"Пленница греха" - читать интересную книгу автора (Кэмпбелл Анна)

Глава 2

Чариз мучили кошмары. Хьюберт нещадно избивал ее, а Феликс наблюдал за тем, как он колотит ее, с глумливой улыбкой. Вот он вывернул ей руку. И наконец удар по голове, от которого она потеряла сознание.

Когда она открыла зудящие глаза и увидела освещенный скупым светом фонаря потрепанный салон кареты, то подсознательно ожидала услышать эхо собственных криков. Но услышала лишь скрип колес да завывание ветра. На сиденье напротив развалился сэр Гидеон. Он, по всей видимости, спал.

Наконец Чариз испытала облегчение. Судорожно вздохнув, она почувствовала, как заныли ребра. К счастью, рядом с ней не оказалось ни Феликса, ни Хьюберта.

Чариз дрожала, едва сдерживая слезы и стоны. Но постепенно голова ее прояснилась, дыхание пришло в норму. Здоровой рукой она поправила пальто, укрывшись им, и стала присматриваться к своему попутчику. Он спал в непринужденной, расслабленной позе, и вид его худощавого тела, заставлял ее сердце биться быстрее.

И причиной учащенного сердцебиения, к стыду ее, был не страх.

Когда карета тронулась, она приготовилась к тому, что он учинит ей допрос. Но сэр Гидеон лишь удобно устроился на скамье, раскинув руки вдоль спинки сиденья, протянув длинные ноги в угол кареты, и закрыл глаза.

Даже сейчас, во сне, лицо его сохраняло напряженность, словно он продолжал контролировать себя.

Рассматривая его, Чариз пришла к шокирующему выводу о том, что он примерно одних лет с ней. Сильная воля, сквозившая в его взгляде, проявляла себя в каждом его движении, в голосе, в манере говорить, словно прибавляла ему лет, поэтому вначале она подумала, что ему тридцать с лишним. Но теперь, когда глаза его были закрыты, она видела, что ему не больше двадцати пяти. Стыдясь своего неумеренного любопытства, Чариз опустила глаза.

— Мы уже подъезжаем к Портсмуту? — спросила Чариз.

Гидеон открыл глаза и окинул ее оценивающим взглядом.

— Нет. Мы недалеко от Уинчестера.

Карета, задребезжав, остановилась. Чариз протянула руку, чтобы поднять с окна экран. Они находились в поле. Должно быть, она и проснулась оттого, что карета свернула с утрамбованной дороги на дерн.

Поле было пустым и безлюдным. Ни огонька. Ничего на многие мили вокруг.

Чариз охватило отчаяние. Она тут совсем одна с тремя незнакомыми мужчинами.

Как могла она быть настолько наивной? Беспросветно тупой? Она в панике стала шарить по дверце кареты в поисках ручки. Возможно, воспользовавшись темнотой, ей удастся убежать.

— Что вы делаете? — спросил сэр Гидеон.

Вопрос его прозвучал так, словно он задал его лишь из досужего любопытства.

Гидеон — его настоящее имя?

— Я выхожу.

Чариз замерла, словно ожидала, что он сейчас схватит ее, но он лишь переменил позу и выпрямился. Чариз продолжала искать задвижку.

— Я дал вам слово, что не причиню вам зла, — тихо произнес Гидеон.

— Я знаю, чего стоит слово мужчины.

А, наконец-то!

Дверца распахнулась, и Чариз спрыгнула с подножки. В этот момент мягкий дерн чавкнул под ногами сообщника ее похитителя. Сдавленный крик вырвался у нее в тот момент, когда крепкие руки обхватили ее предплечья.

— Пустите меня!

Она пыталась вырваться.

— Прошу прощения, мисс Уотсон.

Чариз немало удивилась тому, что Акаш осторожно опустил ее на землю и отошел. За спиной ее скрипнули колеса кареты. Через мгновение она увидела рядом с собой сэра Гидеона. Залитый ярким лунным светом, высокий, элегантный, настоящий столичный денди, он смотрел на нее с насмешливым недоумением.

Подошел Талливер. В руке он нес фонарь.

— Что происходит?

Он смотрел на нее как на сумасшедшую. Истерика ее прошла, оставив после себя унизительное осознание того, что она выставила себя дурой.

— У мисс Уотсон сложилось впечатление, что мы привезли ее сюда с дурными намерениями.

Иронические интонации голоса сэра Гидеона и раздраженный взгляд Талливера более чем убедительно продемонстрировали ей, что она пришла к ложному заключению. Внезапно Чариз осознала, что ее спаситель стоит на холоде в одном сюртуке поверх рубашки.

— Вы, должно быть, замерзли.

Чариз здоровой рукой стала стягивать пальто.

— Нет, — резко ответил Гидеон, выставив вперед руку, словно приказывая ей остановиться, но при этом не притронувшись к ней.

Затем более спокойным тоном добавил:

— Мне не холодно.

— Мисс Уотсон, мы остановились, чтобы осмотреть ваши травмы, — сообщил ей Акаш.

Чариз перевела взгляд на сэра Гидеона:

— Вы хорошо разбираетесь в медицине?

Гидеон покачал головой:

— Акаш и Талливер вдвоем могут заменить хорошего врача. И у нас есть кое-какие припасы. Бинты. Мази. Опий для того, чтобы приглушить боль.

— Я не хочу, чтобы меня опаивали опием.

Как бы сильно ни избивал ее Хьюберт, именно угроза Феликса опоить ее и в таком виде передать лорду Дезэю, чтобы тот мог сделать с ней все, что пожелает, заставила ее убежать из Хоулком-Холла. Уже тогда, когда начались ее испытания, она подумывала о том, чтобы сбежать, но все же не решалась покинуть Хоулком, хотя понимала, что ее дом едва ли можно назвать ее крепостью. Так продолжалось две недели. Она могла вынести любые издевательства своих сводных братьев, покуда они гарантировали ей свободу. Понимала, что вне дома окажется во власти любого негодяя, который может встретиться ей на пути. Беззащитная. Беспомощная. Бесприютная.

Но когда сводные братья пригрозили ей неслыханным унижением, опасности, которые поджидают одинокую женщину на дороге, показались ей ничтожными в сравнении с тем, что ждало ее в стенах собственного дома.

Как она ненавидела Фаррелов! Два ее сводных брата, запугивая ее, играли на контрастах. Хьюберт, грубый и неотесанный, с кулаками величиной с детскую голову, и Феликс, коварный и умный. Как бы сильно ни бил ее Хьюберт, по-настоящему она боялась не его, а Феликса.

Акаш, услышав ее решительный отказ, лишь пожал плечами.

— Позвольте мне хотя бы посмотреть, насколько серьезны ваши травмы.

— Будь осторожен. У нее повреждена левая рука, — напомнил ему Гидеон.

— Мой друг, ты знаешь, что можешь доверить ее моим заботам.

Чариз неохотно ступила навстречу Акашу. Акаш осторожно снял с нее пальто и положил его на сиденье кареты.

Чариз стояла перед ними в своем изорванном платье. Ночь выдалась на редкость холодной. Колючий ветер нагонял снежную бурю. Правая рука Чариз вспорхнула к вороту платья. Она старалась держать голову прямо в жалкой попытке преодолеть стыд. Но она знала, что выглядит грязной оборванкой — избитой и беспомощной. Полная луна на ясном небе и фонарь с унизительной отчетливостью освещали следы побоев.

— Присаживайтесь, мисс Уотсон.

Сэр Гидеон достал с задника кареты складной стул и разложил его у нее за спиной. Он также передал ей шаль, от которой несло псиной.

Она с благодарностью опустилась на стул и накинула на плечи шаль. Затем робко протянула руку, показывая ее Акашу. Нахмурившись, тот ощупал ее запястье. Несмотря на то, что он действовал ловко, демонстрируя навыки опытного доктора, Чариз поморщилась от боли.

— Растяжение есть, но перелома нет, — сказал он после осмотра.

Чариз почувствовала облегчение. Ей и так предстояли не самые легкие три недели, но перелом руки осложнил бы ситуацию. Слава Богу, Хьюберт перестал ее бить, как только она потеряла сознание.

Акаш ощупал ее кисти, предплечья и шею, после чего с особой осторожностью ощупал лицо. Он прикасался к ней с деловитостью профессионального врача, и постепенно напряжение покинуло ее. Она стала замечать то, что происходило вокруг. Талливер занимался лошадьми. Гидеон снял с задника кареты кожаный саквояж и молча поставил его перед Акашем. Отвернувшись, он принялся разводить костер.

Попытавшись как-то отвлечься, чтобы не чувствовать так остро холод и боль, Чариз наблюдала затем, как работали затянутые в перчатки руки Гидеона.

Глядя на сэра Гидеона, Чариз испытывала непонятное волнение.

— Простите, мисс Уотсон.

Акаш, державший ее за плечи, поднял руки.

Она покачала головой:

— Ничего.

Она покраснела, когда осознала, что Акаш видел, на кого она смотрит. Распрямившись на шатком стуле, она постаралась взять себя в руки и дышать ровно.

Когда она посмотрела на своего врачевателя, сочувствие в его глазах заставило ее сжаться. Он был видным мужчиной. Но его благовидная внешность вызывала в ней отклик лишь эстетического свойства, как бывает, когда смотришь на чей-то красиво написанный портрет. Совсем не такую реакцию пробуждал в ней сэр Гидеон.

Гидеон отошел от костра и растворился в темноте. Вернулся он с жестяным котелком, который подвесил над огнем. Она так увлеклась наблюдением за ним, что не услышала журчания ручья неподалеку. За ее спиной Талливер что-то ласково шептал лошадям.

Как только подогрелась вода, Акаш влажной тряпицей стер с ее опухшего лица грязь и кровь. Даже легчайшее прикосновение обжигало, однако Чариз, превозмогая боль, старалась не дергаться и не стонать. Чариз не удержалась и посмотрела на Гидеона.

Его взгляд был устремлен на нее.

Гидеон замер, чувствуя, что она смотрит на него, и направился к карете. С задника кареты он достал еще несколько складных стульев и расставил их вокруг костра. Она опустила голову, понимая, что леди не пристало с таким нескрываемым интересом рассматривать мужчину.

Акаш открыл саквояж и достал небольшую керамическую банку. Когда он открыл ее, из банки остро запахло каким-то растительным снадобьем. Чариз отшатнулась, но тут же снова выпрямилась на стуле. Акаш принялся втирать в ее щеки мазь. Лицо ее горело огнем. Она не смогла сдержаться и вскрикнула от боли.

— Проклятие! Ты делаешь ей больно! — воскликнул Гидеон. — Осторожнее!

Акаш пропустил слова Гидеона мимо ушей и обратился к Чариз:

— Где еще у вас травмы?

Ребра ее ныли, и на коленях остались ссадины после многочисленных падений, но сильнее всего пострадали рука и лицо.

— Больше нет травм.

Акаш пристально посмотрел на нее.

— Вы уверены? — спросил он.

— Да.

Чариз боялась, что Акаш снова причинит ей боль и она просто не выдержит. У нее и так все плыло перед глазами.

— Я перевяжу вам руку, чтобы опухоль спала.

Акаш открыл еще одну склянку с мазью и втер лекарство ей в руку. Мазь была такой же пахучей, как и предыдущая, но, когда он втирал ее в кожу, по телу растекалось тепло.

Скорее бы эта пытка закончилась. Шаль не спасала ее от пронизывающего ветра. Чариз боялась, что вот-вот потеряет сознание. Акаш перебинтовал ей руку.

Гидеон наклонился и достал из саквояжа полоску льняной ткани.

— Я думаю, перевязь не помешает.

— Да.

Акаш завязал льняной лоскут узлом и повесил его Чариз на шею, положив ее больную руку в образовавшееся кольцо. Ей сразу стало легче.

— Так лучше?

— Да, спасибо. — Чариз вымученно улыбнулась. — Вы очень добры.

Он пожал плечами:

— Не за что. Я знаю, что вам больно, но серьезных травм не обнаружил. При свете дня надо посмотреть еще, но из того, что я видел, могу сказать, что ваши травмы поверхностны. Вы очень скоро придете в норму.

Она только и смогла, что еще раз пробормотать «спасибо». Гидеон принес из кареты пальто и накинул ей на плечи. Завернувшись в пальто, Чариз тут же почувствовала знакомый запах. Ей сразу же стало теплее и лучше на душе.

— Подойдите к костру.

Гидеон уже успел отойти. Не дотянуться. Она смотрела ему вслед. Но усталость взяла свое, и она в изнеможении опустилась на табурет.

Сэр Гидеон достал из кареты большую плетеную корзину со снедью. В животе у нее заурчало. Чариз стало мучительно стыдно за себя. Сводные братья держали ее на голодном пайке в надежде, что голод заставит ее покориться их воле.

Трапеза прошла в молчании. Все четверо расселись у огня. Костер весело потрескивал. Чариз была готова к тому, что ей начнут задавать вопросы, но этого не произошло. Согревшись и насытившись, Чариз почувствовала себя виноватой перед этими людьми. Кусок пирога не полез в горло. Она отодвинула его от себя.

— Вам лучше? — спросил Гидеон.

Во время трапезы он пристально смотрел на Чариз, она сидела с другой стороны костра.

— Да, спасибо.

Она удивилась, осознав, что так оно и было. Лицо уже не жгло так сильно, рука немного ныла, но не отнималась от боли.

Чариз потягивала кларет из дорожной кружки сэра Гидеона. Мужчины пили прямо из бутылки, и она испытывала удовольствие, представляя, что прикасается губами к тому месту, к которому в свое время прикасался Гидеон. Почти как поцелуй. При этой мысли губы Чариз задрожали. Чариз покраснела, поймав себя на том, что мечтает об этом.

После ужинаТалливер вернулся к лошадям, а Акаш и сэр Гидеон погасили костер, вымыли посуду и убрали в корзину остатки еды. Чариз нахмурилась. Принадлежит ли Гидеон к ее кругу, если не чурается черной работы? Такое впечатление, что ему не нужен даже элементарный комфорт. Ее сводные братья ни за что не унизились бы до мытья посуды. Едва ли они смогли бы развести костер. Не барское это дело.

Отношения между ее спутниками тоже были для нее загадкой. Талливер вел себя с Гидеоном и Акашем скорее как друг, а не как слуга. Акаш тоже, очевидно, находился в подчиненном положении по отношению к Гидеону, однако они общались как равные. Гидеон открыл для нее дверцу кареты, но снова не стал ей помогать войти в нее. Джентльмен сделал бы это машинально, как нечто само собой разумеющееся. За него это сделал Акаш. С висевшей на перевязи рукой, в тяжелом пальто на плечах, она не смогла бы забраться в салон самостоятельно.

— Благодарю вас, Акаш, — пробормотала Чариз и даже не заметила, когда он отошел.

Взгляд ее был прикован к сэру Гидеону, который ждал снаружи. Луна скрылась за тучами, и его лицо представляло собой игру света и тени. По-прежнему красивое, но зловещее.

Чариз поежилась.

— Кто вы? — шепотом спросила она, опускаясь на сиденье.

— Кто вы?

Он впился в нее своими черными глазами, усевшись на сиденье напротив, спиной к лошадям, как и пристало джентльмену.

Чариз куталась в пальто. Перед рассветом стало еще холоднее.

— Я первая спросила.

— Меня зовут Гидеон Тревитик. Я родом из Пенрина, графство Корнуолл.

— Поместье Пенрин чем-то знаменито?

Он снова усмехнулся:

— Нет. Я ответил на два ваших вопроса. Теперь ваша очередь отвечать.

Чариз натянулась как струна. Удивительно, почему он не задал ей этот вопрос раньше.

— Я устала.

Чариз не обманывала его, хотя благодаря хорошей еде и умелой заботе Акаша чувствовала себя теперь гораздо лучше.

— До Портсмута еще далеко. Неужели вы не могли бы подождать со сном пару минут, чтобы развлечь своего попутчика?

Чариз вздохнула. Она презирала себя за обман. Но у нее не было выбора. Если она расскажет ему правду, он передаст ее в руки правосудия в первом же населенном пункте.

— Я уже назвала вам свое имя и сказала, где живу. Рассказала о несчастье, случившемся со мной сегодня. Хочу скорее попасть к моей тетушке в Портсмуте. Мы всего лишь случайные попутчики. Что еще вам надо обо мне знать?

Она знала, что ведет себя как капризный ребенок, но она так не любила лгать.

В неверном свете фонаря лицо его было как маска. Она понятия не имела, верил ли он ей или нет. Он помолчал, словно обдумывая ее ответ, отделяя в нем правду от лжи, затем заговорил с почти торжественной серьезностью:

— Я должен знать, почему вы так напуганы.

— Разбойники…

Он небрежно махнул рукой.

— Если бы вас действительно ограбили, вы не стали бы прятаться на конюшне. Вы не хотите мне довериться, Сара?

Его тихая просьба нашла отклик в самой глубине ее сердца. Внутри у нее все сжалось, и в этот миг она едва не сказала ему правду. Но тут вспомнила, что поставлено на карту.

— Я… я доверяю вам, — хрипло проговорила она и судорожно сглотнула.

То, что он назвал ее по имени, создало между ними атмосферу близости.

Гидеон откинулся на сиденье.

— Я не могу помочь вам, не зная, от какой беды вы бежите.

— Вы уже помогаете мне.

Чариз сморгнула выступившие на глаза слезы.

Чариз пыталась уговорить себя, что поступает правильно. Гидеон — мужчина, а следовательно, она не могла ему доверять. Но уговоры не помогали. Отец ее был хорошим человеком. И все говорило в пользу того, что сэр Гидеон Тревитик тоже хороший человек.

Чариз взяла себя в руки. Голос ее звучал тверже, когда она сказала:

— Теперь моя очередь задавать вопросы.

Он сложил руки на груди и окинул ее пристальным взглядом.

— Задавайте ваш вопрос.

— Вы женаты?

Он засмеялся несколько натянуто:

— Бог мой, конечно, нет.

Он ответил так, словно она спросила, растут ли у него рога. Его тон удивил ее настолько, что смущение от неуместного вопроса отступило на второй план.

— Вы говорите так, будто это невозможно.

— Поверьте, я говорю правду.

Он выглянул из окна, окинув взглядом унылый ландшафт.

Чариз не сводила с него глаз.

Гидеон повернулся и увидел ее устремленный на него взгляд.

Чариз смотрела ему в глаза. Она видела, что он в смятении. Чариз не была настолько тщеславна, чтобы заподозрить, будто дело в ней. Нет, ее маленькая трагедия лишь краем зацепила его жизнь. Увы, очень скоро он ее забудет.

— Моя очередь. Где ваши родители?

— Умерли, — быстро ответила она, не успев солгать.

— Сожалею.

Она опустила глаза. Здоровая рука непроизвольно сжалась.

— Отец умер, когда мне исполнилось шестнадцать. Мать — три года назад.

— Сколько вам лет?

Она была благодарна ему за то, что он не стал расспрашивать ее о родителях. Ей до сих пор было больно говорить на эту тему.

— Двадцать. Почти двадцать один.

Первого марта она достигнет совершеннолетия. И тогда ей больше нечего будет бояться. Если ей удастся сохранить свободу ближайшие три недели, сводные братья уже ничего не смогут с ней сделать. Ни с ней, ни с ее состоянием.

— Это уже два вопроса.

Странный у них получался разговор. Как в фехтовании — обмен уколами. И опасная игра.

— Вы можете задать два вопроса.

— Талливер зовет вас сэром. Вас посвятил в рыцари король?

— Да.

Она ждала пояснений, рассказа о совершенном им подвиге, но Гидеон молчал.

— Выходит, этот титул не был передан вам по наследству?

— Я баронет, хотя я не должен был унаследовать титул.

— Пенрин ваше фамильное поместье?

— Да.

— А почему вы сейчас не там?

— Я был в Лондоне. — Он сделал многозначительную паузу. — Теперь моя очередь. От Карлайла до Портсмута путь неблизкий. Особенно для одинокой женщины. Что заставило вас пуститься в путь?

— Обстоятельства.

Это по крайней мере было правдой.

— Выходит, ваша тетя вас ждет?

— Тетя… Тетя Мэри желает иметь компаньонку. Она… Она богатая старая дева.

Достаточно близко к истине в отношении сестры ее бабушки, которая жила в Бате. Только звали ее не Мэри, а Джорджиана. Если бы только Чариз могла прибегнуть к помощи той замечательной женщины. Но бабушка при всем ее состоянии оказалась бессильной против закона и угроз Фаррелов.

— Мисс Мэри Уотсон из Портсмута.

Неужели она действительно услышала скепсис в его голосе, богатом обертонами и густом, как выдержанное вино?

— Да, так и есть.

— Значит, вы сможете показать, как к ней проехать.

О Боже, только не это! Ей стоило заранее подумать о возможном осложнении. Она выбрала Портсмут в качестве места назначения потому, что в этом портовом городе на перекрестке торговых путей она могла затеряться, словно иголка в стоге сена. Но она никогда не была в этом городе, ничего о нем не знала.

— Конечно, — торопливо ответила она, предупреждая его дальнейшие расспросы касательно мифической тетушки. — Почему вы были в Лондоне?

Она не ошиблась? Действительно ли в его темных глазах появилось это беспокойно-досадливое выражение?

— В Корнуолле чувствуешь себя оторванным от жизни, особенно зимой.

Она приняла бы его ответ, если бы не загар. Его ответы озадачивали Чариз. Возможно, он не лгал так же беззастенчиво, как она, но он не был с ней и до конца честен.

— Акаш работает на вас?

Он удивленно засмеялся. Впервые Чариз слышала, как простодушно он смеется. Смеется лишь потому, что ему смешно. И этот смех делал его обезоруживающе привлекательным.

— Конечно, нет. Он мой друг.

— Но… — Чариз замолчала из опасения сказать что-то, что могло бы его оскорбить.

— Не стоит делать скоропалительных выводов, мисс Уотсон.

Из кармана пиджака он достал плоскую серебряную фляжку. Она подумала, что он станет пить, но он протянул флягу ей.

— Там бренди.

— Я не пью крепких напитков.

— Бренди поможет вам уснуть и приглушит боль.

— Лечение Акаша мне уже помогло.

— Еще пара часов дорожной тряски, и чудо кончится.

Голос сэра Гидеона понизился до бархатного увещевательного шепота.

— Выпейте, Сара. Обещаю, хуже вам не будет.

Чариз взяла фляжку. Черные глаза сэра Гидеона обладали гипнотической силой. Алкоголь обжег горло, и она закашлялась. От кашля ребра пронзила боль, но тепло уже приятно разливалось по телу.

Она вернула ему фляжку. Глаза стали слипаться. Она чувствовала невыносимую усталость. Она с трудом подавила зевок, от чего опухшая челюсть заныла.

Она не станет спать. Она не доверяла своим попутчикам настолько, чтобы забыться сном. И надо быть настороже, чтобы не упустить шанс сбежать.

Она не станет спать, не станет…

Утром следующего дня карета въехала в Портсмут. Гидеон дремал. Последнее время крепкий сон стал ему недоступен, будь то сон на кочковатом сиденье в тряской карете или в кровати на пышной перине. Иногда он думал, что продал бы душу дьяволу зато, чтобы проспать хотя бы одну ночь без кошмаров. Но потом он вспоминал, что продавать дьяволу ему нечего.

По крайней мере клаустрофобия уже не так сильно давала себя знать, как в первые месяцы по возвращении из Индии. Заключение в карете причиняло ему дискомфорт, но он, слава Богу, с ним справлялся.

Акащ, сидевший напротив, пристально смотрел на него. Перед рассветом пошел снег, и его друг вынужден был спрятаться в карете. Они предложили Талливеру остановиться в придорожной гостинице, но Талливер к английскому холоду оказался столь же невосприимчив, как и к удушающей жаре на корабле, корабле, который доставил их сюда из Индии.

Взгляд Гидеона потеплел, когда он посмотрел на спящую женскую фигуру рядом с Акашем. Сара лежала, свернувшись, в углу. Казалось, что и во сне ее не оставляет тревога.

Гидеон не мог без гнева думать о подонке, который посмел ее так изуродовать. Он от всего сердца желал ублюдку вечно гореть в геенне огненной.

Гидеон поднял экран, закрывавший окно. Впервые ему представилась возможность разглядеть спавшую мисс Уотсон при дневном свете. Синяки на лице выглядели еще хуже, чем ночью, несмотря на все искусство Акаша. Волосы ее напоминали крысиное гнездо. Рука судорожно сжимала пальто, скрывавшее стройную фигуру. Вторая рука свободно свисала с перевязи.

— Разбудить ее? — тихо спросил Акаш.

Гидеон кивнул. Акаш осторожно дотронулся до ее руки, сжимавшей пальто. Не в первый раз Гидеон позавидовал своему другу, для которого физический контакт не был проблемой.

Гидеон сидел неподвижно, наблюдая затем, как девушка просыпается. Глаза ее — дымчато-карие в ярком свете дня, отражавшие снежный пейзаж за окном, — открылись и медленно сфокусировались на нем.

— Вы опоили меня.

Она говорила невнятно. Из-за сонливости или опухшего лица. Или из-за опия.

— Вы нуждались в отдыхе. Там была лишь капля опийной настойки.

Больше, чем капля. Но он не знал, как заставить ее поспать.

— Не смейте делать это снова, — резко ответила она.

С каждой секундой она становилась все более настороженной. Ее примечательные глаза прояснились, и в них появились зеленоватые и золотистые искорки, словно переломленный листвой солнечный свет. Глаза — единственное, что сохраняло красоту на ее разбитом лице. Гидеон кивнул.

— Не буду.

Помолчав, он спросил:

— Как вы себя чувствуете?

— Так, словно меня хорошенько попинал мул. Большой сердитый мул, — ответила Чариз с иронией.

Она принимала свою судьбу с высоко поднятой головой. Никаких признаков трусости. Присутствие духа в ней восхищало Гидеона. Ему хотелось знать о ней всю правду.

Она правильно заметила, что они всего лишь случайные попутчики. Бесполезно гневаться на судьбу. Она не для него. Ни одна женщина теперь не для него.

Несколько месяцев назад он посмотрел в лицо этой жестокой правде.

Он надеялся, что она не услышит предательской хрипоты в его голосе, когда выдавил из себя ответ:

— Значит, вы чувствуете себя намного лучше?

Она сдавленно засмеялась над его попыткой пошутить и прикоснулась ладонью к опухшей щеке.

— Мне больно смеяться.

— Не сомневаюсь.

Только очень храбрая женщина могла смеяться при таких обстоятельствах.

— Где живет ваша тетя, мисс Уотсон? — спросил Акаш.

Гидеон бросил на Акаша вопросительный взгляд и перевел глаза на девушку. Гидеона бросило в жар, когда он понял, что Акаш заметил его восхищение мисс Уотсон. Заметил и почувствовал к нему жалость. Гордость Гидеона была уязвлена.

Веселье разом исчезло из ее голоса. Она заговорила отрывисто, как делала всегда, когда лгала.

— Недалеко. Если вы высадите меня в центре города, я сама найду дорогу. Я и так вас затруднила.

Гидеон мрачно усмехнулся, когда она поспешила отвести от него глаза.

— Мы не можем не проводить леди до двери.

Она посмотрела на лежащую на коленях здоровую руку и сжала ее в кулак. Ее дискомфорт был физически ощутим.

— Моя… моя тетя — старая дева и ведет очень уединенную жизнь. Она испугается, если я появлюсь на пороге ее дома в сопровождении трех незнакомых джентльменов.

— А как она отнесется к тому, что вы явитесь к ней одна, в разорванном платье и избитая?

Чариз зло посмотрела на него из-под густых с рыжеватыми кончиками ресниц.

— Когда я ей все объясню, она поймет.

Карета остановилась, как было решено еще ночью, возле лучшей в Портсмуте гостиницы. Рука девушки сжалась так, что побелели костяшки.

— Где мы?

— Мы поменяем лошадей и остановимся, чтобы позавтракать. После этого мы с Акашем проводим вас к вашей тете.

— Нет.

— «Нет» относится к завтраку или нашей компании?

Она выглядела немного пристыженной, когда ответила:

— От завтрака я бы не отказалась.

Он догадывался, что она не может не воспользоваться возможностью поесть последний раз перед тем, как сбежать. Он бы сам поступил так на ее месте.

— Завтрак так завтрак, — спокойно сказал он.

Карета стояла. Акаш повернулся к Чариз:

— Я вас понесу.

Глаза девушки метнулись в сторону Гидеона. У него возникло очень странное чувство, будто она хочет, чтобы он вызвался ее донести. Но он был ни на что не годен. Даже на то, чтобы оказать ей такую незначительную услугу. Сжав кулаки, он сказал себе, что давно уже смирился со своей судьбой. Но сегодня, предоставляя другому право держать эту чудную девушку в объятиях, он отчетливо осознал, что до смирения ему еще далеко.

— Благодарю, но я сама могу идти.

— Ваши травмы привлекут меньше внимания, если я вас понесу, — сказал Акаш.

— Лучше поступить так, как предлагает Акаш, мисс Уотсон, — сказал Гидеон.

На лице ее промелькнуло разочарование.

— Как вам будет угодно, — тихо ответила Чариз.

Акаш понес Чариз наверх. Он сумел сделать это так, что Чариз не испытывала ни смущения, ни стыда. Вряд ли объятия сэра Гидеона оставили бы ее такой же безучастной. При мысли о том, что она могла бы чувствовать, если бы сэр Гидеон прижал ее к своей широкой груди, она покраснела и опустила глаза.

Чариз влекло к Гидеону. Когда он был рядом, все внимание Чариз было сосредоточено на нем.

Поразительно, если учесть, что она должна думать лишь о том, как найти способ выжить в течение трех ближайших недель.

Акаш опустил Чариз на пол посреди довольно большого заказанного ими номера. Но стоило Гидеону войти в комнату следом за ними, как пульс ее вновь участился. Она тщетно боролась с нежелательной реакцией организма.

Как только Талливера отправили вниз заказать плотный завтрак, Акаш обратился к Чариз:

— Позвольте осмотреть ваши травмы? В темноте я мог что-то пропустить.

— Спасибо. Вы очень добры.

По правде говоря, Чариз действительно чувствовала себя гораздо лучше, если не считать противного привкуса, который остался во рту от опия. Сэр Гидеон сел на резную деревянную кушетку возле растопленного камина. Его темные глаза, казалось, впились в нее, когда она поднялась со стула. Чариз прошла на середину комнаты, где ее ждал Акаш.

Девушка развязала платок и сняла пальто. И то и другое она уронила на пол. Немыслимо, но она чувствовала себя так, словно раздевается для того, чтобы доставить удовольствие сэру Гидеону. Как она могла даже подумать об этом? Но прогнать прочь эту мысль из головы не могла.

Акаш отнял руки от ее лица.

.— Я сделал вам больно? — спросил он, нахмурившись.

— Нет, — пробормотала Чариз.

Должно быть, медицинские навыки Акаша и побудили его принять на себя заботу о ней. Снадобье, которым он смазал ее синяки прошлой ночью, явно помогло.

Странно. Этот привлекательный заботливый джентльмен касался ее, но это ровным счетом ничего не значило. Сэр Гидеон находился от нее в нескольких шагах, но от одного его присутствия у нее перехватывало дыхание.

Как это случилось? Голова у нее шла кругом. Тщетно она пыталась подавить непредсказуемые реакции. В бальных залах и салонах она встречала многих мужчин, интересных, утонченных и внимательных. Но ни один не оказывал на нее такого влияния, как этот молчаливый черноволосый Адонис с блестящими глазами и мрачной аурой. Ее пугали чувства, которые он возбуждал в ней.

Отвечая на вопросы Акаша, касающиеся ее травм, она продолжала смотреть на сэра Гидеона. Он держал кружку с элем, к которому так и не прикоснулся. Она смотрела на его руки и представляла себе, будто они касаются ее. Хотя он ни разу не взял ее под руку.

Она бесстыдно любовалась им. Суровая красота его лица, безупречность черт наводили на мысль о рыцарях-крестоносцах. Рот его можно было бы назвать лишь волевым, если бы не чуть припухлая нижняя губа — признак чувственности. С него можно было бы лепить святого, если бы не глаза.

В этих горящих глазах не было святости.

Они были черными и бездонными. Исполненными страстей и боли.

И гнева.

Все потому, что кто-то посмел обидеть ее.

Чариз была тронута до глубины души, и все же она должна бежать от них. Очень многое зависело от того, сумеет ли она сохранить свое имя в тайне.

Но сознание того, что такое замечательное создание, как сэр Гидеон Тревитик, так решительно встало на ее сторону, должно было воодушевить ее, поддержать в ней позорно слабеющую решимость.

Гидеон встретился с ней глазами, и в его взгляде она прочла предостережение. Он встал и подошел к окну.

Чариз уставилась на его спину. Он не произнес ни слова, но взгляд его сообщал: «Держись от меня подальше».

Акаш что-то делал с ее запястьем. Боль почти прошла. Даже ребра перестали ныть. Внезапно ей вспомнилось темное стойло, в котором вчера ночью ее нашел Гидеон. Если бы не он, если бы не помощь Акаша, страшно было подумать, как бы она себя сейчас чувствовала.

Интуиция подсказывала ей, что Гидеону, рыцарю без страха и упрека, она могла бы безбоязненно вверить свою жизнь. Все рассказать ему и отдаться на его милость.

Но Чариз ничего о нем не знала. Слишком велик был риск. Если сэр Гидеон передаст ее властям, сводные братья тут же примчатся в Портсмут, и она снова окажется в их власти.

Или, что еще хуже, Гидеона и Акаша ослепит ее золото, как это происходило чуть ли не с каждым из ее поклонников. Сердце ее кричало о том, что они хорошие люди. Опыт призывал к осторожности. Даже хорошие люди с готовностью изменяли своим принципам, когда узнавали о ее богатом наследстве.

Безопаснее полагаться на собственные ресурсы, какими бы они ни были скудными.

— Спасибо за все, что вы оба для меня сделали, — тихо произнесла Чариз, понимая, что тем самым платит им за доброту черной неблагодарностью.

— Всегда к вашим услугам, — сказал Акаш и, согнув ее руку, снял перевязь.

Гидеон, не проронив ни слова, продолжал смотреть в окно.

Слуги принесли заказанный завтрак. Во время еды Чариз не поднимала головы. Она понимала, что наряд ее выглядит странно, но если бы слуги увидели ее волосы и лицо, непременно запомнили бы ее и сообщили о ней ее братьям, если бы те надумали навести о ней справки в этой гостинице.

Чариз пыталась продумать план побега. Она сумеет затеряться в этом городе. Но в такой одежде непременно замерзнет. Единственное, что ей остается, украсть у Гидеона пальто. Она скажет, что берет его взаймы, решила Чариз, пытаясь заглушить угрызения совести. Через несколько недель она вернет пальто и щедро отплатит ему за доброту.

Отыскать сэра Гидеона Тревитика из Пенрина, графство Корнуолл, не составит труда. Если они встретятся вновь…

Чариз прогнала прочь глупые мысли.

Вначале надо как-то пережить эти три недели и не попасться в лапы сводных братьев. Найти крышу над головой и пропитание, придумать, каким образом найти средства к существованию, и все это, не раскрывая своего настоящего имени. Как и имен тех наделенных властью людей, которые ищут ее. Хьюберт был лордом Баркетом, а Феликс — важной фигурой в парламенте.

Гидеон, Акаш и Чариз опять ели молча. Талливер, должно быть, пошел завтракать вниз, в трактир. Чариз была рада тому, что трапеза проходит в молчании. При мысли о том, что вскоре ей придется покинуть сэра Гидеона, Чариз хотелось плакать. Глупо. Как он мог так прочно привязать ее к себе за столь короткий срок?

После того как слуги убрали со стола, Чариз попросила мужчин выйти из комнаты.

Гидеон и Акаш переглянулись, но с готовностью поднялись из-за стола.

— Мы пришлем кого-нибудь вам в помощь, — сказал Гидеон.

— В этом нет нужды, — торопливо ответила Чариз.

Шансы на побег таяли у нее на глазах.

— Я настаиваю, — сказал Гидеон, будь он неладен, а Акаш пошел за горничной.

Целый отряд служанок снабдил ее горячей водой и полотенцами, а также всем необходимым, чтобы привести себя в порядок. Она не могла сдержать вздоха удовольствия, когда горничная, вошедшая последней, принесла дешевое коричневое хлопчатобумажное платье. Чариз не терпелось поскорее переодеться.

Одному Богу известно, каким образом удалось Гидеону за такое короткое время раздобыть ей чистое платье.

Гидеон вошел и отпустил слуг.

— Талливер за дверью на случай, если вам что-то понадобится.

— Спасибо.

Чариз хотелось выразить ему благодарность и сожаление, что она так и не успела узнать его получше.

Но это было невозможно.

Чариз долго смотрела на Гидеона. До чего же он красив, до чего умен, до чего великодушен. Она знала, что никогда его не забудет. Чариз отвернулась, едва сдерживая слезы.

Дверь тихо закрылась. Чариз осталась одна. Она перевела дыхание и, собрав все свое мужество, подошла к зеркалу.

Посмотрела на свое отражение и рассмеялась.

Она прочла желание в глазах сэра Гидеона? Какая же она дура! Ни один мужчина не мог бы смотреть на нее сейчас, испытывая что-то, помимо жалости. Или отвращения.

Чариз представляла себе, как выглядит, но то, что она увидела, оказалось гораздо хуже самых мрачных ее предположений. Лицо ее было желтовато-лиловым, перекошенным.

Чариз не сдержала слез. Акаш заверил ее, что травмы несерьезны, но, глядя на свое отражение в зеркале, Чариз трудно было в это поверить.

Она была на грани того, чтобы зарыдать в голос. Но леди Чариз Уэстон, последней из длинной династии славных воинов, не пристало плакать. Дочь Хью Дэвенпорта Уэстона никогда не смирится с тем, что ее сводные братья, Хьюберт и Феликс, трусливые по натуре, одержали над ней верх.

А сейчас надо сосредоточиться на побеге.

Она торопливо вымылась, надела чистое платье. Накрахмаленный хлопок царапал нежную кожу, и платье было ей велико, но по крайней мере оно было целым и чистым. Слишком много времени ушло на то, чтобы застегнуть платье, левая рука болела.

Бесценные минуты она потратила на то, чтобы расчесать спутанные волосы. В конечном итоге ей удалось справиться с ними и свернуть узлом на затылке. Теперь Чариз выглядела гораздо лучше.

Дрожащими руками Чариз натянула пальто.

Она похлопала по карману, проверяя, на месте ли пистолет. Как только она найдет где остановиться, она сдаст его в ломбард. Она говорила себе, что не украла его, а взяла лишь на время. Потом она выкупит пистолет и отправит его владельцу. Чариз уже смирилась с тем, что придется сдать в ломбард кольцо и медальон, доставшиеся ей от матери, хотя сердце ее надрывалось при мысли об этом.

Сколько времени прошло с тех пор, как она осталась одна в комнате? Что, если Гидеон и Акаш вернутся проверить, чем она занята? Она не должна медлить.

Во рту у нее пересохло, когда она решилась выглянуть в окно. Она знала, что под подоконником находится плоская крыша пристройки. С травмированной рукой вылезать на обледеневшую крышу рискованно. Но она готова на все, только бы ее не нашли.

Она осторожно забралась на подоконник и оттуда вылезла на крышу. Ребра болели, но она старалась превозмочь боль. Эта боль ничтожна в сравнении с тем, что ждет ее, если ее найдут сводные братья.

Стараясь не думать о черных глазах, которые словно прожигали ее насквозь, Чариз ступила на скользкую крышу.