ДЖОН ШИРЛИ ПРАВА АНИМУСА

— И с чего это ты опять отправляешься стрелять, Эндрю? — рассердилась Уилемина. — Это уже третий раз за неделю. Ты обещал мне осеннюю прогулку. Листья на деревьях просто великолепны.

— Ты получишь свою осеннюю прогулку, дорогая, — ответил Эндрю, набивая карманы патронами для дробовика. Патроны, которые выдавал стрелковый клуб, ему не нравились. — Но сначала я хочу пострелять по мишеням. Эта новая машина, которая подбрасывает мешки с перьями, просто чудо. Ее обслуживают слуги полковника и при этом вечно трясутся от страха. Ужасно боятся выстрелов. Хотя и мешки, и дробь летят в другую сторону.

Уилемина стояла в передней, у овального зеркала в серебряной оправе: поправляла чокер из слоновой кости и приглаживала уложенные роскошной копной рыжевато-каштановые волосы. В свете газового рожка ее лицо казалось более хмурым, чем обычно, и Эндрю подумал, что последнее время слишком часто видит это замкнутое выражение.

«Стоит чему-то прорасти во мне, — решил он, — и она станет неуправляемой».

Что за странная мысль! Она родилась внезапно, непонятно откуда. Оформилась в слова. А ведь он редко думал словами.

Но, сунув под мышку дробовик, он вдруг сообразил, что это далеко не первый случай за последние несколько недель.

— Семь лет ничем не омраченного брака — и внезапно ты возжаждал крови, — неожиданно выпалила Уилемина ему в спину, когда он уже приблизился к двери с окошечком из свинцового стекла, через которое пыльный солнечный свет позднего дня выглядел голубоватым. Что-то жалобное, встревоженное слышалось в ее голосе. И это беспокойство сейчас прорвалось.

— Ты банковский служащий. Не охотник. Ты всегда был в форме, но вся эта беготня на рассвете, суета и пыхтение… сначала метание копья… теперь стрельба. Охота на фазанов. И все это, как только тебе исполнилось тридцать. Последствия переломного возраста? Некоторые настолько не уверены в себе…

— Всего лишь хобби, моя милая-дорогая, — ответил он, выскакивая из передней, прежде чем она продолжила свои разглагольствования. Как будто он сам понимает — почему.

Эндрю вдохнул пряный запах листьев, нападавших с высоких благородных вязов, и ощутил нарастающее возбуждение, абсолютную свободу, которые, казалось, несли его по деревянному тротуару, мимо мрачных домов.

Он добрался до угла и остановился, не зная, что делать дальше. Слева катились конки, влекомые лошадиными упряжками. Они доставят его в клуб, где можно пострелять по мишеням. Справа…

Именно в этот момент Эндрю понял, что вовсе не хочет в клуб.

И направляется в противоположную сторону. К югу, в маленькую рощу. Он почти сознавал почему. Не совсем, конечно…

Он появится. Игра началась.

Опять! Опять в голове звенят эти слова! Иногда казалось, что это его собственные. Его утверждения, возникавшие из глубины того, что называлось душой Эндрю.

Он переломил двустволку и сунул туда два патрона. И определенно заметил, как старик Уорстер неодобрительно наблюдает за ним с крыльца.

Пропади он пропадом, этот Уорстер!

От бурлящей в нем легкости, бьющей через край радости хотелось развернуться на каблуках и выпалить в крыльцо, разнести в осколки аляповатое дверное окошечко в форме павлина.

«Прости, Уорстер, павлин — тоже добыча для охотника. Ха-ха».

Нет, не стоит. Боеприпасы ему понадобятся.

Он продолжал шагать, держа наготове ружье, заряженное дробью двенадцатого калибра; спешил к концу дороги, откуда тропинка вела к полосе шириной в четверть мили, обсаженной вязами и кленами. Недавно, гуляя здесь, он видел стайку светловолосых мальчишек, игравших в «войну между штатами». И это зрелище задело в нем какую-то струнку.

Он углубился в рощу шагов на пятьдесят и успел увидеть блеснувшие между деревьями серо-голубые воды Джамайки-Бэй, когда в ствол стоявшего впереди клена ударилась пуля.

Как всегда, слишком скоро, с усмешкой подумал Эндрю, скорчившись за деревом, вполне для тебя типично. Выдаешь свои позиции?

Как всегда? Но прежде в него никогда не стреляли. И кто же палит по нему сейчас?

Противник.

Он слегка подался вперед, осмотрел свежую желтую царапину в том месте, где пуля срезала темно-зеленую кору молодого клена, высотой футов в шесть. Рост Эндрю. Пуля прилетела с юго-запада.

Эндрю попятился, выпрямился, развернулся и с колотящимся от первобытного восторга сердцем помчался на северо-восток, виляя между деревьями и стараясь обойти Противника с фланга.

Обойти… кого?

Противник. Как всегда…

И тут его собственная личность вернулась, взорвавшись фонтаном наподобие гейзера, промыв мозги и унося с собой трусливого мямлю Эндрю Чапама, мелкого служащего мелкого банка. Теперь он был тем, кого звали Анимус. Таково игровое имя его истинного «я». И он не чувствовал ни малейших колебаний. Ни капли сожаления о том, что расстался с Эндрю. За прошедшие века он успел побыть многими людьми, но все они были жалкими набросками в сравнении с его истинной личностью.

Мысли об Эндрю Чапаме блекли, становились тенями на периферии сознания, отбрасываемыми идущим из пещеры светом. Он рвался к этому свету и наконец-то пережил полное воплощение… и увидел ухмылявшегося Противника, в данный момент принявшего облик плотного блондина в белой с черным матросской форме, с завитыми желтыми усами и выступающим подбородком. Он стоял ярдах в двенадцати от Эндрю за огромным, поросшим мохом валуном и целился из винтовки.

У Анимуса едва хватило времени подумать: «Так вот какое обличие он принял. Я видел, как он разыскивал меня в…»

Они выстрелили почти одновременно; Противник оказался чуточку проворнее. Эндрю — теперь Анимус — был вынужден палить от бедра, из обоих стволов, и почти вся дробь ушла в «молоко», отрикошетив от гранитного пласта и сорвав с него мох. Но веер дробинок ударил в белую с черной отделкой матросскую форму Противника, отбросив его на несколько шагов. Сам Анимус тоже отшатнулся, словно они вместе танцевали хорнпайп.

И тут он ощутил боль, как раз под грудиной, куда мигом раньше попала пуля. До этой секунды он ничего не чувствовал, зато теперь по телу распространялась слабость, а легкие не пропускали воздуха. Вот одна из проблем, связанная с выбором планеты: эти временные тела приматов были сравнительно хрупкими и легко уничтожались.

Анимус рухнул на колени. Горячая кровь клокотала в горле, тонкой струйкой лилась из уголка рта. Все же он собрался с силами, выбросил пустые гильзы из дробовика, сунул два новых, скользких от крови патрона… но Противник уже устремился к нему, одновременно взводя курок винтовки. Кровь сочилась из десятка крошечных дырочек в сорочке. Губы широко растянуты в радостной улыбке: он готовился к решающему удару…

Анимус разозлился, осознав, что Противник дает ему время, чтобы вскинуть дробовик. Чтобы сделать ситуацию более интересной.

— Не нужен мне твой лишний шанс…

Он не смог договорить: неприятное бульканье крови заглушило слова. Анимус нажал на оба спусковых крючка, но Противник вырос перед ним и ударил по голове прикладом, так что дробовик разрядился в землю, а сам Анимус упал на бок в облаке порохового дыма и горько вздохнул, ожидая пули в затылок. Последней его мыслью было: «Я знаю, мы договорились, что это будет Внезапная Схватка, но такая стремительность вряд ли кажется…»

Мысль эту он закончить не успел, потому что пуля раздробила ему голову, и его астральное тело вышло из клеточной массы, из формы примата, которую люди звали Эндрю Чапамом.

Все еще заключенный в тело светловолосого усатого мужчины с квадратной челюстью и в матросской форме Противник торжествующе озирал труп Эндрю, изуродованный, дергающийся, хотя из него уже ушли и жизнь, и разум.

Почти в запоздалом раздумье перестало биться сердце.

Противник глянул вверх: на астральное тело, вылетевшее из мертвеца. И тут его тело тоже рассыпалось, словно все суставы растворились разом. Противник выключил сердце по пути наружу, как человек выключает свет, покидая дом.

Астральное тело Противника переливалось золотисто-зеленым на фоне астрального тела Анимуса, красно-фиолетового, со сверкающими желтыми искорками.

— Я знал, что если выстрелю раньше, с того угла, ты метнешься влево, и я смогу свалить тебя у большого валуна, — заявил Противник, излучая злорадство. Высказался он не словами, нет, ничего примитивного. Не то общение, которое было бы понятно Эндрю Чапаму. Только передача общего смысла на ментальном уровне.

— Ты становишься слишком предсказуемым. И почему-то считаешь, будто предсказуем я.

— Ты почти таким же образом подстрелил меня во время Наполеоновских войн, помнишь? Из мушкета.

— Каким же жалким красномундирником ты был тогда! Во время Гражданской войны было получше. Но на этот раз…

— Перед Внезапным Столкновением лучше выработать определенную тактику, — сухо перебил Анимус. — Просто на этот раз женщина, на которой я был женат, сильно меня раздражала. Приходилось тратить уйму времени на то, чтобы оставаться Эндрю Чапамом…

В воздухе повисла недоуменная пауза.

— Ты настолько остро осознавал ее присутствие, что мог раздражаться? Твои основные инстинкты должны были дремать. Если это будет продолжаться, нужно вернуться и пройти переподготовку. Перенастроить фокальную точку.

— Вздор! Я и сам вполне могу снова погрузить инстинкты в полную спячку. Но в следующий раз, пожалуй, устроим полномасштабный тактический конфликт.

— Приматы создают возможности по всей Европе. Дай мне немного времени, и я высеку искру. Может, заказное убийство нужного человека?

— Каждый день создается новое оружие! Давай используем все, что есть!

— Имеешь в виду командование войсками? Давненько мы не были генералами, посылавшими в бой войска друг против друга! Потенциал… даже полковник способен многое сделать… Мы могли бы использовать давление на психику, чтобы подстегнуть генералов, если только подберемся достаточно близко…

— Необходима основательная подготовка. Жаль, что у нас нет технологии внедрения во взрослые тела. Только в зародыши. Приходится ждать, пока они достигнут зрелости.

— Не так уж долго ждать — по крайней мере, с нашей точки зрения. Самое большее — несколько десятилетий. Нам тоже нужен отдых.

Молодая пара, обходившая рощу в поисках уединения, наткнулась на два тела, распростертых на земле под неестественными углами. Над трупами парили две переливавшиеся тени, смутно напоминавшие людские силуэты.

Астральные тела, Противник и Анимус, заметив гуляющую пару, взвились вверх, в сгущавшийся туман предвечерней поры, и исчезли в воздухе. Прыщавый молодой человек таращился на них во все глаза; девушка с овечьими глазами навыкате прижала бледную руку к вздымающейся груди… и вскоре стала яростной приверженкой спиритизма, пребывая в полной уверенности, что видела привидения. Но для Противника и Анимуса все лица, подобные ей, были настолько незначительны, настолько несущественны, что именно они казались призраками.

Сто тысяч бомб обрушились на крепость Верден, и Хольдрик фон Штанг, вот уже несколько недель полностью внедрившийся в тело примата, беспокоился, что враг будет убит при бомбардировке. Конечно, враги гибли каждый день, но он тревожился за одного. Особенного. Его враг был также его лучшим другом. Противником.

Но нет, будь он убит, Хольдрику явилось бы его астральное тело.

Фон Штанг сложил маленький медный телескоп и сунул в карман мундира. Руку он не вынул, пытаясь согреть пальцы, окоченевшие на февральском ветру и мокрые от бесконечной унылой мороси. Приходилось топать по полу железнодорожной платформы, чтобы сохранить хоть какую-то чувствительность ног. Чуть подальше выстроившиеся в цепочку солдаты грузили деревянные ящики с боеприпасами на две запряженные мулами подводы. Мулы недовольно фыркали. Их дыхание вырывалось из ноздрей клубами пара. Солдаты кайзера, серые фигуры в длинных шинелях и высоких касках с гребнями, существовавшие почти без отдыха и еды, работали медленно, но упорно. Хорошие солдаты. Многие завтра будут мертвы. Растрачены, как медные пенни. Иногда он задавался вопросом…

Нет. Сочувствие приматам — абсолютно иррациональное чувство. Глупости. Почему оно вообще возникло?

Размышлял он довольно рассеянно: тепло быстро распространялось по телу при мысли о разбитой бомбами крепости Верден, находящейся всего в четверти мили. С того места, где он сидел, были хорошо видны поднимавшиеся к небу столбы голубого дыма — последствия бомбардировки. Но в приходивших отчетах говорилось, что враг далеко не уничтожен. Более половины оборонявшихся выжило при бомбардировке, пересидев в глубоких окопах и подвалах, укрепленных британцами и французами. Но он, разумеется, предупреждал Противника о каждом налете, входя с ним в короткий мысленный контакт. Он и Противник воплотились в тела приматов почти месяц назад.

Эрих фон Фалькенхайн, командующий германской армией, почти осуществил план захвата власти на Восточном фронте. Но это совершенно не подходило ни Анимусу, ни Противнику, и последний использовал психическое доминирование, дистанционный телепатический толчок, чтобы подтолкнуть фон Фалькенхайна к другому плану: обескровить Францию на Восточном фронте.

И тот начал с Вердена.

Они использовали два приема, чтобы начать войну и свести эти армии на идеальном поле битвы: дистанционное телепатическое доминирование вместе со стратегическим влиянием тех приматов, в тела которых вошли. И немецкий полковник фон Штанг, и британский майор Симпсон изредка удивлялись сами себе: почему они избрали военную карьеру? Почему стремились к постам?

— Полковник?

Фон Штанг поднял глаза на бледного ординарца и неодобрительно покачал головой.

— У вас сапоги грязные, капрал Громин, — отрывисто рявкнул он, наслаждаясь своей ролью. — Вы расквартированы в офицерских палатках и не имеете права ходить в таком виде, словно сутками торчите в окопах.

— Прошу прощения, сэр, я хотел поскорее доложить информацию, а дорога через поле…

— Да-да, вы хотите сказать, что вражеский патруль выскользнул из крепости?

Громин изумленно уставился на него:

— Да, сэр. Вы уже знали?

— Я предполагал что-то в этом роде, — усмехнулся он, чувствуя, как нарастает возбуждение при мысли о скором столкновении между Анимусом и Противником, ибо эта война — дело их рук, и время близится.

Однако ему пришлось дольше обычного полностью внедряться в тело хозяина. Он еще не совсем освоился, и радость была отчасти подавленной. Это беспокоило Анимуса. Пока он чувствовал, что его личность каким-то странным образом сливается с личностью фон Штанга. Возможно, во время их последнего воплощения, в нью-йоркской роще, Противник был прав, и он нуждается в переподготовке.

Но с этим он разберется позже, после того как кто-то из них «погибнет». А это, по всей вероятности, произойдет сегодня. До сего дня они посылали людские волны сражаться друг с другом или использовали психическое доминирование, дистанционные телепатические призывы, заставляющие генералов отдавать соответствующие приказы. Но теперь пора столкнуться лицом к лицу.

— Громин, я составил список людей, которые будут нас сопровождать. Мы должны перехватить вражеский патруль. Они воображают, будто сумели смыться из крепости, чтобы избежать сражения или шпионить за нами. Мы покажем, как они были не правы!

На деле фон Штанг — Анимус — отвел войска от юго-западного угла крепости, чтобы Противник смог выпустить патруль.

Уже через полчаса шестеро тащились за Громином и фон Штангом по грязной дороге. Заледеневшие винтовки оттягивали руки. Солдаты удивились, узнав, что полковник сам собирается их вести. Полковник во главе патруля, тоже с винтовкой в руках, не говоря уже о пистолетах… неслыханно!

Ландшафт вокруг Вердена был идеальным для следующего столкновения. Великолепной военной драмы, которой предстояло развернуться на глазах противоборствующих сторон. Они любили тщательно воспроизводить пейзаж битвы, но и старались принимать спонтанные решения, касающиеся поединка. Возможно, он еще удивит Противника, удержавшись от драки. В конце концов, это не последний эпизод войны. Фон Штанг может уклониться в последний момент, а позже нанять убийцу для Фалькенхайна и с помощью психического доминирования самому стать главнокомандующим. Битву можно продлить еще на пару лет.

Да. Они с Противником устроят хорошую схватку, но он предпочтет удалиться, прежде чем случится непоправимое… если события не будут развиваться чересчур быстро и фатально — для него.

Но битва может захватить его. Он не успеет уйти вовремя. Хотя если эта окажется роковой, будет ведь и другая. В других телах. Они проделывали это в течение двух тысяч оборотов планеты вокруг солнца, и возможности затеять войну еще далеко не исчерпаны…

Он ощутил, как поднимаются в нем волны радостного возбуждения, нараставшего по мере того, как они подходили к месту столкновения. Но, несмотря на разгоравшееся пламя предстоящего поединка, он на каком-то более низком уровне все еще чувствовал смутное беспокойство. Как раз перед тем, как внедриться в зародыш, позже ставший фон Штангом, он ощутил странную тоску. До чего же утомительно — такая тесная связь с воплощением. И все же инстинкт-матрицы в мозгу примата придавали поединкам куда большую остроту. Давным-давно Противник и Анимус, воплощенные в двенадцатиногие создания водной планеты под тройным солнцем, схватились в грандиозном поединке в одном из подводных каньонов того мира, и это дало обоим невероятное удовлетворение: комбинация репродуктивного экстаза и жестокой кровавой схватки; разлетающиеся во все стороны оторванные конечности, расплывающиеся по воде красные пятна, сложный синтез тактики и стратегии.

Но тогда им не хватало раскаленной добела свирепости и дикарства, той неистовой изобретательности, которую они нашли в приматах этого мира. Здешние обитатели оказались новой ступенькой, что давало увеличение интенсивности ощущений, и Противник и Анимус продолжали состязание на этой планете, что давало куда больше возможностей для игры: бесконечные воплощения, жизнь после жизни, регистрация всего происходящего в сенсорных узлах для дальнейшего анализа. Гораздо более позднего анализа: срок жизни существ их расы обычно насчитывал свыше полумиллиона земных лет.

Но, возможно, они оставались здесь слишком долго. Фон Штанг… Анимус чувствовал, как что-то влечет его к ярко выраженному сближению с приматами: а это совершенно неестественно. Легкое внутреннее подталкивание. Неужели психическое доминирование? Именно из этой области?

— Герр полковник, я вижу движение в зарослях, — прошептал Громин, возвращая Анимуса к действительности.

Там, к северу, на сжатом поле, можно было различить ноги в сапогах, едва заметные между высокими стеблями соломы и кустами на краю поля. Противник и его солдаты. Они, похоже, пробирались к прогалу между кустами, в дальнем углу поля.

Анимус отдал приказы. Его люди бесшумно подобрались к ближайшему концу зарослей, откуда полковник фон Штанг и капрал Громин поспешили на поле и, пригнувшись, побежали вдоль кустов к прогалу. По плану Анимуса его люди на дороге должны были вызвать на себя огонь Противника и вести непрерывную перестрелку. Противник ретируется через прогал, потеряет бдительность и налетит на пули Громина и полковника.

Но Противник повел пальбу первым. Его солдаты залегли и стали стрелять через маленькие просветы между ветками и стволами. Пули ложились совсем близко от фон Штанга. Одна вонзилась Громину в горло. Он крутанулся на месте, уронил винтовку и, зажимая рану, из которой хлестала кровь, повалился на мокрый торф.

Жаль. Он был весьма полезным орудием.

Анимус выстрелил в ту сторону, откуда прилетела пуля, бросился к прогалу пошире и услышал винтовочный огонь с дороги, за кустами: его люди палили в солдат Противника. Раздались крики раненых.

Он добрался до высокого пня рядом с кустами, упал на колено, перезаряжая винтовку, в надежде пристрелить кого-то из людей Противника, а может, ранить и самого Противника (но не убить). Сердце его колотилось, кровь кипела, восхитительная энергия, воплощенная в тело низкоорганизованного примата, бурлила в нервной системе…

И тут он увидел гранату. Одна из новых «бомб Милла» с рубчатой поверхностью. Такими пользовалась британская армия. Кто-то бросил ее в тридцати футах от того места, где стоял Анимус, и он успел спрятаться за пень.

Но вместо того, чтобы упасть и взорваться недалеко от него, граната остановилась в воздухе и сменила направление.

— Погоди! Так не полагается! — завопил он, когда, в отрицание всех законов физики, граната поплыла в его сторону.

Он попытался бежать, но граната снова сменила направление, последовала за ним… и взорвалась прямо над его головой, оторвав ее от тела.

— …Говорю тебе, я ничего не делал с гранатой. И вообще я тут ни при чем, — настаивал Противник.

Они находились в маленькой, скрытой от посторонних глаз сфере, примерно в полумиле от поля битвы. На взгляд приматов сфера казалась обычным облаком.

— Это ведь ты бросил гранату? — допытывался Анимус.

— В первый раз — да. Для того чтобы сбить тебя с толку и выманить на открытую местность. Я знал, что она в тебя не попадет. Но это не я заставил ее изменить направление! Я не обладаю подобным умением! Левитация расстраивает мой мыслительный центр. Возможно, ты ошибся…

— Не ошибся, — стоял на своем Анимус. — Она изменила направление прямо в воздухе! Если не ты сделал это, тогда кто?! Я ничего не слышал о том, что кто-то из наших тоже состязается на этой планете. А приматы не владеют телекинезом. Кто, я тебя спрашиваю? Я вроде как чувствовал чье-то вмешательство, легкие толчки чужой ментальной энергии. Попытки соединить мою личность с личностью примата. Возможно, очень осторожное психическое доминирование. Кто, опять спрашиваю я, и для чего?

— Ответ, скорее всего, кроется в том, для чего. Наше состязание было довольно грубо прервано. Кто-то хотел исключить наше участие в этой войне.

— Но кому понадобилось нам мешать? Приматы понятия не имеют о нашем существовании. Может, это какой-то вандал? Таких немало в нашей расе. Если это правда, значит, он еще молод и поэтому имеет короткий объем внимания. Главное — выждать достаточное время, и тогда он уберется прочь. Будут и другие войны.

— Да. И эта война уже несет в себе семя следующей. Семя, которое прорастет в том же саду. Мы должны ухаживать за этими семенами, прежде чем угнездиться в новых приматах…

И действительно, на Земле вспыхивали другие войны, но участие в них было недоступно и Противнику, и Анимусу: им пришлось внедриться в новые зародыши, которые росли, пока продолжалась гражданская война в Китае, пока бушевали другие конфликты. Без их помощи. Без их участия.

Но потом разразилась Вторая мировая.

Это не они ее затеяли: у войны была своя психически ущербная жизнь. И все же они раздували ее пламя, где только могли. Их воплощения не могли объяснить свои поступки.

Впрочем, все приматы, даже не захваченные инопланетными астральными телами, как правило, не могли объяснить многие свои поступки.

Выцветшее от жары голубое небо. Желтый горизонт, затянутый пыльным маревом. Бескрайняя песчаная равнина. Россыпь скрюченных деревьев с перистой листвой. Все это молодой лейтенант видел из открытого люка своего танка. И разбухшее облако коричневой пыли, катившееся по земле, подобно джинну. С востока. Американские войска, механизированная кавалерия. Один из дивизионов армии Эйзенхауэра.

Молодой лейтенант Отто Метерлинг вел свой рычащий танк к линии фронта: последняя попытка Роммеля обойти врага с флангов. Но на союзников методы Роммеля давно уже не производили впечатления, тем более что легко разгадывались. Похоже, и на этот раз они не угодили в ловушку.

Метерлинг любил находиться в танке, несмотря на сухость во рту, несмотря на вкус бензина и ужасный жар от раскаленного солнцем металла. Любил свой объемный бронированный панцирь, стальной размах своей воли, предназначенный, чтобы давить врагов и выворачивать их внутренности наизнанку. Любил перемалывающие землю гусеницы и рычащий мотор.

Выхлопные газы попали ему в нос. Метерлинг закашлялся и вытер налипшую на глаза пыль. Скоро ему понадобятся автомобильные очки.

Но он каким-то образом знал, что его истинная битва сегодня будет не с механической кавалерией Эйзенхауэра. Враг придет с другой стороны.

Но откуда я это знаю? А ведь знаю… Знаю, что Противник приближается… Возможно, обрушится с неба? Десантники. Он, вероятно, десантник. Противник… Анимус…

Это накапливалось на протяжении всего утра: прошлой ночью снились непонятные сны, воскрешавшие множество битв: с римлянами в доспехах, наступавших на него, пока он подстегивал запряженных в колесницу фараона лошадей.

А утром он проснулся со вкусом крови во рту. Чужой крови. Он открыл глаза. Воспоминания о битве на Иберийском полуострове медленно таяли в памяти. Ему пришлось загрызть врага собственными зубами, когда меч переломился у самой рукояти. Тысячу лет назад.

Всего лишь сон? Или ожила память?

Он продолжал наблюдать за небом. Противник придет с неба.

Вот оно! Американский пикирующий бомбардировщик, возможно «Хеллдайвер», появился, подобно хищной точке, на северо-восточном горизонте, быстро обретая форму, крылья и фюзеляж.

Это он…

Метерлинг становился Анимусом. Его истинная сущность проявлялась с невероятной быстротой. Он радостно рассмеялся: к великому недоумению своей испуганной, изнемогающей от жары команды.

Противник воображает, будто он получил преимущество, свалившись с неба! Но Анимус успел подготовиться. За ним стоит артиллерия, и, если использовать зенитные снаряды, совершенно необязательно сбивать самолет. Теперь он понял, почему захватил эти снаряды, хотя они, как правило, не использовались в танках.

Он нырнул в башню и принялся выкрикивать приказы.

— Специальные снаряды! Зарядить! Вы хотели знать, для чего они? Сейчас поймете! Нас вот-вот начнут обстреливать, и…

Он осекся, глядя на ящики со снарядами, ожидавшими очереди нырнуть в пушку танка. И хотя в тесном пыльном полумраке было трудно что-то рассмотреть, выглядели они неестественно.

Они светились.

Свечение становилось ярче, ярче, переливаясь красным сиянием, быстро сменившимся белым… Послышалось исходившее от них тихое гудение.

— Все вон! — завопил он, выбираясь сквозь люк. Но было уже поздно. Снова слишком поздно. Снаряды взорвались. Жадное пламя пожрало танк. И Метерлинга вместе с ним.

— Я в который раз спрашиваю, если не ты, то кто?!

— Я в который раз отвечаю, Анимус, какой-то вандал, который всячески портит наше состязание. Ребенок. Может, ему всего-то пять тысяч лет…

— И обладающий такими способностями? Невероятно! Я знаю только, что разлетелся в клочья еще до начала нашего столкновения. Со мной все было кончено, не говоря уже о моей команде.

— Собственно говоря, да. Говорить о них и вовсе не стоит.

Анимус проигнорировал укол.

— Почти тридцать лет жизни в шкуре Метерлинга. Одна еда… просто невыносимо.

— Ты сознавал, что ешь? Настолько глубоко завяз?

— Знаю, это странно.

— Что-то в этом роде случилось со мной в роли американского пилота. Я едва не стал единым целым с приматом.

— Придется набраться терпения. Вернемся в Верховный мир и полностью восстановимся. И встретимся еще раз: здесь, в этой части света, наверняка случится еще одна война.

Он оглядел пустыню.

— Мне нравится этот сектор планеты. Тут такие возможности! И подумай об оружии, которое к этому времени уже изобретут!

Очередная пустыня. Очередной жаркий день. «Хамви» американской армии, бронированный и снабженный пулеметом, патрулирует границу, с целью поймать террориста, пробиравшегося в Ирак. Если верить агентурным донесениям, «Аль-Каида» послала человека с грузом новых взрывных устройств с дистанционным управлением.

Греншоу, сидевший за глестнадцатимиллиметровым пулеметом, стал капралом всего несколько часов назад. Он был сержантом, но четыре дня назад, окончательно превращаясь в Анимуса, почему-то поцапался с капитаном. Каким-то образом за время, проведенное вдали от этой планеты, он потерял представление о военном уставе. А может быть, сам того не сознавая, позволил себе проникнуться личными чувствами Греншоу: белый капитан сказал что-то расистское. Греншоу был черным из Виргинии, человеком крайне обидчивым, болезненно воспринимающим любое неосторожное слово, и Анимус позволил ему отреагировать на следующий призыв: «Эй, сержант, тащи сюда свою ленивую черную задницу!».

После он обозвал капитана расистом и белой швалью, а вскоре при поверхностном осмотре шкафчиков в раздевалке капитан «нашел» у него не положенный по уставу оксиконтин.

Совсем недавно поднялся большой шум, связанный с пристрастием солдат к оксиконтину и другим наркотикам, поэтому капитан обвинил его в торговле запрещенными медикаментами и разжаловал, пообещав, что в следующий раз отправит в тюрьму.

Сукин сын, скорее всего, сам поставляет дерьмо торговцам…

Что я делаю? Почему меня заботят проблемы Греншоу? Сегодня у меня смертельная схватка с Противником…

А вот, по-видимому, и он: из окна старого низкого строения цвета глины, ярдах в пятидесяти от пыльной дороги, высовывается дуло снайперской винтовки. Огненная вспышка — и пули срикошетили от «хамви».

Греншоу-Анимус с ухмылкой повернул пулемет, ответил очередью и крикнул водителю, куда ехать. Но пулемет, не опустошив ленты, замолчал. Анимус опустил глаза и увидел, что патроны светятся…

Шестнадцатимиллиметровые патроны светятся и вот-вот взорвутся.

Он лихорадочно рванул на себя дверцу и еще успел воплем предупредить остальных. И вывалился из «хамви», на этот раз не слишком поздно. Боеприпасы взорвались у него за спиной: пули и обломки крыши автомобиля разлетались в разные стороны, шрапнель, жужжа и завывая, разрывала над ним воздух. Он ударился о землю, откатился и немедленно вскочил, посылая Противнику мысленное сообщение. Тело примата, в котором он был заключен, тряслось от пережитого ужаса.

Но Анимус уже покинул его. Пусть тело валяется здесь с превращенным в кашу мозгом. Выходя на волю, он отключил сердце.

Его астральное тело парило над трупом. Солдаты, пережившие взрыв, конфузливо расползались в разные стороны.

Он взлетел вверх, прежде чем они заметили астральное тело, и распростер свое восприятие во все стороны. И нашел след еще одного такого же тела, прежде чем то рассеялось.

— Противник, покинь своего примата и следуй за мной! Я его засек!

Вверх, вверх, сквозь полупрозрачный тонкий слой облаков, и снова вверх, где небо становится цвета индиго из-за разреженной атмосферы… именно здесь они ее поймали!

Женщина их расы. Световые узоры астрального тела перевернуты. Они парили по обе стороны от нее, не давая улизнуть, и требовали объяснения.

— В течение всех этих временных циклов я пыталась помочь данному виду приматов, — пробормотала она. — Война — часть их существования. Но вы побуждаете людей ко все более яростным столкновениям. В конце концов вы их уничтожите! Вы стремитесь к последней, завершающей войне!

— Да неужели? — выпалил осатаневший Противник. — И что с того? Они слабые, глупые, исчезающие животные. Таких видов бесчисленное множество, и большинство уничтожают сами себя. И сами стирают с лица земли собственные муравейники.

— Вы так считаете? — мягко возразила она. — Они куда глубже, чем вы позволили себе увидеть. В них есть толика сознания. Я пыталась связать вас с ними, чтобы вы чувствовали жизнь, как чувствуют они. Но ничего не вышло… Я обращусь в комитет Верховного мира, и пусть там решают.

— Зачем нам все эти бюрократические жернова? — гневно вскинулся Анимус. — Приматы — низкоорганизованные создания. Они стаскивают в свои логова дурацкие мелочи и мишуру, подобно домашним крысам, набивают их всякой чепухой от чердаков до подвалов: накопление — вот цель их жизней. Они марают бумагу и рисуют на стенах. Но они примитивны по сути, эти недолговечные создания. Хищники низшего порядка. Почти не имеющие чувств. Ты тратишь свое участие на создания, которые живут так мало, что погибают, не успев в полной мере это участие ощутить.

— У них огромный эволюционный потенциал, — терпеливо объясняла она. — И даже сейчас они кажутся мне удивительными животными. Поразительный вид! Мы не можем позволить вам поощрять их тягу к взаимоуничтожению, когда их только начали изучать.

— Знаешь, кто она, Анимус? — с отвращением бросил Противник. — Одна из этих борцов за права животных!

— Вот оно что! — воскликнул Анимус, полиловев от возмущения. — Права животных! А как насчет моих прав? Как насчет права Актера Конфликта испытать Глубинное Столкновение? Мое искусство, моя драма — вот что придает значение жизням этих животных, этих приматов, которых мы используем… если такое значение вообще существует! — Пусть решит комитет…

Спрагу до смерти надоело использовать киллфлаеры. Орудия убийства с дистанционным управлением — это такая тоска! И не приносят ни малейшего удовлетворения. Хотя другие солдаты вроде бы не возражали. Они выросли на видеоиграх. Сидеть в армейских трейлерах и управлять беспилотными снарядами с компьютерными интерфейсами — для них привычное дело. Видеоигры отличались от реальности только тем, что в последнем случае партизаны погибали по-настоящему.

Но Спраг хотел прямого столкновения. Лицом к лицу. Настоящего поединка.

Столкновения. Именно. С Противником.

Он выбрался из «хамви», заключенного в водородную камеру, и пустился в путь по каменистым холмам: в руке лазерная винтовка, в душе радостное возбуждение. Еще минута, и он полностью воплотится…

На этот раз — никакого вмешательства со стороны женщины по имени Анима. Комитет нашел компромиссное решение. Он и Противник могут продолжать свои игры на Земле, но при условии, что не станут нажимать определенных кнопок. В конце концов, здесь находятся ареалы обитания ценной живой природы. И последней войне приматов еще предстоит разразиться. Анимус и Противник еще поучаствуют в ней. Новое правило гласило, что приматам нужно позволить самим обрушить ее на свои головы.

И когда это произойдет, зрелище будет поражающим воображение!

Он твердо знал, что это обязательно случится. На приматов в этом смысле можно положиться.

Вот оно: отблеск солнечного луча от линзы телескопа — там, в холмах. Это Противник. Лежит в засаде. Ждет его.

Он повернет назад, заманит его в долину и сожжет лазером одну из конечностей. Но не убьет. Даст ему шанс побороться.

Анимусу хотелось, чтобы игра тянулась как можно дольше.

Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА

© John Shirley. Animus Rights. 2009. Печатается с разрешения автора.

Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's SF» в 2009 году.