажиться. Так как обходился простой люд?

— Ну у тебя и вопросы… — Генри все-таки снял шляпу, бросил ее рядом с собой наземь. — Не знаю я. Как-то обошлись. Оттуда слово, отсюда слово, вот и договорились!

— Выходит, языки смешались? — снова озадачила его девушка.

— Наверно, — подумав, ответил он. — Это у тоувов надо спрашивать, они в старых книжках копаются. Я одну видел, вроде слова знакомые попадаются, а так — ничего не понять! Тоув сказал, она на англецком была…

— Английском, должно быть?

— Может, и так, — не стал спорить Генри. — Мне какая разница?

Принцесса помолчала. Снова потерла переносицу, поморщилась, встряхнула головой, будто снова пыталась проснуться. Да уж, пожалуй, окружающее должно ей казаться кошмаром, да еще каким!

— Как тогда я могу понимать тебя, если ты, скорее всего, говоришь на смеси разных языков? — задала она неожиданный вопрос. — Я знаю несколько иностранных наречий, но и они должны были измениться за столько лет!

— А… — Генри криво усмехнулся. Девчонка умела зрить в корень, он не ожидал от нее такой прыти! — Вот…

Он прижал указательный палец к левому уху, отнял и продемонстрировал принцессе прозрачный шарик размером с ноготь.

— Пока у меня эта штука, я понимаю кого угодно, а они — меня, даже если я их наречия не знаю, — пояснил он, размял шарик пальцами и засунул обратно в ухо. — Если, конечно, такие языки туда заложены. Ты-то говоришь на старом европейском диалекте, ну, его маги в эту штучку заложили, так что…

— То есть, если у тебя не будет этого, — перебила принцесса, — я перестану тебя понимать?

— Да нет, поймешь, наверно, с пятого на десятое, — рассудил Генри, — но это неудобно. Кстати, держи…

Он вытряхнул из кисета точно такой же шарик, протянул ей на ладони.

— Вложи в ухо, — сказал он. — Мало ли, с кем встретиться доведется, у них таких штуковин может не быть. А так ты хоть поймешь, кто такие и чего хотят!

Генри едва не пропустил нужный момент — вода наполовину выкипела. Пришлось спасать положение, иначе ужина пришлось бы ждать еще долго.

— Так вот оно и тянется, — сказал он, просто чтобы не молчать. Это только кажется, что одному хорошо путешествовать, а за пару месяцев разговоров с лошадьми и собаками так осатанеешь от одиночества, что и принцессе в качестве собеседника рад будешь! — И ничего. Живы.

— А как же короли? — задала ожидаемый вопрос девушка. — Выходит, владения их распались, и…

— Ну да, — не дал ей договорить Генри, высыпая в котелок крупу и помешивая, чтобы не прикипела. — Кто-то до сих пор цепляется за клочок земли с замком… вроде твоего. Их не трогают, они безобидные. Достопримечательности такие. А так… нету больше королей. Ну вот разве что у московитов царь есть, но их не так сильно Катастрофой тряхнуло, как нас… Есть еще Желтые царства — Ханьское, Циньское… все не упомню. Но, говорю, на востоке не так сильно всё перемешало. Они по-старому почти живут.

— Они — пусть, — вздернула подбородок принцесса. — А здесь? Как же здесь люди обходятся без правителей?

— У нас теперь один правитель, — хмыкнул Генри, дождался, пока девушка недоуменно вскинет бровки и добавил: — Золото. Ну что так смотришь? Не понимаешь? — Он помешал ложкой в котелке, сыпанул соли. — Представь, вот был мир и вдруг не стало. Какие-то непонятные места, а между ними — остатки того, что было. И там люди живут. Есть хотят, вещи им всякие нужны… Ну вот, кто первый сообразил, что теперь торговлей заниматься — самое важное дело, тот и выиграл. Только опасно это. Через Территории ходить…

— Территории? — нахмурилась девушка. — Это… те дикие земли с Западного материка?

— Ну, не только, — неохотно ответил Генри. — Разные. Просто… Я ж говорю — маги мудровали. Есть места спокойные, а есть… Территории, в общем. Там особо делать нечего. Только торговцы ездят, за то им и платят…

Монтроз умолчал о том, что по Территориям вовсю шляются такие типы, как он сам: из праздного любопытства или ради прибыли, неважно.

— Хватит болтать-то, — поспешно сказал он, видя, что принцесса вознамерилась задать ему еще какой-то вопрос. — Уже готово всё, сейчас миски достану…

— Благодарю, — вымолвила девушка будто бы с усилием. — Я не голодна.

"Ясно, куда уж нашей походной каше против этих… соловьиных язычков в сливочном соусе!" — хмыкнул про себя Генри, но тут же насторожился: с принцессой что-то было неладно. Слишком напряженное лицо, как будто она силится удержаться в сознании, а на самом деле сейчас грохнется в обморок.

— Эй, с тобой всё в порядке? — спросил он, хмурясь.

— Разумеется, нет, — выговорила девушка. — Я бы хотела… побыть одна.

"Ага, — решил Генри. — Вон оно в чем дело!" Понятно теперь, отчего у нее такое лицо. Едва сдерживается, бедолага, чтобы не разреветься на глазах у постороннего человека, а это, должно быть, этикетом не дозволяется.

— Да сколько угодно, — сказал он. — Вовсе избавить тебя от своего общества не могу, уж не обессудь, но можешь залезть в палатку, там ты меня хоть видеть не будешь!

— Благодарю, — наклонила голову принцесса, поднялась, посмотрела выжидательно.

Генри галантно откинул полог палатки, пропуская девушку внутрь. Как она намерена разворачиваться там со своим шлейфом и прочими нижними юбками, он не представлял. Однако все кружева и оборки как-то уместились в маленькой палатке, и воцарилась тишина. Как Генри ни прислушивался, он не мог различить ни единого всхлипа.

— Принцесса, — позвал он, вытащив из брошенной под самодельным навесом седельной сумки тугой тючок. — У меня тут есть кое-что переодеться. Тебе, верно, великовато будет, ну да велико — не мало… Сама справишься или помочь?

Он спросил это без всякой задней мысли, зная, что знатные девицы и по сей день одеваются не иначе как с помощью горничных, а раздевать их — сущее мучение, столько на них всего надето!

Принцесса не соизволила ответить, видимо, оказалась оскорблена до глубины души.

— Эй, — снова окликнул Генри и откинул полог безо всяких церемоний. — Ты не слышишь, что ли?

Она, наверно, и вправду не слышала. Лежала без движения на его одеяле, и он не сразу различил, что грудь ее едва заметно поднимается и опускается. Чувств лишилась, что ли? Чем черт не шутит…

Генри присел рядом с девушкой, пощупал пульс — вроде бы нормальный, да и дышит она ровно, и бледности нездоровой не наблюдается… Знатным девицам в случае обморока полагается распустить корсет, это точно, чтобы могли дышать. На принцессе корсет имелся, он почувствовал, когда вытаскивал девицу из подземелья и подхватил ее подмышки. Его расшнуровывать — целая история, а уж если шнуровка сзади… А если она очнется и решит, будто Генри покушается на ее девичью честь? С ней ведь потом не путешествие выйдет, а сплошная мука!

Нет уж, решил он, дышит и дышит, авось не помрет, если за четыре с лишним века сна не задохнулась! Сна?.. Генри внимательнее присмотрелся к девушке.

— Да чтоб мне провалиться! — сказал он с чувством.

Принцесса спала. Спала глубоким беспробудным сном. И теперь ясны стали ее странные жесты: это она пыталась удержаться и не уснуть, а он-то думал о головной боли…

— Ну и ну, — произнес Генри, не опасаясь разбудить девушку. — Это что ж, она всю дорогу дрыхнуть станет, а мне ее каждый час будить? Вот чертовщина…

Он помотал головой, выругался про себя и, оставив рядом с принцессой сменную одежду, задом выбрался из палатки и закрыл полог. Едва-едва успел — каша чуть не пригорела.

Выругавшись уже вслух, Генри снял котелок с огня и безо всякого аппетита принялся за ужин. Ему совсем не нравились эти странности. В предании было четко сказано: принц разбудил спящую принцессу, весь замок тоже проснулся, устроили свадьбу, все жили долго и счастливо… А тут что? Принцесса какая-то не такая, просыпаться решительно не желает… Или дело в том, что он, Генри, никакой не принц? В смысле, не тот, кто должен был ее разбудить? Кто его знает, может, там заранее было уговорено, чей наследник обязан будет пробраться к заколдованному замку и обеспечить слияние двух королевств воедино путем бракосочетания с этой вот… Марией-Антонией!

"А, что гадать, — с досадой подумал Генри и свистнул псов — вылизывать котелок. После них отмывать посуду было легче легкого. А если воды в обрез, можно и не отмывать, Генри своих псов взял месячными щенками, сам их вырастил, а потому не брезговал есть с ними из одной миски. — Дотащить бы ее до Хоуэллов, они сами разберутся. А если что, в самом деле, перекину через седло и так повезу! Всё хлопот меньше!"

С этой мыслью он раскатал у костра запасное одеяло, улегся на него и мгновенно уснул. Никого чужого к лагерю псы не подпустят, в этом он был уверен…

Мария-Антония открыла глаза и не сразу поняла, где находится. Кажется, ей приснился кошмарный сон, один из тех, которые длятся и длятся, и ты никак не можешь проснуться, а только ходишь по заколдованному кругу внутри собственного сновидения, и уже не знаешь, где сон, а где явь…

"Но теперь-то я проснулась," — сказала она себе уверенно. Конечно, проснулась. Кажется, утро совсем раннее, низко над головой — матерчатые своды небольшого шатра, откуда-то снаружи слышно лошадиное фырканье, а вот шумно чешется собака… Такие знакомые, привычные и любимые звуки, она слышала их всякий раз, как доводилось выезжать на охоту и ночевать в лугах.

Девушка протянула руку, но рядом никого не оказалось. Как странно…

Она села, едва не задев головой ткань шатра — он оказался как-то слишком уж мал, даже охотничьи бывали побольше! И еще… Она оглядела себя. В тусклом утреннем свете, струившемся сквозь щель в неплотно закрытом пологе, Мария-Антония увидела когда-то роскошное, а теперь безнадежно испорченное платье. Шлейф бесформенным комом громоздился у нее в ногах, края нижних юбок посерели от пыли, бальные туфельки порвались, будто она долго шла пешком по бездорожью.

"Да. Так и было. — Принцесса сжала виски. — Мне не снилось. Вернее, мне слишком долго снилось, и я перестала различать сон и явь, и не узнала ее, когда она наступила…"

Вчерашний день всплывал в памяти. Сперва пробуждение — совсем не такое, каким должно было быть, потом тот странный человек, осмелившийся ограбить ее покойных родителей… (Мария-Антония схватилась за грудь — сверток с прядью волос матери оказался на месте. Хотя бы это оказалось не сном!) Потом долгая дорога по странным лугам, которые теперь назывались прерией, два боевых пса, и такой невероятный рассказ… "Четыреста с лишним лет? — переспросила себя девушка. — Разве такое может быть?" Но стоило лишь вспомнить, во что превратился ее родной замок, вспомнить останки родителей и придворных, чтобы поверить: да, оговоренные сто лет прошли, а за ними еще и еще, и никто не пришел к ней, кроме этого странного человека.

Мария-Антония прикрыла глаза, припоминая его. Он был похож… да, пожалуй, на вольных охотников и торговцев, а еще опытных наемников, которых она помнила по своему детству. Взгляд такой же — взгляд человека, привыкшего искать выгоду, пусть даже таится она в очень опасных местах. Человека, привыкшего рисковать и получать за это плату. На такого можно положиться, если платишь ему достаточно. Если платишь ему — ты, а не кто-то иной.

На простого искателя приключений он… как же его имя? Ах да, Анри, то есть Генри Монтроз… Словом, он не походил на обычного странника, отправившегося в путь, разузнав о какой-то диковине. Нет, он на кого-то работал. На кого? Хорошо бы узнать…

И еще вещи, о которых он рассказывал: это совсем не укладывалось в голове. Чтобы привычного и вечного мира, в котором всё идет по раз и навсегда заведенному порядку — войны можно не считать, это ведь часть оного мира! — больше не было? Чтобы место его заняло нечто странное, невообразимое?.. Но, — девушка вспомнила бескрайние луга, нет, прерию вокруг, — похоже, Генри не лгал. Это была совсем иная земля, чем та, что запомнилась ей. И люди теперь, должно быть, тоже иные… во многом. Но суть всегда одна, так говорил когда-то юной принцессе старый священник-полумаг, наставлявший ее во всяческой премудрости. Люди могут меняться внешне, но внутри всегда будет то же, что было от начала времен, и это что-то всегда можно отыскать, если знать, как.

Генри Монтроз — наемник, вот что поняла принцесса. Что ж, пусть так… И явился сюда он по какому-то делу, напрямую касающемуся ее персоны. Но не только ее лично, иначе для чего ему понадобились бы королевские регалии? А она помнила, что Генри положил их отдельно от прочих драгоценностей! И еще… часть останков ее родителей он тоже захватил. Зачем? Откуда вообще узнал о затерянном в этой самой бесконечной прерии старинном замке, о заклятии, как сумел проникнуть внутрь и разбудить её?

Столько вопросов и ни единого ответа… Впрочем, девушка полагала, что рано или поздно узнает все ответы, если не от Генри Монтроза, то от его нанимателя, кем бы он ни был. Сам Генри может просто не знать истинной подоплеки событий, как многие исполнители, но то, чем он располагает, Мария-Антония услышит, в этом она не сомневалась.

И еще кое-что тревожило ее: собственное поведение. Отчего она вчера так странно обращалась с Генри? Она ведь умела быть благодарной, это едва ли не первое, чему обучил ее отец! "Простолюдины не знают этикета и не понимают намеков, — говорил он ей, — но они очень проницательны по-своему. Если простолюдин оказал тебе услугу, поблагодари его искренне и, может статься, не понадобится и плата. С тебя не упадет корона, если ты благосклонно кивнешь леснику, указавшему тебе дорогу, или поблагодаришь крестьянку, поднесшую парного молока. Или, скажем, ответишь на нижайшую просьбу ремесленника, кинувшегося под копыта твоего коня! А эти люди запомнят тебя не чванливой недосягаемой куклой, а живым человеком, и расскажут об этом своим детям. Мелочь? Может быть. Но и такие мелочи, бывает, меняют историю, ты же знаешь…"

Она знала, конечно, она прилежно училась и помнила, что, бывало, королей спасали такие вот ремесленники и крестьяне, запомнившие добро. Люди ведь недалеко ушли от зверей, говорил ей старенький священник, которого едва не сожгли на костре в родной обители за ересь; ему чудом удалось избегнуть страшной гибели, и с тех пор он долго скитался по свету, пока не нашел пристанище в доме отца Марии-Антонии: тому всё равно было, в каких заумных теориях старик разошелся с высшими церковниками, был бы грамотен да смыслил в кое-каких науках… а церковь в этом маленьком королевстве никогда большой силы не имела. Такие уж места, почти дикие, говорили на просвещенном юге.

Люди недалеко ушли от зверей, не уставал повторять искалеченный дознаниями старичок. Они запоминают добро, они не прощают и не забывают зла, пусть даже церковь учит иному, и они не любят тех, кто мыслит иначе. Просто природу не переделать, как ты ни старайся. Наверно, кому-то это удается, но их единицы, и их знают по именам — перечисли-ка святых, Мария-Антония, пора заняться делом!

Так отчего же она вчера повела себя с человеком, по сути, спасшим ее, так грубо и заносчиво? Мария-Антония не хотела думать о том, что сталось бы с нею, очнись она от многовекового сна в пустом замке, а это, наверно, вполне могло случиться, ведь заклятие явно слабело с годами… Она бы даже не смогла выбраться наружу, не зная о том подземном ходе, черный лес не выпустил бы ее, и она умерла бы от голода и жажды: ведь в кладовых все давно обратилось в прах! Генри Монтроз был груб, как многие наемники, которых ей доводилось видеть, но он ее спас, это принцесса могла сказать наверняка. Так в чем же дело?

"Это всё сон, — решила она, поразмыслив. — Мне снилось, что я… Да, я принцесса, ожидающая прекрасного принца. Тот маг правильно сделал: если бы снилось что-то другое, можно было бы сойти с ума, а так… Я всё это время провела в сказке, ведь ожидание чуда не менее прекрасно, чем оно само! И я, кажется, слишком свыклась с этим… — Она усмехнулась, перебирая кольца на пальцах. — Когда же пришел человек из реального мира, моя сказка не приняла его, а я, должно быть, не избавившись еще от сонных чар, оставалась такой принцессой, какой была в придуманной истории. Такой, какими видятся принцессы простолюдинам…"

Так это или нет на самом деле, она сказать не могла. Спросить бы того мага, но его, скорее всего, давно нет в живых… Ничего, она разберется и сама. А пока нужно подумать о вещах более насущных!

Оглядевшись, девушка наткнулась взглядом на какой-то сверток. Кажется, его не было, когда она забралась в этот маленький шатер, одолеваемая сном. Должно быть, оставил его этот наемник…

Мария-Антония развернула тючок: так и есть, рубашка, мужские штаны, куртка, кое-какие мелочи. Она критически осмотрела одежду. Штаны, пожалуй, придутся впору, если как следует затянуть ремень, а вот остальное… Кажется, Генри рассчитывал на более крупную девушку!

Принцесса усмехнулась и отстегнула поясной кошель: кроме зеркальца и гребня в нем лежал набор для шитья, какие в ее времена носили все знатные дамы. А уж шить она умела, этому обучали всех девушек. Конечно, ей больше пристало вышивать шелками, но и подогнать одежду по себе она была в состоянии. Всё равно ведь больше нечем заняться, так отчего бы не полезным делом?

Вот только было темновато, и принцесса, поколебавшись, откинула край шатра с задней стороны. В проеме тут же показался мокрый черный нос, усиленно втягивающий воздух. Понятно: собаки Генри несут стражу…

— Я не собираюсь убегать, — сказала девушка псу. Которому из двух, она пока определить затруднялась. — Не мешай мне, будь добр. Здесь и так мало света…

Пёс шумно вздохнул и завозился: устраивался поближе, чтобы следить за подопечной. Второй, должно быть, обходил лагерь дозором. Прекрасные псы, невольно подумала принцесса, отличная выучка, интересно, Генри сам их натаскивал? И пожалела еще о страшных — для чужих, конечно, — зверях, что остались спать на псарне вечным сном. Был бы сейчас при ней верный волкодав, что приходился ростом девушке по пояс, стало бы куда спокойнее… Да и у ложа своего Мария-Антония с куда большей охотой положила бы такого пса, а не болонку. Но обычай, обычай: иной принц, должно быть, побоится подойти к принцессе, которую охраняют такие чудовища… Тем более, те могут проснуться раньше хозяйки и попросту разорвать гостя.

Усмехнувшись своим мыслям, девушка снова взялась за иглу. Принцесса не может выглядеть недостойно, даже если на ней рубашка с чужого плеча и сапоги на два пальца больше, чем нужно!..

Генри разбудил странный звук — что-то звонко треснуло, будто кто-то разодрал длинный кусок материи сверху донизу. Он вздрогнул и открыл глаза. Звон преспокойно дрых по другую сторону кострища, Грома не было видно, но он помалкивал, стало быть, всё в порядке.

Тогда что это был за звук? Генри прислушался и обнаружил, что из палатки доносится шорох, шелест, потом снова что-то треснуло, и всё стихло.

— Принцесса, — окликнул он, приподнявшись на локте. По имени он к ней обращаться пока что не стал, пусть обвыкнется маленько… — У тебя там всё в порядке?

— Благодарю за заботу, — откликнулась та после короткой паузы. — Всё хорошо, не стоит беспокойства…

Генри сел и озадаченно взлохматил себе волосы. Тон принцессы разительно отличался от давешнего. Вчера она либо цедила слова сквозь зубы и смотрела на Генри, как на червяка какого-то полураздавленного, либо попросту допрашивала. Пока не отключилась. Сегодня, правда, говорила она холодновато, но достаточно дружелюбно… "Поди пойми этих баб, — в сердцах подумал он. — Что ей еще в голову вступило?"

Полог палатки откинулся, и девушка выбралась наружу. На ней был подобранный Генри мужской костюм; правду говоря, он рассчитывал, что девица окажется побольше ростом и пофигуристее, но принцесса подтянула пояс потуже, и вышло совсем неплохо. На ремне висел поясной кошель, тот самый, кажется, что был при ней прежде, только драгоценная отделка с него исчезла. А рубашка вроде и в самый раз, присмотрелся он, да и куртка ничего так сидит. А вот интересно бы знать, как она обувку натягивала? Вряд ли принцессы умеют портянки наматывать… Сотрет ведь ноги ко всем чертям! С другой стороны, пешком ей ходить особо и не придется…

— Что прикажете делать с этим? — девушка протянула Генри охапку тряпья, бывшего когда-то праздничным платьем. — В костер?..

Ага, вот и корсет, стыдливо спрятанный среди кружевных нижних юбок. И будь Генри проклят, если шнуровка не распорота! Значит, у принцессы имеется при себе что-то острое, но вот где она это что-то прячет? Хотелось бы знать, во избежание неприятных инцидентов, но не обыскивать же ее! Станешь врагом на веки вечные, а им еще столько времени быть с глазу на глаз…

— Давай, — он отобрал у нее ношу. Решила вести себя нормально — и слава всем богам, главное, чтобы эта блажь у нее не прошла! — Это точно в костер… И это… Нижнее на тряпки пойдет. Мало ли что…

А вот само платье надо бы сохранить. Сейчас такого — и так — не шьют. Ручная вышивка, драгоценности, и плевать, что грязное и мятое!

Генри аккуратно расправил платье, сложил, перевел взгляд на принцессу, примостившуюся на сложенном одеяле у костра. Ее высокая пудреная прическа смотрелась нелепо и неуместно с мужской одеждой.

— Ты бы волосы-то распустила, — сказал он, добавляя в похлебку приправ. — Там вон за деревьями ручей есть, можешь пудру смыть. Вода холодная, но на солнышке оно ничего… Неудобно ж, поди?

— Да, пожалуй, — откликнулась девушка.

В голосе ее послышалась сдержанная усмешка, и Генри поднял глаза — как раз вовремя, чтобы увидеть, как принцесса уверенно берется за волосы повыше ушей… и снимает эту свою замысловатую прическу с такой же легкостью, как Генри — шляпу.

— Ну ничего себе! — сказал он, когда девушка аккуратно положила парик рядом с собой и распустила волосы.

Принцесса оказалась довольно коротко стриженной — волосы едва доставали до плеч. Генри присмотрелся — сквозь пудру на ее носу отчетливо проступали веснушки.

— Это… — Генри пытался придумать, как бы задать вопрос и притом не обидеть девушку.

Монтроз помнил, что среди останков дам в тронном зале он остовов париков не заметил. Хотя… он не приглядывался особенно, его больше интересовали драгоценности. Может, у них мода такая была!

— Я болела, — ответила принцесса на его невысказанный вопрос. — Пришлось остричь волосы, и они не успели отрасти настолько, чтобы можно было уложить в прическу.

— А-а, — глубокомысленно заметил Генри, взяв на заметку эти слова. Болела, значит? А как же всемогущие придворные маги? Любопытно… Но выяснять это именно сейчас он не собирался. — Все равно, иди, умойся. Доварилось уже.

Принцесса не заставила себя упрашивать, встала, отправилась к ручью. Генри кивнул Грому — мол, сопроводи. Пес отправился следом. Можно быть спокойным — Гром присмотрит…

Девушка вернулась быстро. Умытая, она растеряла аристократическую бледность (та явно была обязана происхождением пудре), оказавшись мало того, что веснушчатой, так еще и загорелой. Пусть не сильно, но, во всяком случае, у девиц, которые безвылазно сидят дома (а таковы были все богачки, которых доводилось знать Генри), не бывает такого цвета лица. Не бывает, и всё тут!

— Волосы-то собери, — мрачно сказал Генри, снимая котелок с огня. — Не на балу. На, шнурком перевяжи…

Последний штрих — заплетенные в две короткие косички рыжеватые волосы — его добил. Эта девица могла быть кем угодно, но только не принцессой Марией-Антонией. У принцесс не должно быть веснушек, обветренных щек и такого взгляда. Принцессы — они… нежные. Цветы, в общем. А это… сорняк какой-то. Нет, конечно, если ее одеть по-старому, напялить парик, напудрить, то все будет хорошо, а так… Девчонка с фермы. Как бы Хоуэллы не решили, что Генри их дурит!

— Ешь, — сказал он мрачно, плеснув похлебки в миску. — Разносолов нету, не во дворце.

— Благодарю, — церемонно произнесла девушка.

Даже у костра она сидела, гордо выпрямившись. Рассветное солнце осветило принцессу, всю целиком, и волосы ее полыхнули таким глубоким золотом, что Генри зажмурился на мгновение, и вся она оказалась облита ярким утренним светом с головы до ног, только глаза по-прежнему оставались двумя льдинками на бесстрастном лице…

Хоуэллы не заподозрят его в обмане, — понял в этот момент Генри. Уж им-то достаточно будет единожды увидеть Марию-Антонию, чтобы понять, кто она такая и чего стоит…

— Ты можешь называть меня Тони, — сказала принцесса, перебив его мысли, и вдруг улыбнулась, невесело, но искренне. — Так звали меня… дома.

— Ладно… — ответил Генри, не понимая, что это вдруг нашло на девицу. — Идёт.

— Я повела себя безобразно, даже не поблагодарив тебя за спасение, — продолжила она, поднося ко рту щербатую ложку. Генри невольно устыдился за состояние своей походной посуды. — Прими мою благодарность сейчас, Генри Монтроз. А плату за это, — добавила она не без издевки, — думаю, ты уже взял.

"Господи, она что, нормальная? — не поверил тот ушам своим. — Не дура, не истеричка… стерва, может быть, но нормальная?"

— Да уж взял… аванс, — кивнул он. — И вчера еще добавил. Уж не обессудь, твое высочество… или величество теперь уже, наверно. Я человек простой, жить на что-то надо.

— Понимаю, — кивнула принцесса. — Я даже могу сказать тебе, как войти в сокровищницу. Я ведь знаю все ключи от всех заклятий, Генри… — Она смотрела на него в упор, и от этого взгляда хотелось передернуть плечами, поёжиться, как от сильного холода. — Но верни то, что принадлежит только мне. Я не претендую на регалии отца, раз уж королевства больше нет, но драгоценности моей матери…

— Эти? — Генри вынул из-за пазухи сверток, бережно развернул. Да что ж нашло на девицу?!

— Да, — кивнула она, не отводя взгляда. — Только подумай: все сокровища замка в обмен на один-единственный гарнитур! Он ведь ценен для тебя только камнями и древностью своей, не так ли? Ну так в сокровищнице есть еще более древние и великолепные вещи, бери, что захочешь! А это — память о тех, кого я никогда больше не увижу, кого я даже не могу предать достойному погребению…

Генри мотнул головой, избавляясь от наваждения. Ну, здорова зубы заговаривать!

— В замок я больше не пойду, — сказал он, покачивая драгоценности покойной королевы на ладони. — Опасно. Да и… нехорошо там. Что до побрякушек, спасибо, конечно, но я себе присобрал на пару жизней, и хватит. Больше всё равно не протяну, — хмынкул он. — А что до этого… Не могу тебе отдать. Себе не возьму, ты не думай, мне и так хватит, но…

— Ты должен показать это хозяину? — спросила девушка, и Генри только вздохнул. Ну, впрочем, догадаться не так уж сложно!

— Ну да, — ответил он. — Ты пока не спрашивай, что к чему и почему, я сам не очень понимаю. Мне и не положено. Вот доедем, тогда ты его и выспрашивай, а я так… Делаю, что сказано. Хорошо делаю, — добавил он не без самодовольства. — Наверно, тот, кто меня нанял, тебе твои побрякушки отдаст, у него и так выше крыши. Но я — не могу. Ясно?

— Вполне, — улыбнулась принцесса. Ух, но до чего же холодные глаза! И будто изучает его, рассматривает сверху донизу, прикидывает, как лучше использовать. У Хоуэллов у обоих почти такие же глаза, но они это как-то скрывают, чтобы людей не пугать, а эта…

— Оно правда древнее? — спросил Генри невпопад, чтобы переменить тему.

— Теперь — несомненно, — ответила она всё с той же непонятной усмешкой. — Но и в моё время… Это — "Сердце пламени", — девушка коснулась самого крупного рубина в ожерелье. — Прадед моего прадеда привез его из похода на самый дальний восток. По преданию, он снял его с головного убора тамошнего военачальника, которого убил в бою, и с той минуты от дикарей отвернулась удача…

— Еще бы, без военачальника-то, — хмыкнул Генри.

— Это — "Кровь луны", — принцесса дотронулась до другого камня, поменьше, но, казалось, более яркого. — Истинный свой цвет он обретает только в полнолуние. Его привезли из-за моря, там он принадлежал какой-то языческой жрице, почитавшей Луну как богиню, отсюда и название. Но он и в самом деле хорош в лунные ночи…

— И что, у каждого камешка есть свое имя? — не удержался Монтроз.

— Разумеется, — серьезно ответила девушка. — И если тебе интересно…

— Очень! — заверил он, завернул ожерелье и спрятал. — Вечерком на привале непременно расскажешь, а пока пора и делом заняться. Время теряем, а его и так в обрез!

— Ты не скажешь, куда и зачем собираешься везти меня? — лицо принцессы было сама безмятежность, но Генри уже понял, что нарвался не на тепличный цветок, а на… черт его знает, на что именно!

— Всему своё время, — ответил он уклончиво. — Ты не бойся, ничего дурного тебе не сделают. Никто не сделает, а я тем более. В том смысле… — он мотнул головой. — Короче, я не знаю, как у вас по этикету там положено, но говорю сразу: пока мы в пути, ты для меня просто ценный груз, ясно? Руки распускать не стану, кому чужому тоже грабли поотшибаю, если что. Но и ты понятие имей, — добавил Генри, подумав. — Договорились?

— Думаю, да, — после паузы кивнула принцесса. — И когда же мы отправимся в путь, Генри?

— Ну не сию же секунду! — огрызнулся он. Лучше бы спала, право слово! Теперь расспросами замучает… — Лагерь надо свернуть, а кроме того… Увидишь, в общем!

— Хорошо, — серьезно сказала девушка. — Могу я задавать тебе вопросы?

— Можешь, — с тяжелым сердцем разрешил Генри. — Но если я на какой-то из них не смогу ответить, я так и скажу. Или "не знаю", или "не могу". Идёт?

— Идёт, — помолчав, ответила принцесса. Похоже, она очень быстро приспосабливалась к изменившемуся миру…