"Цветок пустыни" - читать интересную книгу автора (Арбор Джейн)

Глава 5

Травма оказалась простым растяжением связок, и через пару дней Лиз снова смогла ходить как ни в чем не бывало. Но вынужденное безделье предоставило ей возможность заняться анализом ситуации, в которую она сама завела себя, рассмотреть положение вещей и прийти в ужас. Как можно постоянно ссориться с кем-то и одновременно чувствовать, что влюбилась в него? С Робином все было совершенно не так. У нее не было никаких сомнений, что с первой минуты встречи они почувствовали волнующее влечение друг к другу. Или взять Криса Соупера, он ей сразу же понравился, с ним было легко и просто. Опять же, если ей кто-нибудь не нравился, она старалась с ним не общаться и совершенно не интересовалась, как этот человек к ней относится.

Так как же случилось, что она стала постоянно думать о Роджере Йейте, бесконечно дорожить знаками его внимания и испытывать мучительную боль от всех его ошибочных представлений о ней, постоянно переживать из-за его равнодушия и даже холодности?

Может быть, все началось с того, что она обиделась на него тогда, в самолете, когда Роджер не проявил к ней ни капли сострадания, которого она вполне заслуживала? Эта обида оказалась настолько сильной, что сразу же настроила ее против Бет, еще до того, как они познакомились.

А может, в этом-то и есть вся причина? Врожденная честность Лиз заставляла ее размышлять над этим вопросом снова и снова. Потому что если ее ничем не обоснованное враждебное отношение к Бет назвать ревностью, то это будет означать, что она, Лиз, влюбилась в Роджера, еще не сознавая того. Это многое объясняет. А если девушка смогла заметить то, в чем Лиз не признавалась даже себе самой, тогда, наверное, не нужно удивляться, что Бет тоже постаралась отгородиться барьером враждебности. Более того, она перешла в атаку: ее невинные на первый взгляд замечания, колкости и странное поведение в присутствии Роджера таили в себе скрытую угрозу. Бет намекала конкурентке, чтобы та держалась подальше от ее собственности.

Сцена, разыгравшаяся, когда Роджер привез Лиз из больницы, рассеяла последние сомнения.

Хотя их отсутствие и было замечено, оно никому не показалось странным, и в ответ на выражение сочувствия девушка сумела убедить всех, что ничего серьезного не произошло. Вечеринка продолжилась, гости приходили и уходили, и спокойствие Лиз смущала только Бет, отказавшаяся от танцев ради того, чтобы побыть с ней.

В это время у Лиз была масса поводов не желать общества Бет. Однако Бет затараторила:

– Нет, я настаиваю. Если я буду знать, что ты сидишь здесь в одиночестве, умру от жалости. Кроме того, я устала. И потом, должна же я продемонстрировать Роджеру, что скучала по нему, пока он бегал куда-то вместе с тобой. Ведь он ждет, что я скажу ему что-нибудь нежное, понимаешь? Хотя на самом деле я была все время в центре внимания, и на каждый танец меня приглашали, как минимум, двое кавалеров… Послушай, может, принести тебе чего-нибудь попить?

Изо всех сил стараясь не выглядеть неблагодарной, Лиз отказалась, добавив при этом:

– Роджер вовсе не «бегал куда-то» со мной. Он просто предложил отвезти меня в больницу, потому что мне не хотелось портить настроение гостям, к тому же мне в любом случае нужно было сделать рентгеновский снимок ноги.

– Конечно, Роджер был обязан исполнить свой профессиональный долг по отношению к тебе.

Чувствуя себя уязвленной, Лиз парировала этот выпад:

– А что, если бы это была прогулка с отнюдь не профессиональными целями, у тебя было бы право возражать?

В ответ на это Бет рассмеялась:

– Разумеется, только неофициально. В наших отношениях нет ничего определенного. Так что Роджер волен ходить с кем и куда угодно. Но я не была бы женщиной, если бы меня все это не беспокоило. Видишь ли, он приучил меня до такой степени полагаться на него, что, боюсь, я даже представить себе не могу, что он посмотрит на кого-то еще. В определенном смысле посмотрит, я хочу сказать. Что касается вопросов профессии – это совсем другое. И уж конечно, это совсем другое во всем, что касается тебя, Лиз.

Лиз нашла спасение в иронии:

– Значит, ты говоришь, совсем другое. И как же это тебе удалось установить?

– Как? Да очень просто – для хороших отношений между тобой и Роджером вы слишком часто находитесь друг с другом на ножах. Позволю предположить, ты и сегодня тоже не вызвала у него симпатии, из-за того что часами ходила и танцевала с этой своей больной ногой. И я знаю тебя, Лиз. Для того чтобы постараться и использовать с целью увеличить свои шансы свалившуюся на вас обоих долгую встречу один на один, ты слишком уравновешенна. Я знаю девушек, которым это по плечу. Но у тебя слишком развито чувство собственного достоинства, тебя испугает вероятность получить от Роджера щелчок по носу. Да и зачем тебе Роджер, когда всего за пару свиданий ты превратила в своего раба Криса Соупера? Кстати, вот он идет сюда, и чем еще это может быть, как не намеком для Бет, что ей пора уходить?

Лиз задумчиво посмотрела ей вслед, а поскольку Крис был куда более приятным собеседником, она приветствовала его с радостью. Его нескрываемое стремление составить ей компанию конечно же не могло служить утешением, в котором нуждалась Лиз. Однако его общество целительно подействовало на ее израненную гордость, создало атмосферу дружеского веселья, и, хотя девушка понимала, что не следует внушать ему ложные надежды, она не могла скрыть искреннюю симпатию.

Когда вечеринка подошла к концу и Крис пожелал девушке спокойной ночи, Лиз повторила свое обещание, что если больная нога не будет ее беспокоить, то она сходит с ним куда-нибудь еще до конца его отпуска. А поскольку Роджер верил в современные методы лечения и считал, что при растяжении связок избыточное состояние покоя приводит к потере гибкости сустава, молодые люди условились о свидании в последний вечер перед тем, как Крису нужно будет возвращаться на буровую.

В тот вечер Эндрю обедал в гостинице с чиновником из высшего руководства нефтяной компании «Пан-Сахара», который приехал в Тасгалу с обычной инспекцией. Поэтому Крис и Лиз пообедали в клубе, потом один-два раза потанцевали и позже присоединились к компании, ужинавшей на открытом воздухе у кромки плавательного бассейна. К дому Лиз они пришли около полуночи. Эндрю возвратился еще до их прихода, о чем свидетельствовали полосы света, пробивавшегося через щели в ставнях гостиной.

– Может, зайдешь и поболтаешь с папой? – спросила Лиз и потянула молодого человека за собой в дом.

Однако, поднявшись на веранду, она остановилась, чтобы прислушаться к приглушенному шуму голосов, доносившемуся из комнаты, а затем повернулась к Крису.

– Похоже, у папы гости, – сказала она. – Будем заходить к ним или нет?

– Не будем, – быстро ответил Крис. – Я хочу сказать… Мне бы лучше пожелать тебе доброй ночи прямо здесь. Ты не возражаешь?

– Нет, конечно. Но разве ты не хочешь зайти и чего-нибудь выпить?

– Нет, только не в обществе из четырех человек, один из которых – большая шишка, а второй – твой отец. Мне хотелось бы закончить этот восхитительный вечер только с тобой, без посторонних. Лиз… – Крис подошел ближе и взял девушку за руку. – Скажи, тебе тоже понравился этот вечер?

– Ты же знаешь, что понравился, – совершенно искренне ответила она. – Ты подарил мне чудесный праздник.

– И вскоре мы повторим его или придумаем что-нибудь еще, ладно?

– Да, мне бы очень хотелось этого. И еще раз большое тебе спасибо за сегодняшний вечер, Крис.

По представлениям Лиз эти слова должны были прозвучать как намек на то, что пора идти по домам. Однако Крис не собирался отпускать ее руку.

– Тебе не нужно благодарить меня, – сказал он, – мне хотелось бы только одного: чтобы наш вечер не кончался. Кроме того, теперь какое-то время мне, наверное, не удастся увидеться с тобой. Поэтому… Можно я тебя поцелую?

– О-о, Крис, – слабо запротестовала Лиз. Кое-какие основания для того, чтобы обменяться прощальным поцелуем, тем более что просьба о нем была такой робкой, в их отношениях уже существовали. Однако Лиз не желала, чтобы Крис целовал ее в губы, каким бы мимолетным этот поцелуй ни был. – Крис, – взмолилась она, – пожалуйста, не надо. Я хочу сказать, мы не… то есть мы еще не…

– Лиз… После моего разрыва с Дженни ты единственная заставила биться мое сердце сильнее. Поверь, это правда. О-о, Лиз…

В следующее мгновение девушка оказалась в его объятиях, он покрыл поцелуями ее лицо и шею, беспрестанно повторяя шепотом ее имя.

Как только представилась возможность, Лиз, пытаясь оттолкнуть Криса, уперлась обеими руками ему в грудь. Но едва она сделала это, как их фигуры залил поток света, а проеме двери, что вела в гостиную, появились Эндрю и его гость.

Вздрогнув, Лиз и Крис шарахнулись друг от друга, чувствуя себя нашкодившими детьми. Крис поправил съехавший на сторону галстук, а Лиз, мучительно покраснев, перевела взгляд с отца на его гостя и увидела, что это был вовсе не высокопоставленный чиновник, а Роджер Йейт!

Последовала немая сцена. Все застыли, словно выступали в роли героев живой картины. Затем были произнесены все подобающие в подобных случаях слова, Лиз услышала, как Крис сказал, что ему рукой подать до гостиницы, и отказался от предложения Роджера подвезти его, а после этого она перестала воспринимать действительность и, очнувшись наконец, обнаружила, что, кроме них с отцом, в доме никого нет.

– Хорошо провела вечер, Лиз? – спросил Эндрю, всем своим видом показывая, что занят изучением напитка в стакане.

– Да, очень хорошо. – Девушка подробно рассказала, как прошел вечер, добавив напоследок: – Я думала пригласить Криса в дом, но не стала этого делать – мы подумали, что у тебя все еще находится сэр Грегори Фиш.

Эндрю усмехнулся, глядя на нее поверх ободка своего стакана:

– Сэр Грегори полагает, что хорошие люди редки и их нужно беречь. По этой причине он вскоре после обеда отправился на боковую, с тем чтобы набраться сил для завтрашнего полета на север. В результате я оказался в полном одиночестве. Затем в гостиницу пришел Йейт, чтобы осмотреть одного из служащих, и я предложил ему заглянуть ко мне выпить чего-нибудь. Я думал, что мы услышим шум мотора, когда Крис привезет тебя обратно, но все было тихо.

– Он оставил свой джип возле гостиницы, и мы дошли сюда пешком. – Лиз смущенно потупилась. – Мы только-только пришли, и Крис уже уходил, когда… когда он попрощался.

– Понятно. Ну что ж, извини за вторжение, Лиз. Как мне представляется, когда Йейт и я вышли из гостиной, Крис как раз был занят тем, что прощался?

– Да.

– И он прощался, не жалея сил, не так ли?

– Да. Хотя нет, папа, мне кажется, это скорее так выглядело. Но на самом деле все было по-другому. Он поцеловал меня… по-дружески.

– Хорошо, Лиз, – поставив стакан, Эндрю нежно обнял ее за плечо, – я знаю, мне не следует расспрашивать тебя об этом. Ты слишком честная девушка, чтобы пускаться в такие авантюры, и я бы сказал, что Крис Соупер тоже заслуживает доверия. Значит, это был всего лишь прощальный поцелуй, который слегка затянулся и оттого выглядел более страстным, чем был на самом деле? Вот и хорошо. Во всяком случае, если кто-то и должен приносить извинения, так это мы с Йейтом. Непрошеным зрителям не следует критиковать то, что не было предназначено для них, верно? И еще, Лиз, – Эндрю дождался, когда Лиз посмотрит на него, – случилось так, что Крис Соупер – один из немногих здешних парней, против твоей дружбы с которым я никак не стал бы возражать. Роджер Йейт – второй, но я, увы, не имею права диктовать тебе свою волю… Однако, дочка, на сегодня хватит. Отправляйся в постель, и сладких тебе снов!

Лиз легла спать, чувствуя себя глубоко несчастной. Она никак не могла забыть то полное безразличие, которое продемонстрировал Роджер Йейт, увидев ее в объятиях Криса.

На следующее утро девушка получила доставленное с оказией письмо от Криса, которое тот написал на рассвете, перед тем как уехать на участок нефтедобычи. Найдя письмо в прихожей, Эндрю отдал его Лиз и не сказал ни слова, когда она отложила послание в сторону, чтобы прочитать его, когда останется одна. Во время завтрака, состоявшего из кофе и булочек, они говорили о самых разных вещах, и, только собравшись уходить, чтобы доставить сэра Грегори Фиша на аэродром, Эндрю сказал:

– Да, кстати, Йейт говорил мне, что он уже побеседовал со старшей медицинской сестрой о твоей работе в больнице. Можешь заглянуть туда сегодня утром, конечно если у тебя нет других дел.

Когда отец ушел, девушка прочла послание Криса. Оно гласило:

«Лиз, дорогая, прошу меня извинить за вчерашний вечер. Ты не хотела, чтобы произошло то, что произошло, а я, клянусь, не знал, как будут развиваться события, пока все это не случилось. Но я был так счастлив в тот вечер с тобой и на самом деле поверил, что ты точно так же освободилась от былых привязанностей, как и я. Если это не так либо если ты больше не хочешь видеть меня, пожалуйста, разреши мои сомнения. Я постараюсь понять тебя. А если ты считаешь меня всего лишь неуклюжим увальнем – что ж, прошу прощения и обещаю, что не стану вовлекать тебя ни в какие истории, если только ты согласишься встретиться со мной во время моего следующего отпуска. (Я и надеяться не смею, что ты снова приедешь на буровые. Для меня это было бы счастьем!) Но так или иначе, все, что я сказал тебе вчера вечером, остается в силе, и, если ты захочешь оказать мне милость и черкнуть пару строк, почта к нам приходит с вечерним транспортным конвоем.

К.».

Лиз медленно сложила письмо и достала чистый лист бумаги. Промучившись полчаса, она наконец сочинила ответное послание:

«Дорогой Крис, тебе не нужно винить себя за то, что произошло прошлым вечером. Если бы нам не помешали, мы смогли бы поговорить и я объяснила бы, как отношусь к нашей дружбе, которая, надеюсь, не закончится. Обязательно дай мне знать, когда снова окажешься в Тасгале.

Лиз».

Перечитав написанное, Лиз осталась недовольна. Ведь рано или поздно настанет день, когда ей придется честно сказать Крису, что их дружба не перерастет в нечто большее, так зачем же откладывать? Однако Лиз не могла обмануть его надежду на ответное письмо, поэтому положила листок в конверт, запечатала и по пути в больницу занесла его в экспедицию местного управления нефтяной компании «Пан-Сахара».

Старшая медицинская сестра оказалась монахиней с внимательным взглядом, красивыми руками и выразительным голосом. На безупречно правильном английском она поблагодарила Лиз за предложенную помощь и сказала:

– Надеюсь, вы понимаете, что мы сделаем из вас то, что в вашей стране называется «прислуга на все случаи»? Возможно, эта работа не потребует применения профессиональных знаний, но при этом ваша помощь все равно окажется неоценимой.

Лиз улыбнулась:

– Доктор Йейт уже объяснил мне это. И коль скоро у меня нет настоящего опыта по уходу за больными, стало быть, я не смогу думать, что растрачиваю то, чем не обладаю, не так ли?

– Со слов мистера Йейта я поняла, что если не опыт, то качества, необходимые медицинской сестре, у вас есть.

Щеки Лиз вспыхнули румянцем.

– Доктор Йейт очень добр, – пробормотала она.

Старшая сестра только покачала головой:

– Нет, он скорее проницателен. Однако, дитя мое, раз мы с вами договорились, что вы поможете нам при выполнении лишенных всякого флера романтики дел, мне хотелось бы знать, когда вы сможете приступить к исполнению обязанностей?

Было условлено, что Лиз будет пять дней в неделю приходить каждое утро в больницу и работать до полудня. Домой девушка вернулась с целой кипой спецодежды и вечером устроила для отца демонстрацию больничной моды.

– Должен признаться, – сказал он после этого, – что Провидение, облачившее медицинских сестер в белые одежды, знало, что делает!

– Ты хочешь сказать, что такая одежда добавляет очарования даже самым некрасивым из нас?

– Наоборот, я хочу сказать, что она делает всех вас такими восхитительными, что один только ваш внешний вид – и тот заставит мужчину выздороветь как можно быстрее!

– Но ведь медицинские сестры ухаживают не только за мужчинами.

– Не надо спорить по мелочам! В основе моих доводов лежат данные статистики. Ты посмотри, сколько мужчин женились на медсестрах, ухаживавших за ними, не говоря уж о всех тех, кто хотел бы поступить так, если бы их не обогнали доктора, первыми пришедшие к финишу!

Как и было условлено, в больнице Лиз исполняла обязанности то курьера, то сиделки или же подменяла медсестер, как только в палатах возникала нехватка персонала. Временами ей случалось дежурить на коммутаторе больницы в качестве телефонистки; другие дни она проводила, собирая по палатам корзинки, с тем чтобы в больничной аптеке в них были положены лекарства, необходимые больным. Несколько реже девушке доводилось помогать при перевязке, а время от времени ей поручалась более ответственная работа – уход за детьми.

Такие задания больше всего нравились Лиз. Сестра Олавия, под опекой которой находилось детское отделение, была розовощекой монахиней, наполовину француженкой, наполовину ирландкой. С находившимися в подчинении медсестрами из числа мирян она говорила на французском языке, с Лиз общалась на английском, с ярко выраженным протяжным ирландским акцентом, а со своими малолетними пациентами – на полудюжине диалектов Сахары.

Родителями заболевших детишек были погонщики верблюдов, купцы из кочевников и ремесленники, которые каждое утро устанавливали свои лотки на рынке. Дети в больницу поступали с самыми разными недугами, от ожогов до змеиных укусов, а по мере усиления летней жары здесь появились и более тяжелые больные – жертвы эпидемий желудочно-кишечных инфекций. На первых порах все дети либо дичились, либо боялись и потому были очень робкими. Но нежная забота и веселые шутки сестры Олавии быстро находили отзыв в их душах, способствуя эффективному излечению.

Лиз приступала к своим обязанностям начиная с восьми часов утра и работала до полудня, а затем возвращалась домой как раз вовремя, чтобы посидеть за ленчем вместе с Эндрю. Или же, как это случалось иногда, он заезжал за ней, и они отправлялись домой вместе.

В один из таких дней – томительно жаркий, с облаками и сильным порывистым ветром, когда Эндрю после ленча вновь отправился в город по какому-то делу, – в доме зазвонил телефон.

– Лиз, знаешь, о чем я хочу тебе сказать? – защебетала Бет. – Вернее, о ком я хочу тебе сказать? Здесь у меня находится один твой друг. И не просто друг, а Крис собственной персоной! Крис?!

Его второе послание было кратким:

«Благодарю за слова о том, что моя репутация не окончательно подорвана в твоих глазах. Что ж, до встречи во время моего следующего отпуска, хотя не знаю, как я дождусь его прихода!»

До сих пор Лиз малодушно надеялась, что откровенный разговор с Крисом удалось отложить на неопределенный срок. Встревожившись, она засыпала Бет вопросами:

– Что ты хочешь сказать этим своим «здесь у меня»? Ведь отпуск ему пока еще не положен, верно?

– Конечно же нет. Кажется, он приехал в Тасгалу по делам, но на полпути машина сломалась, а я, встретив его в городе, сжалилась над ним и пригласила к себе. Он был не в себе от того, что у него не хватало времени, чтобы увидеться с тобой, а на его звонок никто не ответил. Конечно, я рассказала ему о том, что ты теперь работаешь в больнице на должности ангела-хранителя, и это произвело на него огромное впечатление… Ой, он уже вырывает трубку, хочет с тобой поговорить.

– Лиз? – В голосе Криса звучало нетерпение. – Видишь, как все получается… Этим утром я ухитрился выпросить разрешение съездить в город, чтобы забрать запасные приборы для оборудования группы, поскольку сегодня вечером мы выходим на маршрут. Однако мой джип, просто из дружеских намерений, заартачился, и до Тасгалы я добирался на попутках. Когда я встретился с Бет, мне уже удалось решить все вопросы, однако теперь времени совсем не осталось. Поэтому, раз уж Бет согласна, может, ты разрешишь, чтобы она подвезла меня к тебе? Пожалуйста, Лиз!

Ну как же она могла ответить отказом на подобную просьбу?

– Конечно, – вздохнула девушка, – только если у тебя совсем нет времени, стоит ли утруждать себя?

– Стоит ли?! Послушай! Оно бы того стоило, даже если бы у меня было только пять минут свободного времени, а у меня в запасе целых полчаса! – с энтузиазмом прокричал Крис.

Ожидая их, Лиз приготовила коктейли и мятный чай со льдом, который, как она знала, очень нравится Бет. Правда, при этом Лиз подозревала, что та придумает какой-нибудь хитрый довод и оставит ее с Крисом наедине.

Однако Бет не стала отказываться от чая с мятой, всем своим видом показывая, что намерена остаться.

– А как ты собираешься поехать обратно? – спросила она у Криса. – Туда идет транспортный конвой, на который ты должен успеть?

– Не-а, – покачал головой Крис, – конвой трогается в путь только в шесть вечера, а для меня это слишком поздно, учитывая, что выход на маршрут намечен на сегодняшний вечер. Мне придется добираться так же, как я приехал сюда, – автостопом. Джип я бросил в окрестностях Ин-Тажа. Gardien indigène[3], ну, тот парень, в чьем подчинении находится местная управа, кое-что понимает в машинах, и к моему приходу джип будет работать как часы.

Говоря все это, Крис с отчаянием гипнотизировал взглядом Бет, которая сидела скромно опустив голову, и Лиз стало жалко его.

– Ин-Таж – это пост где-то на середине пути? – уточнила она. – Примерно в двадцати пяти километрах отсюда? Крис, а может, я могла бы доставить тебя туда на «лендровере»? Ведь иногда мне здесь приходится водить машину, и сегодня она не нужна папе. Так что если это поможет…

– Конечно, поможет!

Исполненная искренней благодарности улыбка Криса лучше всяких слов сказала Лиз, что он думает о ее предложении, и поэтому она даже не стала обращать внимания на его колебания, следует ли ему просить ее об этой поездке, поскольку возращаться-то ей придется одной.

– Ерунда. Я уже ездила по этой дороге ранее. – Лиз решительно отмела подобные доводы. – Дорога как дорога. Во-первых, прямая, а во-вторых, на ней довольно оживленное движение. Как говорит папа, в феч-феч на ней тоже никогда не попадешь, так что на обратный путь у меня уйдет не более трех четвертей часа. Значит, вся дорога туда и обратно займет не более двух часов. Единственная проблема заключается в том – Лиз посмотрела на свои часы, – что я не знаю, когда папа вернется, а к тому времени мне хотелось бы быть дома.

– Ну, если у тебя нет иного повода для беспокойства, – предложила свои услуги Бет, – может быть, вы разрешите мне остаться здесь до того времени, когда он придет? Или когда вернешься ты, если это случится раньше.

– О-о, Бет, ты не откажешь в этой любезности? – С этими словами Крис широко улыбнулся девушке, как если бы, подумала Лиз, просил у нее прощения за то, что всего несколькими минутами раньше мечтал лишь об одном: чтобы ее унесло на край света. Со своей стороны, Лиз была рада, что Крис рассматривал предложение Бет как услугу, оказываемую ему лично, поскольку сама она не могла просить соперницу о каком-то одолжении, это было выше ее сил. Она предоставила в распоряжение Бет журналы, что прибыли с утренней почтой из Англии, и вместе с Крисом вскоре отправилась в путь.

После полудня жара стала еще более тягостной, а небо еще более зловещим. В Англии подобная погода являлась предзнаменованием близкой грозы, и Лиз спросила у своего спутника, не означает ли все это приближение дождя.

– Такие удачи здесь не выпадают. Гораздо более вероятно, что это надвигается самум – песчаная буря с ветром, и она разразится здесь завтра или послезавтра. Тебе еще не доводилось познакомиться с одной из самых ярких наших достопримечательностей, а?

– Звучит довольно мрачно. А сколько они продолжаются? – спросила Лиз.

– Обычно два или три дня, иногда бывает и дольше, а иногда по какому-то капризу природы возникает ураган чудовищной силы, который длится всего четверть часа. В течение двадцати четырех часов температура, как это происходит сейчас, все время растет и растет, а затем начинает дуть ветер. Он буквально сбивает с ног, а пыль такая, что не видно ничего на расстоянии в метр. Удовольствие то еще, поверь мне! Но может быть, нам повезет и этот самум пройдет стороной. Видишь, солнце пытается пробиться сквозь тучи, это добрая примета.

Однако солнце пробилось сквозь пелену пыли не более чем на десять секунд, и Крис, который предложил вести машину по дороге к Ин-Тажу, утопил педаль газа в пол.

– Нет, сегодня бури не должно быть, – рассуждал он вслух. – Но все равно, Лиз, ты не медли по дороге домой, ладно? И обещай позвонить мне на буровой участок в ту же минуту, как только приедешь.

Лиз пообещала, и Крис с любовью улыбнулся ей.

– Милая Лиз, – сказал он, – это просто прекрасно – чувствовать тебя рядом даже здесь, и даже в этот томительный и тревожный миг. И когда я в следующий раз приеду, но уже в отпуск, ты ведь не станешь встречаться со мной как бы по графику, составленному так, чтобы до минимума сократить время, которое ты готова уделить мне?

– Конечно не стану. Но, Крис…

– Я знаю. – И с этими словами он печально кивнул головой. – Тогда я просто потерял контроль над собой. Но подобное больше не повторится, если только у тебя самой не появится ответного чувства.

– Но боже мой, Крис, ведь я пытаюсь втолковать тебе, что этого не будет!

– А я говорю, что, если бы я воспринял твой ответ как окончательный, я бы тогда не должен был называть себя мужчиной! – парировал он ее реплику. – Нет, но если ты по-прежнему влюблена в того парня, что остался в Англии, тут я, конечно, могу оказаться третьим лишним. Но ведь это же не так, верно, Лиз?

– Да нет же!

И чтобы не отвечать на вопрос «И ни в кого другого?», который, как она чувствовала, вот-вот будет задан, Лиз несколько неуверенно спросила:

– После того вечера мне приходило в голову, а сам-то ты уверен в том, что расстался со своей любовью к Дженни?

Крис искоса посмотрел на нее:

– А ты не ревнуешь меня к Дженни? Это не потому ли…

– Нет. Только когда ты объяснялся мне в своих чувствах, ты сравнивал меня с ней, и я подумала, что, возможно, на самом-то деле ты не забыл ее, даже и не догадываясь об этом. – В отчаянии Лиз сказала ему: – Господи, Крис… – и продолжила: – Ну послушай, неужели мы не можем, ну хотя бы на какое-то время, продолжить наши отношения на том условии, что мы друзья, и как друзья мы оба испытываем симпатию друг к другу, но ничего более? Потому что, хоть я и не влюблена в тебя, ты мне очень нравишься. И я думаю, ты бы догадался, если бы я искала предлог ради самого предлога?

– Конечно, догадался бы! – согласился он. – Ты не любишь раздавать поцелуи направо и налево, и это вполне устраивает меня. – Крис легонько коснулся девушки. – Договорились, Лиз. До тех пор, пока у меня есть возможность ждать и надеяться, я могу вести себя хорошо, так что считай, что мы договорились. Когда сможем, мы будем встречаться и проводить вместе время, тогда как под запретом окажется все то, что относится к любви, я правильно понял?

Лиз кивнула в знак согласия:

– Ты очень щедр, Крис.

При этих словах оба они рассмеялись и на этом прекратили обсуждение темы.

Крис первым нарушил установившееся молчание:

– Лиз, а тебе и в самом деле нравится Бет Карлайен? – спросил он.

– Бет Карлайен? А что, тебе она не нравится? – уклонилась от ответа Лиз.

– Ну, – он неловко рассмеялся, – учитывая пару услуг, оказанных мне ею сегодня, то, что я сейчас скажу, будет напоминать изучение зубов дареного коня. Но я никак не могу избавиться от ощущения, что если она делает что-то для кого-либо, так это скорее по воле случая, нежели по доброму умыслу, и что она далеко не так наивна и бесхитростна, как хочет выглядеть.

– Однако не слишком ли трудно постоянно носить маску кротости, в то время как на самом деле ты таковым вовсе не являешься? – прошептала Лиз.

– Не знаю. Если ты решаешь, что такая роль подходит тебе, возможно, тебе удастся сжиться с ней, как сживается актер с ролью в хорошей пьесе. Но этим приемом можно пользоваться даже и не вживаясь в образ, в особенности если ты принадлежишь к эгоцентричному типу людей, к которым, как я подозреваю, относится и юная Бет. Спрятавшись за подобной маской, она может все время оберегать свои собственные интересы лучше, чем кто-либо другой. Да что там говорить, по моему мнению, защита личных интересов может принимать самые разные формы, и Бет выбрала для этой цели конкретный образ, говорящий: «Я – маленькая, слабая и беззащитная».

– Но зачем и от кого следует ей защищаться?

– Трудно сказать. Но, как мне кажется, у каждого из нас бывают случаи, когда мы так или иначе нуждаемся в защите. Может быть, ее средства защиты необходимы ей из опасения, что Йейт может обратить свое внимание не только на нее, а на кого-то еще или же кто-то еще может обратить внимание на него. И если нечто подобное произойдет или же если у Бет хотя бы возникнут опасения, что оно может произойти, по моему разумению, она даже и не подумает уступить сопернице. Но, Лиз, мне не следует настраивать тебя против нее, коль скоро она тебе нравится.

– Да нет, все в порядке. В некотором роде нас с ней как бы сблизило то обстоятельство, что среди молодежи Тасгалы мы были единственными людьми, не занятыми никакой работой. Но я не могу сказать, что она нравится мне. Миссис Карлайен, на мой взгляд, гораздо приятнее.

На лице Криса засияла улыбка.

– Тут ты попала в самую точку! Дженайна Карлайен – это само совершенство. Как жаль, что она вдова. Временами мне думалось… Хотя нет, ничего, это я так. – Крис резко оборвал сам себя.

– Думалось что?

– Ничего. Не будем об этом. А сейчас, о горе мне безутешному, мы приехали, и я должен буду отпустить тебя.

Ремонт джипа затягивался, но Крис не допустил, чтобы Лиз хоть на минуту задержалась в Ин-Таже. Он развернул для нее «лендровер», и, взбираясь по крутому подъему из поймы пересохшей реки, Лиз подняла руку в прощальном приветствии.

Всего через несколько километров пути Лиз поняла, что будет только рада, когда ее поездка закончится. В дополнение ко всему остальному она никак не была готова испытать чувство полнейшего одиночества, которое вызывали у нее безбрежные песчаные пространства, протянувшиеся по обе стороны от полосы твердого грунта, по которой она вела машину. Никто не обгонял ее, и она была рада каждому встречному джипу или грузовику, с водителями которых ей представлялась возможность обменяться приветственными гудками.

Машина тянула великолепно, но ее продвижение вперед замедлялось постоянно усиливающимся встречным ветром, который теперь достиг такой силы, что начал раскачивать автомобиль. Лиз размышляла о том, насколько был прав Крис, когда утверждал, что в ближайшее время песчаная буря не разразится, и очень жалела о том, что не спросила его, что ей делать, если она застигнет ее в пути. У нее не было сомнений в том, что всякая попытка провести машину через самум будет безумием. Лиз решила, что она поставит «лендровер» по ветру и будет сидеть в нем, пока буря не стихнет. Но после этого в ее памяти всплыло выражение «два или три дня», и девушке стало понятно, что подобное испытание не имеет ничего общего, скажем, с попыткой переждать неожиданный ливень, укрывшись под деревом.

Но, рассуждая обо всем этом, Лиз по-прежнему ехала вперед. Только она забеспокоилась о том, как бы не случилось так, что Эндрю уже пришел домой и услышал от Бет, куда она поехала, как вдруг перед ней возник первый признак опасности реальной, а не созданной ее воображением.

Песчаные вихри протянулись через дорогу, потоки песка сворачивались в спирали со все увеличивающимся радиусом, их было не одна и не две, а целый десяток или даже более, под воздействием неослабевающего ветра они то исчезали, то возникали вновь, всякий раз становясь еще больше по высоте. В своем вращении вокруг некоего центра – возможно, вокруг гальки или какого-то более крупного камня – каждая спираль казалась живой. Чтобы понаблюдать за этим явлением, Лиз остановила машину, и гряды песка, собранные в спирали, в охватывающем движении начали изгибаться в направлении центра вращения, образуя тонкие, как у молодого месяца, рога и острый, как лезвие ножа, гребень.

Решив двигаться напрямик, Лиз послала машину вперед, и ее крайне обрадовало, что легкий и сухой песок вовсе не оказался преградой для движения. Управлять машиной было почти легко. Но только она обрела уверенность в своих действиях, как дьявольски пронзительно завыл ветер, и сразу же после этого Лиз, напуганная и ослепленная градом камней и песка, ударивших в ветровое стекло машины, инстинктивно нажала на тормоз, остановив машину.

Стало быть, вот оно, и Крис оказался не прав. Сложив руки на рулевом колесе, Лиз наклонилась вперед и уставилась в серую мглу, которой свирепствующая песчаная буря накрыла и дорогу, и пустыню, и линию горизонта. Теперь Лиз нужно было решить, оставаться на месте или же продолжать движение. Поскольку она знала, что дорога оставалась на своем месте и что автомобиль в своем движении легко преодолевает барханы, Лиз решилась ехать дальше, но только она выжала сцепление, как ее охватили такие спазмы и судороги, каких она никогда до этого не испытывала. Боль, родившаяся где-то в межреберном пространстве, сковывала девушку, не давала ей пошевелиться.

Испуганная, Лиз села, откинувшись на спинку сиденья. Девушка понимала, что сейчас ей необходимо встать и выпрямиться, иначе боль не утихнет, судороги не пройдут. Она должна встать. Она должна…

Охваченная паникой, Лиз мгновенно выскочила из машины и, с облегчением почувствовав, что может выпрямиться, встала, отважно глядя в лицо надвигающейся буре. Автомобиль был ее спасительной гаванью, и поэтому она крепко вцепилась в ручку дверцы. Но будучи по-прежнему охвачена болью, Лиз не слышала приближения нагоняющего ее автомобиля, пока тот не подъехал вплотную и не остановился за ее машиной, пронзительно визжа тормозами.

Преодолевая сопротивление ветра, она обернулась и почувствовала, что наконец пришедшее к ней восхитительное освобождение от боли покидает ее, потому что на смену ему приходит иной вид отчаяния. Дело в том, что подъехавший автомобиль принадлежал Роджеру Йейту, а сам он с лицом, темным от гнева, встал перед ней, в два шага преодолев разделяющее их пространство.

– Какого черта вы здесь торчите? – потребовал он ответа. – Немедленно в машину!

Не дожидаясь, пока она исполнит его команду, он взял Лиз за плечи и затолкал ее в кузов, после чего направился к противоположной дверце, двигаясь на ощупь вдоль капота машины.